Паразит

      ― Утро доброе, Лицо.       Я видел перед собой только ноги и трость Стервятника, больше угол обзора мне не позволял. Провёл рядом рукой и почувствовал холодный кафель. Значит, всё ещё валяюсь в сортире. Мне смутно вспоминалось, как и когда я здесь оказался.       Стервятник наклонился надо мной и пощупал моё лицо. Я дёрнулся: в меня будто ткнули острыми булавками. Но ему было плевать, что его ногти до жути острые.       ― Прошу, не шевелись, ― мягко посоветовал он, ― иначе останешься без глаза.       Он оттянул моё веко и посмотрел на зрачок. На мгновение я различил перед собой расплывчатый образ Стервятника. Того самого утреннего Стервятника, которого я увидел когда-то давным-давно недавно. С большим трудом, но я вытерпел эту пытку.       — Вот оно что, ― задумчиво протянул он. ― Советую одолжить у Крыс очки. Если выберешься отсюда, разумеется.       Чтобы показать, что я таки могу двигаться, я перевалился на другой бок и слегка стукнулся лбом об раковину.       ― Пиздец меня держит, ― сухо пожаловался я, царапая непослушными руками склизкий кафель в попытках подняться. Меня душил сушняк.       ― Лежи уже, Лицо, ― расплывчатый Стервятник снова наклонился надо мной. — Это лучшее, что ты можешь для себя сделать. Принесу тебе чай. Погоди-ка…       Голос Стервятника взлетел настолько, что мои несчастные барабанные перепонки едва не лопнули. Птица занесла надо мной когтистую лапу и впилась в жетон на шее, больно меня царапая.       — Это моё! ― истерично вскричал Стервятник. ― Моё! ― он так сильно дёрнул за жетон, что моя голова проехалась по кафелю.       На мгновение картинка перед глазами стала чётче. И в тот же момент я желал только одного ― снова видеть расплывчатый мир. В глазах Стервятника стоял такой ужас, что мне самому захотелось завопить, мои зубы принялись клацать от страха. Я как будто со стороны видел, как он в панике вытаращил жёлтые глаза, как его рот раскрылся, в любую секунду готовый разразиться криком, и как моя рука самостоятельно взлетела и схватила цепкую лапу Птицы.       — Это моё! ― почему-то закричал мой рот в ответ. А дальше — только темнота. Сознание куда-то провалилось, телом больше никто не управлял.       В следующий раз, когда я пришёл в себя, вокруг топтались Птицы. Я мешал им чистить пёрышки. Стараясь не попасть никому ни под ноги, ни под колёса, я пополз прочь из ванной. Кто-то сжалился над моими потугами и помог мне встать на ноги. Я вывалился в коридор без какой-либо цели, уже поняв, что проспаться у меня не выйдет, как бы я этого ни хотел.       Коридоры были пусты, стаи только просыпались. Я пожалел, что не напился воды перед тем, как выйти. Тогда я решил попросить стаканчик чего-нибудь у Крыс. Я без стука вошёл внутрь. Не думаю, что меня бы стали прогонять, и меня совершенно не смущал засранный санузел Крысятника. Я припал к крану с водой. Кто-то уже звал вожака разбираться с пришельцем.       ― О, кого я вижу! ― воскликнул всегда радостный Рыжий. ― Добрейшего утречка моим друзьям-Птицам!       ― Ты чё, объёбанный? ― оторвался я от крана.       Полуголый Рыжий было подошёл ко мне, но тут же отскочил обратно.       ― Ух ты, Лицо, не советую так выходить в коридоры. Сейчас там многолюдно.       По совету Рыжего я глянул в треснутое зеркало.       ― Ёб твою мать, ― я с удивлением рассматривал свои до сих пор расширенные зрачки.       ― Опять Бледного? ― рассмеялся Рыжий, и я тоже улыбнулся, вспоминая эту ситуацию.       ― Могу помочь, ― вдруг понизил голос Рыжий, ― если ты уберёшь это.       Я посмотрел, куда указывал его дрожащий палец. Под раковиной валялся обычный сине-белый полиэтиленовый пакет, коих в Доме было полно.       ― Пакет, что ли? ― ничего не понимая, я скомкал в руках шуршащий полиэтилен и сунул в карман. Всё это время Рыжий с опаской косился в мою сторону. Когда пакет исчез, он уставился на меня, как на героя. Ну и чудик.       ― Сейчас будет твоя награда! ― хлопнул он в ладоши. ― А ну-ка, братья мои, принесите этому уничтожителю лучшие очки!       ― О, ты тут! ― Бледный показался рядом и схватил меня в объятья. ― Как я рад, шо ты живой! Прости, что мы за тобой не следили, мы подумали, шо Жид справится лучше.       ― Забей. Зашёл вот, водички попить.       Бледный тоже был в смешных очках, похожих на девчачьи.       — Это чё, ― усмехнулся я, ― очки Молли?       ― Она мне ещё и трусики свои предлагала, ну, чтобы сразу комплектом, ― прошептал Бледный, ― но я сказал, что это только для нас двоих.       Мы поржали. Рыжий в сопровождении двух Крыс торжественно вручил мне жёлтые очки. Пластик был липким, но носить было можно.       ― Спасибо, ― промямлил я, смущённый такой торжественностью.       ― Пора на кормёжку, братья мои! ― заорал Рыжий. Боясь, что меня задавят, я выскользнул вон. Бледный тоже не пошёл в столовую. Никем не пойманные, мы выползли на свежий воздух.       ― Мне так хуёво, ― поделился впечатлениями я. ― Ничего не хочу. Ни спать, ни есть, ни курить. Только опустошать запасы воды Дома.       — Ну это ты с непривычки, ― хлопнул меня по плечу Бледный. — Это нормально, привыкнешь.       ― Бля, ― простонал я, ― да я больше нахуй никогда это принимать не буду.       Бледный только улыбнулся в ответ. Я решил сменить тему.       ― Э, смотри. Вон, видишь, ― указал я на куст, ― вон там я блевал.       ― Завтра как огурчик будешь.       ― Ой, бля, не говори про жрачку, ― скривился я.       ― Ты бы полежал, чувак, ― посочувствовал мне Бледный. ― Может, и полегчает.       Я решил послушать его совет и вернулся в Гнездовище. Мне казалось, что я чем-то отравлен, несчастный желудок трепыхался в агонии, тело лихорадило. Чёртов яд. Я повалился на кровать. Под толстовкой что-то звякнуло. Полупьяной рукой я выудил жетончик М. В голове кадрами пронеслись утренние воспоминания. Какого дьявола это всё ещё на мне?!       Казалось, руки не хотели мне подчиняться. Я боролся с дрожащими пальцами, пытаясь стянуть цепочку, даже порвать её, но ничего не получалось. Проклятый жетон просто не желал сниматься. Я ослаб и сдался. Ну и хрен с тобой, дурацкая побрякушка, живи пока.       К вечеру мне стало намного легче, получалось думать более-менее трезво. И только тогда я понял, что не видел Стервятника с самого утра. С утра… А где он сейчас? Мне срочно нужно было узнать, где он, и я даже не понимал причину такой спешки. Птицы невозмутимо занимались своими делами. До меня только сейчас дошло, что Птицы так невозмутимо шатались целый день! Они пошли на завтрак без Стервятника, их повёл Дракон. Без него они ушли и на занятия. И обедали, и пели в своём дурацком хоре. А я всё это время валялся и ничего не делал, и не искал его!       Я выскочил в коридор, напрочь забыв о подарке от Крыс, в душе слабо теплилась надежда, что он мне уже не понадобится. Я не понимал, который сейчас час, но нутром чувствовал, что вечер. Судя по оживлению в коридоре, уроки давно кончились. Я решил заглянуть в Кофейник. С последнего моего визита сюда ничего не изменилось. Было немного неловко возвращаться после той комедии. Я перевёл взгляд на знакомый столик и с грустью вздохнул — именно за ним я поспорил с Лордом. Мне ужасно хотелось вернуть то время. Я готов был даже пожертвовать ради него вторым коленом. Да хоть целой ногой, лишь бы вернулся Лорд!       Я осмотрелся. Меня уже зазывали Крысы.       ― Кого ищешь, мэн?       ― Стервятника, ― борясь с чувством дежавю, ответил я.       ― А, так он тут, ― мне указали куда-то под стол. ― Прикорнул малясь.       ― Нихуя себе малясь! ― я обомлел.       Стервятник валялся в полном отрубе. Алкоголем от него не пахло, и он явно не выглядел накуренным. Я был шокирован происходящим и обессиленно плюхнулся на пол.       ― И что мне с ним делать? ― буркнул я, не ожидая ответа.       ― Да ничего, чё ты кипеж наводишь?       Я встряхнул Стервятника, но это не подействовало. Похлопал по щекам, но он только что-то бормотнул под нос.       ― Блядь, ― тяжко вздохнул я.       Я кое-как взгромоздил голову совершенно обдолбанной Птицы себе на колени, от нервов перебирая его мягкие волосы. Как оказалось, я ничего про него не знал. И вдруг стало так тоскливо и обидно, что я зажмурился. А я-то думал, что успел узнать Стервятника, пусть и за такой короткий период, но я думал, что мы сблизились… Но, видимо, я знал лишь то, что он позволял мне знать. И про Макса я понял чисто случайно, а если бы не полез в бассейн, до сих пор был бы в неведении.       Я просидел так довольно долго. Крысы, сидящие за другим столиком, потеряли ко мне всякий интерес и продолжали шебуршать о своём. Пару раз мне предложили выпить кофе, но я отказывался. Ноги затекли, но я упорно продолжал держать Стервятника у себя на коленях.       ― Поднимайся, чувак, ― махнул мне Рыжий, ― или ночевать тут собрался? Птички не придут его забирать. Они никогда так не делают.       ― А вы мне поможете? ― я чувствовал себя растерзанным и жалким, потому что, кроме этой обиды, моё крепкое, сильное тело не слушалось и издевалось.       ― Чего бы не помочь, ― согласился Рыжий. ― Ты же спас меня с утра от полиэтиленового чудовища.       Какая-то крепкая Крыса взгромоздила на себя Стервятника, безвольно повиснувшего на ней. Я подобрал его трость, и, опираясь на неё, поднялся.       ― Пошли, Лицо.       Я побрёл за Крысами. Рыжий молчал, я копировал его.       ― Куда грузить? ― поинтересовалась у меня Крыса. Я указал на его кровать. Он довольно аккуратно положил Стервятника на неё, и они ушли.       ― Чё? ― поинтересовался я у любопытно глазеющих на нас Птиц.       ― Давай и ты выспись, Лицо, ― ответил мне Дракон. ― И на будущее: мы в дела папы Стервятника не лезем.       Птицы согласно закивали ему изо всех углов комнаты.       ― Да пошли вы, ― прошипел я под нос. С удивлением я заметил, что всё ещё сжимаю в руках трость. Я аккуратно поставил её возле кровати.       ― А если с ним бы что-то случилось, вы не подумали? ― внезапно воскликнул я. ― А если бы ему стало плохо, и никто бы не пришёл на помощь? Пора бы привыкнуть, что с ним больше нет того, кто мог бы ему помочь!       Птицы затихли и попрятались в свои гнёзда. Я махнул на них рукой и укрылся в своём.       «Спасибо».       — Вот только не надо, ― тихо простонал я. — Я это не ради тебя сделал.       «Я сказал тебе спасибо, мог бы и повежливей».       Я разделся и замотался в одеяло, как в кокон.       ― Вежливее? ― шёпотом возмутился я, кусая одеяло. ― Да ты же сам вторгся в мою голову, омрачаешь мои сны! Я из-за тебя спать не могу, жрать не могу, жить не могу!       «Вот не сваливай всё на меня. Это ты жрёшь отраву, а не я».       Я взвыл, всё ещё впиваясь зубами в одеяло, и заткнул уши, прекрасно понимая, что этот голос, заполняющий всю мою голову, так не заткнётся.       ― Я жру это, чтобы ты заткнулся! ― процедил я, слюнявя одеяло.       «Ты несправедлив».       ― У меня башка трещит, ― взмолился я. ― Пожалуйста, заткнись.       «Ты от меня так просто не избавишься!»       ― Ну скажи, что тебе нужно? Что?       Голос замолчал.       ― Сука! ― я выплюнул одеяло. ― Отвечай!       ― Не ори, Лицо! ― огрызнулся кто-то рядом.       ― Что тебе нужно? ― продолжал я допытывать Макса. ― Да скажи же ты, блядь!       Голос молчал, зато на меня все зашипели. Я выбрался, чтобы покурить в туалете. Да что же тебе надо, Макс? Или Тень? Кто ты, блядь? Я радовался только тому, что он не может читать мои мысли, и надеялся, что и не сможет.       Несмотря на протесты желудка, я выкурил сигарету, потом напился воды из-под крана. После вернулся в спальню. Все мирно спали. Я подошёл к кровати Стервятника и зачем-то пощупал его пульс.       Стервятник издал громкий вздох. Я дёрнулся.       ― Помоги мне сесть, птенчик, ― его голос шуршал, как листья.       Я подал ему руку. Тот вцепился в неё и тяжело поднялся.       ― Даже не знал, что ты… ― я запнулся и не договорил.       ― Мы многого не знали друг о друге, верно? ― прошелестел Стервятник.       Я согласно кивнул.       ― Хочешь пить? ― предложил я.       ― Пожалуй, хочу.       Я налил ему воды из-под крана. Вернувшись, я заметил, что Стервятник жуёт какое-то растение. Значит, уже можно не переживать. Он с жадностью выхватил у меня стакан и разом его осушил.       ― Думаю, я поспал бы ещё, ― выдохнул Стервятник. Кряхтя как старик, он разулся и лёг с ногами на кровать.       ― Доброй ночи тогда.       ― Лицо, ― окликнул меня вдруг Стервятник.       ― Да? ― я обернулся.       Он сверлил меня изучающими жёлтыми глазами.       ― Если что-то произойдёт, ты же мне расскажешь, верно?       И я, и он знали мой настоящий ответ, но, кривя душой, я всё же дал ему обещание. Стараясь не разбудить Птиц, я раздвинул горшки на подоконнике и свернулся на нём, окружённый чахоточной зеленью. Я дрожал вместе с растениями на холоде, вздрагивая от резких порывов ветра в окно, отчего стёкла мелко судорожно вибрировали. Я упёрся лбом в холодное стекло и уставился в серо-фиолетовую муть ночного неба, то проваливаясь куда-то, то снова выныривая из полудрёмы. Снова снились странные, неправильные птицы, которых не существовало в природе. Может, были они и не живыми вовсе. Длинноногие чудища с перепончатыми крыльями и острыми зубастыми клювами, с согнутыми как у марабу шеями, и всё бродили вокруг меня, зачаровывая своим танцем, сводили с ума скрипением своих зубов. Я просыпался и заново проваливался в этот птичий круг, пока небо за окном не начало светлеть. Я весь продрог и дрожал, как оконные стёкла. Чудом не уронив горшки с фикусами, еле добрался до своей кровати, закутавшись с головой в одеяло.       На завтрак меня никто не будил. Кажется, Птицы старались отрицать сам факт моего существования. Возможно, мне даже повезло, что после вчерашних слов я не оказался в коридоре или у Крыс под дверью с наспех собранным чемоданом. Я пропустил обед и все уроки. И снова решил выбраться к людям, как и вчера, под вечер.       Я надел подарок Рыжего и решил, что неплохо бы раздобыть где-нибудь чаю. Так забрёл в Кофейник, где дрожащими руками отсыпал Кролику на кофе. Хватило ещё и на булочку. Только сейчас я осознал, как же сильно голоден. Я набросился на булку, проглотив её в два укуса. Быстро перекурил и выбежал в коридоры. В планах было навестить Бледного, а потом пойти с ним к Молли. И я уже направился было в Крысятник, но меня перехватил Жид.       ― За мной, ― коротко бросил он.       ― Что за срочность? ― поинтересовался я. ― Как ты, кстати? Отоспался?       ― Надо так.       ― Ты чё со мной не разговариваешь? ― продолжил допытываться я.       Воспитатель молчал.       ― Если ты думаешь, что после произошедшего я стал твоим кентом закадычным, ты ошибаешься, ― огрызнулся Жид.       ― Ну, я думал, мы теперь по одну сторону баррикады, типа…       ― Думал он, бля. Про уроки лучше бы думал, ― продолжал ворчать Жид, уводя меня куда-то вниз. ― Одно внеклассное занятие ты уже пропустил.       ― Так ты же сам это всё на хуй послал, ― съязвил я.       ― А у меня принципы! ― гавкнул Жид. ― Не хочешь ― заставим! За ум браться надо, а не обдалбываться ночами.       Я состроил ему рожу. Мы дошли до кабинета Акулы. Внезапно Жид спрятал острые зубы и смягчился.       ― Давай, Лицо, удачи, ― воспитатель внимательно посмотрел на меня. Я непонимающе уставился на него. Жид только хлопнул меня по плечу и ушёл.       В сердце что-то ёкнуло. Я вспомнил приёмную, старый потёртый диван без подлокотника. Застыл на пороге, ловя знакомое чувство. И оно меня не обмануло. Ещё не успела открыться дверь, как я уже побежал и ткнулся лбом в плечо старшего брата.       Он говорил со мной, как прежде. Но моё имя было будто скрыто некой цензурой. Мозг просто отказывался его воспринимать. Очередной фокус Дома или?..       ― Как ты, «…»? ― брат внимательно посмотрел на меня, откинув волосы со лба. ― Ты очень исхудал.       ― Я не смотрюсь в зеркала.       Брат покачал головой.       ― «…», ты точно не хочешь, чтобы я тебя забрал?       ― Забрал? ― я удивлённо посмотрел на брата. ― Но разве…       Брат набрал в грудь воздуха, сосредотачиваясь.       ― Послушай меня внимательно. Сейчас наша семья переживает нелёгкие времена. Но когда ты вернёшься к нам, я уверен, всё уже наладится. Мы продали квартиру, ― мне резануло слух «наружное» слово, ― а маму увезли в… В специальное место. Там ей смогут помочь. Мы с отцом уезжаем из города, но не переживай, «…», через год, на первых порах, я помогу тебе. А хочешь, можем снимать жильё на двоих.       Я смотрел на брата, практически ничего не понимая из его слов. Моим родителем стал Дом. Других я не знал.       Брат, будто спохватившись, выудил пакет.       — Это твоя машинка, ― он улыбался, кажется, вспоминая наше детство. Я тоже улыбнулся в ответ. Я принял пакет и с наслаждением вздохнул запах чернил. Уже и забыл про родную тату-машинку.       ― Обещаешь же забрать меня, как только я выйду отсюда? Обещаешь приехать?       ― Конечно, ― не задумываясь ответил он, но что-то всё сильнее глодало меня изнутри. Как только брат ушёл в Наружность, сразу за стуком закрывшейся двери на меня набросилась безысходная тоска. К горлу подкатил ком. Мне нужно было выреветь эту грусть из себя. Не разбирая дороги, я помчался в бассейн. Там забился в холодный угол, прижимая к себе пакет.       «Бросили тебя?»       ― Заткнись, ― прошипел я, глотая злые слёзы.       «Как же так? Больше нет того дома, где ты рос?»       ― Замолчи! ― провыл я. Мой голос отлетел от стен эхом.       «Это последняя вещь. Все твои шмотки тут. Тебя полностью переселили сюда».       ― Закрой ебучку! Демон! Заткнись! ― я орал до хрипоты, обращаясь куда-то в потолок. От моего крика всполошились птицы за окнами.       «Он не приедет, и ты это знаешь».       ― Замолчи, ― я судорожно хватал ртом воздух в истерике.       «Ну хорошо. Только последний вопрос».       «Ты хотя бы помнишь своё имя?»       Я свернулся на полу, как червяк, и долго ревел, пока оставались силы. Но приступ прошёл так же резко, как и начался.       Я тёр лицо и не понимал, что вообще здесь делаю. Почему вдруг орал так, что теперь саднит горло? Чёртов М заставил меня задуматься. Я силился вспомнить имя. Своё собственное. Но было лишь «Лицо». Я брёл по Дому, ощущая себя, как в те первые дни, когда у меня отняли имя из Наружности, но ещё не дали новое. В коридоре первого этажа я наткнулся на Жида. У меня не было сил ругаться с ним. Видя его нахмуренное лицо, я снова беспомощно расплакался, как трёхлетка. А он, увидев моё состояние, будто расхотел, как обычно, кричать на меня.       ― Я забыл своё имя, ― пожаловался я, обращаясь к кроссовкам Жида.       ― Отставить истерику!       Я шумно высморкался в предоставленную салфетку.       ― Спасибо, ― прогундосил я, ― Но твои методы не работают. Ты совершено не умеешь обращаться с детьми.       ― Не спорю, ― отмахнулся он. ― Я так понимаю, ты не принимаешь таблетки от Пауков?       ― Конечно нет! ― возмутился я.       ― А зря. Такой хуйни, как сейчас, с тобой могло бы и не произойти.       Я не поднимал головы, но чувствовал на себе знакомый взгляд, как на отсталого. И я действительно почувствовал себя дурачком. Наверняка за подобными таблетками охотились Молли и Бледный. Значит, это нормальные штуки. Я круто развернулся, чтобы броситься бегом в Третью, но Жид ловко ухватил меня за шкирку.       ― Стоять! Сначала будь добр почитать рецепт.       Разумеется, я не стал слушать Жида с его дурацкими советами. Я выцепил из самого дальнего угла тумбочки свёрток, который затолкал туда сразу же после Могильника. Не раздумывая, достал из шуршащей упаковки таблетку и сожрал её, запив какой-то водой. Из пакета выпал смятый квиток — похоже, рецепт. Меня не интересовала дозировка и подобная ерунда, лишь графа, где было вписано имя пациента. Моё имя. Я смаковал его на языке, стараясь запомнить и никогда больше не забывать.       ― Это была вода для кактуса, ― сзади грустно вздохнул Стервятник, ― он любит кипячёную.       Я подскочил, воровато озираясь.       ― Прости!       Стервятник повертел чашку в руках.       ― Ничего, ему хватит напиться.       Он что-то хмыкал себе под нос, косясь на меня. В такие моменты он напоминал мне любопытного мальчишку. Я понял, что его интересовало.       Я выложил содержимое пакета на подоконник, на котором недавно ночевал. Там всё так же стояли горшки с растениями в том же положении, в котором я их и оставил. Стервятник протопал за мной. Я слышал за спиной его заинтересованное сопение. Пока я рассказывал про тату-машинку, где у неё что находится и как она работает, он задумчиво вертел в руках краску, время от времени обнюхивая её.       ― Только не ешь это, ― я надеялся, что Стервятник ещё понимает шутки.       ― М-м, ― многозначительно выдал Стервятник. ― Так значит, этим ты так занятно себя изукрасил?       ― Более того, я практически сам её собрал, ― я любовно погладил машинку. В отражении стекла я заметил любопытные птичьи глазки. Стая меня чаще всего сторонилась, но посмотреть на диковинный предмет подтянулись все, кто мог. Внезапно я почувствовал странное расслабление во всех мышцах. Меня будто мягко обволокло ватой. Впервые я с наслаждением подумал о том, что было бы хорошо сладко поспать прямо сейчас. Меня больше ничего не тревожило, грели только приятные воспоминания с этой машинкой.       ― Её бы смазать, ― задумчиво проговорил я, ― и будет порхать, как ласточка.       Я посмотрел на Стервятника. Кажется, его любопытство не было до конца исчерпано.       ― Лицо, ― по-птичьи склонив голову на бок, он с интересом косился на машинку, ― Не затруднит ли тебя, после должных приготовлений, разумеется, продемонстрировать нашим птенчикам этот прибор в действии? Счёл бы за честь, если бы мне довелось испытать его действие на себе.       Птицы одобрительно захлопали крыльями за его спиной.       ― Да, ― я растерялся от таких речей, ― конечно.       ― Благодарю, ― он кивнул и… Нет, я бы не назвал это улыбкой. Лицо его смягчилось, но, думаю, для того, чтобы охватить себе кусочек настоящей папиной улыбки, нужно хорошо постараться, сделать что-то из ряда вон выходящее.       Я был так растерян, что забыл сказать Стервятнику, чтобы тот подумал, что хочет изобразить и где. Но, кажется, я догадывался, что он хочет. Я почти с уверенностью готов был утверждать, что Стервятник захочет навсегда оставить на своей коже имя. Точнее, имена. За пределами мира Дома, смутно помнилось мне, это было бы пошло, я никогда такого не набивал, даже если меня просили. Но здесь, с ним, это звучало правильно. Так было нужно. Я собрал всё обратно в пакет. Мне не хотелось, чтобы кто-то мешал и оскорблял взглядами священное действие. Но паре крысят я бы хотел показать, что у меня есть. А также у меня был гостинец. Но нужно было потерпеть, чтобы сообщить эту новость после ужина.       По дороге в столовую я нагнал Бледного и заманчиво пошуршал пакетом, стараясь не довести до обморока Рыжего, который шёл недалеко от нас. Крысёнок навострил уши и сунул туда любопытный нос. Обилие гостинцев вызвало у него бурю эмоций.       ― Потом понюхаешь, токсикоман хренов, ― запрятал я пакет в карман куртки. ― Встречаемся тут. Жри реще, понял?       Мы вернулись в бассейн и снова включили пахучее чудище. Комнатушка у раздевалок почему-то навевала на меня странное чувство ностальгии. Для начала я продемонстрировал им свою машинку. Молли и Бледный, затаив дыхание, наблюдали за моими действиями. Они были более эмоциональными зрителями, чем Стервятник. Подумав о нём, я заволновался.       ― А если я сделаю не так что-то? Где-то косячну? Не могу облажаться перед ним, ― поделился я своими опасениями перед друзьями. ― Да вы заебали это нюхать! ― возмутился я, отбирая у Бледного краску. ― Токсикоманы, бля!       ― Не очкуй, ― поддержала меня Молли. ― Ща потренируешься. Сделай мне чё-нить клёвое?       ― Хочешь смайлик какой-то крутой? ― предложил я.       ― Ну давай, ― заулыбалась девочка. ― На лице у тебя пиздато вышло, значит, и это сделаешь.       Я огляделся.       ― Как же тут грязно, ― я включил режим Жида.       Крысята скуксились.       ― Ну ты и зануда.       ― А если грязь какая? ― проворчал я. ― Хочешь без кожи гулять?       Молли обиженно зыркала из-под длинных ресниц.       ― Ладно, ― принял я решение. ― Ночью придёте в класс. Я покажу Бледному какой. Там хотя бы нормально сделаю.       Молли восторженно взвизгнула и от души чмокнула меня в лоб. Я решил, что сейчас лучшее время поделиться гостинцами. Девчонка с видом знатока отобрала у меня Паучьи таблетки.       ― Я уже сожрал одну, ― поделился впечатлениями я.       ― А что раньше не делился? ― Молли треснула меня в лоб, который только что целовала.       ― Ну я ж не знал, ― принялся оправдываться я.       ― Ме-ме, не знал он, ― передразнила меня девчонка. Она вытащила пару таблеток и разделила их с Бледным.       ― Ладно, ― смягчилась Молли, ― Ты молодец всё-таки.       Мы условились встретиться этой ночью. Бледному я показал место, надеясь, что если у него один раз прокатило притащить Молли в Крысятник, то и в этот раз тоже выйдет. Чёрт, надеюсь, я тоже не облажаюсь.       Бледный не подвёл. Два накуренных крысёнка уже ждали меня на Перекрёстке. Убедившись, что нет случайных свидетелей, мы тремя тенями шмыгнули в пустующий класс. Я предусмотрел даже место, где лучше прятаться Молли, если вдруг кто-то любопытный придёт на жужжание машинки. Девочка уселась напротив меня на стул, скинув перед этим ботинок и закатав штанину, и сунула мне свою ножку.       ― Вот тут давай, ― ткнула она мне на свою изящную лодыжку. Я понял, что вспотел. И явно не от жары.       ― Ну ты шо, не переживай так, ― Бледный понял меня по-своему. Он стоял сзади и, как ассистент врача, вытирал мне пот со лба.       ― Бледный тут вот накалякал, ― Молли махнула парню, чтобы тот сунул мне листок.       ― Эге, ― протянул я, рассматривая странную хрень в виде жёлтого плывущего смайлика. ― Ну, окей. Готова?       Молли, хихикнув, скользнула голенью мне по бедру. Она оказалась в крайне опасной близости с моим членом. Я вытаращился на ножку в нежном девчачьем носочке с облачками и отчаянно потел. Бледный предложил мне косяк, но я категорически отказался. Мы сожрали паучьих таблеток, и я принялся за работу.       ― Теперь у меня будет классная татуха, ― хихикала Молли, пока я переводил ей рисунок на кожу, ― и ты будешь чаще у моих ног, Бледный!       Пока Молли не произнесла имя Бледного, я всерьёз думал, что речь шла обо мне. Кажется, девчонка тоже подумала об этом и хитро на меня уставилась.       ― А ты?       ― Что я? ― чтобы скрыть волнение, я сосредоточился на работе.       ― Будешь моим пёсиком?       Я нервно сглотнул. Бледный снова смахнул мне пот со лба какой-то тряпкой. Ладони так вспотели под перчатками, что я был уверен, что скоро из них польётся.       ― Да, засунул бы твою ножку себе в рот, ― выпалил я, включая машинку.       ― Что? ― переспросила Молли, продолжая сладко улыбаться.       ― Говорю, птица я, но в игровой форме это забавно, — я сосредоточенно присматривался к эскизу.       Молли было захохотала, но вовремя спохватилась и зашлась беззвучным смехом. Где-то сзади меня хихикал Бледный.       ― Молли, пожалуйста, ― взмолился я, чувствуя напряжение в штанах, ― ну положи ногу на стул рядом.       ― Ты покраснел пиздец, ― посмеялась надо мной девчонка, но ножку поставила на стул, как я и просил. Я подумал, что, сделай она так, когда мы были под теми колёсами, я бы точно умер. Решив оставить эти волнующие мысли на бессонную ночь, я приступил к делу. Молли перенесла процесс стойко.       ― Ладошки вспотели, да и всё, ― поделилась она впечатлениями.       ― Теперь можно покурить, ― выдохнул я, рассматривая свою работу.       ― А заебца вышло, ― похвалил Бледный.       ― Ты ничего не хочешь? ― поинтересовался я у него.       ― Пока не придумал, ― качнул плечом Бледный.       Докурив, я принялся собирать свои инструменты. Бледный отправился на разведку.       ― А я всё слышала, ― шепнула мне Молли.       ― Я в курсе, ― усмехнулся я. ― Я на это и надеялся.       ― Ты опять покраснел, ― зафыркала Молли, но и сама она была не в лучшем состоянии.       ― Спать не ложись с этим, ― я указал на перемотанную лодыжку девчонки. ― Татуха дышать должна.       Торжественно вручил ей крем после бритья.       ― Вот, этим мажь. Заживляет лучше всякого.       Я помог Молли встать. Она напоследок подразнила меня ножкой и стала натягивать ботинок. Вернувшийся из разведки Бледный объявил, что всё чисто. Я выключил недобитую крысиную лампу и вручил ему. Тесно прижавшись друг к другу, крысята выскочили в коридор. Я же решил отдышаться и покурить на Перекрёстке. Расслабившись, я сразу и не понял, что меня кто-то нюхает. Пока не почувствовал «смрадную вонь» ― эту фразку я подслушал у Стервятника ― в своём носу.       ― Почему от тебя пахнет девушками? ― прошипел Слепой.       ― Это шмаль, ― огрызнулся я. ― Иди и посмотри, что нет тут никого. Ах да, точно…       ― Предупреждаю, несоблюдение Закона чревато…       ― Слушай, отвали, а? ― вскипел я. ― Я тебя понял.       Слепой продолжал принюхиваться.       ― Да прекрати ты так делать, это бесит! ― я поднялся с дивана. ― В родном Доме, блядь, покурить не дадут спокойно!       Тот подозрительно дёрнул носом.       ― От тебя смертью несёт, ― выдал Слепой.       Я разозлился окончательно.       ― Охуеть ты нюхач, блядь! А ты свой запах чуешь? Помылся бы хоть раз, тогда и дал бы тебе кто-нибудь. Ах да, твой же Закон и не даст тебе этого сделать!       Я, зло топая, удалился в Третью, закинулся таблетками и спокойно проспал до самого утра. А утром стая окружила меня. Особо смелые и любопытные стояли ближе, те, кому было особенно неинтересно, остались на своих кроватях.       Мы подтащили стол, водрузили на него лампу, я разложил всё так же, как делал накануне ночью с крысятами. Только не было Молли и её прекрасных ножек… Но был Стервятник. И теперь я потел в два раза сильнее.       Стервятник изящно снял свои запонки готического героя и легко закатал рукава рубашки.       ― Весьма любопытно, что же это будет, ― его жёлтые глаза по-ребячески блеснули. Большая Птица положила руки на стол, ладонями вверх, полностью мне доверяясь. В животе что-то перевернулось от волнения, будто мне дали под дых. Я не понимал, что происходит. Когда я взял тонкие запястья в свои руки, меня будто током прошибло. Я не мог описать это совершенно непередаваемое ощущение.       ― Прости, ― я вдруг осип.       Мы на мгновение встретились взглядами. Стервятник мечтательно смотрел на меня из-под опущенных ресниц, видимо, представлял будущие татуировки.       Я перевёл взгляд на его бледную кожу рук. Если бы я мог, я бы изобразил на ней что-то прекрасное и тонкое, как и он сам. Но Стервятник не пожелал ни деревьев, ни птиц, даже никакого растеньица, хоть кактус. Он просто хотел копию их с братом бирок. На одной руке «М», на другой «Р». Под буквой «Р» он хотел ключ, под «М» ― замок. От детского наива Стервятника у меня защипало в носу, но я взял себя в руки. Я очень надеялся, что мой внутренний мучитель не идиот и не станет дёргать моими руками во время работы.       Кожа Стервятника была настолько прозрачной, что под ней легко угадывались лилово-голубые вены. Мне было страшно повредить такой хрупкий холст.       Как я и ожидал, была кровь. К чести Стервятника, он ни разу не дёрнулся. Я даже удивился сам себе, как смог сделать так быстро и так аккуратно. Как только я закончил, Птицы, галдя, облепили любимого папу, оттеснив меня от него.       ― Спасибо, ― выдал я. Стервятник удивлённо глянул на меня поверх голов.       — Это я тебя должен благодарить. Вышло живописно. Спасибо, птенчик. С честью буду носить чернильные украшения как память.       Как только Птицы удовлетворили своё любопытство ― мне приходилось шикать на них, чтобы они не тыкали пальцами, хоть они и не слушали меня ― Стервятник упорхнул на свою стремянку. Рукава он так и не закатал. Он застыл, не мигая и не двигаясь, и всё рассматривал свои руки.       Я вышел из Третьей с чувством странного удовлетворения. Надеюсь, это отвлечёт Стервятника от его хмурых дум. Как только убедился, что рядом никого нет, решил заговорить сам.       ― Спасибо, что не дёргал моё тело, пока я работал.       «Я же не идиот. Ты делал это для моего брата».       Я вздрогнул, не ожидая, что Макс мне ответит. Обычно он начинал пиздеть сам.       «А вышло хорошо. Эх, хотел бы и я рисуночек…»       Голос Макса звучал всегда одинаково, но сейчас в нём проскальзывали нотки мечтательности. Я и не думал, что он на такое способен. Я выбрался на площадку второго этажа.       ― Стой где стоишь! ― донеслось сверху. Я задрал голову. Ко мне спускался Жид.       ― В чём у тебя руки? ― поинтересовался он. Я подумал, что неплохо бы ему хуй где-нибудь набить, но промолчал.       ― В моей чёрной душонке, ― криво пошутил я. Жид тоже не оценил шутку.       ― Пошли заниматься, ― энтузиазма в его голосе не слышалось.       Я поплёлся за Жидом обратно. Паучьи таблетки странно на меня действовали, не хотелось кидаться на Жида, даже обзываться было лень. Я завернул в наш класс и выудил свои учебники с тетрадками, разрисованными всякими чертями.       ― Нормальные таблетки дали Пауки, ― сказал я. ― Я даже поспал нормально.       ― Похвально, но ты не переусердствуй, ― Жид уселся на учительский стол. ― Эти вещи могут и зомби из тебя сделать.       Я, испугавшись, чуть не промахнулся мимо стула.       ― Правда, что ли?       ― Да, ― пожал плечами Жид, ― закормят тебя таким и всё, ты овощ.       Я поник. А ведь и правда. У меня от них странное расслабленно-варёное состояние. Транки, что ли? Но почему же на Молли и Бледного они действуют не так? Почему я вижу всякие тени наяву и для меня это норма, а для них ― бэд трип? Что со мной не так? Почему я увидел этот лес? Кому ещё он показался? Стервятник, ебучий Слепой… Сфинкс не был там, но был «по ту сторону Дома» со слов Табаки. Я никак не мог представить себя в этой цепочке. Каким боком там я? Я не понимал. Как и не понимал, почему до сих пор слышу Тень.       ― Я знаю, тебе это так же не упёрлось, как и мне, ― поднял я взгляд на Жида. ― Давай я сделаю свои уроки, которые мне не влом, конечно, а ты там просто посиди, почитай.       ― По рукам, ― отозвался Жид и выудил пачку из кармана.       ― С каких пор ты куришь на постоянке? ― поинтересовался я.       Жид меня проигнорировал.       Мы просидели очень долгие минуты, кажется, вечность. Жид тусил на столе, качая ногой, время от времени зевая. Я пытался сделать уроки, пару раз перекурив в процессе.       ― Замечательное вышло внеклассное занятие, ― съязвил я.       ― О да, ― подхватил мой саркастический тон Жид. ― Всегда бы так сидел и не пиздел, цены бы тебе не было.       Мы разошлись, и я выдохнул с облегчением.       «Почему ты всегда с ним такой противный?»       ― Потому что иди на хуй. Не твоё дело.       «Нет, моё. Почему ты всё присваиваешь себе? Бассейн, значит, твой…»       ― Закройся! ― перебил я Макса. ― Я понял, не нуди. А чего тебя так Жид интересует, понравился?       Голос не ответил. Обиделся, что ли? Ну и хрен с ним. Я поспешил в столовую — кажется, я слышал звонок на ужин. К ночи я встретился с Молли и Бледным. У Молли я видел что-то в руках, но разглядел только когда мы зашли в бассейн. Она протягивала мне самый настоящий электрический чайник.       ― Можешь не нюхать, ― усмехнулась она, — это не от Кошатницы.       Я недоумённо смотрел на подарок.       ― Э… Спасибо.       ― Бледный сказал, что у вас чайника нет, ты по коридору бродишь, у всех кипяточек стреляешь, ― фыркнула она. Я показал Бледному кулак.       ― А шо? ― захлопал он глазами. ― Так и есть.       ― Так вот, ― продолжила Молли, ― стала я вчера думать, как тебя поблагодарить за татуху, а потом чёт вспомнила про чайник. А вообще не от меня это, а от Габи. Запал ты ей в душу, Лицо.       ― Какой Габи? Я никого, кроме Химеры, не видел, ― я захлопал глазами, как Бледный.       ― А она тебя ― ой как да, ― хмыкнула Молли. ― Ну, короче, девчонки тебя хотят ещё видеть и сильно. Как говорится, велком.       Мы сели на лавку и раскурили косяки.       ― Не чеши, ― я поймал за руку Молли, так и тянувшуюся почесать лодыжку. ― Дай лучше посмотрю.       Молли протянула мне ногу. Я осторожно взял её под икру.       ― Не болит? Выглядит нормально.       ― Не, чешется только, ― ответила Молли. Мы ещё немного посидели-поговорили и разошлись.       Я вернулся в Третью с чайником под мышкой. Стол так же стоял, освобождённый от растений и горшечного хлама. Я торжественно шлёпнул по нему чайником. Потом меня что-то дёрнуло, и я подошёл к кровати Стервятника. Птичий вожак мирно спал. Из-под одеяла высовывалась только его рука с татуировкой на запястье. Кожа немного опухла, но ничего страшного, к счастью, я не разглядел.       Перед сном я хотел принять паучью таблетку, но вспомнились слова Жида. Мне показалось, что из коробочки выполз паук. Я выругался и снова засунул таблетки в самый дальний угол тумбочки. К моему удивлению, до подъёмного звонка меня разбудил крысёнок, пробравшийся в нашу стаю.       ― Ты чего тут? ― я пытался продрать глаза.       Бледный беспокойно озирался по сторонам.       ― Да все спят, ― прошептал я, ― не ссы.       С удивлением я обнаружил, что Бледный в куртке и в шапке.       ― Ты чё? ― задал я логичный вопрос, поднимаясь.       ― По дороге расскажу!       ― Дурачок, ― пожал я плечами.       Решив, что неспроста Бледный тепло оделся, я тоже последовал его примеру. Хрен его знает, куда мы потащимся.       ― До завтрака уложимся?       ― Та конечно да, ― махнул рукой Бледный. ― Дело плёвое.       ― Ну, а что за дело-то? ― я от души зевнул.       ― Забрать надо кое-что во дворе, ― загадочно ответил Бледный.       Я вздохнул.       ― Ну погнали.       Мы выбрались никем не замеченные. Бледный уверенно шёл куда-то в сторону Наружности.       ― Если ты собрался лезть через забор, ― предупредил я, ― то без меня.       ― Та я не, бля, ты чё!       Мы добрались до проволочного забора. Шмыгнули за кусты. Бледный достал перчатки и, надев их, принялся ворошить землю под забором. Я помогал ему, откидывая снег вперемешку с грязью ногой. Наконец, нам показался огромный пакет. Под проволочным забором было что-то вроде собачьего лаза, сейчас заметённого, но достаточно большого. В полиэтилене что-то знакомо звякнуло. Бледный деловито покопался в пакете, затем удовлетворённо хмыкнул. После этого он достал из внутреннего кармана маленький свёрток и сунул его в дыру.       ― Так вот откуда у тебя бесконечные запасы, ― прошептал я. ― Красава.       ― Та, ― тихо хохотнул Бледный, ― друзья-приятели помогают как могут.       Я сунул нос в пакет, полностью забитый бутылками.       ― Нихуя себе, ― присвистнул я.       ― Выберусь отсюда, ― мечтательно заявил Бледный, ― Устроим с ними такой движ, у-у-у!       ― А Молли с собой возьмёшь?       ― Конечно! ― кажется, Бледного возмутил мой вопрос.       ― Так что дальше? ― сменил я тему. ― С бухлом.       Бледный выцепил из кармана куртки ещё пакет. Мы уложили бутылки компактнее и рассовали по внутренним карманам.       ― Теперь в Дом. Главное, чтобы Крысы не пронюхали. Это не им.       ― А кому? ― поинтересовался я.       ― Нам, ― расплылся в довольной улыбке Бледный.       ― Прямо всё?       ― Ну, не только. Это подарок девчонкам. Ты забыл?       ― Я не хочу, чтобы они опять пиздились.       ― Я тебе глаза закрою, ― хохотнул Бледный. ― Своим хуем.       ― Долбоёб, ― я треснул Бледному по шапке.       ― Ты звенишь, ебанутый!       Мы спохватились. Дом ещё не проснулся, а мы тут вопим, как идиоты. В Доме мы окончательно притихли и в тишине поднялись на третий этаж. Там нас уже поджидала Молли.       ― Пиздец вы тихие, ― сказала она вместо приветствия. ― Принесли?       Мы закивали. Молли сцапала добычу и расцеловала Бледного. Меня, как хорошего мальчика, погладили по голове.       ― Всё, пиздуйте, — пожелала нам доброго пути девчонка. ― А ты, Ёблышко, приоденься. С девочками знакомить буду.       Я не успел ничего ответить, а Молли уже смоталась с добычей.       ― Пошли жрать, ― потащил меня с запретного этажа Бледный.       Мы переждали время на Перекрёстке, чтобы избежать лишних вопросов, а потом присоединились к стаям по пути в столовую.       ― Уроки проебём? ― шептались мы по дороге.       ― Конечно.       ― Надо съебаться, пока Жидяра не сцапал.       ― Та чё-нить придумаем…       Мы разбрелись по столам наших стай. Быстро вкидывали в себя еду и постоянно переглядывались, как два идиота. Жид подозрительно зыркал на меня из-за своего стола. Я указал в его сторону кивком. Кажется, Бледный меня понял. Ну, я надеялся на это.       Завтрак подходил к концу. Я уже начал переживать, что у нас ничего не получится, как тут в меня прилетел кусок запеканки. Птицы по бокам от меня возмущённо чирикнули. Я покосился на Стервятника. Тот снова пребывал в прострации и ничего не замечал. Тогда я перевёл взгляд на стол Крыс.       Бледный, улыбаясь как дурачок, сложил пальцы сердечком, а потом сложил пальцы левой руки буквой «о» и указательным другой руки потыкал между них.       ― Сука, ― улыбнулся я, цепляя ложкой кашу. Я отправил овсянку на стол Крыс, целясь в Бледного, но не попал. Серый комок шмякнулся посреди стола. Крысы всполошились, принялись озираться и пихаться друг с другом. Кто-то подхватил игру и зашвырнул в состайника кашей.       Крысиный стол вдруг взорвался. Замелькали руки, взлетающие куски еды, ирокезы, а надо всем этим раздавался истеричный хохот Рыжего. Кто-то из воспитателей бросился к ним успокаивать, Бледный же подорвался с места и побежал в мою сторону. Я тоже подскочил и рванул за ним. В тот же момент со своего места сорвался Жид и бросился нас догонять. Бледный пнул в его сторону лавку. Жида это не остановило, он ловко через неё перемахнул и продолжил погоню.       ― Тебе нас не догнать! ― взвыл я, хохоча.       ― Я тебе зад надеру, гадёныш! И тебе, крысёныш! ― неслось нам вслед.       Мы с Бледным выскочили в коридор и, взявшись за руки, прибавили скорости. Так действительно выходило намного быстрее.       ― Жид, отсоси! ― прокричал я, не оборачиваясь, чтобы позорно не наебнуться. ― Мой! Хуй!       Мы промчались мимо Перекрёстка, надеясь добраться до первого этажа, прежде чем выбьемся из сил. Жид грохотал где-то сзади.       ― Малолетние содомиты! ― орал он на весь коридор. ― Негодяи! Стервецы! Поганцы!       ― Он так бесконечно может, ― пытаясь не сбить дыхание, выдал я. Мы еле сдержали приступ смеха.       Наконец, мы выбрались на лестничный пролёт. Жид отстал, но мы продолжили бежать. Повалились где-то под лестницей и зашлись визгливым смехом. Кажется, Жид бросил идею нас догнать. Наверняка пошёл помогать унимать Крыс.       ― В бассейн нельзя, ― мы стали думать, куда податься, ― он туда притащится в первую очередь.       ― Та и похуй на него, ― Бледный улыбался, ― пизды получит.       Мы снова заржали, как два идиота. Я сказал, что ради этого точно пойду в бассейн. Но у Бледного уже появилась другая идея. Мы вылезли во двор. Бледный откуда-то из недр куртки вытащил баллончик с краской. Затем задумчиво почесал башку и принялся рисовать на снегу гигантскую букву М.       ― Думаешь, Молли это увидит? ― я стоял поодаль и оценивающе смотрел на его творческий процесс.       ― По-любому, ― протянул Бледный.       Я задрал голову, уставился на Дом, пытаясь понять, где там комнаты девушек, и поёжился. Дом возвышался над нами серой стеной.       ― У тебя нет такого ощущения, что Дом наблюдает?       Бледный вытаращил глаза и потянулся ко мне трогать лоб на наличие температуры.       ― Ты чё, Яйцо? Ты заболел?       Я со злостью стряхнул его руку.       ― Проехали. Пошли в бассейн.       Мы пробрались в комнатку у раздевалок, уже ставшую нашим местом. Вытащили из моих запасов журналы с порнухой и комиксами, и, покуривая косяки, лениво листали их.       ― А ты часто у девчонок бывал до этого? ― спросил я у Бледного.       ― Пару раз был, ― отозвался он.       ― А Габи ты видел? ― продолжал допытываться я. Бледный рядом подозрительно рассматривал в журнале вагину.       ― Мельком. Молли говорит, она о-очень высокая.       ― Блядь, убери от меня это! ― я хлопнул по журналу, который рассматривал Бледный. ― Найди получше.       Бледный перевернул страницу. В этот момент дверь с грохотом распахнулась.       ― Ага! ― в дверь вломилась Молли. ― Чё, обосрались? Чё делаете? ― она уселась между нами на пол.       Я покраснел, понимая, как мы нелепо сейчас выглядим среди пошлых журналов. Молли сцапала один из них. Я даже не попытался её остановить.       ― Ой, фу-у-у, ― протянула она, листая журнал, ― Лицо, ты не бойся, у наших девчонок не такие пещеры, —она хихикнула и опять показала мне страшный разворот.       ― Да блядь!       Молли и Бледный захохотали.       ― Это ты снег изрисовал?       ― Я, ― Бледный гордо улыбался.       ― А чё это значит?       ― Ну, это М, ― растерялся Бледный.       ― А М это что? ― продолжался смеяться над ним Молли. ― Морковь? Малафья? Макака? Мафия? Мальвина?       ― Пожалуйста, остановись! ― взмолился я, задыхаясь от смеха.       Мы просидели в каморке до ужина. Молли ушла чуть раньше. А мы с Бледным побежали в столовую. Жрать хотелось зверски. Где-то на лестнице меня сцапал Жид. Он схватил меня за шкирку и принялся отчитывать, как котёнка.       ― Я тебя когда-нибудь так выпорю, ― снова краснел он ушами, ― Так, что ты сидеть неделю не сможешь, шкодливый ты мальчишка!       ― Не видать тебе моей жопы! ― я вырвался из его лап. ― Скорее свиньи по небу полетят!       ― Чё ему от тебя вечно надо? ― спросил у меня Бледный, когда мы уже шли в столовую.       ― Нравлюсь, ― хмыкнул я.       ― Обойдётся, ― серьёзно ответил Бледный, ― Сегодня ты увидишь сиськи, мой друг. И даже потрогаешь их! А ещё увидишь…       ― Стой! ― перебил его я. — Не смей.       ― …пизду, ― невозмутимо закончил Бледный. ― Очень красивую, как райский цветок, и она не будет тебя пугать.       ― Да не боюсь я! Нет, ту боюсь из журнала, а других нет!       Весь ужин мои мысли были только об этом. Я вдруг подумал, что вывожу в тарелке очень странные символы. Я быстро раскидал пюре, хотя, честно говоря, со стороны невозможно было разобрать, что это. Но мне вдруг стало казаться, что стая читает мои мысли. Я попытался сосредоточиться на чём-то помимо, но ничего не выходило. Я и сам не понимал, отчего так волновался, но после ужина покорно вернулся в Гнездовище. Тщательно обнюхал свои шмотки, и решил, что душ принять надо обязательно. Очень долго простоял в задумчивости под струями воды, пока кто-то из Птиц не пришёл меня выгонять агрессивным стуком в дверь.       ― Да выхожу, бля!       Я ещё раз осмотрел себя в зеркале. Напоследок перевёл взгляд на жетон. Во мне вдруг проснулась злость.       ― Пошёл на хуй! ― я сорвал с себя жетон и забросил его куда-то в дальний тёмный угол.       ― Трусы бы надел, ― прошипел кто-то из Птиц.       ― Я у себя в Гнезде и без штанов походить не могу? Пиздец! ― возмутился я. ― Делаю чё хочу, понятно?       ― Эксгибиционист, ― обозвал меня кто-то.       ― Ты ведёшь себя как… ― Стервятник осёкся. ― Один хорошо знакомый мне человек.       Я продолжил поиск трусов. Ничего не понимаю. И не хочу. Потом, всё потом. Я выкопал свои лучшие чёрные шмотки, расчесал волосы пальцами и выбрался в коридор.       ― Ты когда сбреешь эти усишки? ― сделал я комплимент Бледному.       ― А мне они нравятся, ― почесал он за ухом.       ― Не, чувак. Не.       Было ещё мало времени, поэтому мы зарулили в гости к Крысам. Рыжий предложил нам по чуть-чуть. Я немного расслабился, но не до конца, и продолжал дёргать ногой.       ― Угадай, кто сегодня потрахается, ― Бледный с гордостью похлопал меня по плечу. Рыжий потёр руки.       ― О, секс в обход закона! Потрясающе! ― понесло Рыжего. ― Пора бы сказать Слепому, чтобы отменял к чертям собачьим этот Закон! Даёшь свободную любовь!       ― О-о, ― покачал я головой. ― Пацаны, остановитесь!       ― Но я так и не узнал имя! Хотя бы опишите её! ― расплылся в пошлой улыбке Рыжий. ― И чтобы потом, Лицо, ты рассказал всё в подробностях!       Мне одновременно хотелось приложить Рыжего чем-то тяжёлым и испариться из Крысятника. Наконец, мы покинули Крысу с его грязными шуточками.       ― Он сам-то голую бабу, кроме как на картинке, видел? ― проворчал я.       Бледный пожал плечами.       ― Он пол Дома переебал.       Свет в коридорах уже погасили. Бледный опять в страхе жался ко мне. Я сжал его руку.       ― Да что же ты так очкуешь-то?       ― Та не знаю. Чёт меня напрягают эти коридоры без света.       Мы вышли на лестницу и затихли.       ― Чё, ссыте, да? ― шёпотом поприветствовала нас Молли. Она встречала нас там же, где и сегодня утром.       ― Успокой Бледного, пожалуйста, ― прошептал я. ― Он пиздец боится темноты.       ― Ну что ты, котик, ― послышался ласковый шёпот Молли, а за ним причмокивающий звук.       Мы снова крались коридором до её комнаты.       ― Возможно, будет Крыса, ― шептала девочка, ― вы поймёте, кто это. Не смотрите на неё, если не хотите шрамы, как у Лица.       Я возмущённо засопел. Мы зашли в комнату. Девчонки устроили интимную обстановку с помощью пары настольных ламп, стоящих посреди комнаты прямо на полу. Там же стояла батарея портвейна Бледного. Девчонки даже раздобыли что-то съестное. Рыжую девчонку я уже мельком видел. Кажется, её так и звали. Я не мог понять, что меня в ней отталкивает. Девчонка как девчонка, но в глаза ей я смотреть не желал.       Молли провела нас в уютный островок света. Она надела короткие шорты. Наверное, чтобы похвастаться моей татухой, тщеславно подумал я. А потом я заметил очень длинные ноги в чёрных чулках. Меня представили Габи. Я не мог понять, зачем она портит интересную мордашку такой боевой раскраской. Так-то она могла быть и получше Рыжей.       Мы разлили по стаканам портвейн, хотя я согласен был пить из горла. Чокнулись за знакомство. Я старательно пытался не соскальзывать взглядом на грудь Габи, хотя её бесконечно длинные ножки волновали меня ещё больше.       ― Спасибо за чайник, ― опомнился я.       Габи хихикнула. У неё оказался голос с хрипотцой.       ― Да не за что, Лицо.       Молли передала нам косяк, заговорщически подмигнув мне.       После ещё пары стаканов неловкость ушла совсем. Габи включила магнитофон, Молли предложила поиграть в карты. Мы дружно согласились, что на желания даже веселее играть, чем на раздевание. Рыжая сказала, что она и без карт может раздеться. Мы её остановили. Я так хреново играл, что меня временно отстранили, но я не возражал. Попивал портвейн, наблюдая за игрой, а голова моя покоилась на мягкой груди Габи. До этого я стащил у неё резинку, и теперь её волосы время от времени щекотали мне лицо. Я со смехом наблюдал, как Бледный продувает девчонкам.       Молли и Рыжая о чём-то перешёптывались, косясь на Бледного, похоже, выбирали ему наказание поинтересней. Договорившись, Молли переползла к нам с Габи.       ― Это будет охуенно смешно! ― прошептала она. Мою голову зажало между аккуратной грудью Молли и пышной грудью Габи. Я блаженно улыбался. Молли тем временем продолжала с радостью описывать наказание для своего парня. ― Рыжая даст ему своё платье. И он так должен просидеть весь вечер!       ― Дай ему свои носочки, ― посоветовал я, ― чтобы к платью подходило.       Молли прыснула, Габи тоже рассмеялась. Меня уютно покачивало на груди. Бледный растерянно смотрел на общий сговор.       ― Раздевайся! ― объявила Молли.       ― Раздевайся! ― подхватил я.       ― Раздевайся! ― поддержала меня Габи.       ― Раздевайся! Раздевайся! ― смеялась Рыжая.       Бледный, качаясь, поднялся и неловко принялся стягивать футболку. Молли помогла ему снять штаны. Затем нам пришлось немного подождать, пока они прекратят сосаться. Молли заставила его снять и носки. Рыжая уже нашла странное платье, больше подходящее бабушке, чем юной девушке.       Бледный завздыхал и натянул нежно-розовые носочки, а затем платье. Молли вовлекла его в танец. Я не мог удержаться от смеха.       ― А Лицо тоже много раз проиграл! ― указала на меня смеющаяся Рыжая. ― Накажем и его!       Габи мягко меня отстранила и поползла к ней. Я почувствовал, как вспыхнули мои уши. Её короткое платье совершенно ничего не скрывало. Сначала я увидел край её чулок, а затем и трусики. Она так и продолжала стоять на коленях, пока шепталась с Рыжей. Молли тоже к ним присоединилась, то и дело хитро посматривая на меня. Бледный же так и продолжал танцевать, покуривая косяк.       ― А тебя мы накрасим, ― ласково проговорила Габи, улыбаясь мне.       Я нервно сглотнул, снова глянул на Бледного. Если они заставили его одеться в платье, накрасить меня им будет проще простого. Габи села сверху, обхватив меня крепкими бёдрами. Я не смог удержаться от того, чтобы не обнять её за талию.       ― Девки, дайте сумочку! ― попросила она.       Когда у неё в руках оказалась косметичка, она достала странный крем под названием Балет и изучающе уставилась на меня. Она держала меня за подбородок, иначе бы я снова нырнул в её грудь.       ― Нет, ― покачала она головой, ― этим не буду мазать. У тебя татухи клёвые.       ― Спасибо, ― я из последних сил держал себя в руках, осознавая, как откровенно она на мне сидит и как красиво задралось её платье.       Остальные с интересом наблюдали, как она разрисовывает моё лицо. Бледный плюхнулся рядом.       ― Мы теперь сёстры, типа, ― он пьяно заржал, ― понял, да? Типа братья были, а теперь сёстры.       ― Я тебе щас въебу, ― я замахал на него свободной рукой — вторая была занята задницей Габи. Я решил её облапать, меня никто не остановил, и я был доволен.       Габи слезла с меня и внимательно осмотрела.       ― Хороший мальчик, ― сказала она. ― А теперь погавкай.       ― Чего? ― я пьяно улыбался.       ― Давай! ― подхватила где-то рядом Молли. ― Ты же хороший щеночек!       ― Давай сюда, ― вдруг сказала Габи. Я обернулся, мельком заметил, что Молли ей что-то передала. Молли оказалась на кровати сзади меня. Она придержала меня ножками, Габи наклонилась и что-то нацепила мне на шею. Я потрогал это «что-то». Оказалось — ошейник. У какого Пса они его отобрали?       ― Он такой милый! ― восхитилась Молли, хлопая в ладошки.       Габи распрямилась и отошла на другой конец комнаты. Похлопала себя по бедру.       ― Ко мне, малыш.       Я, полуголый, в ошейнике и в помаде, радостно пополз к её длинным ножкам. Я обцеловывал их, пачкая чулки, но Габи лишь смеялась. Она погладила меня по голове.       Судя по знакомым звукам, Молли и Бледный тоже время зря не теряли. Нагая Рыжая танцевала где-то рядом, втихую распивая портвейн. Вдруг мимо нас что-то проскочило, стеклянно звякая. Тут же погас свет.       ― Ну у вас тут и пиздец, ― прошипела девчонка, цапая наше бухло. Я вспомнил, что это, должно быть, Крыса. Мне было уже плевать. Как было наплевать танцующей Рыжей, как и сладко стонущей где-то за кроватью Молли и охающему ей в такт Бледному. Меня интересовали только ножки Габи.       ― Поосторожней с зубами, ― меня ласково шлёпнули по лбу, ― это лучшие чулки.       Габи попятилась и села на ближайшую кровать. Я подполз к ней и осторожно стянул чулки чуть ниже, пачкая помадой уже её бедра.       ― Иди уже сюда, ― поманила Габи. Я забрался к ней на кровать. Она стянула верх своего платья, как я и догадывался, под ним ничего не было. Я набросился на неё с поцелуями, горя желанием повторять звуки за Бледным и Молли. Мы целовались, вымазывая друг друга помадой.       ― Давай, продолжай, что делал, ― велела она мне. Я снова опустился вниз к её бёдрам.       У меня в голове промелькнула мысль, что Рыжий, услышь о таких подробностях, точно бы захлебнулся слюной.       ― Ты где там витаешь? ― окликнула меня Габи. ― Не отвлекайся, пёсик, а то не получишь, что хочешь.       Мы очнулись под утро. Рядом со мной лежала Габи, обхватив меня ножкой. На ней были только чулки, на мне только ошейник. И мы оба были вымазаны помадой. Она — бордовой, я — фиолетовой. Вымазаны были не только наши лица, но и грудь Габи, и мой живот, а самое скопление цветов было у нас ниже пояса. Я осторожно выбрался из плена её ножек. Нашёл какой-то плед, заботливо её укрыл и, схватив свои брюки, влезая в них на ходу, отправился искать Бледного. Мне предстала та же картина, только в десятки раз невиннее. Бледный и Молли спали, калачиком свернувшись под одеялом. Я пихнул Бледного, стараясь не разбудить сладко сопящую Молли.       ― Твою мать, Лицо, ― зевнул он. ― Который час?       ― Пора идти, пока не получили пиздюлей.       ― А это кто? ― ткнул Бледный куда-то в угол. Я посмотрел в ту сторону. Там спала черноволосая дистрофичная девчонка почему-то с зеркалами на шее. Рядом с ней валялись опустошённые бутылки.       ― Крыса.       ― Понял, ― судя по выражению его лица, Бледный ничего не понял. Он выбрался из-под одеяла. Мельком я увидел, что на Молли тоже не хватает одежды. Бледный её поцеловал на прощанье, и мы начали искать наши шмотки. Я решил, что напоследок хочу посмотреть на Габи. Я подошёл к ней и погладил по щеке. Что ж, спасибо за ночь, подруга.       Стараясь даже не дышать, мы выскользнули в коридор. Выдохнули только, когда проскочили опасный участок у комнаты дежурного воспитателя.       ― Бля, Бледный, ― сказал я, фыркая, ― ты ещё в платье.       ― Та и похуй, ― махнул он рукой. ― А ты выглядишь, как элитная шлюшка.       ― Ну спасибо, ― пихнул я его в плечо. ― Давно так хорошо не трахался.       ― Я слышал, ― хохотнул Бледный. ― Вы чё там делали? Таких грязных слов я, наверное, и не знал до этого.       Я только отмахнулся. У Крысятника нас ждал Рыжий. Он пошло улыбался.       ― Ну у тебя и фейс, Лицо, ― хохотнул он. ― Где мои подробности. Ух, а ты, Бледный? Рассказывайте!       ― Расскажу, но не сейчас, ― пообещал я, ― мне бы кости бросить как можно скорее. Устал пиздец.       Рыжий многозначительно кивнул мне. Мы распрощались и разбрелись по спальням. Я дотащил своё тело до умывальника, избавил его от следов помады. Прополоскав себя наскоро, с удовольствием рухнул в кровать. А проснулся спустя, кажется, всего несколько минут.       ― А не отправить ли его в качестве наказания к Крысам? ― раздался, казалось, прямо над самым моим ухом голос Жида. Я скорчился от звона и боли в голове. ― Или же прочистить ему ум поучающей речью?       ― Я с ним разговаривать не желаю, ― прошелестел за ним голос Стервятника, наполняя болью уже моё сердце.       ― Что до тебя, Жид, ― голос Стервятника зазвучал ворчливей, ― не хочу показаться грубым по отношению к воспитателю, но не находишь ли ты дурным тоном заявляться в нашу стаю практически каждое раннее утро?       Жид хотел что-то сказать, но Стервятник его перебил. Для меня это было чем-то странным. И что более удивительно ― Жид не возражал и не возмущался.       ― Я понимаю твоё беспокойство о Лице, это твой воспитательский долг, но не могло бы всё это переждать и проявиться после подъёмного звонка? ― Стервятник помолчал, будто размышляя, и, наконец, добавил. ― И… Я могу быть не готов к твоему приходу. Не хочу более шокировать тебя своим видом. Смею полагать, мы оба не хотим бередить друг другу души. И если бы не Лицо…       ― Да, я тебя понял.       ― Не мог бы ты уйти? ― голос Птицы дрогнул.       Жид вздохнул.       ― Я очень постараюсь умерить свои визиты сюда, ― тону Жида я не поверил. Он не прекратит сюда таскаться, как бы этого ни желал Стервятник. Моё мнение, конечно же, никто не будет учитывать.       Когда я снова продрал глаза, Стервятника не было. Меня очень задели его слова, но я понимал, что в этом виноват только я сам. Вот только не понимал, в чём же именно виноват.       ― Может, ты мне подскажешь, ― обратился я к Максу, ― раз уж ты пробрался в мою голову, почему на меня злится Стервятник?       «Я на тебя тоже сердит. Зачем ты опять заливаешь глаза до беспамятства?»       ― Если собрался читать мне нотации, то иди, вон, к Жиду в голову.       Макс молчал.       ― Ответишь ты или нет? ― я зло уставился в зеркало, надеясь там разглядеть кого-то.       «Рекс не любит, когда вламываются под утро и пахнут бухлом и сексом».       ― Сам, что ли, так косячил? ― хмыкнул я злорадно. Демон не ответил.       Я не знал, как поговорить об этом со Стервятником. И я даже не понимал, в чём проблема ― он же сам напивается, или, как я недавно выяснил, обдалбывается, до такого же состояния. А мне нельзя, что ли? Если Стервятник не хочет говорить со мной, не думаю, что и моё общество его порадует.       Вздохнув, я собрал кое-что из своей одежды, смотал это в рулон из одеяла и подушки и побрёл с этим свёртком прочь. Коридор был пуст, все сидели на уроках, мне это было только на руку. Чудом никем не замеченный я перебрался в бассейн. Там в каморке я соорудил из двух лавок кровать. Окинув её взглядом, решил, что вышло очень даже ничего.       После переезда пошёл искать Бледного. Он нашёлся практически сразу. Значит, как и я прогуливает уроки.       ― А я смотрю, ― сказал он, ― ты куда-то с тюком попиздюхал, ну и решил посмотреть, шо ты задумал.       ― А помочь не? ― возмутился я.       ― Ой, да пф-ф, ― хохотнул Бледный, ― была б помощь нужна, сразу бы понял. А тут ты волочишь и волочишь, ну, думаю, шо я мешать буду. Может, траходром там делаешь для своей длинноногой.       ― Пиздюк, ― на Бледного было невозможно злиться. Теперь я понял гармонию в их отношениях с Молли.       ― Так что за переезд-то? ― поинтересовался любопытный крысёнок.       ― Съехал, вот, ― почесал я голову, обдумывая, как бы ему объяснить понятнее. — От птичек-то.       ― Злятся твои вороны? ― неожиданно сразу понял Бледный. ― У нас-то в Крысятнике нравы другие, делай что хочешь, бухай, объёбывайся, ебись хоть с кем, хоть с пацаном, всем похуй. Только пакеты за собой выбрасывай, а то у Рыжего истерика ебанёт.       Я молча слушал Бледного, пытаясь понять, что он пытается мне донести.       ― А птички ваши, ― продолжал он монолог, сопровождая его почёсыванием то уха, то носа, то башки, ― да-а-а, они нравов строгих. Как мимо не пройдёшь ― тишина гробовая. Даже страшно. Не ебу, как ты там живёшь.       ― Да хорошо, ― пожал я плечами. ― Мне нравится даже. Я вроде свой, но не той породы, походу.       ― Белая ворона, ― принялся ржать со своей тупой шутки Бледный. ― Ну Яйцо, не стукай!       Послышались чьи-то шаги на лестнице, и мы тут же сорвались с места, надеясь быть незамеченными. Когда опасность прошла, мы направились в бассейн, где я показал ему, как всё устроил. Бледный одобрил.       ― Я даже жрать не пойду, ― сказал я, ― не буду там показываться. На уроки к Жиду поднимусь только и снова сюда.       ― Ты нахуя к нему? ― Бледный выпучил глаза. ― Какие в пизду уроки? Ты ж ненавидишь этого лысого!       ― Сам не знаю, ― искренне удивился я. ― Честно. Я даже не понял, зачем сейчас это спизданул.       Бледный, казалось, полностью оправдал свою кличку. Чтобы немного вернуть краску на его лицо, я дал ему хороший щелбан. Он пискнул, но немного порозовел.       ― Так-то лучше.       ― Ты меня до усрачки напугал, ― пожаловался Бледный. ― Меня вообще этот Дом пугает. По ночам особенно. А вот когда жахнешь, то норм.       ― А ты пробовал сбежать отсюда?       Бледный посмотрел на меня, как на ненормального.       ― Ни разу, ― что-то в его голосе звучало так, будто я закинул зерно сомнения в его голову. Может, это даже к лучшему. Этому парню Дом не показал себя. Ему будет легче расстаться с ним. Я же кожей чувствовал, как пропитался им, и он принял меня, волнительно отзываясь в каждой клеточке. Пусть и стая настороженно ко мне относится, но я чувствую себя с ними.       ― Чувак, ты залипаешь, ― Бледный щёлкнул пальцами у меня перед носом. Я встрепенулся.       Мы покурили, послушали музыку и в сотый раз пролистали журналы. Затем Бледный ушёл, пообещав вернуться к вечеру с Молли. Я же через некоторое время всё же решил подняться наверх. Ноги сами несли меня к классу. Как только я пытался им сопротивляться, мозг тут же туманился. Я решил забить — пусть делают что хотят.       Я пришёл, точнее, демон, решивший взять управление моим телом, привёл меня в класс. Сел за ту же парту, что и в прошлый раз. Вошедший через некоторое время Жид удивлённо уставился на меня.       ― Не думал, что ты придёшь, Лицо, ― выдавил он, продолжая таращиться на меня.       ― Не думал, что ты придёшь, Жид, ― язвительно повторил я за ним.       ― Стервятник прогнал тебя, я всё слышал, ― я проследил взглядом за воспитателем. Он снова сел на учительский стол.       ― Полагаешь, что прогнал? ― Жид копался в кармане в поисках сигарет.       ― Звучало так, ― пожал я плечами.       ― Он с тобой не разговаривает?       ― Я его не видел.       ― Отсиживаешься в бассейне? ― Жид прищурился.       ― Перекантуюсь там пару деньков. Почему нет?       ― Честно? ― Жид прикурил. ― Мне плевать.       ― Не переживаешь, что я там замёрзну нахрен? ― я тоже полез за сигаретами.       ― Нет, ― просто ответил Жид, ― я больше переживаю, что ты жрать немытыми руками будешь. Там такая антисанитария.       От воспоминаний о каморке в бассейне его передёрнуло.       ― Почему ты пришёл? ― задал я вопрос в лоб.       ― Я хотел бы спросить то же самое, ― Жид помолчал. ― В этом классе ты ведёшь себя тише. Не могу понять, с чем это связано, почему это место на тебя действует таким магическим образом.       Я растерянно посмотрел на Жида. Меня мучил тот же самый вопрос. Я не мог поверить, что это демон развлекается. Хотелось найти другой ответ, не связанный с братом Стервятника. Меня стала напрягать эта троица, нестерпимо захотелось докопаться до истины.       ― Не знаю, ― только и смог ответить я. ― Помолчим как обычно?       ― Пожалуй.       Всё повторилось. Только в этот раз я не делал уроки, а задумчиво смотрел куда-то. Жид, кажется, тоже бился над каким-то вопросом, известным только ему одному. Когда прошло время, мы так же молча разошлись. Я тут же помчался на первый этаж.       ― Ты же всё знаешь, гад, ― шипел я, ― что там произошло между твоим братом и Жидом, и каким боком ты там, но, бля, не скажешь. Чую, что не скажешь.       «Я не информационное бюро».       Я зло сплюнул.       Бледный не соврал. Они с Молли действительно пришли в мою каморку.       — Вот это кровать, Лицо! ― присвистнула Молли, а затем хитро зыркнула на меня. ― Дашь нам с Бледным опробовать.       Я не ответил.       ― Да я же шучу, Личико! ― воскликнула Молли. ― Ну что ты так несчастно смотришь? Бледный, иди сюда!       Я почувствовал запах еды. Желудок счастливо бултыхнулся.       ― Спиздили, что могли, ― улыбалась Молли. ― Давай, клюй, птичка ты наша.       Глотая слюну, я осматривал гору еды. Тут были и кривенькие бутерброды, явно состряпанные Бледным, несколько булочек, одна из них надкусанная — это явно Молли не удержалась и откусила самую вкусную. Но самым вкусным были котлеты в промасленной салфетке и пара кусочков хлеба к ним.       ― Тут тебе и от Габи, ― добавила Молли.       ― Передай ей большущее спасибо, ― пробормотал я, набивая рот. ― И передай, что в гости приду, если пустите.       ― Пустим-пустим, ― засмеялась Молли.       Крысята смотрели на меня с несвойственным им умилением.       ― Чувствую себя птенцом, ― прочавкал я, ― которого двое детишек подобрали.       ― Воронёнок, ― подсказал Бледный.       ― Нет же, нет, ― ответила ему Молли, продолжая внимательно смотреть на меня, — он же воробушек.       Я подавился и закашлялся. В мысли тут же полезла та самая сказка от Табаки. Что за чертовщина происходит с этим Домом? Я схожу с ума или просто накручиваюсь?.. Молли постучала меня по спине.       ― Спасительница, ― откашлявшись, простонал я, вытирая глаза. ― Святая Молли.       ― Останетесь со мной тут? ― попросил я.       Мы притащили ещё одну лавку, снова перестелили одеяло и плед.       ― Жестковато, ― заключила Молли. Затем сняла с себя свитер, скрутила его и положила под голову. ― Ну, другое дело.       Мы с Бледным неловко завалились по бокам от неё.       ― Молли, а ты как считаешь? ― спросил я. ― Дом принял тебя?       ― О нет, ― простонал Бледный, ― умоляю, Лицо, курни. У тебя даже голос меняется, когда ты болтаешь вот это вот всё про Дом. Ну Дом и Дом, а ты заладил.       ― А что Дом? ― Молли повернула ко мне голову. Рядом с ней Бледный уже сооружал самокрутки.       ― Ты либо часть его, либо нет, ― попытался я заинтересовать хотя бы Молли. ― Он либо предлагает себя, показывая, что может, либо нет, другого не дано. Понимаешь? Неужели вам он ничего не показал?       Молли смотрела на меня своими огромными глазищами, но не понимала ни слова. Дом не хотел показываться детям Наружности. Бледный уже заботливо передавал мне косяк. Молли смотрела на меня как на больного котёнка. Мне и самому стало себя жалко, и от этого противно. Я затянулся.       ― Завтра примем таблеточку, ― гладила меня по голове Молли, ― утром у Бледного медосмотр. А потом сразу сюда.       ― Хватит меня жалеть, ну пожалуйста, ― взмолился я. ― А чё, медосмотр? ― вдруг опомнился я. — Вот бляха. Вас же тоже от Могильника укачивает, да?       Я с надеждой посмотрел на Молли и Бледного, но те только покачали головами. Я поник.       ― Бледный, а вы с Крысами можете сделать в Могильнике полный пиздец? Чтобы Пауки ещё неделю никого видеть не хотели. Как в прошлом месяце. Бледный неожиданно рассмеялся.       ― Так это я и сделал в тот раз, ― Бледный довольно хмыкнул. ― Скучно было, ну я и предложил Рыжему чуточку попихаться. А потом остальные захотели поиграть. Мы сломали пару стульев. Один сломал лично я.       ― Расскажите сказку, ― попросила Молли, выдыхая дым в потолок.       ― Я только про Алису знаю, ― хмыкнул я.       ― Ты читал?       ― Да кто ж её не знает, ― взял я косяк из её рук. ― А может, это Молли в Стране чудес?       ― О, это было бы интереснее ебучей Алисы, ― заулыбалась Молли.       ― Ну, значит, ― начал я, ― сидела Молли и скучала.       ― А почему она скучала? ― спросила девочка. ― Может, приняла чего?       ― Хм, ― задумался я, ― ну, значит, просто сидела и кайфовала. Солнышко светило, травка была мягкая, а Молли была в коротком платье, открывавшем её ножки…       ― Другое дело, ― заулыбалась Молли.       ― И тут пробежал, значит, кролик. Очень бледный кролик. И у него глаза красные были, да. Наверняка он был накурен в сопли.       Молли расхохоталась. Бледный на другой стороне импровизированной кровати тоже зашёлся смехом. Я продолжал бормотать что-то дальше, кажется, Молли и Бледный задремали, заслушавшись. Что я говорил дальше уже не помню. Меня выдернул из полудрёмы какой-то шорох. Я сел и прислушался. Шебуршало где-то под лавкой. Я опустил голову и присмотрелся в темноту. Там что-то пискнуло. Тогда я слез с лавки и сел на корточки, продолжая всматриваться в подлавочную темноту. Там действительно что-то пищало. И, кажется, это «что-то» заметило меня. И рвануло прочь. Я, не думая, побежал вслед.       Этим «чем-то» оказался птенец, ловко удирающий на непропорционально длинных для его небольшого тельца ногах. Птенец юркнул под дверь. Я же её открыл и тут же провалился куда-то под пол. Брякнулся среди листвы и травы. Вдалеке выли псы. Я поднялся на ноги и огляделся. Вокруг и надо мной сплели ветви деревья. Я чувствовал луну где-то вверху, но сквозь густые заросли свет не мог пробиться.       Странного птенца не было рядом. Я остался один, испуганный, среди какого-то леса. Ноздри беспокойно дёргались, вбирая новые запахи — влажной земли, ночных трав, плесени и чего-то животного.       ― Дрянь, ― что-то враждебно прошипело, таясь среди зарослей. Что-то огромное и тёмное. ― Выродок. Как ты оказался в Лесу вперёд меня?       Я топтался на месте и беспокойно озирался. Что-то, обладающее человеческой речью, таилось среди причудливо изогнутых стволов деревьев. Я наугад двинулся в противоположную от страшного шипения сторону. Шёл вперёд, осторожно ступая по влажному грунту. Глаза привыкли к мраку, я стал различать бессчётные норы у себя под ногами, по сторонам были сплошь косматые ветки, похожие на чьи-то лапы. Я продолжал свой путь, опасаясь только, чтобы то нечто не пошло за мной. Но этого не происходило. Я блуждал по лесу, петляя бесконечными тропами, на пути попадались и цветы, так и норовившие укусить, и огромные, в мой рост, грибы.       Среди деревьев что-то тускло сверкнуло. Я прибавил шаг. Окружённое куполом из веток тускло поблёскивало чёрной водой озеро. Не соображая, что делаю, я пошёл по серому песку к кромке воды. Никаких тварей обитателей озера поблизости не было. Забыв про опасность, я наклонился и протянул руку к воде.       «ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?!»       Голос в моей голове взвыл так громко и резко, что я вздрогнул, потерял равновесие и полетел прямиком в чёрное озеро, наверняка кишевшее ядовитыми тритонами и русалками-людоедами. Я нырнул, но не почувствовал дна. А приземлился на родной бетонный пол коридора второго этажа.       «Какое неуважение к Лесу!»       ― Да что я сделал-то? ― простонал я, озираясь. Я валялся на полу недалеко от Перекрёстка. По серому свету из окон не мог определить время суток.       «Лес тебя принял, а что сделал ты? Ничего не трогай, если не понимаешь, что это!»       ― Ты кто? ― я попытался сообразить, почему голос Макса вдруг окреп и был наполнен такой силой и яростью. — Ты Тень?       «А как ты думаешь? Лес доступен лишь Большой Птице и её Тени!»       Я сел на пол и обхватил себя руками.       ― Провёл бы экскурсию тогда, раз сам меня туда затащил, ― ворчливо отозвался я.       «Никто тебя туда не тащил. Ты сам попёрся».       Эти перемены мне не нравились. Голос Тени полз по моему черепу, оставляя за собой склизкие чёрные следы. Я почти физически ощущал его щупальца у себя в голове.       ― Ничего не сам. Я вообще спал.       «Ну прости, я хотел немножко поиграть».       Это был уже Макс. Я больше не мог выдерживать эти пытки голосами.       ― Да заткнитесь оба! ― рявкнул я, тряся головой.       Проходящий мимо меня патлатый парень очень странно на меня посмотрел.       ― Да чтоб ещё раз, ― пробормотал я.       Я так и не выяснил который сейчас час, поэтому решил для начала найти Молли и Бледного, а потом уже разбираться, что делать дальше. Вспомнил, что Бледный вчера говорил про медосмотр у Крыс. Если сейчас утро, то Бледный точно там. Мои ноги снова начали противиться.       «Я не пойду туда».       ― Насрать, хочешь ты или нет, ― прошипел я, упорно передвигая пятки, ставшие весом как гири. ― Я тоже в Лес не хотел.       На Предмогильной сидела Молли.       ― Вот так да, ― протянул я. Девочка на меня странно посмотрела, а затем медленно поднялась.       ― Ты куда пропал? Мы, между прочим, испугались. Нет. Мы пиздец испугались, Лицо!       ― Мне не спалось, простите. А что ты здесь делаешь?       ― Жду Бледного, а ты как думаешь? ― Молли старательно хмурилась.       ― Ну, типа… ― принялся мямлить я.       ― Мне плевать на этот ваш Закон, ― Молли изобразила пальцами кавычки.       ― Мне тоже.       ― Я уж вижу, ― хохотнула девочка. ― А ещё вижу, что выглядишь дерьмово. И у тебя пальцы в чём-то чёрном.       Я с удивлением посмотрел на свои руки, перепачканные будто мазутом. Я брезгливо обтёрся. Неужели это вода озера осталась на мне? Внезапно Молли подбежала ко мне и прижалась губами к моим. Я от удивления открыл рот. Ей только этого и нужно было. Девочка пропихнула мне в рот языком таблетку. Я хотел было возмутиться, сказать, что пока не готов после прошлого раза, но Молли закрыла мне рот ладонью.       ― Извини, ― фыркнула Молли, ― не хотела тебе как коту пихать.       ― Сколько ждать? ― я сел на пол рядом с Молли.       ― Минут тридцать. Ты забыл?       ― Нет же, я про Бледного. Давно Крысы там?       Молли задумчиво пожевала губу.       ― Думаю, да. Скоро он явится. Хочешь, сходи узнай, ― предложила девочка.       ― А ты?       ― А я уже была, ― ответила Молли. ― И теперь медсестра на посту немного нервничает.       ― Что ты сделала?       ― Да ничего, ― пожала плечиком Молли, растягивая губы в улыбке. ― Просто пожаловалась ей на здоровье.       ― У тебя что-то болит?       ― Нет, ― улыбнулась Молли и игриво посмотрела на меня.       Я поднялся на ноги, приоткрыл дверь Могильника и сунул туда нос, готовясь к худшему. Меня действительно начало мутить, но я пока держался. Медсестра на посту что-то бормотала себе под нос, трясущимися руками раскладывая ровно предметы на столе. Я вылез из Могильника, оставив дверь приоткрытой.       ― Ей не помешало бы успокоительное, ― хмыкнул я.       Молли мило улыбалась.       ― Так ей и надо, старой суке.       Внезапно из Могильника послышалась какая-то возня, топот, крысиные визги. Мы подорвались с места и сунулись прямиком в эпицентр бойни. Нам навстречу бежал Бледный, тряся в воздухе пакетом со склянками.       ― Я спиздил зелёнку! ― радостно визжал он. В подтверждение его слов одна из баночек выпала через дырку в пакете и с жалобным звяком разлетелась как бомбочка, окрашивая пол, стены и ноги Бледного в изумрудную зелень. Я не выдержал и заржал.       Мы с Молли со всех ног рванули за ним. Нам вслед неслись вопли и ругань Пауков. Внезапно Молли сменила маршрут, и мы, повинуясь ей, побежали не вниз к бассейну, а на запретный третий этаж.       Мы промчались через коридор к знакомой комнате. Молли тут же поспешила засунуть нас с Бледным под кровать. Сама она уселась на матрас сверху. Мы затаились. Кажется, никто нас не искал. Но Молли решила на всякий случай проверить.       ― Мне Молли таблетку дала, ― прошептал я.       ― Мне тоже, ― ответил Бледный. ― Вот это экстрим, я ебал. Думал, шо пизда, если через полчаса не свалю.       ― И ты не успел?       ― Та не, Пауков прошёл. А потом резко захотелось спиздить хоть чё-нибудь.       ― Ага, ― ответил я беззвучным смехом.       Со стороны коридора послышался стук каблуков. Мы затихли. Каблуки протопали до спальни, затем до нашего укрытия. Я повернул голову и увидел знакомые ножки.       ― Привет, ― Габи скользнула к нам, чудом подобрав ножки так, чтобы они не торчали из-под кровати. Меня замутило от волнения. Я прижал её к себе, облапав за задницу. Габи хрипло хихикнула. Бледный шикнул, я пихнул его локтем.       Чувствуя тепло тела Габи рядом с собой, я расслабился, закрыл глаза и внезапно ощутил, что куда-то мягко проваливаюсь. Меня мутило, но я знал, что с этим делать.       Габи оплела меня коконом невероятно длинных ног, вплела в него руки. Я чувствовал, как наша кожа всё больше разогревается, плавится, но не обжигает. Мы перетекались кожей, пока не смешали её вместе. Мне захотелось избавиться от одежды, она мешала сплетению.       Мы оплели языки как завершение кокона. Откуда-то я слышал прекрасную музыку. Я танцевал в ней, купаясь как в лучах невидимого солнца, мир надо мной пульсировал в такт. Я был полностью обнажён и счастлив. Я был только что вылупившимся птенцом, меня ещё мягко обволакивала первородная слизь, и я исполнял танец жизни, каждая моя пора отдавалась своей микропульсацией. Жизнь бурлила во мне, готовая излиться в любой момент. Я ощущал неизвестный прежде трепет. Взмахнул крыльями — брызги слизи разлетелись от меня капельками солнца. Рядом с собой я ощущал биение других сердец и радостно вторил им в такт, продолжая свой танец. Я воспарил к небесам, томно разрываемый рвущейся из меня эйфорией. Тут же меня мягко обхватили руки Матери, укачивая и успокаивая. Они мягко отстранили меня от жгучего солнца, заботливо укрыв крылом.       Я открыл глаза в постоянно вращающейся темноте. Я не испытал страха, почувствовав под боком знакомое тепло. Рядом со мной лежала Габи. Кажется, она дремала.       Я облизнул сухие губы, сглотнул противный комок в горле, затем осмотрел себя. Габи лежала одетая, я в наполовину стянутых джинсах. В последний момент я заметил ножки в носочках с облачками и знакомый смайлик на лодыжке. Ножки приблизились, появились цепкие ручки, которые ухватили меня за лодыжки и резко потянули на себя.       Молли не удалось вытянуть меня из-под кровати, только мои ступни. Я сам, извиваясь как червь, выполз наружу. Кое-как сел и замотал головой.       ― Отпустило, кажется, ― пробормотал я.       ― Нет, дурачок, ― сказала невидимая мне Молли. ― У тебя что, правда с прошлого раза всё отшибло?       ― Я хотел это забыть.       ― Хоть что-то помнишь, ― Молли вдруг захихикала. ― Убери своё, будь добр.       Я непонимающе завертел головой.       ― Прихожу я, ― плыл смеющийся голос Молли, ― а тут Бледный сидит в уголочке музыку слушает. А вы там под кроватью. Ну я такая, сорян, девочки, и закрыла дверь.       ― Нас никто не искал?       ― На наши везучие жопы нет, ― приплыл откуда-то другой голос, похожий на Бледного. Вслед за голосом подполз и он сам. Он ухватил меня за щёки и уставился на меня своими выпученными глазами, ставшими ещё более огромные из-за зрачков. — Классно у вас там было.       Я решил оставить парочку одних, насколько это возможно. Неуклюже переваливаясь, аккуратно вытащил Габи и наклонился над ней.       ― Габи, ― прошептал я. ― Ложись на кровать.       Девушка сонно встрепенулась.       ― Ты такой странный, Лицо, ― девушка потянулась, разминая свои длинные ноги. Я как мог помог ей подняться. Габи красиво разлеглась на кровати. Внезапно распахнулась дверь. На пороге стояла Рыжая.       ― Рвите когти! ― воскликнула она, почему-то смеясь, глядя на нас. ― Валите, идиоты, у вас есть минут пять.       ― Ты же сказала, что закрыла дверь, ― обернулся я к Молли.       ― Так это когда было! ― беспечно махнула она рукой. ― А кто идёт? ― опомнилась она.       Я подобрал свою толстовку и зелёнку Бледного. Парочка тоже подорвалась.       ― Ещё вернусь, ― убегая, я послал Габи воздушный поцелуй.       И снова мы рванули, как бессчётное время назад. Я боялся упасть и разлить содержимое желудка.       ― Кто тут был? ― слышался с третьего этажа голос. Мы как могли ускорились. Ступеньки вдруг стали мягкими, мои ноги ступали как по мху. Молли дёрнула меня за руку.       ― Не время, Лицо!       Мы проскочили лестницу и ворвались на первый этаж, забились под лестницу и затихли. Так и просидели какое-то время, потом решили высунуть носы. Никого вроде бы не было. Тогда мы поползли в бассейн.       ― Зачем тебе зелёнка? ― поинтересовалась Молли.       Я непонимающе посмотрел на свёрток у себя в руке.       ― О, та это ж я её спиздил! ― хохотнул Бледный.       ― Давай вымажем Бледному волосы! ― предложил я. Молли, хлопая в ладоши, согласилась.       ― Вымажем волосы! ― воскликнула она. ― Бледный и зелёный!       Бледный ещё не осознавал, что мы хотим сделать. Он уставился на нас, тупо хихикая. А потом вдруг рванул с места. Мы побежали за ним. Бежал Бледный недолго. Он рухнул недалеко от лестницы в бассейн. Молли упала прямо на него, удерживая его, хотя тот не сопротивлялся. Я тоже шмякнулся рядом, кажется, рассадив себе коленку. Молли уже копошилась в пакете, пытаясь вскрыть зубами зелёнку.       ― Не надо, ― мягко отстранил её я. Сам взял баночку и с негромким «чпок» открыл её. Бледный тихо вздохнул. Молли уступила мне место. Я сел к нему на колени, и, тупо хихикая, начал вытряхивать ему зелёную жидкость на волосы.       ― Ебать, кайфово, ― протянул я, зарываясь зелёными руками в волосы Бледного. Пряди темнели-зеленели, делая Бледного ещё белее.       Зелёнка плескалась вокруг зелёными крапинками, тонкими струйками стекала по лбу Бледного, ползла по моим рукам, въедаясь в кожу. Я встал на ноги, прищурившись осматривая свою работу. Молли, хохоча в голос, вертелась рядом.       ― Бледный и зелёный! ― кричала она. ― Зелёный и бледный!       ― Чувствую себя очками Рыжего, ― почесал парень голову. Его огромные уши тоже были вымазаны в зелени.       ― Теперь ты очко Рыжего! ― истерично захохотал я.       Мы поползли в нашу вонючую уютную каморку.       ― Только не вздумай ложиться на подушку! ― предупредил я.       ― Ты тоже!       Девчонка разлеглась на лавках, как королева. Мы с Бледным сели у стены, любуясь смеющейся Молли. Я вертел в пальцах изумрудную колбаску из волос Бледного. Он вдруг схватил мою вторую руку. Я переживал очередную сильную волну тошноты, это немного отвлекло и успокоило.       ― Посмотри-и-и, ― протянул он.       Я уставился на свою зелёночную ладонь. Бледный вертел её и так, и эдак. И я залип. В изумруде проступали жилы ― может, это были линии жизни или ещё чего-то. Я назвал их про себя нитями судьбы. Были прожилки малые, совсем незаметные под ярким цветом. Были такие, глубоко идущие сквозь кожу. Я рассуждал, вызвав интерес позеленевшего Бледного. Тот слушал, раскрыв рот. Я объяснял, что это дни жизни, и у него такие есть, и у Молли. Длинные жилы ― это месяцы и годы, а короткие, что соединяют их, это недели и дни. А жилки-малышки ― это часы и минуты.       ― Если посчитать все глубокие прожилки, ― бормотал я, ― можно узнать, сколько проживёшь.       Мы попытались посчитать, но ничего не вышло. Ещё через какое-то время Молли попросила проводить её до третьего этажа. Мы с Бледным обхватили её, практически не испачкав, но Молли всё равно обругала нас.       ― Лицо? ― спросила Молли, плывущая передо мной. ― Ты как? Может, и вам расходиться?       ― Пока держусь, ― успокоил я Молли.       ― Ну, тогда удачи, ― затем Молли и Бледный бесконечно долго целовались, а я пытался нащупать стену, но меня постоянно сбивали мои интересные руки.       Мы с Бледным спустились на второй этаж.       ― Хочу башку помыть, ― почесался он. ― А то немного жжётся.       ― А я руки. И поблевать, ― добавил я, надеясь, что не сделаю это прямо сейчас.       ― Пошли в учительский сральник.       Пока Бледный полоскал башку под краном, окрашивая всё вокруг в нежную зелень, я прочистил желудок, а потом напился из крана по соседству.       Зелёнка из волос Бледного не ушла. С моих рук тоже. Но сейчас мы об этом не волновались. Я залипал на раскуроченную раковину, которую никто и не думал менять. Часть с краном так и осталась болтаться на креплениях, каким-то чудом ещё держась. Бледный вдруг настороженно покосился в сторону двери. Я продолжил таращиться на разбитую раковину, ковыряя мелкие крошки фаянса.       ― Лицо! ― взволнованно зашептал Бледный, дёргая меня за рукав. Я покачнулся и едва не упал на пол, цепляясь за стену в качестве опоры. ― Там кто-то идёт!       Наконец сообразив, что хочет от меня Бледный, я сунулся вместе с ним наблюдать из-за двери. Я выругался. Кто же ещё может нас сторожить? Кажется, Жид почуял. Он уже целенаправленно двигался в сторону нашего укрытия, но был ещё далеко. Я пока даже не мог разглядеть, покраснел он ушами или нет.       ― Бежим! ― Бледный побежал, вихляя, но довольно бодро. Я рванул за ним, мотаясь от стены к стене, едва не падая через каждые два шага.       ― Ты как в пол не проваливаешься? ― проорал я в спину Бледному.       За спиной уже топал Жид. Бледный впереди меня обернулся, и, заметив Жида, завизжал как девчонка. Я не мог бежать быстрее, постоянно спотыкался о свои ноги, и меня снова мутило.       ― Наркоманы! ― орал сзади Жид. ― Торчки!       Коридор впереди извивался как лента, я едва успевал вписываться в его повороты.       ― Чёртовы жидкие стены! ― выругался я, тяжело дыша.       ― Нарколыги! ― я увернулся от слова Жида и чуть не провалился в стену.       Слово пёстрым воздушным змеем прошуршало мимо меня, извиваясь, как и коридор. Я попытался сцапать его за яркий мочалочный хвост. Выскочил на лестничную площадку, Бледный куда-то пропал. Я не успел затормозить и всем телом вшибся в перила, тут же извергнув водопадом до первого этажа содержимое желудка. Не дав себе опомниться, тут же бросился бежать, снова борясь уже с мягкими ступенями.       ― Да что ж так тебя мажет? ― шипел мне в спину Жид. ― Чего тебе как в прошлый раз не сиделось?       Я сдался и сел на ступеньки, сползая по ним на заднице вниз. Жид тяжело дышал мне на ухо.       ― Куда ломишься, ебанутый? Весь Дом обстругал, блядь, ― до моего уха долетали капли его слюны. Я потёрся о своё плечо. Жид меня не ловил, а топтался где-то рядом, закидывая меня горой ругани. Я упорно пополз от него на четвереньках. Он не предпринимал никаких попыток, только один раз пнул меня под зад, и я нырнул в пол.       Решив, что не хочу ползти по первому этажу, я повернул назад и принялся карабкаться наверх. Подъём мне казался, как на высокую гору.       ― Откуда ж вы всё достаёте, а? ― донеслось ворчание Жида.       Как только мы добрались до верха, меня тут же вытошнило на том же месте у перил. Почувствовав небольшое облегчение, я решил сбежать. Жид этого не ожидал, у меня появилась фора. Зачем-то я стащил с себя толстовку и запустил ею в Жида, а затем припустил со всех ног. Коридор раскачивался всё меньше, что безумно радовало. Я стащил с себя и ремень, потому что чувствовал, что он сдавливает живот и я снова хочу блевать.       ― До штанов доберёшься, ― крикнул мне вслед Жид, ― задницу готовь! Выебу и высушу!       Я решил не проверять и припустил как мог. Где-то у спален споткнулся о свои ноги, едва не свалившись, но продолжил бег на четырёх конечностях. Каким-то чудом добрался до бассейна. У дверей валялся Бледный. Я решил присоединиться. На какое-то время я залип.       ― Ты живой, чи как? ― раздался вдруг голос Бледного. Я резко дёрнулся, едва не столкнувшись с ним лбами. ― Открывай двери, пойдём полежим.       С помощью Бледного я отыскал ключ в кармане, кое-как вставив его в замок, мы вывалились в бассейн. Чувствовал я себя прескверно. Никак не выходило забыться как в прошлый раз. Я завидовал Бледному, который, пачкая зелёнкой подушку, кажется, спал. Я скукожился рядом, и, чтобы прекратить постоянное движение челюсти, сунул край наволочки в рот. Посасывание успокоило, как в детстве.       ― Могу предложить свой хуй.       Я простонал. Снова он.       ― Не хочу, спасибо.       ― Ты подумай, может, будешь.       Я с трудом разлепил веки, глаза тут же резануло от яркого света.       ― Бля, ты чего там прожектор зажёг?       ― Чтобы посмотреть на вас, торчков! ― гавкнул над ухом воспитатель. Рядом со мной встрепенулся Бледный. Как-то не взяла его зелёнка…       ― Может, хотите пить? ― голос Жида звучал подозрительно ласково.       ― Хочу, ― первый сдался Бледный.       ― Не ведись, ― прошипел я.       ― Раз хотите пить, ― Жид соблазнительно бултыхнул воду в бутылке, продолжая вкрадчиво забираться к нам в уши, ― тогда соизвольте, ― он резко повысил голос, ― рассказать, блядь, что это была за хуйня! Ты, лопоухий, почему вся башка в зелёнке? ― палец Жида указывал на растерявшегося Бледного. ― А ты, тощий, ― палец указал на меня, я подавил желание его укусить, ― какого хуя руки в зелёнке, твоя идиотская идея? Первый этаж кто обрыгал? И почему коленка разбита, и, бля, вся в грязи! ― трясущимися руками Жид вцепился мне в ногу.       Я решил не дёргаться — вдруг он её откусит. Жид одним движением из маленькой дырке в ткани джинсов на коленке сделал огромную дыру, это всё сопровождалось громким треском.       ― Спасибо за модные джинсы, ― съязвил я. Жид, не отвлекаясь от процесса осмотра коленки, дал мне свободной рукой подзатыльник.       ― Ты только посмотри на себя, Лицо! ― он выудил свой неизменный чемоданчик с лекарственными штуками — конечно, он припёрся с ним. ― Тощий, волосы на ебло падают, татухи непонятные на роже. Тебя в цирке только показывать!       Я обиделся.       ― Нормально я выгляжу, и не тощий я, а в хорошей форме.       ― Для торчка самое то, ― огрызнулся Жид. Он принялся обрабатывать мою несчастную коленку. ― Одной тебе, блядь, было мало, да?       ― Мы вчера закинулись и решили покрасить мне голову! ― не выдержал Бледный. ― Дай попить! ― не дожидаясь ответа Жида, он ловко цапнул бутылку и присосался к ней.       ― А почему ты крысят не кошмаришь? ― ещё больше обиделся я, еле ворочая пересохшим языком. ― Дай водички, зелень!       ― Потому что они гадят у себя, а не стругают на всё вокруг.       ― Это экстренная ситуация, ― продолжал дуться я.       Наконец, Бледный соизволил дать мне бутылку. Жид уже мазал коленку.       ― Из-за вас двоих, ― продолжил ругаться воспитатель, ― кризис с зелёнкой наступит. И что тогда делать будете? С заражениями бродить? У, дурачьё малолетнее! ― Жид погрозил нам кулаком. ― Паукам что говорить будешь? ― перекинулся Жид на Бледного.       ― Да мы голову ему чинили, ― вступился я за несчастного Бледного.       ― Чтобы ваши тупые головы починить зелёнка точно не поможет! Что с тобой?       Мне внезапно так скрутило кишки, что я даже согнулся. Перед глазами на мгновение всё поплыло.       ― Блядь, ― простонал я. ― Не ссыкуй, сейчас пройдёт.       Жид выругался и попытался поднять мою голову. Я попытался приободриться, чтобы он отстал, но стало только хуже.       ― Чё с ним? ― всполошился за мной Бледный. Воспитатель его проигнорировал.       ― Тебе бы помыться для начала, Лицо. Пока ты такой грязный, я не смогу тебе помочь, ― я поднял взгляд и увидел Жида, борющегося с приступами паники из-за того, что трогает мою грязную голову.       ― Я не пойду в Третью. Меня там не ждут, ― покачал я головой и не смог остановиться. И так бы и качал ей, если бы Жид, преодолевая свою странную боязнь грязи, снова не схватил меня.       ― Кто тебе такое сказал? ― снова выругался себе под нос Жид.       ― Я слышал, ― пробормотал я, пытаясь справиться с судорогой в желудке.       ― Ну и сколько дней назад это было? ― хмыкнул Жид, припечатав меня этим вопросом.       ― А какой сейчас день? Ты знаешь? ― силился я вспомнить. ― А ты, Бледный?       ― Не важно, ― остановил наши потуги Жид. ― Вы хоть знаете, ― Жид поправил сам себя, ― ты хоть знаешь, Лицо, как это говно разрушает твой мозг? И вообще весь твой организм?       Я решил сразу сдаться и ответил отрицательно.       ― Почему, думаешь, Бледный такой тупой? ― продолжил Жид, снова игнорируя что-то протестующе пискнувшего пацана.       ― Молли же не тупая! ― возмутился я.       ― С Молли другая история, ― отмахнулся Жид. Я подозрительно уставился на него. Жид многозначительно молчал. Решив использовать затянувшееся молчание в свою пользу, он схватил меня за руки, заставляя подняться. Я встал, и тут же меня повело куда-то в сторону, перед глазами на мгновение стало мутно. Жид, поддерживая моё тело в вертикальном положении, снова сканировал меня взглядом.       ― Ещё держит.       ― Уже отпустило, ― сказал он, размышляя о чём-то своём. ― Когда ты последний раз ел?       Я призадумался.       ― Угу, ― ответил на моё молчание Жид. ― Пошли.       ― Я тоже пожрал бы! ― засуетился Бледный.       ― Ну, а ты когда ел? ― поинтересовался у него Жид.       ― Ну, ― подумав, сказал Бледный, ― вчера малёк похавал, пока Лицо валялся с… ― он запнулся, ― ну короче, похавал я. И, кажется, вчера утром.       ― Вот и хватит тебе, ― отшил его Жид. ― Помоги мне дотащить этого узника концлагеря до второго этажа.       Жид и Бледный вывели меня из бассейна. От Бледного пользы было мало. Опираясь на него, я чувствовал, как рискую уронить его на пол и рухнуть вместе с ним.       ― Как же тяжко, ― простонал я. ― Давайте отдохнём.       ― Лицо, ― тяжело дышал Жид, волоча меня уже в одиночку, Бледный сопел где-то сзади, ― чем дольше ты тянешь, тем ближе ты к голодному обмороку. Я не хочу тебя откачивать в месте, где нас может заметить каждый. Ферштейн?       ― И тебя туда же.       У дверей спален Бледный неожиданно запротестовал.       ― Бля, Лицо, ― зашептал он мне в ухо, думая, что Жид его не слышит, ― пошли к нам, а? Полежишь, отойдёшь. Он же тебя замучает.       Я покачал головой.       ― Мне правда хуёво, ― просипел я в его сторону. Бледный внимательно на меня посмотрел, что-то соображая у себя в голове.       ― Ладно, чувак, ты прав. Заглядывай, как очухаешься.       ― Пошли, ― мягко подтолкнул меня Жид, я успел залипнуть и не сразу сообразил, что он от меня хочет.       Жид расценил это по-своему. Он пошёл первый и открыл дверь Третьей. Спальня встретила тишиной, полумраком и привычным запахом влажной земли. Внутри никого не было, либо все попрятались. Я беспокойно озирался, ощущая на себе пристальное внимание птичьих глаз.       ― Иди мойся, ― отправил меня Жид, ― сам найду твою одежду.       ― Ладно, ― покорно ответил я. А затем приблизился к нему и внимательно посмотрел в глаза, косясь по сторонам. ― Только осторожно, ― шептал я, ― они следят. За каждым шагом.       ― Блядь, кто? ― внезапно Жид растерял своё самообладание. ― Кто, твою мать, за нами следит? ― Жид тряс меня и краснел ушами. Я не обращал на это внимания.       ― Они, ― прошептал я, обводя глазами стены. ― А стоит за ними Он. Он всё знает и всё видит. И ты знаешь, ― я ткнул трясущимся пальцем в грудь Жиду. ― А ты знаешь, но притворяешься, что не знаешь. Не притворяйся.       Я развернулся и потащился в сторону санузла, для верности опираясь на стену. Надеюсь, Он не сожрёт нас.       ― Тебя точно можно одного оставить? ― крикнул мне вслед воспитатель.       ― Не ори! ― шикнул на него я. ― Можно. Я в норме. Включи свет, ― я подозрительно заглядывал в тёмный санузел.       Жид нервно кашлянул и пошёл в сортир.       ― Точно? ― переспросил он, сверля меня взглядом.       ― Конечно, ― отмахнулся я.       Я решил не смотреть в зеркала, сразу проскочил к ванной. Чувствовал себя погано. Как мог разделся и сел прямо в поддон, надеясь, что струи тёплой воды помогут снять боль. Было ощущение, будто вчерашний день прожевал меня и выплюнул.       ― Порядок? ― рядом возник Жид. Не в силах больше разговаривать, я покивал.       ― Дай помогу помыть голову хотя бы, ― Жид подозрительно проверил температуру душа, подставив под струи руку.       ― Закрой глаза, ― сказал Жид, я послушался, ― только не отрубайся.       Мужчина намылил мне волосы.       ― Держишься?       ― Ну типа.       Так в процессе помывки Жид проверял меня несколько раз. Я стойко перенёс процедуру. После он выключил воду, накинул на башку полотенце и вынул дрожащего меня из поддона. Голова кружилась ещё больше после тёплого душа. Я кое-как переоделся, влез в джинсы. Верх помог натянуть мне Жид. Затем он куда-то меня повёл.       ― Куда мы? ― слабо поинтересовался я, чувствуя, что не в силах идти никуда.       ― Чёрт, ― задумчиво протянул Жид. ― Я боюсь тебя оставлять тут. А на другой конец коридора я тебя просто не дотащу.       ― Я смогу, ― затряс я головой. ― Смогу. Не оставляй меня тут.       ― Ладно, ладно! ― быстро согласился Жид. ― Пошли, тебе надо срочно что-то съесть.       С трудом Жид доволок меня до Кофейника. Я расслышал шорох и возню. Кажется, тут были Крысы и, судя по звяканью, Логи.       ― Последите, чтобы не отключился, ― он передал меня Рыжему. ― Ну, хотя бы, чтобы не свалился на пол.       Воспитатель куда-то ушёл.       ― Вот оно как, ― слышалось рядом, ― то Стервятника забирал, то теперь сам полудохлый.       ― Чё с ним? Может, он того? Под номером…       ― Цыц! Не под этим он. Иначе бы Жид сюда его не припёр.       Через какое-то время снова пришёл Жид. До этого невидимые мне Крысы периодически проверяли меня щелчком над ухом.       ― Ешь, ― Жид стукнул передо мной тарелкой. ― А это вам за терпение, ― за моей спиной послышалось довольное чавканье.       ― Охуеть, откуда? ― я взял вилку. На самом деле меня мало интересовало появление еды. К пюре притулился маленький кусок котлеты. Остальные, кажется, сейчас едят Крысы.       ― Нельзя много, ― пояснил Жид. ― Вытошнишь.       Я с удивлением понял, что до ужаса хочу есть, и ожесточённо набросился на еду.       ― Ты хотя бы жуй, ― проворчал Жид, ― а то хуёво будет.       После того, как я поел и выпил принесённый Кроликом чай, Жид поволок меня обратно в Третью.       ― Не хочу ночевать тут, ― я принялся за своё, хотя на сопротивление оставалось всё меньше сил. Жид откуда-то взял одеяло и подушку, взамен тех, что сейчас валялись в моём уютном гнезде в бассейне. Я покорно лёг.       ― А придётся, ― отозвался Жид. ― Поспи уже нормально. Ты действительно хреново выглядишь, без шуток.       ― Что с Молли? ― вспомнил вдруг я.       ― Сердце, ― ответил мне Жид. ― Диагноз я забыл.       ― Ты копался в её личном деле?       ― Конечно, ― в тоне Жида звучало удивление, будто я спросил что-то элементарное, вроде, а есть ли у птиц крылья? ― И Бледного, ― продолжил Жид, ― и твоё изучил.       ― Там всё врут.       Мы помолчали.       ― Бля, глаза закрываются. Расскажешь как-нибудь потом подробно?       — Угу.       Кажется, я провалился во что-то, похожее на сон. По ощущениям было похоже, будто я упал в чёрную яму. Нырнул и сразу вынырнул. Сна я не почувствовал совсем.       ― Есть иди, ― меня кто-то ощутимо пихнул в бок. Это оказался Дракон.       Птицы уже гуськом следовали за нахмуренным Стервятником в столовую. Меня ждать никто не собирался. Пока я возился, поднимаясь и шнуруя кроссовки, все ушли без меня, громко хлопнув дверью. Мне даже не удалось догнать стаю в коридоре.       Желудок противился витающим запахам, но я упорно тащил своё непослушное тело вперёд. Я понимал, что мне надо что-то съесть хотя бы сейчас. Я не хотел вчерашнего приступа с кишками. Кое-как добрёл до столовой, стая уже сидела на своих местах, чинно поправляя детские слюнявчики на груди.       ― Привет, ― я прошёл мимо Стервятника, надеясь, что он не злится и заметит меня.       ― Здравствуй, ― прошелестело мне после секундной паузы. Стало немного полегче. Я пошёл на своё место, которое сейчас мне отвели с краю.       Я затолкал в сопротивляющийся желудок еду и вышел из столовой, махнув перед этим Бледному.       ― Пиздец ты тугой, ― сказал я ему вместо приветствия.       ― Та я дожрать хотел. Что уже случилось?       Я вздохнул.       ― Случилось, да, ― я понизил голос. ― Ты знал, чем болеет Молли?       ― Чего? ― вытаращил глаза Бледный.       ― Тут у всех диагнозы, ― я достал сигареты и закурил. ― У каждого свой. Чего удивляешься?       ― Я, ну, типа… ― Бледный замялся, ему опять никак не удавалось сформулировать предложение. ― Я без диагноза. Просто предки переехали заграницу и, ну, бросили здесь меня… И я, типа, я не думал. Ну, только…       ― Не думал же ты, что она из-за своего прекрасного глаза здесь? ― остановил я потуги Бледного. ― Не, я тоже так поначалу думал. Пока Жид не сказал. Я просто думал, что вы об этом с ней разговаривали.       ― Не, ― отозвался Бледный. ― А что с ней?       ― Жид вчера сказал что-то про сердце. Думаешь, стоит его потрясти ещё? Или самим проникнуть в Могильник, а? У нас медосмотр, примерно гляну, где там личные дела хранятся. А ночью сцапаем.       Бледный покачал головой.       ― Может, у Молли спросить?       ― Она нам ёбнет, ― возразил я.       ― Спорим, шо нет?       ― Отвечаю, да.       ― Та не, ― протянул Бледный, но уже без прежней уверенности. ― Давай попробуем, ну.       ― Я так за неё переживаю, ― неожиданно признался я, ― что готов пожертвовать своими яйцами.       ― Я тоже, ― Бледный потел и таращил глаза.       ― И пусть Молли наступит нам на яйца своей прекрасной ножкой, ― я схватил Бледного за плечи у уставился в его пучеглазые глаза, ― мы не отступим. Мы любим её. Она мне как сестра. Ну, а ты, ― я встряхнул Бледного, ― любишь Молли? Больше жизни? Больше своих яиц?       ― Да-да-да… ― мелко затрясся Бледный. Я был этим удовлетворён и отпустил его.       Мы решили начать с библиотеки и не прогадали. Молли сидела там с другими девчонками. Те что-то писали или шуршали в учебниках, Молли же сидела, лениво ковыряя стол ручкой.       ― Молли! ― вякнул Бледный, совсем не регулируя громкость. Девочка подорвалась с места и подскочила к нам.       ― Не ори, дурень зелёный, ― хохотнула она. ― Чего надо?       ― Молли, надо поговорить, ― взял я дело в свои руки.       ― Ух как серьёзно, ― хмыкнула Молли. ― Ща, куртку возьму.       Мы вышли во двор и закурили.       ― Ну? ― поинтересовалась Молли.       Я покосился на дёргающегося Бледного. Кое-как ему удалось взять себя в руки.       ― Молли, ― начал он, ― я… мы… В общем, ― я вздохнул, Бледный снова посыпался, ― мы переживаем за тебя. Мы хотим знать. Лицо вчера узнал. Я сегодня узнал, и очень забеспокоился.       ― Так, ― Молли нахмурилась. Бледный немного подвинулся, чтобы уберечь свои яйца.       ― Я вчера узнал от Жида, ― взял я дело в свои руки, ― что ему известны наши личные дела. Не ебу, как. Он всё равно бы не ответил.       Молли нахмурилась ещё больше. Я начал переживать за нас с Бледным.       ― Что у тебя с сердцем? ― выпалил Бледный.       ― Да вы совсем охуели? ― взвизгнула Молли. Её ноздри зло раздувались, а кулачки сжались. ― Со мной всё в порядке! Я здорова! Куда лезете, щенки?       Молли дала мне под дых, а Бледного толкнула в грудь, и он неловко повалился с лестницы. Затем разъярённая девочка подскочила к нему и хорошенько пнула под зад, на обратном пути и я получил по коленке, к счастью, не по больной. Раскидав нас, как щенят, она, зло сопя, скрылась в Доме. Я побежал за ней, Бледный ещё поднимался со снега. Молли бежала довольно быстро.       ― Не ходите за мной, ебанутые! ― кричала она. ― На хуй пошли, придурки! ― девчонка остановилась у лестницы и показала мне и топающему сзади Бледному средние пальцы.       ― Может, тебе не стоит так бегать? ― осторожно сказал я. Молли опиралась на перила, тяжело дыша.       ― Я тебе не бабка старая! ― девчонка от злости даже пошла пятнами по лицу.       На шум высунулись девчонки из библиотеки.       ― Мальчишки говноеды! ― крикнул кто-то из них.       ― Слышали? ― сделала рожу Молли. ― Ещё попрётесь за мной ― врежу!       Я стоял как обделавшийся первоклашка, чувствуя спиной ехидные рожи девчонок.       ― А ну, лярвы! ― рявкнул я на них. Девчонки с противным хихиканьем скрылись за дверью библиотеки.       ― И как извиняться будем? ― спросил Бледный.       ― Мы ж не виноваты, ― нахмурился я. ― Хуй знает, почему она так восприняла.       Мы расстроенно помолчали.       ― Я как лучше хотел, ― вздохнул я.       ― И я, ― откликнулся Бледный.       ― Молли права, мы дебилы, ― сплюнул я. ― Подождём, пока она перестанет злиться? Или ты как герой-любовник, прорываясь через армию девчонок, прискачешь к ней?       Бледный стоял и несчастно смотрел на меня. Я тяжело вздохнул.       ― Цветок ей спизди, ― подсказал я.       ― У нас в классе цветов нет, мы все горшки разъебали, ― завздыхал крысёнок.       ― Блядь, ― выругался я, ― ну тогда пошли за мной. У нас этого добра навалом. Надеюсь, Стервятник не выцарапает мне глаза.       Я помолчал, размышляя. Не стоит тащить крысёнка в Третью, а то ещё откинется.       ― Нет. Сам зайду туда после уроков и выберу что-то интересное.       Бледный облегчённо выдохнул. Я дал ему щелбан.       ― В следующий раз тоже думай! Балда, бля.       Мы решили скрыться в бассейне. В каморке всё так же валялись подушка с одеялом, испачканные зелёнкой. Мы завалились на лавку и решили вздремнуть до обеда.       ― Как думаешь, мы помиримся?       ― Конечно, помиритесь. А если нет, я вас запру где-нибудь, ― пригрозил я, ― и не выпущу, пока не помиритесь.       ― А вы с ней?       ― Нам проще, ― хмыкнул я, ― а вот ты её парень, и ты накосячил.       ― А шо я-то? ― захлопал глазами Бледный.       ― Ну ты и дебил.       Бледный насупился.       ― Э, зелёная башка, дай закурить.       ― А? ― встрепенулся Бледный. ― Сейчас, погодь.       Мы повалялись ещё немного, потом вместе пошли в столовую. После решили снова вернуться в бассейн. Я морщился.       ― Шо ты? ― заботливо спросил Бледный.       ― Кишки крутит. Ну что за пиздос, а?       ― Не знаю, чувак, ― пожал плечами крысёнок, ― у меня от такого таблов нету.       Внезапно у меня закружилась ещё и голова.       «Посмотри!»       ― Что? ― проговорил я как можно тише.       «Очки. Да поверни же ты голову! Быстро!»       Я долго не мог сообразить, что хочет от меня Макс, пока не повернул голову левее. У окна курил одинокий Пёс. У него действительно сидели на голове очки. Я не нашёл в чёрных круглых линзах ничего примечательного, Макс же просто оглушал меня криком.       «Я хочу эти очки! Дай! Обменяй! Сейчас же!»       ― Здоров, ― я подошёл ко Псу. Тот взглянул на меня грустными, как у бассета, глазами. Я решил, если отыщу книжку с картинками в библиотеке, покажу её Бледному, поржёт вместе со мной.       ― Э, привет… ― Пёс вопросительно уставился на меня.       ― Мне нужны эти очки, ― я ткнул пальцем для наглядности, чувствуя себя большим идиотом.       ― Чё? ― переспросил Пёс, почесав ирокез. Затем он нащупал на голове очки и посмотрел на них так, будто сам не ожидал, что они у него есть. ― А, эти. А на что выменяешь?       Я задумался.       «Предложи ему что-то крутое для дрочки».       ― Выпуск «Пошлой шмоньки» устроит? Правда, немного старый.       У парня отвисла челюсть.       ― Пиздишь, ― сказал он.       ― Нет, ― стоял я на своём. ― Если принесу, очки мои?       ― Твои, ― хмыкнул Пёс. ― Тащи, я тут буду.       Я пошёл вниз. Бледный трусил за мной.       ― Это шо за хуйня была? ― спросил он, кажется, несколько раз.       ― Очки захотел, ― ответил я, матеря про себя ебучего Макса. Нахуй они ему сдались?       ― Ёбнутый, ― протянул Бледный. ― Кажется, Рыжий мне про него рассказывал. Только я забыл, как его зовут. Да похуй. Короче, у него хуй болел, и Пауки ему кожу с головки отрезали.       ― Чё, блядь? ― я посмотрел на Бледного, как на идиота. Тот продолжал дальше тараторить.       ― Да-да, ― несло крысёнка дальше, ― и он, короче, эту кожу с хуя попросил себе. Ну Пауки ему и дали, типа. А он пожарил её и сожрал.       ― Фу, блядь, нахуй! ― я заорал и даже отпрыгнул. ― Фу! Да так же не бывает!       ― Бывает! ― возразил Бледный. ― Мне Рыжий рассказывал!       Меня передёрнуло.       ― Мне кажется, Рыжий тебя просто наебал.       ― А вот и нет, ― обиделся крысёнок за своего вожака.       ― Короче, мне похуй, но это пиздец. Ёбнутая хуйня.       ― А что за журнал-то?       ― Пошлая шмонька, ― ответил я, радуясь смене темы.       ― Пошлая Молли? ― с удивлением переспросил Бледный.       Я не выдержал и заржал.       ― Да, блядь, Молли, глухой ты долбан.       Мы уже пришли в бассейн, я копошился в куче своих журналов. Наконец, я достал нужный. Мы потащились обратно.       ― Зря отдаёшь, ― Бледный вертел его в руках.       ― Да нахуй он нужен. Верни.       Мы снова вернулись на площадку между этажами. Пёс всё ещё маячил там. Увидев «Пошлую шмоньку», он высунул язык от радости и завилял хвостом. Сунул мне очки не глядя, потому что уже пожирал сальным взглядом обложку. Мы решили оставить его, чтобы не лицезреть, что будет дальше. Вдруг он и правда сожрал свою кожу с члена?       «Спасибо-спасибо-спасибо!»       ― Да не за что, не ори только.       ― Он вроде не орал, ― удивлённо сказал Бледный.       ― А, ― отмахнулся я, — это я своим мыслям.       ― Знаешь, мне тут пришла в голову идея.       Я посмотрел на Бледного и понял, что впервые вижу на его мордочке такое серьёзное выражение.       ― Чё?       ― Татуху хочу с именем Молли. Не, ― мечтательно посмотрел на меня крысёнок, ― Пошлая Молли. Шрифт какой прикольный знаешь?       Я задумался.       ― Типа как Металлика пойдёт?       ― Пойдёт, ― обрадовался Бледный.       ― Пошли хоть щас набью, ― предложил я, водружая на нос пёсьи очки.       Бледный заржал.       ― А тебе идёт.       ― Ой, иди в пизду. А то хуй на щеке нарисую.       ― А цветок когда?       ― Да погоди ты, машинку забрать надо из спальни, ― мы проскочили мимо моего класса. Там устало хлопали крыльями Птицы.       Я зашёл в спальню, цапнул свёрток с машинкой и уже хотел уходить, как мне в глаза бросилось растеньице в горшке, одиноко притулившееся на подоконнике. Я подошёл ближе, чтобы его рассмотреть. Было видно, что за ним практически никто не ухаживает, но вид оно сохраняло достойный. Растение напоминало кактус, но с длинными листьями и мягкими колючками. Листья свисали дугами, на концах розовели свежие соцветия. Жаль не могу спросить у Стервятника, что это, иначе придётся раскаяться в воровстве.       ― Гарно, ― присвистнул сзади Бледный. ― Это шо, никому не нужно?       ― Он слишком яркий для Третьей, не находишь? ― сказал я, передавая ему свёрток с машинкой, а сам осторожно обхватил горшок с недокактусом.       ― Ну да, ― пожал плечами Бледный. ― А шо это за цветок?       ― Я сам не ебу, ― ответил я, ― даже не понимаю, какого хрена он сейчас цветёт, когда на улице холодно.       Мы поспешили смотаться со второго этажа. В каморке внимательно рассмотрели недокактус. Как оказалось, его цветы были белыми с розовой каёмкой, у самого края — самый яркий цвет.       ― Как думаешь, Молли понравится?       ― Думаю, да, ― протянул Бледный, разглядывая цветок. ― На Молли похож. Колючий, но нежный. Райский цветочек, ― крысёнок любовно погладил листочек недокактуса.       ― Жаль рисовать нормально не умею, ― вздохнул я, уже старательно выписывая на листе «Пошлая Молли», ― а так бы нарисовал Молли вот с этим цветком.       ― Да-а, ― протянул Бледный.       Я как мог обеспечил стерильность в нашей пропахшей котами каморке.       ― Ну, что скажешь? ― я показал своё художество Бледному.       ― А нарисуй Молли, Яйцо? Как можешь, схематичненько, походила чтоб.       Я снова вздохнул. Бледный смотрел на меня блестящими глазами, заставляя меня сдаться.       ― Ты меня покорил, пидор, ― я снова взял листок и как мог хорошо начиркал лицо Молли. — Вот как-то так?       Мы с Бледным уставились на листок. Рисунок выглядел по-детски наивным, но Бледный едва не скакал от радости и предвкушения.       — Да, охуенно просто!       ― Давай сюда руку, зелень, ― усмехнулся я, довольный, что мои каракули оценили.       Бледный вручил мне свою ладошку и с покорностью уставился на меня, не произнося ни слова. В голове тут же в голове всплыли кадры той ночи, когда я набивал рисунок на ножке Молли. Я не мог перестать думать о том, что моя любимая Молли может быть чем-то больна. За время, проведённое в Доме, я насмотрелся достаточно на больных детей, и нашу троицу я к ним не причислял. В Молли я видел лишь интересную изюминку, чувствовал юность, бурлящую в ней, но никак не болезнь. Она могла стать нашей с Бледным болезнью. Нашей очаровательной зависимостью. Была бы Молли наркотиком, это был бы самый очаровательный наркотик в мире. И пусть ты иногда получаешь яйцам ― что ж, это вполне справедливая плата за удовольствие.       ― Не залипай, братан, ― прорвался в мои уши голос Бледного.       ― Я опять думаю про Молли, ― с грустью сказал я. ― Пообещай мне с ней поговорить. Без твоего обычного мычания. Слово Крыс дай мне.       Бледный торжественно поклялся мне, гордо подняв лапу. Я удовлетворённо кивнул.       ― Курнуть хочешь?       ― Бляха, если набью тебе хрень, будешь сам виноват, ― предупредил я, затягиваясь из его рук. Затем приступил к работе. Выходило что-то странное, но судя по довольному писку крысёнка, его всё устраивало.       ― Тебе не больно там хоть?       ― Да не, ― Бледный выпускал в потолок дым от самокрутки.       Мы уже заканчивали, когда в нашу прокумаренную комнатушку пришла Молли.       ― Я думаю, что вы тут делаете, ― сказала она, ― раз пахнет шишками и чернилами. А вот оно чё.       ― Молли! ― замахал ей рукой Бледный.       ― Не дёргайся! ― рявкнул на него я. Он затих, мы над ним посмеялись.       ― На самом деле это был сюрприз.       — Это что, я? ― Молли встала за моим плечом.       ― Надпись была идея Бледного, ― снял я с себя всю ответственность.       ― Молодец какой! ― Молли подошла к своему парню и от души чмокнула его в губы.       ― Я тут тебе кое-что спиз… принёс, ― я заматывал руку Бледного. ― Только ради всех несуществующих и существующих богов, не забывай её мыть, ― предупредил его я, ― и не чеши!       Я поднялся и с торжественностью преподнёс Молли горшок с цветком.       — Это мне, что ли? ― удивилась она. ― Да что с вами такое, мальчики? Пиздюлей получили?       ― Можешь выкручивать мне яйца хоть каждый день, ― поклялся я Молли, ― но я буду продолжать беспокоиться о твоём здоровье.       Молли рассмеялась и обняла меня рукой, свободной от цветка.       ― Спасибо, Лицо, ― прошептала она мне на ухо, серьёзно на меня глянув. ― Спасибо за разрешение выкручивать тебе яйца каждый день! ― хохотнула она, возвращая на личико прежнюю насмешливость.       ― Я постараюсь найти, что это за растение, ― улыбнулся и я, ― и скажу, как за ним ухаживать.       — Это ещё кто первый найдёт, ― хмыкнула Молли, разглядывая цветок.       ― Куда руками грязными! ― шлёпнул я Бледного по рукам, который уже норовил заглянуть под повязку.       ― Молли, ― обратился я к девочке, ― прошу тебя, бей его крепче, если этот крысюк захочет почесаться или забудет обработать татуху.       ― Могу расколошматить ему об голову горшок, ― захихикала Молли, ― но не этот, ― она поцеловала растение в листочек, ― специально побольше найду.       Молли отставила цветок и коварно уставилась на Бледного.       ― Мне разрешили тебя пиздить! Хана тебе, крысонька! ― Молли потёрла ладошки и бросилась на Бледного. Я растерялся, кого спасать ― Молли от падения, Бледного от ручек Молли, или же хватать недокактус. Мои руки сцапали цветок. К счастью, на пол упал только Бледный, Молли осталась на кровати из лавочек. Я пожалел его и помог подняться.       Мы ещё повалялись и покурили до ужина ― легли в уже сложившемся порядке: Бледный и я по бокам, посередине нас согревала Молли. Я лежал и украдкой за ней наблюдал. Мне обязательно хотелось что-то сделать для неё, но я себя останавливал. Нужно вести себя, как и в остальные дни с нашего знакомства, уговаривал я себя, просто чутко реагировать на её самочувствие.       ― Совсем забыл, ― сказал я Молли, ― Бледный хочет поговорить с тобой после ужина. Он сегодня старался говорить и не мямлить.       — Вот так да! ― Молли даже присвистнула. ― Ты его дрессировал, что ли?       ― По крайней мере пытался, ― хохотнул я.       Бледный и не пытался сопротивляться. Я предполагал, что в душе он даже рад, что я подвёл к этому разговору, так ему будет проще. Я же в душе надеялся, что Жид расскажет, что он вычитал в деле Молли, и убедит, что там ничего серьёзного. После ужина он меня как раз остановил. Разговаривать я не хотел. Наверняка снова начнёт воспитывать.       ― Опять будешь ночевать не в Третьей? ― начал расспрашивать Жид.       ― Ага, ― пожал плечами я, стараясь спрятаться под очками и где-нибудь затеряться.       ― Ты помнишь, что завтра медосмотр? ― Жид придержал меня за плечо, я был вынужден остановиться.       ― Нет, ― честно ответил я. ― Я немного запутался в днях недели.       ― Чёрт, Лицо… ― кашлянул Жид. ― Ты где это раздобыл?       ― Не понимаю тебя. Ты про очки? ― рассеянно спросил я.       ― Ну конечно.       ― Думаешь, так лучше? ― я сдвинул их на голову и столкнулся с обеспокоенным лицом Жида. Я отпрянул и снова натянул их на себя.       Мужчина устало потёр переносицу.       ― Пожалуй, оставь. Проехали, ― Жид покачал головой. ― Они мне просто показались знакомыми.       ― Выменял у Пса, ― бросил я, ― кличку не спрашивал.       ― Без разницы, ― устало отмахнулся мужчина, ― я хотел сказать, чтобы ты вёл себя потише с Пауками, вот и всё.       Я кивнул.       ― У тебя волосы посветлели, ― вдруг сказал Жид.       ― Чё? ― я стащил очки с носа и попытался в них что-то разглядеть.       ― Вот тут, ― Жид постучал мне пальцем по макушке.       ― Краска, что ли, слезла… ― непонимающе протянул я. ― Но это самая термоядерная краска, она должна въедаться на месяцы. Похоже, в Доме с водой проблемы.       ― А ты пьёшь из-под крана постоянно, ― хмыкнул Жид. ― Смотри, татухи твои скоро слезут.       Я снова испуганно уставился в стекляшки очков, но разглядел там только своё размытое отражение.       ― Они же не слезли? ― я вцепился в своё лицо и с надеждой посмотрел на Жида. ― Нет?       ― Нет, ― терпеливо ответил мужчина. ― Не разводи паранойю.       Я продолжал беспокойно всматриваться в очки. Жиду пришлось щёлкнуть у меня перед носом, чтобы я сменил эмоцию. Я встрепенулся.       ― А, и вот ещё, ― спохватился Жид, ― прими паучью таблетку перед Могильником. Ничего страшного с тобой не случится. Наоборот, это поможет.       ― Я так не буду чувствовать Могильник? ― с надеждой спросил я.       ― Да. Меньше укачает, ― согласно кивнул Жид. Он уже собрался уходить, но теперь я его придержал за руку.       ― Подожди!       ― Что такое?       ― Скажи мне кое-что, и я отстану, ― понизил я голос. ― Что с Молли? Что-то серьёзное?..       ― Прости, Лицо, ― спокойно оборвал меня Жид. ― Я и так нарушил всё что мог, ― воспитатель помолчал. ― С этим можно долго жить, тебя это успокоит?       Я вздохнул.       ― Да.       ― Только не делай глупостей. Обещаешь?       Я снова вздохнул.       ― Конечно.       ― Тогда доброй ночи тебе, ― попрощавшись, Жид ушёл.       Я остался растерянно стоять посреди коридора. Надолго залип, и опомнился только тогда, когда погасили свет. Тьма сгущалась, сгущалась и сгущалась, пока мои глаза не привыкли к ней, но разглядели уже не коридорные стены, а сомкнувшиеся у меня над головой ветви деревьев. Лес снова без спроса схватил меня косматыми лапами и затащил под свою сень. Я огляделся, разыскивая знакомую тропу. Меня опять манило озеро. В прошлый раз я был неосторожен и бездумно полез в чёрную воду. В этот же раз я хотел повнимательней разглядеть окружение. Я долго бродил среди зарослей, пока не расслышал, как вдали злобно зажужжал гнус. Я решил, что я на верном пути.       Я вышел из-за деревьев и оцепенел: жужжащее облако чёрным кишащим занавесом преграждало мне путь. Сделал шаг, занавес предупреждающе качнулся. Я ничего не знал об этих насекомых, но предположил, что они крайне ядовиты. Мне показалось, что завеса сгущается, и я неосознанно шагнул назад. Всего на пару сантиметров.       Я вернулся на Перекрёсток, в ужасе расчёсываясь: мне казалось, что гнус всё же напал на меня.       «Если бы тебя укусили, ты бы раздулся как дирижабль, идиот!»       ― Я не лез к этим блядским насекомым! ― прошипел я, пытаясь забыть видение кишащего занавеса. ― Просто хотел посмотреть.       «Что ты там хочешь увидеть?»       ― Не знаю пока, ― огрызнулся я.       «Вот и нечего тебе там делать. Там действительно ничего интересного, Лицо, только чудовища».       ― Монстры мне не нужны, ― согласился я. ― Но Лес сам меня хватает, я ничего не могу с этим сделать. Вот ты знаешь, что ему надо?       Макс промолчал.       Я выругался. Внезапно мне стало чертовски страшно. Я не хотел идти на тёмный первый этаж прямо сейчас. Тогда я рванул в Третью с надеждой, что меня там не заклюют. Осторожно приоткрыл дверь. Птицы спали, но не все. Я тихо пробрался к своей кровати. Свет был погашен, пришлось двигаться ощупью. По углам постоянно мерещились шорохи, враждебно выглядывающие меня. Я нырнул под одеяло и сразу же накрылся с головой.       Наутро со мной заговорил Стервятник. Краснея, я приблизился к нему и сел рядом. Я был готов к чему угодно.       ― Это ты шлюмбе́ргеру забрал? ― отстранённо спросил он, не поднимая взгляда. Я непонимающе моргнул.       ― На подоконнике стоял, ― Стервятник махнул рукой в сторону. — Мой кактус.       ― Так он называется шлюмбергер? ― выдавая себя с потрохами, спросил я.       ― Окончание на «а», ― поправил меня Стервятник. ― Он же зигокактус, декабрист. Так куда ты его унёс? Это растение нежное.       Я наклонился к нему, осторожно отвёл прядь его светлых волос.       ― Я отдал его человеку, которого очень люблю.       Стервятник окончательно смутился. Я, потупившись, отсел. Может, я ему неприятен?..       ― Ты простишь меня?       ― Я не сержусь, Лицо, ― он удивлённо посмотрел на меня, будто не понимая, как я мог такое выдать, ― только пообещай, что о нём будут заботиться. Сейчас расскажу тебе, что это растение любит.       Можно было не обращаться к занудному справочнику, Стервятник достаточно доступно объяснил мне, что делать с этим шлюмбергера. Я старательно накорябал на листочке инструкции, чтобы потом передать их Молли. Встретив Бледного, я сунул этот листок ему, надеясь, что он его не потеряет. Я знал, что в руках Молли с кактусом ничего не случится.       По совету Жида я принял паучью таблетку, борясь с желанием выплюнуть её обратно. Меня не отпускало ощущение, будто я заглотил целого паука. Дождавшись, когда это чувство ослабнет, я поднялся и присоединился к Птицам, встав с ними и слившись в единый скорбный поток. Всё повторилось. Мы проследовали за Стервятником по коридору, а затем неловко разбрелись вокруг него. Проходящие мимо Паучихи то и дело ворчали, чтобы мы встали у стен. Никто их не слушал. Я вертел головой по сторонам, не понимая, почему затихли кричащие рты.       Тишина Могильника пугала ещё больше. Паучья таблетка только затыкала ему рот, будто глушила звук на приёмнике, но я ощущал его липкие лапы. Я был будто в безопасном коконе, щупальца Могильника не могли меня коснуться, я не мог услышать его крики, но мог видеть. Видеть даже больше, чем в прошлый раз. Я наблюдал, как стены сочатся кровью и гноем, как они в беззвучном крике захлёбываются этой субстанцией. Я закрыл глаза руками и яростно потёр их. Тело затрясло в мелкой дрожи. Нужно выбираться как можно скорее. А чтобы выбраться, надо, чтобы всё повторилось.       Я едва дождался, пока Стервятник неторопливо протопает мимо меня, а затем шмыгнул за дверь. Быстро зализал волосы за уши, показывая, что не зарос за месяц вшами или чумными болячками. Пауки снова смотрели на меня недоверчиво. Снова пришлось раздеваться по пояс и взвешиваться.       ― Ты потерял в весе, ― недовольно сказал Паук.       ― Ну так расту, ― беззаботно отозвался я.       ― Но в росте ты не прибавил, ― добавила скрипучим голосом Паучиха.       ― Я могу одеваться?       Пауки изучающе на меня смотрели, не готовые выпускать из своих лап так рано. Я натянул толстовку.       ― Ты принимаешь наркотики?       ― Только прописанные вами таблетки, ― не моргнув глазом соврал я.       ― И как самочувствие? ― Паук, сощурившись, примерялся, как будет меня пожирать, если я ляпну не то.       ― Ужасно, ― я навесил на своё лицо самое жалостное выражение из всех, что у меня были, ― есть не могу, тошнит, в сон тянет, а спать не могу тоже.       Паук довольно хмыкнул, почёсывая бороду.       — Значит, от драк тебя вылечили.       Я сменил жалостливое лицо на равнодушное.       ― А вот с наркотиками бороться будем, если снова придёшь с красными глазами, ― пригрозил мне Паук. ― Иначе будет у тебя ещё одно предупреждение. Оно ведь тебе не надо?       ― Нет, ― я окинул Пауков честным взглядом.       ― Тогда свободен.       Паучиха протянула мне новую баночку с рецептом. Я решил, что лучше покажу это Жиду, он должен знать, съедобно это или отрава. Я цапнул свёрток и вышел из кабинета. Как только закрылась дверь, рванул со всех ног. Выскочив из Могильника, я побежал, не разбирая дороги. Где может быть Жид? Я метнулся на всякий случай на лестничную площадку.       ― Жид! ― заорал я, ни на что особо не надеясь. Я понял, что резко устал, и добрёл до подоконника, чтобы перевести дух. Потряс перед носом паучьи таблетки, даже показалось, что там что-то шевельнулось. Из окна слишком ярко бил свет, пришлось натянуть очки, выклянченные Максом.       ― Я услышал, как ты орёшь, аж на другом конце Дома, ― рядом появился Жид.       ― Не знал, где тебя можно найти, в библиотеке девочки хотят отпиздить меня по яйцам, ― пожаловался я, ― а на ваш страшный этаж я не пойду.       ― Что ты уже натворил, Лицо? ― спросил Жид, становясь рядом. Он упёрся плечом в стену, достал сигареты и прикурил.       ― Ну ничего такого, думаю. Перед Молли я уже загладил вину, ― я глянул на Жида снизу вверх.       ― У меня от твоих очков мороз по коже. Сними, пожалуйста.       Я заметил на лице Жида то же выражение, что и в тот раз, когда он случайно увидел Стервятника без грима.       ― Не могу, это необходимость, ― попытался оправдаться я.       ― Ты всё-таки полез к Молли с расспросами? Крепко получил? ― усмехнулся Жид, переводя тему.       ― Да не очень, ― протянул я, ― я ей цветок притащил.       Жид одобрительно кивнул.       ― Тебя разве не должно было удивить, что я способен на такие жесты?       ― Полагаю, ты не такой уж засранец, каким себя выставляешь, ― Жид кинул окурок на пол и раздавил ногой. ― Уверен, что и мозги у тебя есть. Я серьёзно.       ― Я быстро передумал быть умным, это хреново оборачивается.       ― Так ты всем и не показывай.       Я задумался. Пока я пребывал в своих мыслях, Жид подсел ко мне на подоконник. Мы еле уместились в таком узком пространстве.       ― Это что у тебя? ― спросил мужчина, указывая на свёрток.       ― О, ― опомнился я, вспоминая про таблетки. ― Я тебя искал поэтому.       Жид удивлённо вскинул брови.       ― Ну, ― смутился я, ― ты наверняка знаешь, что это такое. И можно ли это есть.       ― Дай-ка, ― Жид забрал у меня баночку. ― Что ты такого сказал, что тебе это дали?       Я вдруг испугался.       ― Так и знал, что отравить меня хотят, ― я нахохлился. ― Да просто пожаловался, что предыдущие не помогают. Ну, чтобы про наркоту не подумали.       ― Вот с этого точно овощем будешь, ― Жид тряхнул баночкой, паучья отрава в ней весело загремела.       ― Он знаешь ещё что сказал, ― понизил я голос, ― Паук этот? Что от драк меня вылечили. Блядские Пауки, ― вдруг разозлился я, ― им лишь бы таблетками травить и из Дома высылать в свои пыточные!       Я выхватил из рук Жида таблетки, кое-как забрался на подоконник, и, открыв форточку, высыпал содержимое вниз. Наблюдая, как пилюли рассыпаются внизу по земле, я мысленно пожелал Паукам подавиться ими.       ― Иногда тебе не мешало бы успокоительное, ― беззлобно проворчал Жид, стаскивая вяло сопротивляющегося меня с подоконника.       ― Спасибо за помощь.       ― Доберись до Третьей без приключений, это будет твоё спасибо.       Чтобы не подводить Жида, я действительно повернул к Третьей, потоптался у двери и вдруг встряхнулся, опомнившись. Закурил и повернул к лестнице, чтобы затем скрыться в бассейне. Я знал наверняка, что мои любимые крысята рано или поздно навестят меня там. Коротая время размышлениями про Лес, поймал себя на том, что не чувствую в нём ничего враждебного. За исключением занавеса из гнуса, очень и очень злого. Но если меня туда не пускают, значит, это того стоит? Нужно искать тропы в обход. Лес мог бы и дать подсказку, раз снова и снова затаскивает меня в свои дебри.