Cranium (Череп)

      Доктор Бусая почувствовала, как вот-вот начнётся один из тех тяжёлых приступов головной боли, которые начинают набирать силу постепенно, но неизбежно, как туман, медленно заполняющий всё пространство её сознания. Перед её глазами простиралась безмолвная, опустошённая картина. Она стояла на коленях перед черепом, который покоился среди обломков самолёта — разрушенного в страшном столкновении. Осколки металла и фрагменты конструкции были разбросаны повсюду, а от самого судна едва оставался след. Однако то, что предстояло ей увидеть, оказалось неожиданным. Буа наклонилась, вглядываясь в фрагменты, и, держа в руках увеличительное стекло, несколько раз перечерчивала взглядом каждый из обломков, будто пытаясь увидеть то, чего не было на самом деле. Ей предстояло собрать все эти кусочки, аккуратно поместить их в специальные пакеты или завернуть в ткани, чтобы затем приступить к более глубокому анализу. И только после этого, когда каждый элемент был изучен и тщательно сопоставлен с данными о погибших пассажирах, можно было начать распутывать эту загадку, восстанавливая по частям целое. Затем ей предстояло составить сводный отчёт, внимательно проанализировав каждый фрагмент по порядку. Но этот, в отличие от других, казался неуместным. Что-то в нём вызывало у неё тревогу, как если бы этот элемент был лишним, а сама его находка таила в себе нечто странное, что требовало особого внимания. Она огляделась вокруг. Поблизости не было ни души. Лишь её собственная карма, как неизбежная тень, вновь начинала истончать её терпение, словно жестокий ветряной скребок, который всегда обнажал самые уязвимые струны её души.       На самом деле, Буа не могла до конца понять, что стало тем самым камнем преткновения между ней и Пиньей. Возможно, всё началось с того, что Пинья выбрала тему для семинара, столь поразительно схожую с её собственной, будто скопированную до последней детали. Или же причина крылась в том, что Буа сдала квалификационный экзамен и утвердила тему диссертации раньше, несмотря на то, что подала заявку позже. Пинья, быть может, ощущала какую-то неловкость, какую-то несправедливость в этом порядке вещей, но сама Буа не могла бы точно сказать, откуда эта напряжённость. Или, возможно, причина крылась в том, что Буа казалась Пинье красивее, если учитывать этнические категории, в которых они обе специализировались. Если взглянуть на это с точки зрения физической антропологии, классифицирующей людей по основным этническим группам, то обычно выделяются три главные группы: азиатская, кавказская и негроидная. А если говорить точнее, Буа казалась более привлекательной, соответствуя этническим признакам, характерным для её родного региона — Юго-Восточной Азии. Она была лишь немного красивее Пиньи. И хотя это утверждение казалось субъективным, оно находило логическое объяснение при более внимательном взгляде: Буа была немного ниже и утонченнее, с лицом округлой формы и внешностью, которая, несмотря на одинаковый возраст, казалась моложе. Её волосы, черные и прямые, хотя и претерпели стрижку и окрашивание, и тёмно-карие глаза, казались длиннее и более узкими. Миндалевидные глаза, нос, не столь выраженный, но гармонирующий с чертами её лица, и тонкие, почти прямые губы создавали впечатление полной пропорции. Всё это было характерно для монголоидной группы, корни которой уходят в Юго-Восточную Азию, и являлось типичной чертой этого этнического типа.        Пинья выделялась высоким, крепким телосложением, с плечами, которые как бы распахивались в стороны, переходя в округлые бедра, но при этом её талия не отличалась излишней тонкостью. Хотя её лицо было несколько вытянутым, с чертами, близкими к монголоидным, Пинья обладала большими, округлыми карими глазами, которые часто полузакрывались, создавая впечатление загадочной небрежности. Тонкие, длинные волосы, цвета её глаз, ниспадали на плечи, а кожа, светлая и слегка желтоватая, придавала ей некую хрупкость, что не соответствовало типичному облику жителей этой местности. Её нос был более выдающимся, а губы — чуть тоньше, чем у Буа. Пинья, казалось, не несла в себе той неизменной азиатской гармонии, что излучала Буа.       Таким образом, можно было бы предположить, что Буа как будто более гармонично вписывалась в этнический облик местных жителей, согласно антропологической классификации региона. Возможно, именно это стало источником неприязни со стороны Пиньи. Однако в данный момент это казалось несущественным. Истинной проблемой, которая занимала мысли Буа, был череп, слегка поджаренный маленькими языками пламени, лежавший перед ней. Вот что тревожило её по-настоящему. И, не снимая очков, она вновь и вновь сосредоточенно окидывала его взглядом, словно пытаясь раскрыть неведомую тайну, что пряталась в этом изуродованном, но всё ещё признанном её разумом фрагменте жизни. Проблема заключалась в том, что череп должен был бы демонстрировать признаки повреждения кожи, мышц или тканей — следы от взрыва, удара или ожога. Однако перед ней лежал череп с сухой кожей, плотно прикреплённой к кости — явление, совершенно нехарактерное для тела, только что пережившего смерть или перенёсшего такое тяжёлое испытание, как авиакатастрофа. Она осмотрела его ещё раз, стараясь уловить хотя бы малейшие признаки повреждений, но ничего не находила. И когда она принялась искать другие части тела, которые должны были быть повреждены столь же сильно, как и череп, не оказались в поле её зрения. Конечности, которые могли бы подтвердить её догадки, просто не было.       — Что ты делаешь, Буа? Собираешься поспать прямо на носилках? — прозвучал голос Пиньи, в котором сквозила небрежная насмешка,.       — Если ты не возражаешь, давай обойдёмся без этого тона, — ответила Буа, её слова были пропитаны усталостью. — У меня и без того хватает забот, чтобы ещё и тратить силы на твою язвительность.       Бусая решила на время отложить работу, оставив на потом такие вопросы, как, например, искушение дать пощёчину своему коллегу-докторанту.       — Раз уж ты здесь, не могла бы ты помочь? — спросила Бусая, заметив, как Пинья скрестила руки и улыбнулась.       — Звёзды сегодня, что ли, не сошлись, доктор Бусая, что ты попросила помощи у меня?       — Если ты не в состоянии помочь, просто уходи, — ответила Бусая, сдерживая раздражение.       — Ты так легко злишься, Буа. Ну, что там у тебя?       Бусая указала на фрагмент черепа, который так её беспокоил.       — Я… не совсем уверена, как правильно спросить, — сказала Бусая, слегка растерявшись. Пинья, услышав её, бесшумно присела рядом, и Бусая не смогла не заметить, как глаза её однокурсницы сузились в задумчивости.       — Позволь мне взглянуть. А ты пока займись чем-то другим, — сказала Пинья, не удосужившись дождаться ответа, как бы утверждая своё право на вмешательство.       — Это моя находка. Я первая обнаружила это, — ответила Бусая, не желая уступать.       — Для того чтобы помочь тебе, мне нужно увидеть то, что беспокоит тебя, – прозвучал ответ с невозмутимой твердостью.       — Ты всё ещё не избавилась от этой привычки — перехватывать чужие дела, Пинья? — произнесла Буа с легким оттенком презрения в голосе, не скрывая разочарования. — Мне казалось, что с возрастом ты, наконец, перестанешь так делать.        — Я никогда чужое не перехватывала, — отрезала Пинья, её голос не дрогнул, а на лице появилась та же уверенная усмешка. — Ты, похоже, не в курсе, кто тут на самом деле перехватывает. Или ты забыла, как называли тебя на курсах, «любимица преподавателей»? Ты всегда получала то, что хотела, когда только желала.       Её слова не прозвучали обидно, а скорее как лёгкий укол. Пинья не отвлекалась от черепа, но в её голосе была стойкость и уверенность. Она продолжала изучать находку и, едва заметно повернув голову, добавила:       — Сделаешь мне снимок?       — Как будто ты командуешь мной, — холодно произнесла Буа, положив жёлтую табличку с номерам дела и квадрат для измерений, а затем, не произнося ни слова, подняла камеру и начала делать снимки, исполняя, скорее, приказ, чем просьбу. — И, к слову, я точно не чья-то "любимица".        — Ах, нет? Ты что, забыла, как сидела себе уютно, сытая и довольная, в кабинете, а я, словно пешка, ползала по грязи и ветрам в поле? — с едкой усмешкой ответила Пинья. — Дай мне пакет для улик.       — Преподаватель, видимо, предпочёл кого-то, кто лучше справляется с полевой работой, а я, признаться, в этом не на высоте. Мне едва ли удаётся выспаться, и, наверное, я бы погибла уже в первую же ночь, — с едва уловимой ироничной усмешкой произнесла Буа, передавая требуемый пакет, аккуратно прикрепив к нему стикер для печати и записи информации о собранных уликах.       — С этим я справлюсь сама, — сказала Пинья, забирая пакет из рук Буа. — Ты лучше займись своим делом.       Буа всё ещё бурчала под нос, когда, раздражённо подправив очки, произнесла:       — Лицо твоё, может, и не от матери, но вот характер — точно такой же, властный. Почему так?       Пинья не ответила. Просто продолжала работать, как ни в чём не бывало. Буа, не найдя отклика на свои слова, поджала губы и, сдержав вспышку злости, встала и вернулась к своим обязанностям, не столько по собственному желанию, сколько по необходимости подчиниться.       — Ты же знаешь, что я не люблю, когда мной командуют, верно? — произнесла Бусая, обращаясь к Пинье, которая стояла перед ней, глядя на судьбоносный череп, обнаруженный около девяти утра и теперь покоящийся на столе для вскрытия. Работы было выполнено едва ли на двадцать процентов, несмотря на бессонные ночи и неумолимо тянущийся день. Время не щадило — тела начали разлагаться, и тяжелый запах разложения пронизывал воздух, словно напоминание о том, как ничтожен и быстротечен человеческий след. Это усложняло работу, поскольку приходилось бороться с запахом, который словно вился вокруг, проникая в каждый вдох. Даже маски не могли полностью заглушить эту удушливую вонь. Чёрный ящик всё ещё не был найден, несмотря на все усилия, и следов его нахождения не было.        — Если я не расскажу, ты продолжишь докучать мне с этим до бесконечности, правда? — с явным раздражением спросила Пинья.       — Не то чтобы я горела желанием продолжать разговор с тобой, Пинья, — отозвалась Бусая, отворачиваясь и вздохнув. Мне просто хочется понять, в чём дело. Наверное, это уже какой-то генетический недостаток моей этнической принадлежности — любопытство.       — У меня нет такого… врождённого любопытства, — тихо произнесла Пинья.       — Значит, ты, видимо, не из моего народа, — с лёгкой усмешкой заметила Бусая, углубляясь в изучение черепа. — Ну, что ты нашла?         — Это мне нужно у тебя спрашивать, доктор Бусая, — отозвалась Пинья, с выражением, которое можно было бы назвать вызывающим.         — Если бы я знала, я бы не задавала этот вопрос, доктор Пинья, — без всякой эмоции ответила Бусая. — Так что же ты увидела?         — Череп.        — О, правда? С таким уточнением я бы сказала, что это больше похоже на коленную чашечку, не так ли?        Пинья взглянула на неё с явным недовольством.       — Учитывая состояние, кожа сухая, тёмная, почти чёрная, словно он уже пережил не одно лето. Но что она делает здесь, в этом месте, мне пока не ясно… — Бусая продолжала вглядываться в череп, её взгляд был устремлён на детали, но в её мыслях царил туман. Она замолчала, погрузившись в раздумья. — Это тело не разложилось, оно осталось в своём первозданном виде.       — И как ты это объяснишь?       — Это процесс муммификации, — ответила Буа, не колеблясь, как будто сама мысль о муммификации была для неё вполне очевидной и знакомой. — Это неестественно, Кожа слишком ровно и плотно прилегает к костям. В природе этого не бывает. Если бы процесс был естественным, кожа никогда не была бы такой идеальной.       — Как интересно, — ответила Пинья, в голосе которой прозвучало искреннее восхищение. — Один взгляд, один фрагмент, и ты уже определила, что это искусственно.        Бусая молча подняла руки в жесте, который был похож на выражение почтения перед чем-то невыразимо важным, и задумчиво продолжила исследовать находку. В её движении было что-то почти ритуальное, как если бы сама эта смерть требовала особого отношения.       — Что ты делаешь? — спросила Пинья в недоумении.       — Я никогда не встречала искусственную муммификацию, — ответила Бусая, не отрывая взгляда от предмета своего исследования. Пинья вздохнула, издавая долгий звук, наполненный лёгким презрением. — Я видела естественную муммификацию один раз, когда я помогала в эксгумации на старом кладбище.       — То есть твоя полевая работа — это убирать кладбища? — Пинья бросила на неё взгляд, полный недоверия.       — Почему бы и нет? Я весьма ловка с лопатой и мотыжкой. Где ещё, как не на кладбище, можно найти целый набор костей, классифицированных по возрасту? — продолжала Буа, не раскрывая рук, словно молясь. — Это необходимо для того, чтобы понять процесс разложения в различных фазах: через три дня, пять дней, две недели, месяц или даже через десять, двадцать лет.         — Буа, опусти руки, — резко произнесла Пинья.       — Вот почему профессор Ниссара хотела основать институт, чтобы собирать эти образцы, позволяя студентам работать с реальными материалами и изучать процесс на практике. Но как это вообще могло сюда попасть? Кто этот безумец, что решился на такой поступок?— с досадой спросила Буа, пожав плечами. — Что нам теперь делать с этим?       — Что-то здесь не так, — тихо произнесла Пинья, её глаза фиксировались на черепе, чьё присутствие в этом месте вызывало всё больше сомнений. — Он выглядит новым.       — Новым? Что ты имеешь в виду?       — Это значит, что он не старый, – ответ Пиньи был столь прямолинеен, что Буа лишь в удивлении приподняла брови, не скрывая недовольства. — Смешно, правда?       — Это что, шутка такая? — спросила Буа с укоризной. — Ну, скажи мне, наконец, нормальный ответ.       — Он всё ещё в прекрасном состоянии. Лишь маленький ожог на височной кости слева. Челюсть покрыта трещинами, которые тянутся от нижней части и распространяются к основанию. Одна из трещин ещё не срослась. Это вполне может быть причиной смерти.        Пинья разъясняла, указывая на ожог, о котором шла речь.       — Вероятно, этот ожог является следствием самого происшествия. Зубы, несмотря на повреждения, в целом сохранены, хотя некоторые отсутствуют, — добавила Пинья, указывая на тёмное пятно на левой височной кости.       — Но я не могу дать точного ответа, пока не буду уверена в возрасте этого объекта. Пока что я всё ещё оцениваю его как «новый», — сказала Буа, с тревогой глядя на останки. — Можешь объяснить подробнее?       — Если не брать в расчет ожог, то состояние целое, не видно явных следов разложения, — уточнила Пинья, продолжая изучать череп. — Он довольно хорошо сохранился, без признаков возрастных деформаций. Трещины на челюсти могли образоваться либо в момент смерти, либо стать причиной её. Со временем ткани начинают разрушаться, и изменения, такие как деформации, становятся очевидными, если объект был законсервирован в сохранительных веществах, например, в смоле, на протяжении сотен или даже тысяч лет. Череп, покрытый смолой, со временем начнёт демонстрировать полости и деформации, а возможно, даже трещины. Но этот череп выглядит так, как будто его только что подвергли муммификации. Для точной диагностики нам необходимо сделать рентген, чтобы проверить наличие внутренних полостей и более точно датировать его возраст.       — Подожди... ты думаешь, что это было сделано совсем недавно? — Бусая нахмурилась, на её лице отразилось потрясение, и она взглянула на Пинью с явным недоумением.       — Не уверена... — ответила Пинья с задумчивостью в голосе. — Некоторые предметы могут оставаться в идеальном состоянии на протяжении веков, если их правильно консервируют и они не подвергаются разрушению. Но эта находка слишком хороша, чтобы быть настоящей древностью. Обычно на таких вещах можно обнаружить признаки времени: повреждения от насекомых, признаки гниения, разложения, плесени. Я не могу точно сказать, потому что у меня нет других образцов для сравнения — например, тканей, которыми могли бы обернуть тело, или украшений. Метод плетения, возраст ткани или другие детали могут дать нам ориентировочное представление о времени её изготовления. Однако для начала нам нужно точно установить её возраст.       — Почему оно всё ещё выглядит так хорошо после падения с такой высоты? — с явным замешательством спросила Буа.        — Предполагаю, его поместили в безопасное место, — ответила Пинья, её голос звучал уверенно, как будто она была в этом совершенно уверена.       — Это стандартная процедура? Я не особо в этом разбираюсь, — призналась Буа с искренностью.       — Кроме того, я вижу следы смолы, примененной для сохранения, что сделало кожу сухой, жесткой и шероховатой, — добавила Пинья, касаясь верхушки черепа.       — Возможно, оно не прошло через последнюю обертку тканями, поэтому костные части черепа остались в первозданном виде, не поддавшись деформациям из-за плотной упаковки. В любом случае, нужно выяснить происхождение и легальность, потому что если это нелегальное, нам придется вернуть это владельцу.       — Ты больше в этом понимаешь, — пожала плечами Буа.       — Ты обнаружила какие-нибудь другие элементы с аналогичными признаками? Ткань, драгоценности или что-то, что могло бы быть связано с этим? — поинтересовалась Пинья.       — Нет, ничего подобного. — Буа отрицательно покачала головой. — Только этот фрагмент, а если бы было больше, могли бы они сохраниться после пожара?       — Именно поэтому я и спросила, нашла ли ты что-то ещё, — спокойно ответила Пинья, заставив Буа нахмуриться.       — Я ничего не нашла. И даже если бы что-то и нашла, не стала бы делиться этим с тобой, — резко ответила Буа.        — Если ты не перестанешь меня доставать, я сделаю так, чтобы ты не сомкнула глаз всю ночь, — Пинья проговорила с угрожающей твердостью, не скрывая своей решимости.       — Ладно, ладно, если что-то найду, сразу доложу, детектив Пинья, — с усмешкой ответила Буа.       — Занимайся делом, — холодно ответила Пинья, не обращая внимания на её шутки.       — Я ведь тебе уже говорила, что ты не похожа на свою маму? Но вот эта твоя командирская натура... — заметила Буа.       — Быстро! — строго приказала Пинья.