Lumière dans l'obscurité

Дорога впереди, казалось, тянулась бесконечно. Мы двигались тихо, цепочкой, внимательно оглядывая окрестности. Даже небольшое потрескивание ветки под ногой заставляло всех замереть, напряжение в воздухе было почти осязаемым. Дым становился всё ближе, а вместе с ним нарастала тревога. — Там точно кто-то есть, — шепнул Рик, сверяясь с картой, которая была больше ориентиром, чем чем-то достоверным. — Но вопрос в том, кто. — Или что, — добавил я, не отрывая взгляда от леса. Лагерь, который мы приближались увидеть, мог быть как убежищем, так и ловушкой. Мы уже не раз сталкивались с людьми, которые в условиях этого нового мира утратили не только человеческий облик, но и человечность. Когда дым стал виден чётче, я поднял руку, останавливая всех. Мы укрылись за густыми зарослями, которые позволяли наблюдать за тем, что происходит впереди. Видимость была плохая, но уже можно было различить очертания едва заметных силуэтов строений, прячущихся за массивными стенами лагеря. На бастионах мелькали люди, неспешно патрулировали, внимательно всматриваясь в местность, готовые встретить любую угрозу, будь то орды ходячих или отчаянные выжившие, пытающиеся прорваться внутрь. — Что думаешь? — спросила Кэрол, опускаясь рядом со мной. — Пока не знаю, — ответил я, пристально осматривая стены лагеря, внимательно отмечая каждую деталь, каждое движение. — Там есть дети, — неожиданно произнесла она, уловив за стенами звуки детского смеха, который словно расплескивался в воздухе. Это было странно. Дети редко выживали в таких условиях, а если выживали, то чаще всего в сообществах, которые тщательно охраняли свои границы. — Надо выяснить, что это за люди, — Рик выглядел решительно. — Если они не опасны, мы можем попытаться поговорить. Может, они знают что-то о Бет. Слова Рика звучали логично, но я не мог избавиться от сомнений. — Это может быть ловушка, — буркнул я, сжимая рукоять арбалета. Рик сделал шаг к лагерю, не оборачиваясь, и заговорил так, будто его слова высекали из камня: — Поэтому мы идём напролом, — Рик бросил на меня взгляд, который ясно говорил, что возражений он не примет. Я хотел возразить, но ком в горле сковал мои слова. — Рик, какого чёрта ты... — начал я, но договорить не успел. Он резко вышел из зарослей, где мы прятались, оставляя нашу скрытность позади, и двинулся прямо к лагерю. Его шаги были уверенными, будто он бросал вызов всему миру, а не группе вооружённых людей за импровизированными стенами из листового металла и колючей проволоки. Лесная тишина наполнилась напряжением. Лёгкий ветер шевелил ветви, потрескивали листья под ногами, но никто из нас не двигался. Секунда за секундой тянулась, словно вязкий мёд, пока я, мысленно ругая себя за слабость, поднялся на ноги. — Чёрт с тобой, Рик, — прошептал я сквозь зубы и двинулся за ним. Подняв руки ладонями вперёд, я демонстрировал миролюбие, хотя сердце бешено колотилось. Рик не обернулся. Он стоял на открытом пространстве, будто ему было всё равно, что пушки, стоявшие на стенах лагеря, уже нацелены на него. Голос его разнёсся по поляне, сильный и уверенный: — Простите за вторжение! Мы ищем убежище! На мгновение повисла гробовая тишина. Все взгляды — холодные, настороженные, с нажимом на спусковые крючки — были прикованы к нему. Но Рика это не смущало. Его лицо оставалось непроницаемым, а голос — чётким. — Нам больше некуда идти, — продолжил он. — У нас осталось провизии на три дня, не больше. Мы просто пытаемся выжить. Мы не представляем угрозы. Пожалуйста, впустите нас! Он закончил, и его слова, казалось, повисли в воздухе, заполнив собой весь мир. Мне показалось, что прошла целая вечность, пока один из охранников не опустил оружие. Ему последовали другие. За стеной послышался скрежет металлических замков и тяжёлые ворота медленно открылись. Перед нами открылся лагерь: импровизированный городок из домов, фургонов и самодельных построек. Повсюду были люди: кто-то разбирал оружие, кто-то разводил костёр. Каждый шаг давался тяжело, но мысль, что где-то здесь могла быть Бет, подгоняла меня вперёд. Рик задержался на пороге, обведя взглядом всё пространство. Его лицо оставалось таким же непроницаемым, но я знал, что в глубине души он надеялся. Надеялся на ответ, на новую надежду, на спасение.

***

Проснуться было мучительно трудно. Веки казались свинцовыми, будто их склеили невидимым клеем. Тело тяжело лежало на чем-то мягком, а сознание медленно пробивалось сквозь туман. Пересилив себя, я наконец открыла глаза, тут же зажмурившись от резкого света ламп, слепивших с потолка. Запах медикаментов обжёг ноздри, напоминая об антисептиках и стерильности, но вместо утешения этот запах вызвал приступ тревоги. Воспоминания хлынули, как ледяной поток. Последний раз я лежала на кушетке в подобной комнате и тело невольно передёрнуло от этого болезненного воспоминания. Я не хотела пережить это снова, но обстановка говорила сама за себя. Повернув голову, я заметила небольшой металлический столик рядом. На нём лежали окровавленные ватки, медицинские инструменты, спирт и множество мелких пузырьков, чьё содержимое я не смогла опознать. Там же валялись катушки нитей и что-то ещё, выглядевшее достаточно угрожающе, чтобы не вызывать доверия. Рука потянулась к столу, но так и замерла на полпути, как будто её парализовало. Только тогда я поняла, что лежу не на жёсткой кушетке, а на аккуратно заправленной больничной койке. Простыни белоснежны, запах чистоты почти перебивал запах медикаментов, но всё же место казалось угнетающе знакомым. Похоже, это была импровизированная больница, возможно, где-то в лагере выживших – слишком похоже на прошлое место. Скрип двери заставил меня вздрогнуть. Мужчина в светлой рубашке и потёртых джинсах вошёл в комнату, держа в руках планшет с какими-то записями. Его лицо было незнакомо, но взгляд показался странно спокойным. Я напряглась, желая что-то сказать, может быть, встать, убежать... но сил не было, и я только отвела глаза в сторону, будто этим могла защититься. – Здравствуй, – его голос звучал ровно, но с ноткой осторожности, словно он боялся спугнуть меня. – Меня зовут Джеймс Браун. Ты в безопасности. Мы нашли тебя с Китнисс и забрали сюда. Эти сумасшедшие хотели выведать ваши секреты, но не успели. Все твои вещи сейчас у неё. Если не веришь мне, спросишь у своей подруги, когда восстановишься. А пока тебе нужно отдыхать. Его слова звучали убедительно, но доверять ему не хотелось. Он говорил спокойно, но в этом спокойствии было что-то настораживающее. Он сделал шаг назад, увидев, как я отвернулась, потом добавил: – Твоя подруга в соседней комнате. Ты поправишься и всё станет яснее. С этими словами Джеймс направился к выходу, его шаги гулко отозвались по стерильному полу. Я смотрела в потолок, гадая, лжёт ли он. Сможет ли Китнисс всё подтвердить? Только ей я верю, только она могла бы объяснить, что происходит. Но для этого мне нужно восстановить силы, выбраться из этой комнаты... и выяснить, где мы оказались на этот раз.

Месяц спустя

Солнце осторожно пробивалось сквозь плотную ткань палатки, наполняя её мягким золотистым светом. Тепло весеннего утра становилось всё ощутимее, заставляя запахи влажной земли и травы просачиваться внутрь. Снаружи раздавались звуки лагерной жизни: топот ног, негромкие разговоры и стук инструментов, вперемешку с птичьим пением. Однако, внутри палатки царила тишина, нарушаемая лишь шелестом бинтов и приглушённым голосом Жака. — Почему я всё ещё не могу снять эти повязки? — тихо спросила я, устало переводя взгляд с его сосредоточенного лица на свои перевязанные плечи. Жак, высокий мужчина с проницательными глазами и глубокими морщинами на лбу, лишь мельком взглянул на меня. Он аккуратно наматывал свежий бинт, его руки двигались уверенно, словно следовали давно отработанному ритуалу. — Бет, это слишком рискованно. — В его голосе звучала стальная твёрдость. — Ты даже не представляешь, какие микробы могут попасть в открытые раны. Тебе ведь не нужна ещё одна инфекция? Я вздохнула, зная, что спорить бесполезно. Жак всегда был педантичен в своих наставлениях, особенно когда речь шла о лечении. Вспоминать случай с ногой, которая едва не стоила мне жизни, я не хотела. Его слова звучали холодно, но в них было столько заботы, что я просто кивнула. — Я знаю... Просто эти повязки стесняют мои движения, — пробормотала я, глядя на свои плечи. Маленькая палатка, пропахшая лекарственными травами и кровью, казалась тесной и удушливой. Палатка, где Жак не только лечил меня, но и наполнял пространство своей уверенностью, была моим убежищем. И всё же мне отчаянно хотелось выйти наружу, вдохнуть свежий воздух и почувствовать жизнь вокруг. В этот момент входной полог откинулся и внутрь вошла Китнисс. Её появление было подобно солнечному лучу, мгновенно озаряющему тёмное пространство. На её лице играла тёплая улыбка, редкая в этих суровых временах. — Вижу, вы уже закончили? — её голос был мягким, почти весёлым, что заставило меня невольно улыбнуться в ответ. — Да, мы можем идти? — с надеждой спросила я, обернувшись к Жаку. Он тяжело вздохнул, собрал свои инструменты и убрал их в кожаную сумку. Перед тем как дать разрешение, он бросил на меня строгий взгляд. — Только помни, Бет, — сказал он, застёгивая ремни на сумке. — Никаких глупостей. Повязки нельзя снимать, пока раны полностью не заживут. — Поняла. Обещаю, не сниму, — заверила я, стараясь вложить в голос максимум уверенности. Мы вышли из палатки и меня окутала прохлада весеннего утра. Нежный ветерок обнимал кожу, напоминая о том, что весна полностью вступила в свои права. Лагерь оживал. Мужчины и женщины занимались делами, дети с громким смехом бегали между самодельными маленькими домиками. Мы шли к центру лагеря, наслаждаясь мгновением спокойствия. Китнисс рассказывала что-то про дневник, который нам никак не удавалось расшифровать. Я слушала её вполуха, мои мысли блуждали где-то в будущем. Но всё изменилось, когда я увидела его. Между нами была толпа людей, но в этот миг все звуки словно исчезли. Весь мир сузился до одного взгляда. Его глаза. Знакомые, обжигающие. Этот взгляд я бы узнала где угодно, даже спустя годы. — Нет... Этого не может быть... — прошептала я, чувствуя, как кровь застыла в жилах. И прежде чем я смогла осознать, что происходит, он исчез. Я кинулась вперёд, раздвигая толпу, не замечая удивлённых лиц или возгласов позади. Китнисс звала меня, но её голос тонул в гуле мыслей. Когда я добралась до места, где он только что стоял, там уже никого не было. Сила оставила меня. Я опустилась на колени, закрыв лицо руками. Горячие слёзы катились по щекам, сжигая кожу. — Дэрил... — прошептала я, осознав, что вновь потеряла его.