Идеология поглощения

Каково быть мухой на стене? Наверняка очень страшно — кругом сплошь пустота, негде спрятаться, негде сокрыться от чужих глаз. Так легко угодить в паутину! Наверняка такая аппетитная, одинокая муха привлекает внимание. В любой момент может подкрасться ленивый, толстый паук и съесть бедолажку! Понимает ли вообще муха, что паук — это паук? Вдруг ей неведомо, что вообще есть такое гнусное, прожорливое существо, что спит и видит, как бы её слопать? Вдруг она думает, что это такая же муха: побольше, пострашнее, но всё же её сестричка? А потом хвать — и она уже попалась в ловушку хитрого паука, что воспользовался наивной бедняжкой! Но могут ли тогда мухи оказываться пауками? Только гнусный паук открывает жвалы, как вдруг мушка отращивает ножки и кусает в ответ! Как забавно! Интересно, паукам нравятся мухи только на вкус? Или они считают их красивыми? Могут ли влюбиться? И могут ли влюбиться мухи в пауков? Вдруг паук, влюбившись в муху, не захочет её кушать? А муха полюбит паука так сильно, что хоть сама ему в рот полезет, лишь бы тому было радостно? Может, они смогут быть счастливы вместе? Только как долго продлится их счастье, если паук однажды всё равно захочет кушать? Сможет ли паук взаправду полюбить? Полюбить так сильно, что лучше загрызёт себя своими жвалами, чем съест свою муху? Быть может, однажды… Но только не сейчас, нет. Столько мух, столько пауков… Столько паутин, в которых путаются бедняжки! Все пауки злы и прожорливы. Все мухи беспомощны и несчастны. Но как же… Коли злой паук будет съеден мухой, отрастившей ножки и жвалы… Значит, ли, что муха теперь тоже зла и прожорлива? А паук беспомощен и несчастен, ведь теперь лежит, равный мухам, которым откусил лапки и крылья… Тогда как отличить пауков от мух? Нет, нет, нет! Это всё пауки! Пауки злы и прожорливы, обижают бедненьких мух, пользуются их красотой и любовью! Чтобы съесть, чтобы откусить лапки и крылья, чтобы… Никаких больше пауков! Никаких больше паутин! Только мухи. Мухи на стене…

***

— Эй, парнишка! Тебя подвезти? Неприятный, наглый голос рассёк ночную тишину, стоило повозке остановиться рядом, шумно прогремев колёсами. Даже будучи единственной живой душой в округе, на пыльной дороге среди тёмного пролеска, Колин не сразу понял, что незнакомец обращается к нему. Остановившись, перехватив покрепче рукой небольшой деревянный короб, он окинул взором полуночного путешественника. Старенькая повозка, запряжённая тощей гнедой кобылой, грозилась вот-вот развалиться на части. Плотный мрак, царящий кругом, рассеивала масляная лампа, что проливала на дорогу тёплый свет. Делала тени меж раскидистых елей ещё гуще, заставляя их тревожить нутро, будоражить воображение чудовищными образами сокрытого в глубине чащи. Все окрестные мотыльки, будто безнадёги-самоубийцы, слетелись на её мерцание, отчаянно долбясь о стекло в надежде раствориться в её ярком, страстном огне. На поводьях сидело существо. Бедная, рваная одежда, прохудившиеся башмаки… Грязно-серая кожа, глаза, подобные двум дырам, вбирающие в себя всё и вся, губы то приоткрытые в животной гримасе, то плотно сжатые, то исчезающие с лица Миноара, будто их и не было вовсе. Черты плыли и мутились, корёжились, видоизменялись и стирались, стоило только чуть наклонить голову. В этой оставленной Богиней сущности не было ни единой искры. Ни единого светлого луча, что пробивался бы сквозь порочную натуру, завораживая и маня, будто одного их этих несчастных, безвольных мотыльков к проклятому огню… Ничего. Только серость. Скука, скука, скука. — Чего молчаливый такой? Напугался что ль? — сущность, что, очевидно, была мужчиной, попыталась растянуть губы в уверенной ухмылке. Сквозь тонкую пелену наваждения же отчётливо проступил гнусный, развязный оскал. — Не боись, я тебя не обижу. Что парнишка, вроде тебя, делает тут? Ночью, среди дороги… совершенно один? — Вроде меня?.. — непонимающе спросил Колин, растерянно хлопнув глазами. — Ну да, такой… ладный, — незнакомец неприятно хохотнул. — И чудно́ одетый к тому же. Куда это ты так вырядился? Колин не знал, как ответить на этот вопрос, поэтому только потерянно улыбнулся, пряча глаза под широкий капюшон белоснежного плаща. — Ты тихоня, да? — мужчина явно начал распаляться, но, стиснув зубы, скрыл раздражение за нервной, вымученной ухмылкой. — Что ж, ладно… Дай-ка я попробую угадать. Ты либо заблудший богатей, либо странствующий торгаш, либо какой-то очередной, прибабахнутый жрец. Не представляю, кто ещё будет по дурости разгуливать в такой час, в таком виде. Ну и чего, угадал? — Я какой-то жрец, да, — робко отозвался он, едва ли не физически чувствуя, как чёрные глазницы оставляют свой пристальный, липкий след на светлой, причудливой мантии, длинном подоле, каждом миллиметре его тела, улыбка вульгарно косит, зубы алчуще впиваются в нижнюю губу. — Значит, я прав. Что ж, хе-хе… Пусть так, — незнакомец ощутимо заелозил на козлах. — Куда путь-то держишь? Наверняка в Крайн, да? Вдоль по этой дороге больше некуда. Давай подвезу! Не то до посёлка только к следующей ночи дотопаешь… — Правда можно? — в блёклых глазах юноши разгорелся огонёк интереса. — Мне действительно нужно в Крайн. И как можно скорее… — Всё можно, говорю же! Запрыгивай давай! — Как замечательно! Спасибо вам, добрый человек!.. Вся телега была завалена серыми мешками с неизвестным содержимым. Поэтому Колин решился присесть рядом с повозчиком. Тем паче, тот призывно похлопывал ладонью по широким козлам, так и подстрекая к нужному действию — Ты это… Всю поклажу свою лучше на воз положи, — перебил его мужчина, кивнув одной лишь головой на короб, что был у юноши в руках. — С ним ничего не случится? Его содержимое довольно… хрупкое. Может, лучше, я возьму с собой? — Ну нет! Тут и так места немного, а ты парниша крупноватый, сам понимаешь. С этой штуковиной точно не влезем! А в руках держать замучаешься, да и опять же мешаться будет. Один раз локтем махну — так всё на дороге и останется. Давай уже, складывай, сколько мне ждать-то ещё? Бросив неуверенный взгляд на содержимое телеги, Колин послушно сложил в неё и рюкзак, и короб, после чего плюхнулся рядом с мужчиной, свесив ноги. Попутчик оказался прав, на козлах действительно было слишком тесно… Ощутив, как бедро прилегает к ноге незнакомца, почувствовав на лице прогорклое, тяжёлое дыхание, он едва удержался, чтобы не начать ёрзать от переполнившего нутро дискомфорта. Как вдруг он случайно задел локтем что-то тяжёлое. Послышался треск стекла, на дороге резко стало темно. Стайка крупных тёмных мотыльков растворилась в ночи. Лампа была разбита вдребезги. — Ох… Прошу прощения! Мне очень жаль! — торопливо принялся извиняться юноша, весь сжавшись в комок. — Я такой неуклюжий… — …Ничего, — буркнул мужчина сквозь зубы, в попытке натянуть на лицо вымученную лыбу. — Луны сегодня яркие, дорогу хорошо видно… Поди доедем. Колин виновато промолчал, ещё пуще вжавшись в собственное место. — Так что у тебя там вообще такое? — вдруг резко переменил тон мужчина, явно изнемогая от любопытства, после чего натянул поводья, приведя телегу в движение. — Ничего особенного, — подал голос Колин, вновь начав беззаботно улыбаться. — Просто небольшая безделушка…. — Небольшая? Притом, что целый короб занимает? — повозчик недоверчиво поморщился, но после вновь постарался казаться расслабленным. — Так и скажи: что-то ценное небось везёшь, да? Угадал? — Ценное. Но не для всех, — юноша неопределённо пожал плечами. — Для нас с вами — едва ли. А вот для кое-кого другого… Хм. Да, определённо. Его попутчик пробубнил нечто невразумительное, переведя своё внимание на дорогу. Кажется, он был не слишком удовлетворён столь туманным ответом. Да и вообще казался нервным. Подобия глаз метались в напряжении, рот наполнился жидкой слюной, частое дыхание отдавало хриплым шумом, сердце стучало, разгоняя кровь по набухшим венам. Порыв ветра вдруг чуть не сдул капюшон с головы. Колин ухватился за белоснежную ткань, вновь натянув его по самые глаза, заправил обратно выбившиеся седые пряди волос. Кажется, повозчик натянул поводья ещё пуще, заставив лошадь ускориться. С чего вдруг? Кажется, они и так ехали довольно быстро… Должно быть, он очень хотел довезти его поскорее до Крайна. Что за заботливый человек! Вдруг мужчина вновь полуобернулся к нему, принявшись поглаживать его свободной рукой по запястью. Кожа его была неприятной на ощупь, влажной от пота, шершавой от огрубелостей и въевшейся пыли. Уголки губ растянулись, обнажая гнилые ряды зубов, глаза загорелись нездоровым, похотливым огнём. — Солнышко, скажи… Я ведь упоминал, что подвожу тебя не задаром, да? Придётся заплатить… — Заплатить? Ох… Прошу прощения, разумеется! Я непременно вам заплачу. У меня есть деньги, — Колин понимающе закивал, несмотря на завывающий в ушах ветер и цокот лошадиных копыт, даже не повысив голоса. — Нет же, милый… Деньги меня не интересуют. — Тогда как же я смогу расплатиться? У меня есть только деньги… — Вообще-то… есть ещё кое-что, чем ты можешь заплатить. — Прошу, простите, но кажется, я не совсем понимаю… — Ты что, совсем тупой?! — глаза мужчины загорелись калёной яростью, зубы обнажились в зверином оскале. Рука, что секунду назад гадко оглаживала его кожу, потянулась к поясу, в мгновение ока наставив на Колина заточенное острие ножа. — Мне что, на пальцах показать, что я сейчас с тобой делать буду?! — прорычал он сквозь зубы, с каждой секундой всё пуще распаляясь от злости и животного желания. — Слушай внимательно, недоумок: сейчас я съеду с дороги к одному укромному месту, и ты мне за всё заплатишь! И давай без глупостей, не то на месте прирежу! Теперь всё понял?! В ответ на его угрозу Колин заулыбался ещё пуще, распахнув бледные глаза: — Да, благодарю! Теперь мне всё ясно!.. Совершенно всё. В ту же секунду он дёрнулся. Раздалось противное чавканье. Мучительный импульс прокатился по телу до самого позвоночника, резкая дрожь, дошедшая до самых кончиков пальцев, сменилась болью распирающей и тягучей, почти невыносимой, отдающей приступообразным жаром. Нож пришёлся прямо в ладонь. Застрял в ней своим острием. Колин стиснул зубы, холодная испарина выступила на лбу, но он всё так же продолжил улыбаться, чувствуя, как струится алая, горячая кровь по бледной коже. — Что такое, добрый человек? На вас совсем лица нет… — озаботился он, с извращённым удовольствием глядя, как того всего перекосило от страха и гнева. Всё продолжая с недюжинным самобичеванием глубже и глубже насаживать мягкую плоть на острие, протягивать рану краями лезвия, Колин только чуть склонил голову. С маниакальным упорством продолжал он своё таинство, с блеском в затянутых туманной дымкой очах взирал, как рубиновыми потёками льётся по пальцам кровь, как крупные капли окропляют деревянные козлы, а мелкие — будто растворяются в воздухе, сносимые порывами ветра. И как вдруг начинает проявляться смутное осознание на лице повозчика, стоит ему наконец ощутить неизбежное. Мужчина залился душераздирающим, лающим кашлем. Тёмные вены проступили сквозь побледневшую кожу, пошедшую бурыми пятнами. Подкожные узлы, полные лимфы, отвратительно раздулись, побагровели, после чего почернели, вскрываясь гадкими язвами. Дыхание сделалось вымученным, взгляд остекленел, запавшие глаза распахнулись, принялись вылезать из орбит. Он отчаянно схватился за горло, ловил воздух ртом в очередной попытке вдохнуть, мучился и корчился с ужасом взирая, как продолжают алые капли стекать по ножу. Кап. Кап. Кап. Последний шумный вздох. Рука обмякла, потеряв всякую хватку, так и оставив нож торчать в ладони юноши. Колин вытащил его свободной рукой, поспешив схватиться за поводья. С одной лишь подачки его сапога, недвижимое тело мужчины вылетело с телеги, кубарем прокатившись по дороге и оставшись где-то в темноте, далеко позади. «Сколько места освободилось — вот здорово! — помурлыкал себе под нос он, старательно удерживая поводья, всё больше привыкая к обжигающей ладонь пульсирующей боли. После чего вдруг задумался. — Как там надо делать, чтобы ехать помедленнее?.. Жаль, что так вышло… Сам я едва ли хорошо управлюсь с поводьями. Бестолочь…» Нет, не жаль. Порочный хищник, губящий невинные души, ведомый лишь животной похотью… Такие, как он, не заслуживали прощения. Меньшее, что они могли сделать — смиренно умереть, освободить Миноар от своего существования. Такова была воля его Госпожи. Опомнившись, он обернулся, поспешив проверить короб, и чуть приоткрыл его крышку. Луна осветила пожелтевшие от времени кости человеческого черепа, покоящегося в нём, блистающего в её свете инкрустированным в глазницу голубоватым кристаллом. Кажется, всё было в порядке. Осталось лишь поступить с ним так, как и было до́лжно… Но прямо сейчас у него было чем заняться. Так много дел, и так мало времени! Всё-таки тот гнусный грешник кое в чём был прав: небо сегодня было чарующим! Точно бы сама Владычица взирала на него своими очами. Обратив взор кверху, на украшающие небеса три ярких, почти полных луны, Колин расплылся в счастливой улыбке, вдыхая полной грудью прохладный, ночной воздух. Сейчас он отчего-то явственно чувствовал, как его переполняет любовь. Пробирающий до дрожи, сладко сплетающийся в сладострастном акте ласки с тягучей болью религиозный экстаз.

***

Уже довольно долгое время Джош не мог уснуть. Мысли ворохом бились в голове, глаза никак не хотели слипаться, как он ни старался, не мог даже задремать. Что же это такое? Неужто ему настолько сильно мешали шумные голоса попутчиков? Сколько бы граф не удостаивал Лиз и Логрока колким, осуждающим взором, сколько бы ни просил вести себя потише, ничего не помогало. Орк пытался научить её играть в «Истребителей демонов». И Джош, честно говоря, не видел бы в том никакой проблемы, если бы при этом тот не учил её жулить. — С ума сойти можно! — охала Лиз, изо всех сил пытаясь повторить один из его трюков с тасованием карт. — Да как это вообще можно повторить? У меня пальцы скоро в узел завяжутся! — Ничего страшного, ты всего в первый раз пробуешь! — громогласно хохотал Логрок, сотрясая воздух. — У меня просто опыт большой. А у тебя пальчики тонкие, ловкие, не то, что мои толстые колбаски! — он показательно скрючил сильные пальцы. — Глядишь, натренируешься и ещё пуще меня будешь карты ворочать! Казалось, всю ближайшую округу наполнили смех, ехидные подколы и жаркие споры. Признаться, Джошу больше нравилось, когда Лиз молчала: смех её напоминал крик лисицы — такой же тонкий и пронзительный. Голос орка и вовсе был столь громким и басовитым, что уши вяли, а нервы порой натягивались как струна, стоило заслышать его в неподходящий момент. С другой стороны, Лиз хотя бы перестала пытаться затеять с ним ссору, а Логрок благополучно оставил в покое. По крайней мере, пока что. Может, всё не так уж и плохо?.. Но отчего-то прямо сейчас, лёжа под звёздами, слушая потрескивания дров в костре и перепалки своих новых спутников по злоключениям, он куда ярче, чем обычно, ощущал гадкое одиночество. Чувство это, безусловно, преследовало его почти перманентно, настолько он с ним свыкся, настолько сросся, что и перестал замечать вовсе, сделав неотъемлемой частью собственного естества. Отчего же оно особенно ярко дало о себя знать именно в этот час? Одному Вайхаршану известно… Но едва ли от того, что Лиз и Логрок радостно проводили время и без него. Нет, точно нет!.. Многое навалилось на плечи в последнее время. Разум утомился, сердце непрерывно болело, раз за разом обливаясь горячей, горькой досадой, видно, так часто, что всё-таки обожглось. Шансы всё-таки выиграть этот дурацкий спор, затеянный Ихариусом, подобно песку, стремительно утекали сквозь пальцы. Значит ли, что ему самой судьбой завещано проиграть?.. Лишиться в конечном итоге своего последнего устремления, своего единственного желания, того единственного выбора, который он до последнего отстаивал, не давая деду решить всё за себя… С кем связать свою жизнь. Цепляясь до последнего за призрачную надежду, точно за плавучий плот, он и не заметил, как вода уже подобралась к самому горлу. Магистр планировал всё это годами, и вот, Джошу наконец выпал шанс положить этим планам конец. Но если он не справится, если облажается, если придётся принять условия его сделки, вернувшись к молчаливому созерцанию, как его в кандалах отводят под венец… Что тогда для него вообще остаётся? Наверное, ничего. Никакого смысла пытаться жить эту жизнь и дальше… Он продолжил погружаться в тяжкие думы, бессмысленно устремив взор на ночное небо. Нынче оно было особенно прекрасно: звёзды, ярчайшими бриллиантами рассыпанные по чёрному полотну, загадочно мерцали, такие далёкие и одинокие, три луны взирали на землю бледными очами, горели так ярко, что в их свете впору было купаться, будто в благословенном источнике. Голубоватый Фрей и чуть красноватый Изет, небольшие ещё не полные, оттеняли друг друга, яснее всех же выделялся млечно-белый Мардус, прекрасный, белоснежный и огромный. В столице Джош частенько ходил на выступления одной талантливой девушки-барда. Как, помнится, пела она в одной из своих песен: если чувствуешь одиночество, взгляни на луны и будь уверен — в тот миг где-то там, далеко, родственная тебе душа делает то же самое. Миловидной и знаменитой певичке, вроде неё, было легко говорить. Покуда каждый неравнодушный слушатель готов внимать твоим речам с открытым ртом, принять всякое твоё слово за неоспоримую истину, каждая душа покажется родственной… Но луны сегодня и правда были чарующими, этого было не отнять. Или, быть может, то было лишь метафорой? Как бы тяжело и горестно ни было, всегда помни, что истинная любовь где-то там, и верь, что однажды вы встретитесь под этими самыми лунами? Кто его знает. Но, на самом деле, любая интерпретация была бы Джошу по вкусу — он всегда любил подобную романтическую чепуху. В чём, конечно же, никогда никому бы не признался. Даже отчасти самому себе. «Чепуха, да и только», — будто в подтверждение собственных безрадостных рассуждений, отругал он себя, поспешив повернуться на бок и уткнуть нос в лежанку. Какой вообще во всём этом смысл, если он не справится с поставленной целью? Сперва нужно соблюсти условия сделки и утереть нос Ихариусу, а потом уже предаваться призрачным мечтам о вещах далёких и неосуществимых. Ради сохранения последней надежды на нечто лучшее, он должен пройти сквозь воду и огонь, преодолеть все выпавшие на его долю испытания. Должен…

***

Двадцать два дня до конца месяца. Мимо стремительно пролетали ели, одна на другую похожая, сплетающие раскидистые лапы и покачивающиеся на порывистом ветру. Над головой кружили вороны, громко каркая, будто в предвестие какой-то беды. Всего лишь за ночь идеально чистое, безоблачное небо успело стать грязно-серым от затеняющих его туч. Пейзаж сделался хмурым и безынтересным, пускай солнце только недавно поднялось из-за горизонта, было темно, как поздним вечером. Впрочем, самого солнца видно-то как раз и не было. Кажется, приближалась буря, ибо где-то далеко-далеко отчётливо слышались оглушающие раскаты грома. Джош очень любил дождливую погоду, но прямо сейчас был не в восторге от мысли, что вот-вот их настигнет ливень. Грозой было хорошо наслаждаться дома, укутавшись в одеяло и читая книги, или гуляя по улицам столицы, любуясь чудесными метаморфозами, происходящими с городом во время дождя. Но никак не посреди изнурительной дороги из одного захолустья в другое, сидя в видавшей свои лучшие дни телеге, не имея толком возможности даже укрыться от бури. И никак не поздней весной, когда студёные дожди только-только начинали теплеть и, пробыв под одним из таких слишком долго, всё ещё можно было простыть. Джош изо всех сил пытался сосредоточиться на чтении. Телегу иногда потряхивало так, что он терял нужную строчку и приходилось, скрипя зубами, искать среди безграничных абзацев мелкого текста, где же он остановился. Да и Логрок в этом плане не помогал: орк, сидевший на поводьях и подгонявший резвого ослика, уже, как Джошу казалось, вечность распевал какую-то похабную песню об аристократке из Ливьона и сорока её любовниках. Одобрительно оценивал сей перформанс только он сам — казалось, даже ослик поджимал длинные уши от содержания данного произведения искусства. Ну, или же от его жуткой манеры исполнения. — Может, уже прекратишь? — наконец, потеряв всякое терпение, подколодной змеёй прошипел Джош. — Я своих мыслей не слышу! — А? Ты что-то сказал, Фанштайн? — лениво отозвался Логрок. — Ты, помнится, так умолял взять вас с собой, а теперь нос воротишь? — Я бы не имел никаких претензий, прояви ты хоть толику уважения. Ладно при мне, но при девушке распевать такую похабщину крайне неприлично. — Да Лиззи, кажется и не против! — хохотнул орк, полуобернувшись к девушке. — Эй, Лиззи, неужто я тебе мешаю? Или просто наш граф-ханжа опять бесится, что кто-то ведёт себя не так, как ему хочется? Эльфийка молчаливо смотрела на дорогу за мелькающими мимо деревьями и, казалось, не сразу расслышала его вопроса. Вообще с самого утра она была явно не в своей тарелке, отчего-то вдруг сделалась печальнее серой, грозовой тучи. Учитывая, что со времени их пробуждения прошло не так уж и много времени, Джош не сразу придал этому значение. Но теперь ему казалось, что что-то и вправду было не так. — Лиз, всё в порядке? — поинтересовался он, старательно вложив в вопрос всё гложущее его беспокойство. — А? Чего? — она сонно заморгала, повернувшись к нему лицом. Пускай она немного ожила, всё равно казалась слишком уж унылой и смирной в отличие от себя обычной. — На тебе с самого утра лица нет. Что-то случилось? — О, неужто тебе интересно, как я себя чувствую? Раньше ты как-то не особо интересовался… — обиженно проворчала она. — Ещё ночью в Логроком кутили и хихикали на весь лагерь, как полоумные, а теперь ты смурнее тучи, — ровно ответил Джош на её упрёк. — Да, мне интересно, что успело такого случиться. — Неужели мне обязательно нужна причина для плохого настроения? — Лиззи, если я тебя вчера вдруг чем обидел, то ты только намекни! — поспешил встроится в диалог Логрок. — Да нет! Нет же! Не в этом дело… — она горько вздохнула. — Я сама виновата: надо было сразу спросить, куда едем… Самой себе испортила настроение, дурёха! — А что не так с тем, куда мы едем? — озабоченно спросил орк. — Да так, просто… Я раньше работала в Крайне. Ну, какое-то время. И, честно скажу, не очень мне хочется туда возвращаться… — Почему же? Что, там было так плохо? — Хорошего мало, — горестно подтвердила эльфийка, глядя себе под ноги. — Я помогала со всякими делами в одной таверне… Хозяйка была невыносимой, а её муж — и того хуже. Ещё и постоянно снующие там толпами, пьяные шахтёры… Бр-р, как вспомню, так в дрожь бросает! — она демонстративно поёжилась. — Я проработала там всего неделю. Решила, не стоит оно того… Вроде как, и забылось оно уже, но сейчас почему-то как на иголках… — Да уж… Судя по всему, тебе там несладко пришлось, — безрадостно хмыкнул Логрок. — Есть такое… Я бы, может, не так сильно насчёт всего этого переживала. Но вся эта история с исчезновениями… — Погоди, а что за исчезновения? — Я что-то об этом слышал, — Джош, погрузившись в размышления, приложил палец к губам. — Кажется, пропадали молодые девушки? — Да, именно так, — эльфийка кивнула коротко и без особого желания. — Не знаю, как там сейчас, но в ту пору такое происходило постоянно. Иногда девушки просто исчезали без всякого следа. В основном приезжие, и в основном красивые. Но никто не знал, что с ними ставалось. Поговаривали даже, будто бы их похищала нечистая сила… Я как узнала, не могла глаз ночью сомкнуть! От каждого шороха просыпалась! Постоянно казалось, что кто-то смотрит за мной, готовый наброситься… Жуть! — Лиззи, чего же ты раньше не говорила, что туда не хочешь? Ну не поехали бы, какие проблемы! Коли так дела обстоят, к чему так себя мучить? Будто я не понял бы! — серьёзно заверил её орк. — Я не знала, что мы будем туда заезжать… — Лиз виновато опустила голову. — Говорю же, дурочка я… Думала, мы по торговой дороге и сразу вперёд. — К слову об этом, — обратился некромант к орку, — зачем мы вообще туда едем? Это хорошее место, чтобы немного отдохнуть и пополнить припасы, только вот последних у нас, прямо скажем, в избытке. А вкупе с тем, что ныне Крайн можно с натяжкой считать едва ли не поселением-призраком, насчёт отдыха я тоже не уверен. — Призраком? — поинтересовался Логрок. — Почему? Чего с ним сталось? — Выброс газа в шахту около двух лет назад. Много людей погибло, работы было продолжать невозможно. Поэтому шахту и закрыли. Неудивительно, что после этого такое процветающее селение начало стремительно увядать. Насколько знаю, там всё ещё живут люди, но едва ли их так уж много, как в старые времена. Так что хотя бы насчёт шахтёров ты, Лиз, можешь не волноваться. — Да и вообще можешь не волноваться! Мы ж будем с тобой рядом, — поспешил поддержать девушку Логрок. — Мы с Фанштайном два здоровых лба: что, с парочкой зарвавшихся ублюдков, если вдруг чего, не управимся? — Спасибо… — робко поблагодарила Лиз. — Но коли так обстоят дела, не уверена даже, что это понадобится. Наверняка там всё позакрывалось и все уехали. — Может и так. Но мы всё равно будем тебя защищать. И от наглых мужланов, и от неизвестных похитителей. Я ведь обещал тебе, — решительно подтвердил слова орка Джош, после чего вновь с нажимом спросил у него. — Так, Логрок, ты не ответил на мой вопрос. — Ну… — мужчина не сразу нашёлся с ответом. — Ребята в Дартворте сказывали, что там очень дешёвая выпивка… — Можешь не продолжать, — процедил Джош, с демонстративной брезгливостью закатив глаза. — А чего такого? Я что, выпить не имею права? — возмутился Логрок. — Да даже так, отчего не заехать в новое местечко, поглядеть, как там да чего? Я ведь не знал, что всё так плохо! Да и насчёт Лиззи не знал… Ну что же, теперь понятно, чего она там такая дешёвая. Ладно, что, зря ехали что ли? Тем более, скоро уже на месте будем. Остановимся там на ночь и отправимся дальше — делов-то! Поди за один денёк с нами и не станется ничего! Как думаешь, Лиззи? — Пожалуй, — девушка смиренно подёрнула плечами. — Всего на денёк… — Всего на денёк… — вторил ей Джош, несколько призадумавшись. — Приемлемо. Чем быстрее мы доберёмся до Тиль-Андраса, тем лучше… — А ты вообще куда так спешишь, Фанштайн? — ехидно поинтересовался Логрок. — Что, тебя в этой твоей Виерре свора девиц ждёт? Иначе чего ты туда торопишься? — У меня важные дела… — Что может быть важнее своры девиц? — ухмыльнулся орк. — Разве что бесплатное пиво… Иначе не стоит оно такой спешки, поверь. Да и хватит так скрытничать. Или, может, стоит высадить тебя и отправить идти до Виерры пешком? Едва было Джош открыл рот, чтобы огрызнуться, как вдруг Лиз в ужасе вскрикнула, с ошалелым видом указывая куда-то на обочину. — Лиззи! Что случилось?! — крикнул Логрок, принявшись бешено крутить головой. — Там!.. Там! — причитала она, не в силах собрать слова в единое предложение. — Кто-то валяется! — Валяется? — настороженно уточнил Джош, старательно всматриваясь в пространство перед собой. Лиз быстро-быстро закивала, вся сжавшись в комок и побледнев. Приглядевшись, Джош и правда увидел что-то тёмное на обочине, позади них. Походило на чьё-то тело… Логрок поспешил затормозить, от чего их порядком тряхнуло. — Может, сходить проверить? — спросил Джош у своих спутников. — Лучше дальше поедем. Много мороки, — не согласился с ним орк. Лиз такой его подход сильно возмутил: — А вдруг там человеку плохо? Джош прав, надо проверить! — Тот, кто так валяется, скорее всего, уже не жилец, — со знанием дела пояснил мужчина. — Но если Фанштайн уж очень хочет, то может глянуть. Только быстро, а то, кажется, кто-то торопился… Джош поднялся на ноги, спрыгнув с телеги, и направился к неизвестному объекту, темнеющему неподалёку. Вблизи стало отчётливо видно, что это и впрямь был человек — что же, Лиз явно оказалась глазастее его и была права. Так же, как был прав и Логрок — неизвестный был мёртв. Не нужно даже было быть некромантом, чтобы это понять — тело явно лежало тут не первый час. Уже успели появиться отчётливые, заметные невооружённым глазом трупные пятна, а плоть начали облюбливать мухи. Мужчина, лет сорока-пятидесяти, достаточно рослый, судя по одежде, бедняк. Тело его пребывало в ужасном состоянии: кости были переломаны, конечности изогнулись самым неестественным, тревожащим образом, вся одежда была в дорожной пыли. Джош мог бы поклясться, что оказался он в таком положении не просто так. Судя по следам, оставшимся на дорожной грязи, сравнительно недавно здесь проезжала повозка. Неужто он выпал с неё на полном ходу? Всякое может быть… Только вот было кое-что ещё, что не давало ему покоя. Выражение жуткого мучения на лице, отчётливо чернеющие кровоизлияния на глазных яблоках, многочисленные высыпания и синюшность, уродливые и сопрелые бубоны, чёрные язвы на коже, следы гнойно-кровавой мокроты, засохшей на губах… Кажется, он был болен, и болен ужасно. При таком состоянии впору было давным-давно валяться в могиле, а не где-то среди просёлочной дороги с переломанными костями. Вайхаршана ради, да как же это случилось?.. — Он мёртв, — мрачно констатировал Джош, поспешив озвучить любопытствующим Лиз и Логроку свои наблюдения. — Кажется, протащился по дороге. Может упал с лошади или вывалился из повозки на скорости. И… звучит, наверное, странно, но, кажется, был серьёзно болен. — В смысле болен? — крикнул ему с телеги Логрок. — Чем же, по-твоему? — Чумой, — хмуро ответил некромант. — У него столько характерных симптомов… притом все сразу. — Чумой?! Ты шутишь! — орк в потрясении округлил глаза. — Отойди от него быстро! Не хватало ещё заразу от жмурика подцепить! — Но у нас с собой святая вода… — осторожно подметила Лиз. — Я похож на того, кому её можно? — безрадостно отметил Логрок, с намёком указав на свои рога. — Я с этой дряни неделю кровью буду харкать. Не умру, конечно, но приятного мало. — Ой, и правда… Извини, не подумала. Джош стоял приблизительно в метре от трупа, старательно преодолевая соблазн рассмотреть его поближе. Наверное, рисковать и правда не стоило. В случае заражения святая вода поможет ему, но если инфекция каким-то образом распространится на Логрока, ему будет несдобровать… А почему, впрочем, это должно его заботить? Жизнь какого-то орка, которого он четвёртый день знает, который за столь короткий срок как только не успел над ним поиздеваться… Разве что согласился подвести до Тиль-Андраса. И помог с Арнольдом. Ладно, быть может, всё-таки были причины, почему Джошу всё-таки не стоило подписывать ему смертный приговор. Но с другой стороны, что было такого, если он очень быстро удовлетворит своё любопытство? Перед ним прямо сейчас предстала занимательная загадка. Он лишь мельком посмотрит воспоминания мертвеца, чтобы узнать, отчего тот умер — только и всего. И минуты не пройдёт… Едва было Джош проделал плавный жест рукой, чтобы поднять тело в воздух, как тут же получил повторное предупреждение: — Я же сказал тебе отойти от него! Фанштайн, ты глухой, аль как?! — Я только посмотрю, как он умер. — Нет! — Это не займёт много времени. Я буду осторожен. — Нет, я сказал! — Ты разве не находишь это странным? — Джош пылко махнул рукой в сторону трупа— У меня вот дурное предчувствие! — А знаешь почему? Потому что твоя тощая задница чует — коли не вернётся немедленно в бесову телегу, ей придётся дальше тащиться пешком! Слушай-ка лучше своё чутьё, парень! — Будь ты проклят, — мрачно ругнулся он, но назад в телегу всё же вернулся, плюхнувшись обратно на своё место с самым что ни на есть ущемлённым видом. Зато Логрок мгновенно повеселел, довольно натянув поводья и продолжив распевать свои похабные стишки. Достав из сумки флягу со святой водой, Джош отпил добрую половину, морщась в омерзении. Просто на всякий случай. Отчего-то не покидало чувство, что, отказавшись читать воспоминания мертвеца, он совершил большую ошибку. Но с другой, может, это того и не стоило? Едва ли за его смертью стояла какая-нибудь загадочная история… По крайней мере, Джошу очень хотелось в это верить. В нынешней Нерании, где Церковь Иодора процветала, а святая вода и серебро лились реками, крайне редко можно было узреть настолько запущенного больного. Но, однако, это не значило, что их не было. Может, всё куда прозаичнее, чем он себе навыдумывал? Но всё же приходили на ум и другие идеи. И они тревожили и без того беспокойный разум куда сильнее…