Crowned by Frost

Юнги медленно шагал по своим покоям, руки нервно сжаты в кулаки, глаза устремлены в одну точку, будто пытаясь проглотить свое беспокойство. Он не мог успокоиться. Тревога бурлила в груди, и его мысли метались, как огонь, не давая покоя. Он не был уверен, что ищет — ответ или же просто возможность хоть немного отвлечься от того, что грозило вскоре войти в его жизнь. Когда дверь скрипнула, он резко повернулся. Вошел Сокджин, привычно без лишних слов. Его взгляд, как всегда, оставался спокойным, но Юнги не мог не заметить, как его плечи слегка напряглись в ожидании поручений. — Сокджин, — Юнги все же попытался успокоиться, но интонация в голосе выдала его. — Кто этот император севера? Сокджин приподнял бровь, подойдя ближе. Он знал, что вопрос был важен, но не ожидал такой резкости от Юнги. Однако, молчать не стал. — Император севера? Это… кровожадное чудовище, — сказал он тихо, но с такой уверенностью, что в голосе чувствовалась тяжесть. — Он, говорят, сжигает целые города, если они отказываются ему подчиняться. Люди говорят, что он и его армия подобны пламени преисподней, которое вырывается из глубин ада, сжигая всё на своём пути. Каждый шаг его войска — это ужас и разрушение, как буря, несущая смерть и хаос. Они не знают пощады и не видят преграды, сжигая города и оставляя за собой лишь пепел и страх. — Молва всегда умудряется преувеличивать. Не думаю, что император севера настолько страшен, как его рисуют. Война, жестокость, эти слухи — всё это слишком красочно, чтобы быть правдой. Это скорее нужно для того, чтобы запугать тех, кто хочет сопротивляться, чем для того, чтобы рассказать истину? — ответил Юнги, уже окончательно успокоившись. Сокджин возразил, его голос становился всё более напряжённым, как будто эти слухи не могли оставить его равнодушным. — Молва твердит, что он… гниющее отродье. Люди, которые видели его, рассказывают, что глаза его горят жутким огнём, а дыхание, как удушье. И это не всё… Говорят, что он сдирает кожу с людей, живьём, как зверь. Он не оставляет никого в живых, кто осмелится восстать. Слухи ходят, что насилует каждую омегу, которая попадает под его власть. И те, кто был рядом с ним, говорят, что он не человек… что он поглотил так много душ, что сам стал чем-то… нечеловеческим. Сокджин замолк на мгновение, словно осознавая всю тяжесть этих слов, а затем продолжил с дрожью в голосе: — Говорят, что он вообще не спит, не ест… что черпает свою силу из чёрных источников, каких-то древних, проклятых. Те, кто видел его, утверждают, что он уже не живой. Что он стал существом, которое больше не поддаётся человеческим понятиям. Он взглянул на Юнги, явно надеясь, что тот поймёт весь ужас, который несут эти рассказы. Юнги стоял, внимательно слушая слова Сокджина, его взгляд оставался холодным и сосредоточенным. Когда тот замолчал, Юнги медленно повернулся и направился к окну. Он стоял, наблюдая за падающими листьями, которые, как и слухи, уносились по ветру, теряя свою форму и значение. Листья кружились в воздухе, отрываясь от ветвей, и, казалось, точно так же разлетались молвы, увековечивая лишь страх и сомнение. Но в его глазах не было ни страха, ни беспокойства — только холодная решимость. Юнги знал, что всё, о чём говорил Сокджин, было лишь преувеличением, разнесённым по миру, и он не собирался поддаваться этим пустым угрозам. — Это всё чепуха, — сказал Юнги, не поворачиваясь к Сокджину. Голос его был ровным, как никогда. — Слухи, как я и говорил, раздуваются до невозможных размеров. Часть — просто ложь. Что за чудовище, что за зверь — это лишь молва разнесла. Сокджин с удивлением посмотрел на него. Он явно не ожидал такого спокойного ответа. — Ты так спокойно на это смотришь? — его голос был полон недоумения. — Это не просто слухи, Юнги. Люди говорят об этом как о факте. Как ты можешь воспринимать всё это так спокойно? Юнги скользнул взглядом по комнате, словно бы делая шаг в сторону того, что уже было неизбежным. — Потому что в любом случае, моя судьба теперь — выйти за замуж за этого человека, — произнёс он с лёгкой усмешкой, словно сам факт того, что его ждала такая участь, был уже решён и не требовал эмоций. Сокджин замер, не в силах поверить своим ушам. Его лицо побледнело, и он шагнул к Юнги, его голос теперь звучал почти с дрожью. — Какой брак?! — его глаза сверкали от шока и непонимания. — Это… это невозможно! Король не допустит этого! Ты серьёзно? Ты собираешься выйти замуж за этого чудовища? — Это идея короля, — произнёс он, слегка пожав плечами, будто сама мысль о будущей участи была не чем-то страшным, а просто неотвратимым фактом. Сокджин замер, словно молния пронзила его. Он вглядывался в Юнги, пытаясь осознать, что он только что услышал. В его голове бурей вертелись мысли, как неуловимый ужас, словно его собственная реальность трещала по швам. Почему король поступил так с Юнги? Что тот сделал, что его отец готов был отдать его в руки этому чудовищу? Юнги, всё так же не поворачиваясь к Сокджину, спокойно завершил разговор. — Спасибо за ответы, Сокджин, — сказал он с лёгкой улыбкой, которая не достигала его глаз. — Прошу сегодня меня более не беспокоить. Мне нужно побыть в одиночестве. Я отпускаю тебя до утра. Сокджин стоял, ещё не вполне осознав происходящее, его взгляд был полон тревоги и растерянности. Он хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Вздохнув, он молча кивнул и, с лёгким поклоном, удалился из покоев Юнги, оставив его в тишине. Юнги остался стоять у окна, взгляд его был устремлён в пустоту, в раздумьях, которые только он мог понять.

***

Глубокая ночь, окна открыты, и в покои проникает осенняя прохлада. Юнги сидит на кушетке, погружённый в медитацию, его дыхание ровное, как если бы он пытался найти ответы на те вопросы, что терзали его душу. Пространство вокруг него, кажется, начинает искажаться, как если бы реальность растворялась. Внезапно темнота поглощает его, и он оказывается в другом измерении, холодном и мистическом. Здесь, в темной тени, появляется белый тигр, величественный и мудрый, его глаза сияют, как два ледяных огня. Юнги встаёт и кланяется духу, его взгляд не выражает удивления — он знал, что тот отзовётся. Тигр, спокойно сидящий перед ним, заговорил первым: — Я знаю всё, — прогремел его голос в голове Юнги. Юнги не сразу отвечает, но его голос тих и полон сомнений: — Я не знаю, что хуже… Я либо должен возлечь с собственным отцом, либо с существом, что, по слухам, мало похоже на человека… Тигр не отвечает сразу. Его взгляд строг, но мягкий, как если бы он пытался донести до Юнги нечто важное. — Всё не так плохо, как ты думаешь, — наконец произнёс он. — Ты сам определяешь, что для тебя является худшим. Юнги с горечью усмехается, его взгляд становится пустым, будто он больше не видит выхода. — Может быть. Но что я могу изменить, если мне приходится выбирать между двух зол? Тигр не торопится объяснять, лишь медленно махнув хвостом, он даёт понять, что пора идти дальше. — Пора тебе узнать о прошлом, — сказал дух, и его слова эхом отозвались в сознании Юнги. И Тёмное пространство сменилось солнечной лужайкой, утопающей в аромате трав и цветов. Юнги оказался на небольшой поляне, где всё казалось нереально ярким: от сочной зелени до лёгкого ветерка, треплющего волосы стоящего неподалёку юноши. Его движения были легкими и осторожными, как у того, кто знаком с каждым лепестком и каждым стеблем. Юнги не мог оторвать от него взгляда, в его сердце зародились странные чувства. Он не знал, что именно привлекало его, но в этом незнакомце было что-то глубоко знакомое, почти родное. Он уловил схожесть в каждом жесте, в каждой черте лица, и на мгновение ему показалось, что он видел этого юношу раньше — как будто он сам был этим человеком, но давно забыл. Юноша сосредоточенно собирал цветы, его тонкие пальцы бережно укладывали бутоны в корзину. Лёгкая улыбка играла на его губах, пока он тихо напевал незнакомую мелодию. Юнги, словно зачарованный, не мог отвести глаз, вглядываясь в каждое движение, в каждую деталь. В этом незнакомце было что-то, что вызывало странное чувство — смесь восторга и смутного беспокойства. Внезапно воздух прорезал чей-то голос, негромкий, но твёрдый. — Чаран! — прозвучало имя, и светловолосый юноша вздрогнул, уколов палец о шип розы. Он обернулся, и Юнги увидел, как на поляну вышел высокий черноволосый мужчина. Его осанка была величественной, взгляд — холодным и властным. Юнги не нужно было времени, чтобы узнать этого человека. Это был его отец — молодой король Мин, ещё не погружённый в годы власти и тяжесть своих решений. Но взгляд Юнги снова вернулся к светловолосому юноше. — Чаран, — повторил принц, подходя ближе. Его голос звучал мягче, чем можно было ожидать, почти ласково, и в сердце Юнги закралось странное, тревожное предчувствие. Чаран с лёгкой улыбкой посмотрел на подошедшего мужчину, его глаза наполнились теплотой и уважением. — Ё, — тихо произнёс он, и голос его, как и прежде, был мягким и мелодичным, словно музыка, знакомая и родная. Юнги ощущал, как его сердце учащённо забилось, узнав этот голос — он знал его. Это был тот голос, который он помнил с самого детства, тот, что сопровождал его в самых первых воспоминаниях о доме и тепле. Между юношей и мужчиной завязалась беседа, невидимая для Юнги, но ощущаемая каждым словом, каждым движением. Чаран, казалось, немного смущён, его смех был приглушён, а руки несколько раз теребили край одежды, пока старший, не замечая этой застенчивости, с улыбкой не достал что-то из-за пазухи. Это была подвеска, изысканная и невероятно красивая. Она сверкала в свете, когда мужчина передал её юноше. Подвеска была выполнена из тёмного нефрита, глубокого, насыщенного зелёного цвета, будто впитавшего в себя всю силу земли и жизни. Юнги почувствовал, как что-то тяжёлое и необъяснимое сжалось в его груди. Его взгляд зафиксировался на подвеске. Этот предмет он хорошо знал, ведь в настоящем он владел им, а в прошлом... Юнги почувствовал, как почва словно уходит из-под ног, как земля становится зыбкой и ненадёжной. В одно мгновение пространство вокруг начало искажаться, как будто мир становился жидким, растекался и растворялся. Всё вокруг расплывалось, и, прежде чем Юнги успел осознать, что происходит, он оказался в другом месте. Юнги вновь оказался в другом месте. Он стоял в просторных, обставленных сдержанно, но роскошных покоях. В личных покоях старого короля царила атмосфера уюта. Огромные окна, открытые настежь, пропускали солнечные лучи, которые отражались от позолоченных деталей мебели и ковров. В углу стоял письменный стол с кипой бумаг, а в центре — два кресла, за которыми сидели старший и наследный принц, Мин Ё. Король, несмотря на свои годы, выглядел энергичным, в его глазах горел живой огонь. Он поставил чашу с вином на стол и с улыбкой откинулся на спинку кресла. — Чаран уже взрослый, — сказал он, покачав головой. — Пора найти ему мужа. Ё, сидящий напротив, слегка нахмурился, но остался спокойным. — Это слишком рано. Ему только 16. Он ещё слишком молод для такого решения. Король рассмеялся, его смех был глубоким и открытым, как всегда, когда он чувствовал себя уверенно. — Молод ты, Ё. Я женился, когда был младше, и ни разу не пожалел об этом. Но вот о чём я жалею — это о том, что мои старшие сыновья не последовали этому примеру. Теперь их нет, и мне не осталось даже внуков, чтобы утешиться. Король задумался на мгновение, его глаза наполнились грустью. — Когда ты молод, тебе кажется, что время твоё и ты сам можешь им распоряжаться. Но оно уходит быстро, и в какой-то момент ты осознаешь, что теряешь не только время, но и настоящие чувства. Ты переживаешь, сомневаешься, пытаешься всё отложить на потом, а потом становится слишком поздно. Он глубоко вздохнул и снова повернулся к сыну. — Чаран уже взрослый, Ё, и, как бы ты ни переживал, он должен идти по своему пути. Задача отца — направить его, а не защищать от жизни. Пусть он выйдет замуж, как можно скорее. Пусть он не боится любви, пусть научится делать выбор. Это часть его взросления, и никто не сможет избежать этого. Ё взглянул на отца с холодной тенью в глазах, но его голос был ровным и спокойным. — Это не так просто. Для Чарана многое будет новым. Он всё ещё учится и не готов к таким переменам. Не думаю, что нужно торопить события. Король на мгновение замолчал, его лицо стало серьёзным, и в его взгляде появилась неизбежная мудрость старости. Он понимал своего сына, но и видел гораздо дальше. — Ты всегда был осторожным, Ё, — сказал он тихо. — Но порой излишняя осторожность может затормозить развитие. Ты должен подумать о том, что Чарану нужно будущее, а не защищённость. В конце концов, именно это сделает его сильным. Ё молчал, наблюдая за королём. Он знал, что его отец прав, но его сердце, казалось, было тяжело от разногласий. Король вновь наклонился вперёд, поднимал чашу с вином, готовый продолжить разговор, но в этот момент его взгляд остановился на сыне. — Ты слишком серьёзен, Ё, — сказал он с улыбкой. — Всё будет хорошо, не переживай. Ё не ответил, но в его глазах всё же блеснуло сомнение, смешанное с решимостью. Воспоминания менялись стремительно, словно вода, стремящаяся смыть всё, что оставалось на поверхности. Юнги не успел осознать увиденное, как сцена перед его глазами вновь изменилась. Вместо уютных и светлых покоев он оказался в ярко освещённом зале, украшенном осенними листьями и цветами, создающими атмосферу праздника. В воздухе витал аромат пряных специй и свежевыпеченного хлеба, а смех и музыка заполняли пространство. Это был день Осени. Старый король сидел во главе стола, его лицо было обрамлено седыми волосами, а в его глазах читалась мудрость лет. Он выглядел величественно, как всегда, но теперь, в этом моменте, перед Юнги открывалась новая грань — мягкость в его взгляде, когда он обращался к своим детям, к своим внукам. За столом с ним сидели несколько женщин, жён и наложниц, окружавших его как некие символы покорности и уважения. Юнги снова заметил Чарана — он был в центре внимания, но его лицо выражало неуверенность. Он стоял у окна, поглядывая в сторону, и был поглощён своими мыслями, как будто не замечал праздника вокруг. В его глазах была странная задумчивость, как будто тяжёлый груз давил на душу. Он смотрел в пустоту, словно возвращаясь в моменты, когда всё казалось другим, а принятые решения теперь становились обременительными. Легкая тень беспокойства пробегала по лицу, как будто он скрывал что-то, что могло разрушить всё, если бы стало явным. Чаран будто заметил его взгляд, и его лицо слегка озарилось лёгкой улыбкой, но в его глазах оставалась тень печали. Он подошёл к королю, и старик с любовью коснулся его плеча. Чаран склонил голову в знак уважения, но в его движениях была заметна некая отстранённость. Юнги ощущал, как его сердце сжалось от горечи, от тоски. Он не мог понять, почему это воспоминание было так болезненно знакомо. Это была сцена, наполненная заботой и любовью, но одновременно с этим всё было так чуждо, так чуждо для него. В его жизни не было таких праздников, не было того чувства принадлежности, что он чувствовал здесь, среди этих людей. Король поднял чашу вина и произнес тост, обращаясь к своим сыновьям, но каждый его взгляд, каждое слово казались наполнены не только уважением, но и некой тенью сожаления, как будто он знал, что будущее его детей будет намного сложнее, чем он мог бы себе представить. Король весело осушил чашу вина до дна, как вдруг начал задыхаться. Его лицо мгновенно побледнело, и он схватился за горло, его глаза наполнились ужасом. Праздник, ещё мгновение назад наполненный смехом и музыкой, сменился на беспокойство и ужас. Люди вокруг замерли, не понимая, что происходит, а король, не в силах произнести ни слова, падал со своего трона. Ближайшие к нему члены семьи бросились к нему, но все было бесполезно. В этот момент сцена перед глазами Юнги резко изменилась. И вот сцена снова изменилась, и Юнги оказался в темных личных покоях, где царила тишина, нарушаемая лишь приглушённым звуком рыданий. Чаран сидел на полу, одетый в белые траурные одежды, его глаза были опухшими от слёз, а лицо искажалось в выражении горя и печали. Он вытирался, пытаясь скрыть слёзы, но они не прекращались. С каждым новым вздохом его сердце болело всё сильнее, и боль была почти физической. В дверях появилась фигура — это был молодой мужчина, лицо которого было скрыто частично, но Юнги мгновенно узнал его — это был его отец. Он медленно подошёл к Чарану, но тот, заметив его, поднял глаза и сразу спросил: — Ты… ты убил нашего отца? В глазах Чаран была не только боль, но и недоумение, растерянность. Юнги видел, как его отец молча кивнул, подтверждая этот страшный факт. Ответ, как молния, пронзил Юнги до глубины души, и его взгляд застыл. Чаран же, казалось, погружался в пустоту, не зная, как реагировать на признание, которое для него было невозможным. — Я сделал это ради нас, — наконец, проговорил Ё, его голос был тихим, но твёрдым. — Ради нашей любви. Ведь если бы отец узнал правду, нас бы разлучили. Тем более… Ты носишь наше дитя. Эти слова повисли в воздухе, и Юнги ощущал, как внутри его сердца что-то щелкнуло. Нельзя было поверить в такие вещи, но дух родных показал ему именно это. Чаран был в ужасе, его лицо побледнело, и взгляд полон был хаоса. Он не знал, как реагировать, не знал, что делать с этой истиной, не знал, как пережить то, что его жизнь перевернулась. А Юнги чувствовал, как его желудок начинает сводить спазм, тошнота захлестнула его, и он попытался прикрыть рот, чтобы не вырваться наружу. Дух, видя его страдание, быстро вмешался. Махнув хвостом, он возвратил Юнги в реальность. Комната снова оказалась темной и знакомой, холодная осенняя тишина проникала через открытое окно. Юнги сидел на кушетке, пытаясь перевести дыхание, но ощущения от того, что только что произошло, не отпускали его. Тьма за окном казалась вечной, как и отчаяние, сдавившее его горло. Юнги достал меч из ножен, его отражение в клинке дрожало, будто отражало его внутреннюю борьбу. В какой-то момент, почти бессознательно, он поднёс клинок к своей шее, но в тот же момент белый тигр появился из ниоткуда, его взгляд был полон огня, как рассвет, разгоняющий тьму. Не успел холод клинка коснуться его шеи, прочерчивая тонкую линию боли. Как вдруг что-то, словно невидимая сила, охватило его запястье, не позволяя завершить движение. Глубокий, гулкий голос прозвучал в его голове, наполняя всё его существо ледяным спокойствием: — Ты принадлежишь мне, наследник. Не смей разрушать то, что я выбрал. — Отпусти моё тело, — шипит Юнги, сжимая меч сильнее. — Нет, — голос духа спокоен, но его сила не поддаётся сомнению. — Ты не сделаешь этого. — Почему?! — Юнги бросает на него полный ненависти взгляд. — Ты ведь видел всё. Мерзость моего появления, мерзость моей крови. Я порождение греха, и мои дети будут такими же… Тигр приближается, его белоснежная шерсть мерцает в лунном свете. Он опускается перед Юнги, так что его глаза оказываются на одном уровне с глазами принца. — Ты не мерзость, Юнги. Ты — наследие своего рода, его сила и надежда. Всё, что было до тебя, всего лишь цепочка событий. Не ты создал этот мир, но ты можешь его изменить. Юнги дрожит, его пальцы медленно ослабляют хватку. Он смотрит на тигра, слёзы текут по его лицу, с трудом подавляет дрожь в голосе Юнги вопрошал: — Зачем ты показал мне это? Зачем заставил пережить всю эту мерзость, весь этот ужас? Тигр пристально смотрит на него, его глаза, сверкающие как лед, проникают в самую душу. — Чтобы ты понял. Ты — единственное, что осталось на этом свете от рода Мин. Их кровь течёт в твоих венах, их сила и ошибки живут в тебе. Ты не можешь отречься от своего прошлого, так же как не можешь его изменить. Юнги опускает голову, его рука продолжает сжимать меч, видя эту реакцию, дух мягко, но твёрдо продолжает: — Ты видел, к чему привели их амбиции и гордыня, видел, как разрушается будущее, когда забываешь о настоящем. Ты в силах изменить это прошлое. Я дал тебе увидеть это, чтобы ты смог извлечь уроки. Юнги истерично смеётся, его голос отдаётся эхом в пустоте сна. Он смотрит на тигра с отчаянием, сквозь смех прорываются горькие слова: — Что сделали мои предки? Что они совершили, чтобы получить меня? Такой подарок, такое проклятие! Ты называешь меня наследником, но я не наследие, я ошибка. Он усилием воли отпускает меч и с силой проводит рукой по рисункам на своей коже, будто хочет стереть их. — Ты говоришь, что я должен извлечь уроки, что я несу ответственность за их прошлое? Я проклятое отродье, не тот император на севере. Это я. Я проклятие своего рода! Юнги закрывает лицо руками, его плечи вздрагивают, смех переходит в сдавленные всхлипы. Он вдруг поднимает голову, глаза, полные слёз и боли, смотрят на тигра: — Я не хочу этого. Не хочу быть ничьим наследником, не хочу нести их груз. Я устал. Позволь мне просто умереть, прошу. Тигр остаётся неподвижен, его взгляд становится ещё более проницательным, почти суровым. Голос духа звучит громче, словно раскаты грома: — Ты смеешь умолять о смерти, когда жизнь всё ещё держит тебя за руку? Ты смеешь называть себя проклятием, не осознавая своей силы? Юнги срывается, кричит: — Какая сила? Я мерзость! Порождение похоти, цинизма, алчности и жестокости, связь моих родителей противоестественна ходу вещей в этом мире, я грязь! Зверь приближается, его огромный силуэт словно заполняет собой всё пространство. — Ты ошибаешься. Именно в тебе кровь рода Мин найдёт искупление. Ты считаешь себя проклятым, но посмотри, как далеко ты зашёл. Даже сейчас, в отчаянии, ты всё ещё стоишь. Ты ещё не сломлен. Юнги молчит, его дыхание сбивчивое, но он не может отвести взгляда от глаз тигра. Голос духа смягчается, становится почти утешающим: — Твоя сила не в идеальности, не в том, кто ты есть. Она в том, кем ты считаешь себя. Ты можешь ненавидеть своё прошлое, но ты не имеешь права отвергать своё будущее. — Я не знаю, что мне делать. — Голос Юнги был полон боли и отчаяния. Тигр медленно прошелся перед Юнги, его шаги были неслышными, но от этого не менее величественными. Его белая шкура светилась в полумраке, каждый его шаг наполнял воздух мощной, почти осязаемой энергией. Когда он оказался прямо перед Юнги, его глаза, глубокие и загадочные, встретились с его взглядом. В их глазах было нечто безмерное — отголоски древности, мудрости, того, что могло бы разрушить или исцелить. Тигр не двигался, но его присутствие стало всепоглощающе сильным. Юнги, словно поглощённый взглядом этого существа, почувствовал, как его сердце постепенно наполняет умиротворение. Тревога, что сжимала его грудь до этого момента, начала ослабевать, как если бы сам тигр вдыхал её, растворяя в своём дыхании. С каждым его шагом, с каждым движением тяжёлой, грациозной туши, в нем, в Юнги, возникало странное чувство, будто все пережитое — горечь, боль, страх — начало утихать, уступая место безмолвному покою. Его голова потяжелела, будто какой-то невидимый груз, который он носил столько лет, вдруг стал слишком тяжёлым для него. Мысли стали размытыми, а время словно замедлилось, и в тот момент, когда тигр прошёл мимо него, Юнги едва успел перебраться с кушетки на кровать позади себя. Его тело было словно не его — от усталости, от долгих раздумий и от того спокойствия, которое накрыло его с головой, он почувствовал, как его ноги подогнулись, а глаза закрылись. Не успев улечься должным образом, он уже был поглощён беспробудным сном. Его тело провалилось в мягкие простыни, как если бы он отпустил всё, что тянуло его вниз. Каждая клетка расслабилась, как будто всё внутри его тела наконец обрело своё место. И в этом сне, в который он погружался, всё было тихо и мирно, а его сознание унесло в покой, который он давно искал, но не мог найти.

***

Юнги очнулся медленно, как будто пробираясь через вязкую тьму сна, которая не хотела его отпускать. Его тело чувствовало себя странно лёгким, но при этом в голове был гулкий, неприятный шум. С трудом приоткрыв глаза, он обнаружил, что комната окутана мягким полумраком. На его лбу что-то давило — повязка, обмотанная вокруг головы. Её тяжесть раздражала, и, не задумываясь, он потянулся и содрал её резким движением. Ощущение было странным: голова всё ещё плыла, а события прошлого дня всплывали обрывками, как клочки бумажных листов, разорванных бурей. Он пытался собрать их воедино, но всё, что удавалось, — это отрывочные образы и странное чувство, будто он стоял на грани чего-то важного. Не в силах ничего понять, Юнги замер, тупо уставившись в одну точку где-то перед собой. Полог кровати слегка покачивался, рассеянно отражая свет, а его руки лежали на простыне, неподвижные, как и он сам. Постепенно воспоминания начали возвращаться. Сначала смутно, как будто кто-то шептал ему на ухо, затем всё яснее: тигр, его глаза, тихий голос в голове, сон, настолько глубокий, что, казалось, он длился целую вечность. Юнги едва успел осознать эти всплывающие образы, как дверь в покои тихо отворилась. В комнату вошёл Сокджин. Его лицо было озабоченным, взгляд пробегал по комнате, пока не остановился на Юнги. Увидев, что тот очнулся, он облегчённо выдохнул, но тут же нахмурился. — Ваше Высочество, вы в порядке? — обеспокоенно спросил он, подойдя ближе. Юнги, который всё ещё не до конца осознавал реальность, отодвинул полупрозрачный полог кровати, его рука невольно опустилась на край ложа. Он поднял на Сокджина слегка затуманенный взгляд и тихо спросил: — Что ты имеешь в виду? Сокджин остановился перед ним, коротко взглянув на повязку, которую Юнги бросил рядом. — Вы были в беспамятстве несколько дней, — ответил он. — У вас была сильная лихорадка. Мы боялись, что… Он замолк, но его взгляд говорил больше, чем слова. Сокджин был искренне встревожен, его сильные плечи чуть напряглись, а рука неуверенно замерла у пояса, словно он не знал, подойти ближе или оставить Юнги время. Юнги, пытаясь уловить смысл обрывков воспоминаний, машинально провёл пальцами по своей коже, словно хотел почувствовать себя в реальности. Его взгляд снова затуманился, пока он прокручивал слова Сокджина у себя в голове. "Несколько дней? Лихорадка?" Непроницаемое спокойствие на лице никак не отражало бурю мыслей, бушующую внутри. Однако прежде, чем он успел разобраться в себе, дверь снова отворилась, и в комнату вошёл лекарь. Это был мужчина, чьё присутствие невозможно было не заметить. Высокий, с прямой осанкой и аурой мудрости, он шагал уверенно, но с достоинством. Его лицо хранило следы прожитых лет: тонкие морщины у глаз, взгляд, исполненный внимания и заботы. Несмотря на это, язык не поворачивался назвать его стариком — в нём была живая энергия, свойственная мужчине, который не терял хватки ни в молодости, ни сейчас. Придворный лекарь остановился у кровати, его внимательный взгляд скользнул по Юнги, задержавшись на брошенной повязке. Лёгкий вздох вырвался из его груди, но вместо упрёка в его словах прозвучало уважение: — Ваше Высочество, вы меня пугаете. После такого состояния вы не должны так резко вставать. Юнги медленно поднял взгляд, встречаясь с проницательными глазами лекаря. Он почувствовал, как внимательный взгляд мужчины проникает сквозь него, будто лекарь видел всё, что творилось в душе и теле принца. — Мне лучше, — коротко сказал он, но голос прозвучал тише, чем он рассчитывал. Лекарь усмехнулся едва заметно, опуская на столик небольшой ящичек, который он принёс с собой. — Это похвально, Ваше Высочество, но лучше оставить врачебные заключения мне, — мягко, но твёрдо произнёс он. — У вас был высокий жар. Ваше тело ослаблено, а разум может играть с вами злые шутки. Юнги хотел возразить, но осознал, что его собственное тело его предаёт. Пальцы слегка дрожали, когда он машинально потянулся к покрывалу, а воспоминания о тигре всё ещё казались чем-то призрачным, неуловимым. Лекарь сел рядом, не спрашивая разрешения, и мягко прикоснулся к его запястью, проверяя пульс. Его руки были тёплыми и уверенными, в движениях читался долгий опыт. — Уверен, что вы не помните, как вас трясло. Было несколько моментов, когда мы опасались за вашу жизнь, — продолжил он. — Это не просто горячка, Ваше Высочество. Такое состояние редко приходит само по себе. Случилось ли что-то, о чём вы хотите мне рассказать? Юнги лишь тихо покачал головой, молчаливый, но его мысли метались между сказанным лекарем и образами, всплывающими из сна. Лекарь закончил свои манипуляции, оставив Юнги в раздумьях, и кивнул Сокджину, который всё это время молча стоял у двери, пристально наблюдая за принцем. Сокджин, казалось, не мог сдержать беспокойства. Когда лекарь отступил, главный солдат шагнул вперёд, скрестив руки на груди, и, не удержавшись, проворчал: — Ваше Высочество, может, всё-таки прекратите спать с открытыми окнами? Юнги приподнял бровь, всё ещё не до конца осознавая, к чему ведёт Сокджин. — При чем тут окна? — спросил он, голос был всё ещё тихим, но в нём прозвучала легкая тень раздражения. Сокджин хмыкнул, разглядывая принца, который по-прежнему выглядел слишком бледным для своего обычного вида. — При том, что днём в ваших покоях дует так, что свечи едва держатся, а ночью вы, видимо, решили проверить, как долго выдержите холодный воздух, — сказал он. — И не балуйтесь мечом прямо в покоях. Юнги немного нахмурился, глядя на Сокджина. — Почему ты решил, что я баловался с мечом? — спросил он, голос звучал ровно, но в нем чувствовалось легкое недоумение. Сокджин изогнул бровь, словно задаваясь вопросом, шутит ли принц или говорит серьёзно. — Может, потому что я нашёл его валяющимся на полу в нескольких шагах от кровати? — ответил он с лёгкой иронией. — Странный у вас способ хранения оружия. Юнги на мгновение отвел взгляд, обдумывая его слова. — Просто утомился, — наконец сказал он, слегка пожав плечами. — Хотел сложить его обратно, но… сон сморил. Сокджин покачал головой, словно это оправдание его не убедило, но не стал ничего говорить. Однако слова о мече вызвали в памяти Юнги обрывки странных воспоминаний, слишком ярких, чтобы быть просто сном. Его рука машинально потянулась к горлу. На коже, как и всегда, не было ничего, кроме привычной гладкости. Ни порезов, ни шрамов — идеальная поверхность, которую он так привык видеть. И всё же… Он нахмурился, пальцами медленно проведя по линии, где, как ему казалось, должна была остаться бледная полоска от пореза. Он был уверен — слишком уверен, — что чувствовал, как клинок касается его горла. — Что-то не так? — раздался голос Сокджина, который явно заметил странные движения принца. Юнги медленно опустил руку, не поднимая на него взгляда. — Нет, — тихо сказал он, но в голосе звучало сомнение. Сокджин прищурился, но предпочёл не задавать лишних вопросов. Юнги же оставался молчаливым, размышляя над тем, что происходило. Воспоминания были неясными, словно завуалированными густым туманом, но чувство тревоги, кроющееся в них, было слишком острым, чтобы игнорировать. Сокджин сложил руки на груди, пристально глядя на Юнги. — Кстати, — сказал он, переходя на более серьёзный тон, — посол из империи Золотой зари хотел бы встретиться с вами. Юнги поднял одну бровь, его взгляд наполнился легким любопытством и скептицизмом. — Посол из империи Зари? — повторил он, медленно растягивая слова, словно пробуя их на вкус. — Кто это ещё такой, чтобы требовать встречи со мной? Сокджин фыркнул, будто Юнги только что произнёс что-то смешное. — Империя Золотой зари, — пояснил он, — это страна вашего будущего мужа, если вы, конечно, не забыли об этом. Юнги на мгновение застыл, но тут же выдохнул шумно и с явным раздражением. — Будущего мужа… — повторил он себе под нос, проводя рукой по волосам. — И он уже приходил? — Да, приходил. Но вы, — Сокджин сделал лёгкий жест рукой в сторону кровати, — были в беспамятстве, так что его пришлось спровадить. Юнги прикрыл глаза, выдохнул и на мгновение обхватил виски пальцами, будто это могло помочь справиться с нахлынувшими мыслями. — Отлично, — наконец сказал он, поднимая взгляд на Сокджина. — Но если уж мне предстоит встретиться с этим послом, я бы предпочёл выглядеть подобающе. Сначала подготовьте для меня ванную. Затем принесите что-нибудь поесть. После этого я буду готовиться к встрече, — голос Юнги звучал твёрдо, но без излишней строгости. Сокджин нахмурился, заметно колеблясь, прежде чем заговорить: — Ваше Высочество, вы только что очнулись после нескольких дней лихорадки. Возможно, вам стоит ещё немного отдохнуть, прежде чем встречаться с кем-то, тем более с послом… Юнги сдержанно посмотрел на Сокджина, его взгляд был холодным, но не агрессивным. Он понимал заботу старшего, но в этот момент внутреннее напряжение только росло. — Сокджин, я ценю вашу заботу, — сказал он, не поднимая голоса, но в его словах звучала непреклонность, — но я сам решаю, что мне нужно. Сокджин замолчал, видя, как Юнги, не обращая внимания на его беспокойство, устремил взгляд в сторону окна. Он понимал, что принц не нуждается в лишней опеке, но всё же не мог не почувствовать тревогу за его здоровье. Юнги, заметив, что Сокджин всё ещё не уходит, добавил, слегка мягче: — Я попросил ванную, еду и подготовку к встрече. Если вы хотите помочь — сделайте это. Я всё улажу. После этих слов Сокджин понял, что возражать больше не имеет смысла. Он наклонил голову, едва заметно кивая, и, оставив принца, вышел, чтобы выполнить его распоряжения. Юнги остался один в тишине, вновь погружённый в свои мысли. Его тело было ещё вялым, но желание действовать было куда сильнее.

***

Юнги сидел за столом, напряжённо ожидая прихода посла. Комната была обставлена сдержанно, но со вкусом — стол был накрыт белоснежной скатертью, на которой аккуратно располагались чашки с чаем, блюдца с орехами и сладостями, а по бокам стояли вазы с цветами. Всё было выполнено с вниманием к деталям, каждый элемент на своём месте. Стол был разделён ширмой посередине, скрывая его лицо от посторонних. Это было стандартной практикой для королевских особ, даже для принцев, чьи лица часто оставались в тени перед внешними гостями, чтобы сохранить своё достоинство и скрыть эмоции. Юнги выглядел всё так же величественно, как и в тот момент, когда он был в глубоком сне, лишь без того умиротворённого спокойствия. На нём был пурпурный ханбок, идеально подобранный к цвету его глаз. Его волосы были аккуратно заплетены и собраны шпилькой, придавая образу изысканность и строгость. Он выглядел словно живое воплощение королевской аристократии, но, несмотря на простоту наряда, ощущалась скрытая мощь, которой он не стремился раскрывать. Его спина была прямо вытянута, с лёгким напряжением, словно он был готов ко всему, что принесёт эта встреча. В комнате царила тишина, лишь шелест занавесок, двигаемых лёгким ветерком, нарушал покой. Юнги не спешил, его взгляд был холоден и сосредоточен, словно он обдумывал каждое слово, которое собирался сказать послу. Чая он не трогал, зная, что встреча с этим человеком, в любом случае, не принесёт ему облегчения. Юнги спокойно наблюдал, как дверь скрипнула, и в комнату вошёл молодой мужчина, чьи шаги несли уверенность, но в то же время лёгкость, как у того, кто привык быть в центре внимания. Юнги сразу узнал его — это был тот самый посол, с которым он встретился на празднике осени. — Ваше Высочество, — с поклоном представился посол, улыбнувшись, словно эта встреча была для него важным, но привычным делом. — Я Хосок, посол Империи Зари. Юнги слегка наклонил голову в ответ, принимая приветствие. Его глаза оставались холодными и сосредоточенными, он был королевским лицом, и хоть чувства скрывались под маской, присутствие чужака заставляло его быть настороженным. — Благодарю за визит, — ответил Юнги сдержанно. — Прошу, садитесь. Посол легко сел напротив, и его взгляд с любопытством скользнул по чашкам с чаем, по угощениям, которые оставались нетронутыми. Он не мог не заметить, как обстановка выглядела аккуратно и величественно, словно всё было рассчитано до мелочей, чтобы произвести нужное впечатление. В это время служанка тихо подошла к столику, она разливала ароматный чай по изысканно украшенным чашкам. Тонкий пар поднимался из чашек, наполняя воздух сладким, травяным ароматом. Первую чашку она подала Хосоку с лёгким поклоном, а затем вторую для Юнги, закончив, девушка встала и отошла в сторону, становясь чуть поодаль, чтобы не мешать. Хосок, слегка приподнял чашку и осторожно принял первый глоток. Чай был горячим и лёгким, с оттенками цветов и трав, идеально сбалансированным. Он наслаждался вкусом, но его мысли оставались сосредоточены на предстоящем разговоре. — Я надеюсь, ваше здоровье улучшилось, — произнёс он с лёгким беспокойством в голосе. — Ведь, как я узнал, вы болели на протяжении целых семнадцати дней. Юнги был настолько поглощён своей обстановкой, что едва успел отметить беспокойство в голосе посла. Однако, эти слова слегка его озадачили. Семнадцать дней? Ему-то сказали, что болезнь длилась «несколько дней», не больше. Юнги беззвучно пересчитал дни в голове, пытаясь понять, что же всё-таки произошло. Он удивлённо оглядел комнату, заметив, что листья за окном уже начали опадать, кое-где даже голые ветви прорезались сквозь жёлтые листья. Он даже не заметил, как осень пришла в полной мере, и это пробудило в нём некоторое беспокойство. Юнги слегка сдвинул плечи, прежде чем ответить. — Я благодарен, что вы проявляете заботу. Хосок кивнул, но не стал продолжать разговор на тему болезни, очевидно, не желая выглядеть слишком навязчивым. Внимательно следя за реакцией Юнги, он продолжал излагать свою миссию. — Король Мин, — начал Хосок, — уже дал своё одобрение на союз между вами и нашим императором. Однако, согласно законам империи, этот брачный союз ещё не может быть официально утверждён, пока не будет удостоверено ваше согласие в здравом уме и памяти, особенно после столь долгого болезненного периода. Важно, чтобы вы подтвердили ваше решение лично, без давления со стороны. Юнги, услышав это, немного поджал губы, но ответил твёрдо и уверенно: — Я подтверждаю своё согласие, — его голос был ровным, сдержанным, но с той ясностью, которая не оставляла места для сомнений. — Если нужно, я готов подписать бумаги прямо сейчас. Это решение не требует дальнейших размышлений. Хосок слегка удивился, но быстро собрался и с мягкой улыбкой ответил: — Я ценю вашу решимость, Ваше Высочество, однако бумаги будут доставлены позже. Это не требует поспешности, и мы хотим, чтобы вы подписали их без давления, когда будете готовы. Юнги кивнул, не обращая особого внимания на слова о спешке. Он был готов к этому шагу, и если это было необходимо для завершения процесса, он не стал бы откладывать. Хосок задумчиво посмотрел на Юнги. — Император желал бы, чтобы вы отправились в путь как можно скорее, — сказал он мягко, но с ноткой уважения. — Однако король Мин попросил дать вам два месяца для подготовки. Путешествие дальнее и важное, а ваше здоровье, как вы сами понимаете, было в последнее время не самым крепким. Император согласился с этим решением, не желая подвергать вас лишним трудностям. Юнги выслушал эти слова с непроницаемым выражением лица, лишь слегка касаясь пальцами подлокотника. — Благодарю за заботу, но, уверяю вас, я чувствую себя прекрасно, — его голос звучал уверенно, хотя где-то глубоко внутри он знал, что болезнь отняла у него больше сил, чем он хотел бы признать. — И всё же, прежде чем покинуть эти земли, я хотел бы попросить об одолжении. Хосок насторожился, но его выражение оставалось мягким и учтивым. — Конечно, Ваше Высочество. Что именно вы желаете? Юнги чуть выпрямился в кресле, его глаза блеснули решимостью. — Я хотел бы посетить храм моего наставника в последний раз. Это место, где я обрёл многие из своих знаний и укрепил дух. Я более не смогу вернуться туда снова, и мне необходимо проститься с жителями храма и самим наставником. Путешествие займёт около восьми-девяти дней. Если вы пожелаете, вы можете сопровождать меня. На мгновение в комнате воцарилась тишина. Хосок внимательно всматривался в лицо принца, словно пытался понять истинные мотивы его просьбы, но в глазах Юнги он увидел лишь искренность. Хотя в душе у принца ее было столько спокойно. Храм… это был единственный уголок, где мысли Юнги могли обрести хоть какое-то утешение. Он знал, что это не просто прощание с местом, которое стало частью его жизни. Это было стремление к очищению — к освобождению от того, что в последнее время накопилось в его душе и сознании. Его мысли вновь унесли его в тот страшный момент, когда открылось нечто, что он не хотел знать, что он даже не хотел бы видеть. "Мерзость, мерзость, мерзость…" — эти слова не переставали звучать в его голове, как невыносимый яд, проникающий в каждую клетку. Он пытался отогнать их, отвернуться от воспоминаний, но они вновь и вновь всплывали, проникая в самую глубину. Это было как проклятие, от которого не спрятаться и не убежать. В каждом их повторении он чувствовал, как это страшное откровение опутывает его, как неумолимо тянет вниз. Но сейчас не было времени для того, чтобы погружаться в этот мрак, в эти кошмары. Он знал, что должен сосредоточиться, что его путь лежит вперёд, а не назад. Он не может позволить себе погрязнуть в этих воспоминаниях. Они останутся с ним, но пока он жив, он будет бороться, будет двигаться дальше. — Это большая честь для меня, Ваше Высочество, — сказал Хосок, слегка склонив голову. — Я с радостью буду сопровождать вас. Вернувшись в настоящее, Юнги удовлетворённо кивнул и, прежде чем Хосок успел что-либо сказать, поднялся со своего места. Его движения были плавными и грациозными, как у человека, привыкшего к вниманию окружающих. Однако неожиданно для Хосока, Юнги сделал то, что заставило его слегка растеряться. Принц глубоко поклонился, держа руки перед собой, так, как это делали в самых уважительных ситуациях. Хосок моргнул, удивлённый этим жестом, и быстро поднялся, явно чувствуя себя не совсем уверенно. — Ваше Высочество, — начал он, смущённо оглядываясь, — такое неуместно… Мне, простому послу, не подобает принимать столь великий знак уважения. Юнги медленно выпрямился, его лицо было непроницаемым, но глаза излучали спокойствие. — Вы не простой посол, — произнёс он тихо. — Вы человек, который представляет моего будущего супруга. Моё уважение к вам — это уважение к нему и к вашей империи. Хосок несколько мгновений молчал, а затем медленно кивнул, пытаясь скрыть лёгкое смущение. — Я ценю ваши слова, — ответил он, немного теплее, чем раньше. — Если вы позволите, я начну подготовку к нашему путешествию в храм. Юнги лишь слегка кивнул, возвращая своему лицу привычную маску спокойствия и отстранённости. — Ваше Высочество, если позволите, я хотел бы вручить вам кое-что от имени моего брата, — произнёс он с лёгкой улыбкой. Юнги кивнул, не отводя глаз от посла, слегка удивлённый формальностью момента. — Конечно. Хосок склонил голову и легко поднялся, развернувшись, направился к двери. Тишина на мгновение заполнила комнату, нарушаемая только мягким шелестом его одежд. Открыв дверь, он исчез за ней на несколько секунд, оставляя Юнги в лёгком недоумении. Когда Хосок вернулся, он нёс в руках большую коробку, завернутую в богато украшенную ткань глубокого тёмно-красного цвета с золотым узором. Коробка выглядела массивной, но он держал её с удивительной лёгкостью. Закрыв за собой дверь, он осторожно подошёл к Юнги и, опустившись на одно колено, протянул коробку вперёд. Хосок открыл её с осторожностью, и повернул к принцу, перед Юнги предстало множество аккуратно сложенных связок трав, каждая из которых была помечена кусочком пергамента с кратким описанием свойств и применения. Запах пряных и цветочных ароматов наполнил комнату, сразу напоминая о тепле летнего луга. — Это дар от Его Величества, — пояснил Хосок, мягко улыбаясь. — Император узнал о вашей болезни и велел прислать этот сбор трав, собранных в наших горах. Большинство из них выращиваются только у нас, поэтому их редко можно встретить за пределами империи. Юнги внимательно провёл пальцами по одной из связок, не скрывая удивления. Многие из трав были ему незнакомы, но на каждой привязанной бирке были записаны их свойства и рекомендации по использованию. Это выглядело не просто как подарок — это была тщательно продуманная забота. — Ваш лекарь, — продолжил Хосок, — отказался использовать их, боясь ошибиться, ведь эти травы мало ему знакомы. Однако он упомянул, что вы, принц, весьма сведущи в таких делах и сможете оценить их сами. Юнги поднял взгляд, и на его лице отразилось искреннее тепло. Он прижал руки к груди, немного смущённый. — Передайте ему мою глубокую благодарность, — тихо сказал он, голос звучал мягко, почти трепетно. — Этот дар… Он говорит о большем, чем можно выразить словами. Он взглянул на Хосока с лёгкой улыбкой, но тут же нахмурился, вспомнив, что не подготовил ничего взамен. Мысль о том, что у него нет подходящего подарка для своего будущего мужа, вызывала лёгкое чувство вины. — Я даже не знаю, что мог бы подарить в ответ, — признался Юнги, слегка покраснев. Хосок рассмеялся, но его тон оставался уважительным. — Император не ожидает ничего в ответ, — ответил он, легко наклоняя голову. — Однако, если вы пожелаете, я могу помочь вам с этим. Его величество ценит искренность и… простоту. Юнги задумался, мягко тронув одну из веточек травы пальцами. В его голове уже начала складываться идея, что он мог бы сделать, чтобы выразить ответную заботу и уважение. После того как Юнги принял решение о подарке, они ещё немного поговорили. Когда солнце медленно опустилось за горизонт, создавая в комнате тёплый свет заката, Хосок встал с места. Он немного наклонился, чтобы попрощаться, но перед тем, как покинуть покои, взглянул на Юнги. — До встречи, Ваше Высочество, — сказал он, слегка поклонившись. Юнги улыбнулся в ответ, кивнув, и, когда дверь закрылась за послом, тишина снова охватила покои. В комнате осталось только мягкое послесвечение заката, и Юнги, глубоко вдохнув, погрузился в свои мысли, готовясь к предстоящему путешествию.