Осколки

      «О, ты еще увидишь всю изнанку, всю ту истину, скрытую от глаз простых смертных, увидишь, обещаю, мой юный птенчик». Голос моего Сира до сих пор звучал в ушах. Тот, кто Обратил меня, сделал иным, сделал бессмертным, не-живым. Вампиром. Малкавиан. Его голос пугал до дрожи, но и вдохновлял, направлял, будоражил разум. Хотелось ему верить, слушать, внимать каждому Его слову. И потому потеря Сира, когда тот ушел спустя каких-то жалких три дня после Обращения, сильно ударила по мне. Но за эти три дня Сир вбил в меня правила Маскарада, те законы Камарильи, что позволяют таким, как я выживать среди смертных… Те законы, которые сам Едок не то чтобы сильно соблюдает. Но Ему можно, он неизмеримо старше не то что меня, а даже директора Дамблдора.       За последние три дня я многое узнал, многое понял, а жизнь, или точнее теперь не-жизнь, свершила очередной кульбит, поставив все с ног на голову. Стать вампиром, тем более не таким, как упыри родного мира, а Сородичем из другого мира… Такого я не ожидал от жизни. Да только кто будет спрашивать меня? Когда кто-то спрашивал меня, что я хочу, чего не хочу? Всегда все решали за меня, всегда. Дурсли, маги, Сир… Но может теперь у меня есть шанс самому решать за себя? Стать не просто учеником Хогвартса, а кем-то большим? Благо, мой Сир примерно рассказал о Дисциплинах — особых вампирских способностях, которые у каждого клана свои. У Детей Малкава это Прорицание — вот смех-то, я ж никогда не верил в них, спасибо очкастой стрекозе Трелони. Затемнение — способность маскировки, что-то вроде магглоотталкивающих чар, только действуют вообще на всех… если достаточно силен. А сила вампира зависит от крови и прожитых лет, ну и от силы крови Сира, конечно же. И Помешательство. Дар и проклятье Детей Малкава, к коим теперь принадлежу и я. Сир сказал, что эта Дисциплина способна передавать другим свой взгляд на мир. Делиться с окружающими нашим безумием. Не зря же нас называют Безумцами, Безумными Пророками, не зря. Но мне это все еще предстоит только узнать.       Рассказал Сир и проклятье всех вампиров. Уязвимость перед Солнцем — встретишь рассвет, и она станет последним в твоей не-жизни. А вот другие слабости из мифов и легенд полная чушь. Ни крест, ни текущая вода, ни серебро не могут убить нас. Осиновый кол же в сердце способен парализовать. Или, например, стрела. Но не убить. А вот отрезанной головы или выстрела из дробовика в голову опять же стоит бояться. Как и смертные, вампиры тоже уязвимы перед оружием. Другое дело, что мы все ж посильнее будем, заживает на нас все быстрее, а Витэ, кровь, способна залечить самые тяжелые травмы.       Кстати, Обращение избавило меня от очков. Я теперь идеально здоров… если не считать того, что немного мертв, точнее, не-жив. Но, как где-то услышал, «мыслю — следовательно существую». А я мыслю. Кстати, о мыслях — надо пообедать. Тут как раз Дадли вернулся.       Тихо крадусь в спальню кузена, отводя взгляд ему и тете — дядюшки еще нет, а то я б лучше от него крови выпил — банально у него больше крови. Стоит только Дадли отвернуться, как я мягко придерживая, вцепляюсь клыками ему в шею. Кровь сладка! Но главное не выпить его полностью — где я найду еще такой халявный завтрак? Тем более, много мне и не требуется. А жиртрест потом восполнит. К счастью или к сожалению, Дадлик не будет помнить самого укуса, как и несколько минут перед моим завтраком, и после. Выйти из его спальни вышло даже проще, чем прокрасться мимо бдительной тети.       Самое замечательное, родственники вообще не обращают на меня внимания. Я не знаю, что Сир с ними сделал на прощанье перед своим уходом в родной мир, но теперь я для Дурслей не более интересен, чем фикус или табурет. Табурет, который периодически пьет у них кровь… Забавно.       Удивительно было заново познавать мир, с новой точки зрения. Например, кошки миссис Фигг теперь держались от меня как можно дальше, стараясь не привлекать внимания, а когда я смотрел на них пристально — шипели, поджимали уши и пятились, встопорщив шерсть. Забавно. Ночной мир тоже сильно преобразился — теперь я видел намного лучше.       Проходя мимо зеркала, в котором, кстати, вопреки сказкам я отражался, я заметил, что отражение немного… запаздывает. На секунду-две, не больше. Но это сразу же бросилось в глаза. Как и ухмылка меня-в-зеркале. Или это был не я? Или я, но не я? Сложно и запутано. Но интересно. Отраженный я, поняв, что я его спалил, показал мне большой палец, а потом развернулся и куда-то ушел. А я остался без отражения. Прям как на волшебных фотокарточках.       Отражение ушло, пора и мне в спальню. Или пойти на улицу? Ночь, мое время. Кстати, надо что-то делать с днем. Я не могу учиться ночью ведь, вряд ли директор Дамблдор согласится перевести всех на ночное обучение. Хотя ходим же мы на Астрономию… Не, вряд ли он согласится, но спросить можно. Или не стоит? Занятой ведь смертный, столько дел на себя дедушка взвалил. Пока думал, отражение вернулось. Своенравное оно у меня, конечно, но доброе. Свой все же парень, прям, как Рон и Гермиона. Тоже вот, надо ли им рассказывать? Смертные, конечно же не должны о каинитах узнать, нарушение Маскарада. Но это ж Гермиона с Роном, они вроде как свои, лучшие друзья. Ладно, потом подумаю, сейчас надо решить, что делать в эту прекрасную ночь. А не махнуть ли мне в Косой переулок? Может даже найду что-нибудь полезное.       ***       В Косом переулке даже ночью жизнь кипит, хоть и не так, как днем. Правда, в баре никого не было, только сонный Том сидел за стойкой бара. Не спится что ли? Махнув ему, я прошел мимо. А вот магазинчики были в основном закрыты. Открыта была только лавка Олливандера, да мелкий магазинчик разной всячины. Зато в Лютном переулке было людно, для такого места, конечно. Какая-то ведьма в лохмотьях даже преградила мне дорогу.       — Ути-пути, а кто это тут такой смелый гуляет по ночам у нас? — скрипучим, как старый матрац, на котором я спал, голосом спросила эта невежливая смертная.       На удивление, страха не было, зато было желание выпить всю ее кровь, а труп оставить воронам. Птичкам же тоже нужно кушать, почему не ее труп, раз она так хочет? Видение ее смерти было таким ярким, что я невольно показал старухе его. Даже сам не понял как. А она почему-то схватилась за горло, будто ее кто-то душит и упала. Странная. Чего хотела? Непонятно. А пить захотелось еще больше. Жажда еще была терпимой, но уже не приятной, но пить у трупа… Буээ, гадость!       Пока думал, что делать со старой и уже мертвой ведьмой, все темные личности как-то дружно исчезли. Наверное дел много, торопятся. Только мне-то тогда кого пить? Они, конечно, не то чтобы качественны на вкус, ниже среднего, наверное, но все ж куда лучше Дадли должны быть. Кузен все-таки не волшебник, а обычный человек, маггл. Интересно, а какая кровь у магов? Вот и надо было старухе помирать? Вечно старые люди все обламывают.       Больше по пути в местный магазин всякой всячины мне никто не попался. А жаль. В самом же магазине, который был, кстати, открыт, был приятный полумрак. По стенам развешана всякая всячина, даже большой двухлезвийный топор был. На прилавках тоже были разные безделушки, начиная от непонятного ожерелья с неприятной аурой заканчивая белым платком, самым простым белым платком. Чутье молчало, платок был не опасен. И не интересен. А вот продавец почему-то не сводил с меня глаз, это было занимательнее.       — Доброй ночи, торговец, сэр, — будем вежливы.       — Доброй, мальчик. Ты же Гарри Поттер? Что надежда света забыла у меня в лавке?       — Надежда? Нет, я не настолько жесток, как надежда, — улыбнулся я.       А продавец, имя которого я еще не узнал, побледнел. Странные они, эти обитатели Лютного, но да ладно, это не важно, сначала дело.       — Скажите, а есть ли у вас вещица, что позволит мне ходить под злым желтым шаром? Я не люблю загар, понимаете ли, сэр, — снова улыбнулся, хотя от мысли о светиле меня нормально так передернуло.       — Н-н-надо посмотреть, — еще и заикаться начал. Нервная работа, наверное.       — Только мне нужно, чтобы вещица подошла к моему лицу, понимаете? Не диадема там или ожерелье, а скромное колечко, например. Я ж не леди, которой к лицу такие вещи, а всего лишь простой ученик. Вам плохо? Вы сильно побледнели, сэр. Давайте помогу, — сделал шаг к бедному продавцу.       — Н-н-нет! Не подходи! М-м-мне надо искать артефакт! Я сейчас приду! — отпрыгнул от меня мужчина, а потом и вовсе убежал вглубь лавки. Трудяга, все ради клиента.       Вернулся он, впрочем быстро, неся на вытянутых руках шкатулку, сверху которой еще лежало что-то завернутое в тряпицу.       — Вот, все что у нас есть. Это кольцо Проклятого. Защищает от солнца, но раз надев его никогда не снимешь. Питается кровью, нужно раз в месяц поить его своей или чужой кровью. А это браслет из позвонков трех девственниц, позволяет упырям ходить и днем.       — Я не упырь! Я благородный каинит! Не надо путать фиолетовое с мертвым, сэр, я ведь не оскорбляю вас, — меня аж передернуло от такого сравнения.       Как он посмел подумать, что я упырь! Сир притащил одного показать мне, да посмеяться вместе со мной. Отвратительные твари, слабые, жалкие, трясутся от одного взгляда Сира, ни капли гордости. Правда, я своего Сира бы тоже опасался, не будь я его Дитя. Больно уж страшным может быть Едок. Но лучше Его не вспоминать, а то придет и потом будет всем тут «веселье». Нет, я хочу еще пожить в этом мире, мне в Хогвартс еще ехать, учиться. Оно конечно, если Сир захочет, то вряд ли кто помещает ему, но лучше все ж не привлекать внимание лишний раз.       Пока я вспоминал Сира и предавался мыслям, продавец, имя которого я все еще не спросил, уже немного успокоился и ждал, что я куплю.       — И сколько желтых звонких плоских кругляшков стоят эти вещицы?       — Пятьсот! За обе. Меньше не могу, — почему-то сжался бедолага.       — Ну и отлично, мне хватает. Слушай, а этот же браслет из кости? Да? Кстати, а как Вас зовут? Меня Гарри, но Вы ж знаете уже, сэр.       — Бэрк, все меня так называют, и ты зови так, — окончательно пришел в себя продавец. Нервная у него работа все же, обслуживать в таком темном местечке волшебников.       — А, понятно, мистер Бэрк, сэр. Так вот, о чем это я? Вам кости нужны? Тут недалеко старуха какая-то почему-то умерла, я даже не знаю. Может ее позвонки подойдут? Вряд ли она, конечно, девственницей была, уж простите за нескромность. Но вдруг пригодятся?       Бэрк опять почему-то побледнел, затравленно как-то оглянулся и яростно замотал головой.       — Нет, парень, мне ничего не надо! И вообще, магазин закрывается!       — Жаль, но нет, значит нет, — пожал плечами я. — Только Вы же, сэр, никому не расскажете, что я был у Вас? А то я б не хотел, чтобы кто-то узнал об этом. Вы же будете молчать, верно, сэр?       Тот яростно закивал, в этот раз молча, только глаза выпучил. Нет, нервная все ж у него работа, обслуживать покупателей в таком районе.       — Тогда до свидания, сэр, доброй ночи! Если эти вещицы не помогут, то я к вам вернусь, ладно? Прощайте или до свидания.       Бэрк побледнел еще сильнее, хотя казалось уже дальше некуда. Отдыхать ему надо, отдыхать. Но да ладно, это уже не мои проблемы. Хорошо хоть золота хватило купить вещицы, мне без них теперь ой как сложно будет. Только бы проверить их как-нибудь? Ну, не самому же под солнце выходить? Мы, Малкавиане хоть и безумны по мнению других, но не настолько же тупы? Нет, нужен подопытный. И, я даже знаю, кто им может стать…       Пирс, дружок Дадли, жди меня! Я ж помню, как ты меня пинал больно. Теперь вот зато искупишь свою вину. Или может все ж не надо? Его ж Обращать придется. А так придется лезть самому под солнце. Не, потерпит, никуда не денется. А все ж интересно, чего этот Бэрк такой нервный?       ***       Старый Бэрк в этот момент… молчал. Случайное пророчество и Помешательство Дитя Малкава вместе с магией породило сильнейшее проклятье, которое стало не снимаемым. Пророки ведь не только видят будущее, но и сами на него влияют… у других. Сами себе они его пророчить не могут. Но зато другим — легко. Особенно, когда не контролируют свой Дар, как молодые птенцы. Гарри даже не понял, что он сделал. Но отныне и до конца своих дней хозяин лавки «Горбин и Бэрк» не произнесет ни слова. Просто не сможет. Но Бэрк и тому что жив остался, был безмерно рад. А еще искренне надеялся, что страшному монстру в обличие надежды света никогда и ничего не понадобится в его лавке.       Если вначале старый пройдоха только удивился, что у него в лавке в одиннадцатом часу вечера появился сам Гарри Поттер, то уже после первых же слов все удивление буквально вымело из его головы. Зато там поселился УЖАС. И сам Бэрк не мог бы сказать, что вселяло такой всепоглощающий страх в словах и внешности Гарри Поттера, но с каждой фразой голос знаменитого Мальчика-Который-Выжил проникал в глубины разума. Его голос словно бы пробуждал все самые глубинные страхи, вопреки всякому смыслу. А под конец, когда этот монстр стал требовать — а именно так воспринял это Бэрк — молчать и никому ничего не говорить, хозяину лавки показалось, что в углах шевелятся тени. Или кто-то в тенях. Или что-то! Что-то ужасное, что-то, что всегда подстерегает случайного путника или зазевавшегося забулдыгу, что-то несоизмеримо древнее и опасное, что не оставит даже воспоминаний.       И уже после ухода Гарри Поттера, Бэрк все косился на тени в углах. А то, что он теперь не мог сказать ни слова, а при мысли о том, что он может написать о посетителе на пергаменте, руки от страха отнимаются, только уверило старого Бэрка, что в тенях его кто-то терпеливо ждет. Но если теней не будет, то и подойти ОНИ не смогут, решил хозяин лавки. И стал зажигать свечи, много свечей, на все ровные поверхности. Когда свечи кончились, а кончились они прискорбно быстро, Бэрк стал вспоминать Трансфигурацию из старших курсов, чтобы превратить разный мусор в свечи, а их уже зажигать. Очень скоро в лавке стало светлее, чем днем. Не должно быть теней, чтобы ОНИ не пришли.