Запах моего океана

      — Слышь ты, блять! Вы задолжали мне дозу!       Грозный бас заставляет Лиама повести плечами, будто его обливают ледяной водой. Они с Паулой замирают, пару мгновений назад убирая со стола тарелки после завтрака. Рассуждать здраво тяжело: голову всё ещё предательски давят остатки текилы в крови, а в простонародье мучает обычное похмелье. А эта жидкость с привкусом травы была лучшим другом Лиама вчера!       — Мужчина… — подаёт голос старик, протягивая ленивое «man» — кажется, больше слов на английском он не знает.       — ¿De qué está hablando? — доносится шёпотом ребёнка, который вот-вот хотел перехватить тарелки и отнести в раковину.       Лиам лишь переводит взгляд на Паулу, ожидая действий и пояснения. Она стоит как вкопанная, даже не удосуживается поставить стакан, убрать кухонное полотенце с плеча. Лиам пробует коснуться её, Паула сразу трясёт головой: ситуация внештатная, понятно сразу. А как хорошо начиналось утро!       С кукурузы. Теперь кукурузная каша испускала аромат на столе, варёные жёлтые початки ещё с вечера покоились по краям стола, а открытием для Лиама стала яичница с бобами. Вы представляете? Яичница. Яйцо. Белок. Лиам почти прыгал от счастья, а Дамиан лишь посмеивался, закрывая рот с ложкой каши во рту.       — Ты желто-шоколадный явно потому, что кукурузу одну и потребляешь, — тогда он не удержался и шепнул ему на ухо.       Получил лишь жилистую руку на голове, потрепавшую пряди. Дамиан не нашёл, как съязвить, но Лиам всё равно ощутил себя побеждённым.       — Сейчас мы завтракаем, потом большинство уходит на работу. Подрабатываем, как можем, — поясняла Паула, когда мужчины как по команде встали со своих мест и вытерли ладонью масляные губы.       — И много выходит? — спросил Лиам, держась вблизи Паулы.       Он в целом старался общаться только с ней, её детьми и Дамианом. Октавия завтрак благополучно проспала, а в большой семье клювом не щёлкают. Дети, обращаясь к другим, ласково называли стариков у телевизора знакомым Лиаму словом «familia». Семья.       — Я работаю посудомойщицей в забегаловке через дорогу, — начала Филиппа, подруга Паулы, услышав диалог. — Пятнадцать долларов в час.       — Это же даже не средняя ставка…       — Это деньги. А деньги здесь нужны всем, даже самые мизерные.       Лиам проглотил последний кусок яичницы, поглядывая на Паулу, но та присматривала за детьми. В семье должна быть мать.       — Остальные ошиваются на стройках, кто-то помогает фермерам, но редко, машина только у меня и Антонио, но у него вообще фургон, — продолжил Дамиан, касаясь его плеча. — У нас ставка всегда ниже, чем у белых. Мы же нелегалы, второсортные.       На лице не появилось и капли сожаления, грусти от сказанного. Он всё также охотно ел бобы в прикуску с кашей, запивал ни разу ни крепким чаем. Будто одну заварку пропустили через фильтр раз двенадцать; проблема в том, что именно столько кружек встретилось прежде чем попасть к Дамиану. Казалось, его ничего не волновало: уголки губ приподняты, язык охотно слизывал крошки хлеба с пальцев. А на душе у Лиама почему-то скребли кошки.       — Зачем…       — У тебя только тупые вопросы по типу «зачем вам это все?». Ли, это жизнь, она не у всех розовая и посыпана блестками. Ты ещё не понял?       — Мне как будто больно на вас смотреть, — вздохнул он, игнорируя сокращение, водя вилкой по пустой тарелке. — Не могу я так.       — Не раскисай только, — будничный тон уже действовал на нервы, но Лиам ничего не мог с собой поделать, — мы побудем здесь ещё денёк, я придумаю что-нибудь с нашей переправой.       «Переправой…? — у Лиама сердце в пятки ушло, как только реальное, досягаемое так сильно к нему приблизилось».       — Мы реально поедем в Мексику?       — Можешь хоть на Кубу, но сначала туда. Скорее всего, через Ногалес.       Ногалес, так, для справки, — самый близкий городок к Тусону, городу поодаль от Финикса. Стена, разделяющая две страны в непосредственной близости от жилых домов, являлась единственным, на что можно было там посмотреть.       — Посмотришь, как наши кидают мусор за стену, с родственниками общаются через прожилки в заборе, — промокнув губы салфеткой и оставляя ее смятой на столе, мельком рассказал Дамиан.       Лиам лишь кивнул, в то время как Паула накрыла его плечо и попросила помочь ей убрать со стола. Дамиан же пропал из поля зрения, как только Лиам отвернулся. Кукурузный пир был окончен.       А пиздец только начинается.       — Я тебя прирежу нахуй! Я вас всех перестреляю, если травку не вернёте!       Глаза красные, из носа течёт ручьем: мужик давно на порошке. Так зачем ему трава? Перетерпеть следующую дозу?       — Как его сюда пустили? — шепчет Лиам Пауле, суматошно оглядываясь и ища опору.       И желательно не любую смуглую в виде крепкого тела, а ту самую, которая подала надежду в виде Ногалеса и ушла в закат.       — Не знаю, — она тоже в ступоре, искоса посматривает на мужчину, старается явно не шевелить губами. — Может быть, что-то случилось наверху.       «Засада? Нас нашли? — у Лиама перехватывает дыхание от следующей мысли. — На меня вышли?»       И беда была в том, что он понятия не имел, кому передавал наркотики в последние разы, как его могло выследить Синалоа и не приманка ли стоит перед ним.       — Что у тебя случилось, чувак? — из дверного проёма выглядывает, как Лиам узнает по описанию, Антонио, и лениво зевает, словно не слышал шума до.       — Эту дрянь порошковую, сука, мне кто-то передал! — он запыхается, челюсть ходит ходуном. — Кто-то отсюда, из ваших.       Лиам с ужасом смотрит на Паулу, как ее руки тянутся вниз, находят детей и сразу прижимают к себе, тонкие руки обвивают бедра в попытке спрятаться. Страшен не сам мужчина — его убить расплюнуть — а то, сколько шуму он может сейчас наделать, кто его на самом деле подослал.       «Надо посмотреть, что там наверху, нельзя, чтобы он привлек внимание… Вдруг про меня?»       Однако у входа как раз стоит неприятный, толстый мужчина, от которого, на удивление, не пахнет улицей, а столько спиртом. Он не бездомный? Намеренно выслеживал? И не наврал ли он про пистолет…?       — Я ещё долго буду ждать ответа? Я спросил: «Где обещанная мне доза?», не ясно?!       Ноги мужчины заламываются, когда он пробует пройти вперёд, пригрозив уже чем-то посерьёзнее слов. Диваны в гостиной пустеют, кто-то падает за спинку, девушки кричат и убегают в комнаты. Всё происходит настолько быстро, что Лиам ничего не соображает первые пару мгновений, но тут Паула одним рывком отправляет его на пол, да так, что больно ударяешься коленями, но зато остаешься жив. Стоило пистолету направиться в сторону Лиама, Паула среагировала быстрее.       — Ещё минута молчания, и я на полном серьёзе пристрелю всех до единого! Вы, сборище пидаров и проституток, мне должны. Мне! — его голос оглушает, хочется с неприязнью закрыть уши.       Марио обматывает полы юбки матери вокруг головы, чтобы не слышать выстрелы, у Алондры немой шок застывает в глазах, откуда на щеки капают слезы. Словно уже видели когда-то. А у Лиама дрожат руки так, будто он становится свидетелем перестрелки впервые.       Одно ясно точно: он не приманка, мужик пришёл за мигрантами. Но почему-то от этих мыслей кровь сильнее стынет в жилах.       — Мужик, успокойся, — прохладные ноты звучат в опустевшей гостиной, и никто точно не уверен, как давно он здесь появился. — Давай нормально поговорим. Мы не торгуем травой.       А затем слышится гадкий смех, Лиам аккуратно выглядывает: на переговоры выходит Дамиан, Андрес только достигает дивана, пока мужчина брызжет слюной, вновь спотыкаясь и почти падая навзничь. Стена, к сожалению, поддерживает его бренное тело.       — Не продают они… И в борделе девочки тоже не ваши, хочешь сказать? Ты мне зубы не заговаривай.       Слышно, как Дамиан цыкает, видно, складывает руки на груди. Лиам сглатывает до боли в гортани, когда замечает пистолет в заднем кармане чужих джинсов. Оружие — оно и в Африке оружие.       — Лиам, не выглядывай сильно, — предупреждает Паула, тянет за край футболки на себя. — Переждём здесь, скоро всё закончится.       Лиаму кажется, что у него высохли глаза напрочь, когда он поворачивается и смотрит на неё.       — А Дамиан всегда берет пистолет на переговоры с неадекватами?       — Они обычно обходятся без него, — не теряя попыток предложить место на полу подле себя, уверяет Паула.       Но Лиам, кажется, хочет крови. Особенно когда замечает не только трясущихся детей, стариков, спрятавших лицо в руках в отчаянии, но и красные сгустки у дивана. Видит Октавию, зажимающую рот рукой, чтобы не закричать от боли, пока плечо обильно кровоточит. Она судорожно бьётся головой о колени, чтобы сместить болевой шок и не дать себе и пискнуть. И Лиам уверен: Дамиан видел. Андрес тоже. При этом они зачем-то пытаются разговорить жирного ублюдка.       — Мы не хотим конфликтов, — уже настаивает Андрес удивительно спокойным голосом. А дыркой в заднице Лиам был ещё какой! — Давай мы разойдёмся мирно, у нас нет никого, кто торгует наркотиками.       — Тебе к картелям, здесь гражданские и дети. Оставь нас.       — Парень, ты явно не догоняешь! — мужчина отталкивается от стены, его сначала качает вперед, но равновесие он с горем пополам удерживает. — Я неясно выразился? Я пришёл сюда за товаром, пришёл к желтым за травой и порошком. Так яснее?       И здесь у Лиама просыпается ярость. Он игнорирует Паулу и вскакивает, но сначала ни Андрес, ни Дамиан его не замечают. А взгляд мужика быстро бегает уже по трём людям.       — Давай я поищу тебе людей, кто предоставит товар, но здесь ничего нет.       — А давай я пристрелю сначала тебя… — тут он делает шаг в сторону Дамиана, который даже не пытается отойти. Пистолет упирается ему в лоб. — А потом заберу свою дозу из рук одной из ваших девчонок…       — Я повторять не буду. Если осмелишься выстрелить — валяй, но ничего, кроме вспоротых кишок ты здесь не найдёшь.       Рука Дамиана даже не тянется к пистолету, пока у Лиама внутри все громыхает. Он в три шага подходит к Дамиану, смотрит глазами-стёклышками на мужика, хватается за рукоятку пистолета.       — Доза у меня, оставь их.       Кажется, капилляры в глазах вот-вот лопнут от напряжения.       — Слышь, задница… — у Андреса почти отваливается челюсть. — Ты здесь вообще чужак, мы таким не промышляем.       Взгляд действует, как красная тряпка на быка, потому что пистолет надавливает на чужой лоб, и незнакомец начинает истошно орать.       — Суки, мне… — он начинает топать ногами, да так по-детски и глупо, что хочется рассмеяться во весь голос. — Мне. Нужна. Трава. Прямо. Сейчас!       Когда мужик почти на крючке, и, кажется, угрожает пистолетом больше по факту, почти плачет, трясётся — начинается ломка — требует сейчас же найти товар, Дамиан неприятно водит плечами. А затем раздается выстрел, пуля дымится в бетонном потолке. Незнакомец в состоянии аффекта выпускает еще одну, а затем под крик: «Нелегалы ёбаные, хотите по-плохому? Будет по-плохому». Он еле держится на ногах, но уверенно перебирает конечностями, пистолет в напряжённой кисти направляется за диван. Лиам не видит напуганный взгляд Октавии, застывших в панике детей вместе со стариками.       Лиам не видит, но пистолет из кармана Дамиана пропадает.       «Только не их, только не их… — кричит в голове, и он буквально оказывается меж двух огней».       Андрес только успевает подойти к мужику, тянется к его руке, как жирное тело на секунду замирает, будто зависает в воздухе. Даже грудь немного вздымается, словно при надрывном вздохе. Пистолет игрушечно хрустит: пули было всего три. Лиам онемевшими пальцами прожимает курок еще раз пять перед тем, как Дамиан вырывает оружие и отбрасывает на пол.       — Ты совсем ахуел?! — возмущается тот, толкая в грудь. — Какого хуя ты тронул мой ствол?       — А ты только и ждал, пока тебя пристрелят, я смотрю? — скептически выгибает бровь Лиам, кажется, и глазом, не моргнув на убитого им же человека.       Или он просто ещё не посмотрел на кровоточащую голову и спину, тело лицом в пол, вывернутые ноги и нечеловечно изогнутые руки.       — Мужик и на курок нажать не сумел, — вздыхает он, зачёсывая мокрые волосы назад. Здесь и правда ужасно душно, а с потным трупом ситуация будет только хуже. — Ты хоть представляешь, сколько проблем сейчас возникает?       — Я защищал твоих, блять, людей!       — Ты понятия не имеешь, как их защищать! — врывается Андрес, прежде осматривавший тело. Надеялся, что тот подаст признаки жизни? Его голос отражается от потолка, где новый узор создают пули, которым довелось застрять в бетоне. — Ты понятия не имеешь, что сейчас происходит!       К Октавии подбегает Паула, дети хвостом мчатся за ней. Кажется, и другие находят покой в её испуганном голосе, аромате дешёвых цветочных духов и маячащей юбке. Слышен плачь, и Лиам, мельком осматривая помещение, явно не замечает Марио, в чьих глазах что-то переменилось. Он застывает у стеллажа с всяким барахлом и книгами, глядя прямо на труп.       — Я знаю только то, что я должен был защитить детей, — он равнодушно вздыхает: сил кричать больше нет. — Я должен был защитить женщин. Как бы поступил этот мужик, если я не… Просто… Впрочем, неважно.       Дамиан смотрит на него пару секунд, не находит, что сказать. Переводит взгляд на тело, под которым уже образовалась лужа. Андрес уверен: Дамиан думает про новый ковёр или краску для пола. Он готовится закатывать рукава, как в следующую секунду слышит указания.       — Разойдитесь по комнатам на время. Андрес, поможешь.       И все правда расходятся, будто ничего не произошло. Будто в это знойное майское утро здесь никого кроме своих и не было.       Они надевают резиновые перчатки и втроем тащат мужика через чёрный ход. Самые смелые, кого ещё не вырвало от крови и приторного запаха гниения — именно сладковатого — обещают управиться за пару часов и прикрыть неприличие ковром. Лица спокойные, только старик у телевизора бубнит, что пора собираться и делать ноги. Труп пытаются сложить чуть ли не пополам, чтобы удобнее транспортировать.       Как будто не мертвец, ей-Богу.       — Если он не бездомный, нам пизда, — гадает Дамиан, разглядывая одежду мужчины.       — Не пизда. Нам всего лишь нужно замести следы, а куче людей переехать в другой подвал за пару тройку дней. И всё из-за одного придурка, — саркастично отзывается Андрес, грубо дергая конечность.       — На оружие наставляют оружие. Вы, видимо, об этом забываете, хотя не должны, — хмуро бубнит под нос Лиам.       На душе скользко и неприятно: он хотел защитить всех, спасти Октавию, не дать Алондре больше плакать, перебороть свой страх.       — Есть такая вещь, называется дипломатия. Но нет, теперь всё по новой! Мы опять живодёры, насильники и убийцы, нас опять будут ненавидеть, — Андрес говорит строго, но тихо. Так тихо, что становится тревожно и невидимые черви разъедают голову.       В следующие пять минут, пока Дамиан и Андрес накрывают тело холщовой тканью и заводят мотор, никто не произносит ни слова.       Лиам только потом понимает, как обстоит ситуация: мужчина зашёл в бар и не вышел. Позже будет найден мертвым. Кто же мог убить невинного постояльца в запое? Найдутся свидетели, заведение обыщут, найдут дверь на складе. Спустятся: а здесь и пятно от крови, которое не вымыть ничем, в бетон всё впитывается моментально, и «главные враги» Америки. Полиция найдёт траву, припрятанное оружие: прекрасные улики для тюремного срока от года до десяти лет. Было принято решение увезти тело на север, ближе к каньонам, чтобы затруднить поиск. Сбросить тело в мелкое ущелье, первое, которое попадётся на пути. Скрыть факт убийства нереально, но можно хотя бы выиграть время, пока труп будут искать в Финиксе, затем перейдут в округу. Мужчина страдал алкогольной зависимостью, возможно, родные будут думать, что он просто торчит в каком-нибудь баре до утра. У них есть неделя, максимум полторы.       Но у Лиама времени нет: его ошпаривает кипятком, когда он бросает холодную руку в фургон и отходит на пару шагов. Он убил. Сегодня он впервые убил человека на территории Соединённых Штатов Америки.       «Теперь я точно ёбанный преступник, — Лиам не испытывает угрызения совести за содеянное, он ощущает лишь животный страх как за собственную шкуру, так и за судьбу тех, ради кого вообще нажал на курок».       Однако доля эгоизма всё же берет вверх: ему нужно валить и как можно скорее, суматошно собирать вещи и бежать в Мексику к шишкам Синалоа. Он должен любыми способами уехать, и, кажется, Дамиан задумывает тоже самое. Лиаму хочется в это верить; ему нужно в картель.       Он спускается обратно один, потому что Дамиан уходит в магазин за моющим средством, говоря, что кровь оттирать они будут ещё полдня. А мексиканцы, услышав скрип двери, сначала затихают, а потом, заметив ставшую родной русую макушку, благодарят Лиама.       — Никто за нас не вступился бы. Ни здесь, ни дома, — поясняет Паула, накладывая в тортилью курицу в остром соусе. Ещё не обед, но заесть накопленный стресс необходимо. Покурить после тоже будет хорошим вариантом. — Даже наши обходят это место стороной: подозревают, что мы наркокартель. Мы друг другу не верим, не то, что американцам.       — Но жить хорошо хотим, — добавляет Альфонсо: некогда спортсмен, ныне мужчина без руки. — Если бы я остался в Мексике, от меня бы не было толку: образования нет, а простую работу не найти, там везде что-нибудь да таскать надо. Я бы даже сейчас не смог ничего сделать, с одной рукой-то, у меня даже оружия нет, только она.       Он поворачивает голову на жену Филиппу, которая качает на руках ребёнка. Лиаму кажется эта картинка сумасшедшей: как можно вести быт, растить детей такими счастливыми и свободными, когда вокруг обшарпанные стены? Когда в любой момент к ним могут ворваться и отрезать головы, помыкая животными остатками в сознании?       — Парни, я принёс нам выпить! — раздаётся бодрый голос Дамиана уже вечером, звенят бутылки на другом конце кухни.       — Лиам, хватит уборщицей притворяться, иди к нам! — кричит Октавия с перебинтованным плечом — Паула мастерица на все руки, я не говорила? — и даже пробует отобрать тряпку.       Лиам пытается оттереть пятно. Ключевое слово, конечно, пытается, так что охотно отбрасывает эту затею.       Кто-то свистит, мужики попеременно смеются, пока их жёны причитают, что уж слишком много алкоголя появляется в этом месте с каждым днем. Губы его не вздрагивают, в приятной улыбке не растягиваются. Он смотрит на Дамиана, который даёт лёгкий щелбан слонявшемуся ребёнку, благодарит Филиппу и Паулу за еду, убеждает жён дать мужчинам отдохнуть, показывая, что в пакете всего лишь пиво. Лиам глядит на него, и ему кажется, что он находит причину, по которой людям так хорошо здесь живётся: бетонные стены без окон были занавешены ярко-оранжевыми простынями, на полу расстилались пёстрые ковры. Кто-то даже умудрился захватить пончо из родины и оставить висеть на краю дивана. Дед Педро привычно читает книгу в плетённом кресле, явно принесённом с помойки, но хорошо помытом, заштопанным там, где прутья уже ломались. Под потолком мирно висят нитки, создавая эффект ажурной паутины. Да, если бы у Лиама был выбор, он бы ни за что не покидал это место.       — Всё-таки сбежал? Да ладно тебе, Филиппа просто пошутила.       Дамиан опирается о дверной косяк: из подвала шумит очередное наркорридо, впереди текила, танцы и смех. А Лиам делает затяжку и, спустя пару секунд, когда дым покидает лёгкие, усмехается.       — Я знаю, просто стало душно, — легко ответил он.       В целом, ему хорошо и без наркорридо, текилы и танцев.       После бутылки пива нежно давит затылок. Он даже на пару часов забывает, что его ищут, что ему придётся вернуться в картель, переехать в другую страну, может быть даже на другой континент. Что сегодня он не просто прострелил ногу неугодному мулу, который юлил с передачей товара, а убил алкоголика-наркомана со стажем. Человека, который хотел прикончить их. От подобных мыслей становится страшно, ноги тянутся пойти домой, укрыться и больше не появляться ни на одной улице в этом проклятом Финиксе, но он сможет написать своим друзьям, прислать деньги отцу только тогда, когда будет не здесь, не в Америке. От осознания в моменте Лиама так колошматит, что он решает выйти и подышать. Вернуться к родному, знакомому. И, смотря на три точки из пяти на индикаторе жидкости сейчас, он понимает, что нужно искать другую опору.       Дамиан садится рядом, протягивает вторую бутылку. Лиам кривится, но недотрогу играть не хочет: открывает, делая большой глоток. Газировка застревает в горле горечью, хочется облокотиться на стену или бархатное плечо. Чужая рука останавливает поток мыслей, когда касается его пальцев.       — Дай попробовать, что куришь, — у Дамиана в глазах играют черти, его веселит даже химозно-желтый цвет корпуса, когда тот крутит. — Почему не куришь сигареты?       — Одноразки удобнее носить, курить где хочешь, зажигалки не нужны, — монотонно отвечает Лиам: подобный вопрос звучит далеко не в первый раз.       — А как же процесс?       — Процесс?       Дамиан делает затяжку, по привычке не вдыхая полностью, а оставляя дым в ротовой полости, подбирает слова. Исход очевиден: горло идёт на попятную и он закашливается. Лиам смеётся в унисон прерывистому хрипу, хлопает по спине в знак поддержки.       — Они полностью вдыхаются, никотин не через фильтр же проходит, — поясняет он, перехватывая пластик и показательно глубоко затягиваясь. — Электричество, слышал о таком?       — Ещё один подъёб и текилы не пригубишь, обещаю, — Дамиан ещё раз прокашливается и только усмехается на гордо выпущенное облако дыма.       Лиам хочет притвориться, что ему всё равно, но сдержать нервный глоток невозможно, гортань опускается сама по себе. Рецепторы напоминают травянистый привкус с лимонной кислинкой: рот наполняется слюной, да так, что даже банановой химией не перекроешь. Дамиан, чёрт, все великолепно видит.       — Ну, давай не так радикально, — Лиам старается отшутиться: он не отец ему запрещать, что пить и прочее, да и хитрая ухмылка не спадает.       Дамиан полон сюрпризов: помимо припрятанной бутылки в руках материализуется скрутка и зажигалка. Лиам хочет закатить глаза: они могут хотя бы день прожить без риска впасть в бэд-трип?       — Как давно ты на травке?       — Как приехал сюда, — вкрадчиво отвечает Дамиан, концентрируясь на дымящемся кончике. Пару раз для надежности дополнительно чиркает зажигалкой. — У вас она разрешена, а в Мексике жопу рвать приходится. Больше тяжелых наркотиков.       Лиаму не понятно, от чего хочется разделить сверток на двоих. Нет, он не новый фанат наркотиков, ни в коем случае: порошок уже опустил его на самое дно, и даже жаль, что просто наличием, никакой драмы. Даже кури Дамиан дешёвые сигареты, как Мальборо, Винстон, ментоловые Ньюпорт — словом, все, что угодно, лишь бы на двоих.       — Откуда ты? — вопрос вырывается сам, Лиам решает затопить смущение от прямолинейности со своей стороны и вскидывает бутылку вверх. Лишь бы не облиться.       Однако Дамиан только ведёт плечом, касаясь чужого, как ни в чем не бывало. И отвечает весьма охотно, хоть и выжидает немного:       — Я из Веракруса, почти на самом юге. Преимущественно порт, где одни лодки, пляжей нормальных мало; только вонючая от рыбы и мутная от песка океаническая вода. Мексиканский залив не самый чистый, знаешь ли. Хорошего понемногу: на этих пляжах я серфингу учился.       — Серьезно? — Лиам восклицает чуть запоздало, но упрямо делает вид, что слушает.       — Да, нам с друзьями больше нечем заняться было. После школы, бывало, бегали подальше от порта. Лучше всего было на выходных: собирались гурьбой и ехали в Бока-дель-Рио, там и погулять было где — помпезности ему не занимать — и пляжи туристические. Кататься приятнее, чем у нас, где одни буксирующие корабли и гудки. Хотел бы я туда…       А Лиам, кажется, хочет его губы. Дамиан всё пялится и пялится так по-доброму, что идея положить голову на плечо теперь горит красным. Тишина затягивается и, видимо, дальнейших расспросов не последует, так что вместе с облаком травянистого дыма Лиаму прилетает вопрос.       — Кстати, ты, случаем, не засматривался на Октавию сегодня вечером? Вы стали очень близки. У неё нет никого, — подмигивает Дамиан, и Лиаму становится противно от предположения.       Он шутливо стукает его в грудь, молясь, что уши и щеки пока не алые.       — Я и не думал о таком. Октавия просто очень хорошая девушка, ей хочется помочь, поухаживать, чтобы она отдохнула. В романтическом ключе она меня не привлекает.       — Ааа… — протягивает он, вдруг перехватывая чужую бутылку и делая глоток. Лиам не успевает отреагировать, да и кажется, будто это движение даёт ему время подумать. — Ну а вообще тебе нравится кто-нибудь? Давай напоследок поговорим о таком.       Лиам мнётся, лишь затыкается одноразкой, желая найти в ней покой и опору. Он не стесняется выходить из шкафа перед незнакомцами, но под ложечкой тревожно посасывает: вдруг Дамиан похолодеет к нему. Никто не знает точно, что у него в голове, но врать Лиам не хочет, рискнуть надо.       — Мне, вообще, нравятся и девушки, и парни, но сейчас… Сейчас сам понимаешь, совсем не до этого.       Дамиан молчаливо кивает, даже не изменившись в лице. Марихуана уже расплавляет мозги?       — А ты…? Ну, — Лиаму на секунду кажется, что он спрашивает слишком громко, слишком подозрительно и слишком открыто. Чужие губы непрестанно мелькают перед глазами, даже если зажмуриться.       Он не ждёт, глотает пиво: и почему, почему ему вообще неловко?       «Спать в обнимку нормально, значит, а ориентацию узнать зассал? — не унимается он, ругая себя за беспричинное смущение».       А как он на университетских тусовках катил к горячим парням… Эх, было же время.       — Я не знаю, если честно. Я как будто не против мальчиков, не испытываю отвращения, но не пробовал никогда. Дрочил только на девочек, — будничным тоном отвечает Дамиан. — У меня в городе столько интрижек было. Я, знаешь ли, тем ещё спросом пользовался.       Лиам почти прыскает пивом, но успевает потопить истерический смех, когда напротив подмигивают, желая поиздеваться. Он не хочет видеть двусмысленность, решает играть дурачка до последнего.       — Ты? И спросом? — на лбу Лиама буквально выкладывается: «Я буду язвить до самой койки». — Не думал, что столь заносчивого шалопая кто-то может привлекать.       — Ли, я разве совсем тебе не нравлюсь? — протягивает Дамиан, отвлекая внимание и присасываясь к бутылке.       Сигареты на двоих не случается, но непрямой поцелуй через горлышко засчитывается.       — Мечтай.       Дамиан лишь цыкает, отпивает ещё и остаётся совсем немного. Они выпивают слишком быстро, никто не торопится встать и зайти, даже тогда, когда уже знакомая «Me Gusta Tu Vieja» мотивом льётся из тонкой щели приоткрытой двери.       — Как там Марио? — песня про старушку и шлюх навевает воспоминания о резвом сыне Паулы, который вчера набрался смелости и пригласил на танец Октавию.       Лиам не видел его с обеда, но затем услышал истошный плач и крики, ласковый голос матери. Позже он узнал, что Марио был слишком потрясён трупом и его тошнило половину дня.       — Он привыкнет. Мы все привыкали, — равнодушно отвечает Дамиан, и, кажется, что правда никак не ранит: счастливое детство пришлось обменять на оружие и шанс выжить в трущобах. — Я с семьёй переехал в Тихуану на заработки, потому что мы знали: где больше наркоторговли, там и больше работы. Тихуанский картель до сих пор предъявляет остальным свои права на город. Строит больницы, школы, всё также нещадно перевозит кокс. Там было неплохо, я бы даже сказал, хорошо, пока не умер отец в перестрелке. Он просто попал под горячую руку. Представляешь, я занимался контрабандой, прятал килограммы героина и кокса в пол грузовиков, а моего отца застрелили… — здесь Дамиан заминается, потирая костяшки пальцев, будто просит себя остановиться. — Просто взяли и застрелили ни за что.       Лиам решает не расспрашивать дальше: Дамиан отворачивается, шарит в кармане в поисках сигарет. На душе спокойно от того, что он рассказывает хотя бы немного, но больно за Марко. Он правда сочувствует, переживает.       «Разве это плохо? — он почти жалостливо выгибает брови: бессилие перед пластом беспомощных сражает наповал».       Единственное, на что его хватает, так это на вопрос: «У тебя уже есть план, как свалить отсюда?»       Дамиан вздыхает, продолжая заламывать пальцы, у Лиама по спине проходят мурашки. Они вступают на скользкую дорожку.       — Я могу провезти тебя к дилеру Синалоа, но для этого нам нужно будет заехать в район Лос-Зетаса.       — Блять…       Синалоа, как и Халиско, и Тихуана, воюют с Лос-Зетасом. Те активно набирают обороты и намереваются завладеть большими землями, чем Синалоа, поэтому       Аризона исполосована территориями разных картелей. Это не выгодно, это плохо, так ко всему прочему прибавляется предательство Лиама. Куда ему ещё сильнее портить репутацию?       «Не могла ли Джуди быть подставной? — внезапно задумывает он, пока Дамиан берет паузу и закуривает. — Хотя она давно работает, не последний человек в цепочке».       — Мой знакомый из Лос-Зетаса недавно заключал сделку с Синалоа. Работает на два фронта, достаёт экстази лучшего качества и заставляет дилеров буквально драться друг другом, чтобы купить товар. Он готов устроить тебе встречу с Синолоа только при условии, что ты доставишь поддельную «фарму» в Тусон. Так как лицом нам обоим лучше не светить, мы…       — Ты хоть представляешь, что будет, если меня увидят доставляющим фармацевтику Лос-Зетасу? — моментально вскакивает Лиам, даже отодвинувшись от него.       — Скажи спасибо, что тебя не заставили участвовать в нападении на детскую школу или пытках мексиканских неугодных им политиков! — Дамиан ошпаривает кипятком, и Лиам только открывает от возмущения рот в попытке что-нибудь сказать. Его перебивают. — Я здесь свою жопу рву для того, чтобы твою спасти, а ты продолжаешь капризничать. Двадцать два тебе, да, малец? Ты до сих пор не понимаешь, что значит «быть в розыске картелем»? Дамиан даёт ему время подумать, но Лиам уже понимает, что проиграл. Он отворачивается, нервно потягивая дым. Вдруг его щёку накрывают рукой и заставляют посмотреть на себя. Тонкая струя бананового аромата тянется из рта, но Лиам даже не замечает, потому что взгляд прикован к чужому. Он вынуждает не прятаться.       — Лиам, ты понимаешь, что ты будешь умолять на коленях любого из Синалоа о пощаде? Тебе придётся доказать, что ты не сдал картель, что героин у тебя и ты готов к любому наказанию взамен на помилование. Я говорил, дальше будет сложно, и я ни разу не преувеличивал.       — Не хочу делать даже шаг в сторону Лос-Зетас. Они отвратительны, будь моя воля, я… Я бы…       Когда он вспоминает убийство, желудок скручивает: ещё секунда и алкоголь выйдет наружу, прямо на Дамиана. Прохладный труп, безумно тяжёлый, след крови на кроссовке не даёт покоя — сдержав рвотный позыв, он продолжает.       — Другого пути нет?       — Младшие повинуются старшим, старшие унижают младших. Забыл, что ли, правило?       — У меня был один дилер, который забирал товар и давал деньги, — пожимает плечами Лиам, будто и правда никогда не слышал эту фразу. — И повода не было.       Он закусывает губу: затыкать себя пластиковой химозной дрянью уже не хочется, но Дамиан не порывается закурить вторую сигарету. Лиам решает слегка навалиться на плечо. Вопрос адресуется не Даиману, а уходит прямо в стену.       — Что будет, когда мы доставим товар?       — Через Ногалес в Мексику. Про тоннели знаешь ведь? — Лиам чувствует даже малейшее движение, тем более, когда плечо подставляется и невербально намекает лечь головой.       Кто такой Лиам, чтобы отказываться, даже когда Дамиан подшучивает и зарывается пальцами в его волосы?       Вот только опыта пересекать границу через тоннели у него не было. Дело в том, что Синалоа, захватившие больше половины границы с Америкой, не всегда отправляли мулов лазать через заборы или перебегать по бескрайним полям. В какой-то момент начали рыть тоннели, причем не абы какие — со светом, вентиляцией и вагонетками, по которым можно спокойно катать туда-обратно товар. Для опытных перебежчиков это надёжный вариант, для Лиама без документов и товарища-нелегала — самый лучший.       — Может быть, вернусь домой, — продолжает Дамиан вместе с тем, как его тяжелая рука оглаживает спину, — буду подрабатывать грузчиком в порту и серфить все выходные напролет. Наверное, Америка — не моё, — он усмехается, крутит ногой, где ранее был браслет.       Лиам не понимает, чем его кормят — а быть может, в пиво что-нибудь подмешали — но он улыбается на слова Дамиана. Приятно, когда есть гипотетический фундамент под ногами хотя бы у одного из них.       Они идут спать, не дождавшись конца вечера, лишь выпивают по шоту текилы и Лиама уже начинает пошатывать. Он заваливается на постель, даже не удосужившись снять обувь, получает шлепок по заднице, отдающий чем-то отцовким. Глаза округляются, он приподнимается на локтях.       — Эй, а ты не обнаглел?       — Ты спишь на моём постельном, так что не смей поганить, — голос, на удивление, трезвый.       А картинка так и плывёт: Дамиан стоит спиной к Лиаму и снимает рубашку, через голову высовывается из футболки. Лиам видел торс, но, когда звенит ремень, показываются тени от ямочек на пояснице, становится плохо. Великолепно плохо.       — Разве ты его стираешь? — отворачивается Лиам, пряча ухмылку. Кладёт на скрещенные руки лицо, болтая ногами. — Да и зачем волноваться, если завтра всё равно уходим?       — Эй, это постельное потом уйдёт кому-нибудь другому. Если наволочку ещё можно простирнуть в туалете бара, то остальное стирается редко. Вдруг твои сопли попадут Марио, м?       — Или Андресу. Может, подрочить сегодня, чтобы ему неповадно было? Дыркой в заднице меня еще никто не называл.       — А ты, оказывается, злопамятный.       Дамиан уже накрывается простынёй, голые плечи выглядывают из-под ткани. Лиам смотрит на него одним глазом, продолжая прятать лицо в ладонях. Не разувается, словно и не собирается здесь спать.       Ждёт. Надеется.       Рискует первый, протягивает пальцы. Взгляды пересекаются, Лиам молчит, словно боится спугнуть. Дамиан прищуривается, сначала не понимает, ответно касается фаланг. Чувствуется напряжение, лёгкий тремор: иначе после насыщенного дня и химического расслабления не бывает. Тихо шумит музыка на фоне, кто-то смеётся. Между ними кромешная тьма и больше ничего.       Лиам цепляет пальцы, щипает кончики, проходится по всей ладони своей, задевая запястье. Дамиан обхватывает его указательный палец, тянет на себя — он не даётся, вырывается. Постепенно небольшая война разворачивается на всю руку: они посмеиваются, щипают друг друга за локти, стараются ухватиться за фаланги и потянуть на себя. Когда Дамиан подключает вторую руку и начинает щекотать, Лиам понимает, что ему недолго осталось. Он хохочет, оказываясь чувствительным к частым прикосновениям. Дамиан бесстыдно хватает его и почти скидывает с кровати на себя, но останавливается.       — Ли, обувь.       Кроссовки ударяются о дверь вместе с шелестом простыни.       — Сегодня тоже не сможешь без меня уснуть? — тёплые руки накрывают лопатки так, что Лиам чувствует себя в безопасном коконе.       «Вот сучёныш, — он злится на себя за то, что со всеми как отрытая книга, и краснеет сильнее, когда понимает, что Дамиан лежит уже без простыни и его пах плотно прилегает к чужому».       Настолько плотно, что Лиам сначала пугается — он сторонник только подпольной деятельности, но не буквально подпольного секса; двусмысленность поступков и флирт — ещё не призыв к соитию, им же надо расслабляться после погонь и убитых незнакомцев. В следующую секунду Дамиан спускает его со своего тела, устраивая под боком. Лиаму мерещится, что его первой реакцией является разочарование.       — Боюсь, за солёную наволочку в соплях я рискую никуда завтра не поехать, — играет Лиам, хотя не может отрицать, что отчасти это правда: когда остаёшься наедине с собой, тревожные мысли так и лезут в голову, так и не дают уснуть.       — Если тебе здесь лучше спать, давай так. Я тоже хочу домой, а, если ты перенервничаешь и сорвёшься завтра, мы оба умрём.       Он оставляет руку на его талии, так, что терпеть напряжение, возникшее еще час назад, уже невозможно. Дамиан невозможный. Лиам на дрожащих руках приподнимается, щелкает светильником на полу и пытается прочитать истинные намерения в глазах напротив.       «Он же тоже не железный, так ведь…? — былая смелость испаряется, когда реальность подбирается так близко, почти дышит на твои губы».       — Дами… — выдыхает Лиам, намеренно используя прозвище. Он хочет такого «Дами», и плевать, что прошло лишь два дня. — Ты же что-то задумал?       — Что именно?       — Парни так не обнимаются, знаешь ведь?       И гей-радар его не подвит.       — Знаю.       Потому что в следующую секунду его притягивают за щеки и сначала просто прижимают к губам. Текильным, лимонным, и, блять, кукурузным. Ещё бы почистил зубы перед сном, цены бы ему не было, но Лиаму предоставлено весьма скудное право выбора. Он отвечает, как только понимает, что Дамиан на самом деле из «этих».       «Прощайте, мои невинные мечты о тебе, мой милый Рашад, — Лиам невольно кривится, ведь двухлетнюю влюбленность придётся отмахнуть: нечего бегать за недосягаемым, когда у похожего язык оглаживает его нёбо и по зубам крышесносно проводит».       Хотя он и чувствует что-то неправильное в страстных поцелуях, не выдерживает давления и обвивает плечи, дабы не упасть с матраса на пыльный пол. Дамиан замечается, тащит тело на себя так, что оно проезжается по простыни, но оставляет за собой право доминирования. Чужой пах опять трётся о член Лиама, вжимается со всей силы.       — О, Господи, я не знал, что ты такой горячий, — выдыхает Дамиан, выцеловывая щёку, давая Лиаму отдышаться. А Лиаму кажется, что он выдыхает пар и температура взаправду поднимается за сорок градусов. Смертельно хорошо, да так, что лежишь и в прямом смысле слова балдеешь, прерываясь на чмоканья, давая и себе, и Дамиану время.       — Знал бы вчера, живого места на тебе не оставил, — благополучно расцеловав половину лица, Дамиан поднимается и смотрит в глаза.       Такой же растрёпанный, с влажными губами и теперь хорошо заметной щетиной. Он вызывает только одно — улыбку, причём такую, какую Лиам Рашаду не дарил. Рашаду только неловкие ужимки и кивание головой невпопад. А Дамину — всё, на что способно его нуждавшееся тело.       Он слова увлекает его в поцелуй, сжимая корни волос на затылке и тем самым заставляя задрать голову. Лиам млеет от мнимой власти, которой Дамиан себя наделяет, но не может отрицать, что вес сверху нежно вжимает в матрас — и разговор не только про среднего размера член, соприкосновение с которым пускает мурашки по ногам и спине — а вторая рука смиренно покоится на боку.       Лиам не теряется полностью: кто знает, какие истинные планы у Дамиана на него, но, пока чужая ладонь не на шее, боятся нечего.       Лиам давит на грудь в попытке отстраниться. Дамиан нехотя уступает, но из крепких объятий не выпускает и заставляет дальше чувствовать своё возбуждение. Лиама кидает из стороны в сторону: теперь он хочет его, определённо точно нуждается в спонтанном, бурном сексе, потому что не знает, настанет ли завтра для него. Тем не менее, есть ещё кое-что.       — Остановись, прекрати, — с придыханием говорит он, — не здесь.       — А где? Крошка, мы можем сдохнуть завтра, — чуть ли не подмигивает Дамиан, но больше не вжимает отчаянно бёдра.       — Я чувствую себя как посреди центральной площади. Не могу, когда за стенкой дети, матери…       — Ты ж мой невинный цветочек, — по-доброму посмеивается Дамиан, но ложится на спину и выдыхает. — И как тебя угораздило в закладчики поддаться? Ты ж совсем зелёный.       — То, что я не хочу трахаться под сопение детей ещё не значит, что я зеленый, — злостно шипит он. — Это называется уважение. И я видел достаточно, чтобы связаться с наркокартелями.       — Но сегодня ты впервые убил человека.       Лиам молчит некоторое время. Затем прикрывает глаза и, как и вчера, располагает руку поперёк чужого живота.       — Всё бывает впервые. Спи.