Dārilaros-Jaos: принц Верный Пес

Торгует чувством тот, что перед светом

Всю душу выставляет напоказ.

      — Какой позор! — звонко возмутился юный принц, услышав от брата о последних новостях, Эймонд как раз с ехидным злорадством поведал, как их новоиспеченный король пьяным рухнул с Железного трона, принимая просителей.       Эймонд сложил пальцы домиком, расслабленно откинувшись в мягком кресле, Дейрон сидел напротив, напряженно упираясь руками в столешницу.       Перед братьями, словно у настоящих военачальников, а не молодых амбициозных и безрассудных мальчишек, была расстелена карта Королевских земель и прилегающих к ним местностей — юг Речных и добрая половина Штормовых земель. По углам стола горели свечи, от которых тени на карте мерцали, придавая ей вид заброшенного поля битвы. У Эймонда даже нашлись фигурки драконов, конных рыцарей, пехоты и лучников, искусно выточенные и отшлифованные из кости, темного дерева и дорогих цветных минералов — старинный подарок Визериса, из-за которого Эймонд в детстве и «заболел» историческими реконструкциями сражений и тактической наукой военного дела.       Но за сплетнями и пересудами о бытовых мелочах в Красном замке или башне Хайтауэров Таргариены совсем забылись, а вино с гвоздикой, которое рекой лилось этим вечером, очень сокращало способности братьев холодно рассуждать о грядущей войне: им после долгой разлуки куда интереснее было праздно поболтать о последних скачках в Староместе и о юбках портовых девиц на причале Медовички, которые принца Дейрона научили задирать школяры-мейстеры.       Не о том, что лорд Ормунд зажег знаменитый маяк в Староместе зеленым пламенем, созывая знамена. Не о том, как на улицах древней столицы Юга проповедуют септоны, вопя о проклятии, которое ниспошлют Семеро андальских богов на Таргариенов: раньше драконьи повелители только женились на родственниках, что всяко было грехом, теперь же они вздумали еще и убивать друг друга.       Принц Дейрон в свои пятнадцать был одного роста с Эймондом. «Вот же вымахал в Просторе, орясина», — недовольно подумал Эймонд, обнаружив этот неприятный для самолюбия каждого молодого юноши факт при встрече с младшим у подъемной решетки ворот в замок. Но все равно, он был очень рад возвращению любимого брата. Друга, хотя бы приятеля детства, за которого Эймонд чувствовал внезапную ответственность. Просто он чувствовал себя старшим братом: все же Дейрон был третьим сыном и шестым выжившим ребенком короля Визериса. Хоть кто-то отделял Одноглазого принца от дополнительного ко всем его титулам клейма «последнего сына».       Этим утром в столицу прибыла часть рыцарского авангарда их дяди по матери, лорда Ормунда Хайтауэра, вместе с которым на Тессарион, которая тоже ощутимо прибавила в размерах и боевой мощи, прилетел и Дейрон. Официальное королевское приветствие должно было пройти только на следующий полдень, но Дейрон сорвался к семье.       Они с Эймондом не виделись два или два с половиной года, что самый младший Зеленый принц торчал в Староместе, и сказать, что Дейрон потерял очень многое из жизни при дворе — значит не сказать ничего. В конце концов, он пропустил смерть старого короля, не успел прибыть к коронации нового и проворонил начало междоусобной войны с Рейнирой: жизнь в столице в последнее время прямо-таки забила ключом.       — …ты не поверишь, — продолжал принц Эймонд, готовя младшему брату «добивающий удар». — Этот олень по фамилии Уайлд со своим трижды проклятым Железным Посохом сам, я клянусь, сам, лично рассказывал мне, как в молодости подхватил от девки фелвудского псаря дурную болезнь и заработал гнойные чирьи на члене. И знаешь, что?       У Дейрона кое-как вино еще не лилось из носу, так сильно парень сдерживал смех.       — После этого он пытался вручить мне одну из своих попорченных дочерей в жены! — длинный нос Эймонда покраснел, бледные веснушки проступали отчетливее.       Глядя на всегда такого серьезного и собранного старшего брата, Дейрон еще больше покатывался со смеху.       Его куда больше веселило, как тот разнузданно, словно какой-то низкородный солдат на привале, а не принц крови, выражается во хмелю: услышь их сейчас мать, думал Дейрон, причитаний и стенаний было бы не избежать. Вот разочаровалась бы Алисента, при которой из всех них только Эйгон, новый король, не боялся буянить пьяным — своих младших сыновей, славных воинов, у которых, в отличие от Эйгона, вместо чести не было навалено кучи навоза, королева-мать в подобном поведении не могла заподозрить и в самом страшном кошмаре.       — Что лучше, Эймонд, одна из четырех дочерей Баратеона с оленьими рогами и всю жизнь мокнуть под ливнями в Штормовом Пределе или самая-самая прыщавая и заразная дочка Уайлда?       — Седьмое пекло… — даже тень усмешки вдруг испарилась с лица Одноглазого принца, он вновь стал похож на себя обыкновенного. Глянул на Дейрона так, что младший на секунду даже протрезвел. — Хоть все четверо. И разом.       Молодой принц взорвался живым хохотом, а его смех эхом отскакивал от стен спальни Эймонда, приглушаясь о гобелены. В такие моменты между братьями сразу пропадали барьеры, выстроенные тяжестью лет в разлуке, и оба вспоминали о ценности семьи и живого смеха.       Пряное вино с гвоздикой, бергамотом и лимоном наполняло уже не вторую, не третью и даже не десятую чашу, которые делили братья Таргариены.       Дейрон, дорвавшись «под присмотром» брата до спиртного, вскоре принялся прихлебывать сразу из бутылки. Само тревожное и опасное время будто решило остановиться ради этой беззаботной ночи, украшенной юношескими пьяными смешками, похабщиной и сплетнями. Они поднимали шуточные тосты по примеру: «За старых друзей и новых врагов», соревнуясь в бахвальстве и смешных историях: за распущенными языками пропадала нужда в осторожности и сдержанности, которой были облачены роли принцев.       Вскоре Дейрон поведал позорную историю, как вслепую, поверив в уговоры торговца, спустил целое состояние лорда Ормунда на хваленого дотракийского коня, который в итоге оказался простым, угнанным у мельника мерином, да к тому же хромым на ногу. Эймонд не мог сдержать слез от смеха, и дергано утирал правый глаз манжетой.       — Я, конечно, неповторимый наездник! — громко заявлял Дейрон, потрясая бутылкой в руке. — Но конь просто не справился с моим талантом, да и узду мне тогда выдали неправильную… Словом, не скачки, а сплошное разочарование, да еще и вторая леди Фоссовей изволила отойти в мир иной, подавившись абрикосом прямо на вечернем пиру…       Эймонд шумно, как тот конь, фыркнул, глотнув еще красного. Как же легко любые следы войны забывались в свете веселья. Головы принцев разогрелись до предела, а выпивка уже прочно запустила корни в молодые мозги. От искреннего смеха болели щеки и звенело в ушах. Разговор, как часто бывает на подобных тет-а-тет пирушках, пошел о девушках. Принц Дейрон сидел весь пунцово-розовый от румянца, сопротивляясь и нервничая. Он рьяно доказывал, что сражения интереснее юбок и чулок, когда Эймонд принялся собирать со стола расставленные тактические кайвассные фигурки, послав мальчишку-слугу за сыром и новым штофом вина на кухню.       — …нет, никого у меня не было, — насупившись, отвечал принц Дейрон, краснея до ушей. — Эйгон все угрожает борделем, он даже в письмах пишет, но я не хочу!       — Конечно, не хочешь, — скалился Эймонд. — Зачем тебе в бордель, ты даже не знаешь, что делать со шлюхой, и станешь играть с ней в «Приди ко мне в замок».       — Может, ты с ним поговоришь, а? — пропустил издевку младший. — Пусть отстанет! — шутливо, но с самым щенячьим взглядом взмолился принц.       Если их новокоронованный монарх решал отвести кого-то в публичный дом, он добивался своего: уж Эймонд знал это не понаслышке. «Бедный Дейрон, — думал он, — мало того, что, скорее всего, еще до совершеннолетия он падет жертвой братоубийственной междоусобицы, так еще и девственником».       — Надо же тебе когда-то стать мужчиной, — пряча улыбку за сжатым кулаком, проговорил Одноглазый принц, брови его издевательски изогнулись. — Хочешь, на Шелковую улицу тебя отведу я, а не Его величество?       — Ты? — с недоверием спросил Дейрон, немного оскорбив своим сомнением мужественность брата. — Ты пойдешь к продажным гаванским шлюхам?       — Я, — в непонимании твердо ответил Эймонд, подчеркнув всю серьезность их, казалось бы, нелепого разговора. — Я пойду к продажным гаванским шлюхам.       — А принцесса?.. — все же собравшись, аккуратно осведомился принц Дейрон, кивая в сторону постели брата за распахнутой дверью опочивальни, где все это время мирно посапывала серебряноволосая девушка.       Дейрон, кажется, был готов принять любой ответ брата, лишь бы тот честно ответил. Да и поверил бы он во что угодно: в таком-то состоянии.       Его замучил вопрос нахождения старшей сестры в покоях Эймонда еще с самого начала их «семейных посиделок», когда он заметил безжизненно свесившуюся с сурового ложа Эймонда женскую руку, но принц… Как-то отвлекся. А потом и вовсе подумал, зная непростой характер Эймонда: мало ли, для чего ему понадобилось держать хладный труп благородной леди в своих покоях.       — Пока побудет здесь, — спокойно и лаконично, тоном, не терпящим возражений, ответил Эймонд, болтая вино в чаше.       Спящая Рейллис укуталась в тонкие и холодные одеяла Эймонда, замотавшись в ткань как в кокон. Принц, глядя на сестру, с некоторой тревожностью отметил, что с момента вызволения, который произошел нынешним утром, спит она уже более двенадцати часов, и его даже немного кольнула совесть, если подумать, что он был причастен к двум неделям, которые сестра провела в ужасных условиях той башни. Хотя — и поделом несчастной беглянке-предательнице. Эймонд убедил себя, что ему все равно, а общество Дейрона замечательно справлялось с тем, чтобы отвлечь его. С Рейллис он разберется позже, тогда же, когда придумает, как оправдывать ее измену и собственный поступок перед сиром Отто и Его королевским величеством… Если им все еще не доложили королевские белые гвардейцы, разумеется.       Принц Дейрон посмотрел на брата, не зная, как подобраться. Вокруг них воцарилась новая неуютная атмосфера напряжения.       — Эймонд… — чуть захмелевший принц Дейрон умудрился вернуть взгляду серьезную трезвость и ясность. — Оно тебе надо? Навлекать на себя подозрения, возиться с родной сестрой Рейниры, привлекать это нежелательное внимание, когда ты и так не в самом выгодном положении при дворе… К тому же, ты и принцессу подвергаешь опасности. По-хорошему, ее бы отослать из города куда подальше, и от наших, и от Черных…       — Ты слышал, как говорят обо мне? — не отрываясь от чаши, усмехнулся Эймонд. — Что-то о моем положении? — Единственный глаз блеснул совершенно безобразной пьяной игривостью. — Не в твоих полномочиях советовать мне, как лучше поступить с заложницей. У Хайтауэров из тебя сделали южанина, промыв мозги наивной рыцарской моралью, ты забываешь о том, как ревностно должен Дракон охранять свое.       Эймонд сделал паузу, оглядев опустившего глаза юного Дейрона, который уже очень сильно пожалел, что вообще сменил тему их разговора.       — Что будет с ней теперь? — произнес Дейрон, его голос уколол тишину, как острое лезвие. Парень заерзал, протирая роскошные кремового цвета бархатные бриджи. — Эйгон рассказал мне… Она ведь должна ответить за свои поступки!       — Ответит, — коротко кивнув, произнес Эймонд с утвердительным стальным холодом в голосе, — но не сейчас.       «Уже ответила», — хотелось закричать ему. Запереть бы Эйгона в той же каморке на чердаке да выдать Его величеству дырявое ведро, чтобы срать в королевских условиях. Эймонда неумолимо терзала совесть, пусть он ее и отгонял, успокаивая себя, что такая, вымоленная им, кара для Рейллис была куда гуманнее, чем если бы ее пустили по кругу в казарме золотых плащей. И тем более, чем если бы повесили.       «С этим сестрица и сама блестяще справилась».       Она спала. Искупала грехи перед короной синяками на шее, которые уже проявились, за несколько часов наблюдений Эймонда потемнев. Покой, хотя бы ненадолго. Каменное, как говорили, мертвое сердце принца обливалось кровью.       — И что же ты намерен делать дальше? — решился спросить Дейрон, немного испугавшись собственного вопроса. Даже больше испугавшись нарушить тишину.       — Я благодарен за твои обо мне переживания, но для беспокойства нет поводов. Я разберусь со всем, а принцесса, о которой ты вдруг так запереживал, уже с лихвой заплатила за свои решения.       Эймонд недобро сощурился, качая вино в чаше. Все же он разрешил себе бросить обеспокоенный, слишком красноречивый для Дейрона, взгляд в сторону спальни.       — И я любыми средствами обеспечу ей безопасность.       «Разобраться бы еще с безопасностью для двора от ее яда».       Теплая и расслабленная атмосфера вечера словно испарилась, Дейрон почувствовал, как задел Эймонда, что тот вмиг накинул обыкновенную для себя личину высокомерного равнодушия. Обмениваться шутками и развязно комментировать истории друг друга как-то сразу расхотелось — с проституток диалог перетек к драконьим принцессам.       Дейрон, подняв при Эймонде тему Рейллис, нырнул в тонкую и опасную материю внутрисемейных связей, да еще и посягнул на личное Эймонда, который вообще являлся категоричным и жестоко непоколебимым собственником в вопросах, касающихся приватности своих отношений с обеими сестрами Таргариен. И Дейрон знал, как болезненно для Эймонда испытывать неконтролируемые чувства, и как страшно для окружающих в этот момент находиться с Одноглазым принцем рядом. Эймонд забарабанил пальцами по столешнице, отбивая тяжелым кольцом, изображающим когтистую лапу дракона, мрачный ритм. Он прикончил вино в чаше и сразу налил себе еще, швырнув пустой штоф за спину.       У Дейрона по спине пробежал холодок, но на то он и был любящим родным братом, чтобы освещать Эймонду верный путь во тьме его заблуждений и метаний совести.       — И все же, — произнес Дейрон наконец, пересилив опасения, — ты играешь с судьбой. Как можем мы игнорировать факт, что у нас есть скрытые враги даже среди своих? Как можешь ты спать с женщиной, у которой в крови течет та же измена, что и у Рейниры…       — Дейрон, боги!.. — поперхнувшись, возмутился Эймонд даже не тому, что младший брат ошибся и чуть перегнул в восприятии их с Рейллис связи, а тому, как парню вообще взбрело в голову подобное.       Принц Дейрон, такой идеальный: добрый, красивый, жизнерадостный и смелый все же был слаб тем, что в своем юном возрасте размышлять был способен только черно-белыми категориями. В такие, как сейчас, сложные и противоречивые моменты он понимал, что ничего не смыслит в этой огромной и запутанной игре, которая велась в Королевской Гавани, пока он околачивал груши у дяди в замке-маяке Хайтауэров.       В его выразительных и ярких фиолетовых глазах читалось бесконечное стремление к справедливости, но эта добродушная черта одновременно являлась его слабостью. Он был одним из тех людей, которые искренне желали верить в лучшие намерения окружающих.       В мире принца существовали только «хорошие», куда входили члены его семьи в Королевской Гавани, вне зависимости от испорченности их душ, и родственники в Староместе, а к «плохим» относились предатели и изменники во главе с принцессой, уже королевой — как сама звала себя Рейнира, на Драконьем Камне. На вопрос, в какую категорию отнести принцессу Рейллис, его элементарная, но железная парадигма не отвечала, и Дейрон пребывал в легком ступоре.       — Прости, то есть… Неважно, все равно, — не тушевался Дейрон, — как можем мы доверять кому-то, кроме нашей семьи? Если нам не держаться сейчас всем вместе, дому Таргариен и законному королю скоро придет крышка.       — А я с радостью бы оказался подальше от всего вашего дома Таргариен, — хмыкнул Эймонд. — И от его законного короля тем более. Но в Вестеросе достаточно раздора, не хватало еще и среди своих ссориться.       — Ты же не серьезно? Брат, помнишь прежние годы? Только Таргариены и Хайтауэры — вот свои. Принцесса не принадлежит к нашему роду, зачем с ней таскаться? — все недоумевал принц. — Даже нет, не так… Зачем тебе с ней таскаться, подставляя семью?       — Чем больший хаос творится в Красном замке, — важно произнес Эймонд, совсем гневно нахмурившись, чтобы поставить брата на место, — тем меньше остается шансов на победу Эйгона и на мир в его стране, в этом ты может и прав. Но неуправляемая война в любом случае уничтожит Семь Королевств, нам важно только пролить меньше крови родичей, чем сама Рейнира, и тогда боги и народ сами осудят ее на поражение. Кто в этой войне нам «семья», а кто нет, выясним на победных пирах и шествиях, и решать это не тебе и не сейчас.       Эймонда совсем понесло, так сильно укололи его комментарии Дейрона, хоть он и сам не понял, с чего так завелся. Он подметил, что так сильно сжимал подлокотники своего кресла, что костяшки на пальцах совсем побелели, а ткань обивки нагрелась от трения.       Принц сделал глоток вина, бездна с драгоценным камнем в глазнице зловеще сверкала в дрожащем свете свечей. Он наклонился ближе, облекая свою невротичную уверенность в человеческие слова:       — Мы должны делать все, от нас зависящее, но чуть меньше, чем Рейнира, которая будет рваться к Железному трону до последнего. Она глупа, раз отвергла предложение сира Отто и короны, а значит — способна на любые безрассудства ради власти, которая, как она уверена, принадлежит ей по закону.       Уставившись в пол, Дейрон, и так разнервничавшийся, вдруг задумался, и лицо его совсем потемнело, будто принц погрузился в самую мрачную думу, которая тревожила сердце и делала его несчастным.       — А все же, Эймонд… Это правда, что отец на смертном одре завещал корону Эйгону? — выпалил юноша, словно это тревожило его больше всего на свете.       — Kesīr gīmī.       Эймонд уверенно солгал без единой секунды задержки или тени сомнений, зато Дейрону заметно полегчало: видно, он все-таки сомневался в заявлении родной матери, но брату, другу детства, доверился тотчас же.       — Ты думаешь, что Рейнира когда-нибудь поверит в это? Она всегда была уж слишком поглощена собственными амбициями, так сказал мне Эйгон за завтраком…       — Эйгон дурак, не слушай всего, что он говорит, — уточнил Эймонд, но вдруг осекся.       Убеждать Дейрона в некомпетентности их старшего брата было его многолетней привычкой: Эйгон и Эймонд неосознанно боролись за его внимание и уважение. Если Эймонд был Дейрону товарищем и во многом напарником или наставником, то Эйгон, с которым у него была разница в семь лет, парню виделся чуть ли не божественным проявлением, даже если вел себя, как кусок навоза.       Теперь, когда Эйгон коронован на царство, дискредитировать его Эймонд не имел морального права. Нужно завязывать нелестно отзываться о новом государе при третьих лицах, иначе — не суждено им стать слаженной командой, держащей страну в когтистых драконьих лапах, а не только Зеленой партией. Принц качнул головой и продолжил:       — …но, да, тупое упрямство, возможно, станет наибольшей ошибкой Рейниры.       — Мне тревожно, — вдруг необычно глухим тоном произнес Дейрон, подавляя дрожь в голосе. — Тревожно за тебя, Эймонд, и за всю нашу семью… Я еще не успел толком познакомиться с племянниками, — принц имел в виду близнецов Эйгона и Хелейны.       Он был шокирован, выяснив, что Джейхейрис и Джейхейра, шести с хвостиком лет от роду, уже вполне способны с ним пообщаться. Маленький Мейлор, с которым Дейрон не успел еще даже встретиться, пятнадцатилетнего дядюшку пока не интересовал.       Эймонд лишь усмехнулся, но во взоре его промелькнула тень сомнения. Всем Таргариенам бы не помешало думать о семье с таким трепетом и уважением, как это делает третий принц. В ту минуту зависшая густая тишина, окутывавшая комнаты, казалась весомой, как само время. Как тревожный звон колокола, режущий туман. Дейрон смотрел на Эймонда, будто веря, что у старшего брата есть все ответы на его сомнения, и в его взгляде таилась не только тревога, но и желание понять, как же обернется их жестокая игра, затянутая шелками братоубийственной войны. Эймонд почувствовал на себе давление взгляда Дейрона, который искал в его фигуре старый авторитет, просил уверенности, направления.       Может быть, Дейрон уже был слишком взрослым, чтобы его защищать, но Эймонд никуда не мог деть своей потребности в контроле и управлении. Одноглазый принц знал, что его младшему брату нужно не просто утешение и добрые обнадеживающие слова, а твердое руководство, и это именно Эймонд должен создать для Дейрона чувство защищенности в коварном вихре интриг и недоверия.       — Слушай, — начал он, стараясь говорить спокойнее, чем чувствовал себя на самом деле. Холоднее. — Я понимаю, что ты напуган, — принц Дейрон взвился было, чтобы возразить на оскорбление, но был остановлен одним движением ладони брата, и Эймонд продолжал говорить, как ни в чем не бывало: — Используй страх, как свое оружие, раз боишься пустить в ход настоящий меч…       — Я не боюсь! — Дейрон был просто возмущен, его юная гордость оказалась больно задета.       — Вот и славно, — с мысленным ехидством Эймонд сделал вид, что соглашается, вовсе не слыша обиды в голосе младшего. — Будешь храбрее наших врагов, хитрее их… Вместе с Вхагар и Тессарион сожжешь со мной Драконий Камень, гнездо предательства, дотла?       Дейрон, все еще терзаемый сомнениями, покачал головой. Он должен служить семье. Дому Зеленых.       — Может быть, когда мы одержим победу…       — Дейрон, если мы начнем смотреть друг на друга с подозрением, как ты сейчас пялишься на меня, — усмехнулся Эймонд, — ничто не удержит нас от расслоения изнутри, — младший тут же отвел взгляд, уткнувшись глазами в колени.       — В пути я слышал, как рыцари и лорды дяди Ормунда обсуждали… Как некоторые уже начинают ставить интересы собственного будущего выше нашей семьи…       «А это уже интересно», — задумался Эймонд. У южан в этом противостоянии свои цели? Дейрона он прервал, сводя на нет все опасения:       — Не будь наивным, Дейрон. Каждому из нас нужно выживать в этом хаосе. Ты слишком долго оставался в покое Староместа, но сейчас ты в Королевской Гавани, и здесь нет такого понятия, как невинность. Надо было тебе подпалить тем рыцарям задницы пламенем или выдрать языки. Будем драконами.       Юный принц закусил губу, а по его красивому честному лицу пролегла тень задумчивости. Несмотря ни на что, он верил старшему брату и был готов последовать за его приказом хоть в самое пекло преисподней.       — Пока предатели разыгрывают свои идиотские партии, мы будем держать наши карты в рукаве… — закончил Эймонд мысль. Окинул взглядом комнату, лунный свет уже пробивался в окно. — Выпьем! — смягчился все же старший принц, примирительно воздевая в воздух чашу.       Дверь покоев отворилась и в горницу, наконец, протиснулся стюард с новым штофом арборского красного и плоским медным блюдом, на котором красивой спиралью были выложены ломти белого сыра, копченое мясо и даже фрукты. Дейрон сосредоточенно крутил между пальцами нож.       — Расскажешь еще о тех дорнийских коневодах?.. — взял все-таки на себя инициативу Эймонд.       — Конечно! — с благодарностью и облегчением принял спасительную веревку Дейрон.       Он подскочил, чокнулся с Эймондом полупустой бутылкой и тут же затараторил о потрясающих лошадях, которых видел на продажу в староместском порту.       — Вот бы и мне такого… Ноги от ушей, а скакать может по три дня без продыху, представляешь себе?