Dārilaros-Jaos: принц Верный Пес

О, ветер, дуй! Ты стер меня во прах, Мне больше нечего тебя бояться!

      Пыльно-красная с оранжевым чешуя Дараксеса дала ему имя. Драконье яйцо для принцессы Рейллис выбирала старшая сестра, опрометчиво назвав его ржавым. Змей рос быстро: он сильно опережал нормальные для возраста размеры, и спокойно мог потягаться габаритами с Сиракс. Яйцо проклюнулось, когда Рейллис было два года, поэтому дракон был неотъемлемой частью ее детства и воспоминаний. В семь принцесса уже могла спокойно летать на нем, в девять начала сбегать из города, сговариваясь и манипулируя самыми податливыми драконоблюстителями, и поджигать окрестные луга, воображая себя Эйгоном Завоевателем в Битве на Пламенном Поле, пока король Визерис не пресек такие выходки. С тех пор Дараксеса держали в Драконьем Логове, и это было бы не так плохо, если бы дракона не запирали в «одиночной камере».       Дараксес был немного диковат, не отличался высоким интеллектом и сообразительностью и вообще иногда своим поведением он напоминал всаднице какую-нибудь безмозглую куропатку. Дрессирован он был не так хорошо, как драконы других Таргариенов, команды слушал только от самой принцессы, но в заключении даже он стал бы чахнуть, если бы Рейллис не посещала его каждый день.       Рыжий ящер с острыми шипами на морде и тройными рожками слушал только тех драконоблюстителей, которые ему нравились, а таких было пара человек против всего Ордена в Драконьем Логове, поэтому его воспитанием, как могла, Рейллис занималась сама. Вот и вышло, что вышло.       Лететь на нем было самым прекрасным чувством, которое принцесса могла испытать, и только в небе она отпускала тяготы и раздумья, считая сам полет иной точкой ее мрачной реальности. Зачем думать о том, что летит она, как слуга по приказу узурпатора, если она летит? Выбравшись вверх из толщи темных облаков в чистое небо, Дараксес издал скрежещущий вопль. Услышавший такой звук впервые испугался бы, но Рейллис знала — ее ржавый дракон радуется свободе.       Она не спешила. По правде сказать, Рейллис была бы только счастлива опоздать к лорду Борросу: пусть его поддержка достанется законной королеве Рейнире… Но нет — хочешь сохранить голову, изволь и предавать права родной сестры. Вертеться при дворе Рейллис к двадцати пяти годам может и научилась, но вот предательские мысли ее красивую голову не покидали никогда. Принцесса уже сделала огромный лишний крюк над Штормовыми землями, чуть не долетев до самого Эстермонта, потом ей закралась шальная идея навсегда улететь за Марки в Дорн или замучить Дараксеса, но отправиться за Узкое море в Вольные города. Но королевское правосудие не терпит промедлений.       Над мысом Дюррана стояла гроза и били молнии, но выше туч небо было белее белого. Здесь по-настоящему ее мир, а там внизу — проклятая игра престолов, в которой Рейллис по иронии судьбы-злодейки оказалась заложницей на неправильной стороне. И руки ее были связаны.       — Embrot, Дараксес, — принцесса, опасно извернувшись в седле, хлестнула по брюху дракона длинным кнутом, тот пустил дым. — Inkot embrot, tegot!       Дараксес со свистом ринулся вниз, разрезая широкими перепончатыми крыльями тяжелые грозовые тучи. В лицо Рейллис забил ливень, синий шерстяной плащ громко хлопал и трещал за спиной, волосы, выбившиеся из косы, лезли в глаза и прилипали к щекам. Небо Штормовых земель — не самое подходящее место для драконьего всадника.       «А тем более для нескольких»…       То, что сейчас предстало перед глазами Рейллис, крепко ей не понравилось.       За барабанной башней замка, как еще одна причудливая скала, выросла шея огромного дракона, молния озарила мокрую и блестящую зеленую чешую, отломанные рога… Интересно, подумала Рейллис, Вхагар еще помнит, как летала в Штормовой предел с Висеньей и Эйгоном сто двадцать лет назад? Нравится ей снова оказаться здесь? Единственное, что Рейллис точно знала о Вхагар, был факт, что с ней и ее хозяином лучше не связываться. Хотя, вроде бы, теперь они на одной стороне?       Эймонд. Все упирается в этого напыщенного мальчишку.       Наглый, злобный, самоуверенный — а Рейллис всего лишь сама несколько дней назад (да и все подростковые годы брата) твердила ему, чтобы не боялся брать свое и проявлять себя. Доболталась. В десятый, кажется, раз за время спуска к замку принцесса отбросила со лба мокрые пряди. Дараксес пронзительно завопил, пуская дым ноздрями, и грузно приземлился во внутреннем дворе непокоряемого Штормового Предела. Как много принц Эймонд мог успеть испортить? Ох и нажалуется же Рейллис деснице, когда вернется в Королевскую Гавань, вот тогда Одноглазый принц получит по полной от королевского правосудия за вмешательство в государственные дипломатические дела.       Изменнице-Рейллис, преданной одной истинной королеве Рейнире, ошибки брата были бы только на руку, но именно Рейллис-послушной-неудобной-принцессе сейчас придется разгребать за ним пепелище. Она решительно отстегнулась от седла и спрыгнула с чешуйчатой драконьей спины.       Стражники Баратеонов смутились, сбежавшись к дракону с копьями наперевес, но принцесса, мокрая чуть ли не до самых костей и не в самом опрятном виде, извлекла под дождь королевскую грамоту с увесистой золотой печатью. Присела в реверансе, которого гвардейцы явно не заслуживали, и командирским тоном гаркнула Дараксесу, не стесняясь грязных валирийских выражений, чтобы не двигался с места. Дракон забил крыльями, стражники шарахнулись подальше: им, наверное, и одной Вхагар во дворе хватало, чтобы обделаться от ужаса, а тут еще и буйный, покрытый шипами Дараксес будет вопить и пускать ноздрями дым. Принцессу ни капли не волновало, как солдаты будут разбираться с ящером. Она должна была выполнить задачу, поставленную ненастоящим королем и его цепными псами.       Темно-синее колючее небо вновь озарила вспышка молнии… Принцесса на долю секунды разглядела среди мрачных туч силуэт плавно пикирующего на посадку дракона и не знала, протереть ей глаза или истерично рассмеяться в ужасе. «Слишком, слишком много драконов для такой маленькой скалы». Она помедлила, позволяя каплям воды стекать по лицу и капать за ворот одежды.       Совсем крохотный дракончик, когда-то и Дараксес был таким же, вспомнила Рейллис. Во двор вновь сбежались те же стражники, недоуменно навострив копья: нечасто, и уж точно не в одну ночь, в их краях увидишь столько драконов, а никак они соберутся сцепиться?! Латники взяли оружие наизготовку, Рейллис закатила глаза. У нее голова шла кругом.       Ну, конечно, это Рейнира отправила детей посланниками к лорду Борросу, конечно, она думала, что тот вспомнит про старую клятву, но думала ли королева, что совет Эйгона поступит так же? И в отличие от пустого права Рейниры, у Эйгона был Железный трон.       «Чем надо было думать, — злилась Рейллис, поддаваясь отчаянию и страху, — отправляя родного сына практически на съедение мало того, что не самым преданным и надежным лордам, но еще и Вхагар?»       Старая драконица, издали почуяв Арракса — да, Рейллис уже разглядела жемчужно-белого змея, издала такой недовольный клич, что с башен замка целой стаей вспорхнули мокрые напуганные чайки. Многолетние обида и злость Эймонда на принца Люцериса, о которых знала не только Рейллис, но и все члены семьи, по всей видимости, передались и его дракону, а Вхагар с обидчиками не церемонилась. Что же теперь будет?       Мальчик тем временем соскочил с дракона, и Арракс, сложив бледные аккуратные крылья, послушно замер, удобно устроившись у стены, укрытый от отвесного ливня. «Дараксесу на такое смекалки не хватило», — ржавый все еще недовольно рычал и ловил жаркой пастью дождь.       Как и Рейллис, но более учтиво, принц Люцерис Веларион тем же жестом помахал перед стражей своим пергаментом, подставляя грамоту королевы ливню. Те, в конечном счете, окончательно запутались, самый молодой гвардеец плюнул себе под ноги, бормоча о «куче королей», но все же отряд снова разбрелся по постам.       — Принц Люцерис, — она с неясной грустью отметила, что паренек подрос с их последней встречи.       Она уже знала, что делать: нужно было только подобрать верные слова, чтобы не усугубить ситуацию. И Рейллис справится с этим всяко лучше Эймонда. Страшно подумать, какой исход их ждет, если у принцессы не получится отговорить упрямого мальчугана: Люк никогда не отличался кротким нравом, и может упереться как барашек. Боги, пусть Эймонд даже не узнает, что племянник был здесь!       — Рейллис, — было видно, мальчик занервничал, но очень старался не подать виду.       Люцерис не знал, может ли обнять любимую молодую тетушку, имеет ли право хоть улыбнуться ей. И решил только шаркнуть ногой, холодно поприветствовав.       — Я прибыл как посланник к лорду Борросу. — «Храбрый маленький принц». Голос мальчика все-таки дрогнул, такой встречи он точно не ожидал.       — Как и я, — Рейллис старалась говорить буднично, дружелюбно: как бы не спугнуть парнишку, словно зверька. — Прошу, улетай, — она махнула в сторону Вхагар, которая снова успокоилась и живой грудой завалилась обратно за стены. — Что бы ты ни предлагал Баратеону, Эйгон предложит больше…       — Я прибыл…       — Да, Люк, но уже поздно. Прилетел бы ты раньше, у Рейниры были бы шансы, но не сейчас. В моей грамоте пишется о брачном союзе с правящим домом, Рейнира же не предлагает Баратеону того же, верно? Никто из вас не женится на его дочерях, а за простое королевское «Спасибо» сейчас никто воевать не станет.       О договорном браке между одним из Зеленых принцев Таргариенов и любой дочкой лорда Борроса Рейллис узнала не от кого-то лично, а втихую прочла в выданном ей документе, умело взломав и снова скрепив печать. Не для того ли, вздумалось ей, Эймонда принесло в Штормовой Предел? Собрался заглянуть под юбки и пересчитать зубы всем дочкам Баратеона заранее? По неясной причине, Рейллис это злило.       — Нет, ни слова о браке, — хмуро произнес Люк. — Но это неважно, лорд Боррос ведь приносил клятву, так что мне нужно просто напомнить ему об этом. От лица моей королевы, — с гордо поднятой головой заявил он.       — Не огорчай мать своей глупой смертью, не нужно проливать драконью кровь, пока еще даже не началась война. Хочешь переговорить с Эймондом? — почти кричала принцесса, ей хотелось завыть волком. — Или с Вхагар? Лети на Драконий Камень, передай, что лорд Боррос даже не принял тебя, и Зеленые предатели уже склонили его на свою сторону!       Рейллис коршуном вцепилась в плечо племянника, но тот резко сбросил ее руку. Люк начинал злиться, и от прямых оскорблений его удерживало только хорошее воспитание.       — Лорд Боррос не причинит вреда гонцу королевы под своим кровом, — упирался он.       — Он и не причинит. А вот другой принц, прибывший как посланник чуть раньше тебя, — «И раньше меня, чтоб его», — может запросто. Улетай, Люк, и скорее.       Молния. Угрожающий рык Вхагар по другую сторону замковой стены слился с раскатом грома. Дараксес с Арраксом тоже засуетились, забили крыльями по лужам и принялись вытягивать шеи. Люцерис неуверенно отошел и чуть ли не бегом ринулся к вратам замка, но Рейллис быстро поймала принца крови за шкирку.       — Так ты все же с ними, правда? — взметнулся принц от ее прикосновения. — С королем-пьяницей и королевой, убившей твоего отца? С ним? — мальчик обернулся поглядеть на монструозную голову Вхагар.       Кольнуло за живое. А действительно ли она с ними? Или с кем же она в итоге? Может уже просто вскочить на дракона, плюнуть на все и сразу махнуть к семье сестры на Драконий Камень, перебросив гордого маленького Люка через седло, как мешок с сеном? Вместо этого она только жалобно пискнула:       — Я ни с кем, мой принц…       — Я не твой принц, Рейллис, — почувствовав нужную жилку, на которую можно давить, продолжил наседать Люк. — Твой принц сейчас помогает твоему королю по кусочкам красть королевство у твоей сестры, моей матери, законной королевы! — Люцерис совсем разнервничался, и было похоже, что он пустил яростную бессильную слезу, но ливень успешно скрывал это. Короткий красный плащ полоскался за спиной принца кровавым знаменем. — Если… Если ты станешь оказывать мне сопротивление, королева узнает о твоей измене. Я должен передать послание лорду Борросу! Я поклялся…       — Улетай, Люк, — снова повторила Рейллис, чуть ли не шепотом. Она склонилась, пачкая плащ в слякоти, еще крепче стиснула худое плечо парнишки. — Улетай, передавай Рейнире о моей измене, или больше никогда не поговоришь с ней. Лети и скажи, как все было на самом деле или выдумай правдоподобную ложь, чтобы уничтожить меня, только улетай!       Люцерис шмыгнул носом, злой, озадаченный и беспомощный, раскачиваясь вперед-назад. Ему всего четырнадцать, еще слишком рано, чтобы становиться первой жертвой в грядущей междоусобице. Рейллис обняла племянника, запустив пальцы в мокрые темно-каштановые кудри. Наверное, они больше не увидятся… Только если на ее собственной казни, после победы Рейниры, невесело подумалось Рейллис.       — Улетай, — в который раз взмолилась принцесса, и Люк наконец внял ее просьбе.       Шлепая по лужам, паренек зашагал обратно к дракону, и Рейллис, содрогаясь от тревоги, не сводила с него глаз, пока не услышала заветное: «Dohaerās!», и бледной тенью Арракс не взмыл в ночь. Внезапно, когда самое страшное уже было позади, принцесса совершенно глупо испугалась, как бы Люцерис не промок насквозь в такой кошмарный ливень, и не простыл под ветром по пути — но главное, все же, что он летел домой. Незначительная победа, которая могла бы или не могла обернуться трагедией для обеих ветвей дома Таргариен. Это мейстеры решат после войны. Рейллис было охота разрыдаться от смятения, к горлу подступал крик. Самой бы сейчас не попасть под раздачу от Вхагар, которой она так успешно напугала Люцериса. Она «устранила» проблему и была готова выполнить дипломатический долг перед ненастоящим королем, пославшим ее сюда, была готова доказать свою поддельную преданность, уболтать лорда Борроса на условия Зеленых и нейтрализовать Эймонда, который мог натворить что угодно, подставив под опасность и всю миссию, и самого себя.       Если только прямо в этот момент в Штормовом Пределе не приземлится еще какой-нибудь драконий всадник, которого Рейллис снова придется спасать от праведного гнева и мстительного духа принца Эймонда. Или спасать самого Эймонда… Сколько же он приносит неудобств!       Ранее Рейллис не доводилось бывать в Штормовом Пределе, и, даже не учитывая обстоятельств ее прибытия, она смело сделала вывод, что замок ей не нравится.       Глухие толстые стены, сложенные Брандоном Строителем из серого камня, словно обнимая друг друга, возвышались над ней, создавая впечатление кучи камней, выброшенных на краю обрыва. Узенькие бойницы, с трудом пропускающие свет, служили лишь для того, чтобы напоминать о сквозняках, холодных, как дыхание ночных призраков. Они выглядели так, будто созданы не для защиты, а скорее для сосредоточения невольных взоров на мрачном горизонте.       В каждом шаге принцессы ощущалась тяжесть, как будто сам воздух Штормового Предела был пропитан тревогой. Неудивительно, что Рейлис почувствовала себя в ловушке — этот замок, окруженный высокими скалами и бушующим морем, шептал ей о той темной судьбе, которая нависала над ней.       Мрачные фигуры стражников с каменными лицами мелькали в темноте, и пронизывающие взгляды их глаз всю твердыню Баратеонов превращали в тюрьму. А такие совпадения, еще и в ее-то шатком положении при дворе, девушке отнюдь не нравились. Рейллис ощущала, как в ее душе зрела тревога, ведь судьба могла развернуться самым непредсказуемым образом в этом суровом месте, где даже надежда казалась лишней. С конвоем, как какая-то преступница, принцесса вошла в помещение Великого чертога.       — Принцесса Рейллис Таргариен, — уныло объявил худощавый мальчишка, ночью, видимо, исполняющий обязанности герольда.       — Ваша милость, — буркнул Баратеон, не выказав никакого уважения. Лорд восседал на фамильном троне, за его спиной было гордо вывешено знамя с оленем, встающим на дыбы. По одну его руку стоял сурового вида мейстер, а по другую…       Молния снова сверкнула, ослепительным белым светом пробиваясь сквозь крошечные окошки под самым потолком, но гром для ушей принцессы напрочь заглушил другой звук — смех принца Эймонда Таргариена. Неприятный, гортанный, злой смех у злого человека.       Она могла бы воспринять это как простое невежество, но в глубине души осознавала, что Эймонд не просто веселится, обскакав ее. Это был смех охотника, который ловит наивную жертву в собственную паутину. Казалось, он наслаждался ее беспомощностью, как спектаклем, где весь чертог Баратеона стал его зрителями. Принц был одет в свежий и сухой дублет, в ножнах на ремне угрожающе висел Ночной, на плечи был накинут длинный дорожный плащ, белые волосы собраны узлом на затылке, словно он уже собирался покидать замок, но почему-то в последнее мгновение передумал.       — Вы говорите с принцессой крови, милорд. Имейте совесть проявить каплю уважения королевскому дому.       Эймонд соскочил с помоста лорда невесомым прыжком и почтительно склонил перед Рейллис голову. Только она во всем замке могла понять простую истину: одноглазый подонок над ней насмехается.       — Конечно, — Баратеон с усилием поднялся с седалища, чтобы преклонить колено.       — Впрочем, думаю, принцесса обойдется.       Если Эймонд сейчас не чувствовал себя победителем ситуации, то короля Визериса пришили снарки и грамкины, а не треклятые Хайтауэры. «Как он успел так сильно повлиять на Баратеона?» Рейллис упорно делала вид, что не пребывает в бешенстве от этих никчемушных выходок и старалась вообще не смотреть, как самодовольно принц потирает ладони и с каким триумфом он расправил плечи. Она боролась с бурей эмоций внутри, стараясь не показать своей слабости. Словно лед под ее ногами трещал, и каждый шаг мог привести к падению в бесконечную пропасть унижения.       «Кому и что ты пытаешься доказать, маленький Эймонд?»       Рейллис вспомнила главное. Она Таргариен, а это означало, что даже среди молний шторма и глухой издевки Эймонда, который для нее на всю жизнь останется грустным мальчиком, ищущим внимания и любви, она все еще могла найти путь к свету. В глубине души разгорелось пламя решимости.       Ей не нужно было ждать, когда за стенами замка кончится буря. Она сама могла стать ураганом.       — Лорд Боррос, — четко артикулируя, на повышенном тоне, заговорила Рейллис, — именем единственного законного короля Семи Королевств Эйгона II и волей его Малого совета я прибыла к вам как посланница, — принцессе категорически не хотелось снова приседать в учтивых выжатых реверансах, она замерла посреди чертога прямая, как сама скала Дюррана. — Не захотите ли вы обсудить все с глазу на глаз, к примеру, в вашей горнице?       И на что она надеялась? Вся бравада улетучилась, стоило взглянуть на Эймонда. Баратеон затряс головой, кое-как его покрытые жесткой черной бородой брыла не захлопали друг о друга. Эймонд же все не мог закусить свои чертовы щеки, чтобы в приличной манере скрыть злорадную улыбку.       — Мы с принцем уже обсудили условия, Ваша милость, — каждое слово лорда будто звучало со все большим опасением. Он делал между словами большие паузы. — Признаться, мы не ожидали еще одного гонца от короля.       — Боюсь, милорд, еще один гонец прибыл до меня, и волю короля Эйгона…       «...указом десницы, сира Отто Хайтауэра, несу я, а принц Эймонд прибыл ошибочно», — не закончила Рейллис, грубо прерванная. Ну, она все равно еще и не успела сформулировать мысль до конца.       — Мы исполняем вместе, лорд Боррос, — перебил Эймонд сестру, все еще холодно и зловеще скалясь.       «Да что такое он затеял?!»       — Нет, лорд Боррос, поймите, принц Эймонд…       — …прилетел с волей нашего брата, короля Вестероса!       Таргариены понемногу стали позорить королевскую фамилию, указы десницы и все притащенные Рейллис на подпись грамоты с зелеными восковыми печатями в замке вассала, начав переругиваться перед половиной совета Баратеона.       Прямое доказательство баек про драконий нрав в действии.       — …skoros ao valā ñuhys? — принцесса Рейллис шипела, сдерживалась, но уже никак не могла отступиться.       Она вышла из себя только потому, что это Эймонд ее довел! Никак не потому, что в характере истинной дочери дома Дракона горело пламя. Рейллис, все еще замотанной в мокрую шерсть плаща, было ужасно неудобно, жарко, и всему объему ее возмущения было очень тесно.       — Ao jaelātīs morghūljagon īlva?! — продолжала она, в сердцах хлопнув себя по ноге. Вместо этого, конечно, хотелось бы зарядить брату отрезвляющей пощечиной.       — Doru-borto abrā! — оскорбления из уст принца звучали даже не обидно, а лишь злили Рейллис еще больше. Внутреннее раздражение Эймонда, сменившее его хитрое злорадство, было отлично различимо даже сквозь твердо стиснутую челюсть. — Sīkudi nopāzmi! — принц плюнул на пол, ругнувшись. Он подошел ближе на единственный шаг, который пока мог себе разрешить. — Nyke jaelā ao…       Мейстер, наверное, разобравший на древнем наречии несколько слов, пара рыцарей и сенешалей глупо переглядывались между собой, пытаясь разобраться, что к чему, пока благородные дети дома Дракона буравили друг друга взглядами, пытаясь оправдаться и доказать каждый свою правоту. Рейллис сдалась первой.       В ее понимании, даже не сдалась, а уступила упрямому одноглазому барану, чтобы сохранить остатки достоинства и репутации. В конце концов, Эймонду ведь действительно удалось о чем-то договориться с Борросом Баратеоном, в ее же интересах не рушить построенное им преимущество. Разобраться в том, кто из них виноват они всегда успеют потом.       Во время их жаркого спора Эймонд подходил все ближе и ближе, пока не почувствовал, как растрепавшиеся волосы сестры щекочут ему нос. Рейллис же, ниже принца всего на несчастных несколько дюймов, смотрела на него почти глаза в глаза, и все ждала, пока ублюдку станет стыдно. Она могла разглядеть мелкие бледные веснушки на его длинном остром носу. Стыдно Эймонду никак не становилось, и он, дразня сестру руганью на валирийском, дышал ей в лицо, чуть согнув спину. Щеки принцессы разгорелись от дискуссии, грудь и плечи вздымались тяжелым дыханием. Высокий помост лорда за спиной уже успел опустеть — как странно, они даже не заметили, в какой момент Боррос Баратеон вместе с малочисленной заспанной свитой суетливо убрался подальше от греха и драконьих разборок.       Повинуясь странному, даже опасному для жизни порыву, Эймонд почти что с нежностью заправил все еще слегка влажный от ливня локон принцессы за ухо, невзначай задевая большим пальцем скулу Рейллис.       От такой наглости у принцессы захватило дух. Почему же тогда она молчала?.. Она всегда знала, что Эймонд бывает смелым, но сейчас его поведение казалось не просто дерзким, а почти неприемлемым. Как он смеет прикасаться к ней?!       — Nyke ēbrinion, se gevie rijagondaor, — произнес ледяной принц. Он больно прижал палец к губе Рейллис. — Se ōregās aōha relgos, dārilaros.       Рейллис и не думала спорить или вообще открывать рот, сейчас ее обуяла такая ярость, какой она давно не испытывала, но эта всеобъемлющая злость смешивалась с чем-то новым, а новое определенно было чем-то старым и знакомым, только… забытым? Спрятанным подальше в уголки сознания. Лицо принцессы было непроницаемо. В сегодняшнем Эймонде ей почудился то ли обиженный на весь мир мальчишка, каким он был десять лет назад, то ли совсем незнакомый мужчина. Который чем-то сумел ее взбудоражить.       За толстыми стенами Штормового Предела раздался очередной раскат грома, а дождь словно бы затих, чтобы не перебивать их.       — Милорд, миледи, — вдруг подал тоненький голосок мальчонка-недо-герольд, открывавший двери в чертог. «Надо же, а он все еще здесь». — Его милость лорд Боррос просит вас покинуть Штормовой Предел, — мальчик в желто-черном наряде сглотнул, нервно переступая с ноги на ногу. Боялся после таких заявлений пойти на корм Вхагар, не иначе. — Он пошлет войско, которое хочет десница, и будет блюсти все соглашения, заключенные с принцем Эймондом… Только… Выясняйте отношения не под его крышей!       Бледный, как труп, паренек что-то вякнул вместо прощания и скрылся, сверкая пятками. «Как просто все оказалось», — думала Рейллис. Не считая секунды, где принц Эймонд позволил себе распускать руки.       Девушка словно опомнилась от сна, она дернулась, отшатываясь на приличный шаг от Эймонда. Тот все прожигал ее взглядом, но тоже галантно, как после совместного танца, отступил назад.       — Лорд приказал покинуть его замок, не будем же злоупотреблять гостеприимством, — как ни в чем не бывало, произнес Эймонд, оправляя ремень плаща, крестом переброшенный через грудь.       Лицо принца было бело как мел под стать волосам, в отличие от краснеющих щек самой Рейллис. Она все собиралась со словами.       — Gaomās ao pendan nyke kostagon sepār ojūdan skoro ao gōntilen, Эймонд? — наконец произнесла она, и голос ее был холоден, как морская пена. — Nykeā bona ao issi pryjāry īlon emā issare jurnegēre syt, — вперилась она стыдящим и суровым взглядом в Эймонда, — rūsīr aōha hoskagon?       Эймонд не отступил и даже не застеснялся. Его лилово-фиолетовый зрачок застекленел подобно сапфировому. На лице принца играла усмешка, в которой Рейллис распознала нотки мужественной уверенности.       — Рейллис, — очень выразительно и мягко произнес Эймонд, утеряв весь напор, с каким ругался несколько мгновений назад. Он перешел на Общий, как только они избавились от публики, — ты сама знаешь, каждый играет свою роль в этой игре. Я просто выбираю более активную позицию, — принцесса молчала. — А что делает тебя такой упрямой, так это страх…       Он был не прав в своем самолюбии и явно как-то неправильно оценивал степень влиятельности и важности своей персоны, но Рейллис устала кричать, путаться, думать и пытаться хоть что-то прояснить в неадекватном поведении брата. Она рванула к выходу из опустевшего чертога, слыша за спиной лязг меча Эймонда. Принцесса не оборачивалась, петляя по коридорам, а принц сторожевым псом следовал прямо за ней, пока они не разошлись во дворе, направившись каждый к своему дракону. И Рейллис не пускала Дараксеса в небо, пока не услышала яростное: «Jas!» Эймонда и громоподобный рык Вхагар, за которым последовало «отделение» огромной драконицы от замковых стен.       Дождь кончился, и луна освещала силуэты драконов, рассекающих небеса Штормовых земель.