Dārilaros-Jaos: принц Верный Пес

На всю страну монаршим криком грянет: «Пощады нет!» — и спустит псов войны.

             В тронном зале давно нормально не проветривали, и сейчас, среди потных и надушенных придворных, стоял страшный смрад. Перед коронацией Эйгона всех титулованных уродов Королевской Гавани собрали в замке, чтобы, добровольно или нет, те принесли присягу Железному трону и своему новому королю. Одноглазый принц стоял на помосте, из-за резной с драконами колонны разглядывая сборище лордов, леди и рыцарей. Лицо Эймонда не выражало ничего крамольного, но он еле-еле сдерживал зевки и старался не закатывать оставшийся глаз от скуки. В то время, как гибкие языки придворных льстили новому правителю Семи Королевств, Эймонд чувствовал, как недоверие и ненависть прошивают его насквозь. С каждым кивком, поклоном и лишним словом, произнесенным у трона, проклятие, которому с самого появления на свет подвержены королевские родичи, становилось явным. Спина ужасно затекала от напряженной осанки.       Эймонду не терпелось покончить с этим театральным представлением. Его позвоночник угрожал высыпаться в сапоги. Он гонял, пережевывая на волокна, лишь одну мысль. Власть — не только драгоценности, вышитые гербами плащи и перья, это еще и постоянные манипуляции, интриги и, самое главное, кровавые жертвы. Вопрос, крутившийся в разуме принца, оставался открытым — кто станет первой жертвой нового режима, прежде чем королевство Эйгона и партии Зеленых утвердится? Король дома Дракона… Что было у этого дракона, посаженного на престол ложью матери, кроме скоморошьей короны? Эймонд старался отвлечься, смотря на расставленные у подножия Железного трона плавящиеся свечи, которые тускло освещали помост и лезвия мечей королевского седалища, отбрасывая причудливые тени присутствующих на стены, словно возвращая в тронный зал призраки давно ушедших Таргариенов и их царедворцев.       Среди безликих физиономий, парчовых платьев и бархатных камзолов, заполнивших сегодня тронный зал, можно было отметить только несколько лордов, чьи взгляды искренне восхищались предстоящей коронацией. Остальные же пришли либо запуганные, либо лишь из уважения к своему, а не королевскому статусу, либо по долгу чести, заставив себя втиснуться в душные палаты Красного замка.       Эймонд продолжал наблюдать, устремив взгляд на брата, принимавшего клятвы, сидя на самом верху трона. Эйгон даже не зевал и всем своим видом выражал настоящую королевскую благодетель, кивая, широко взмахивая руками и вежливо отвечая каждому коленопреклоненному. Льстивые рты придворных прочили Эйгону II величайшую судьбу, а Эймонд думал лишь о том, как новый монарх причитал и ныл, что не хочет весь день выслушивать монотонное тявканье лордов и леди, на которых «плевать он хотел». Скромный венец Эйгона Завоевателя, украшавший чело преемника, переливался валирийской сталью в солнечных лучах, пробивающихся через драконьи витражи на окнах зала. Эймонд не мог не признать, что в древней короне первого короля Вестероса, облаченный в парадный черный с красным вышитый драконами дублет и высокие сапоги, король выглядел внушительно и по-настоящему царственно. Даже несмотря на то, что королем был его жалкий старший брат.       Эймонд вновь заскучал, забившись в угол помоста, где он мог остаться относительно незамеченным, в то время как Эйгон продолжал свою театрализованную игру. Его брат, выряженный в королевские одежды, принял позу, которая могла бы олицетворять величие самой династии. Это казалось почти комичным, но в такие моменты Эймонд видел, как власть меняет людей. Или дело только в обстановке?       Когда очередной вассал короны поднялся для произнесения клятвы и уверял, что будет служить Его величеству верой и правдой, Эймонд знал, что за этими словами запросто могут скрываться дешевые интриги, подлоги и зависть. Он вспомнил, как несколько дней назад, когда о смерти Визериса уже было объявлено узкому кругу вельмож, в одном из хмурых закоулков замка шептались о том, как не терпится многим при дворе благословить Эйгона на быстрый и безболезненный путь к могиле, чтобы трон заняла «законная королева». Глупцы. Эймонд тем же часом сдал двух неудачливых интриганов страже: всего лишь безземельные присяжные рыцари. Сиры Яспер Гармон и Лин Мордрейк могли лишиться своих глупых и нищих голов, но стараниями десницы отправились морозить подштанники на Стену. Сколько их единомышленников оставалось среди тех, кто падал на колени перед Эйгоном?       — И я, лорд Холлард из Сумеречного Дола, клянусь покорностью своему королю Эйгону из дома Таргариен! — произнес высокий усатый муж с тремя коронами и синими полосами на дублете.       «Теперь вы изменники, — думал Эймонд, пока лордики падали и вставали со своих скрипучих колен. — Все и каждый».       Их слова звенели, как безжизненные ярмарочные монеты, переливаясь между стенами, обитые бархатом и покрытые пылью. А в стране тем временем не было ни одного достойного короля.              Эймонд чувствовал, как его терпение иссякает с каждой минутой. Существует ли что-то более тягостное, чем наблюдать за самодовольством тех, кто так легко предает законную королеву Рейниру, из страха склоняясь перед Эйгоном? Он не мог не задуматься о том, какой ценой престол достался брату и их династии. Нарядные вельможи, склонившиеся перед престолом, выглядели как стадо овец, поджидающих своего пастуха. На лице принца волей-неволей возникла гримаса.       — Смеешься над Эйгоном или плачешь, что позволил ему дожить до этого дня? — принцесса Рейллис, занимавшая высокое место рядом, перебросила украшенную аметистами косу через плечо.       — Оплакиваю государство, — высокомерно возразил Эймонд. — Почему ты не под стражей, принцесса?              Они подождали, пока престарелого лорда Стокворта поднимали с пола. Старик не мог разогнуться без посторонней помощи. Когда следующий коленопреклоненный опустился перед троном Эйгона и стал читать заученную клятву, Рейллис холодно заговорила:       — Я упала на колени перед твоим братом первой, если хочешь знать. Поверь, в моем положении особенно выбирать не приходится, иначе наш новый король зарядил бы меня в требушет и запустил бы прямиком на Драконий Камень к сестрице, — Рейллис, если и была опечалена, то виду не подавала. — К тому же для всех безопаснее, если я останусь здесь, не разбалтывая Рейнире ваших секретов.       Принцесса уже наговорила на годовое заключение за оскорбление власти короля, но Эймонд слушал внимательно. Само собой, для них заложница Рейниры при дворе была подарком.       — Мой долг заключается в служении дому, — продолжала Рейллис, с шепота иногда перескакивая на повышенные тона, — даже если это значит, что я должна стоять под одним знаменем с теми, кто выбирает предательство вместо верности. Тебе не понять, что значит оказаться в центре шторма, когда каждое подозрительное облачко может стать ураганом.       Эймонд жадно вникал в ее слова, его ум пытался просчитать все возможные ходы — как на кайвассной доске, где каждый пехотинец в итоге может быть разменян на тактическое преимущество.       — Ты лицемеришь, Рейллис. Тебя, как и Рейниру, всегда привлекал блеск власти, — уверенно констатировал принц, словно пытаясь загипнотизировать сестру. — А теперь ты пытаешься маневрировать между тем, что зовешь долгом, и животным страхом. Как загнанная антилопа, — Рейллис на это лишь усмехнулась, сверкнув фиалками глаз.       — Я просто пытаюсь спасти то, что можно спасти. Стены Красного замка — не просто камни, они хранят наследие, душу и правду нашего рода. Ваша напряженная борьба за место на Железном троне и ложь перед глазами богов и людей приведет только к падению династии Драконов, Эймонд.       Эймонд почувствовал, как внутри него бушует буря, а ладонь сжалась у эфеса меча, он нашел себя растерянным, отчего разозлился. Рейллис так самоуверенна, так шутлива: она явно недопонимает, в какой переплет вляпалась.       — Ответишь честно, на чьей ты стороне? — допрашивающим громким шепотом спросил принц над самым ухом сестры. — Прямо сейчас.       — Легко, — она фыркнула.       — Легко сказать мне. А королю? Деснице? Совету? — настаивал в допросе Эймонд, и Рейллис беспечно улыбнулась. Прикрыв глаза, она замотала головой. — Рейнира не защитит тебя, — как дикий кот, зашипел Эймонд, губами задевая тонкие волосы на затылке сестры. От ее пушистой косы пахло весенней зеленью. — Отца больше нет, ты не замужем, а родная сестра будет считать тебя предательницей после всего этого… Ну как, все еще весело?       — …честно? — голос у Рейллис задрожал, Эймонду даже показалось, что в уголке ее глаз на секунду собрались слезы. Она обернулась, и, глядя брату в глаза, растроганно и печально прошептала: — Да, так еще веселее.       «Лицедейка несчастная».       Продать бы Рейллис бродячему ярмарочному каравану за мешок морковки, да и дело с концом. Пусть расцветят серебряные волосы тирошийскими красками, научат ее ходить на руках и жонглировать кинжалами, и в нищете принцесса Таргариен точно не умрет.       — Я не на чьей-то стороне, мой принц, — гордо, со смешинкой на дне глаз покачала головой девушка, подводя мысль к итогу. — Я на стороне справедливости, хотя тебе, сир драконий рыцарь, единственным глазом трудно будет разглядеть, что под этим термином подразумевается, — Эймонд заткнулся, на время остынув.       Рейллис была тонким и маневренным игроком, и ее слова содержали явную уловку, которую он не мог игнорировать. Возможно, сила ее изворотливого характера и природная женская осторожность заставляли ее искать укрытие в тени выгодного союза с Эйгоном, но Эймонд знал, видел насквозь: под ее спокойной внешностью хоронились тревоги и волнения. Вникнув в слова сестры, он понял, что та не просто кокетничает и юлит — за словами Рейллис скрывалось еще кое-что.       Жесткий расчет. Да, она была пленницей обстоятельств, в прямом и переносном смысле, но в ее браваде мерцало безрассудное мужество. Вот так, прогоняя вслух разные высокопарные рассуждения о правде, верности и морали, Рейллис в глазах Эймонда снова становилась той девчонкой, что в тринадцать лет смело спорит с отцом о политике на семейных ужинах и громче всех возмущается несправедливости заслуженного наказания. Он любил ее за эту черту.       Тем временем еще один вассал, лорд Сванн из Стоунхельма, произнес свою клятву с такой жаждой, что Эймонд не мог не отметить, что лицо лорда не посетила ни одна искренняя эмоция кроме отчетливой как туча на ясном небе алчности. Сванн поправил щегольскую бороду и, довольный собой, устремился подальше от трона. Эймонд наконец собрался с мыслям и вновь заговорил сестре в затылок:       — Ты полагаешь, что и мне будет легче, если я встану на твою сторону? — спросил принц с вызовом. — На твою «сторону без стороны».       — Как быстро меняется твое мнение, — мягко усмехнулась Рейллис. — Если у тебя есть план получше того, что на днях вы обсуждали с Эйгоном, то я с радостью его услышу. Но пока, как видишь, эта бездарная церемония прокладывает лишь путь к праведной гибели для всех присутствующих. И для нас с тобой, уже преклонивших колено, в том числе.       — Не преклоняла бы в таком разе, — ввернул Эймонд.       — Как ни странно, я доверяю чести короля, — просто ответила Рейллис. — Хоть и стоит она дешевле грязи, пока что это единственный мой вариант.       — «Пока»? Пока не найдешь способ переметнуться к Рейнире? — Эймонд закатил глаза и чуть было не наградил сестру вялыми саркастичными аплодисментами. — Скучно, такое уже было. Придумайте что-то еще, миледи.       — Лучше я буду полезной пешкой при дворе Эйгона, чем жертвой на его братоубийственном алтаре, — ответила Рейллис и наконец развернулась так, чтобы смотреть Эймонду в глаза. В глаз. — По крайней мере, у меня будет шанс.       На фоне жадности, страха и лжи, царивших в зале, Эймонд и Рейллис были двумя единственными, кто хоть и в перепалке, но звучали честно.       Если принцесса и была права, то только в том, что расставлять позиции в грядущей игре пора уже сейчас, и это будет в разы тяжелее, чем просто «выживать» и «иметь шансы» при царствовании отца, короля Визериса I. Эймонд заволновался и проглотил ком в горле, продолжать бесцельное общение с сестрой не хотелось, но чем-то ее общество так его манило, что сопротивляться порыву поговорить было трудно. К тому же очень хотелось сбить с принцессы спесь.       Эймонд вновь взглянул на своего брата, который все еще сохранял блаженную царственную улыбку на уставшем лице. Что-то в этом выражении Эйгона всколыхнуло в Эймонде непрошеный бунт — он вдруг понадеялся, что сможет обернуть заискивания придворных в свою пользу в обход их клятв, принесенных законному королю. И что за мысли лезут ему в голову рядом с Рейллис?! Принц кое-как удержался от плевка на мраморный пол.       — Ты действительно думаешь, что, раз ты поклялась Эйгону, он сдержит свои обещания о безопасности? Ты станешь простой разменной монетой, не более, — попытался он уколоть гордость Рейллис. — Эйгон, наконец, найдет тебе мужа, кого-нибудь из непокорных знаменосцев, чтобы привязать их к себе, или кого-то из межевых рыцарей-наемников после войны, чтобы наградить браком с драконьей принцессой, — мечтательно рассуждал он с целью охладить голову и осадить сестру. — Милость Визериса кончилась.       — А о милости Отто Хайтауэра мы все и так знаем, — закончила за него Рейллис.       — О ней я и толкую, — почему-то Эймонд злорадствовал, думая о будущем Рейллис при дворе брата-узурпатора. Зато она никуда от него не денется. — Или… Зачем же нам тратить Великого лорда на сестру изменницы? Кто принцессе больше по душе из свинок столичных земель, семилетний Масси или беззубый Росби?       Ее удар сделало опаснее увесистое серебряное кольцо с яшмовым, как ее дракон, чешуйчатым яйцом, впечатавшееся в щеку.       В глубине тронного зала ничего не заметили, но королева-мать пробуравила обоих смертельным взглядом, сир Отто же выразительно прокашлялся, призывая к тишине.       — Я не боюсь тени, Эймонд. — «А раньше ты называла меня маленьким принцем». — Я умею быть светом. А вот ты, похоже, выбрал другую сторону. Dohaerās naejot se dārys syt issa.       Принцесса присела в насмешливом коротком реверансе и ушла, придерживая юбки. А черные черепа драконов на стенах словно ухмылялись вместе с Эймондом. Публичную коронацию Эйгона в Драконьем Логове девушка, конечно же, пропустит, сославшись на больной желудок или еще на какую глупость. Но это не сильно волновало, не тревожило и точно не печалило Эймонда. И скучно без ее компании ему там не будет. Принц потер щеку.       — Hae ao vestrās, Рейллис, — бросил себе под нос Эймонд, когда спина сестры и ее серое платье с атласной шнуровкой скрылись из виду, и принцесса никак не могла бы его услышать.       Лорды и их клятвы вскоре подошли к концу, и все в тронном зале разминали затекшие плечи, зевали и звали мейстеров, чтобы разогнуть сложившихся вдвое стариков или вынести потерявших в духоте чувства леди.       Но начиналось самое тяжелое — пока на улицах города золотые плащи сгоняли в Драконье Логово простолюдинов, высокородные должны были добираться до места коронации своим ходом, и народ стал ломиться к выходам из замка, чтобы удачнее успеть занять свои носилки или подрезать чужого коня, что получше, в суматохе.       Эймонд зашагал к Эйгону: еще раз поздравить того с предстоящим событием, попросить дозволения сопровождать новоиспеченную королеву Хелейну в ее карете, возможно, отвесить какую-нибудь желчную шуточку — например, что у короля всю церемонию была расстегнута ширинка (что в самом деле было горькой правдой, а не комедией). Но Эймонд пожалел монаршего брата, ему и так досталось за весь день.       Эйгон Таргариен с лицом побитого мокрого щенка выглядел самым несчастным человеком в замке. Самый счастливый же, десница, сир Отто Хайтауэр, строивший столько многолетних козней, которые, наконец-то, привели его к этому дню, прямо сиял, ухмыляясь в жидкую колючую бороду. Он задержал Эймонда у ступеней Железного трона.       — Мой принц, — вместо приветствия произнес дед, склоняя голову ничуть не ниже, чем того требовал этикет.       — Сир? — Эймонд знал: деснице надо почаще напоминать, что он всего лишь какой-то младший сын, не настоящий лорд, хоть и второе лицо в государстве, и лордом никогда не станет. Принц выпрямился.       — Похоже, между вами и принцессой Рейллис разгорелся невидимый конфликт. Попрошу воздержаться от выяснений отношений на публике, народ не должен видеть распрей среди членов дома Таргариен.       Эймонд ради приличия изобразил улыбку, однако в душе понимал, что старый Хайтауэр не упустит шанса поучить его жизни. Принц стал нетерпеливо покачиваться взад-вперед, под повязкой на лице вдруг ни с того ни с сего дико засвербело выбитый глаз.       — Принцесса просто напугана, — позволил себе издевательский смешок Эймонд, — вот и несет невесть что. Из страха перед предложенным нами великодушием она не может чувствовать себя в безопасности и вполне ожидаемо переживает за свою голову.       — Наше великодушие действительно таково, внук. И прошу вновь, не запугивай девушку.       — Помилуйте, никто и не собирался, — Эймонд все-таки взбесился и очень некрасивым, и точно не приличествующим для высокого общества, жестом полез двумя пальцами под наглазник, чтобы почесать зудевший шрам.       Сир Отто брезгливо нахмурился этой картине, но смолчал, если и был недоволен.       — Рейллис всегда знала, как играть при дворе, не забывай, чья она сестра и чья дочь. Она не так глупа, как ты хочешь представить, и поверь, не так уж и запугана, хоть мы и контролируем каждый ее шаг, — десница сложил руки на груди. — Я лишь попросил сдерживать эмоции на публике, мир вокруг холоден.       Эймонд криво улыбнулся, отвешивая коротенький и бессмысленный поклон. Почти все придворные уже разошлись. За спиной шуршала подолом слишком скромного для будущей королевы платья Хелейна, и принц не преминул возможностью вцепиться в ее рукав, останавливая сестру. Вот и спасение от занудств сира Отто.       Пожав плечами, он бросил деду последнюю фразу, чтобы поскорее с честью уйти с королевой Хелейной к ее детям.       — Холод — это не то, чего боюсь я или Ее высочество. Мы Драконы. Страх жертвы, ненависть ко всем нам и сомнения в своей же родной крови — вот что заползает под кожу принцессы с каждым продвижением нашей партии вперед и с каждой нашей победой, — Эймонд задрал голову, вернул осанку, вытянувшись во весь рост. — Так или иначе Рейллис теперь зависит от короны и нашего интереса к милосердию, особенно, если хочет сохранить жизнь.       — Обоим вам, — тихо произнесла Хелейна, невольно втянутая в разговор мужчин, — скоро будет холодно, — она дернула брата за собой, как непослушного отрока, который не хочет идти по важным делам. — Идем уже, мой принц.