Dārilaros-Jaos: принц Верный Пес

То, что тебя бранят, — не твой порок.

Прекрасное обречено молве.

      120 г. от З.Э., девять лет назад

      Принц вцепился в поводья, как за самый последний спасительный шанс. Злые острия ветра резали ему щеки и мешали открывать глаза полностью, задувая в лицо, Эймонд прижал голову к груди, складываясь вдвое на спине Вхагар, и таким образом рулить ему приходилось чуть ли не вслепую. Рана на месте глаза еще не успела как следует затянуться, швы, наложенные мейстером Кельвином на Дрифтмарке, от потоков воздуха зудели и словно трещали, грозясь разойтись. Мальчику еле-еле хватало сил удержаться на спине дракона самому, дергать поводья было тяжело, мышцы изнывали от напряжения, но откуда-то у Эймонда одно за другим открывалось второе, третье, затем — и четвертое дыхание. Оторвав руки от упряжи, Эймонд вытянул их в стороны, отпуская Вхагар в свободный полет. Ему очень хотелось кричать, и только принц собрался открыть рот и завопить, вместо него, как будто читая мысли, голос подала Вхагар.       Именно в этот момент, когда его сердце колотилось в унисон с резкими движениями дракона, а его звонкий голосок слился с рыком огромного ящера, десятилетний Эймонд ощутил свою силу. Он вспомнил о злых языках, которые каждый раз, стоит принцу взмыть в небо на новоприобретенном драконе, ожидают его падения. Уже неделю он ежедневно поднимался в небо, не внемля увещеваниям матери и мейстеров. Принц всю жизнь ждал своего дракона, мечтал о нем, разве мог он разрешить себе проваляться в постели с повязками и примочками на глазу вместо того, чтобы объезжать Вхагар?       Постепенно слепое обожание огромной чудовищной драконицы, обида, что никто не оценил его героизма в ее приручении, страх опозориться и разбиться насмерть — все противоречивые эмоции, разом навалившиеся на Эймонда в это короткое время, стали синтезироваться в одно большое чувство, которое на долгие годы вперед станет фундаментом тяжелого характера Одноглазого принца. Мощный импульс гордыни, ярости и желания доказать всем и каждому, что с ним стоит считаться.       И не только дракон, как думал Эймонд, только что обретя его, делает из простого человека такого, которого боятся и уважают. Эймонд вскоре сам станет в разы страшнее своего летающего змея.       — Вхагар! — грозно кричал юный принц, и его мальчишеский хрипловатый голос, хотя и смешивался с налетавшими порывами ветра, все же звучал достаточно уверенно, чтобы суровая и вредная старая боевая машина по имени Вхагар его слушалась. — Lykemās!       Отвечая на его зов, драконица расправила крылья и бросилась вперед, пронзая тучи, а Эймонд, почувствовав, как благородная мощь Королевы Драконов сотрясает его тело, поверил, что врагами им с Вхагар не быть. Если она, древняя, злобная, известная своим дурным нравом, начинала слушаться его уже к концу первой недели, что связала себя с зеленым мальчишкой, насколько же великим союзом они с Эймондом станут спустя годы? Под ними простирался Черноводный залив, крохотными точками среди морской поверхности виднелись скалы Копий Водяного Короля. Громадная тень Вхагар величественно проплывала по водной глади. Эймонд вцепился в узду крепче, концы веревок, сеткой которых было обмотано тело Вхагар, больно лупили мальчика по ногам.       Каждый раз, когда он взлетал в небо на драконьей спине, принцу Эймонду казалось, что он достигает свободы, однако каждая посадка была печальной. Будь его воля, принц бы на всю жизнь пристегнул себя к седлу и отпустил Вхагар в свободный полет по миру, никогда не ступая на твердую землю. Настала пора снижаться. Взлетая или опускаясь к земле, Вхагар напоминала старую громадную ладью, бросающуюся на волны, и каждый такой рывок поначалу поднимал в груди Эймонда комок первобытного ужаса.       Жизнь среди драконов, наблюдение за тренировками Эйгона, Хелейны, Рейллис и племянников-бастардов, восхищение драконами взрослых членов семьи — это долгое время было частью личности Эймонда. Он подмечал, как легко другие Таргариены управляются со своими ящерами, как маневренно могли летать, и как драконы были послушны. От Вхагар такого не дождешься: ее сильные величественные крылья с огромной амплитудой рвали, а не плавно разрезали воздух, а каждый полет сопровождался оглушительным недовольным или яростным ревом. Но Эймонд ко всему привыкал.       После полета мышцы ныли сильнее, чем после любой из тренировок с сиром Кристоном. Юный Эймонд еще не приноровился даже слезать с высоты Вхагар так, чтобы не получать синяков и не растягивать связки, что и говорить о безболезненном полете. Пожилая драконица все равно периодически игнорировала десятилетнего мальчика на спине и делала, что хотела, плохо повинуясь приказам (и даже вежливым просьбам), она недовольно сотрясалась при взлете и посадке, будто нарочно прилагая усилия сбросить принца. Но каждый раз, пусть и с трудом, не так мягко, как получалось у других, опуская Вхагар на землю, Эймонд больше уважал, начинал лучше понимать ее и чувствовал, как растет его связь с драконом, и как она все менее враждебно относится к юному наезднику.       Он отряхнул черные перчатки, снял и заткнул за пояс, чуть вразвалку шагая по хрустящему гравию. Спина ныла, в ушах звенело, а руки и плечи мальчика словно окаменели, не поднимаясь выше уровня узды, которую Эймонд до сих пор будто бы держал в руках. Но несмотря на это, принц был счастлив относительно своего обычного слегка подавленного состояния.       Вхагар за спиной недовольно пустила дым, заваливаясь на заслуженный отдых у стен Драконьего Логова. Пара драконоблюстителей с опаской подобрались к ней, но любые попытки загнать Вхагар внутрь Драконьей Ямы изначально были обречены на провал: ей было тесно, она могла навредить молодым драконам из-за своих огромных размеров, а жарким дыханием Вхагар запросто могла бы расплавить каменную кладку стен.       Ее грузный силуэт сделался огромным вздымающимся холмом, и Эймонд смело хлопнул драконицу по горячему каменному боку, больше не боясь, что та оторвет ему руку.       — Ну и как тебе новая игрушка, мальчик? — Эймонд даже вздрогнул от неожиданности, хоть и плохо расслышал. — Не надоела? — принцесса Рейллис всегда говорила тихо, но как будто все вокруг нарочно замолкало, и ей не нужно было кричать, чтобы быть услышанной. — Сдается, королева Висенья на седьмом небе каждый раз бесится, видя, как ты летаешь на Вхагар.       Эймонд обернулся и встретился с испытующим и любопытным взглядом Рейллис. Он нехотя подошел к сестре, ощерившись, готовясь ответить заученной фразой, какой уже неделю в Красном замке отвечал всем, кто совал любопытный нос не в свое дело.       Он опустил глаза в пол, чтобы не смущать леди видом уродливого алого шрама, рассекающего лицо.       — Она не игрушка, принцесса, — немного нахально ответил Эймонд, поправляя волосы, смявшиеся и перепутанные под капюшоном плаща. — Вхагар теперь мой дракон. И между нами уже есть связь, как у настоящего драконьего лорда с его зверем.       — Как сентиментально, — смешливо закатила глаза юная девушка. — Ты действительно считаешь, что ваша так называемая связь чем-то отличается от связи… Например, шнурков на твоих ботинках? — на лице принцессы плясала полуулыбка.       Она кошкой растянулась на траве у Драконьего Логова, подставляя лицо солнечным лучам, и ее летнее белое платье будто светилось. Рядом с принцессой переплетом кверху лежала потрепанная книга «Возлюбленные королевы Нимерии» — самое естественное чтиво для благородной леди ее возраста.       Эймонда всегда обижало, что Рейллис не относится к нему серьезно. Вот же он, покорил самого древнего и крупного дракона в Вестеросе и в целом мире, а старшая сестра, к которой мальчик испытывал что-то смежное между восхищением и недоверием, все еще смотрела на него, как на неудачливого печального ребенка. Позади «пасся» сир Уиллис Фелл, весь вспотевший под тяжелой белой броней, который отошел чуть дальше, чтобы не мешать приватности разговора особ королевской крови.       — Вхагар выбрала меня, моя принцесса, — упрямо продолжал калечный одноглазый принц. — И, боги судят, она могла убить меня, даже не двигаясь с места в ту ночь, и…       — Тише, — и Эймонд тотчас же замолк.       Рейллис пары месяцев не хватало до шестнадцати лет, она была почти взрослой женщиной, и как бы Эймонд не хотел держать лицо, он все равно немного робел, оказываясь с ней наедине. В ее светлых фиолетовых глазах плескались искорки остроумия, а губы слегка приподнялись в насмешливой, но теплой и подбадривающей улыбке.       Принцесса обладала такой харизмой, что окружающие словно невольно останавливались, чтобы ее послушать. Прекрасная, умная, известная непростым характером. Взрослые мужчины уже интересовались ей, а мальчишки роняли челюсти, когда та обращала на них внимание. Эймонд тоже всегда поддавался магическому очарованию сестры. Сейчас он старался просто не смотреть на ее грудь под тонким кружевом.       — Ты думаешь, я одна из тех, кто будет осуждать за то, что хоть кто-то при этом дворе набрался смелости взять свое? — Рейллис усмехнулась, приподнимаясь на локтях. — Теперь все говорят о тебе с ужасом, разве это не должно восхищать?       — Должно, — ему было нечего сказать, поэтому болезненные речи полились изо рта принца сами собой, — но до этого дня все вокруг тявкали так, словно я не приручил свободного дракона, как настоящий валирийский лорд, а своими руками убил леди Лейну, чтобы украсть его.       — И они будут говорить это до самой твоей смерти, маленький принц. Какая тогда разница, если Вхагар все равно твоя? — она опять хихикнула, с жестоким интересом и без тени жалости или сочувствия, смотря прямо на искалеченный глаз Эймонда. — И ты не забудешь, какую цену заплатил за чужие домыслы. Ах, Эймонд, ты всегда слишком серьезен. Ты ведь не думаешь, что чего-то добьешься в этой жизни, скромно прячась в тени? Ты же не какая-то жертва.       Неожиданно. Юный принц глупо моргнул, в естественной привычке, с которой не так легко было проститься, сощурив выколотый глаз с зашитым веком и бугрящейся под швом кожей. Теперь он по-настоящему проглотил язык и замер, застеснявшись правды, о которой говорила сестра.       — А ты когда-нибудь думал, — продолжила Рейллис, не замечая, или вежливо делая вид, что не замечает смущения Эймонда, — что драконы не только символ власти Таргариенов, они ведь несут с собой свободу. Олицетворяют ее, — она пустилась в размышления, приподнявшись на локтях: — И ты, принц, всякий раз, когда летишь высоко-высоко над землей, оставляешь за собой все эти слухи и осуждения. Ты должен так делать. Ты становишься частью чего-то большего, чем просто человек верхом на магическом змее.       Из всего сказанного Рейллис Эймонд вычленил только немногое, оглушенный близостью к ней: принцесса общается с ним, словно с несмышленым ребенком, хоть и завуалированно подметила и похвалила его успех.       Он не знал, как реагировать на ее слова. Рейллис, казалось, была уверена в себе настолько, что ни на мгновение не сомневалась в своем праве думать иначе, и Эймонд заражался высказанной ею моралью. Тонкая ткань легкого платья, контрастировавшего с ее по-девичьи милым, но властным и сильным образом, казалась ему непреодолимой преградой между ними, хотя и невидимой. Мальчик до самых ушей залился краской, что было ему совершенно не свойственно, и сделался похож на спелый помидор с лохматой серебряной охапкой волос.       В подтверждение слов Рейллис за их спинами раздался громогласный рев Вхагар, которая вытянула шею, устраиваясь поудобнее. Силуэт дракона на фоне стен Ямы действительно выглядел впечатляюще, и оба, Эймонд с Рейллис, залюбовались ее гротескным величием. Принц кивнул.       — Не позволяй запутать тебя в собственных страхах, ānogar hen issa ānogro, — шепнула Рейллис. — Ты сам пишешь свою историю. Каждый полет, каждая битва — твой выбор, и ничьи слова не могут изменить этого. Хорошо?              Эймонд осторожно взглянул на старшую сестру, и в ее глазах он увидел неуемную силу, которая вселила в него уверенность.       Может быть, в небесах действительно можно было найти свободу, а Вхагар стала ключом к этому. Возможно, у Эймонда появился шанс стать самим собой, вне тени осуждения. Рейллис знает, что говорит — ее Дараксес был еще очень молодым в сравнении со ста восьмидесятилетней Вхагар и буйным и непослушным рядом с другими хорошо обученными ящерами Таргариенов, но он прямо-таки иллюстрировал собой понятие «Свободен как дракон», Эймонд верил в это.              — Хорошо, — легко сказал он. — Пусть все говорят о моих падениях, если хотят. Скоро Семь Королевств увидят, как мы с Вхагар взлетим выше всех!       Рейллис тепло улыбнулась, и ее глаза засветились сиреневыми звездами. Была в ее выражении лица какая-то тень снисхождения, но Эймонду это уже стало неважно.       Принцесса была похожа на утренний свет, на лепестки кувшинок, на чай с травами и на песню про Джонквиль. Ее волосы, убранные растрепавшейся жемчужной короной косы, щекотали щеки и лезли на лоб, и сейчас юная девушка представляла собой очень живописное зрелище, будто была миражом, иллюзией. Между пальцами она обрывала и перебирала стебельки мятлика.       — Отличный настрой, вот так и продолжай, — Рейллис подняла с земли свою книгу и пролистала страницы, всем видом показывая, что общество брата начинало ей наскучивать. — Вхагар не только дракон, а часть тебя, хоть ваша связь и существует только в твоей голове. В общем, будь собой, Эймонд, и хватит столько хмуриться, а то состаришься раньше положенного, — хихикнула она над излишне угрюмой физиономией мальчика.       — Спасибо, принцесса.       Эймонд коротко, но с достоинством, как учила мать, поклонился, шаркнул по гравию и зашагал вон, оставив беседу без логического финала. Она говорит с ним честно, смотрит с теплом и пониманием, говорит воодушевляющими речами, и пока еще единственная, кто не полил принца помоями за выходку с Вхагар, пока тело бывшей наездницы только-только коснулось морского дна. И глаза у Рейллис красивого фиалкового цвета… Мальчишка плюнул на землю. Да, только ради одного ее доверия он должен стать великим воином.       Он ускорил шаги, оставляя за собой солнечные лучи и мечты о высоких небесах. По пути к Красному замку по улицам города принца сопровождал сир Рикард Торн, они шли пешком, вдыхая незабываемую вонь столицы, которая сегодня даже не раздражала. Эймонда ждала первая после похорон леди Лейны и той судьбоносной ночи тренировка под руководством мастера над оружием, который и с учетом почтенного возраста не делал поблажек никому, даже королевским отпрыскам. Внутри замка коридоры служили естественной преградой для воображаемых врагов Эймонда. Обрамленные резьбой двери, ведущие в пустующие залы и палаты, приветствовали его как старого знакомого. Принц несся ко внутреннему двору решительный, несгибаемый и грозный, воображая себя сказочным драконом, расправившим крылья.       Лязг стали, крики, вытоптанный и чувствительный грунт площадки вскоре целиком поглотили мысли принца. Замковые мальчишки его возраста лупили палками соломенные кинтаны, парни постарше, готовившиеся в оруженосцы, молотили друг друга затупленными мечами, даже парочка совсем юных зеленых рыцарей оказалась в тренировочном дворе: они наскакивали на мишени с копьями.       Эйгона не было видно, зато платиново-золотой затылок принца Дейрона Эймонд заметил сразу. Мальчуган неловко, но точно и сильно размахивал своим деревянным мечом, чуть ли не падая вслед за ним — все сходились на мнении, что из шестилетнего Дейрона вскоре вырастет блистательный воин, столько усердия он прилагал к обучению воинскому искусству. Скоро, может, в ближайшие годы, принца отправят на воспитание к их родственникам Хайтауэрам в Старомест, как говорит мать, и Эймонд немного расстраивался этому, ведь они с младшим неплохо ладили.       — Дейрон! — крикнул Эймонд с другого конца двора. Он выбрал в груде сваленных мечей тот, что был по руке, подобрал второй и подошел к брату. — Что делаешь? Упражняешься с палкой или готовишься стать объектом насмешек? Ты же принц крови, ты Дракон. Бросай свою деревяшку, — Эймонд протянул ему второй меч. — Возьми этот.       — А ты? — спросил маленький Дейрон, широко улыбаясь. Он все же поменял меч и теперь крутил в руке новый, примеряясь к его весу. — Как же ты будешь теперь сражаться без глаза? — искренне поинтересовался мальчуган, даже не думая, что может задеть этим Эймонда.       — Уж получше тебя, — со смехом ответил Эймонд и ложным выпадом с подножкой тут же разоружил брата, заставив того хлопнуться на землю.       Мальчишки засмеялись, и краткий миг веселья легко смыл груз переживаний Эймонда. С остальными парнями они начали с быстрой разминки под руководством мастера, нестройной шеренгой пробежали несколько кругов по двору, каждый тренировочный удар давал возможность продемонстрировать силу и точность.       Вскоре кто-то из домашних рыцарей заорал о поединках, другие поддержали, третьи уже раззадоривали друг друга, и вот, все от мала до велика уже разбивались на пары, чтобы сразиться в тренировочном бою. Эймонд, не зная, кого вызвать на поединок, чуть расстроился, но не без капли злорадства: он подумал — как жаль, что племянников Стронгов, особенно Люцериса, больше не было в замке, а то он с удовольствием набил бы им рожи. Принц стоял в кругу, сосредоточенный, словно камень, выброшенный на гладь воды, вызывая волны свободного выбора. Он знал, как сложно теперь будет сражаться, как все будут хотеть уколоть его в слепое пятно, и грядущие трудности только распаляли уверенность.       Каждый присутствующий был полон желания посоревноваться, каждый в будущем мечтал о рыцарской славе, а Эймонду сегодня только хотелось хорошенько подраться.       Наобум он на правах принца крови выбрал себе в противники длинного, как жердь, оруженосца Читтеринга — таких, как он, вторых и третьих сыновей лордов Королевских земель, которых лорды познатнее пренебрежительно звали «комнатными собачками», в замке было полным-полно.              — И пусть в этот момент в вас не останется места для страха, — произнес мастер над оружием, и Эймонд, взяв наперевес полуторный тренировочный меч, двинулся в атаку, глядя на оппонента снизу вверх.              Каждый шаг вперед был острее заточенного клинка. Читтеринг размахнулся, сильно ткнув принца в бок, Эймонд на это парировал уколом в подмышку, проглотив первые порции боли. В этом поединке, полном смеха и гудения стали, он не только сражался с противником, но и с собственными мыслями. Читтеринг, высоченный, но ловкий, придерживался одной проверенной тактики, стараясь кружить вокруг Эймонда, как пчела над маковым цветом.       Однако все еще в глубине сердца принца пряталось самое основное желание: стать тем, кем он должен быть. Не просто принцем и воином, но и защитником, способным не только управлять драконом, но и управляться с оружием, которое уже стало частью его судьбы, но и стать примером для Рейллис. Эймонд сделал шаг назад, как будто готовясь к отступлению, но это был лишь хитрый маневр. В ту самую секунду, когда противник, обманутый этим движением, решил нанести новый удар, Эймонд с головой прыгнул вперед, сократив дистанцию межу ними. Удары мечей свистели, и принц одним движением вывел Читтеринга из равновесия. И тогда, под звуки громогласного хохота толпы, принц резко изменил тактику, позволив самому Читтерингу сделать первый, предшествующий финальному удару, выпад.       Ловкость и реакция драконьего воина сделали свое дело: Эймонд увернулся, перехватив меч противника, и направил его движение в сторону, оглушая Читтеринга.       Доверие прекрасной и недостижимой принцессы придавало Эймонду сил, и он почувствовал это, когда сразил своего противника, оставляя его на земле со ртом, полным грязи.       — Отлично, мой принц, — выплюнув землю, сказал Читтеринг. Парень хотел сказать еще что-то, но Эймонд уже не слушал: он бросил тупой меч так, что тот стукнул прыщавого Читтеринга по макушке, и ушел со двора.       Эймонд знал, что его путь только начинается, что всю дальнейшую жизнь он будет оттачивать и полировать свой характер, как меч. Он покажет, кем является, больше не станет терпеть насмешек и унижений, станет рыцарем, станет лучшей версией принца-солдата, и теперь ему надлежит научиться не только с достоинством проигрывать, чего с лихвой хватало раньше — но и побеждать. Вся одежда принца пропотела и слегка пахла гарью и щелочным драконьим дыханием еще с дневного полета, мышцы ныли. В бесконечном королевстве метаний и борьбы судьба привела его к Вхагар, а уж к Рейллис Эймонд когда-нибудь приведет себя сам.