Ромком

Самое лучшее в своей жизни, что мог сделать Сынмин — это игнорировать существование Феликса. Он не определился до конца, на что обижается: за то, что из-за друга он вообще познакомился с Чаном, или из-за того, что тот заставил его прийти в дьявольскую квартиру, или из-за того, что прервал поцелуй, и теперь Сынмин чувствует себя использованным. Тем не менее вид «не» обиженного друга делал качественный. Сидел он теперь с Кан Ёсаном, который сильно удивился таким переменам и вежливо уточнил, поссорились ли они с Феликсом. На что Сынмин ответил, что нет, они просто друг от друга отдыхают. Феликс же бесился и сверлил друга глазами, а в перерывах пытался выловить в коридорах. Писал сотни сообщений в день: почему Сынмин его до сих пор не заблокировал — неизвестно. Так продолжалось с неделю, под конец которой Сынмин стал уставать от вечных пряток, а ещё немного признавал, что соскучился по своему балбесу и его наличию в своей жизни. Сынмин возвращался с дополнительных занятий домой. Каково же было его удивление, когда у дверей квартиры обнаружил сидящего на полу Феликса, прижавшегося головой к стене и, кажется, спящего. Сынмин громко прочистил горло и невозмутимо стал открывать замок. Звук разбудил Феликса, и тот подскочил как ужаленный, сразу же цепляясь за руку другу. — Сынмин-аа, пожалуйста давай поговорим! Я не знаю, что я натворил, но извини меня за всё. Я больше никогда-никогда так не сделаю! Можешь хоть до конца жизни называть меня Ёнбоком, только прекрати уже меня игнорировать! — Заходи, — только и отвечает Сынмин. Феликс радостно протискивается в квартиру. Сынмин соврет, если скажет, что ему было неприятно. Ему было чертовски приятно, потому что ещё со вчера заметил, что пыл Феликса поубавился и он больше не искал встреч. А это означало, что тот опустил руки и помириться они теперь вряд ли смогут, потому что самому подойти Сынмину мешали гордость и невыносимость. — Я на тебя не злюсь, — по крайней мере уже, — решил, что нашим отношениям нужна встряска. — Нет, больше никаких встрясок! — мотает головой Феликс, проходя вслед за другом и боясь его упустить из виду, словно тот сейчас испарится вновь, — мне так фигово не было даже когда девушки бросали. Сынмин на это ничего не отвечает. Они располагаются на кухне, где заваривают себе лапшу и спокойно разговаривают о событиях недели, обходя неприятную тему стороной. Сынмин благодарен Феликсу, что тот не поднимает вопрос о застанной врасплох той сцене на кухне. Друг домой не торопится. Они сидят на диване и Феликс коалит Сынмина всеми конечностями, словно подпитываясь за всё то время, что они не обнимались. — Ты на автобус не опоздаешь? — беспокоится Сынмин, поглядывая на часы. — Не. Там у хёна встреча какая-то сегодня. Не хочу мешать. Сказал, что ближе к одиннадцати они разойдутся, а доеду на метро, — отмахивается Феликс, укладывая голову на плечо окаменевшего Сынмина, — я, кстати, посчитал это знаком. И решил подождать тебя у твоих дверей, и если ты меня и здесь отвергнешь, значит, не судьба. Сынмин лохматит волосы Феликса и тот жмётся к нему сильнее, размягченный лаской. Встреча значит. Интересно, какого толка. Вряд ли просто дружеская, для такой не стоило выгонять Феликса до конца дня. Мысли мерзко крутятся в голове, одна темнее другой. Феликс чувствует, как меняется состояние друга, обеспокоенно приподнимается, вглядываясь в лицо. — Я что-то вновь не то сказал? — Нет, всё в порядке. Задумался о своём, — качает головой Сынмин, прижимаясь щекой к соломенным волосам. — Сынмин-а, а можно спросить? — судя по затаившемуся дыханию, спрашивать Феликс собрался что-то неприятное, а Сынмин не хотел терять только что обретшего друга. — Нет, — резко. — Ладно, — сдувается Феликс. Сынмину становится его жалко, и он делится одной мыслью, что крутилась у него в голове всю неделю, пока он сидел на занятиях не с другом. — Я хочу пригласить Ёсана на свидание, — произносит и губу закусывает. Потому что в голове эта фраза звучала лучше, а сейчас очень смущающе. — Что?! — подпрыгивает Феликс и вылупляется своими круглыми глазами. — Кан Ёсана? С которым ты просидел всю эту неделю, пока меня динамил?! — Его самого, — Сынмину почему-то смешно с его реакции, — он милый, и добрый. У нас много общего, как оказалось. — Он хотя бы по парням? — хмурится Феликс. — Да, как раз мы и начали с разговора о бывших, — кивает Сынмин, — а там слово за слово и потянулось. Мне кажется, такой парень мне и нужен. Сынмин немного кривил душой, в мечтах ему был нужен другой парень, но он понимал, что мечта недосягаема, а Ёсан действительно милый, заботливый, приятный молодой человек, который подходит ему по всем параметрам. По сморщившемуся лицу Феликса Сынмин понимает, что тот не согласен с последней фразой, но молчит — боится опять поссориться. — А кто его бывший? — Я не запомнил. Но не из нашего университета. — М. Феликс снова укладывается на Сынмина, прижимаясь ухом к месту, где бьётся сердце, словно хочет проверить друга на ложь. — Я не общался с ним, поэтому ничего не могу сказать, кроме того, что он красивый. — Если всё удачно сложится, то я вас познакомлю, — обещает Сынмин, и Феликс кивает. Они сидят так ещё некоторое время и в половину одиннадцатого друг уходит, на прощание крепко обняв и прошептав на ухо «я скучал». Сынмин отвечает уже закрытой двери. — Я тоже. — Складывается всё удачно. Ёсан соглашается сходить на свидание, и Сынмин вызывает Феликса к себе, чтобы тот помог ему принарядиться, потому что сам паникует и не знает, что на себя натянуть, чтобы выглядеть привлекательно. Феликс перерывает весь гардероб, попутно обзывая каждую вещь безвкусной тряпкой, и не находит ничего подходящего. — Так, бери вот эти пару джинс и рубашку. И пошли ко мне. Я перетащил из дома свой парадно-выходной гардероб, там и подберем тебе что-то приличное, — по испуганному взгляду Сынмина он кое-что понимает и добавляет, — хёна не будет до вечера. У него тренировка. Это утешает, поэтому Сынмин разрешает себя затащить в дьявольскую квартиру. Они тратят час на то, чтобы подобрать вещи, затем Феликс вынуждает его помыть голову и сам делает укладку. От макияжа Сынмин сначала отнекивается, но его буквально берут в заложники, а затем садистки тыкают в него кисточкой. Спустя два часа плодотворных попыток и пыток, Феликс удовлетворенно рассматривает свою работу, не может удержаться и хлопает друга по заднице, туго обтянутой темными джинсами. — Блин, теперь тоже хочу с тобой пойти на свидание, — ноет Феликс, падая на кровать, — может мне и пойти? Наблюдать за вами? Вдруг тебя утащит кто-нибудь, кто не Ёсан. Сынмин фыркает и придирчиво оглядывает себя в напольном зеркале. Ладно, он готов признать, что Феликс сделал из него красивого человека: красиво уложил челку и немного приоткрыл лоб, пожертвовал своим любимым удлиненным черным пиджаком из приятной почти атласной ткани и парой аксессуаров в виде длинной подвески и кольца. Сынмин пробовал надеть под пиджак рубашку, потому что стеснялся слишком открытой шеи и ключиц — вырез был удлиннёным, но Феликс его отговорил, и ещё сверху нацепил на талию тонкий пояс. Макияж в глаза не бросался, скорее просто выделял глаза и делал тон кожи более ровным. От блеска Сынмин отказался (единственное, что удалось отстоять), потому что его губы были и такие яркие, а делать ещё ярче он не собирался. — Сиди тут, затворник! Я и сам справлюсь, — Сынмин показывает другу язык и выходит в коридор, чтобы обуться. Через полчаса ему надо быть на остановке метро. Феликс, идущий следом, открывает рот, чтобы что-то произнести, как в квартире слышится проворачивание ключа, а затем открывается дверь и впускает внутрь второго хозяина. У Сынмина все холодеет внутри, он застывает на месте, успев поставить ногу, чтобы не упасть окончательно. — Ой, хён, ты чего так рано? — слышится нервный голос позади. — Да там что-то с бассейном, нас отпустили, — отвечает Чан, закрывая дверь, он отбрасывает спортивную сумку, скидывает обувь и только тогда поднимает взгляд. Чтобы увидеть замершего посреди коридора Сынмина и замереть самому, — а ты... а вы... кхм. Чан давится словами, жадно вглядываясь в стоящего в пяти шагах от него Сынмина. Выровнять тон тоналкой было хорошей идеей — не виден румянец, появившейся от пламени в глазах напротив. — Я помогал Сынмину на свидание собираться. Скажи, красивый? — Феликс огибает застывшего друга и указывает на него рукой, довольный, что его работу оценили по достоинству. Может, ну его, этот факультет социальных наук и податься в стилисты? — Очень, — голос Чана шуршит хрипотцой. Он всё ещё смотрит на Сынмина, Сынмин смотрит на него. Феликс смотрит на обоих и улыбается. — Я пойду, — наконец, отмирает Сынмин. Он не хочет опаздывать и заставлять Ёсана ждать. И не хочет оставаться в квартире ни на минуту рядом с Чаном. Чан пропускает вперед, наклоняясь немного вперед, чтобы вобрать носом аромат — что-то из коллекции Феликса, Сынмин позволил пшикнуть на себя пару раз. От этого движения Сынмина ведёт, он трясущимися руками помогает себе надеть кеды и выпрямляется. Феликс всё ещё стоит посередине коридора и светится счастьем, довольно оглядывая результат свой работы. — Удачи! — шлёт он ему поцелуй, — вечером жду подробности. — Если всё пройдет удачно, то подробности будут с утра, — подмигивает ему Сынмин и случайно натыкается на хмурый взгляд Чана, что стоит ближе, чем Феликс — в двух шагах, и от него буквально несет силой и напряжением. — Пока, рад был увидеться. И выпархивает из квартиры, плотно закрывая дверь, а затем прижимаясь к ней спиной, чтобы перевести дыхание, проморгаться и пойти вызывать лифт. У него не так много времени до встречи. — У Сынмина было не то чтобы много свиданий, чтобы сравнивать и выбирать лучшее, но с Ёсаном оно было точно одним из самых запоминающихся, но ни к чему не привело. Под конец дня, когда они гуляли по набережной, Сынмин понял, что с Ёсаном хочется дружить, вот как с Феликсом, потому что, он уверен, друг из него отличный. Да и парень, наверное, тоже отличный, но Сынмину не подходит, как бы он себя не уверял в обратном. Ёсан провожает его до дома, но в квартиру не заходит: Сынмин даже выдыхает с облегчением. — На второе пойдем? — спрашивает он, зажмуривая один глаз, считая, что примерно так выглядит кокетство. — А ты сам хочешь? — мягко улыбаясь, спрашивает Ёсан. Кажется, он тоже понимает, что их дорожки не идут рядом. — Я бы хотел с тобой дружить, — сдаётся Сынмин. — Я бы тоже. Вот так грустно заканчивается свидание. Они обнимаются у подъезда, и Ёсан — милый, добрый, красивый Ёсан — машет ему рукой и уходит к остановке. А Сынмин не спешит идти в квартиру, он идёт в парк у дома, усаживается на скамейку и пишет сообщение Феликсу, что свидание прошло. Тот перезванивает мгновенно. — И как? Так быстро? Ещё даже десяти нет! — тараторит друг. — Хорошо, быстро. Решили остаться друзьями, — в динамике воцаряется молчание, и Сынмин поясняет, — возможно он действительно не тот, кто мне нужен. Но друг из него такой же отличный, как и ты. — Эй! — Хорошо, лучше тебя нет! — в динамике слышится довольный смех, — он на уверенном втором месте. — Макияж не размазался? — интересуется Феликс. — Нет, держится лучше наскальных рисунков, — Сынмин подставляет лицо небу, чтобы ветерок обдул горячую шею. — Может, я приеду и мы таки устроим второе свидание? — игриво дышит Феликс, Сынмин наяву видит, как друг шевелит бровями, — чего такому добру пропадать? — Хватит, ко мне подкатывать! — смеётся Сынмин, но на самом деле ему приятно. Потому что впервые он чувствует себя красивым, и ему лестно, что Феликс думает так же. — Пф, недотрога, — перед следующий фразой Феликс выдерживает паузу и спрашивает осторожно, — может, к нам приедешь? Я помогу снять макияж, а ты переоденешься, чтобы потом с вещами не мотаться. Первым импульсным желанием у Сынмина было сказать «нет, ни за что! больше не затащишь!», но он вспоминает взгляд Чана, и где-то под ложечкой сосет. Хочется для кого-то побыть красивым ещё. Ёсан сказал ему с десяток комплиментов за вечер, заставляя краснеть каждый раз, и даря ему фантастическое воодушевляющее чувство легкости, свободы и веры в себя. — Я запру хёна в комнате, чтобы не выходил, — молит Феликс, правильно оценивая заминку. — Хорошо, я приеду. Феликс с восторженным визгом отключается, а Сынмин глупо улыбается небу, сидит некоторое время, и встаёт. Ветер становится сильнее, а шея ничем не защищена. Добирается до квартиры Феликса Сынмин быстро, но около двери мнётся с пару минут, решаясь постучать. Его мысли скачут от «уйди отсюда пожалуйста» до «зайди ты уже поскорее». Второе побеждает и он стучится. Дверь открывает не Феликс. Чан в домашней оверсайз футболке (спасибо, что не голый!) и серых штанах, он выглядит удивленно, но пропускает трепещущего Сынмина внутрь. — Феликс! — кричит Чан назад, взглядом намертво приклеиваясь к вырезу пиджака. Теперь Сынмин понимает, что чувствуют девушки, когда мужчины пялятся на их грудь. Феликс выскакивает ужом из ванной. На нем уже пижама и пальмочка на волосах, а во рту зубная щётка. Больше 15 лет не дашь. — О, проходи, Сынмин-а, я сейчас. Пять минут, — он снова юркает в ванную, откуда слышится бульканье и звук льющейся воды. Сынмин разувается и делает осторожный шаг вперед. Чан стоит рядом, не шевелится. Вообще бы он мог уже уйти к себе: дверь открыл, соседа оповестил, но он стоит и смотрит. Так смотрит, что плавит все запасы железа в организме Сынмина своим взглядом. Ёсан так не смотрел. Точнее возможно и смотрел, но Сынмин так не плавился и не чувствовал себя какой-то богической моделью, как сейчас, когда чужой взгляд ласкает его фигуру, как волна морской берег. — Как всё прошло? — позволяет себе вопрос Чан, после сглатывая. — Хорошо, — пожимает плечами Сынмин, откидывая челку назад. Вот укладка хуже всего сохранилась — ветер сильно её растрепал, и теперь волосы лезли в глаза. Когда Сынмин поворачивает голову, то замечает, как Чан смотрит на его шею, не мигая. — Я рад, — кашлянув, отвечает Чан, кивает самому себе на какой-то вопрос, и, наконец, двигается с места, чтобы уйти в свою комнату. Как только дверь закрывается, Сынмин вздыхает спокойно и доходит до комнаты Феликса. Пока друга нет, Сынмин аккуратно и с какой-то нежностью снимает вещи с себя, перекладывая их на напольную вешалку, и переодевается в оставленные свои. Он усаживается на кровать, когда в комнату заходит Феликс. — Расскажешь подробнее? Сынмин молчаливо смотрит на незакрытую дверь. — О, не переживай. Хён всё равно в наушниках, либо играет, либо учится. Эти аргументы не успокаивают Сынмина, тем не менее он решается на рассказ, пока Феликс усаживается напротив с пузырьками и ватными дисками и постепенно снимает с него красивое лицо. — Оу, прям так и сказал? — удивляется Феликс, когда Сынмин говорит про «а сам ты этого хочешь?», — Нормальный парень. Советуешь? — Эй, я не хочу, чтобы мои друзья встречались, — смеётся Сынмин и пихает Феликса в бок кулаком, — найди себе другого. — Почему? — Потому что вы забьете на меня и будете посвящать время друг другу. А я эгоист и буду плакать в уголке, — безмятежно отвечает Сынмин, вытягивая ноги. Это действительно так: он с одной стороны безумно желает, чтобы Феликс нашел себе кого-нибудь, с другой стороны со страхом этого ждёт, потому что тогда их общее время сильно сократится. — Я тебя точно не брошу, Сынмин-а, — убрав пузырьки и грязные диски под кровать, Феликс налетает на него с объятиями, душит, щекочет и улыбается, слушая лающий смех. — Оставайся на ночь, — вдруг просит Феликс, после бесилова укладываясь рядом. — Я дам тебе пижаму. А то стыдно тебя гонять, а мне приятно проснуться с тобой под боком. Сынмин кивает, прикрывая глаза и растворяясь в тепле друга. День и вечер, несмотря на неудавшееся свидание, были хорошими, и возможно самыми счастливыми в жизни Сынмина за последнее время. Сознание подкидывает зацикленные картинки с подготовкой к свиданию, отражением в зеркале, добивая всё это картинкой застывшего в дверях Чана. Легкая дрожь сотрясает колени от вновь нахлынувших эмоций, как тогда в коридоре. Сынмин хочет считать, что Чан пусть на мгновение, но подумал, что он красивый. Феликс делится своей пижамой с цыплятами, и отправляет чистить зубы, пока сам ищет плед и вторую подушку. Сынмин смотрит на себя в зеркале и чувствует разочарование — сейчас он и вполовину не так хорош, как ещё час назад. У него нет проблем с самооценкой, только стопроцентное зрение, показывающее ему, что он не идеален и обычен в своей внешности. Таким красивым, как Феликс, ему не стать. В момент, когда Сынмин сплёвывает в ванную, которую забыл запереть (он привык не запираться, так как живет один), кто-то заходит, и Сынмин застывает сурком, пялясь на вошедшего. У Чана на голове наушники, поэтому он не сразу понимает, что ванная занята. — Ой, прости. Не думал, что занято, — смущается, снимая наушники. Сынмину стрёмно. Он без макияжа, со следами зубной пасты на губах и весь взъерошенный из-за растрепавшейся укладки, стоит в пижаме с желтыми цыплятами. Писанный красавец. Только вот Чан смотрит на него так же, как смотрел ещё недавно в коридоре, и несколько часов до этого в том же коридоре. Сердце гулко стучит, отдавая белым шумом в ушах. Дверь в ванную закрывается, отрезая путь отступления. — Сынмин-а, — вдруг произносит Чан, опуская наушники на столешницу рядом с раковиной и подходя ближе. Сынмин бедром упирается в ванную, а в руках, как меч, сжимает зубную щетку, — я думаю, нам надо обсудить кое-что. Кое-что. Не дождавшись какой-то реакции, Чан проводит рукой по волосам и морщится. Разговор, очевидно не из приятных и для него тоже. Сынмину становится дурно от того, насколько маленькая эта комната, и как душно здесь становится с каждой секундой, лишая его воздуха. — В общем, — пауза, — ты разозлился на Феликса из-за моих... действий? Что, ему неприятно произносить слово «поцелуй»? Сынмин кусает губу, не зная, как ответить так, чтобы было честно и после этого не сгорела душа. — Да. Это было неожиданно., — Чан кивает и, кажется, немного грустнеет, поэтому Сынмин пытается исправить ситуацию, — но всё остальное, что я кричал, в целом правду отражало. — Насчет? — Чан или действительно не понимает или делает вид, что не понимает? Приходиться собрать все силы для ответа. — Ну, — смущенная пауза, — про то, что поцелуй был восхитительным, — сердце барахтается где-то в желудке, — да я кричал, возможно, чуточку гневно, но это было правдой. Грустная тень на лице сменяется застенчивой улыбкой, которая Чану, оказывается, очень идёт и делает младше лет на пять. Хочется потрепать его за щёки. — Спасибо. Прости меня за моё поведение, такого больше не повторится, — Чан поворачивается и тянется к наушникам, чтобы забрать их и выйти, как кто-то невидимый тянет Сынмина за язык. — Да, лучше в следующий раз спросить, — он не имеет ничего такого (действительно ли?), просто нужно что-то сказать, чтобы заполнить пустоту, хотя в реалиях этой комнаты пустоты не существует — всё забито плотным напряженным воздухом. Рука Чана замирает над наушниками, а сам он поворачивается обратно. Сынмин икает, прижимая щётку к себе ближе, задняя часть тела начинает пригорать как тогда на кухне. — Сынмин, — тихо и проникновенно. — Могу я тебя сейчас поцеловать? — Зачем? — сдавленно хрипит Сынмин, не понимая совершенно, что сейчас происходит. Из него выкачивают воздух насосом, губы горят не только от мятной пасты в уголках, но и от покалывающего желания. Должен ли он согласиться только потому, что ему хочется этого, или не должен? Сынмин чувствует много эмоций, что вихрем захватывают его тело. Слабеют ноги. Удивительно, с Ёсаном такого не было. Но они и не целовались. — Хочется, — отвечает Чан, пожимая плечами, — ты очень красивый сегодня. Был. Добавляет за него Сынмин, и ему самую малость обидно, но он всё равно кивает. Он не знает, что в мыслях у Чана, когда он спрашивал, и не хочет уточнять, чтобы не расстроиться, если ответ его не устроит. Сегодня был хороший вечер, и завершить бы его хотелось тоже хорошо. Например, хорошим поцелуем. А Сынмин знает, что у Чана хорошие поцелуи. Если что — в руке зажата щётка, и если что-то пойдет не так, то можно будет воткнуть её в ухо и сбежать. Чан медленно делает шаг, давая время на подумать и отказаться, но Сынмин от решения не отказывается, и сладко стонет в рот, когда чужие губы таки накрывают его. Поцелуй не похож ни на первый, ни на второй. Горячий язык слизывает мятную пасту с губ. Это что-то новое, трепетное, немного настойчивое, нежное. Он на нем собрался все техники что ли отрабатывать? Щётка выпадает из ослабевших пальцев, зато в руке достаточно силы, чтобы подняться и зарыться этими самыми пальцами в волосы, второй рукой цепляясь за рукав футболки. Под футболкой чувствуются напряженные мышцы, от Чана пахнет чем-то неуловимо приятным и домашним — стиральным порошком? Дезодорантом? Едой? Спокойствием. Поцелуй прекращается медленно, короткими поцелуями. Чан смотрит прямо и с поволокой в темных глазах — Сынмин уверен, что у него такие же сейчас. — Ты остаешься на ночь? — хрипло спрашивает Чан, продолжая сжимать его горячими руками, которые нервно сжимают складки пижамы с цыплятами на боках. — Да. Феликс попросил, — также хрипло отвечает Сынмин. Чан кивает, резко разворачивается, хватая наушники со столешницы и стремительно выходит, оставляя Сынмина стоять и хватать ртом воздух. Одной рукой он упирается в раковину, второй в бортик ванной. Что это было, зачем это было? Он поднимает щётку с пола, промывает под горячей водой, умывается сам, и, вздохнув и натянув улыбку, выходит, чтобы подобраться к уже почти спящему Феликсу под бок, укрыться одеялом и заснуть спокойным сном, не думая о человеке в другой комнате. — Проснувшись с первыми лучами солнца, Сынмин мягко отделился от спящего Феликса и короткими перебежками добрался до ванной, где умылся, а затем до кухни, остановившись около комнаты Чана на мгновение. Дверь была открыта, хозяина внутри не было, и Сынмин позволили себе пару минут постоять и попялиться на чистую и аккуратную комнату, не в пример комнаты Феликса. Большая кровать, накрытая пушистым серым пледом, стояла ровно посередине. На стене висели светодиодные треугольники, у окна стоял стол, около него — пара гантелей. Чан не обнаружился и на кухне. Зато обнаружилась куча посуды у раковины. Да, посудомойка им тут точно не помешает. Проснувшийся через полчаса Феликс объяснил, что хён скорее всего на тренировке, которая не по плаванию. Они быстро позавтракали, и Сынмин умчался в свою квартиру. Про поцелуй он старался не думать, чтобы не бередить душу, убедив самого себя, что это был сон. И вообще ему пора забыть о личных переживаниях и всецело отдаться научной работе — конференция не за горами. Углубившись в изучение социальных трактатов, Сынмин выныривал на поверхность только когда его оттуда за уши вытягивал Феликс, ворча, что отдыхать тоже нужно. В прошлый раз Сынмин попал в десятку призеров, в этот раз он метил в пятерку, не мечтая о первом месте. Месяц глубокой изнуряющей работы, сопряженной с учёбой (семестр подходил к концу и близились летние каникулы), отразился на лице Сынмина темными кругами и осунувшимися щеками. Зато работа была готова и он был ею доволен на сто процентов. Ему даже не пришлось упрашивать Феликса сходить вместе с ним на конференцию, тот и не рассматривал вариант, что друг пойдет без него. Сынмину Феликс был нужен по двум причинам: первая — это поддержка, вторая — конференция проходила в университете, где учился Чан, а встречаться в коридорах один на один с ним не хотелось. Перед началом конференции Сынмин жуть как нервничал, ежеминутно вытирая потные ладошки о рубашку Феликса — тот был не против. Он пока внимательно изучал программу, рассчитывая время, которое он мог уделить играм на телефоне, а какое — выступлению Сынмина, который выступал под самый конец. Феликс надеялся, что у него хватит зарядки на телефоне, чтобы высидеть всё это мракобесие. Сынмин занял почетное второе место и, кажется, сам не ожидал, когда его объявили в тройке лидеров. Зато Феликс радовался, как за себя, тиская ошарашенного Сынмина за щёки и бока, а потом ещё и заставляя сфотографироваться с дипломом и наградой около транспаранта, потом около трибуны, потом около аудитории, потом совместное фото. Сынмин больше устал от фотосъемки, чем от конференции. Они вываливаются из конференц-зала, чтобы найти выход наружу (этот университет для врагов делали, почему так много странных коридоров?). — О, подожди секунду. Я с хёном поздороваюсь, — вдруг восклицает Феликс и в мгновение улетучивается под недоуменный взгляд Сынмина. Сколько у него тут знакомых хёнов? Он следит за Феликсом и удивленно приподнимает брови, когда замечает у противоположной стены группу из трех человек с Чаном во главе. Серьёзно? Поздороваться с тем, с кем здороваешься каждый день в квартире? Сынмин злится, но злится он скорее на то, что Чан в этот момент обнимает неизвестного ему парня со спины и громко смеётся. Неизвестный парень той красоты, про которых говорят — божество; Сынмин по-черному завидует, разглядывая профиль незнакомца и завидуя каждому миллиметру чужого лица, которое словно сошло с рекламных обложек. Парень грациозен в своей дурашливости и мило морщит нос. Вот, наверное, такой человек вполне бы подошел Чан-хёну, как предполагаемый парень. Не Сынмин с его прямоугольно опухшим лицом, а вот это сотворение сильных сего мира. Насмотревшись вдоволь, Сынмин отворачивается и подходит к окну. В ожидании он достаёт телефон, чтобы найти какую-нибудь захватывающую новость или мангу и вытолкнуть мысли из головы. — Какой красивый парень тут стоит. Один? — Сынмин вздрагивает, когда из-за спины слышит высокий голос, и удивленно оборачивается. Голос высокий и звонкий, а встревоживший его человек высокий, крепкий, мощный, как если бы соединили Чана и Чанбина. С другой стороны по миловидной внешности Феликса тоже не скажешь, что у него боцманский голос. — Простите, мы знакомы? — уточняет Сынмин, блокируя телефон. — Нет, но, надеюсь, познакомимся, — парень ему подмигивает, заставляя Сынмина покраснеть. Так к нему ещё не подкатывали, это льстит. — Не видел тебя здесь раньше. — Я из другого университета. Выступал у вас на конференции. — На самом деле я в курсе, — незнакомец улыбается такой обезоруживающей улыбкой, что Сынмин невольно улыбается ему в ответ. Парень очень располагающий к себе, — я тоже выступал в первой тройке. Видел и тебя, поэтому решил познакомиться. Ты милый, а доклад был улётный. Сынмин розовеет от похвалы. Приятно, когда работу, над которой трудился не покладая рук, оценивают. Даже если это слово «улётный». — О, спасибо больш… — Сынмин, всё хорошо? — его прерывает знакомый голос. Не глубокий и низкий, а высокий и звонкий. Сынмин с ужасом смотрит на приближающегося Чана, метнув взгляд за его спину он замечает Феликса, болтающего с тем самым красивым незнакомцем. — Я просто подошёл познакомиться, — парень выставляет вперед руки, как бы показывая, что у него не было плохих намерений. — Ты Сынмин, как я понял (и если честно знал), — подмигивает, — а я Хванхи. — Очень приятно, — улыбается ему Сынмин, слегка кивая. Присутствие Чана немного нервирует и сгущает атмосферу. — С Чаном я знаком, — Хванхи переводит взгляд с одного на другого, — вы друзья? Сынмин на какой-то момент стопорится, не зная как ответить: друзья? знакомые? это хён лучшего друга? человек, который поцеловал меня три раза, и от которого я теперь бегаю? — Друзья, — подтверждает Чан, пока Сынмин пытается разобраться в их личностных связях. Чан настороженно поглядывает на Хванхи, который не чувствует напряжения и продолжает заигрывать с Сынмином и после того, как к ним присоединяется Феликс, закончивший болтать с неизвестным красавцем. — Ладно, я побегу, вижу, мешаю вам, — Хванхи чешет затылок и протягивает Сынмину стикер, — я записал свой номер, напиши, если захочешь прогуляться как-нибудь вместе. Парень подмигивает, бьёт Чана по плечу на прощание и уходит дальше по коридору. — Серьёзно?! — выпаливает Феликс, вылуплясь на бумажку в руках Сынмина. — Ты на свидания стал ходить чаще меня! Что я делаю не так?! — Можно подумать, я их ищу, — ворчит Сынмин, подкладывая стикер в чехол телефона, — возможно и тебе надо перестать искать, и кто-нибудь обязательно придет. — Так можно и одиноким умереть, — закатывает глаза Феликс, а затем игриво интересуется, — позвонишь? Сынмин вспыхивает, случайно мажет взглядом по нечитаемому лицу Чана, и не знает, что ответить. Вообще он не собирался. Но парень действительно забавный, и сам подошел. И внешний формат не напоминает того же Ёсана. — Попробовать можно. — нарывается на жесткий взгляд и запинается, — не знаю, подумаю. — Если что, я в твоем распоряжении, — Феликс по-хозяйски укладывает руку ему на плечи и обнимает, — я тут недавно прикупил прекрасную рубашку с блестками. Тебе точно подойдет. Волосы ещё можем назад попробовать убрать, чтобы а-ля такой бэд-бой получился. В общем, всё зависит от твоего желания. Пока что у Сынмина одно желание — убраться из этого университета и конкретно от Чана подальше, а то он своей мрачной аурой его задавит. — Зайдем в кафе отметить твоё второе место? — спрашивает Феликс, Сынмин кивает — он на это и рассчитывал, — Хён, ты с нами? А вот на третьего в их компании — нет. К облегчению Сынмина Чан качает головой, объясняя, что у него ещё есть дела. — Сынмин, мои поздравления, — легонько склоняет голову в кивке, и дождавшись такого же от Сынмина, испаряется, словно кто-то нажал на кнопку и удалил человека с пространства. В кафе Феликс таки убалтывает Сынмина согласиться на свидание: парень видный, крепкий, красивый, а про всё остальное он потом у хёна выспросит. Договариваются на том, что как только Феликс разузнает информацию и даст своё дружеское добро, то Сынмин напишет Хванхи. Домой он возвращается под вечер. Настолько уставший, что сил хватает только на то, чтобы заварить лапшу и усесться смотреть вышедшие серии аниме. День насыщенный не только переживаниями по конференции, но и последующими событиями, вытягивающими силы из Сынмина, как дементоры из людей. Он всё же склоняется к тому, чтобы отказать Хванхи, но уже поздно вечером Феликс пишет, что хён ничего плохо сказать не смог, поэтому он одобряет и советует не терять такой шанс. Сынмин в шаге от того, чтобы предложить самому Феликсу сходить на свидание, тем не менее берёт яйца в кулак и пишет Хванхи. Спустя сутки общения Сынмина приглашают в ресторан — тот сильно удивляется, когда читает название (не из бюджетных вариантов), и скорее всего снова придётся прибегнуть к помощи Феликса, потому что в его гардеробе точно нет ничего соответствующего. Друг, конечно, не отказывает, уточняет время свидания и просит прийти часа за три до. На беду Сынмина Чан дома, но не выходит в коридор поздороваться, и дверь в его комнату закрыта. Этот вариант одновременно и радует, и огорчает. Феликс полностью отрабатывает звание личного стилиста для Ким Сынмина. Он даже находит профиль Хванхи в соцсетях и подбирает образ, согласовывая его с внешним видом. Как это связано — Сынмин не знает, но другу доверяет. На него таки напяливают рубашку из струящейся черной ткани с блестками, три пуговки сверху остаются расстегнутыми. — Разве я не похож на того, кому платят за времяпровождение в таких ресторанах? — со сомнением оглядывает себя Сынмин. — Нет, ты не похож на элитную проститутку, — Феликс бьёт его по макушке и отходит назад, чтобы оценить свою работу. — Ещё можно пиджачок с собой прихватить, если вы будете ночью гулять, ну мало ли там замерзнешь. С другой стороны вдруг он припрётся в чем-нибудь типа пиджака или кардигана, тогда можно будет сделать вид, что тебя зябко, и забрать его верхнюю одежду. — Что за дорамный приём? — морщит нос Сынмин, а Феликс бормочет, что друг ничего не смыслит в романтике. — Так, секунду, я сейчас, — Феликс исчезает в дверях, а Сынмин вновь обращается к зеркалу, придирчиво разглядывая себя. Если в прошлый раз образ был утонченным, изящным и скромным (можно ли назвать скромным вырез чуть ли не до пупка?), то сейчас более агрессивный, развязный и совершенно точно не скромный. Сынмину нравился больше первый, этого он как будто бы боялся — он не соответствовал тому, что тот чувствовал внутри. Но окей, внешне выглядело красиво, главное теперь не разочаровать спутника разностью между внешним миром и внутренним видом. — Хён, оцени! — слышится за спиной искрящийся голос Феликса. Сынмин испуганно оборачивается, застывая пластиковой куклой, которую выставили на витрину магазина перед покупателями. В его случае — перед Чаном. Чан словно бы тоже не ожидал его увидеть здесь. Они сейчас выглядят, как из разных миров: домашний, уютный Чан в толстовке и штанах, и модельный Сынмин в тех вещах, которые бы никогда не надел на себя, если бы не свидание. В глазах Чана огнями вспыхивают те эмоции, что были в прошлый раз, когда Сынмин уже менял имидж, только сейчас в них ещё есть порция грусти. Связано ли это с Сынмином, или у него что-то произошло? — Хорошая работа, ты молодец, Феликс, — кивает Чан, сглатывая, взгляд его скользит линиями сверху вниз, заостряя внимание на руках, бедрах, шее. Феликс светится и исчезает с прохода, заявив, что в кухне-гостиной оставил шкатулку с аксессуарами, из которых можно подобрать что-то для шеи. Сынмин скромно сцепляет руки в замок, ожидая, что Чан уйдет, но тот лишь прижимается боком к косяку и, наклонив голову и скрестив руки на груди, продолжает рассматривать, мягко лаская взглядом фигуру. В его взгляд хочется завернуться как в одеяло. — Ты очень красивый. — Спасибо, — выпаливает Сынмин, выгибая себе пальцы. Он так на экзаменах не нервничал, а сейчас готов поджариться на гриле от эмоций. Почему Феликс так долго со своей шкатулкой? — Приятного свидания, — практически не размыкая губ, произносит Чан. Его взгляд становится грустнее, или это просто Сынмин хочет, чтобы он таким был? Ему кажется, что если сейчас Чан попросит его остаться, то он останется и никуда не пойдет. Но Чан не просит остаться, а когда Феликс появляется, то кидает последний взгляд совмещенной с растянутой улыбкой и уходит, забирая с собой часть сынминовского сердца. Сынмин не хочет никуда идти. Он понимает это очень четко, стоит только крепкому затылку с примятыми кудрявыми волосами исчезнуть за косяком. Ему хочется всё снять, умыться, залезть в комфортную одежду, забраться на стул и пить горячий какао с зефирками. Феликс вешает ему на шею цепочку с тонким кольцом и радостно щелкает языком — образ дополнен шикарно. Когда Сынмин уйдет, стилист Ли Феликс возьмёт с полки свой пирожок. — Я не хочу, — выдыхает Сынмин, усаживаясь на корточки и закрывая лицо руками, внутри бурлит волна слёз, он сдерживает их из последних сил. — Не хочешь? — пугается Феликс, подбегая к Сынмину, — давай я сниму. Прости, не подумал, надо было спросить? Она царапается поди. — Я не про цепочку, — шумно выдыхает Сынмин, вбирая новую порцию свежего воздуха. Пахнет косметикой и новой одеждой. — Не хочу идти на свидание. Феликс торопеет, застывая в шаге от Сынмина, отвисает через мгновение и садится рядом, убирая своими теплыми руками руки друга, чтобы заглянуть в лицо. На мгновение Сынмин допускает мысль, что его сейчас начнут уговаривать пойти, но Феликс удивляет. — Если не хочешь, не иди. — Это будет невежливо. Хванхи ждёт, — шепчет Сынмин, взглядом упираясь в желтые тапочки Феликса — они словно единственное, что поддерживает сейчас и не дают разреветься. Говорят, что желтый цвет поднимает настроение. — Если ты напишешь ему правду, то думаю он поймет. Свидание можно перенести, — медленно проговаривает Феликс, — или отменить вовсе. Ты не обязан делать то, что не хочешь. Сынмин молчит, продолжая разглядывать желтые ворсинки. А обязан ли он делать то, что хочет? Слишком сложно разобраться в эмоциях и чувствах. С предыдущими парнями такой эмоциональной встряски у него не было. — Давай я сам напишу, если тебе неудобно? — предлагает Феликс, он пододвигается ближе и обнимает друга, тот сразу упирается лбом ему в плечо. — Ты так много времени на меня потратил, а теперь придётся всё смывать, — шепчет Сынмин, горло щиплет не излившимися слезами. — Ты бы и так это всё смыл. Какая разница, будет это сегодня или завтра, — Феликс гладит его по голове. — в любом случае, образ же собран до конца. Мы тебя по-быстрому сфотаем и разберем. Как куклу. На составные части: вот тут голова, тут ноги, тут лицо, тут скомканное сердце. Сынмин молчит, продолжая упираться лбом в плечо Феликса, и старается разобраться в себе, своих желаниях и том, что он обязан, что не обязан, на что имеет права, на что нет. — Я не расстроюсь. не обижусь, не разозлюсь. Твоё душевное равновесие для меня важнее. «Тогда заставь своего любимого хёна попросить меня остаться», - молча кричит Сынмин, не решаясь произнести это вслух. Потому что если скажет, то признается, что Чан ему нравится, а он сам-то боится этого, а про реакцию Феликса вообще думать не хочет. — Феликс, я. — слышится голос со стороны двери. Сынмин сильнее упирается лбом в плечо друга и весь съеживается от неуверенного: — У вас всё хорошо? Сынмин слышит тихие шаги и тревогу в голосе. — Да, — отмахивается Феликс, — так, легкий мандраж перед свиданкой. Оставь на столе. Тихие неуверенные шаги в сторону стола, рваный вздох, после которого Сынмина прорывает. Слёзы ручьями льются из глаз, рот открывается в молчаливом крике, если бы можно было вживиться в Феликса, то он бы уже это сделал, чтобы укрыть себя искрящимся теплом и заботой. — Мин-и? — испуганно восклицает Феликс, чувствуя как стремительно намокает домашняя футболка, и гладит всё настойчивее по голове, — милый мой, всё хорошо. Пожалуйста, не грызи себя! — Скажи, чтобы я остался, — вдруг поднимает голову Сынмин и смотрит яростно в глаза опешившему Чану. Потом Сынмину будет стыдно и за слова и за, как выглядело его залитое слезами лицо, и за детское поведение. — Останься, — тут же просит Чан, присаживаясь рядом с Феликсом и накрывая его объятиями тоже. Сынмин спокойно выдыхает, впервые за последние двадцать минут. Он останется, напишет Хванхи, что не сможет прийти и, что вообще было ошибкой назначать свидание, потом он умоется, переоденется и уйдет домой. Так он думает. — Посиди с ним, я достану умывалки, — просит Феликс Чана, убирая руки, чтобы подняться и убежать в ванную. Чан мягко прислоняет Сынмина к себе, гладит ладонью по спине, прикладывает щёку к макушке. В его объятиях даже лучше, чем в феликсовых: они больше, они теплее, они заботливее. К запаху порошка добавляется запах пота, но не кисловатый, а сладкий и мягкий. Слёзы перестают течь, оставляя темные дорожки на лице, поэтому Сынмин не решает поднять глаза — понимает, что выглядит сейчас отвратительно. Феликс возвращается и забирает опеку над Сынмином. Чан отстраняется, неловко мнётся, не зная куда себя деть, пока Феликс не командует ему заварить какао с зефирками. Сынмин чувствует себя маленьким ребёнком, перед которым мама и папа бегают на цыпочках, лишь бы он не плакал. — Надо написать Хванхи, — хрипло произносит и просит Феликса подать телефон. Он пишет, что не сможет прийти, извиняется и сообщает, что зря написал — в отношениях он сейчас не нуждается, только понял. Хванхи отвечает быстро: он расстроен, но благодарит, что Сынмин честно ему признался, и желает хорошего вечера. С помощью Феликса он избавляется от одежды, переодеваясь в свою родную, и ,наконец, свободно выдыхает. Словно его выпустили из клетки, которая не из прутьев, а бетонных плит. Чан появляется в дверях, сообщая, что напиток готов, его взгляд всё ещё встревоженный, вот только Сынмин растерял всю свою храбрость, и ему банально стыдно смотреть в глаза. На кухне Сынмин усаживается на стул, подтягивая колени к груди, и рассматривая, как тонут зефирки в шоколадной пенке. Совсем как он в своих чувствах. Феликс садится рядом, Чана Сынмин не видит — сидит спиной к проему — но ощущает его присутствие, и оно даже не волнует, а скорее успокаивает. — Откуда у вас столько зефира? — спрашивает Сынмин, чтобы не молчать. — Да я уже не помню. Брали когда-то на вечер, так и валяются, — неопределенно машет рукой Феликс, — я иногда балуюсь, делаю себе какао или капучино какой-нибудь с ними. В комнате Феликса раздаётся трель телефона, он подрывается и через мгновение возвращается с ним обратно, отключив звук. Звонок прекращается, но через секунду телефон вновь звенит. — Да, блин, нуна! — в сердцах восклицает Феликс, умоляюще смотрит на Сынмина, тот кивает, — я быстро. Он убегает в комнату, откуда затем слышится сердитое ворчание. Сынмин делает пару глотков. — Вкусно. — Я старался, — доносится из-за спины. Сынмин показывает большой палец и слышит смешок. Какао действительно вкусный, в меру сладкий, тягучий и теплый. Расслабляет скованное тело, разливаясь шоколадной рекой по венам. На фоне не хватает лирической грустной музыки, чтобы уж точно создать дорамную атмосферу, но у них только сердитый шепот Феликса. Мысль о глупости поступка и своего последующего поведения давит на стыд и совесть. Теперь Чан будет думать, что он истеричный маленький ребенок. Сынмин запрокидывает голову назад и жмурится от яркого света лампы. Он слышит тихое шарканье шагов в свою сторону, вот только следом на кухню ураганом врывается взволнованно-сердитый Феликс. — Нуна просит съездить до дома, там что-то то ли с собакой, то ли с кошкой, а родители ничего не делают и на звонки не отвечают, надо проверить, — друг виновато смотрит на Сынмина, тот лишь пожимает плечами — он и так хотел домой уйти, — сначала провожу тебя, потом домой поеду, хорошо? Сынмин кивает, в несколько глотков допивая какао и вытирая рот рукавом. Вот это он сегодня хулиган — пачкает одежду едой, хотя можно было взять салфетку. Феликс быстро переодевается, пока Сынмин ополаскивает кружку — эти два ленивца всё равно её не скоро помоют. — Я у дверей, — кричит друг, тихо матерясь и что-то роняя. Когда он торопится, то вечно становится слоном в посудной лавке. Сынмин поворачивается к выходу и тихо выдыхает, замечая, что чтобы выйти надо будет обойти Чана. Это будет сложно, учитывая, какой магнитной волной его тянет. — Могу я тебя обнять? — вдруг спрашивает Чан, когда Сынмин подходит ближе. — Можешь. Феликс всё ещё матерится в прихожей, пока Сынмин утопает в крепких объятиях, зарывается носом в толстовку, вдыхая чужой аромат, который успокаивает лучше объятий, прижимается щекой в изгиб шеи. Тепло и надежно. — Сынмин! — кричит сердито Феликс, заставляя отстраниться. Сынмин не смотрит в глаза, молча огибает Чана и идёт к растрёпанному другу, — Хён, закройся на ночь. Я вряд ли вернусь обратно. Когда бездушная черная дверь закрывается, то у Сынмина нет сил посмотреть в коридор, но он точно знает, что Чан там стоит и смотрит на него. —- Новая стратегия в жизни Ким Сынмина — перестать игнорировать очевидное, плыть по течению и признать, что Чан ему нравится. Все пути так или иначе ведут к нему, тогда зачем лезть из кожи и искать кого-то на замену. Только может так оказаться, что он Чану и не нужен вовсе. Мозг настойчиво напоминал о трёх поцелуях. Но первый был из-за дурацкой игры и их практически вынудили. Второй был из-за раненого эго мачо. Третий был... просто был. Просто так. Феликс действительно постарался сделать из него красивого человека, тогда Сынмин в целом понимает, почему так получилось. Теперь он не отказывался, когда Феликс звал к себе в гости и не прыгал испуганной ланью каждый раз при виде Чана в квартире. Отпустив ситуацию, Сынмин вдруг стал лучше контролировать её и себя. И задумался об изменении имиджа, и даже спросил совета у Феликса, стоит ли ему записаться в тренажёрный зал. — Чего? — у друга глаза из орбит повылезали, а из рук выпал джойстик. — Накачаться решил? — А почему нет? — Сынмин пользуется ситуацией и жестоко уничтожает противника, пока тот ртом воздух ловит. — Ты и так красивый и подтянутый. Зачем тебе это? — Феликс на экран даже не смотрит — на поражение начхать. тут кое-что поинтереснее назревает. Он уже бросил попытки затащить друга в плавание или на борьбу, а тут Сынмин сам изъявил желание. — Это ты подтянутый, а я просто худой, — ловко орудуя кнопками, Сынмин включает новую игру и снова уничтожает противника с особой жестокостью. — Хочу выносливость увеличить, ну и просто, — передергивает плечами, — стать красивым. — Ты и так красивый, — мгновенно реагирует Феликс, говоря это по сто раз на неделе, — у тебя появился кто-то, ты поэтому так мчишься в зал? — Нет, — честно отвечает Сынмин. — Для себя. Феликс смотрит на него с сомнением. — У нас открывается набор в бассейн, — после паузы произносит он, подключаясь к игре, и уже в первом же раунде кровожадно расправляется с лучшим другом — мстит за прошлые два раза. — Плавать не хочу, — вертит головой Сынмин. — В борьбу я тебя не потащу, — размышляет дальше Феликс, — могу поспрашивать у ребят, возможно кто-то ходит в тренажёрки или подрабатывает фитнес-тренером. Куда-нибудь пристроим. — Почему нельзя на борьбу? — Давай вспомним, сколько у меня было травм? — Убедил. Феликс смотрит на друга взглядом «то-то же», продолжая беспощадно убивать персонажа Сынмина. Сквозь шум игры они не слышат, как в квартиру заходит второй хозяин, и дёргаются только когда Чан заглядывает к ним в комнату, чтобы поздороваться. — Привет, мелкие, — в последнее время он ввел привычку называть их «мелкими», что не совсем нравилось Сынмину, который и так не чувствовал себя взрослым рядом с ним. — Хён, привёт, — отзывается Феликс и переводит взгляд на него, — о хён, хён, а у тебя есть какие-нибудь знакомые, которые ведут занятия в тренажёрке для начинающих? — Ты-то начинающий? — слышится сомнительный смешок, Сынмин не отводит взгляда от монитора, но дыхание затаивает. — Я не себе, а Сынмину, — морщится Феликс, хлопая друга по плечу, — мой друг решил стать качком. — Не качком, а просто хочу нормально выглядеть, — Сынмин стукает джойстиком друга по макушке, чтобы не привирал. — Ты и так нормально выглядишь, — предательская дрожь собирается в коленках, но он всё ещё не оборачивается, вдумчиво выбирая нового персонажа для следующего раунда. Старается не обращать внимание на Феликса, который заглядывает ему в лицо с выражением «я же говорил». — Хорошо, я поспрашиваю. Только не интересуйся у Чанбина, иначе он быстро возьмёт Сынмина в оборот и действительно сделает из него качка, — советует Чан и сообщает другую новость, — кстати о Чанбине, он тебе писал? — Нет, — удивленно воззряется на хёна Феликс и кладёт джойстик на пол. Сынмину всё-таки приходится обернуться, чтобы не выглядеть совсем уж невежливо — у него нет причины сидеть перед монитором, пока там ничего не происходит. Чан сразу ловит его взгляд и чуть улыбается, подмигивая. — Значит, вечером напишет. Летние каникулы скоро, и он хочет собрать своих и выбраться куда-нибудь на недельку дикарями в лес. Сейчас собирает активно списки тех, кто поедет. Хотел вас спросить. Вас — означало, что и Сынмина тоже. Ему и приятно, и неловко с другой стороны. Он не то чтобы прям знаком с Чанбин-хёном, чтобы напроситься в поездку. Зато Феликсу идея нравится. — О, я был бы не против. Ты со мной? — Феликс пихает Сынмина в бок локтем, отчего тот морщится и сразу же мстит за себя шлепком ладонью по голой коленке друга. — Я хотел найти себе подработку на лето, поэтому не поеду. Но ты можешь ехать, я не обижусь. «Даже возможно обрадуюсь» — думает про себя Сынмин со смешком. В последнее время Феликса стало слишком много в его жизни, можно было бы и устроить разгрузочную неделю. — Я тоже не поеду, — отзывается Чан. — у нас на то время, что он планирует, соревнования национальные. — Оо, точно, — лицо Феликса сначала озаряется радостью, а потом легкой грустью, — а я не прошел. И что мне там делать без вас? — Отдыхать, — в один голос отвечают Чан и Сынмин, переглядываются и прячут улыбки. — Ещё я знаю, что поедут пару девчонок со второго курса, которые тебе нравятся. Если ты, конечно, ещё не поменял ориентацию, — подмигивает ему Чан, и лицо Феликса вновь становится счастливым. — Ладно, я подумаю. Всё равно Чанбин-хён ещё не написал. — Ага, — Чан отрывается от косяка и уходит, пока друзья возвращаются к прерванной игре, и кричит уже из кухни: — Сынмин-а, спасибо за посуду! Сынмин улыбается, пока Феликс рядом фыркает и закатывает глаза. Это вошло уже в привычку, всякий раз мыть посуду, когда приходишь в гости. Они так и на шею сесть могу, если уже не сели. Вот только Феликс никогда не благодарил за скромный вклад в их быт, а Чан всегда. —- Через пару дней у Сынмина был контакт тренера, а через ещё пару дней он жёстко разочаровался в своём решении идти к идеальному телу. Тренер — Им Джебом — был жёстким, требовательным, но в то же время подстраивался под выносливость и навыки Сынмина, которые на первом занятии обозначил как нулевые. К тому же через пару недель заканчивался семестр, надо было добивать экзамены. Лишь к третьему занятию Сынмин понял, что всю ненависть к учебе и негатив можно вымещать в спорте, и тогда дело пошло проще, и он даже заработал первую улыбку и похвалу от тренера — идеально выполненный присед. Сынмин летал от этой похвалы так, словно ему нобелевскую премию вручили. Окончание семестра было решено отпраздновать в кафе вдвоем с Феликсом, только тот в последний момент уговорил друга пойти в караоке, где собирались его знакомые. Сынмин мысленно согласился на моменте, когда Феликс произнес, что там будет Чан, но для виду немного повыделывался, заставляя друга прыгать на задних лапках. Это было уморительно. Правда потом он оказался бит за свой гадкий характер. В караоке они прибыли к середине празднования — Феликс долго наряжался. Компания из чуть больше двадцати человек арендовала отдельную комнатку со своей караоке-кабинкой и прекрасно развлеклась. Сынмину и Феликсу нашлось место с краю стола рядом с незнакомыми Сынмину (но знакомыми Феликсу) девушками, которые тут же взяли двух милашек в оборот (как выяснилось, они были им нунами) и ворковали наперебой. Периодически кто-то выходил петь в кабинку, не закрывая двери, чтобы каждый мог прочувствовать эмоции в голосе поющего, лично Сынмин чувствовал ещё и боль в ушах, но терпел. Вообще такие развлечения ему даже нравились. Петь он любил и в голосе был уверен больше, чем в своей внешности. После второго тоста за окончание семестра (Сынмин в этот момент, наконец, встречается взглядом с Чаном, который сидит с другого конца в окружении Чанбина и неизвестного ему человека), Феликс вдруг начинает канючить сходить с ним спеть, вот только Сынмин недостаточно комфортно себя чувствует, чтобы открывать рот в микрофон. Они выпивают ещё немного, и Феликс, поставив стопку, начинает тихо скандировать: — Ким Сынмин! Ким Сынмин! Девушки рядом смеются и поддерживают, а Сынмин сердито закрывает другу рот ладонью, воровато оглядываясь и натыкаясь на смешливый взгляд Чана. — Ладно, ладно, спою я! Замолчи только! Друга он вытягивает за собой — не одному же стоять в кабинке и позориться. Они усаживаются на скамейку. — А дверь закрыть? — волнуется Сынмин, приподнимаясь, но Феликс крепкой рукой опускает обратно. — Нет, пусть все слышат, как хорошо ты поешь, а то уже надоело этих медвежатников слушать. На этот аргумент Сынмин лишь вздыхает и долго выбирает песню, не зная, какая лучше и где он не оплошает. — Давай stars and raindrops, — просит Феликс, — люблю, как ты её поешь. Через пару минут поиска, Сынмин включает мелодию, меняет на микрофоне чехол и ждёт. В груди немного волнительно, ладошка, что держит микрофон, вся потная. Возможно из-за небольшого количества алкоголя он не нервничает слишком сильно. К тому же Феликс сидит рядом, обнимает его одной рукой и просто ждёт, когда начнётся пение. Сынмин сначала пугается собственного голоса, который звучит слишком звонко, он чуть убавляет громкость, и с каждой строчкой, начинает звучать увереннее. Феликс опускает голову ему на плечо, свободной рукой дирижируя в такт песни, пока Сынмин самозабвенно поёт, считывая глазами строчки. Впрочем, он и закрытыми глазами мог спеть. Мелодия заканчивается, песня затухает, экран мигает гадскими 95 баллами, зато за кабинкой слышатся восторженные крики и хлопки, когда друзья выныривают наружу. Сынмин смущенно улыбается, пока Феликс с лицом «да, это мой друг» и расправив плечи идёт к столу. Их нуны куда-то отлучились, поэтому они сидят одни, пока со стороны Сынмина к ним кто-то не подсаживается. — Яй, Феликс, познакомь меня со своим другом-милашкой, — слышит Сынмин со спины и оборачивается, удивленно всматриваясь в лицо незнакомца. Этот тот самый парень с божественной красотой, которого тогда обнимал Чан в коридоре своего университета. Сейчас этот парень сидит так близко и смотрит так открыто и восторженно, что у Сынмина дыхание перекрывает. — О, это Ким Сынмин, а это Хван Хёнджин, — быстренько знакомит их Феликс и протягивает руку Хёнджину, тот отбивает в приветствии. — Как у тебя дела? — Отлично, сдал всё. Даже то, что и не думал сдавать, — улыбается ему Хёнджин и возвращается взглядом снова к Сынмину. Он неожиданно ладонями прижимается к его щекам и улыбается, — блин, ты правда очень милый и красивый. Сынмин краснеет, бледнеет, синеет. — Я не красивый, — дергает он лицом, чтобы скинуть чужие ладони. Но держат его крепко. — я посредственный, а вот ты красивый. За слова Сынмину тут же прилетает по макушке от Феликса, а Хёнджин удивленно распахивает глаза. Его удивление выглядит таким искренним и непосредственным. — Да ну. Феликс, скажи что я прав? — Тысячу раз прав, — кивает Феликс, наливая им соджу. Где-то даже третью стопку раздобыл. Сынмин пинает его под столом пяткой. — Он мой друг — это не считается, — закатывает глаза Сынмин, мягко нажимая своими руками на чужие запястья, чтобы избавиться от ладоней. Хёнджин поддаётся. — Это как у матери спросить, красив ли её ребёнок. — Сейчас мы это исправим. Сынмин еле успевает поставить перед Хёнджином стопку, как тот вновь обхватывает ладонями его щёки и поворачивает к столу. — Эй, Чан-хён, скажи же, что он красивый милашка! — кричит через весь стол Хёнджин, привлекая внимание того, кого бы Сынмин предпочел сейчас не видеть, потому что он пунцовый как рак. — Очень красивый, — отзывается Чан с нежной улыбкой, подмигивая Сынмину. Тот задыхается от этого жеста, от возмущения и непонятно чего ещё. Конечно, он скажет, что красивый. Тут два десятка людей, не будет же при них гнобить человека, и неважно, действительно ли он так считает или нет. — Хёнджин, они знакомы! — хрюкает Феликс в стакан с содовой, но сдержать рвущийся наружу смех не может, поэтому прикрывает рот рукой. — О, правда? Сынмин отбивается от чужих ладоней и смотрит гневно на Хёнджина, он уже хочет разразиться яростной тирадой про то, что нельзя трогать незнакомых людей без их спроса, как следующая фраза ставит его в тупик и немного сбивает градус ярости. — А ещё ты так красиво поёшь! Я даже записал на телефон, правда кусочек всего. Знал бы, что ты так поешь, то с первый секунды бы записал! — Хёнджин светится детским искренним восторгом, что совсем не вяжется с его модельным образом. Сынмина немного коротит от двойственности. С гневной тирадой он решает притормозить. — Спасибо, — лаконично отвечает на похвалу и поднимает стопку, потому что Феликс «уже устал держать руку». Они выпивают. Хёнджин даже пьёт красиво, чёрт модельный! — А ты ещё будешь петь? — Не планировал, — мнётся Сынмин, который действительно не планировал. — Если вдруг будешь, то позови меня, — просит Хёнджин. Сынмин пугается маньячного блеска в его глазах, — я вон там сижу, рядом с Чан-хёном. — Хорошо, — кивает Сынмин, чисто чтобы уже избавиться от гиперактивного парня и спокойно вздохнуть. Как раз возвращаются нуны, с которыми Феликс заигрывает направо и налево, оттачивая свои навыки во флирте, пока Сынмин тихонько смеется над потугами друга, который, захмелев, стал слишком забавным. И нуны это тоже понимают, поэтому подначивают его всякий раз, а он ведется, как маленький щенок. К соджу Сынмин больше не притрагивается, и так позволил больше обычного — завтра Джебом с него три шкуры спустит за отлынивания от плана — пусть ты не шар, но мы тебя всё равно накачаем. Сынмин внимательно слушает рассказ нуны про бывшего парня, как его плеча кто-то касается. Он вздрагивая, оборачивается, встречаясь взглядом с глазами Чана. — Споёшь со мной? — просит парень с мягкой улыбкой, когда ещё ямочки не до конца проявляются на щеках, а глаза не превращаются в щелочки. — Ты поёшь? — вопросом на вопрос отвечает Сынмин. — Немного, — пожимает плечами Чан. — Так споёшь? Что этот парень не умеет делать? Кроме мытья посуды? И то, там скорее он просто не хочет. Сынмин кивает и покидает стол, оставляя друга с двумя прекрасными нунами — тот и не против. В отличие от Феликса Чан кабинку закрывает, отрубая шум развеселившейся компании. Становится не то чтобы уютно, Сынмин ёжится. — Грустное или энергичное? — Грустное я уже пел, давай энергичное. Чан выбирает YAYAYA, а Сынмин замечает, что не вытянет читать рэп, но его не слушают. Песня действительно энергичная и не хочется сидеть, а после первого спетого куплета хочется вообще прыгать, что Сынмин и делает. Чан оказывается действительно приятно поёт и даже хорошо читает. Когда Сынмин начинает счастливо прыгать на припеве, то присоединяется к нему — хорошо, что кабинка довольно просторная, а то бы они её разнесли. Вся неловкость и дискомфорт с момента, когда они закрылись в кабинке, улетучилась, оставив лёгкость, смех и хорошее настроение. Когда песня заканчивается, Сынмин заливисто смеётся, чувствуя как голова наполняется алкогольными пузырьками. Хорошо. — Это было весело, — замечает Чан, улыбаясь теперь уже так, что и ямочки глубокие, и глаз нет. — Ещё одну? Сынмин кивает и машет рукой, мол выбирай сам. Когда начинает играть мелодия Leave, то Сынмин усаживается на скамейку, куда вскоре приземляется и Чан. Они делят песню пополам, и первый начинает хён. Сынмин, прикрыв глаза, слушает, качает в такт головой, и пальцами ритмично отбивает по коленке. В какой-то момент от переизбытка эмоций он укладывает голову на плечо Чану, не открывая глаз и продолжая отстукивать ритм. Если бы момент счастья можно было поймать и положить в шкатулку, то Сынмин бы это сделал прямо сейчас. Вырезал ножничками этот момент, сохранил бы то тепло, что разливалось в груди от голоса Чана и мягкости его плеча. Сынмин чуть не пропускает свою партию. Приходится открыть глаза, но голову не убирает: строчки немного скачут от неудобного положения и тумана в голове, но он справляется хорошо, экран им показывает всё ещё гадские 95 баллов. — Блин, на сто её наверное только сами исполнители споют, — фырчит Сынмин, откладывая микрофон и закидывая ногу на ногу. Выходить из кабинки совершенно не хочется, вот бы поставить на паузу и продлить момент подольше, пока он полностью не насладится им. Чан осторожно заглядывает ему в лицо и смотрит внимательно. — У тебя щеки меньше стали, — замечает. — Ага, мой тренер меня держит в ежовых рукавицах, — кивает Сынмин, у которого и сердце вдруг нормально работает, и дыхание не перехватывает, и в животе ничего не бурлит, хотя Чан слишком близко, — но мне кажется, что я стал чуточку лучше. — Ты и был лучшим, — произносит Чан, но лица не убирает. Сынмин поднимает на него глаза, смотрит прямо в самые лунки темных зрачков, пытаясь разгадать, что там за ними. Для кого он был лучшим? Для Феликса разве что. — Ты опять меня целовать собрался? Так смотришь, — слова соскальзывают с губ раньше, чем он обдумывает. Словно у него в голове появилась выделенная дорожка для пьяных мыслей, которые пропускают вне очереди. — Нет, — удивленно приподнимает брови Чан, Сынмин вздыхает, прикрывая глаза и удобнее устраиваясь головой на плече. Интересно, там ещё очередь не собралась у кабинки? А то они сидят тут королями, не дают другим петь. — А ты хочешь? Глаза сразу распахиваются. Вот теперь сердце пропускает удар. Сейчас можно попросить и потом всё списать на алкоголь и вообще притвориться, что ничего не помнит. Но поцелуя хотелось ужасно, ещё песни такие, которые навевают тоску, одиночество и желание быть любимым, и чтобы ему тоже писали такие песни. Или поцеловали. — Хочу, — тихо отвечает Сынмин, вновь всматриваясь в зрачок. — Сейчас или когда протрезвеешь? — Когда я протрезвею, то уже не буду чувствовать себя так расслабленно. — Ты меня боишься? — удивляется Чан. Сынмин вздыхает и поднимает голову с плеча, ему не нравится куда идёт этот разговор. Почему нельзя было просто поцеловать, как всегда, безо всяких слов? — Ты старше, — загибает пальцы Сынмин, — ты больше — махина такая — жуть. Ты сильнее — это очевидно. Ты уже нападал на меня. Вокруг тебя аура популярного мальчика, которых я стараюсь избегать, потому что я им не подхожу. — Ты дружишь с Феликсом! — Смеётся Чан, не веря в последний в аргумент, — вот уже кто популярный мальчик. — Он стеснительный популярный мальчик, — машет рукой Сынмин, — скорее он популярен из-за внешности, возможно голоса и спорта, а так ребёнок ребёнком. Только ему не говори, чтобы он меня не загрыз. — Хорошо, а я тогда какой? — Чан опирается на стену, скрещивая руки, смотрит насмешливо. Сынмин сдувает чёлку со лба. Надо бы им уже выходить отсюда и заклеить Сынмину рот скотчем, чтобы не нёс херни. — Ты весь такой. пугающий. Мачо-Мачо. И красив, и статен, фигура у тебя красивая и крепкая — Чан выгибает бровь, кусая нижнюю губу, чтобы не засмеяться, — пловец, душа компании, думаю, что и друг ты хороший. У тебя переходная стадия от парня к мужчине. И ты слишком идеальный. Таких не бывает. — Для кого идеальный? — Для меня, — просто отвечает Сынмин, пожимая плечами, и встаёт. Поцелуя он не дождётся (от этого немного обидно), и выходить действительно надо, потому что они сильно неприлично долго тут сидят. — А поцелуй? — хватает его Чан за руку, задерживая на секунду, но Сынмин выпутывается. — Не хочу уже, — и выходит за дверь кабинки караоке, в которой он пережил один из самых счастливых моментов в своей жизни. —- Найти подработку оказалось достаточно просто, общепит просто кишел предложениями, лишь бы работники находились адекватные. Сынмин выбрал ближайший к дому семейный ресторанчик, куда его сначала определили в посудомойщики. Он даже посмеялся с этой забавной ситуации, сначала он моет по доброте душевной посуду в квартире Феликса и Чана, а потом профессионально занимается этим на работе. Работа на ногах прибавляла выносливости, тренировки он тоже не забросил. Забросишь тут, когда тренер перед каждым занятием присылает разные мемы, где говорилось, что будет с человеком, если он пропустит тренировку. Спойлер — ничего хорошего. Феликс всё-таки согласился на поездку и уезжал в следующую пятницу, сначала взяв крепкое обещание с Сынмина, что тот сходит поддержать Чан-хёна на соревнованиях, пока его не будет. — Не умрёт он без моей поддержки, — фыркает Сынмин, который всё ещё винит себя за излишнюю болтливость в караоке и вновь возвращается к стратегии избегания. — Жил же как-то раньше. — Зато без моей умрет! — настаивает Феликс, — А ты будешь моим представителем. В любом случае билет у меня есть, и ты туда пойдешь. Не обсуждается. — А если у меня смена? — Подменишься! Сынмин, ну пожалуйста! — друг смотрит тем самым жалобным выражением лица, которому Сынмин отказать не в силах. Зараза, пользуется его слабостями. — Хорошо, схожу! И этот день приближался быстрее ядерной бомбы. Феликс уже укатил, и периодически, когда появлялась связь, засыпал его фотографиями природы. Сынмин, как хороший друг, каждую лайкал и писал «красиво». Ему действительно пришлось подмениться, чтобы освободить день. Насколько он понял, национальное соревнование — дело не быстрое. Людей была тьма, он еле пробился к своему месту: оно было прямо у скамеек спортсменов, в том числе рядом со скамейкой команды Чана. Сынмин его заметил не сразу, было сложновато среди почти одинаковых богических тел вычленить самого богичного, но привлекать к себе внимания не стал. Просто сел и стал ждать начала, периодически наблюдая за разминками и проходками. Сынмину казалось, что Чан нервничал. Тогда, на студенческих соревнованиях, он этого не заметил — парень был спокоен, как удав, и был в себе уверен. Сейчас же ходил из стороны в сторону, мял руки и часто закусывал нижнюю губу. Когда он встречался взглядами с коллегами по команде, то натянуто улыбался, и стоило только им разойтись, как на лице вновь появлялось беспокойство. Которое передалось и Сынмину. Соревнования начались после короткой официальной части, и чем ближе была очередь Чана, тем сильнее он нервничал и практически заламывал руки. Сынмин подумал, что так не пойдет: только из-за сильного нервного напряжения он может сделать что-то не так. Ему нужна уверенность. Решение принимается быстро, он шустро сбегает по ступенькам вниз трибуны, оказываясь в первом ряду, дожидается, когда Чан пройдет рядом и кричит: — Хён! Хён! Чан-хён! — В довесок машет руками, чтобы его увидели, и его видят. Морщинки на хмуром лбу разглаживаются, Чан пальцы больше не заламывает, быстро подходит к трибуне, а Сынмин свешивается за перила и тянет руку. — Я пришёл за тебя болеть! У тебя всё получится, — радостно кричит Сынмин, растопыривая пальцы. Чан дотягивается до них и крепко сжимает. Даже так Сынмин чувствует его мандраж. — Я сижу вон там, — он указывает рукой на свой ряд и пустое место, — и хочу видеть, как ты победишь. — Спасибо, Мин-и, — улыбается Чан, его пожатие становится увереннее, а лицо разглаживается благодарной улыбкой. Сынмин же розовеет от милого прозвища. — Давай, иди! Скоро твоя очередь, — Сынмин забирает руку обратно и выпрямляется. Думает ещё буквально секунду и посылает ему сердечко сложенное из двух пальцев. Улыбка Чана становится шире. Сынмин возвращается на свое место. Настолько сильных переживаний в соревнованиях у него ещё не было. Сердце буквально хотело выпрыгнуть, когда Чан мощным дельфином прыгал в воду и интенсивно работал руками, чтобы добраться первым. У Сынмина болели глаза от напряжения и руки, которые он сжимал всякий раз, когда наступала очередь Чана; на тыльной стороне ладони остались лунки от ногтей. Возможно силы веры одного Сынмина не хватило, потому что в итоге Чан занял третье место. От обиды хотелось рыдать. Дождавшись конца награждения, Сынмин сбегает снова вниз и переваливается через ограждения, только сил нет кричать, но и не стоит, потому Чан и так его заметил. — Эй, ты чего? Расстроился? — голос у бронзового призёра немного испуганный, и Сынмин только тогда понимает — слёзы из глаз всё же текут. Тихо, не тревожа хозяина, правда забивая нос, потому что дышать становится трудно. — Иди в правый сектор, там лестница под трибуну, и можно спуститься в служебный коридор. Я тебя там подожду. Иди. Чан дожидается, когда Сынмин, размазывая слёзы, потопает в нужную сторону, и ныряет в служебные помещения, чтобы добраться быстрее. Подойдя к нужному месту, Сынмина немного потряхивает, он оглядывается в поисках знакомой фигуры, сталкивается с идущими на выход людьми, пока крепкая рука не хватает его чуть выше локтя и не заставляет идти дальше вниз, а затем утягивает в служебный коридор, где немного темно, но тихо и спокойно. Только гул сверху от уходящих болельщиков. Сынмин даже толком не успевает разглядеть Чана, так как он сразу его прижимает к себе и крепко обнимает. Пахнет химией для обработки бассейнов. — Не расстраивайся. Третье место — это очень хорошо. В том году было седьмое. А в этом году я попадаю в сборную, — тихо говорит Чан, прижимаясь к темной макушке то щекой, то губами. Теперь Сынмин плачет не из-за третьего места, а из-за того, что так глупо разревелся и побеспокил Чана, которому и так нелегко сейчас. — Прости, прости, — шепчет он, отодвигаясь и вытирая ладонями глупые слёзы. Чан хватает его за плечи и заглядывает с поддерживающей улыбкой в глаза. — За что ты извиняешься? Лучше поздравь, ведь я занял третье место! — парень сияет так, словно это самое почетное достижение в мире, и Сынмин не сдерживает смеха, продолжая кулаком вытирать глаза. — Поздравляю! Это было шикарно! Ты как рыба в воде! Даже моргать не мог, боялся пропустить! — Спасибо, — посмеивается Чан от такого напора, — Подожди меня с полчаса, я провожу тебя домой. — Не стоит, ты устал и тебе нужен отдых. — Мне нужно, чтобы мой лучший болельщик перестал плакать и подождал меня, — тон не терпящий возражений. — я конечно могу пойти и в этом костюме, но мне мокро и я замерзну. — Хорошо-хорошо, я подожду, — Сынмин пугается, что этому дурню действительно хватит ума пойти в спортивном костюме. Чан заводит Сынмина в служебную рекреацию и просит не убегать. Сынмин, если бы и захотел, не убежал — не знает, где здесь выход и как они вообще здесь оказались после трибуны. Чан возвращается даже раньше обещанного: Сынмин как раз успевает привести лицо в порядок. Они вместе выходят из комплекса, а потом уже и на автобусную остановку. — Мне нужно тебя угостить, — Сынмин смотрит время на телефоне — пять вечера, — ужином, как бронзового победителя? — Это же я хён, и я должен угощать! — удивляется Чан, крепко сжимая спортивную сумку. — Но я не плавал и не занял третье место, попав в сборную, — парирует Сынмин и замолкает, потому что подошел автобус. Они занимают последние места, усаживаясь рядом. Чан оплачивает его проезд, чем порождает возмущение. — Вот именно поэтому и я угощаю. Чего тебе хочется? — Ничего. — Сынмин. — Хорошо, не отказался бы от рамёна, — ворчливо сдаётся Сынмин, вглядываясь в виды города за окном автобуса. — И всё? А как же шикарный ужин? — смеётся Чан. — Я не собираюсь тебя объедать! — Сынмин, раздраженно дернув плечами, оборачивается и стреляет залпом возмущения. — В шикарные рестораны я тебя сводить не смогу, как Хванхи, но на приличное кафе хватит, — смех обрывается сразу же, как у Сынмина меняется лицо. Вспоминать о том вечере ему больно, стыдно и неприятно, — прости, я не подумал. и не имел в ви... — Мне не нужны дорогие ужины, — грубо отрезает Сынмин, смотря Чану в глаза, — я вообще больше по домашним штукам и атмосфере. — У меня дома есть рамён, — после паузы медленно произносит Чан. Можно ли это считать приглашением и должен ли Сынмин согласиться? Язык отчаянно чешется сказать «да», разум боится оставаться наедине с Чаном. Ведь Феликс, который мог бы спасти, сейчас далеко и вернется через четыре дня. — Я не настаиваю, — не дождавшись ответа, произносит Чан и тяжело вздыхает, устремляя взгляд в сторону водителя автобуса. Сынмин украдкой смотрит на его профиль, отмечая как сжалась челюсть и как крепко рука сжимает ремень сумки. Невежливо же отказывать победителю? — Давай. Чан оборачивается, вопросительно выгибая бровь с тихим «м?». — Давай поедем к тебе домой есть рамен, — полностью произносит Сынмин, как прилежный школьник, и в груди расцветают ромашки от улыбки на чужом лице. — Тогда нам надо выйти на следующей остановке и пересесть на другой автобус. — Кажется, второй раз в жизни Сынмин чувствует себя абсолютно счастливым. Он сидит на стуле, поджав под себя ноги, за столом, подпирает щёки руками, пока красивый парень готовит для них ужин. Да, обычный рамён, но всё же. Наверное, невежливо сидеть и ничего не делать, пока человек, которому положено отдыхать после тяжелого дня, готовит еду вместо тебя. Но Чан сам предложил разделить обязанности: он готовит, Сынмин моет посуду. Тихий голос Чана, рассказывающего про соревнование, и шипение бурлящей воды наполняет всё пространство кухни, наполняя его уютом, теплом и особой атмосферой. Сынмин упирается подбородком в сложенные на столе руки и внимательно, как кот в засаде, наблюдает за готовящим Чаном. Аромат приправ щекочет ноздри. Он позволяет себе подумать мысль, что так могли бы выглядеть все его вечера. Душа немного ноет, сопротивляясь и напоминая, что это разовая акция, и не стоит тешить себя надеждами, только соблазн слишком велик. — Готово, — Чан ставит перед ним чашку с рамёном, и перед тем как взять палочки, Сынмин тянет носом воздух и думает о том, что это будет лучший рамён в его жизни. Так оно и оказывается. О чём Сынмин тут же сообщает Чану. — Это же самое простое, — смеётся тот в кулак, ловко подхватывая палочками лапшу, и отправляет её в рот, немного всасывая. Сынмин каждый раз задерживается взглядом на этом движении. — У меня не получается и простое. А этот действительно вкусный. — Хорошо, пусть будет так, — кивает Чан. Разговор скачет между плаванием, соревнованиями, школьными историями и едой. Рамён съеден, бульон выпит, закуски подъедены. Темы разговора тают, приближая время, когда надо будет познать честь и уйти. Тем не менее Сынмин встаёт, чтобы помыть посуду, как они договаривались, и делает это очень медленно. Тратит времени больше, чем если бы перемыл ворох посуды с праздника. Чан стоит рядом, опершись поясницей о столешницу, и продолжает болтать о своем. Его голос и редкий чаечный смех действуют накопительным эффектом валерьянки для тоскливой души. Надо было достать телефон и записать их разговор, чтобы потом переслушивать вместо сказки на ночь. Когда Чан делает передышку между темами, Сынмин укладывает губку на место и фальшиво-бодрым голосом произносит: — Спасибо за ужин, поздравляю ещё раз с бронзовой медалью. Хотя как по мне ты заслуживаешь золота, — Чан застенчиво улыбается, — а мне пора домой. Ужин не приготовлен, коты не кормлены, дети голодные. Тупо шутит, чтобы успокоить себя и не показаться нервным. — Могу ли я на правах человека, который сильно устал из-за того, что зарабатывал себе бронзовую медаль, и которому хочется какое-то вознаграждение за это, попросить тебя остаться. На ночь. Ещё на «остаться» Сынмин закусывает губу, а когда звучат последние слова так и вообще падает в пучину сильных смятений. — А ещё я тебе должен поцелуй, — добивает Чан, призадумавшись. — Ты же в курсе, что я был пьян? — Но сейчас ты трезв. Если не считать опьянение эмоциями, то да, сейчас он трезв. Вот только в голове снова те алкогольные пузырьки, что обволакивают мысли и не дают нормально подумать. Сынмин вздыхает, решая, что пора уже закончить все эти неопределенности. Пусть будет больно, но зато перестанет так дергаться. — Хён, не давай мне ложных надежд. — Надежд на что? — не понимает Чан, заглядывая в лицо, Сынмин глаза не отводит, погибая где-то там в черных зрачках. — Надежд на то, что я могу тебе нравиться. Мне нравится вот так проводить с тобой время и разговаривать. Ты хороший хён, но… — Сынмин переводит дыхание. На лице Чана нечитаемое выражение, и он не может скорректировать свой монолог в зависимости от настроения собеседника, — но не надо, правда. Давай будем просто вот так дружить, если тебе не напряжно возиться со мной. Если напряжно, то не стоит делать это из вежливости или из-за того, что я друг Феликса. У внимательно выслушавшего всю эту тираду Чана лишь один вопрос. — Почему ты решил, что не можешь мне нравиться? Сынмин делает ещё один тяжелый вздох, затем берет парня за руку и ведет за собой в комнату к Феликсу, ставит перед напольным зеркалом и не может сдержать грустного смешка. Они действительно выглядят комично и неправдоподобно: крепкий, рослый Чан, выглядящий супермоделью в своих домашних шортах и футболке, с примятыми от шапочки волосами и угловатый, неловкий Сынмин в джинсовом комбинезоне, делающем его моложе лет на десять. — Вот смотри. Это ты, — он указывает пальцем на Чана, — а это я, — затем указывает на себя и повторяет. — вот это ты, а вот это я. — Спасибо, я могу различить наши отражения, — насмешливо отзывается Чан, — но на вопрос ты мой не ответил. — Тогда открой глаза пошире, — Сынмин пальцами прикасается к векам парня, раздвигая в стороны. — Теперь видишь, какие мы разные и не подходим друг другу. Меня даже тренировки, наверное, не исправят. — Сынмин, — вздыхает Чан, потирая глаза кулаками, словно устал и хочет спать. — Во-первых, ты и так красивый. Во-вторых, я вижу здесь парня, который мне нравится. И я говорю не про себя. У тебя приятный овал лица, красивый разрез глаз — мне нравится, когда они у тебя увеличиваются, когда ты чему-то удивляешься. Мне не нравится только то, что ты их скрываешь чёлкой. Красивый прямой нос, который мило морщится, когда ты фырчишь. У тебя красивая форма губ, и ты мило смеёшься, особенно когда в голос. У меня противный смех — слышал эти высокие умирающие частоты? А у тебя такой плотный и заражающий. У тебя очаровательный профиль. Почему ты этого не видишь? Сынмин, который ушел в себя ещё на второй фразе, даже не сразу сориентировался и продолжал сомнительно осматривать себя. Где это всё? — Как тебе отдать мои глаза, чтобы ты посмотрел ими на себя? — спрашивает Чан, смотря Сынмину в глаза через зеркало. Сложно верить словам, когда видишь одно, а тебе говорят другое. — У тебя в голове какие-то стандарты, к которым ты стремишься? Но тебе это не нужно, потому что ты был и есть красивым. И ты мне нравишься. Ладно, возможно, самое маленькое «возможно» Сынмин действительно начинает видеть то, о чем говорил Чан, но ему это сложно принять. «Ты мне нравишься» греет получше самой теплой кофты. Сынмин хочет этому верить, но боится. — И если ты позволишь, — голос Чана вдруг становится волнительным, но смотрит он всё ещё прямо, — я бы хотел стать твоим парнем и ухаживать за тобой, если тебе приятно такое внимание. Если бы кто-то сейчас сказал Сынмину, что всё происходящее — сон, то он поверит и не попросит доказательств. Язык прилип к нёбу, лёгкие сжались, как спущенный воздушный шарик. Это всё фантазия. Он просто заснул за столом, и это ему снится. Так не может быть. — Сынмин, — его легонько дёргают за руку, — отомри и скажи что-нибудь. Если ты мне откажешь, то я с достоинством это приму. — Тебе вообще когда-нибудь отказывали? — хрипит Сынмин. — Было пару раз. — Странные люди. — Я тебе нравлюсь? — вопрос в лоб, игнорируя всё сказанное до. Терпением Чан, видимо, если и обладал, то сейчас его точно терял. — Да. — Ты будешь со мной встречаться? — Что будет, если я скажу да? — Ну, — Чан чешет нос, поднимая глаза наверх, — сначала я тебя обниму, возьму твой номер телефона, потом поменяю статус в соцсетях на «занят», сделаю с тобой совместное фото. Отправлю Феликсу и заблокирую его, чтобы он там с ума сошел от недостатка информации. — Это скорее мой метод, — улыбается Сынмин. Упоминание друга расслабляет. — Я тоже люблю его драконить. Он мило бесится, ничего не могу с этим поделать. Комнату наполняет совместный хохот, каждый в красках представляет взбешенный вид Феликса, который по приезду вырвет обоим ноги за такие сюрпризы. Смех расслабляет мышцы и атмосферу. — Вообще я другое имел в виду. Ты мне тоже нравишься, но мы будем встречаться, как — Сынмин хочет сказать, как «парни», но это и так логично — они ведь парни, — как парочка, которая встречается ради статуса «встречаются» или... — Ким Сынмин, — Чан поворачивается к нему, скрещивает руки и пытается сдержать смех, — ты напрашиваешься на признание в любви? — Мне хватило уже свиданий ради свиданий и встреч ради встреч. Если просто «нравлюсь», то не стоит. Спасибо за всё, что ты сказал до этого, я присмотрюсь к себе, и... — Сынмин, — он дергается, поднимая непонимающий взгляд. — Я тебя люблю. Сердце радостно пропускает удар, а потом скачет галопом по всей грудной клетке. — Я тебя вынудил это сказать? — Боже, да ты невыносим! — Всплескивает руками Чан и чуть повышает голос, — каждую мою фразу будешь разбирать и подозревать во лжи? Где я так успел подорвать доверие? — Прости, я просто так много об этом думал, что сейчас мне сложно в это поверить. — Как бы мне не разорваться от чувства внутри, которое требует заобнимать тебя и залюбить так, чтобы выкинуть весь мусор из твоей головы. Эта фраза действует на Сынмина получше «я тебя люблю», он вдруг трезво смотрит на Чана. На улыбающегося ему Чана, и не видит в глазах хитрости, коварства, ехидства, только безграничную теплоту и любовь. Возможно пора уже перестать грести против течения и позволить ему себя подхватить. Тем более такой пловец рядом пропадает. — Хорошо, давай встречаться, — Сынмин протягивает руку, видимо в его голове это выглядит как договор между компаниям. — Нет уж, друг. Из меня вытащил признание. Будь добр рассказать о своих чувствах, — Чан руку не протягивает и шевелит бровями. Сынмин вспыхивает и бурчит скороговоркой. — Ты мне нравишься и я тебя люблю. — Давно? — Эй! Ты на это не отвечал. — Нравишься — с твоего прихода на студенческие соревнования. Люблю, — Чан задумывается, — прям осознал после поцелуя в ванной. Сердце сладко трепещет, вспоминая поцелуй, щеки продолжают гореть огнем. Осознал. После поцелуя в ванной было ещё много всего, и чёрт, это много всего могло быть между ними. — Нравишься с момента, как спас в бассейне, — делится Сынмин, — а полюбил, даже не знаю. Не могу вспомнить прям сильно яркого момента, все моменты связанные с тобой яркие. По крайней мере смирился с тем, что люблю, после неудачного свидания, когда я вам тут слезами всё залил. — Смирился? — Не хотел признавать, чтобы не тешить себя надеждами. Я был уверен, что на такого, как я, ты не взглянешь. Неожиданно Сынмина хватают за плечи и резким движением притягивают к себе и крепко обнимают. — Вот ты чудо. Феликс говорил, что у тебя любопытное мышление, но чтобы настолько! — Вы разговаривали обо мне? — Ну, — Чан качает головой. Сынмин хочет посмотреть ему в лицо, но его голову настойчиво прижимают к плечу, — хотел узнать побольше. Сам-то ты не горел желанием общаться, а у меня помимо твоих увлечений, о которых ты рассказал тогда на вечеринке, больше ничего не было. — Знать не хочу, что он там понаговорил. Пусть Феликс и лучший друг, но припомнить ему точно было что: их связывало слишком много стыдных и позорных историй. — Итак, — Чан отодвигает его от себя и игривой смотрит, — могу я тебя поцеловать? — Можешь, — кивает Сынмин, ощущая легкий трепет на кончиках пальцев рук, — Феликс правда нас убьёт, если узнает, что мы здесь целовались. — Если я хоть сколько-нибудь знаю Феликса, то он обведет это место мелом, опечает и будет до конца жизни нам это припоминать и хранить как реликвию. — Тоже верно, — с серьёзным видом кивает Сынмин, которого в следующую секунду притягивают для четвертого поцелуя, не случившегося в караоке — он долго ждал своей очереди и дождался, даря обоим самые волшебные и счастливые эмоции, о которых только мечтали.