Ромком

— Феликс, мне там не интересно. Отстань, — Сынмин отталкивает от себя друга и злобно смотрит на его воодушевленное лицо. — Что значит «неинтересно»? — у возмущенно вскрикнувшего Феликса маньячно блестят глаза в желании затащить друга на соревнование по плаванию. Сегодня после занятий в университете проходит финальная серия заплывов, среди которых будет выявлен победитель месячной олимпиадной гонки. Университет с утра бурлил, как зелье в ведьмином котле, обсуждая участников и делая ставки. — Ты же в курсе, что я участвую?! — машет перед его носом последним аргументом Феликс, и Сынмину хочется его ударить. Почему дружба — это так сложно? Только потому, что они друзья, он должен тащиться после занятий не на дополнительные пары, а в бассейн, и смотреть как толпа студентов меряется мышцами спины и дыхалкой? Почему Феликс не увлекается например, футболом или баскетболом — они хотя бы зрелищные, а чертовым плаванием. — Ты же в курсе, что это шантаж? — спрашивает Сынмин, но мысленно он уже сдался. Нельзя долго противостоять тому, кто часто пользуется своим милым личиком в качестве давления на совесть. Месяц назад Феликс очень сильно его поддержал на научной конференции, которые ненавидит всеми фибрами своей австралийской души, считая их самым скучным занятием на свете (совсем как Сынмин плавание, ха). Но меж тем пришел, уселся в первый ряд и, как мог, выражал поддержку глазами, улыбкой и сжатыми кулаками. Сынмин ему был очень благодарен, так как родное лицо действовало умиротворяюще: успокаивало коленки и дрожащий голос. Теперь пришла очередь Сынмина быть хорошим другом. Феликса такими вопросами не напугать — он сразу распознает, что стена дала трещину, и лезет тискаться под возмущенные вопли. — Отлично. Я забронирую тебе лучшее место! А ещё ты будешь обязан меня красиво сфоткать. Сынмин мученически падает головой на руки: всё же дружить — это сложная работа. — Ты, кстати, в курсе, что мой хён тоже будет участвовать? –продолжает тараторить Феликс, не обращая внимание на тленное настроение друга, готовящегося уйти в монахи. — Какой хён? — приподнимает голову Сынмин, недоуменно вглядываясь в веснушчатое лицо. В последнее время солнце в Сеуле светило так ярко, словно специально хотело поднять все веснушки на лице Феликса — их стало в разы больше с прошлого года. — Крис, — следует простой ответ, но Сынмин не понимает — хмурит лоб. Феликс закатывает глаза, — Который Чан, — всё ещё вселенское недоумение в глазах напротив, и он сдается, — который Бан Чан. — Я его знаю? — удивляется Сынмин раздраженным ноткам в голосе друга, недовольного такой непроходимой тупостью. — Тот, кто тебя в бассейне выловил, когда ты чуть не утонул, — напоминает Феликс. — О. Воспоминание тревожной волной накрывает Сынмина, совсем как судорога накрыла его ногу тогда в теплом бассейне, и он уже был готов принять свою смерть, как кто-то его вовремя схватил и потащил наверх. В то лето Феликс предложил ему съездить с друзьями сестры в загородный домик с большим бассейном. Лето было жарким, дома было душно, а халявный бассейн и поездка были божественным подарком. Не считая Сынмина и Феликса людей было десять человек, и все были заняты своими отдыхательными делами и никак не мешали друзьям наслаждаться отдыхом и бассейном. Феликс учил своего друга плавать любым другим способом кроме как по-собачьи, но терпел крах с каждой попыткой. Зато Сынмин дико веселился с этого всего (хотя бы потому, что он умел плавать, но поиздеваться над другом очень сильно хотелось), заливисто смеялся, плескался и делал всё, чтобы запомнить этот день подольше. День он действительно запомнил, но не только приятными воспоминаниями об отдыхе и вкусной едой (их, как самых младших, практически закармливали и обхаживали со всех сторон), но и страхом за свою жизнь, промелькнувшей перед глазами в тот самый момент, когда правую ногу пронзило острой болью, а затем она словно окаменела и потащила его вниз. Сынмин отчаянно дергался от накатившей в раз паники, руками загребая воду, но не мог выбраться и позвать на помощь — горло сдавило от страха. Последнее, что помнит, так это красную майку перед глазами и то, как сильно сжали его и буквально выкинули за борт. Словно сквозь толщу воды слышал он крики, перед глазами мелькало взволнованное веснушчатое лицо. На удивление воды он наглотался совсем мало, а казалось, что тонул вечность. Ногу всё ещё сводило, Сынмин пытался её пошевелить, но неприятное кольнувшее ощущение отрезвило. — Сынмин-и, что случилось? — сквозь пелену воды в ушах сначала прорезался обеспокоенный голос Феликса, а затем и остальной уличный шум. — Ногу, — хрипло, с кашлем отвечает Сынмин, пытаясь встать, — свело, правую. И в следующий момент чувствует, как к голени болезненной ноги прикасается чья-то теплая ладонь. — Здесь? — серьёзно спрашивает незнакомый голос. Сынмин не видит его лица — на ресницах капли воды, а солнце сильно палит в глаза. Он кивает. И незнакомый человек начинает медленными растирающими движениями массировать ему ногу, второй такой же безумно теплой рукой берет за стопу и тянет носок в сторону Сынмина, расслабляя мышцы. Судорога постепенно исчезает шелестящим песочком, а Сынмин задумывается о том, насколько приятны прикосновения незнакомого человека и как он бы не хотел, чтобы они заканчивались. Потому что вместе с исчезновением судороги по телу стала распространяться приятная волна знакомых щекочущих ощущений. — Прошло? — спрашивает вновь незнакомый голос. Капли на ресницах, наконец, просыхают, солнце прикрыто фигурой Феликса, и Сынмин теперь может разглядеть лицо своего спасителя, который смотрит на него с такой же тревогой и обеспокоенностью на лице, как и Феликс. Он вспоминает, что сегодня несколько раз заострял взгляд на этом парне, когда тот слишком громко смеялся со своими друзьями или покорял девчонок своим стилем плавания в бассейне. Сынмин к своему стыду тоже был покорен широкой мощной спиной и такими же мощными руками, которые разбивали волны и резали их как ножом. Наверное, он даже бы назвал его красивым, если бы оценивал мужскую красоту (а он оценивал). — Да, — в итоге отвечает Сынмин и пробует подняться. Ему дико некомфортно, что из-за него все переполошились, и он боится, что их сейчас отправят обратно или начнут ругать. Им не по пять лет, он и Феликс уже два года, как студенты, но всё равно из-за того, что они самые мелкие здесь, создаётся такое опасение. С одной стороны его поддерживает Феликс, с другой помогает спаситель, мягко обхватывая руку Сынмина своей безумно теплой, мягкой, чуть влажной, но сильной ладонью и ставя на ноги. — Спасибо, — смущается он, кивая головой. — Да, хён, спасибо, — отзывается следом Феликс, обхватывая Сынмина за талию. — Ты так быстро среагировал, я даже не сразу понял, что что-то не так. — Всегда пожалуйста, — отвечает голос прямо над ухом Сынмина, пуская по телу волну дрожи– голос теплый, как луч солнца и шелестящий, как целлофановый пакетик, — вам пока лучше воздержаться от бассейна. До конца дня они кочевали с улицы до дома и обратно, и ближе к вечеру крепко обосновались в шезлонге напротив барбекю, где старшие ребята жарили мясо. Феликс лежал головой на коленях Сынмина и болтал без устали про учебу, про игры, про фильмы и про всё на свете. Запустивший в его чуть влажные светлые волосы ладонь Сынмин мягко массировал кожу головы, внимательно слушал и даже отвечал, поддерживая разговор, но глазами неотрывно наблюдал за зоной готовки. Среди жарщиков мяса стоял и хён-спаситель с щипцами в одной руке и стаканом неизвестного рода напитка в другой. Парень очень живо принимал участие в разговоре, но не забывал и про мясо, ловко переворачивая его щипцами. Движение было настолько красивым и отточенным, что Сынмин буквально заглядывался. Как и на лицо: когда парень смеялся, то его глаза превращались в узкие длинные черточки, а вокруг образовывалась сеть морщинок; рот открывался в громком смехе совсем как у Феликса, а на щеках появлялись милые ямочки. Засматриваеться на незнакомых парней было странно, только поделать Сынмин ничего не мог. Как только до ушей долетал высокий чаечный смех, он тут же поднимал голову и всматривался в толпу людей, безошибочно выуживая взглядом необходимый силуэт. После сытного ужина все собрались в доме, расселись по кругу и играли в глупые игры. Сынмин сидел зажатый между Феликсом и подругой его сестры, в разговор почти не ввязывался, в игры не играл. Такое времяпровождение его смущало и в душе не отзывалось, тем более, что большинство присутствующих уже были порядком выпившие. Когда достали пеперо и предложили в него поиграть, Сынмин вообще решил удалиться, чтобы ненароком его не заставили с кем-то грызть палочки. И дело даже не в смущении, а элементарной брезгливости: он даже Феликсу не доверял, что уж говорить про остальных, кого он видит впервые. Но его вынудили. Хорошо, что не крутили никаких бутылок, а просто жрали чертову палку со своими соседями. Сынмин очень пристально следил, как хён-спаситель, зажатый с двух сторон девушками, сначала удовлетворенно слопал палочку с одной, оставив меньше сантиметра, а затем со второй — правда там, девушка сильно засмущалась и огрызочек получился размером в полтора сантиметра. Разливающееся в груди тепло подсказывало Сынмину, что он тоже хочет оказаться на месте одной из барышень, например той, с которой остался сантиметр. Правда, выдержал бы он, вопрос другой. Сынмин с тоской и нарастающей тревогой ждал своей очереди. Первой была девушка, которая, задорно подмигнув ему, зажала палочку между зубами и потянулась к его лицу. Сынмин старался не думать, что нуна старше его на четыре года, но за палочку ухватился. Его лицо было настолько сосредоточенным и сияло ужасом, что девушка не удержалась и рассмеялась, выталкивая печенье. Результат — три сантиметра. Его щёки горели, и он намеренно избегал смотреть напротив, где сидел тот, кто смеялся высоким чаечным смехом. Когда Сынмин повернулся к Феликсу, то тот уже сидел с палкой в зубах и двигал бровями. — Нееет, — заныл Сынмин, отталкивая друга, — не хочу с тобой! Феликс возмущенно вынул палку из рта и чистым концом буквально впихнул в зубы Сынмину, сразу прикусывая свой конец. Своими теплыми ладонями обхватил его лицо, скрывая за ними предательский румянец и неистово приближался. Когда до веснушек можно было дотронуться ресницами, Сынмин не выдержал и оторвался. Огрызочек упал ровно на расставленную ладошку Феликса. Замер показал — один сантиметр, два миллиметра. — Ах ты! Я вообще-то хотел выиграть хёна! — зарычал Феликс и набросился на Сынмина с щекоткой, валя его на спину. В кругу все засмеялись, но Сынмин лаял громче всех, потому что невозможно было сдержаться от всепроникающих пальцев Феликса, выбивающих дробь по его телу. Выиграли хён-спаситель и первая девушка, которым в качестве приза досталось по банке какого-то лакшери пива. Ещё им предлагали поцеловаться, но хён-спаситель тактично отказался, а девушка заявила, что у неё есть парень: они чокнулись банками и почти залпом выпили содержимое. Ночью Сынмин и Феликс делили диван, жавшись к друг дружке, несмотря на то, что Феликс дулся за проигрыш, потому что было довольно холодно, а на утро их распределили в одну машину. Сынмин думал, что они поедут вместе с сестрой Феликса и двумя её подругами, как это было, когда они приехали сюда, но почему-то их закинули в другую машину, которая первая отъехала от места отдыха. Лично Феликс был в восторге поехать с двумя любимыми хёнами, а вот Сынмин слегка нервничал. За рулем сидел хён-спаситель, одетый в обыкновенные шорты и футболку, слегка прикрывавшую его крепкие плечи, а рядом его друг — он был ниже ростом, но весь такой качанный-перекачанный, как воздушный шарик. Феликс, конечно, называл его имя, но Сынмин не запомнил, как и имя хёна-спасителя. Поездка была шумной благодарю Феликсу и его второму хёну, которые сначала громко перешучивались, а затем громко пели песни, что шли в эфире радио. Вскоре им не понравился выбор песен, и они сами подключились к колонкам, чтобы управлять плейлистом. Второй хён очень хорошо пел и даже хорошо читал — мощно, приятно, со вкусом. Глубокий голос Феликса очень подходил его тембру. Сынмин же отмалчивался, лишь изредка улыбаясь, глядя на беснующегося рядом друга. Периодически в зеркале заднего вида он сталкивался взглядом с водителем, который каждый раз ему подмигивал, чем жутко смущал. В какой-то момент Феликс выбрал старую романтическую песню, но второй хён отказался её петь, сказав, что для него высоко, тогда Феликс неожиданно вспомнил о своем друге и попросил спеть. Первые две строчки Сынмин пел смущенно и немного стеснительно, но ухватив новый взгляд с зеркала, светящийся поддержкой и восхищением, то голос зазвучал раскрепощеннее, заполняя своим мягким бархатным тембром салон машины. На последних строчках Феликс не выдержал, шмыгнул носом и тихонько заплакал, сразу же набрасываясь на друга с объятиями. — И чего ты с нами не пел? — возмущенно кричит с пассажирского кресла второй хён, оборачиваясь на них, — классно же получается! И дальше Сынмин пел вместе с ними, пока они не остановились у заправки. Вышли все, кроме него: спасителю надо было заправиться, а второй хён и Феликс пошли проводить ревизию в местном магазине на предмет прохладительных напитков. Сынмин же, проводив их взглядом, уткнулся в телефон, проверяя сообщения. Он набирал текст родителям, что едет домой, как в окошко внезапно постучали. Сынмин дернулся и испуганно глянул: увидел сначала машущую руку, а затем улыбающееся лицо хёна-спасителя. Наверное, хёна можно было назвать красивым. По крайней мере, содержащееся в спортивном подтянутом состоянии тело точно — Сынмин ещё тогда подумал, что тот может быть спортсменом. А лицо… возможно слишком красивым он бы его не назвал. Слишком красивый — это Феликс. А этот хён симпатичный в своей обычной красоте, завораживающей не с первого взгляда, а со второго и третьего. Было что-то в этих смешливых глазах, огромных крыльях носа, пухлых губах, что притягивало внимание раз за разом. Сынмин вежливо улыбнулся в ответ и снова уткнулся в телефон, надеясь, что красные щёки не видно сквозь жёлтое стекло машины. В салоне было душно, несмотря на включенный кондиционер, но выходить наружу не хотелось, оставалось надеяться, что Феликс возьмет и ему воды тоже. Сынмин полностью погрузился в чтение новостей, когда послышался звук открываемой машины, а затем на место водителя приземлился водитель, сразу же протягивая ему упаковку ванильного мороженого. — О, нет, спасибо, — отказался Сынмин, чувствуя себя неловко. — Два я не осилю, — через зеркало подмигнул ему хён и вновь настойчиво протянул упаковку. Сынмин с благодарным кивком взял её, но испытывал сомнения, глядя на мощную фигуру впереди. Верилось с трудом, что тот не осилит два мороженого. Скорее он осилит два килограмма мороженого. — А где Феликс? — спросил Сынмин, когда с удовольствием вгрызся в ванильный шарик. Прохлада приятно зашипела на горячем языке. — О, они там застряли у рыбок. В магазине владелец держит аквариум, — пояснил хён-спаситель, ловко слизывая языком ванильные подтеки, что было очень хорошо видно через зеркало заднего вида. Сынмин совершенно не засматривался, но должен был признать, что это было красиво. И самую малость соблазнительно. — Прикольно. — Ага, о, вышли-таки, — хён-спаситель указывает мороженым на идущих к машине парней. Феликс таки купил ему воды, за что Сынмин был дико благодарен — после мороженого пить захотелось вдвойне. Остаток пути прошел так же шумно и весело. Старшие ребята высадили их у дома Феликса, попрощались и уехали своим путем дальше. И Сынмин больше никогда не видел хёна-спасителя. И никогда не спрашивал Феликса про него, а тот после поездки и не распространялся. Это был просто весёлый отдых в кругу приятных людей — ничего такого, на чем можно заострять внимание. —- Конечно, теперь желания присутствовать на соревнованиях прибавилось. Сынмин ещё немного повыделывался, чтобы Феликсу жизнь мёдом не казалась, но в конце концов согласился. Друга забрали с последних занятий для подготовки к соревнованиям, оставив Сынмина в одиночестве досиживать грустную пару по культуре общества. Это он лишь для виду кошмарит Феликса, что тот ему надоел, и обзывает прилипалой, на самом деле ему сильно одиноко, когда того нет рядом. Сынмин слишком привык к надежному плечу рядом, теплым объятиям и вечному шепоту на ухо, когда Феликсу надо срочно поделиться каким-то открытием, а терпеть до перерыва сил нет. Друг скидывает ему адрес бассейна, пишет ряд и место, которое занял, скидывая электронный билет, и в конце ставит три угрожающих смайлика. Пф, прям это напугает Сынмина. Меж тем он идёт. Народу набивается чертова куча. Место, конечно, у Сынмина правда хорошее, рядом с командой их университета (Феликс его быстро находит и весело машет со своей скамейки, вынуждая помахать в ответ), и обзор прекрасный, вот только рядом много шумных, орущих, крякающих людей. Феликс тоже шумный, но его шум уже родной, и к нему Сынмин привык. Хёна-спасителя (обретшего теперь имя — Чан), он находит не сразу. Скамейки его университета расположены намного дальше, но взгляд цепляется за знакомую крепкую фигуру. В правой ноге чувствуется фантомный болезненный укол, а затем невесомое мягкое касание. Сынмин вздыхает. Ладно, прийти сюда было хорошей идеей. Пусть он и отпустил то летнее наваждение, назвав про себя мимолетным курортным романом, который даже и не роман-то вовсе, тем не менее увидеть вновь понравившегося ему человека было приятно. Через пару заплывов, Сынмин сливается с трибуной в бешеном экстазе, вовсю кричит и поддерживает свою команду, особенно громко крича на заплывах Феликса. По сравнению с Чаном у Феликса более легкое и худощавое строение тела, он рыбкой бросается в воду и плывет стремительной стрелой. Когда наступает очередь старшекурсников, то Сынмин затаивает дыхание, разглядывая красивую, подтянутую фигуру Чана (он стал крупнее и мышцы отчетливее проглядывались на спине и руках), ставшего на второй помост — относительно близко к его трибуне. Кажется, дух захватывает не только у Сынмина, но и у большинства присутствующих — все пловцы обладают красивой мускулатурой. Сюда бы кружок по рисованию, чтобы с натуры рисовали этих богов. Сынмин, конечно, болеет за команду своего университета, но внутри себя болеет индивидуально за Чана, неотрывно наблюдая за тем, как мощное тело сначала скрывается под водой, а потом выпрыгивает, вытягиваясь в струну, четко орудует руками, разбивая волны и подгребая воду, устремляясь вперед. Зрелище завораживающее и очень красивое. Если он ещё когда-то скажет, что плавание не интересное, то разрешит Феликсу ударить себя по лицу. Сынмин хочет достать телефон и заснять новый заплыв, но ему дико стыдно этого делать, поэтому он только наслаждается глазами, забывая порой дышать, когда кто-то рядом с Чаном идёт ноздря в ноздрю, и вбирая воздух в легкие только тогда, когда парень первым касается бортика. В результате их университет занимает первое место в общекомандном зачете, отчего их трибуна орёт неистовым криком — Сынмин, кажется, срывает голос. В индивидуальных заплывах Феликс занимает четвертое место, но светится так, словно победил, а Чан первое. Дальше начинается непонятная суета и неразбериха. Сынмин предпочитает остаться на месте, пока подавляющее большинство зрителей не вывалится с трибун, и только затем встаёт со своего места и пробирается к скамейке своего университета, где и находит Феликса. — Ты видел! Четвертое место! — кричит друг ему на ухо, обнимая Сынмина до хруста в костях. Вот выглядит же женственной феечкой, а силищи в этом теле немерено. — Видел-видел! Твой последний заплыв был потрясающим, — Сынмин нисколько не кривит душой, последний заплыв друга действительно был потрясающий, правда не смог его поднять в таблице рейтинга, но факт остаётся фактом. — Меня сейчас порвет от эмоций! — прыгает на месте Феликс, а Сынмин хмыкает — оно и заметно. Он хочет снова обнять друга и попрощаться, потому как вокруг снова становится слишком шумно, как тот хватает его за руку и тащит в сторону плавательных дорожек. — Эй! Хёёон! Поздравляю с первым местом! До Сынмина запоздало доходит, какого хёна сейчас зовёт Феликс, а когда доходит, то он пытается тормозить кроссовками, но получается плохо — пол скользкий, а хватка у Феликса крепкая. Чан стоит у бортиков. Он облачен в свободный спортивный костюм, темно-русые волосы кудрявятся от влажности — выглядит одновременно мило и забавно. — Спасибо! — Феликс, отпустив руку Сынмина, с разбега набрасывается на бывшего соперника. Тот громко смеется, — ты тоже был хорош. Четвертое место — это очень здорово. У вас вообще какая-то команда смерти была. Шли нос к носу. Сынмин отчасти с этим согласен, разрывы между соперниками был очень маленькими. — Сынмин, привет, — машет ему Чан, обращая на него взгляд своих добрых глаз и спуская на пол Феликса. Сынмин удивленно распахивает глаза — откуда он знает его имя? А. Ну да. Они же были на отдыхе вместе, и возможно Чан обладал более стабильной памятью, чем он. — Привет, хён, — робко отвечает Сынмин подходя ближе, — поздравляю с победой. — Спаси… — договорить Чан не успевает, так как пол всё ещё скользкий, а обувь Сынмина не предназначена для хождения по скользким поверхностям. Если бы не быстрая реакция Чана, то барахтался бы он в бассейне. Чан подхватывает его в последний момент и тянет на себя: ноги предательски разъезжаются, спиной врезается в грудь парня. — Боже, как у вас тут скользко! — возмущается Сынмин, пытаясь отдышаться. Феликс посмеивается в кулак. — Есть такое, — смеется рядом Чан, щекоча ухо теплым дыханием. Сынмину вдруг становится неуютно и жарко, он тихонько пытается отстраниться, но ему не дают. — Хён, а ты идешь на вечеринку завтра? — меж тем спрашивает Феликс. — Собирался, — кивает Чан, перемещая руку с талии Сынмина на бок, но всё ещё крепко держит. Боится, что он снова подскользнётся? Сынмин тоже боится, но ещё больше боится расплавиться от объятий. — О, и мы тоже! Тогда там ещё увидимся, — сияет Феликс, а Сынмину кажется, что он ослышался, поэтому уточняет: — Мы? — Конечно, мы вместе туда идем, — невозмутимо сообщает Феликс, прямо глядя в глаза, точно они уже это обговорили и вопрос решенный. Вот только ни черта они это не обговорили! — Ты же мой друг! — Я уже жалею об этом, — огрызается Сынмин, за которого снова всё порешали. А если он занят? А если у него рыбки (которых нет) не кормлены? А если ему надо рефераты (которых не задали) подготовить? В конце концов может ли он просто почиллить в одиночестве на диване, смотря фильм, а не сидеть в душном закрытом помещении с соткой людей разного уровня алкогольного опьянения? Может. — Ах ты! — Феликс тут же меняется в лице и делает пару шагов вперед, — хён, ну-ка отпусти! Сейчас я заставлю его поплавать! Чан смеется, но Сынмина не выпускает, наоборот сжимает крепче, надавливая пальцами на бедренную косточку. У Сынмина внутри рождаются и умирают вселенные. С чего это его так шатает-то? Лицо Феликса добрее не становится. Вообще, наверное, не стоит спорить с тем, кто защищал честь университета и занял четвертое место. — Хорошо-хорошо, я пойду, — сдаётся Сынмин, затылком чувствуя тихий смех Чана, рождающий лёгкую дрожь, — но как только мне станет скучно, то я сразу оттуда уйду. — Черта с два, — скрещивает руки на груди Феликс, — мы порог переступить не успеем, как ты скажешь, что тебе скучно. Минимум час. Сынмин скрипит зубами — его план — точный как швейцарские часы — раскусили. Напомните, пожалуйста, почему он всё ещё дружит с Ли Феликсом? — Тогда я всю неделю буду называть Ёнбок, — не остаётся в долгу Сынмин. Он так просто не сдастся: Феликс не любит своё корейское имя и всегда бесится, когда кто-то его так зовет. — Ладно, — недобро щурится Феликс. Что-то быстро согласился. Но назад пути нет. — Ты меня отпустишь? — спрашивает Сынмин у Чана, противореча собственным физическим желаниям. — Постараюсь не ходить рядом с водой. — О, прости. Конечно, — спохватывается Чан, убирая руки и делая шаг назад. Ещё никогда Сынмин так себя не ругал за собственные решения. Спине мгновенно становится холодно без чужого тепла. — Мне надо идти. Ещё раз с победой, — Сынмин мельком оборачивается на Чана, заглядываясь на два забавных завитка надо лбом, — и тебя тоже. — Я зайду за тобой завтра в шесть вечера, — кричит ему в спину Феликс. Сынмин неопределенно машет рукой, осторожно вышагивая по скользкому полу. Он гниловато думает о том, чтобы выключить телефон и сбежать из дома, но отказывается от этих мыслей, так как не хочет иметь дело с разъяренным Феликсом, который помимо плавания занимался тхэквондо. А Сынмин занимался лишь учебой, и их силы неравны. —- На студенческие вечеринки Сынмин ходил пару раз и ему там категорически не нравилось. Шумно, суетливо, негигиенично, много пьяных людей, мало нормальной еды. Поэтому в этот раз он взял с собой пару упаковок с полезными снэками, бутылку воды и два протеиновых батончика, чтобы не помереть с голоду, если его будут держать в заложниках больше часа. Сынмин хотел придерживаться стратегии «соглашайся во всем с Феликсом, он подобреет и отпустит тебя раньше». Друг заявляется к нему домой ровно в шесть. И не в пример Сынмину выглядел потрясающе: темные джинсы, помятая (специально!) белая рубашка и темный жакет из плотного материала с большим количеством блесток по краям. Феликс из тех людей, на которых мешок из-под картошки нацепи, и он всё равно будет сиять. Вот если на Сынмина нацепить мешок картошки, то он станет мешком картошки. В голове мелькает мысль, что Чан тоже из тех людей, что и Феликс. — Ты на вечеринку собрался или на школьную линейку? — скептически оглядывает его прекрасные брюки и прекрасную белую рубашку Феликс. — Галстука не хватает и пиджака с гербом. Раздевайся давай. Сынмин открывает рот, чтобы вякнуть что-нибудь неприятное, но вспоминает про стратегию, и побитым щенком идёт в комнату, чтобы раздеться. Феликс перерывает его гардероб и находит нормальные (по его мнению) темно-синие прямые джинсы с прорезями в коленях и изумрудного цвета свитшот. — Я в нём спарюсь, — фырчит Сынмин, и Феликс невозмутимо натягивает ему на голову базовую белую футболку, остервенело заправляет её за пояс джинс, следом натягивает свитшот. — Снимешь. Вообще нам надо сходить по магазинам. У тебя тут одно старьё, ужас, — Феликс воротит нос от чужого гардероба. — Такое чувство, ты меня собрался на рынке продавать. Мы же просто идём на вечеринку, — говорит Сынмин, когда они стоят у в дверей, а он шнурует кроссовки. — А вдруг судьба? А вдруг встретишь одну и на всю жизнь? В твоем случае одного. Надо быть при параде! Сынмин хмыкает: в его случае — ни одного. Он по поводу своей внешности надежд не питает. Смазливенький вроде бы, да, но ничего такого. В их дружеской паре он идёт за страшненькую подружку ангелоподобного Ли Феликса. Ой, на эту неделю — Ли Ёнбока. Дом, который призван стать пристанищем для студентов на этот вечер, поистине огромный и впечатляющий. Почти особняк. — Вау! — выдыхает Феликс, когда они такие красивые спустя два автобуса и три станции метро, наконец, добрались до нужного адреса. — Ещё никогда не был в гостях у Чанбин-хёна! Нуна говорила, что его дом впечатляет, но чтобы настолько. Кто такой Чанбин-хён, Сынмин не в курсе, но его дом (или скорее его родителей) действительно впечатляет. Они приходят не первыми и не последними. Сынмин тут же облюбовал себе место на первом этаже в кресле у окна: оно стояло в самом углу и в случае чего можно было спрятаться за шторой. В окно можно было наблюдать, что творится на улице, а внутри первый этаж и часть лестницы были как на ладони — никто сзади не подойдет, чтобы напугать. Поставив таймер на час, он довольно уселся в кресле, наблюдая за нарастающим потоком людей. Надо было хоть учебники взять или судоку какое-нибудь. Феликс, не добившись от Сынмина согласия на банку пива и зажигательные танцы, фыркнув и закатив глаза, отчалил куда-то вглубь, но пригрозил, что если Сынмин уйдет, не предупредив, то получит таких пиздов, что сидеть потом спокойно на парах не сможет. Сынмин угрозой проникся и пообещал не убегать, не сообщив заранее. В кармане рюкзака он обнаружил наушники, которые тут же нацепил, включая любимый плейлист, и уткнулся читать новости и паблики, на которые был подписан. Конечно, большую часть шума наушники не могли подавить и так или иначе крики пробивались. А ещё, словно, с каждой минутой становилось всё жарче и жарче, поэтому через несколько минут Сынмин избавился от свитшота, укладывая на спинку кресла. Он периодически поднимал глаза, чтобы проверить толпу на предмет Феликса или Чана. Феликс периодически мелькал — храни господь его решение покраситься в белый, в объятиях то одной красотки, то другой, а вот Чана видно не было. Это немного расстраивало. Впрочем, если бы Сынмин оторвал жопу и прошелся по дому, то и смог бы откопать парня в кулуарах особняка, но отрывать жопу и терять насиженное место не хотелось — слишком много стервятников. С другой стороны, зачем ему искать Чана? Чтобы что? Сынмин не уверен, что найдет достаточный предлог, чтобы подойти и заговорить. Через полчаса Сынмин даже втянулся и сильно не бесился с обстановки вокруг. А ещё он проголодался, поэтому достал из рюкзака упаковку орешков с цукатами и бутылку воды. Странно, ведь до ухода хорошо поужинал; видимо, стресс так сказывался. Просканировав толпу на предмет интересующих его двух человек и не обнаружив обоих, Сынмин мельком глянул на часы — ещё пятнадцать минут, и вновь уткнулся в телефон, зачитываясь недавно вышедшей яойной мангой. На самом животрепещущем моменте признания в любви кто-то отвлекает Сынмина взмахом руки перед глазами, и он гневно вскидывается голову, чтобы прожечь взглядом нарушителя спокойствия. Нарушителем спокойствия оказывается Чан, что немного выбивает почву из-под ног. Чан выглядит иначе, чем тогда на отдыхе — какой-то слишком лощеный и приукрашенный. Такое чувство, что ему помогал собираться Феликс. По крайней мере купил ему такие же джинсы, как у себя, только размера на 2 больше. Плюс белая (уже как у Сынмина, это важно!) футболка и тонкий синий бомбер с разными незнакомыми нашивками — и как ему не жарко. Тёмно-русые волосы выпрямлены, лицо светится доброжелательностью. Сынмин вытаскивает наушники. — Привет, — улыбается ему Чан, выпрямляясь. — Привет, — отвечает Сынмин, пряча наушники, краем глаза замечая в толпе танцующую белую макушку, на которую кивает, — Феликс, вон там. — Я знаю, — не прекращая улыбаться, сообщает Чан, опираясь о стоящий рядом стол бедром, — видел его перед тем, как к тебе подойти. — Ага, отрывается, как в последний раз, — бубнит Сынмин, сердито сверля друга взглядом. — А ты? — Что я? — не понимает Сынмин, переводя недоуменный взгляд. — Почему не отрываешься, как в последний раз? — Потому что это явно не последний раз, этот черт меня ещё куда-нибудь вытащит, — ворчит Сынмин, закидывая ногу на ногу. Упаковка со снэком, что стояла прижавшись у бедра, чуть съезжает, потеряв опору. Чан сразу же переводит взгляд на неё и приподнимает брови, удивляясь, — и не испытываю желания. Я больше по домашним посиделкам малого круга людей. — Как тогда летом? — Примерно, да, — кивает Сынмин, помогая упаковке снова найти опору, но уже о боковую спинку кресла. Ему немного неуютно от того, что Чан стоит рядом и разговаривает с ним о каких-то банальных вещах. Он видит за его плечом пару девушек, которые стреляют в спину пловца кокетливыми нетерпеливыми взглядами, ожидая, когда уже тот закончит нянчиться с каким-то пацаном. — Тебя там ждут, — Сынмин кивает в сторону девушек, Чан не оборачивается, чтобы глянуть, но понимает, о ком речь. — Подождут. Я уже устал от них, — он морщит нос и чешет ухо. Милые жесты, которые вызывают у Сынмина легкую улыбку. Чан кивает на упаковку снэков, — Тебе не нравится еда здесь? Вроде бы Чанбин постарался, чтобы меню было разнообразным — он слишком зацикленный на этом. — Обычно на таких вечеринках еда жирная и вредная, призванная быть закуской к выпивке. Я не пью, и эта еда мне не нравится. — Совсем не пьёшь? — Ну, — Сынмин хрустит шеей, размышляя, как бы ответить, — могу себе позволить несколько банок, но в хорошей компании, которой я доверяю, а не среди кучи незнакомых мне людей. — Я для тебя хорошая компания? — подмигивает ему Чан. Сынмин неосознанно хмурится — к чему этот вопрос? Он не собирался здесь пить, и ему осталось 5 минут до конца договора. Но в то же время Чан к нему подошел сам, сам начал разговор и не ушел после вежливого обмена приветствиями. — Феликс тебе доверяет и считает хорошим хёном, поэтому, наверное, да. Ты был бы хорошей компанией. Только у меня осталось 5 минут. — До чего? — удивляется Чан, скрепляя руки в замок. — До окончания моего срока заключения здесь. Мы договорились с Феликсом на час, и он истекает через — Сынмин бросает взгляд на таймер, — три минуты и две секунды. — А если я попрошу, то задержишься? Вопрос звучит странно. Очень странно. Внутри Сынмина что-то — он не уверен, что — делает кульбит и подспускает лёгкие, лишая кислорода. Странный этот парень, его там две девушки ждут (а возможно и не две), а он тут время с Сынмином теряет, который не то чтобы самый интересный человек на свете на этой вечеринке. — Зачем? — этот вопрос кажется единственным логичным. — Ты создаешь впечатление интересного человека, — опровергает мнение Сынмина о себе. Он вылупляется на него, — Феликс расстроится, если ты рано уйдешь. Этот аргумент уже выглядит более внушительным. Феликс действительно расстроится, когда Сынмин с победным выражением лица подойдет к нему ровно за секунду до конца договора и скажет, что собрался домой. Потому что Феликс, скорее всего, его не бросит и пойдет с ним, чтобы проводить, а судя по тому, как он сейчас отрывается на танцполе, уходить ему совсем не хочется. Что только не сделаешь для счастья друга. — Хорошо, тогда я соглашусь на твою компанию. Вновь кульбит внутри, когда Чан счастливо улыбается, превращая свои глаза в черточки. Очень. Странный. Парень. Или он нормальный, а вот Сынмин странный. — А ты будешь пить? — Конечно. — Но ты же спортсмен, — с сомнением смотрит на него Сынмин, ожидая подвоха. — Я грешный спортсмен, — смеётся Чан и протягивает руку, чтобы помочь встать с кресла. Сынмину совершенно не хочется терять своё насиженное место, которое точно кем-то сейчас оккупируется, но пойти с Чаном ему хочется больше. Поэтому он собирает свои пожитки в рюкзак, берет свитшот и поднимается сам, игнорируя протянутую руку. Они проходят мимо танцующей толпы и мимо тех девушек, что пялились на Чана, а теперь обиженно дуют губы, и подходят к столу, где Сынмин замечает знакомого человека — второй хён из летней поездки. — Чанбин, привет, — машет рукой Чан, а Сынмин округляет глаза — так вот кто «Чанбин-хён» для Феликса и кто жертвует своим домой. — Хай, — улыбается ему Чанбин и обращает свой взгляд ему за спину, — Сынмин-а, привет, рад что ты пришел. Сынмин чуть рдеет щеками — и этот знает его имя! Чёрт, он один что ли не запоминает имен! Не то чтобы это было проблемой всей его жизни, но имена частенько не задерживались в его голове, заменяясь на ассоциативные заместительные псевдонимы. — У тебя есть что-то полезное? — спрашивает Чан, забирая из холодильника четыре банки пива, — а не только то, что на столе? — Мой холодильник в твоем распоряжении. Хоть весь шпинат вытащи — мне не жалко, — отзывается Чанбин и улетучивается с глаз, послав обоим поцелуйчики. Сынмин заглядывает в холодильник и выбирает сыр, немного овощей и фруктов. Всё порезано и разложено по контейнерам — Сынмин одобряет такой подход к организации холодильника. Даже находит отварных креветок, но взять ему их стыдно, вертит контейнер в руках и ставит обратно. Только Чан, стоявший всё это время за спиной, возвращает ему это контейнер в руки. — Не обеднеет. Ему дня два ещё не до этих креветок будет. Сделаем одолжение и съедим. Сынмин кивает. Они не возвращаются обратно, а идут дальше в глубь дома. Чан ловко лавирует между людьми и коридорами, точно здесь не впервые. Наверное так Сынмин ходит по дому Феликса — слишком часто там бывал и может с закрытыми глазами обойти весь дом и не споткнуться. Они выходят к двери, ведущей во двор. На удивление там практически пусто — несколько пар сидят на скамейках в маленьком саду и спокойно разговаривают. Чан останавливается на крыльце, в углу которого стоял маленький стол, угловая лавка и пару стульев. Они в четыре руки расставляют продукты и выпивку: Сынмин усаживается на лавку, сразу подтягивая к себе колени и натягивая свитшот — ветерок оказался холодный. Чан садится на стул напротив. Ярлычок банки поддаётся с лёгким пшиком, и после тихого чоканья они делают пару глотков. Пиво не самое вкусное: горчит и оставляет неприятный привкус во рту, но Сынмин уверен, что привыкнет. — Ты с Феликсом давно знаком? — нарушает тишину Чан, выуживая из контейнера огурец. До Сынмина только сейчас доходит, что о своей еде он-то побеспокоился, а вот о закуске для парня нет. — Давно. Блин, забыл тебе что-то взять для закуски. Я сейчас сбегаю, — он спускает ноги и наклоняется вперед, но твердая рука его останавливает и вынуждает сесть обратно. — Мне и так вкусно. Всё-таки я спортсмен, — подмигивает ему Чан, весело хрустя огурцом. — Грешный спортсмен, — улыбаясь, повторяет шутку Сынмин, пряча улыбку в новом глотке из банки. — Насколько давно? — не отстаёт Чан. — Где-то с первого класса старшей школы, — обняв колени и закинув голову вбок наверх, чтобы посмотреть в ночное небо, отвечает Сынмин. Воспоминания отрывочными картинками проявляются в памяти. — Он к нам только перевелся. Был таким неопытным котенком, говорил неплохо по-корейски, но проблемки были. Меня попросили взять шефство над ним, так как я некоторое время жил в Америке, по программе обучения летом, и мог нормально его понимать. Так и подружились. Он оказался той ещё занозой в заднице, а с виду такой одуванчик. Чан смеётся в голос с такого сравнения. А что такого, если это правда. Феликс пускал пыль в глаза первые месяца два, а потом показал настоящий характер. Чтобы уж совсем не кривить душой, на самом деле Сынмин рад, что Феликс его друг. Они стали намного ближе, когда тот стал защищать его от нападок школьников, когда вскрылась ориентация Сынмина. Колотил всех за любой косой взгляд, отчего часто посещал кабинет директора. — Я знаком с ним через Рейчел, его старшую сестру. Мы вместе учились, пока не переехали сюда семьями. Потом поступили в разные универы. То лето было последним, когда мы нормально виделись с ней, — делится информацией Чан, хотя Сынмин не спрашивал, но ему приятно. — Не помню, хорошо ли я тебя тогда отблагодарил, но поблагодарю ещё раз, — Сынмин выставил вперед руку с банкой, — спасибо, что спас мне жизнь, хён. А то бы я сейчас тут с тобой не сидел. Под тихий смех Чана они чокаются и делают ещё по глотку. Одна парочка на дальней скамейке заменяются на другую. Сынмин роется в контейнерах, выискивая вкусный виноград или яблоко. Пиво всё ещё горчит, хочет заесть чем-то сладким. — Чем ты увлекаешься? — задаёт новый вопрос Чан и смотрит как-то исподлобья. Вся его поза выглядит расслабленно, он приосанился на спинку стула, расстегнул бомбер до конца, наклонил голову набок, внимательно вслушиваясь. Сынмина немного несёт в ответе на вопрос, но он не может сдержаться. И рассказывает всё, начиная учебой (он действительно любит учиться) и заканчивая любимыми томами манги (кроме яойной). Чан изредка кидает какие-то уточняющие вопросы, но не более: только слушает и внимательно смотрит на его лицо. Возможно, не будь в нём банки пива внутри, то Сынмин смутился такому вниманию, но сейчас ему абсолютно спокойно и хорошо. Рассказ останавливается по двум причинам: у них заканчивается пиво и на телефон Сынмина кто-то звонит. Когда он видит на экране «Ёнбок-и», то сердце тревожно йокает, он надеется, что с другом ничего не случилось. Но как оказалось переживать стоило за себя. — Ты где?! — слышится обеспокоенно высокий голос Феликса, как только Сынмин свайпает в сторону ответа. — Я на заднем дворе дома, — отвечает Сынмин, оглядываясь. Чан ему кивает. — Один? — слышится второй обеспокоенный вопрос. Шум на фоне усиливается, словно до этого Феликс был на улице, а затем вернулся в помещение, — Тебя увели? Всё хорошо? Тебе не делают больно? — Я не один, я с Чан-хёном, и нет, мне не делают больно, — отвечает Сынмин, замечая удивленный взгляд напротив и ухмылку на губах. — Никуда не уходи, я сейчас буду! — заполошно кричит Феликс и сбрасывает вызов. Сынмин не успевает телефон спрятать обратно в рюкзак, как дверь дома распахивается, а рядом с их столом материализуется встревоженный Феликс. Его светлые волосы растрепались, на лбу капельками блестит пот, щеки горят красными пятнами. В целом его вид можно было назвать «помятым». А кто бы не стал помятым тусуясь в центре танцующих людей? — У меня чуть сердце в пятки не ушло, когда я увидел, что тебя нет на кресле! — Феликс падает рядом с Сынмином на лавку и сразу пристраивает свою голову на его плече, волосами щекоча щёку. Сынмин морщится. — Но ты мне не отзвонился, значит не ушел. Подумал, что кто-то из присутствующих тебя захватил и насилует где-нибудь! Возмущение на лице Сынмина отразилось настолько ярко, что Чан не сдержал смешка. — Хорошего ты обо мне мнения, Феликс, — Чан смотрит на них смеющимися глазами, Феликс поворачивает к нему голову. — Прости, хён. Я же не знал, что это ты его увел. А, Сынмин-и, парень видный! Кто угодно мог забрать! Сынмин закатывает глаза. Ну началась старая песня: мой друг — самый красивый парень на свете, и мне похер, что он сам этого не признает. — Согласен. Поэтому его увел я! Сынмин стреляет сердитым взглядом в сторону Чана, мол и ты туда же. Никто и не собирался уводить, у этих ребят какие-то завышенные ожидания насчет его персоны. Он спокойно сидел свои 55 минут на кресле и никто к нему не подходил. И досидел бы ещё пять, если бы не подошел Чан. — Боже, Ёнбок, прекращай, — Сынмин дёргает плечом, шевеля голову друга, — никому я здесь не сдался. Тут народу тьма, а ты думаешь, что на меня кто-то позарится: скучного, серого парня в наушниках, который весь вечер пялится в телефон. — Ну хён же позарился, — спокойно отвечает Феликс, не собираясь убирать голову с чужого плеча. Хоть утрясись. Сынмин замирает и переводит взгляд на Чана, который кивает в подтверждении слов и мягко улыбается, являя ямочки. Сынмин как-то сильно на них засматривается и пропускает возможность и время для остроумного ответа. — Это хорошо, — продолжает Феликс, — что хён нормальный, и он явно с тобой ничего не сделает. А если бы нет? В каких комнатах я бы тебя тогда искал? У Чанбин-хёна тут гребанный замок, а не дом. — Прекрати меня считать испуганной ланью, которая не сможет постоять за себя! — Сынмин очень сильно трясет плечом, вынуждая Феликса со стоном поднять голову. — Иначе это будет последняя вечеринка, на которую ты меня затащил! — Ладно-ладно, прости, — сразу же идёт на попятную Феликс, прижимаясь грудью к его спине, мягко обнимает, скрепля ладони в замок на чужом животе, — я просто сильно испугался. Сынмин не отвечает, только сердито фыркает и отворачивается, строя из себя обиженку. Чан смотрит на них с улыбкой, в глазах у него смесь тепла и какой-то непонятной искры. Наверное, считает их поведение детским, не достойным поведения двух второкурсников. — И вообще, почему ты один? — вдруг спрашивает Сынмин, обращаясь к Феликсу, — ты же хотел кого-нибудь подцепить. — Подцепил я только головную боль, — морщится, — наверное, пора, как и ты, переходить на парней, а то от девчонок одни проблемы. Сынмин замирает. Он давит в себе желание стукнуть друга по темечку, и смотрит испуганно на Чана, ожидая увидеть не самую приятную реакцию на то, что он сейчас узнал о Сынмине. Уж Сынмин в школе на таких нагляделся. Только тогда его защищал Феликс, а тут. Да Чан его мизинцем переломит, если завяжется драка. — Согласен, переходи на парней, — внезапно поддерживает Чан, в его лице ни намека на удивление, отвращение, злость, брезгливость, страх и прочие сопутствующие эмоции, когда ты раскрываешь свою ориентацию. Сынмина с одной стороны это успокаивает, с другой даже пугает. — Вот твой последний был прекрасным молодым человеком, — обращается к нему Феликс, щекой прижимаясь к плечу Сынмина, — чего бросил-то? — Это меня бросили, — легко отвечает Чан, но смотрит почему-то Сынмину в глаза, отчего тот чувствует некоторое смущение, а ещё внутри кто-то продолжает крутить сальтухи. Боже, он так несварение заработает, — не дотягиваю до звания идеального парня. — Ты-то? — ужасается Феликс, и Сынмин с ним солидарен в этом вопросе. — Мы проходили совместные тесты, и на вопрос «кого бы я вытащил из пожара в первую очередь: маленького ребенка или его», выбрал маленького ребенка. Так и расстались, — пожимает плечами Чан, забирая последнюю креветку с контейнера. — Офигеть, — вылупляется на него Феликс. — Но, — Сынмин задумывается, — разве это не логично? Ведь ребенок маленький и не понимает, что делать при пожаре, а твой, — он запинается, глотая слово, — парень, если ему конечно, было не двенадцать, вполне бы сориентировался сам. — Ему точно было не двенадцать, — улыбается Чан, — скорее два раза по. — Я бы тоже вытащил ребенка, — соглашается Феликс, — тогда и мне он не подходит. — У тебя тут целый дом народа, половина мужского пола, уж найдешь как-нибудь, — Сынмин тянется за дольками мандаринов. Одну кладет себе в рот, другую в открытый рот друга. — Они какие-то все, — Феликс замолкает, прожевывая, — рафинированные что ли. Без искры. — Может потому, что пьяные, и все на одно лицо? — предполагает Чан, очищая новый мандарин и аккуратно пододвигая к парням. Сынмин придерживается предыдущей тактики: одну себе, вторую другу. — Возможно, — Феликс дергает головой, покорно принимая мандаринку. — Мне бы такого, как Сынмин-и! — резко оживляется, прихватывая губами вместе с мандаринкой пальцы друга, — Сынмин-а, будешь со мной встречаться? — Упаси боже, — тут же отвечает Сынмин, недовольно вытирая пальцы о стильный жакет Феликса. Он тянется за новой и замечает жесткий взгляд напротив. Посчитав, что Чан против того, чтобы таскали очищенные им мандарины, Сынмин останавливается, — Мне тебя и в качестве друга хватает. Ещё и в качестве парня терпеть — нет, спасибо. — Но ты даже не попробовал! Откуда ты можешь знать? Может я в отношениях само очарование, — дует губы Феликс. Сынмин закатывает глаза. — Меня ты не проведешь. Это другим на уши лапшу вешай, что ты само очарование. Я тебя знаю изнутри — демонюга. — А если поцелую? — Феликс тянется и заглядывает в лицо Сынмину, который отшатывается. Кажется, кому-то пора прекращать употреблять алкоголь, больно буйный стал. Сынмин его ещё за пеперо в том году не простил. — То получишь в глаз. Я могу за себя постоять, — спокойно отвечает он, вновь обращая взгляд к затихшему Чану. Парень выглядит сильно задумчивым и грустным. Они его обидели своим флиртом? Или может он скучает по своему парню и поэтому пригорюнился. Последняя мысль больно ударяется о сердечную мышцу. Сынмин ёрзает. Резко открывается дверь, выпуская на улицу парочку новых людей, что спешат к пустой скамейке. Из проема слышится музыка и гул людей. За столом резко наступает тишина, как и в доме. Какая-то девушка завладев микрофоном от музыкальной системы предложила сыграть в игру на поцелуи. — Тот кто в желтом, целует того, кто в красном, — визгливо кричит она в микрофон и так же визгливо смеется. Сынмин передёргивает плечами: вот из-за таких игр он и не любит вечеринки. Возможно, когда пьян, мозг отключен, а телу хочется ощущений, то такие игры норм, но когда ты относительно трезв, то такие игры отвратительны. — Так, отлично. А теперь тот, кто в лиловом целует того, кто в черном. — Выбор невелик, — хмыкает Феликс, и заметив два недоуменных взгляда объясняет, — там в лиловом лишь две девушки. По-моему, ведущая сделала ставку именно на них. — Тааак, как горячо было, — вновь включается визгливая девушка, — а теперь давайте тот кто в синем, целует того, кто в изумрудном. — О, это вы, — дослушав, говорит Феликс, а Сынмин с ужасом переводит взгляд на собственный свитшот, уже костеря друг на чем свет стоит — и за выбор одежды, и за уточнение. А ещё Ли Феликс точно перепил, судя по его едва держащимся открытыми глазам и слегка заплетающемуся языку. Но они же сейчас не внутри, и правила на них не распространяются, правда же? Сынмин боится посмотреть в глаза Чану, поэтому смущенно смотрит в сторону. — Не будете? — удивляется Феликс, словно они обязаны. Что это за неофициальные правила вечеринки! Сынмин ничего не подписывал, следовательно, и участвовать не будет. Вот только. Он как в замедленной съемке видит, как отодвигается стул, как Чан встаёт и подходит, наклоняется совсем близко (паника!), заглядывая ему в глаза. — Можно? — от хриплого голоса сладко тянет в паху. Сынмин хочет ответить «нет», но, завороженный взглядом потемневших глаз, кивает. И сразу же чувствует, как к его рту прижимаются чужие мягкие губы, аккуратно сминая его. Сынмин прикрывает глаза от переизбытка эмоций, если бы не руки Феликса, что его сейчас держали, он бы точно упал. Поцелуй выходит нежным, мягким, неглубоким. Когда Сынмин открывает глаза, то видит прямой взгляд, направленный точно на него, и вновь паникует, разрывая поцелуй. Слишком близко. Чан сразу отодвигается и усаживается на свой стул. — Молодцы, — говорит Феликс, сладко зевая. — Интересно, будет ли связка черный-изумрудный, чтобы я тебя тоже поцеловал, Сынмин-и? — В твоих мечтах, — цедит Сынмин. Злость на слова друга притупляет возбуждение и успокаивает бег сердца. Теперь он боится смотреть на Чана в принципе, предпочитая глядеть в небо, словно ничего не произошло. Ничего. У него просто будет несварение. Это сто процентов. — Вот ты где! — в проеме появляется Чанбин и смотрит укоризненно на Чана. — Пойдем. Я подговорю Мими, чтобы загадала нужный тебе цвет, и ты поцелуешь кого-нибудь, кого выберешь, а? — Да он уже, — отвечает за Чана Феликс. Сынмин возмущенно дергается. Феликса же сильно клонит в сон, но он пытается держаться на связи с этой реальностью. — Да? Когда успел-то! Там только три раунда прошло, — возмущается Чанбин, плюхаясь рядом, и заглядывая Феликсу в лицо, — эй, Ёнбоки, ты как? Всё хорошо? — Ага, — отзывается тот и трётся щекой о лицо Сынмина, — не считая того, что лучший друг не хочет со мной встречаться и целовать. — А ну-ка, расскажи дяде Чанбину, что это за друг такой, мы быстро с ним всё порешаем! — Этот друг — я, — обращает к Чанбину своё сердитое лицо Сынмин, — Хоть запытайте, но встречаться не начну. — А мелкий поцелуйчик? — хныкает Феликс. Господи, сколько вылакал этот ангел, что его так расшатало? У Сынмина подтекает крыша — слишком много событий на один вечер. — Вон, Чан-хёну же достался от тебя. Чем я хуже? От такой наглости, Сынмин сидит с открытым ртом. Да он их буквально заставил, а теперь канючит! Чанбин удивленно смотрит на Чана, но тот не удостаивает его ответным взглядом. — Так, молодой человек, — вдруг превратившись в сорокалетнего дядю, твердым голосом заявляет Сынмин, убирая с себя чужие руки и трясет плечом, чтобы и голову тоже убрали, — вам пора домой, пока не наговорили лишнего, за что завтра будете на коленях прощения молить. — Вам вызвать такси? — сочувственно спрашивает Чанбин, обеспокоенно поглядывая на разморенного Феликса. — Я вызову. Проедусь с ними, чтобы доехали без проблем, — произносит Чан, доставая телефон. Сынмин вспыхивает — он и сам в состоянии позаботиться о друге. — Не вернешься больше? — спрашивает Чанбин. — Нет. Я уже сделал то, что был должен, — говорит Чан, смотря Сынмину в глаза. Вдоль позвоночника проходит табун мурашек. Что значит «должен был»? Всё-таки при входе в этот дом висели какие-то правила, которые Сынмин не заметил. — Утром приду помочь убраться. — Спасибо, ты настоящий друг! За размышлениями и поднятием тушки Феликса Сынмин забывает сказать, что не нужно ничего, он сам вызовет такси. Только Чан молчаливо подхватывает Феликса с другой стороны и они идут вместе через душный дом (людей стало меньше), и выходят в центральные двери на свежий воздух. — Я вызвал к дому Феликса, — говорит Чан. — Лучше исправь на мой адрес. Будет потом стыдиться семью, а я один живу, — просит Сынмин, вглядываясь в темную дорогу, и диктует свой адрес. Такси приезжает быстро, на заднее Сынмин не без помощи Чана усаживает Феликса — вроде выглядит пушинкой, а тяжеленный, и усаживается рядом, а Чан садится впереди. Ехать чуть дольше тридцати минут. Едут молча, под тихие звуки радио в машине. Голова Феликса лежит на коленях Сынмина и он нежно перебирает ему волосы, надеясь, что скоро не придётся их держать, давая возможность другу опорожниться через рот. Взгляд его липнет к профилю Чана, освещаемому приборной панелью и встречающимися на пути уличными фонарями или рекламными вывесками. Любой свет от холодного белого до вырвиглазного лилового красиво бликуют на его лице, каждый раз изящно очерчивая твердую линию подбородку. Сынмин вздыхает: он не может не признать, что Чан красивый. Почему-то это осознание отдается болью в виске и щекоткой на губах. Когда они доезжают и выходят из такси, то Сынмин хочет сказать, что дотащит друга сам (правда ещё не понимает, как, но очень постарается), только Чан молча подхватывает Феликса на руки (как пушинку, ей-богу, у Сынмина три пота сошло, пока он это пьяное тело вытаскивал), и спрашивает, куда идти. Ладно, Сынмин признаёт, что Чан очень сильно ему помог, потому что он не представлял, как бы тащил друга на третий этаж. Если только за волосы, оббивая его красивым лицом ступеньки. Ключ быстро входит в скважину. Сынмин распахивает дверь, заходит первым. Сбрасывает обувь и включает свет, чтобы было видно, куда нести сонную кралю. Чан заботливо укладывает Феликса на диван, бегло осматривает скромный интерьер квартиры. — Снимаешь? — Ага. — Один? — Один. Вообще он предлагал Феликсу поселиться у него — ближе до универа добираться, но тот не хотел съезжать от семьи. — Чёрт, — вдруг спохватывается Сынмин и хлопает себя руками по плечам и спине, — рюкзак забыл у Чанбин-хёна. — Я завтра поеду к нему убираться. Могу завести вечером, — Чан уже стоит у дверей и обувается. — Не стоит. Я сам к нему съезжу, как это чудо завтра оклемается, — Сынмин неловко кивает на посапывающего на диване Феликса. — Мне не сложно, — произносит Чан, выпрямляясь в полный рост. В маленькой прихожей он кажется огромным, заполняющим всё пространство собой. Или Сынмину так просто кажется, потому что в голове у него точно все мысли лишь о нем. Ведь самого Сынмина тоже не назвать чтобы мелким: высокий, не хрупкий, но подтянутый, длинные руки и ноги. Конечно, у него нет таких широких плеч и бедёр, да и рука тоньше чановской раза в два. — Хорошо, — сдаётся Сынмин, который не хочет спорить. И на самом деле, он был бы не против увидеться снова, — Спасибо, что помог дотащить. — Рад помочь, — Чан почему-то выглядит расстроенным и загруженным, Сынмин чувствует себя из-за этого виноватым — таки стоило настоять на том, что сам справится. — Я напишу Рейчел, что её брат ночует у тебя, чтобы не волновались. — Спасибо, — кивает Сынмин широкой спине. Чан уходит слишком быстро, мазнув в последний раз по его лицу нечитаемым взглядом. Дверь тихо закрывается, оставляя Сынмина в квартире с пьяным другом и выросшей дырой в груди. — Утром Сынмин, конечно, отрывается на Феликсе знатно. Будит в семь утра, стуча ложками у уха спящего, тот подрывается мгновенно и чуть не падает с дивана, пытаясь осознать себя в пространстве. Сынмин гортанно хохочет. Всё же он не настолько садист, и варит похмельный суп, великодушно разрешает принять душ и взять его домашнюю одежду. Сынмин хихикает гиеной: ещё вчера Феликс называл его одежду старьем, а теперь сам в ней щеголяет. — Боже, что вчера было? — растекается по холодной поверхности стола Феликс, его мокрые волосы оставляют разводы. — Не думал, что выпил настолько много. — Я, если честно, тоже, — Сынмин ставит перед другом тарелку с супом, — но я особо и не следил за тем, что ты там лакаешь. А теперь хлебай давай, а потом сделаем тебе масочку, а ты выглядишь, как я, когда налопаюсь маринованных соленых овощей, а наутро просыпаюсь пузатой Фугу. Со стороны Феликса слышится смешок: на шутки реагирует, значит, оживает потихоньку. Сынмин усаживается рядом за стол с кружкой чая и упаковкой печенья: он уже позавтракал, но чай попить не успел, слишком был занят пробуждением лучшего и любимого друга. После пары ложек супа Феликсу действительно легчает, он облегченно стонет, и оставшийся суп съедает за мгновения. Затем, правда, снова расползается морской звездой по столу. — Помню только, как танцевал, потом как тебя искал, потом как о чем-то говорили, — бормочет Феликс, — потом как Чан-хён тебя поцеловал… — Ага, а как ты сам ко мне подкатывал, помнишь? — тут же сворачивает с опасной темы Сынмин. — Подкатывал? — приподнимает голову Феликс. В глазах плещется непонимание. — Пытался меня поцеловать и заставить встречаться, — кривится Сынмин, делая глоток, — насилу тебя угомонил. — Хорошо, что не поддался. Я бы тебя не вывез — Феликс снова укладывается головой на стол и поднимает большой палец правой руки. Сынмин давится чаем. — Чего? Это я бы тебя не вывез! А сам вчера кричал, что я идеальный кандидат! — Не кричи, Минни, — ноет Феликс, жмуря глаза, — голова сейчас лопнет. — Так ей и надо, значит. Я из-за тебя свой рюкзак забыл в том доме! — Сынмин собирает посуду со стола и ставит в раковину. — Дай мне пару часов и потом съездим. — Чан-хён обещал привезти, — ведет плечом Сынмин и старается сохранить бесстрастность в голосе. Он вообще поэтому так рано и вскочил: ожидание истрепало все нервы. — О, точно! — резко оживает Феликс, поднимает голову, которую затем подпирает кулаком и смотрит лукаво в спину друга, — так как тебе поцелуй с Чан-хёном? Сынмин чуть тарелку из рук не теряет, вовремя подхватывая её, и матеря самого себя, что вернулся к опасной теме. Этот вопрос глодал его большую часть ночи, а потом утра. А ещё он думал о том, что слишком много внимания уделяет вечериночному поцелую, который произошел по указке пьяной ведущей. И много читает яойной манги. Однозначно. — Никак, — пожимая плечами врёт Сынмин и натирает каемку тарелки до сияющей чистоты, — обычный поцелуй. – Да? — неверяще тянет Феликс. — И стандарты у тебя. Я слышал, что он хорошо целуется Слышал он, блять! По радио что ли передавали? Нет, не надо разгонять эту тему, пока он точно не разбил тарелку. — Так сам поцелуй и проверь. Может, с ним и встречаться начнёшь, — язвит, прикрывая собственную панику. — Ой, нет. Хён конечно хороший, но гиперопекающий, ужас. Я задохнусь с ним. И ещё он запретит мне играть в игры. И скорее всего наденет паранджу. С последнего Сынмин смеется уже в голос, представляя друга в парандже. Хотя этому подлецу и паранджа бы пошла. — А ещё он слишком жёсткий. Когда учил меня плавать, то несколько раз доводил до слез, говоря, что я никудышный ученик. — Потому что отвлекался? — Эй, я был ребёнком! — Зато сейчас тебе 22, а повадки те же. Феликс по-взрослому показывает ему язык и проверяет стоящий на зарядке телефон в надежде, что он зарядился. Отписывается родителям о своем местоположении и что к вечеру будет дома. Вот ему уже 22, и нужно съехать в конце концов от родителей, но быть любимым сыном так приятно и хорошо. Всегда дома накормят, поговорят, погладят. Можно, конечно, начать в конце концов жить с Сынмином: тут с ним точно поговорят, наверное накормят, но насчёт погладить — огромный вопросительный знак. Тогда уж лучше к Чан-хёну. Сестра говорила, что он ищет себе соседа на квартиру. Вот там точно и поговорят, и накормят, и заобнимают. Остаток дня до ухода Феликса друзья дурачатся и смотрят разные тупенькие шоу с которых ржут гиенами до выступивших слёз. Сынмин проявляет великодушие второй раз и разрешает взять свои вещи с собой домой, потому что идти в королевском наряде с вечеринки Феликс не хочет. Друг стоит в дверях и пытается попасть ногой в кроссовок, когда в дверь раздаётся вежливый стук. У Сынмина внутри зарождается трепетное щекочущее чувство: ждал целый день. Даже погружаясь в передачки, на кромке сознания всё равно сосулькой висела мысль о скором приходе. Феликс открывает дверь, за которой оказывается Чан. Такое чувство, что последствия вечеринки его совсем не коснулись. Такой же бодрый и свежий, как и вчера. Только одежда другая. Сынмин делает глубокий выдох, здоровается и приглашает войти. Жалеет правда, что стоит сейчас в старой истерзанной годами футболке и домашних помятых шортах с маслянистым пятном на правой стороне. — О, хён, привет, — Феликс теснится в одном кроссовке, пропуская парня внутрь. — Привет, я принёс рюкзак. Чан протягивает вещь своему хозяину, и Сынмин счастливо в него вцепляется. Приятное тепло плещется в нём беспокойным морем. — Спасибо большое. — Вы уже убрались? — меж тем интересуется Феликс у парня, засовывая ногу во второй кроссовок. — Да. Там на самом деле немного было. Чанбину вчера кто-то помог поверхностно собрать мусор и прибраться, — отвечает Чан, разглядывая Сынмина с любопытством, но обращается снова к Феликсу: — Ты домой? — Ага. Пойдешь со мной или останешься здесь? Феликс не замечает, какое напряжение вызывает его вроде бы безобидный вопрос. Почему-то в его голове не складывается паззл, что Чану тут в принципе делать нечего. И Сынмин возможно бы желал, чтобы тот остался, вот только занять его совершенно нечем. — Ёнбок, — шикает Сынмин на друга, стараясь не замечать крепкую мужскую фигуру позади него. — Что? — недовольно вскидывается тот, не понимая что на этот раз не так, — человек к тебе через полгорода ехал, а ты даже чаем не напоишь? Стыд и позор твоему гостеприимству. Сынмин задыхается возмущением! Этого человека никто и не просил, он сам вызвался! Но от слов всё равно становится немного стыдно — А знаешь, что он ещё сказал? — обращается к Чану Феликс, решивший, что если закапывать друга, то полностью. У Сынмина волосы на загривке дыбом встают. Он убьет Ли Феликса, если тот произнесет: — что ты так себе целуешься. Обычно. — Да? — удивленно спрашивает Чан и смотрит на Сынмина насмешливо, кончиком языка облизывая нижнюю губу. Сынмин не выдерживает всего это пиздеца и закрывает глаза, в ушах шумит. Если Феликс прямо сейчас не покинет квартиру, то он точно спустит его с лестницы. Он готов отсидеть за это срок, только бы не стоять посреди собственной квартиры под пытливым взглядом насмешливых глаз. И Чана пусть с собой прихватит, потому что теперь Сынмин точно не готов с ним оставаться наедине. — Ага. У тебя давно никого не было, хён? Потренировался бы что ли, — забивает последний гвоздь в крышку гроба Сынмина Феликс и выходит за дверь, — ладно, я помчался. Пока. Сынмин перебирает все варианты прощания от «катись колбаской» до «видеть тебя больше не желаю» и выбирает молчать. — Обязательно потренируюсь, — кричит ему вслед Чан и вновь обращает свои невозможные глаза на Сынмина, — значит, плохо целуюсь? — Я этого не говорил, — сразу же отнекивается Сынмин, закусывая губу. — точнее он просто не так понял. — Любопытно, — наклоняет голову. В глазах и голосе проскальзывают какие-то садистские нотки. У Сынмина голые стопы леденеют. — Возможно это потому, что целовал не в полную силу. Если ты мне дашь шанс, то я исправлюсь. Рюкзак чуть не выпадает из ослабевших рук. У Сынмина ощущение, что его засунули под горячий душ — так всё горит. Кроме стоп, они все ещё холодные. Черт, надо закрыть дверь, но сначала выгнать одного человека, а потом что-то сделать с плавящим кости желанием ещё одного поцелуя. — Мне не надо ничего доказывать. Верю на слово, — каждое слово буквально приходится выталкивать. Чан пытается сдержать улыбку, но не сдерживается и хохочет в голос, прикрывая рот рукой. — Сынмин-а, у тебя такое лицо, словно я тебя насиловать собрался. Ощущения точно такие. Сынмин возмущенно вспыхивает и клацает зубами — смеяться над ним позволено только Ли Феликсу. И то по праздничным дням. — Прости, всё хорошо. Не понравилось и не понравилось. Это нормально. Ладно, я пойду, рад был встрече. Чан снова уходит слишком быстро, не давая Сынмину и времени подумать, сообразить, придумать стратегию, перед закрытием двери Чан ему подмигивает и исчезает. Дверь захлопывается, оставляя в душе Сынмина еще большую дыру, а в голове мысль, что ему на самом деле и очень понравилось. И это ненормально. — Если так подумать, то ненормального-то ничего не было. Сынмин встречался с парнями, Чан встречался с парнями — обычная стандартная ситуация. Возможно, будь в Сынмине чуть больше смелости и уверенности в себе, то он бы даже согласился на флирт и подкатил. Но будем честны, где Сынмин и где Чан. Не считая возраста и того, что они учатся в разных университетах, даже чисто внешне он сильно проигрывает. Ему надо кого-нибудь попроще и поприземленнее. — Хай! Я тут решился на переезд, — перед лицом Сынмина сначала появляется маленькая аккуратная ладошка с двумя металлическими кольцами на указательном и большом пальцах, а затем уже веснушчатое лицо. — Ко мне? — уточняет Сынмин и трясет головой, прогоняя мысли. — Нет. Но ты же не обидишься? — вдруг спохватывается Феликс, даже не подумав о варианте, что друг может обидеться на его решение жить не с ним. — Запрусь в квартире и прорыдаю неделю, — бесстрастно отвечает Сынмин, сдерживая смех. Феликс, надув губы, бьёт его кулаком в плечо, а затем достаёт тетради и укладывает на столешницу, бегло осматривая собравшихся одногруппников. Занятие ещё не началось и есть пара минут, чтобы перекинуться мыслями. — От счастья, надеюсь, — закатывает глаза Феликс, а Сынмин счастливо кивает. Нет, он не против, чтобы Феликс к нему переехал, вот только насколько их хватит, чтобы не разгрызться в пух и прах и стать врагами номер один? — нет, я, когда от тебя шёл домой, подумал, что пора уже съезжать от родителей, как бы хорошо мне там не было, и учиться самостоятельности. Вспомнил, что нуна говорила, что Чан-хён искал себе соседа, — при упоминании знакомого имени у Сынмина автоматически блокируется дыхательный поток, — списался с ним вчера. Он сказал что не против. — О, — только и может выдавить из себя Сынмин. — Так что на ближайших выходных переезжаю. Ты же мне поможешь? — Феликс кладёт руку на плечи друга, прижимая к себе и заискивающе двигает бровями, — Ты мой самый лучший друг. — Чем? Смотреть, как ты коробки таскаешь? — фыркает Сынмин. Пальцы ног сладко поджимаются. Разморенные спокойствием кишочки вновь завязываются узлом. Судьба его испытывает или что? — Сначала эти коробки собрать, а потом помочь расставить. — Вообще не поздновато ли? Разве он не заканчивает в этом году? — интересуется Сынмин, наблюдая, как в аудиторию заходит преподаватель. — Заканчивает, но написал, что съезжать пока не собирается. Будет искать работу, устраиваться, а там может я уже и сам съеду, — пожимает плечами Феликс и разворачивается в сторону доски. Сынмин ему не отвечает — занятие начинается, да и сказать ему особо нечего, кроме того, что во второй раз он помогать с переездом не будет. — Вещей у Феликса, конечно, вагон и тележка, и всё ему надо. Спустя двухчасовые сборы Сынмин психует и просит собрать самое необходимое на первое время, а уж потом, как поживет своё в новой квартире и поймёт, что каких-то вещей не хватает, то вернётся и заберёт. Он же не на другой конец света улетает, а переезжает в центр города. Друг на уговоры поддаётся, и в итоге они набивают два рюкзака и три больших сумки, что по мнению Сынмина тоже много и от плюшевого кигуруми можно было отказаться, но Феликс неумолим. С двумя пересадками на метро они добираются до нового места жительства. В целом недалеко от Сынмина — пару остановок на метро или четыре на автобусе, если Феликс соберётся к нему в гости. Тяжеленный рюкзак и сумка оттягивают плечи и руки. Не привыкший к такой нагрузке Сынмин клянет тот день, когда стал другом Ли Феликса, когда согласился помочь с переездом и когда разрешил взять чёртову пижаму, которая лежала в сумке, что он нёс. Спасибо, что на восьмой этаж они едут на лифте. Если бы им надо было подниматься пешком, то Сынмин точно бы бросил Феликса ещё на первой ступеньке и ушёл в закат искать холодной воды и хорошего нового друга. Когда они оказываются у заветной двери, то Сынмин настолько чувствует себя уставшим и вымотанным, что для других эмоций у него попросту нет сил. Он только надеется, что в этой квартире есть кондиционер и вода. Феликс стучится в дверь, игнорируя звонок, и через пару минут им открывают дверь. Друг протискивается первым. — Привет, хён! — закидывает сумки, затем забирает сумку из рук Сынмина, вздохнувшего с облегчением, и пропускает его вперед, чтобы зайти следом и закрыть дверь. — Привет… хён, — оказавшись в светлой прихожей, Сынмин быстро здоровается, но осекается, ошарашенно пялясь на приветливо машущего Чана. Приветливо машущего Чана, стоящего в одних просторных шортах без футболки\майки\любой другой тряпки, что прикрывала бы верхнюю часть тела. Сынмин благодарит летнюю жару и физическую нагрузку за то, что его щёки и так горят красными пятнами и новый всплеск красноты удачно маскируется этим. Он же видел уже Чана обнажённым на соревнованиях, тогда почему сейчас алеет, как маков цвет, заглядываясь на чужие соски. — Сынмин-а, продвигайся, — пинает его в спину Феликс, заставляя двинуться, чтобы тоже уместиться на коврике. Может, Сынмин просто оставит здесь рюкзак и выйдет? В окно или дверь, без разницы. Ему просто надо выйти. Он тысячу раз видел Феликса полуобнаженным, только язык во рту не разбухал, а в груди не бахали салюты. — Давай заберу, — Чан тянет руки к рюкзаку, и Сынмин благодарно его отдаёт. Спине и плечам мгновенно становится легче. — На улице пекло, конечно. Чуть не подохли, — меж тем тараторит разувшийся Феликс. — Мы чуть не подохли, потому что кто-то взял много вещей, — язвит Сынмин, снимая обувь и аккуратно устанавливая её на полочку. Феликс машет на него рукой, мол, пропащая душа, и просит хёна показать комнату. Вдвоем они подхватывает сумки — так легко и непринужденно, словно они пустые. Сынмин завидует им белой завистью. Комната Феликса оказывается просторной и большой, с односпальной кроватью, большим столом у окна и узким гардеробом. — Моя напротив, — поясняет Чан, оставляя сумки у порога, и руками указывая на дверь. — там по коридору кухня, совмещенная с гостиной, а там ванная. Сынмин вертит головой, осматриваясь, и пока у него только один вопрос: сколько стоит аренда этой квартиры? Выглядит очень стильно, красиво и комфортно, плюс район не самый бедный. Он надеется, что у Феликса хватит денег продержаться здесь хотя бы месяц. — Вас покормить? — спрашивает Чан. Сынмин хочет попросить просто холодной воды и разрешения свалить с этой квартиры, потому что невозможно уже смотреть на богическую спину. Хоть глаза выколи. — Мы — за! — Феликс как всегда решает за них двоих. — Сынмин-а, хён потрясно готовит. Сынмин верит. Пока Чан собирает стол, друзья раскидывают вещи из сумок по местам. Сынмин помогает прикрепить плакат неизвестного ему бойца к стене у кровати, а затем идёт разбирать вещи в шкаф, аккуратно складывая и сортируя по цветам и предметам гардероба, зная, что через неделю тут всё равно будет хаос. Их зовут минут через десять, когда два рюкзака и одна сумка полностью выпотрошены. Кухня достаточно светлая, но на взгляд Сынмина очень маленькая (у него в квартире побольше будет, хотя он не любитель готовить). На столе стоят три маринованные закуски, салат, чашки с рисом и с каким-то супом. — Огонь! Силы мне не помешают, — Феликс принимается за еду мгновенно, а Сынмин чуть медлит. Ему всё ещё стеснительно сидеть с полуголым человеком. Тут не одна редька в горло не пролезет. Тем не менее, чтобы не обидеть хозяина квартиры, он берётся за ложку. Под конец трапезы Сынмин согласен с Феликсом — Чан готовит вкусно. Совсем как домашняя еда. — Спасибо, — отложив палочки и ложку в сторону, Сынмин слегка наклоняет голову в благодарном кивке. Чан отвечает ему солнечной улыбкой. — Ёнбок-и, я тебе ещё нужен или могу идти домой и отмокать в ледяной ванне? — О, ты не останешься? — вместо Феликса ему отвечает Чан, — мы думали вечером отметить новоселье. Сынмину опять никто ничего не сказал, и обоснованная злость поднимается с горла и мчит алым парусником до самой макушки. — Нет, меня не предупредили, — рычит Сынмин, мстительно пиная под столом жующего салатный лист Феликса, тот жалобно тявкает. — А так как у меня вечером дела, то остаться не могу. — Какие у тебя дела? — удивляется Феликс, который вообще не в курсе, что у Сынмина могут быть дела. — Личные, — цедит Сынмин, сверля взглядом вытянувшееся лицо. — Тогда я сам там дальше. Можешь хёну помочь с посудой, — трясет своими блондинистыми волосами в сантиметр отросшими черными корнями Феликс. Сынмин ждёт, что Чан скажет что-то гостеприимное вроде «о нет, спасибо, я справлюсь сам, не утруждай себя», и тогда можно будет с чистой совестью поблагодарить ещё раз за обед, свалить из этой квартиры и забыть сюда дорогу. Только Чан молчит, а у Сынмина нет аргументов против. Феликс, поблагодарив за вкусный обед, змейкой уползает в свою комнату. Желания разговаривать у Сынмина нет, поэтому он молча собирает посуду и встаёт за раковину. — Спасибо, ненавижу её мыть, — благодарит Чан, убирая оставшуюся еду в холодильник. Так вот для чего здесь Сынмин — домашняя посудомойка. — Тогда вам кранты. Потому что Ёнбок тоже не любит её мыть. — Будешь приходить к нам, чтобы помыть посуду? — шутит Чан и тянется, прижимаясь к Сынмину за бумажными полотенцами. Обойти было нельзя? Сынмин стискивает зубы и ожесточенно трёт щеткой розетки. — Я вам не домработница! — бурчит он, облегченно выдыхая, когда от него отстраняются. — Жаль, передник бы на тебе смотрелся здорово. Тарелка выскальзывает из ослабевших мыльных рук Сынмина, мягко ударяясь о губку, а не о железную раковину, иначе пришлось бы покупать новую посуду. Какой к черту передник?! Собираем мысли в кучу, не время плавится от солнечного удара и солнечных парней. — Он лучше всего смотрелся бы на Ёнбоке. Вот уж кто и в мужском, и в женском выглядит отлично, — собирая последние крупицы самообладания, отвечает Сынмин, шустро домывая посуду и очищая раковину. В голове лишь одна мысль «бежать, как можно быстрее и со всех ног», потому что в воздухе электризуется опасность, причины которой неизвестны Сынмину. Да и желанием узнать он не горит. Прополоскав губку и закрепив её на крючке, Сынмин поворачивается, чтобы скороговоркой попрощаться, крикнуть Феликсу, что он ушел, и спокойно пойти в прихожую, не выдавая нервяка. По крайней мере стратегия такая, но когда он оборачивается, то понимает, что стратег из него хреновый, надо бы в шахматы поиграть, что ли. Чан стоит, опершись задом о стол и скрестив руки на груди, а глазами внимательно смотрит на Сынмина, который, повернувшись, попадает в ловушку его взгляда и затаивается, как кролик. Кухня, которая привлекала обилием солнечного света сначала, теперь ему совершенно не нравилась, так как пропускала слишком много лучей, что теперь так приятно бликовали на мягком рельефе рук и груди. Хотелось прикоснуться. Сынмин сглатывает. Почему Чан выглядит как модели из журнала, на которых он когда-то пускал слюни. Да и не только слюни. Кхм. Может Сынмину тоже плаванием заняться, чтобы тело подтянуть? Глядишь и тоже дотянется до олимпа. Мурашки воинственным полком пробегаются от затылка до пят. — Я тут подумал, — медленно произносит Чан, а у Сынмина всё падает вниз. У него чуйка на опасные ситуации, спасибо дружбе с одним веснушчатым, — что Феликс говорил здравую мысль. — Это вряд ли, — выталкивает слова Сынмин, рукой упираясь в раковину, чтобы иметь опору. Он пока не понимает, о какой мысли речь, но лучше перестраховаться, — не его сильная сторона. Слышал бы его Феликс сейчас, то точно бы метнул в него подушку или телефон за сомнительный наговор. — Я всё-таки склоняюсь к тому, — Чан делает шаг по направлению к Сынмину, тот буквально вжимается поясницей в ребро раковины, — что мысль здравая. Напоминаю, что я спортсмен, и понимаю, что от частоты и качества тренировок зависит конечный результат. У Сынмина резко пересыхают губы, которые он тут же облизывает, чем приковывает чужое внимание. Он убьёт Феликса, точно убьёт! Почему из-за необдуманных фраз, которые бросает его друг, страдает он! А ещё Сынмин понимает, о чем говорит Чан, и делится надвое. Потому что одна горит огнём и вся такая «дададада», а другая сковывается льдом страха и такая «нетнетнетнет». — Хороший подход, — Сынмин старается, чтобы голос не дрожал, не пищал, не звучал надрывно. Что-то одно получается сделать, — удачи в тренировках. Ещё один шаг Чана в его сторону включает красную кнопку, Сынмин отлипает от раковины, пока не стало слишком поздно, и хочет юркнуть в сторону, чтобы сделать маневр, оббежать стол и скрыться в коридоре. Потому, что если Чан подойдет поближе, то он окажется в ловушке, из которой не сбежать. Вот только его маневр разгадывают и ловят, как испуганную мышь, прижимают крепко к себе и целуют. Уже не тем поверхностным поцелуем, а более взрослым, серьёзным, с языком и всеми вытекающими последствиями для Сынмина и из Сынмина. Держащая его рука не даёт ему упасть, потому что коленки дрожат, как у загнанного оленя, вторая рука держит за затылок, чтобы не дергался и позволил углубить поцелуй. На кромке сознания пробегает с воплем мысль — сможет ли Чан достать языком до его горла. Однозначно сможет! Он у него длинный. И горячий. Кожа на плече, в которое Сынмин вцепился в попытке отстранить, тоже горячая. А ещё мягкая и приятная на ощупь. — Вау, — голос Феликса действует разрядом электрошока. Сынмин отскакивает в сторону — благо, что его больше не держат, смотрит испуганно, затравленно с тающим на дне глаз желанием. Пунцовые щеки и дрожь в руках идут бонусом. Чан не выглядит испуганным и застигнутым врасплох: он ещё и улыбается, маньяк хренов! — Ну, как? — улыбается этот пловец-переросток, — теперь я хорошо себя проявил? Вот тварина. У Сынмина тут дрожит всё, что только может дрожать у человека, а эта скотина просто хотела попонтоваться? — Великолепно! Замечательно! — и Сынмин, вдруг обуреваемый злостью, даёт ему то признание, которого он ждал, выплевывая слова с особой злостью и пробивая себе путь громким топотом к прихожей, минуя застывшего Феликса, — Шедеврально! Неописуемо! Восхитительно! Бесподобно! Шикарно! Потрясно! Неподражаемо! Блестяще! Несравненно! Он гневно шнурует кроссовки под недоуменными взглядами Феликса и Чана. — Сынмин-а, всё хорошо? — интересуется вкрадчиво Феликс, делая шаг к другу, но останавливается, натыкаясь на яростный взгляд. — Да, — рявкает Сынмин, поворачивает ручку замка и вылетает из чертовой квартиры с чертовым другом и чертовым Чаном. Горите вы все в аду! Его колотит от эмоций и чувств. Организм ещё не успел до конца перестроиться: то он вот только умирал в сладкой неге, а теперь его шароебит из стороны в сторону так, что даже мимо проходящую собачку хочется пнуть, чтобы не тявкала. Отвратительно! Ужасно! Так ещё им не пользовались! У него пока только одно желание: завалиться домой и прорыдать три дня и три ночи в подушку. Потому что Чан действительно хорош, а Сынмину до него всё ещё как до луны.