Хроники Ханаби

      Мрачными, постоянно собранными и готовыми ко всему оказались сыны ночи. Члены элитного отряда отличались особой разговорчивостью, на все вопросы Хаябусы они отвечали односложно, а иной раз — вовсе предпочитали молчать. Оно и понятно: эти люди — живое оружие. Они чётко выполняют свою задачу и размениваться на пустую болтовню не привыкли. Даже между собой шесть бойцов общались безмолвно, исключительно с помощью жестов. Несмотря на то, что Хаябуса, как и другие члены клана, обучался языку жестов, большая часть переговоров оставалась для него загадкой. Ему не нравилось чувствовать себя лишним, но он не подавал виду, что его что-то беспокоит.       — Вы хотите пойти по старому следу. — Хаябуса старался не плошать. — В той стороне демоническая аура ощущается намного отчётливее.       — Хорошо чувствуешь цель? — подал голос один из шестёрки.       — Так точно. Мне уже доводилось выслеживать его.       — Веди.       Непонятная тревога наполнила сердце Хаябусы. Он шёл с людьми, которые были похожи друг на друга не только внешностью, но и голосами, техниками… Даже манера передвигаться у них она на всех. На эти странности можно было бы закрыть глаза, тем более, что Хаябуса знал: сыны ночи проходят столь суровые и долгие тренировки, что о них почти ничего не знает даже верхушка клана. Само собой, эти ниндзя должны сильно отличаться от тех ребят с которыми ранее общался парень. Вот только, Хаябусу никак не покидало чувство опасности, и чем дальше их небольшой отряд удалялся от деревни, тем сильнее он ощущал холодное дыхание смерти на своей коже.       Несомненно, держащая в напряжении паника возникала у Хаябусы и раньше, но на этот раз всё было иначе. Будучи без поддержки близких, без чёткой уверенности в наступлении завтрашнего дня и даже без простого человеческого общения, он почти физически ощущал жажду крови своих новых спутников. Вот только, целью для них был отнюдь не предатель. Сыны ночи смотрели на Хаябусу, точно на кусок мяса, который поскорее нужно разделать на мелкие кусочки.       — Не отставайте, — бросил Хаябуса, чтобы хоть как-то разбавить загробную тишину. Сомнений не возникало, кто-кто, а эти ниндзя уж точно не потеряют его из виду. — Нам сюда.

***

      Отряду сынов ночи во главе с сыном акакаге пришлось сделать большой крюк, чтобы встать на свежий след. Ханзо петлял по лесам, чтобы запутать ищеек, каждый раз, когда выдавалась возможность: например, когда обе его спутницы спали. Тока и Ханаби даже не подозревали, что за ними тянется хвост. Путешествие до храма Сэймэй выдалось для них лёгким, точно обычная прогулка в кругу друзей. Разве что тревожные разговоры о Хаябусе или Кагуре иногда нарушали праздную безмятежность.       По своему обыкновению, Ханзо предпочёл дистанцироваться от людей, которых не намеревался убивать. Он остался в густом лесу, выше по течению Хрустальной реки, довольно далеко как от храма, как и от деревень — для того, чтобы его не заметил случайный патруль или ниндзя, возвращающийся домой с задания. Лишний шум он поднимать не собирался… Не сейчас, когда он так близок к цели.       Одетые в длинные тёмно-зелёные робы монахи поначалу не желали иметь дел со странными чужачками: вежливо просили уйти, ведь время для посещения храма уже давно прошло; говорили, что не имеют понятия ни о каких свитках; в конце концов, окружили двух сестёр плотным, не терпящим возражений, полукругом и подталкивали к выходу. Даже без ругани, насилия и угроз эти люди умели быть настойчивыми и весьма убедительными.       — Ты пожалеешь, если я разозлюсь. — Пригрозила Ханаби, пытаясь проникнуть в глубь храма. — Эй, а ну убери руки!       — Стойте, подождите! — затараторила Тока, когда их с сестрой почти выставили вон. — Кагура просила напомнить вам легенду о Тэнлуне. Она слышала её, когда в последний раз была здесь, не так ли?       Неожиданные слова не сразу возымели нужный эффект. Монах, который ближе всех стоял к девочкам, видимо, отсутствовал в храме в тот день. Высокий рост, умение держаться и серебренные волоски в высоком пучке внушали какой-то необъяснимый трепет и уважение. Словно он был не человеком, а живой и очень раздражённой статуей. Одним лишь тяжёлым взглядом человек-статуя дал понять, что не собирается более ничего выслушивать. Деревянная дверь с витиеватой резьбой так бы и захлопнулась, если бы другие монахи не вмешались.       — Быть может, нам стоит хотя бы узнать чего они хотят? — предложил парень, который и сам едва ли был намного старше Ханаби.       — Нет, не стоит. — Начавший выходить из себя монах-статуя смерил послушника суровым взглядом и наградил грозным словом. Парень сразу притих: он понял, что, вне зависимости от исхода конфликта, его ждут неприятности.       — Нам нужна помощь и мы отсюда с пустыми руками не уйдём, — Ханаби нащупала за спиной увесистую Хиганбану. Уверенность в правильности действий толкала на безумные поступки. — Да услышьте вы, на кону стоят человеческие судьбы! Да кто вы, Чёрный дракон вас подери, такие, чтобы решать, кому помогать, а кому — нет? Если вы такие гордые и не собираетесь расставаться со свитками Сэймэй самостоятельно, тогда я очищу вашу совесть и заберу их отсюда силой.       Тело моментально наполнилось напряжением. Оно возникало всякий раз, когда Ханаби предвкушала скорую битву. Стоя полубоком к приоткрытой двери она добела стискивала пальцы на Хиганбане. Кунаев у неё было всего восемь — это всё, что удалось собрать после битвы с Хаябусой. Монахов собралось человек двенадцать, а в глубине храма, наверняка, найдутся ещё люди. Сможет ли Ханаби справиться со всеми, когда начнётся шум? Нервная улыбка появилась на лице юной, но решительной куноити. Она не могла позволить себе проиграть.       — Дитя, неужто ты настолько наивна, что полагаешь, будто сможешь всех нас одолеть? — этот монах, статуя в робе, оставался непреклонен. Он глядел на Ханаби с высоты своего роста с таким снисхождением, точно она уже проиграла, а ему теперь предстоит прочитать ей долгую и нудную нотацию. — За долгие годы моей службы здесь многие проходимцы, бандиты и отступники пытались обрести власть над этим священным местом, но никто из них не смог даже переступить порог храма. Сила мастера Сэймэй на нашей стороне, а что за душой у тебя? Одного лишь наличия Легендарного Оружия мало, чтобы рассчитывать на что-то, кроме горького поражения.       Осведомлённость монаха стала неприятным сюрпризом для Ханаби. Она надеялась на эффект неожиданности, но, видимо, теперь ей придётся пересмотреть свою тактику ведения боя. Не даром она лучшая в деревне. Даже осведомлённого о техниках ниндзя бойца ей всегда находилось чем удивить.       — Молчишь, потому что понимаешь, что я прав, — продолжал говорить надменный монах. — Девочка, ты хоть ниндзя? Судя по виду, тебе ещё пару лет не стоит далеко уходить от кимоно своего наставника. За себя не боишься, так хоть о младшей подумай. Успокойся и возвращайся через два дня, тогда будет открытое посещение, ты сможешь помолиться, попросить у всех нас прощения и спросить о чём хотела.       Такой же непоколебимой, как его выправка, была только уверенность монаха в своих силах. Он не побоялся и даже повернулся к Ханаби спиной. Этим жестом он показал, что даже не рассматривает куноити в качестве соперника. Он махнул другим монахам рукой, чтобы дверь за ними закрыли, и именно в этот момент Ханаби решила заговорить.       — Ты прав, — она открыла сумку с кунаями. — Ты прав в том, что это моя битва. Тока, уходи! Если подставишься под удар, то после того как заполучу свитки, сама тебя поколочу.       — Ты с ума сошла? Нам правда стоит уйти. — Растерянная Тока потянула сестру за руку. Её рот раскрылся от удивления, когда Ханаби со взглядом голодного тигра, вывернулась из неуверенной хватки сестры и достала оружие.       — Не нам. Уйти стоит только тебе.       — Как интересно, — подобный статуе монах развернулся, его захватил интерес, — обычно природа отдыхает на младших.       — Выстраивайтесь в очередь, монашки. Я одолею каждого и начну прямо с тебя. Ты тут, кажется самый важный, да? Как обидно, наверное, будет проиграть девчонке прямо на глазах у своих людей, а?       Уверенность, отнюдь, не переполняла Ханаби. Напротив, она собрала всю волю, чтобы вид её не выказывал ничего, кроме уверенности, а голос не дрогнул в самый неподходящий момент. Думать о своих шансах она не смела. Всеми силами Ханаби старалась выглядеть как можно более уверенно, в каждом её слове и жесте присутствовала задиристость.       Один из методов победы над превосходящим по силе противником — вывести его из себя. Когда врага переполняют эмоции, ему становится сложнее обдумывать свои действия. В пылу сражения ошибки копятся, пока одна из них не становится критической. Задача ниндзя — не упустить этот момент и победить. Своими бойкими подначками и обидными колкостями Ханаби заставляла рушиться, казалось бы, неприступную, непроницаемую для эмоций маску статуи.       — Господин, давайте просто закроем дверь и… — робко начал кто-то.       — Молчать! Если девочка хочет получить урок, то она его получит.       — Эй, старик, а с тебя песок не посыплется, если станешь драться? Ой, или под уроком люди твоего возраста имеют в виду рассказ старой притчи с дурацкой моралью, а?.. — поток оскорблений прервался стремительно начавшимся боем.       Под рукавами объёмной тёмно-зелёной робы прятались два тонких и острых, как шпаги, клинка. Без поклона и лишних слов ожившая статуя с застывшей гримасой ярости на лице кинулась в бой. Под натиском ряда сильных и молниеносных атак Ханаби пришлось отступить. Она действительно не ожидала, что такой, на первый взгляд, спокойный и неспортивный человек окажется столь прытким. Разговоры о возрасте задели его сильнее, чем стоило ожидать.       Звуки сражения безжалостным лязгом стали прорезали вечернее спокойствие. Мирно отдыхавшие на ветвях деревьев птицы разлетелись, поднимая по округе перепуганный крик. Несколько монахов, не в силах наблюдать насилие, убежали прочь — в полутьму витиеватых коридоров храма.       Сражение это походило не на танец и не на шахматную партию, а на безумный, хаотичный ураган. У монаха за жизнь выработался свой, уникальный стиль — действовал непредсказуемо и всегда старался бить в самое уязвимое место. К удивлению Ханаби, её противник использовал в том числе и техники Тени, некоторые из которых оказались доработаны или изменены.       Земля под ногами Ханаби взорвалась десятком чёрных, как сама тьма, шипов. Но не даром девушка столько лет сражалась с Хаябусой и училась противостоять ниндзюцу Тени у самого Ханзо. Она умела распознавать грядущие атаки в устрашающем дрожании теней и мастерски уворачивалась от каждой. В обороне девушка показывала себя безупречно.       — Он же не убьёт её? — спросила никуда не ушедшая Тока.       В ответ один из наблюдавших за битвой молодых монахов отрицательно покачал головой. Девочка стояла с ними не без опаски, но и предпринять что-либо не могла. Девочка по прежнему ходила без оружия. Ей лишь оставалось надеяться, что люди из храма, славящиеся своим миролюбием, не нападут на неё со спины из-за того, что она пришла сюда в компании агрессора. Монахи, как правило, вступали в бой только в случае острой необходимости. Развернувшаяся прямо перед храмом дуэль была скорее исключением из правил.       Один из монахов, мужчина лет сорока осуждающе качал головой и тихонько приговаривал: «Перед святым местом, и как только не стыдно». Сам он, как и все остальные, не собирался вмешиваться. Безмолвно, но единогласно все решили, что нападать на совсем молодую девчонку — идёт в разрез с их жизненными ценностями.       Надменного монаха-статую думы о вечном сейчас не отягощали.       — Так и будешь бегать? А сколько бравады было!       В своей насмешке монах был полностью прав. Он задирал Ханаби, подобно мальчишке, который нашёл длинную палку и теперь мог безнаказанно гонять гуся по двору. Разница в силе была очевидна и огромна.       Сейчас Ханаби не защищала что-то своё. Она покушалась на чужое. Войны, где ты — агрессор, обороной не выигрываются. А значит, пришло время показать, что порой и загнанный гусь может дать отпор.       — Ха! — Ханаби кинула по кунаю влево и вправо.       Оружие тут же отрикошетило от росших вокруг храма деревьев. Подобного стиля владения метательным оружием монах ещё не видел. Он даже не задумался о смысле странного действия соперницы. Монах летел окрылённый опьяняющим могуществом и властью над Ханаби. Он не хотел побеждать быстро — его это не интересовало. Он хотел причинить наглой девчонке боль и заставить её выть о прощении. Безумие затмевало всё, сужало поле зрения до одной её: хамоватой девчонки, которая почему-то без конца улыбалась.       — Ахх!.. — один из выкинутых кунаев угодил точно в плечо монаху. Он потратил драгоценные секунды на то, чтобы резким рывком извлечь из себя оружие.       Лишь чудом монах сумел увернуться от Хиганбаны, а потом и от остальных кунаев. На его щеке появилась длинная царапина, а вёрткая Ханаби мало того, что по-прежнему оставалась цела, так всё ещё улыбалась и время от времени распаляла злость соперника.       — Если хочешь что-то сказать — говори! Или закрой рот, а то ещё вставную челюсть потеряешь!       Щёки ныли от напряжения. Без маски Ханаби чувствовала себя всё равно, что голой. По лицу можно было узнать мысли врага или даже предсказать будущий ход. Поэтому все в Алой Тени ходили на задания исключительно с масками, поэтому Ханаби сейчас прятала лицо и все свои переживания за улыбкой.       — Нахальная девка!       Монах забыл о наблюдающих за ним братьях, о учении мастера Сэймэй. Он забыл обо всём, кроме своей прошлой жизни в Тени и своей нынешней цели: сбить спесь с алой куноити. Он чувствовал, что его соперница выдыхается, он чувствовал, что в атаке ей не достаёт опыта. Очередная атака девочки закончилась полнейшим для неё провалом.       Оставшись без кунаев в своей сумке Ханаби была вынуждена шустро и хватко подбирать с земли выброшенные ранее кунаи. Во время одного из этих выпадов монах и прижал прыткую девчонку к земле. Она распласталась на животе, сжимая в руке чуть затупившийся от битвы кунай. К земле её с силой прижимал монах. Коленом он встал на спину вскрикнувшей куноити, ногой он наступил на запястье.       — Ты хоть знаешь, что мы делали с Алыми во времена войн?       С особой жестокостью он выкрутил руку Ханаби и отнял у неё кунай. Холодная сталь оказалась у горла, от поднятой пыли хотелось закашляться, но она не могла сделать и глотка воздуха. Остриё оружия сильнее прижалось к глотке. В какой-то момент Ханаби подумала, что вот так глупо и бессмысленно встретит свой конец. Мысли метались, все идеи сейчас казались бестолковыми или невозможными, а монах продолжал давить и шептать что-то безумно-угрожающее.       Сознание стало покидать Ханаби, когда она вдруг смогла вдохнуть полной грудью. Рёбра заболели от неожиданной свободы. Тело налилось чугуном. Механически, не отдавая отчёта о действиях, Ханаби поспешила встать и отряхнуться. Внутри у неё всё дрожало и сжималось, глаза бегали в поисках неизвестно чего, от тошноты кружилась голова, а сердце колотилось так отчаянно, точно боялось навеки замереть, если хоть хоть на секунду замедлит свой ход: именно так чувствовал себя человек, которому едва удалось избежать смерти. Кровь в жилах леденела от чёткого осознания — переживала подобное Ханаби уже не в первый раз, но ещё страшнее становилось от невозможности припомнить — где и при каких обстоятельствах она чуть не отошла в мир духов в прошлый раз.       Монаха-статую всего красного от ярости и размазанной по лицу крови силой оттащили в сторону другие монахи. Тока крутилась возле сестры и что-то быстро говорила, но едва ли Ханаби сейчас была в состоянии слышать хоть что-то. Излишняя уверенность едва не погубила её. Спаринги с Хаябусой и нападения на Ханзо всё-таки сильно отличались от реального боя с выходцем из клана — такую жажду смерти она ощущала прежде только от самых жестоких убийц, заказы на чью голову она принимала в клане или, пусть и отдалённо, — от самого Амэ-но Хабакири.       Сейчас, когда Ханаби смотрела на яростного безумца со стороны ей становилось по-настоящему страшно. Как бы сильно она не переживала за простых людей, чьи жизни могут оказаться принесены в жертву Ханекаге, её собственная жизнь была ей дороже. Если бы она только знала, что едва лишь чудом отправиться к праотцам, то ни за что не ввязалась бы в конфликт.       Тем временем спасшее её «чудо», древний старичок в светло-зелёной, отличающейся от прочих, робе и с седой бородой до пупа, что-то настойчиво приговаривал скрученному монаху-статуе. Старичок судя по виду был очень раздосадован поведением своего подчинённого, но и Ханаби без объяснений он явно отпускать не собирался.       - Юная леди, - заскрипел своим старческим голосом он подбираясь ближе, - не потрудитесь ли вы объяснить, для чего вы подняли в нашей тихой обители такой шум?