
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Запах эльфа въедается в демоническую деревню так же прочно, как пыль с шахт въедается в кожу. Даже в лесу от этого запаха не скрыться. Чаща взрывается ароматами: влажная после дождя хвоя, сырая земля, но… сильнее всех цветочный эльфийский. Обоссал он тут все деревья, что ли? {магическая сказка о любви демона и эльфа}
Примечания
Мои другие работы по Импре: https://ficbook.net/collections/25576738
Заходите ко мне в твиттер: https://mobile.twitter.com/alicenorthnight
И в телеграм канал: https://t.me/alicenorthnightfics
Я рада правкам в ПБ, но, коты, не исправляйте строчные и прописные буквы, прошу :D
Посвящение
Первому Дракону, вершителю судеб жителей Аррата
2 наказ. Причиняй боль
11 июля 2024, 08:04
Наслаждайся болью. Через неё ты обретаешь власть
Выкинуть из головы эльфа не получается. Не только потому, что теперь даже глухие старики-Демоны хвалят Антона за то, какими красочными были стоны во время ритуального убийства. Но главным образом потому, что Антону чудится запах эльфа повсюду. Он въедается в их деревню так же прочно, как пыль с шахт въедается в кожу. И также совершенно невозможно его чем-то вывести. Антон даже затевает уборку в сарае, где «убил» эльфа. На удивлённые комментарии соклановцев только фыркает, что сооружает себе там зал славы. Но мало ему было запаха. Вытаскивая солому из сарая, Антон вдруг замечает, что его ладони блестят. Мелко-мелко переливаются на солнце, будто он убил пару десятков фей, а потом обтёрся их крылышками. А стоит Антону разжечь костёр, как вверх от соломы вместе с дымом поднимаются сотни мерцающих блёсток. Сумерки тогда из серых становятся искрящими, и все Демоны собираются вокруг костра, чтобы поглазеть. Собравшись полукругом, они с новой силой начинают нахваливать Антона за его решение убить эльфа именно в сарае. После уборки эльфийский запах никуда не исчезает. Более того, заслуга это костра, который разнёс «блестящий» дым по деревне, или разыгравшегося воображения Антона, запах усиливается. После этого Антон начинает подолгу всматриваться в кромку леса с той стороны, куда ушёл эльф. А по ночам прислушиваться к шорохам снаружи жилища, то и дело подскакивая к окнам. Но в чаще леса и под его окнами неизменно никого. В его сумасшествии есть только один плюс. Впервые за многие годы какой-то раздражитель перебивает боль от кровоточащих обрубков. Спина, конечно, не перестаёт чесаться и кровоточить совсем. Но теперь Антон настолько сильно поглощён поиском источника запаха, что не обращает внимание на свои ржавые после случайного почёсывания кончики пальцев. В ожидании своей очереди патрулировать лес, Антон сгрызает все когти. Если запах такой сильный в деревне, то что за её пределами? И ответ не заставляет себя долго ждать. Стоит Антону сделать шаг в чащу, и та взрывается ароматами. Влажная после дождя хвоя, сырая земля, но… сильнее всех запах цветочного луга. Обоссал тут этот эльф все деревья, что ли? Чем дальше в лес, тем сильнее запах. И тем выше Антон подпрыгивает от каждого шороха и каждой тени. Значит, так эльф решил отплатить ему за спасение? Рыскает поблизости, рискуя раскрыть их перед Демонами? Ещё небось и дичь из силков повытаскивал, они поэтому сплошь пустые попадаются. Сегодня даже место силы не помогает успокоить злость. Антон выходит к маленькому водопаду, затерявшемуся в чаще, и раздражённо плюхается на один из валунов. Мелкие камушки выскальзывают из-под его ног и сыпятся в воду. Антон набирает ещё несколько в ладонь и зло швыряет к подножию водопада. Лунный свет пробивается через ветви деревьев и падает на поверхность длинными бликами. Вода будто так и зовёт окунуться. Другие Демоны любят купаться в этом озере, Антон — нет. Падающая сверху вода саднит и без того разодранную кожу. А его собратья просто мазохисты, он это уже давно понял. Антон подтягивает колени к груди, и кожа на спине натягивается. Боль расползается по мышцам, кусая и дразня крылья. Хотя их и крыльями-то называть стыдно, так — пучок торчащих перьев. Антон проводит ладонью по спине, и на той остаётся несколько чёрных перьев и капель крови. Он морщится и тянется поскорее сполоснуть руки. — Значит, ты крови боишься? Антон оборачивается, готовясь метнуть огненный шар. Но цветочный запах вдруг ощущается так ярко, что он замирает с горящим между руками искрами. И тогда момент уже утерян. Теперь он не сможет атаковать первым. — Не боюсь, — рычит Антон в темноту леса, — вспорю тебе горло и когтём не поведу. А сам не может не заметить, насколько изменился голос эльфа. Тот теперь мягкий и мелодичный. Совсем не такой, каким он кричал тогда в сарае. — А по-моему всё-таки боишься, — усмехается эльф и выходит на свет. В лунном свете эльфийская кожа совсем бледная. Туника приталена кожаным ремешком, а из-под неё торчат голые ноги. Только теперь Антон замечает, какой тот высокий и худой. Наверное, Антон смог бы свалить его парой ударов. Если бы не колчан стрел сзади. И не серебряный ножичек у него на поясе. — Убирайся, эльф, пока я не оторвал тебе голову, — скалится Антон. — Не запомнил моё имя, да? Я знаю, для Демона оно может быть сложноватым. Можешь звать меня Арсений. Но если это тоже сложно, то Арс. Антон почти задыхается от возмущения. Мало того, что этот эльф вторгся на демоническую территорию, так он ещё и сомневается в его умственных способностях. Конечно, он не запомнил его имени, но это просто потому что не захотел! — Как смеешь ты говорить в таком тоне с сыном Абаддона, Слугой Пламени в третьем колене? Глаза вспыхивают красным, и Антон еле удерживает от самодовольной ухмылки. Он показывает белоснежный оскал. А для пущей убедительности проходится острым языком по клыкам. Клыкам, которыми очень удобно разрывать горло всяким выпендрежникам. — Меня, кстати, заводят парни с клыками, — продолжает эльф, как ни в чём не бывало. Оскал сходит, а глаза потухают. Опять становятся того дурацкого зелёного цвета, над которым угорает весь его клан. Ну виноват он что ли, что у него в роду затесался какой-то зеленоглазый мудак, подосравший ему родословную? Антон смотрит на эльфа загнанно. Устраивается на валуне так, чтобы не выпускать его из поля зрения и ёрничает: — Ну, некоторых извращенцев и копыта заводят. Ты же наверняка из таких, да? Шпилька Антона то ли проходит незамеченной, то ли у эльфов своеобразное понятие о дружеских разговорах. Потому что в ответ на его реплику лицо эльфа светлеет, и он отставляет в сторону колчан со стрелами. — Зря ты так о копытах, — пожимает он плечами, развязывая ремешок. — Они есть у многих разумных созданий. Например, у кентавров. Антон с удивлением понимает, что эльф стягивает с себя тунику, и спешно отворачивается. Ну не станет же он раздеваться, чтобы убить Демона, да? Это даже для такого чудика, как он, слишком. Вместе со всплеском воды, эльф снова заговаривает с ним: — И, чтобы ты знал, кентавры те ещё любители оргий и… — Господи боже, заткнись, ради всего святого, — выдыхает Антон совсем не по-демонически. — Заткнусь, если скажешь своё имя. Нормальное имя, а не вот эти... титулы. Удивлённый просьбой, Антон оборачивается. Но эльф омывает руки водой и даже не смотрит на него в ответ. С чего бы Антону делиться с ним своим именем? Вдруг тот с этим знанием может его проклясть? Или послать какую-нибудь особую магическую атаку, даже когда будет далеко от него? Сейчас бы Антону очень пригодилось то, что рассказывала об эльфах его мать. Но воспоминания уже давно больше похожи на полузабытый сон, чем на реальность. — Начнём с азов, — снова заговаривает эльф, — в сексе кентавров, на самом деле, много сложностей. Начиная с выбора позы и… — Антон, — торопливо выдыхает он, только чтобы прекратить эту тираду. — Меня зовут Антон. Эльф купается молча. Ныряет, и тогда Антон отворачивается, не желая созерцать его голую задницу, и просто плещется. Тогда он позволяет себе взглянуть на него, но только украдкой. Секс кентавров, который уже прочно закрепился в его голове, каким-то невероятным образом смешивается с голым эльфом. И Антон нервно накручивает на палец кончик хвоста, отчаянно пытаясь придумать, как бы отвлечься. В итоге вариант снова заговорить с эльфом кажется меньшим злом. — Что ты вообще забыл на демонической территории? Капли воды скатываются с эльфийских волос, собираясь на ключицах. Арсений следит за его взглядом и ухмыляется. И, когда Антон спешно отводит глаза, отвечает: — Просто гулял. Эльф ныряет, и Антон снова спешно отворачивается. В лунном свете успевает только заметить блеск бледной кожи. Та переливается совсем не так сильно, как должна бы, чтобы усыпать блёстками всю солому. — А не боишься попасть в демоническую похлёбку? — усмехается Антон. — Есть сотни способов приготовить эльфа. Антон уверен, у каких-то народов, и правда, есть эти способы. У орков может или великанов. У Демонов же сообразительности хватило только на шесть наказов Манифеста, какая уж тут кулинарная книга. — Тогда не забудь добавить в похлёбку базилик и чеснок, — усмехается Арсений, — говорят, эльфийский запах трудно перебить. Знает про то, как Антона донимает его запах, или выстрелил наугад? Цветочный запах, как назло, смешиваясь с сыростью, становится особенно терпким и ярким. И, когда эльф выходит из воды, Антон прикрывает глаза, борясь с двумя одинаково сильными желаниями: бежать от запаха, сломя голову, или приникнуть к эльфийской коже, чтобы его вдохнуть. Антон открывает глаза, только когда смолкает шуршание одежды. Эльф расправляет на бёдрах тунику, повязывает ремешок. Мысль о том, что Антон должен был его убить встаёт в горле комом. И, когда Арсений опускается на соседний валун, он ничего ему не говорит. Не говорит, даже когда ловит любопытный взгляд эльфа на своей кровоточащей спине. — Это несправедливо, — вдруг заговаривает Арсений. — М-м? — Ну вся эта история, что вы все предатели Света, последовавшие за Абаддоном. И что в наказание за деяние вы будете вечно испытывать боль. Антон грустно усмехается: когда не нужно Демоны на удивление литературно слагают слова. Антон происходящее воспринимает проще. Каждое утро они просыпаются на кровавых простынях, и все делают вид, что это правильно. — Какой-то мудак проебался сотни лет назад, а вы расплачиваетесь, — продолжает Арсений. Антон сопит. За такие рассуждения в деревне его бы давно подвесили за рога. Но с этим нелепым, благоухающим цветами эльфом, он вдруг чувствует себя... Не безопасно, нет, но… спокойно. Да, спокойно — хорошее слово. — Они ещё и чешутся жутко, — признаётся Антон, — и не дотянуться даже нормально. Антон ждёт, что пожалеет о вылетевших словах, но его охватывает внезапное облегчение. Он так часто чувствует себя одиноким с этой болью. Болью, которая считается священной, но которая так сильно выматывает. — Хочешь, помогу? И, прежде чем Антон успевает что-то понять, эльф уже встаёт позади него. От волнения в горле пересыхает, а конечности немеют. Инстинкты кричат немедленно метнуть за спину огненный шар. Но он этого почему-то не делает. Только смотрит, как лунные блики играют на поверхности воды и грустно усмехается: — Поможешь, в смысле добьёшь, чтобы не мучился? Вот, наверное, удивится клан, когда найдёт его с перерезанным горлом. Если, конечно, они вообще будут искать. Эльф так близко, что кожа на спине идёт мурашками, а кровь от его присутствия будто сочится сильнее. Но, прежде чем Антон решается всё-таки обернуться, он чувствует лёгкое касание на перьях. Оно почти невесомое, будто подул тёплый ветер, а потом… Боль вдруг исчезает. Несколько секунд Антон сидит не двигаясь. Может, он всё-таки умер? Может, эльф полоснул его ножом по шее, и он просто в шоке? Он сжимает и разжимает пальцы и даже щиплет себя за бедро. Но всё нормально. Он живой. И он не чувствует боли. — Как ты это сделал? — наконец соображает он спросить у эльфа. — И что ты сделал? Но, когда он оборачивается, Арсений уже отходит к чаще. — Ты не дал своему клану меня сожрать. А я не люблю быть в долгу, — и, перед тем как исчезнуть в темноте, советует, — попробуй искупаться в водопаде, тебе понравится. Ещё несколько минут Антон сидит, боясь даже вдохнуть. Он касается пальцами спины, а кровь на той вдруг из липкой засыхает в хлопья. И тогда Антон аккуратно опускает в воду одну ногу. Кожу приятно холодит. В лунном свете она кажется не красноватой, а просто бледной, совсем как у Арсения. И, перед тем как нырнуть, Антон позволяет себе одну дурацкую мысль: «может, вражда с эльфами — такая же херня, как и священность его боли?». А потом вода смыкается над ним, и в голове становится приятно пусто.