Вендетта Чоу Чанг

Время бесстрастно. Оно уравнивает любые события, постепенно покрывает прошлое пылью. У времени нет привязанностей. Время не остановить. Оно всегда идет. — Идешь? — крикнула Лаванда. Чоу оторвалась от разглядывания еловых веток и, перекинув поклажу через плечо, поспешила к нетерпеливо ожидающей на пригорке Браун. Запах озона — остаточный шлейф после грозы — сам по себе кружил голову, а вкупе с ароматом хвои совсем сводил с ума. — Чего раскраснелась? — слегка толкнула ее Лав, волоча по земле раскидистый лапник. — Тут сядем, я сейчас сдохну. — Ломает? — посочувствовала Чоу, намеренно уходя от ответа. — Еще как, — содрав шифоновый шарфик с шеи, Браун прислонилась к поваленному дереву. Чоу последовала ее примеру, опустившись на сырой мох, и с удовольствием вытянула уставшие ноги. Сапоги и подол юбки испачкались во влажной земле, но с некоторых пор и это перестало быть серьезной проблемой. Водопад смоет все, будь то грязь или тревога. — Тебя тоже, наверное, — предположила Лав. Чоу утвердительно кивнула. — Знаешь, до сих пор не привыкну к этому чувству — хрусту собственных костей. Остальное сносно, даже в радость, — тут же заверила она, спохватившись, — но превращение — жуть. Повезло тебе. — Грейбэк сказал, что ломает только первое время, — пожала плечами Чоу, но с очередным глубоким вдохом смутилась еще сильнее — послегрозовая свежесть вместе с его именем действовали на нее чересчур волнующе. Хотелось бы списать все на приближающееся полнолуние. — Брешет, — ухмыльнулась Лаванда. Она выглядела очень бледной, над губой собирались капли пота. — Ты счастливица, он тебя не обратил. — Он ненавязчиво предлагал. — Чоу достала из тряпичной сумки красное яблоко, но, с сожалением покосившись на собеседницу, поторопилась убрать фрукт обратно. — Ешь. Тебе ведь можно. Наверняка голодная, как Уизли на Святочном балу. Чоу прыснула, но к перекусу все равно не вернулась. Во-первых, неудобно. Лав по известным причинам есть не могла: перед ночью полной Луны оборотни намеренно отказывались от пищи ради легкой трансформации. Во-вторых, чертово яблоко ей как мертвому припарка. Вот уже несколько дней организм настойчиво требовал мяса. Стоило лишь наткнуться взглядом на косулю у ручья или тощую куропатку, которых в Логове охотно разводили, зубы непроизвольно сжимались, а десна начинали болезненно ныть. Ни ягоды, ни овощи не способны были заглушить настырный зов. Впрочем, такое состояние не могло длиться вечно, хоть и доставляло массу неудобств. Зато в остальном жаловаться не приходилось. Рана зажила достаточно быстро, а сверхспособности, как и заверял Фенрир, выветрились к концу первого дня. Теперь она не слышала за три версты и не различала узоры на крыльях стрекоз. А еще она больше не думала и впервые в жизни познала внутреннюю тишину. Грейбэк покинул Логово с несколькими мужчинами сразу после того, как хлопнул дверью — по крайней мере, когда заплаканную Чоу насильно выволокли из дома, запах его испарился, да и в деревне с тех пор он больше не появлялся. Не то чтобы она тогда желала его видеть — первые несколько суток Чоу от души ненавидела своего тюремщика, ночами рыдая в тонкую подушку от ярости, но потом и это прошло. От нее прежней почти ничего не осталось, и даже внешность претерпела некоторые изменения: из-за беснующихся волос и загорелого лица она все больше походила на лесную колдунью из маггловских сказок. Но и эти трансформации ощущались правильными и справедливыми. Гармония, нежданно обретенная на краю света, казалась ей бесценной. Чоу распределили в барак, где должны были проживать и другие женщины, однако ряд просевших коек пустовал, и помещение номинально отдали под своеобразный лазарет. День ее состоял из непрекращающейся физической работы, потому что Логово жило тем, что производило, и каждый член общины привносил свой посильный вклад. Сначала она быстро утомлялась от стирки, готовки, собирательства и прочих хлопот местного средневековья. Чоу ведь и засечки оставляла на дереве, отмечая каждый тягостный день, чтобы срок ее заключения не выветрился из головы, как впоследствии выветрились прежние заботы. Но Редж притащил ей глянцевый календарь с голыми красотками, смущенно буркнув, что они не дикари какие и если ей нужен был календарь, то сразу бы к нему и обратилась. Вообще, Редж, долговязый оборотень, который больше всех скалился на нее во время инцидента у камня, оказался весьма сносным мужиком и, что немаловажно, очень полезным. Несколько раз в неделю он притаскивал в Логово барахло, выторгованное или украденное у магглов, и каждый раз позволял ей первой выбирать вещи. В целом в стае все, кроме надменной Авроры, были настроены к ней по-доброму, разделяя с новенькой тяготы непривычного бытия. В какой-то момент она с удивлением обнаружила, что совсем перестала размышлять и строить долгоиграющие планы. А когда им всем выдавали палочки, колдовство она использовала, чтобы подлечить детей, попавших в лазарет, или помочь тому же Реджу с облицовкой домов, напрочь позабыв про побег. Она стала засиживаться допоздна у лагерного костра с остальными женщинами, а затем, сморенная жаром, тотчас проваливалась в сон на скрипучей кровати. Кошмарам в голове места тоже не осталось — впервые за годы Седрик исчез. Так потянулись дни. По утрам поздние сентябрьские ветра пронырливо вползали в оконные щели, кусая за голые щиколотки и подгоняя ее вновь бездумно окунуться в успокаивающую рутину. Приближалось первое для нее, обновленной, полнолуние, возвращая волчий голод, обостренное обоняние и какого-то дьявола яркие образы Грейбэка. Она все чаще ловила себя на том, что тоскует. — Ты думаешь о нем, — вдруг заявила Лаванда и громко расхохоталась. Чоу забеспокоилась, опасливо оглянулась вокруг, ведь деревня была совсем недалеко — их болтовню могли и услышать. — Говори тише, — шикнула она. — Ни о ком я не думаю. — У тебя сердце с такой скоростью кровь качает, что сейчас вылетит изо рта перепелкой. — Мы тащили огромные ветки, и я хочу сожрать каждого встреченного на пути зайца — конечно, бьется! — огрызнулась Чоу. — Ага, а еще чуть ноздри не порвала после грозы, — ухмыльнулась Браун и, поймав на себе непонимающий взгляд, заговорщически прошептала: — У меня-то нюх не отшибло, так что я в курсе, как пахнет Альфа. Чоу тяжело сглотнула, мечтая лишь зарыться по самую макушку в лапник, который они полдня собирали, и исчезнуть из поля зрения нахальной Браун. Вспоминать его втихаря само по себе занятие тревожное, вспоминать при свидетелях — еще и постыдное. — Мне кажется, и он о тебе думает, — серьезно предположила Лав, чуть понизив голос. — Скабиор его видел, он со мной согласен. — Глупости, мы только ругаемся. — Он не укусил тебя! — Лав, он вообще женщин не кусает. — А я, значит, не вхожу в эту статистику?! — мигом вспыхнула Браун. — Входишь, конечно, — подобралась Чоу и с тоской сжала горячую ладонь Лаванды. — Извини. На какое-то время их окутало молчанием, сотканным из невысказанных слов. Чоу задыхалась от пьянящего озонового аромата, Браун — от несправедливости. — Как ты попала сюда? — неожиданно спросила Чоу. — Как вообще зараженный попадает в стаю? — Обычно сам выходит на кого-то из оборотней, или его Альфа лично приводит, как в случае с Авой, — понуро ответила Лаванда. — Выходит, что-то есть в мисс Провидице? — Чоу иронично подвигала бровями. Лаванда, не сдержав порыва, хрюкнула от смеха, а потом уже обе они повалились на свежесобранную хвою и громко расхохотались. Эхо их голосов тотчас разлетелось в пространстве, порождая недовольство перепуганных ворон. Казалось, сам лес веселился с ними в унисон. Вот отчего Чоу влюбилась в это место: она не просто была окружена миром — мир жил с ней в едином ритме. — Алкоголичка она, а не провидица, — отсмеявшись, разболталась Лав. — Накидывается у себя на пригорке, прикидывается мадам Трелони, но на деле ей ведь и Грейбэк не верит. Только некоторые идиотки из стаи. Говорят, ее укусил возлюбленный из ревности и бросил умирать прямо в Запретном лесу. Альфа нарвался на нее случайно под утро. И она выжила, представляешь? — И что такого? Ты тоже выжила. — Она маггла, Чанг. От укуса оборотня магглы умирают! — возразила Браун, но почти сразу пренебрежительно добавила: — Но я лично ни черта ей не верю. Язык у нее без костей. Погрузившись в размышления, Чоу монотонно выписывала круги ступнями, отчего мыски еще глубже зарывались в глинистое месиво. Давно ли магглы разгуливали по ночам в Запретном лесу? Ответом ей стал раскат грома, глухой и вибрирующий, словно кто-то сверху пожурил ее за дурные фантазии. Ава ее невзлюбила с первого взгляда. Сначала высокомерно вела себя в хижине, затем, когда Чоу с трудом вливалась в новую жизнь, настойчиво игнорировала. Потому и думать о ней в положительном ключе не хотелось — сука она, а не ясновидящая. По небу вновь прокатилась серия барабанящих ударов, вынудившая вздрогнуть даже густые кроны. Какой невозможный сентябрь! Или не сентябрь вовсе, и голый календарь Реджиса бессовестно врал. Если бы не ледяные ласки надвигающейся осени, она бы охотно поверила, что на дворе май. — Погода с ума сошла, — задрав голову и прищурившись, пробубнила Лаванда. — Мисс Провидица скажет, что я всему виной. — Он с ней спал раньше, в курсе? — вдруг огорошила ее Браун, выбивая почву из-под ног. Щеки и шею обдало жаром. — Она поэтому и бесится. — А я при чем? — возмутилась Чоу. Зубы неприятно скрипнули, во рту появился металлический привкус. Лаванда, конечно, сразу учуяла и кровь, и красноту. Растянувшись в издевательской улыбке, она хитро зашептала: — Скабс говорит, что, как только Альфа пошел к тебе за аконитовым, его как карги отшептали от Авы. — Хорош про меня трепаться. Чоу испуганно обернулась, изо всех сил стараясь унять волнение и ничем себя не выдать. Скабиор, небрежно привалившись к сосне, сложил руки на груди и победоносно на них пялился. Судя по блестящим глазам и задорному оскалу, он был более чем доволен собой. — Ты совсем спятил так подкрадываться! — подскочила Лав и обрушилась на него гневной бранью. — Я чуть не обделалась! — Да брось, королева, у вас просто уши глупостями забились, — отшутился он, подхватывая волчицу на руки, но ехидного взора с Чоу не сводил. Ублюдок. — Я тут по поручениям Альфы бегал, а вы чисто на пути попались, две кошелки. Его, кстати, нет на сходняке, малютка Чоу, — подмигнул он и следом получил удар под ребра от взбешенной Лаванды. — Такой умный? Вот и тащи поклажу, — спрыгнула с рук Браун и, подхватив под локоть пристыженную Чоу, засеменила в сторону деревни, приговаривая: — Пойдем, Чанг. Подошвы утопали в разбухшей почве, щедро сдобренной недавним дождем. Погрузившийся в сумерки лес дрожал от порывов рваного ветра и изредка хлестал их ветками по животу и рукам, как плетями. Сзади пыхтел Скабиор, взгромоздивший на себя сосновые лапы, которые они несколько часов собирали по округе. С каждым шагом дозорная башня становилась ближе, однако факелы там сегодня не горели: охранника освободили от службы на одну особенную ночь. — Не обращай внимания, он идиот, — шепнула Лаванда ей на ухо. — Я все слышу! — Я не про тебя, — ласково пропела она, а затем вновь пробормотала хихикая: — Да про него я. Деревенский костер, разыгравшийся на единственной площади, собрал вокруг целую толпу, в основном мужчин и детей. Женщины мялись в стороне, кутаясь в шерстяные платки. Притаившись за спинами таких же, как и она, не до конца зараженных, Чоу привстала на цыпочки и с усердием вглядывалась в мрачные фигуры. Внутренности стянуло жгутом, пусть без солнечного света зрение было нечетким, но уж Грейбэка бы она точно узнала: широтой плеч ему уступил бы и Голиаф. Скабс, известный трепач, увы, не соврал. Фенрир в Логово не явился. — Может, позже к нам присоединится, — на ходу бросил ей Скабиор, будто насквозь ее видел, и, расталкивая собравшихся, направился к остальным оборотням. — Не задерживайся, Лав. Браун, вмиг став серьезной, кивнула ему, а потом развернулась к Чоу и порывисто обняла. — Мне пора, — голос ее надломился, в глазах проступали капилляры. — Скоро стая будет выдвигаться в другие леса — когда луна взойдет, мы будем далеко. Редж наверняка уже раздал палочки, но возьми и это на всякий случай. Откинув юбки в неприличном жесте, Лав вытащила из ножен кинжал и торопливо протянула его Чоу — та отшатнулась. Блестящее в сумраке лезвие, на котором плясали блики от огня, смутно напомнило ей мелкий нож, пронзивший собственное тело. — Бери, — Лав вложила ей в ладонь рукоять. — Сама же знаешь, вас сегодня никто не стережет. Припомнив пустующие башни, Чоу уверенно кивнула, облизнула сухие губы и засунула оружие за пояс, опасливо оглядываясь по сторонам. Как оказалось, переживала она зря: до них никому не было дела, разумеется, кроме вездесущей Авроры, которая даже накануне полнолуния не теряла величавой осанки. Дрянь смотрела в упор. Небо расколола сверкающая молния. Ава хищно улыбнулась. Волки на площади загудели, переминаясь босыми ступнями и решительно поглядывая друг на друга. В ту же минуту низкий раскат грома оглушил их, вынуждая некоторых, включая саму Чоу, трусливо пригнуться. Давно ожидаемый ливень с силой обрушился на землю, упруго барабаня по крышам и листве. — Иди, — перекрикивая природу, напомнила о себе Браун. Спорить с ней не было смысла. Когда мокрая до нитки она ввалилась в барак, на улице совсем стемнело. Она мигом бросилась к окну — серебряный диск луны проглядывал сквозь низкие тучи и маняще призывал оставить убежище. Откинув тяжелые волосы за спину, Чоу нетерпеливо расстегнула верхние пуговицы и с трудом стянула с себя липнущее от влаги платье. Несмотря на наготу и прохладу, кожа горела. Не в силах унять ни участившееся дыхание, ни бешеное сердцебиение, ни вдруг обуявшее возбуждение, она принялась расхаживать по помещению, нервно заламывая пальцы. Проходя мимо стола, Чоу внезапно встала как вкопанная. Желудок сжался. — Акцио, — хрипло призвала она палочку. — Люмос. На столешнице в глубокой миске лежал смачный кусок мяса, очевидно, сильно пережаренный: темная корка загрубела и местами обуглилась. Отвратное зрелище, но рот наполнился слюной. Я тут по поручениям Альфы бегал. — Сукин сын, — звонко рассмеялась Чоу и, отшвырнув палочку прочь, резво схватила кость, вгрызаясь в жесткую оленину.

***

Лучи отбрасывали блики на густые розовые кусты, выгодно подчеркивая благородную красоту сорта. В следующем году следовало высадить побольше, чтобы и восточное крыло зацвело белыми бутонами. Едва бредовая идея посетила ее голову, спину круто потянуло, и Дафна, сдержав стон, плотнее сжала губы. Как будто у нее будет следующий год. Куза, урод, доступно ей разъяснил: честь той чистокровной, что подарила славному Дому сильного наследника, и позор той, что, наплевав на свой долг, струсила. И Дафна не трусила, больше нет. Напротив, ее в какой-то степени пробирал азарт — как взглянет на нее Антонин, когда будет провожать на родовое ложе? Куза, впрочем, также говорил, что он и не должен провожать, дескать, не мужское это дело. Однако она все равно мечтала увидеть его перед самым концом, чтобы хорошенько плюнуть в самодовольную рожу. — Даф, — напомнила о себе Милисента. — Ты уснула? — Нет, но могла бы, — съязвила она быстрее, чем успела прикусить язык. Страх, разочарование и геморрой в значительной мере отравляли жизнь, в том числе ночную, поэтому от недосыпа она, как бешеная мантикора, нападала на каждого, кто находился в поле зрения. Мать давно перестала выходить на связь. Супруг прятался на заданиях, вероятно, дожидаясь конца опостылевшей семейной кабалы. Михай скрывался, предпочитая наблюдать за ней издалека. А Чоу считалась мертвой. И пусть тело так и не обнаружили, лучше бы ей быть на том свете в окружении Макнейра и Беллатрикс. Смерть — меньшее, что она заслуживала! В горле внезапно пересохло, и, дотянувшись до стакана, она поспешила запить горе водой. — Знаешь, я наверное пойду, — холодно бросила Милли, но Дафне удалось ее перехватить. — Постой. Я чувствую себя развалюхой, еще и выгляжу паршиво, — с сожалением улыбнулась она. — А эта чертова скамья такая жесткая, что у меня задница сейчас отвалится. Не обижайся. Сработало. Милисента снисходительно усмехнулась, слезы отступили. Она медленно присела обратно, философски подмечая: — Лавка и правда жестковата. Пустым взглядом Дафна буравила очаровательные бутоны, не тронутые ни гномами, ни насекомыми. Потрясающий сад, казалось, оставался единственным светлым пятном во всем окружающем их безумии. — Мне нужна помощь, — еще раз начала Булстроуд. — Милли… — Помоги мне! — в отчаянии подруга сдавила почти прозрачное запястье Дафны. Наверняка теперь останутся безобразные синяки. — Естественно, он уверяет, что все ради моей безопасности, но, Мерлин, эта ссылка мне в наказание! Как будто я в чем-то провинилась. Но преступница — Чанг! Родольфус должен знать. — Он знает. Дафна стиснула зубы. Меньше всего она хотела разговаривать о Чоу, но коварная рейвенкловка и здесь не оставляла ее в покое, вклиниваясь в голову вместе со словами Булстроуд. Безусловно, Лестрейндж все прекрасно понимал — и про нападение, и про то, что секретарша его не имела к этому никакого отношения. Только сама Милли не готова была поверить, что гнев Родольфуса был направлен вовсе не на нее: она вообще не вызывала у него никаких чувств. Безразличие Министра к новой пассии не замечал только слепец. — Португалия! Какого докси я буду делать в Португалии? Я должна остаться и быть рядом, когда ему нужна будет помощь! — Какая помощь? — раздражение брало верх, терпеть ноющую подругу было еще невыносимее, чем ноющие лодыжки. — Какую помощь ты в состоянии ему оказать, Милли? Сразиться с Лордом, когда тот обнаружится? Угомонить Визенгамот, когда они соберут голоса против Лестрейнджей? — Я просто буду рядом! — В качестве кого? Словесная пощечина, облеченная в унизительный вопрос, ожидаемо сбила с помешанной Булстроуд всю спесь. Жестоко, но о сказанном Дафна не жалела. Ей в свое время тоже бы не повредила хорошая оплеуха, чтобы содрать розовую пелену, в которую она завернулась, будто в кокон. Милли, разумеется, прямолинейности не оценила: то открывала, то закрывала рот, как подыхающая гриндилоу. Глаза ее вновь стремительно намокали. Но распираемую правдой Дафну было не остановить: — Он не женится на тебе, Милисента. Ни сейчас, ни позже. Откупится мешком золотых и каким-нибудь средненьким по силе артефактом, а твой отец подачку от Министра возьмет. Быть может, уже взял. Мир мужчин, дорогая. Ошарашенная подруга оказалась не в состоянии справиться с безрадостной перспективой, которую ей вывалили под ноги уродливой кучей, и, как заведенная, отрицательно качала головой. Ее пальцы беспорядочно теребили мантию, багровый румянец быстро расползался по белой шее и щекам. — На Чанг он тоже не женился, — наконец собралась с силами Булстроуд, заступаясь за свою честь или, скорее, в очередной раз оправдывая малодушие Родольфуса. — Но Чанг он любил. В том, что Чоу украла сердце Лестрейнджа, сомнений не возникало, иначе он бы без зазрения совести отдал ее на суд еще живой Беллатрикс. Дафна не смотрела на униженную подругу, как не смотрела больше на дразнящие красотой розы. Взор ее устремился к чистому небу, словно сама виновница всех несчастий Магической Британии сейчас сидела на воздушном облачке и посмеивалась над ними, утопающими в болоте лжи женщинами. Чоу-то такого отношения в свой адрес бы не допустила. Интересно, уйди они тогда вместе из Мунго, совершила бы Чанг столь страшное преступление или события для них обеих пошли бы по другой колее? Тоска узлом завязалась в груди. Спустя мгновение, впрочем, она нашла в себе силы разлепить губы и открыться перед Булстроуд: — Милли, я на твоей стороне. И поэтому я не буду разговаривать о тебе с Антонином. — Та горько всхлипнула, но Дафна все равно продолжала: — Ты отправишься в Португалию и будешь там в безопасности. Не только от Лорда, но и от жестокости и нелюбви. Ты найдешь себе достойного мужа, который будет на руках тебя носить. Или, если захочешь, останешься сама по себе. Ты молода, красива и чертовски богата. Погрузишься в новую культуру, найдешь дело по вкусу и проживешь свой век так ярко, как только сможешь. Под конец речи она сама роняла крупные слезы, чем наверняка напугала или вовсе разозлила Милисенту: та подскочила и, не прощаясь, бросилась прочь из сада. Останавливать ее Дафна не спешила, с головой окунувшись в фантазии, где она — свободная и ничем не обремененная — аппарирует в Португалию и начинает жизнь с нуля. Пусть Булстроуд и не осознавала этого сейчас, через несколько лет она точно оценит своеобразную помощь. Дафна не понаслышке знала, что такое быть нелюбимой женой, и участи сей не пожелала бы и врагу. — Мадам продрогла. Противный голос вырвал ее из воспоминаний о былых днях, где она еще Гринграсс, капризная и самостоятельная девчонка, и все дороги открыты перед ней, а мир добровольно стелется под ноги красным ковром. Когда она вновь взглянула на небо, оранжевое солнце уверенно таяло за горизонтом, унося с собой последнее дневное тепло. Михай, обнаглевший донельзя, присел рядом, уложив на скамье свой страшный посох. Как только домовик пропустил недоцелителя в ее сад! — Не пора ли в дом? — ненавязчиво предложил он после недолгого молчания. — Да, вы правы, — против воли согласилась она. — Засиделась на солнце, пока есть возможность. Осень беспощадна. — О да. Я слыхал, в Северной Ирландии бушуют ведьминские грозы! Хорошо, что здешние места не топит, — бормотал он, пока поднимал Дафну под локоть и, привалив к себе, помогал доковылять до веранды.

***

Деревенские крыши давно скрылись из вида, а антиаппарационный купол сомкнулся пленкой за спиной, но листья приятно шелестели под ногами, и прервать прогулку сейчас виделось ей преступлением. А гулять Чоу обожала, просто раньше не знала об этом или, скорее, позабыла, что в далеком прошлом любила пешие походы. Потом она забросила активную ходьбу из-за страха раздаться в икрах — при маленьком росте непременно хотелось иметь тонкие ноги. Теперь же хотелось лишь поглубже заглатывать бодрящий воздух да с детским изумлением рассматривать сокрытый от думающих людей мир. Совсем недавно и она думала беспрестанно, переваривая мысль за мыслью, планируя и рассчитывая сложные детали, каждую мелочь предавая анализу. Сегодня, конечно, это казалось ей более глупым, чем переживания о крупных икрах, но Чоу себя не винила: чтобы захлебнуться виной сначала нужно опять-таки подумать. Энергично крутя головой, голодным до красоты взглядом она выхватывала то замысловатые переплетения магических кустарников, то наглые тушки белок, беззастенчиво прыгающих под самые ноги. И все равно Чоу оказалась недостаточно внимательной, чтобы среди тонких и редких стволов ясеней сразу заприметить костлявую лошадь. Сначала она и не признала в угловатом существе фестрала, он был чересчур худ даже для своего вида. А покалеченное крыло так плотно прилегало к корпусу, что создавалось впечатление, будто какой-то несформированный отросток торчал прямо из брюха. Однако насыщенно-красную, как переспелые ягоды, юбку Авроры сложно было не различить, несмотря на бушующий пестрыми красками лес. Чоу напряглась, неуютное чувство клубком свернулось в животе. Смущал ее явно не фестрал. — Уже сбегаешь? — не оборачиваясь, спросила Ава, поглаживая гладкую черную морду волшебной лошади. Возмутившись неприкрытой наглости, Чоу сделала несколько рваных шагов вперед, звучно загребая носками ботинок сухую листву. Жеребенок — а теперь ей стало очевидно, что особь была совсем еще детенышем — дернулся на кривых ногах и, покачиваясь, уставился на нее с недоверием. — Не спугни, — строгим шепотом предупредила Аврора. — Ты видишь их? — плавно и почти беззвучно приблизившись, Чоу с удивлением воззрилась на провидицу. — Как и смерть, — словно на дурочку посмотрела на нее шарлатанка, а затем неестественно выкатила глаза и с отчаянием произнесла: — Я прямо сейчас на нее смотрю. От излишнего драматизма Чоу едва не расхохоталась, но вовремя себя сдержала, фестрала пугать и правда не хотелось. Протянув раскрытую ладонь вперед, она дождалась, пока малыш доверительно ткнется холодным носом, и лишь затем погладила костлявую шею. Молчание затянулось, и вскоре даже жеребенок не выдержал унылой обстановки — громко фыркнул и поплелся вглубь леса, оставляя их обеих мерзнуть от обоюдного презрения. Когда пятно его черного хвоста скрылось за желто-зелеными кустами, Чоу поняла, как комично выглядит: она ведь так и продолжала стоять с мокрой от слюней ладонью и смотреть вдаль, будто у нее оставались еще какие-то дела на поляне. Аврора зашуршала юбками совсем рядом, скорее всего, тоже не могла более выносить неловкого соседства. Что держало ее здесь, Чоу не знала, но о причинах своей медлительности, конечно, догадывалась. Если Ава в Логове, значит, и остальные оборотни вернулись. Был ли среди них Фенрир? Или он вновь удрал, позабыв о той, кому, вообще-то, спас жизнь. Сердце в груди пропустило удар. Ждать его тихо и ненавязчиво становилось все сложнее. Но и у противной бабы в вызывающе-красном платье спрашивать об Альфе Чоу не решалась — гордость, как колючая проволока, сдавливала горло. — Ты не веришь в мои способности, я знаю, — вдруг донесся до нее необоснованно обиженный шепот ясновидящей. Чоу порывисто обернулась, отчего волосы хлестнули по лицу. Возмущение вперемешку с весельем ударили в голову — как смела эта фантазерка сначала запугивать ее, а потом еще и разыгрывать столь нелепую карту? Раскусила Аврору она давно, ведь только кретин не обратил бы внимания на очевидное. Однако стая, к сожалению, глубоко уважала оккультизм, особые способности и всякую алогичную чепуху — они все предпочитали броскую одежду, браслеты и прочую дребедень с блошиного рынка. Грейбэк, кстати, тоже недалеко ушел от соплеменников и носил в ухе клык какого-то бедолаги. Оно и понятно, почти никто из женщин не учился в Хогвартсе, что и говорить про неотесанных оборотней. — Ни черта ты не знаешь, — выплюнула удаляющейся женщине в спину Чоу, не скрывая хищной улыбки. — Никаких способностей, кроме как вылуплять шары и нести ересь, у тебя нет. Ты шарлатанка, которая подставила шею в полнолуние с определенными намерениями. Аврора замерла, только покатые плечи ее дрогнули. Казалось, правда кипятком ошпарила раздутое эго волчицы, и пора бы замолчать, раз цель достигнута, но что-то зудело под ребрами, не давая покоя. И это что-то требовало полной расправы. — Просто сквибка, — не унималась Чоу. — Обиженная на волшебный мир сквибка! В то время как ты притворяешься Великой Провидицей, твоя сестра Салли торгует телом в грязном Лютном! Недалеко от них с гулким карканьем ворона взмыла вверх, вынуждая ее резко замолчать. Только сейчас она обратила внимание, что задыхалась, будто марафон пробежала. Гадкие слова, брошенные сгоряча, обрели конкретный смысл, и Чоу вдруг осознала, как сильно перегнула палку. Оскорбления подобного характера ее саму ранили не раз, и потому представить, что из собственного рта хлынет похожая гниль, она и в страшном сне не могла. Тем временем Ава пришла в себя и решительно шагнула в сторону Чоу. Та, точно под гипнозом, отшатнулась, понимая наконец, какую опасную игру затеяла с оборотнем за пределами деревни. Но, словно помощь из ниоткуда, сзади хрустнула ветка, и Аврора неожиданно остановилась, очевидно, более не в состоянии осуществить задуманное. Лицо ее полыхало жаром, таким же красным, как и броский наряд, а в глазах плескалась раскаленная ненависть. Сейчас она и правда походила на сбрендившую прорицательницу, сошедшую с маггловского костра. — Ты нас всех погубишь, — сквозь зубы процедила она, глядя за плечо растерянной Чоу. А потом, будто за ней собак спустили, бросилась прочь в деревню. В скором времени шаги потонули в монотонных звуках леса. А Чоу все стояла и смотрела ей вслед, с трудом осознавая, до чего довела ее банальная антипатия. Пусть Аврора нагло тыкала в нее пальцем и относилась с недоверием, отборных гадостей она не заслуживала. Внезапно поднявшийся ветер обдал лицо холодом и тем самым немного привел ее в чувства. А чувств у нее накопилось предостаточно: обида, тревога и, какого-то черта, ревность. Отшвырнув полуоблезлую ветку, невинно выступающую на пути, Чоу побрела в противоположном от Логова направлении. Глупо было бы тащиться за женщиной, которая знала, как лижет сукин сын Грейбэк.

***

Мелкая все пыхтела и перла вперед, как грузовой паровоз. Белое облако, правда, валило изо рта вовсе не от жара, а, напротив, от холода. В тонких тряпках, которые она нацепила, в это время года в сумерках не разгуляешься. И если бы Фенрир не знал, что ее только что отбрила зарвавшаяся в край Аврора, подумал бы, что она на свиданку летит, а не несется, сердитая, куда придется. Но нет, к хахалю так не бегают. Неестественно широкий шаг, свирепый взгляд и растрепанная грива. Он никак не мог разобрать, на кого она походила больше — на лесную нимфу или на вконец чокнутую бабу. Грейбэк с сомнением пялился на ее губы, которые она то облизывала, то плотно сжимала, как тогда в бою с Макнейром. Мысли лезли самые дрянные — походу, колпак у Мелкой сорвало окончательно. С сожалением он смотрел, как она пинает сучья и дерется с ветками, совсем не замечая его присутствия. А как хороша она была по первой со вспышкой волчьих инстинктов. Как прижималась, снимая с него запах, точно одежду. Грейбэк невесело ухмыльнулся. Кого он пытался нагреть? Она и без инстинктов была до одури хороша, эта крошечная лисица с огромным самомнением. И когда бесстыже крутила жопой, и когда умничала, и даже когда кичилась своей сраной магией — все равно будоражила его инстинкты. А когда раненая вырывала заточку из собственного брюха, сиськи Цирцеи, прекраснее женщины он не встречал! — Пошел к дьяволу, енот! — рявкнула разъяренная Мелкая, прогоняя полосатого. Притаившийся за широкой сосной, Фенрир едва успел проглотить лающий смешок — ну умора, попробовала бы с медведем перетереть. Впрочем, пушистый послушался и пулей смылся в кусты, но скорее от того, что почуял хищника посерьезнее карманной невежды. А может, и оскорбился: слепошарая, она, конечно, не сумела разглядеть в нем енотовидную собаку. А взъерошенная Мелкая между делом совсем повесила нос — тихо опустилась около трухлявого пня, где минуту назад пушистый дожирал дохлого грызуна, и понуро обняла острые коленки сквозь тонкую ткань. Ее уже колотило от холода, а ветер, как нарочно, забирался под самую юбку. Грейбэку на мгновение нестерпимо захотелось стать удачливым ветром. А вообще, она явно заблудилась, иначе как объяснить ее прикид не по погоде — он вон пусть и оборотень, но в глухие чащи ходил только в плаще, мало ли чего. Лапа, как по команде, сама потянулась к потертой подкладке кармана. Там, на самом дне, завалялся металл с красным камнем — прямое доказательство, что он законченный дебил. Грейбэк резко отдернул руку и нахмурился, до скрежета сцепив зубы. Как еще подавить взбунтовавшееся чувство собственного достоинства, он не представлял. Когда Фенрир кидал в карман побрякушку, вся эта затея не казалась ему лютым бредом, а сам он считал себя скорее продуманом, нежели идиотом, как сейчас. Все же расстались они в прошлый раз хреново, и пусть Скабс и Редж в две пасти заливали, что Мелкая угомонилась и вроде как даже тоскует по нему, Грейбэк продолжал отсиживаться по лагерям то тут, то там, намеренно избегая Логова. Логика у него была простая, но железная, как морда Амбридж: лисичка больная на всю голову, а он не мозгоправ и не нянька. В диком мире хищник лечится временем и природой — естественный отбор. Этого добра Альфа благородно дал ей с лихвой, притащив в свой дом и нашпиговав указаниями каждого второго, чтобы облизывали ее, как родную. Сам же ушел в тень выжидать. А вот был ли прок от такого лечения, ему только предстояло выяснить. Заколка карман как будто прожигала, словно раскаленная. Хорошо, что от яиц далеко, положил бы в спортивки — опалил бы к дракклам хозяйство. Разумеется, ему явно мерещилось, потому что материал был самым обычным, просто игрушка дивная для бабьей души. Собственно, оттого он и приперся к ней — баклан — с заколкой. Она ему без надобности, ведь у Юбки чисто в наказание отжал, а Мелкая, может, и простит жесткость последней встречи. Грейбэк сплюнул, уже не стараясь быть тихим и пружинистым, и мысленно проклял вонючую робость, некстати пробуждающуюся, когда дело касалось одной конкретной девчонки. Паршивый же он Альфа, раз хер ведет его, как компас. — Кто здесь? — подскочила она, встревоженная. Зенки темные, блестящие. Лицо в веснушках — облюбовало же ее солнце. Ну а раз солнце не устояло, ему тем более простительно. — Наконец-то. У тебя че, в ушах листья? Ни фига не слышишь, — ворчливо начал Грейбэк, откинув полу плаща подальше, лишь бы хоть на минуту позабыть про дурацкий подгон. Мелкая замолкла и внимательно осмотрела его с ног до головы. Губы дрогнули, а ехидные уголки так и норовили подпрыгнуть вверх. Зрачки расширились, и кровь быстрее побежала по венам. Фенрир напрягся, даже по сторонам оглянулся — не заприметила ли она еще кого. Но они здесь были одни, не считая косули, которая уже уносила копыта подальше от хищника. Неужели это из-за него девичье сердце подпрыгнуло к глотке? — Пойдем, говорю, темнеет, — почти приказал он. Можно, конечно, было и поласковее, учитывая, что шел он к ней по доброй воле, но девичья реакция совсем выбила из-под жопы табурет. Впрочем, она, чертовка, и не думала подчиняться: разлилась в улыбке, не скрывая дикой радости, а потом — вот же сучка — показала ему средний палец и ломанулась в кусты хохоча, как безумная. Фенрир притворно цокнул, изо всех сил подавляя разыгрывающегося зверя. Что удумала полоумная — драпать от оборотня! Да и он не юнец сопливый играть в догонялки. Но волчий нюх взял ее запах, язык с предвкушением пробежался по резцам. Потоптавшись на шелухе из листьев, дабы дать дуре фору, Грейбэк сорвался с места, резво перепрыгивая поваленные грозой деревья и терновые кусты. Мелкая бежала не как шустрая лисица, а как неуклюжий лунный теленок, оставляя столько следов, что и хогвартский долбанутый лесничий отыскал бы ее без труда. Ему-то, понятно, не суть важно, хоть бы и пером летела над землей, Грейбэк все равно следовал бы за ней неотступно. Аромат девчонки арканом волок за собой. Желание настичь и подмять поскорее под себя зазнобу хлестало по пяткам, вынуждая пошустрее свернуть едва начавшуюся охоту. Сосны живо мелькали перед глазами, беспокойные звери прижимали тушки ниже к почве, и вот уже надрывное дыхание ее доносилось все отчетливее. Грейбэк замедлился только в самом конце, когда до девчонки оставалось не более метра. Аккуратно ступая, чтобы не выдать себя, приблизился вплотную, а когда балда встрепенулась, наконец почуяв опасность, сцапал ее сзади за шкирку и сгреб в объятия. Мелкая тут же брыкнулась и легко высвободилась, у него ведь и не было намерения сжимать шибко крепко: в ночь, когда из нее хлестала фонтаном кровища, он сам видел, насколько она тонкая, какие хрупкие у нее кости. А еще, какие темные у нее ареолы. Не розовые, как у всех знакомых его баб, — она и в этом отличалась. Болт в штанах некстати дернулся, и Фенрир в который раз мысленно поблагодарил старый плащ, ставший ему своеобразным прикрытием. — Попалась, — хриплым от возбуждения голосом пробормотал он, жадно вылупившись на вздымающуюся от продолжительного бега грудь. И хорошо, что она такая рохля: не вымотайся от короткой пробежки, не согрелась бы. — Попалась, — согласилась она тоже хрипло, правда, звучала совсем не возбужденно, а как заржавевшие ставни. Вымоталась, маленькая. Глядишь, и легкие выплюнет. Грейбэк не сводил с нее пытливого взора– казалось, природа ее таки подлечила, больнуха как будто бы вымылась из напряженной башки, высвобождая место для врожденной жажды жизни. Мелкая вся светилась, как те звезды, в которых иногда любила растворяться. Но даже сейчас, когда кукушка вроде как вернулась в гнездо, оставалось в ней что-то лукавое — какая-то чертовщина бесстрашно вела ее вперед, шаг за шагом подталкивая к нему, под него. Фенрир замер, опасливо скалясь — может, напряжение схлынет хоть так. Вряд ли в сумеречном лесу на ковре из листвы и веток она по добру подставилась бы. Но она все продолжала двигаться, несмотря на его перекошенное табло, и остановилась, только когда между ними невозможно было бы воткнуть ребром монету. Без своих ходуль лисичка стала совсем крошечной. Грейбэк наклонился, поневоле ныряя взглядом в вырез блузки — сиськи тяжело вздымались от сбившейся дыхалки, норовя выпрыгнуть на свободу. Он тревожно сглотнул и уже собирался промямлить какую-нибудь несуразицу, но чеканутая Мелкая вывалила язык и, как загипнотизированная, прошлась кончиком по его кадыку. Желанием мигом снесло башню, и он без промедлений опрокинул ее на жухлую опаль, всем телом наваливаясь сверху. Черные волосы короной рассыпались вокруг головы — что за ведьма, с ней и перепихон в кустах походил на царский! Губы приоткрылись, возможно, чтобы прогнать его, но Фенрир слушать не рискнул и просто прижался пастью, борзо оттесняя ее язык своим. Следовало бы быть поосторожнее с клыками: ликантропией он девчонку, конечно, наградил, но пускать ей кровь по-прежнему не хотелось. Впрочем, она сама всосалась в него, как пиявка, точно плевала на опасность его близости. Она вообще никогда не опасалась его по-настоящему, как будто он был сраным клерком нижнего звена в ее отделе, а не Альфой огромной стаи. Легкие удары в плечи чутка его отрезвили. Сопротивлялась? Передумала? Грейбэк беспокойно отстранился — стояк-то каменный, слазить теперь было особенно обидно. Девчонка, к счастью, выбираться из-под него не спешила — вцепилась в грубую ткань и сдирала с него плащ, будто кожу. Расчетливая ведьма! Наверное, задумала подложить под задницу в качестве подстилки, но Фенрир на джентльменство оказался слабоват и все, что сумел — сдернуть один рукав, частично оголяя торс. Помутневшим взором он блуждал по тонкой шее, выпирающим ключицам, груди. Все бы облизал, всю бы обласкал, но мысли о темных сосках напрочь сносили чердак. Разочарованно он отметил бесконечное количество петель на блузке. Дурная, ну кто так одевается в глухую чащу! Резво дернул за края — петли полопались, пуговицы дождем полетели на землю. Мелкая недовольно зашипела. А он, как ишак, уставился на острые соски, по которым так долго сох. Наверняка его ладони были чересчур грубыми для ее нежной кожи, губы — сухими, а язык… А вот язык ей точно зашел, потому что цепкие пальцы зажали его гриву и нагло припечатали лицо к налитым мячам. Девчонка, чего и стоило ожидать, оказалась не робкого десятка: надавливала решительнее, очевидно, подсказывая, куда ему следовало спуститься. Грейбэк лишь беззлобно усмехнулся — чего злиться на нахалку? Он бы ее всю вылизал, а изнутри тем паче. Одно ее дикое возбуждение подстегивало покруче темных сосков и оборзевших раскосых глаз — яйца готовы были вот-вот взорваться. Однако хрен ей перепадет этим вечером, потому как они забрались к черту под мошонку, а ему еще на дело в Лютный. — Не сегодня, хитрожопая, — с трудом выдавил он, пока спускал штаны и путался в чертовой юбке. — Лучше бы тебе постараться, Альфа, — угрожающе прошептала она, подаваясь бедрами вперед, будто приглашая. Фенрир опять хохотнул — он вообще этим вечером или рычал, или светил туповатым таблом, как молокосос, но это только от того, что в башке пустело от страсти. Как бы то ни было, прислушаться к даме все же надлежало, хотя бы ради светлого будущего: почему-то он был уверен, что трахни Мелкую раз, непременно захочется еще и еще, и… — Еще, — шептала она, закатив зрачки и откинувшись на влажную листву. Грейбэк удивленно глянул вниз. Сам того не замечая, он наяривал восьмерки у ее клитора — как только отыскал в такой темени. Но руки мастера работу помнили, и Мелкая текла, как снег по весне. Смазкой с легкостью можно было умыться. Фенрир наконец высвободил член из штанов, от души проклиная охреневшую любовницу: она вовсю подавалась навстречу движениям, позабыв и о холоде, и о царапающих задницу ветках, и о нем. Кожа на шее дразняще натянулась, с потрохами выдавая расположение вен. Прикусить бы чуть, да пугать не хотелось. Когда он вдруг остановился, чтобы перенести вес тела, паршивка тут же забухтела и сердито на него уставилась. Недолго думая, он сунул ей в рот большой палец, которым только что ласкал — пускай тоже почует, какая лакомка. Зенки распахнулись в удивлении, но Мелкая послушно сосала, не разрывая зрительного контакта. Лишь когда вогнал в нее по самое основание, веки дрогнули, а зубы слегка сомкнулись — почти не больно, скорее, сладко. Пусть бы она и оттяпала ему палец в экстазе, Фенриру было уже по барабану — он насаживал ее на себя с нечеловеческой скоростью, изредка прерываясь на тягучие покачивания, но потом и на эти любезности забил: выплюнув к дракклам его палец, она с кайфом скулила так неистово, что вся Северная Ирландия была в курсе, что ее хорошенько драли. А когда вцепилась ногтями в шею, притягивая его ближе и нашептывая всякие бессмысленные пошлости, Грейбэк окончательно воспрял. По херу, что несла Аврора, по херу, что Мелкая все еще не в себе, по херу на предостережения и риски. В этих черных омутах и сдохнуть не грех. — Смотри на меня, Чоу, — прохрипел он, сбиваясь с темпа. — Смотри на меня.