Вендетта Чоу Чанг

Зачарованный солнечный свет обильно заливал золотом все, до чего мог дотянуться, — и пушистые шапки гортензий, торчащие из гротескных ваз, и многочисленные колбы на подносе, и белые простыни, укрывающие болезненно вздутый живот. Колючая атмосфера комнаты заметно преобразилась, теплыми лучами умасливая пространство домашним уютом. Порой ей даже казалось, будто время, вопреки всем законам, пошло вспять и вновь закинуло в детство. Однако едкий запах горьких зелий и периодически вспыхивающие перед глазами голограммы, а также главный раздражитель — румынский целитель, грозной тенью нависший в углу, — не позволяли до конца окунуться в иллюзию о безопасном доме. Вот уже неделю Дафна находилась в больнице Святого Мунго. Когда Элджин вошел в палату, кивнув мрачному коллеге на ходу, она радостно завозилась и даже присела в кровати, неловко навалившись на гору подушек. Он был кроток, но добр, а Дафна, как оказалось, уже дошла до той стадии отчаяния, когда утешалась от одного только вида некогда нелюбимого колдомедика. — Мистер Элджин, — нетерпеливо обратилась к нему Дафна. — Миссис Долохова, — сдержанно поприветствовал он и помог устроиться поудобнее. — Прекрасно выглядите. Давайте-ка посмотрим, как идут дела у вас и ребятенка. Под недовольное хмыканье румынского знахаря, коршуном смотревшего на всех, кто ее касался, старик сделал несколько пассов палочкой. Разноцветная аура тотчас вспыхнула перед глазами, однако Дафна на яркие искры не стала отвлекаться — все равно ни драккла не понимала — и продолжила сверлить взглядом целителя. Он один мог сказать, сколько еще ей торчать в этом проклятом Мунго. Находиться в больнице под бдительным присмотром иноземного наблюдателя было невмоготу, и потому она отчаянно мечтала поскорее вернуться в поместье. На этом, впрочем, мечты заканчивались, как и самонадеянная уверенность в собственном светлом будущем. До родов оставалось еще несколько мучительных месяцев, да и со своей жертвенной участью она почти смирилась. Ей бы просто принять горячую ванну с маслами да посидеть в саду под монотонное пение зарянок. Поговорить с мамой хотя бы раз без упреков и съесть двойную порцию фисташкового мороженого в Фортескью. Даже присутствие или, скорее, отсутствие Антонина больше не имело особого значения. Все надежды о славном роде Долоховых давно и безвозвратно угасли. Дафна просто готовилась исполнить свой долг. — Моя дорогая! — хлопнул в ладоши Элджин. Морщинки острыми стрелами расползлись от уголков блеклых глаз, и она невольно просияла лишь от одного его удовлетворенного вида. — Все лучше, чем мы ожидали! Потрясающая динамика! — Правда? О, мистер Элджин, какие чудесные новости! — Вот, взгляните. Видите эти красные волны? — указал он пухлым пальцем, и Дафна, как послушная ученица, незамедлительно кивнула. — Это магическое поле ребенка. Уже на самой нижней границе нормы. А фиолетовая — это ваша. Заполнилась наполовину. Еще немного, и вы сумеете самостоятельно колдовать, миссис Долохова. Сама того не ожидая, она вцепилась холодными пальцами в лимонную мантию целителя и резко подалась вперед. Несомненно, благоприятные прогнозы баловали фантазию, но уныние последних дней так глубоко проросло в ней, что без конкретики принимать слова на веру Дафна уже не могла. — Когда я выйду отсюда? — Не беспокойтесь, миссис Долохова, скоро, — приободрил ее старик, но, когда из угла послышалась возня, несколько растерялся и уже совсем неуверенно продолжил: — Три, может, четыре дня. Сами знаете, дома и стены лечат. — Не стоит давать пациентке опрометчивых обещаний, коллега. От обманчиво мягкого тона у Дафны скулы свело. Не скрывая острой неприязни, она резко обернулась в сторону говорившего. Элджин же, напротив, румынского целителя как будто избегал — продолжал разглядывать ауру, узоры на своей волшебной палочке или даже складки на покрывале больной. Этого лесника, прикинувшегося колдомедиком, побаивался весь персонал больницы и, к большому ее стыду, она в том числе. — Мистер Элджин — достойнейший целитель своего времени, и у нас с супругом… — на этом месте голос ее заметно подвел, в гневных мыслях она уже тысячу раз разорвала брачный обет с Антонином, так что выступать с ним единым фронтом, пусть и без разрешения, было неловко. — С супругом мы всецело доверяем профессионализму… — Ребенку нужно больше энергии, перенаправьте потоки, — еще раз обратился к Элджину румын, нагло обрывая Дафну на полуслове, точно она была не более чем бездушной сумкой для вынашивания чистокровок. А у сумок, как известно, права голоса не было. Живот окаменел, на глаза навернулись обидные слезы. Задохнувшись от возмущения и отчаяния, она с вызовом посмотрела на старика Элджина, но тот, конечно, вступаться за нее не рискнул. Да и с чего бы? Сколько раз она жаловалась Антонину на колдомедика и на его предостережения — не счесть. Сейчас, разумеется, она бы скорее проглотила собственный язык, чем стала опять третировать этого доброго мужчину. Кто же знал, чем обернутся ее капризы? В какой-то момент Долохову, будь он проклят, надоело выслушивать недовольства жены, и вот, пожалуйста: сначала пропал в Румынии на неопределенный срок, а затем, как подачку, приволок ей этого… волхва. — Мистер Куза, — неловко начал целитель, — прошу прощения, но магическая энергия нужна матери гораздо больше, чем плоду. — Наследнику, — оборвал румын и величественно поднялся, словно все это время не жался на неудобном стуле, а по-королевски наблюдал за ними с громоздкого трона. Он был высок и худощав. Одежды его лишний раз подчеркивали инородное происхождение: длинная ряса, перевязанная веревкой вместо пояса, и кривой посох с выкорчеванными на нем фигурами неизвестных ей чудовищ выразительно выделялись среди лимонных мантий. Когда Дафна смотрела на его маленькие холодные глазенки, сосредоточенные на ее животе, тревога камнем давила на грудь, а когда он открывал рот, ужас буквально пробирался под кожу. Михай Куза, которого представил Антонин как специалиста в области чистокровной древнейшей магии и врачевания, сразу дал понять и Дафне, и колдомедицинскому персоналу, что благополучие роженицы его волнует в последнюю очередь. Долохов, конечно, был не в курсе, какого жестокого ублюдка посадил ей на хвост, ведь сам почти никогда не находился рядом. — Речь о наследнике, мой дорогой друг, — грубо коверкая слова, прогремел седовласый Михай и проковылял к изголовью кровати. От одной мысли, что этот опасный человек подобрался к ней так близко, хотелось выпрыгнуть в окно, но, увы, оно было искусственным, и Дафна, точно сумасшедшая, просто шибанулась бы о стену. Да и Куза, чувствуя намерения пациентки, властно уложил узкую ладонь, пропахшую горькой полынью, на ее лоб. От него не скрыться. Бессильная противостоять и ему, и обстоятельствам, она обреченно прикрыла веки и с силой закусила губу, чтобы не закричать. Однако спустя мгновение отвратительное прикосновение исчезло, как и сам он. Элджин засеменил следом. От обиды и ярости пересохло в горле. Несколько раз шумно выдохнув, она с усилием встала с постели и босиком добрела до столика с цветами. На пахучие гортензии Антонин не скупился, чего не скажешь о любви. Он редко заходил, чаще всего откупаясь цветами и короткими записками. Дафна понятия не имела, на самом ли деле он выполнял поручения блядского Лестрейнджа или вновь укатил за рубеж под предлогом найти еще какого-нибудь психопата-знахаря. Так же как и не знала, правда ли то, о чем шептались в чистокровных кругах. В сущности, даже если всплывут неоспоримые доказательства неверности супруга в виде другой семьи, хуже она себя уже не почувствует. Дафна сама не поняла, как толкнула первую вазу, а вот вторую разбила о холодный пол уже с чувством глубокого удовлетворения. Ежедневно ей жертвовали магическую энергию Лестрейнджи, Булстроуды и, конечно, сам Долохов. Порой от чужого волшебства грудь изнутри разрывалась, а пальцы рук немели, как у обскура. Иногда она даже ощущала невероятный подъем, но чаще всего просто злилась от того, что, некогда здоровая ведьма, теперь она превратилась в бесполезного невзрачного паразита. Третья ваза полетела намеренно, но вид осколков, кривой мозаикой рассыпанных по кафелю, вызвал еще больший упадок сил — Дафне вдруг живо представилось, что аналогичная судьба ожидает и ее: она приговорена разорваться на куски, чтобы у Дома Долоховых появился правильный наследник. В носу защипало — верный признак скорых слез. Жалость коррозией разъедала последние признаки воли, и теперь она уже не столько боялась подарить миру сквиба, сколько беспокоилась о том, что сама навсегда останется без магии. Если вообще останется, как неустанно намекал румынский целитель. — Какого черта, Даф! Ты в порядке? Внезапно возникшая на пороге палаты Чоу опрометью рванулась к ней, вытаскивая из транса. Очнувшись, она беспомощно уставилась на безобразный погром, который неосознанно устроила, изо всех сил стараясь совладать с собой. Впрочем, безуспешно, потому как подруга, несмотря на осколки и лужи мутной воды, в три шага оказалась рядом и заключила ее в крепкие объятия. Очень не хотелось терять лицо, но дурацкие поглаживания по спине и тихий ропот Чанг сделали свое паршивое дело: Дафна горько разрыдалась. — Ты выкарабкаешься, — твердо заверила Чоу, когда они уже уселись на широкой кровати. — Для начала мне бы отсюда выкарабкаться, — Дафна недовольно окинула взглядом опостылевшие больничные стены. — Хочешь, уйдем прямо сейчас? Элджин сам мог бы навещать тебя в особняке, не обломился бы. Чоу говорила уверенно, будто на самом деле решилась бы послать к дементорам Долохова, Мунго и за руку вывести ее из отделения. Однако даже храброй и самоотверженной Чанг не под силу было противостоять румынскому целителю: Куза вверенную ему подопечную отпускал без присмотра разве что в туалет. — Боюсь, это невозможно. Мне еще нужно кое-что «подтянуть», — туманно ответила Дафна, про себя молясь всем Основателям, чтобы Чоу не стала копать глубже. Вообще, сейчас, когда ее больше не душили слезы, а подруга помогла разместиться в постели с комфортом, она всем сердцем желала, чтобы та немедленно оставила и ее, и мысли о будущих визитах. Стыд за устроенную сцену невидимыми цепями сковал ее по рукам и ногам, не позволяя даже пошевелиться свободно. А Чанг, как нежелательная свидетельница, лишний раз напоминала своим видом о слабости, которая впервые за долгое время взяла верх. — Что тебе надо «подтянуть»? — не унималась рейвенкловская заноза. — Магию, разумеется, — вышла из себя Дафна. — Или я здесь просто прохлаждаюсь, по-твоему? Мне передают магию от Лестрейнджей, Булстроудов и Антонина. Ну знаешь, восполняют мои запасы, чтобы не случилось полного магического опустошения. Чоу вдруг заметно напряглась, сдвинула брови. Черные глаза изучающе пробежались по лицу, прозрачным запястьям и животу, выворачивая Дафну наизнанку. Внезапно под ребрами она почувствовала легкий укол тревоги. Очевидно же, что случится через мгновение — у Чанг на лице было написано и о чем она думает, и какое предложение вот-вот сорвется с губ. Моргана, она ведь на самом деле была хорошей подругой, да и человеком в целом: именно благодаря жертвенности Чоу Дафна не сдохла под пытками Лонгботтома. — Знаешь, я сначала подумала, это Милисента пришла. Она всегда наносит визит ровно в полдень — просто какая-то маниакальная точность! Дафна лепетала что-то про Булстроуд, расписание министерских работников и утомительные беседы длиною в час. Эта тема тоже не относилась к разряду безопасных: в конце концов, безмозглая Милли теперь кувыркалась с Лестрейнджем, и выкладывать такие новости Чоу она не планировала, своей личной драмы Дафне хватало за глаза. И все равно она рискнула — все что угодно, лишь бы не ранить чувства той, которая при любых обстоятельствах вставала на ее сторону. — Я могла бы пройти процедуру, уверена, Элджин одобрит. Сердце провалилось в желудок, мышцы рта окаменели. Чоу же выжидающе умолкла, позволяя подруге обдумать предложение. — Не стоит, правда, — фальшиво улыбнулась Дафна, положив ладонь поверх длинных пальцев Чанг. — У меня сильный магический фон. Я играла в квиддич в Хогвартсе, и перед матчем нас всегда осматривала мадам Помфри. Поверь, я знаю, о чем говорю. — Чоу, это ни к чему, — Дафна откровенно запаниковала. — Одна процедура, и ты выйдешь отсюда уже завтра. К тому же… Однако до конца фраза так и не прозвучала, Чанг вдруг плотно сжала губы и еще раз прямо взглянула на нее. Багровый румянец расплылся по скулам и впалым щекам. Разумеется, она все поняла, это же Чоу Чанг — Рейвенкло в ней было больше, чем в самой Ровене. — Послушай, — выдохнула Дафна устало, но так и не смогла выразить то, что вертелось на языке. Моргана, Чоу на самом деле была потрясающей: незаурядной, с чертовщиной и невероятно талантливой. Родольфуса Лестрейнджа понял бы каждый, что уж лукавить — Чанг смотрели вслед, ею восхищались, ей завидовали. Она была почти идеальной. И именно это «почти» не позволяло Дафне принять ее помощь: у Чоу в роду были сквибы. Кажется, мать. Пустой волшебник — клеймо на родословной, такую магию к ребенку Долохова пускать категорически нельзя. Закусив губу, Дафна виновато опустила голову. — Когда, ты говоришь, Милисента тебя навещает? — безэмоционально уточнила Чоу. — В двенадцать. — Мне, наверное, лучше уйти, — засобиралась она. — Скоро полдень. Подхватив сумочку, Чанг резво спрыгнула с высокой кровати. Дафна даже не успела поймать ее за руку. Правильные слова, как назло, все не находились — после застывших в воздухе оскорблений язык будто к небу присох, а в голове пластинкой крутилась мысль: «сквиб — клеймо». Пальцы беспорядочно сминали простыни. Чанг не простит. — Чоу, — наконец выдавила из себя она, изо всех сил игнорируя стыд. — Точно, — отозвалась та, подхватив палочку. — Эванеско. Учиненный беспорядок бесследно исчез — не осталось ни затхлой воды, ни цветов, ни осколков. И оттого на душе стало еще гаже: Чанг знала, что Дафна не сумела бы сотворить заклинание самостоятельно, и, чтобы скрыть уродливое проявление слабости от любопытной Булстроуд, сделала то, о чем ее никто не просил. Эдакое благородство, подачкой брошенное под ноги. — Чоу! — Береги себя, Гринграсс, — тихо сказала она на прощание и тенью выскочила в коридор. Дафна разочарованно прикрыла веки и откинулась на взбитые подушки. Вот и все — конец непродолжительной, но яркой дружбе. На звонких каблуках Чоу безвозвратно удалялась от нее по больничному коридору. Не к месту толкнулся ребенок, вынуждая Дафну болезненно сморщиться. Не задумываясь, ладонью она накрыла шарообразный живот. Казалось бы, ее тело безжалостно растягивал целый человек, но по ощущениям внутри как будто бы зияла дыра.

***

— Мисс Чанг? — почтительно обратился к ней усатый сотрудник Аврората. — Благодарю, мистер Барлоу, но мне на этаж выше, — отрицательно покачала она головой и отступила в сторону, пропуская мужчину к открывающимся кованым воротам. Едва она осталась одна в душном лифте, фальшивая улыбка мигом сползла с усталого лица — притворяться было не перед кем. Шумно втянув носом спертый воздух, Чоу закрыла глаза и принялась отсчитывать секунды до следующей остановки — конечной в здании Министерства. Оглядываясь назад, Чоу убеждала себя, что весьма недурно подготовилась, да и не требовалось от нее особых усилий, разве что капелька актерского мастерства. Однако утренний инцидент в больнице заметно подпортил настроение, да и общее состояние в целом. Как ни старалась, эпизод с Дафной никак не выходил из головы. Она не уставала поражаться, что абсолютно пустяковые вещи ранили ее посильнее заточенного лезвия Беллатрикс. Стоило родиться азиаткой в сердце шотландского нагорья, чтобы позже так болезненно воспринимать скудоумие доморощенной чистокровки! Чоу ехидно ухмыльнулась, представляя лицо нашпигованной глупостями о статусе и крови Гринграсс, узнай та ее истинное происхождение. Еще бы, оказать честь обычной полукровке стать крестной золотому ребенку — миссис Долохову хватит удар, не иначе. Трель колокольчика, оповещающая о прибытии, мигом отрезвила ее, вынуждая устыдиться и ядовитой язвительности, и тем более детской ранимости. С трудом подавив вопли уязвленного самолюбия, Чоу бойко ступила на красный ковер, истоптанный ею в прошлом вдоль и поперек. Портреты безмятежно дремали на стенах, приглушенные волшебные фонари почти не освещали притихший коридор. Она, впрочем, нисколько не встревожилась, ведь Родольфус редко покидал пост до восхода луны, а значит, никаких неожиданностей вроде закрытой на замок приемной Чоу не ждала. А вот расшатанное внутренне состояние, напротив, растревожило ее не на шутку: жгучая обида не унималась и грозилась в любой момент спровоцировать на необдуманные поступки. Зря она не выкинула эту встречу на свалку бесполезных воспоминаний под надежный засов окклюменции. Сгоряча Чоу и так наворотила незапланированных дел и, вполне возможно, уже завтра будет горько сожалеть о своей горячности. Взвинченная выходкой неблагодарной Дафны, она, вместо того чтобы отправиться на работу, трансгрессировала в окрестности маггловского банка и перевела все счета на имя мистера Томаса. Скоро с Дином свяжется представитель и сообщит, что отныне он — состоятельный молодой человек. Она вдруг подавилась глупым смешком, теперь-то девчонки точно не будут давать ему прохода. Сама Чоу при таком раскладе оставалась ни с чем, но до сих пор проблему в этом так и не разглядела: ей ни деньги, ни виноградник уже ни к чему, а вот Дину точно пригодятся. Может, когда Орден Феникса переступит жирную черту бедности, они обратят внимание на этого богатенького дурачка и возьмут наконец под крыло. Стоило подумать и о родительской судьбе, но финансами от них не откупиться. Когда отец получил выстраданный перстень обратно, он ясно дал понять, что ждал вовсе не семейную реликвию, а дочь. Что же, дочь тем временем на трясущихся ногах все ближе подбиралась к приемной Министра Магии. Вдох-выдох. Чоу, как умела, настраивала себя на успех: план надежный, осечек быть не должно. Повыше задрав нос, она на ходу распахнула дубовые двери и высокомерно обогнула рабочее место Милисенты, устремляясь прямиком к Лестрейнджу. — Куда? — ожидаемо выскочила та из-за стойки. Неплохо. — К Министру, — пренебрежительно бросила Чоу, все же заметно сбавив шаг. — Тебя нет в расписании! — Может, и есть, — развернулась она к взбешенной Милли и дерзко ухмыльнулась. — Внимательнее посмотри. — Тебе здесь больше не рады, Чанг! — рявкнула Булстроуд и тем самым неожиданно пробудила в душе липкое сомнение. Какого драккла застенчивая секретарша, у которой подбородок от страха трясся, как у Щелкунчика, кидалась такими самонадеянными фразами? Очень медленно Чоу окинула на первый взгляд знакомое помещение и с потрясением отметила мелкие, но значительные изменения: у Милисенты теперь появился уродливый персиковый диванчик, стойка стала шире, а сама она натащила семейных колдокарточек и безвкусно заставила ими все рабочее место. Не может быть! В груди стало тесно, рука отчего-то сама потянулась к палочке, однако, быстро совладав с собой, Чоу вернулась к отрепетированной роли. Вновь нацепив самодовольную усмешку, она подступила к секретарше, нарушая все возможные границы, и напыщенно прошептала: — Так пойди и уточни, как на самом деле обстоят дела, Милли-силли. Светлая кожа на щеках и шее Булстроуд пошла бурыми пятнами, верхняя губа задрожала. Чоу едва удалось выдержать полный ненависти взгляд, про себя умоляя Милли поскорее сдаться и войти уже в этот дракклов кабинет. В конце концов, к Лестрейнджу ее ревновала сама Белатрикс, что и говорить о пустоголовой девице! — Жди, — процедила Милли и отправилась наконец к Родольфусу. Чоу с облегчением выдохнула, а затем, наспех убедившись, что портреты тихо сопят в своих рамах, бросилась за стойку Булстроуд и призвала из сумки незамысловатый гребень. К ее удаче еще и щедро усыпанный волосами. Уменьшив добычу, Чоу торопливо спрятала предмет во внутреннем кармане мантии и уже собиралась убраться отсюда поскорее, но ноги будто приросли к проклятому полу. Покосившись на двери в кабинет, Чоу крепко сцепила зубы — все ведь в прошлом, она сама ему отказала! К чему ей это знание?! Не поддавшись голосу разума, который наверняка бы поставил целесообразность последующих действий под сомнение, она резко распахнула двери и застыла прямо на пороге. Моргана, план ведь был так хорош! — Я сказала ждать! — взвизгнула окончательно раскрасневшаяся Милли. В глазах у нее стояли крупные слезы. Недалекая секретарша даже рванулась вперед с перекошенным от гнева лицом, но Родольфус остановил ее одним взмахом руки — дурочка, конечно, послушно замерла, давясь подступающей истерикой. Чоу же с удивлением уставилась на Руди, словно впервые видела. Неугомонная прядь выбилась из низкого хвоста и упала на хмурый лоб. В прошлом ей часто казалось, будто рыжие волосы достались ему вследствие какой-то генетической ошибки — у того же Рабастана они были каштановыми и весьма неплохо сочетались с общими внешними чертами. А вот про Руди такое сказать было сложно. Невозмутимый, с этим своим вечно пресным выражением лица, куда ему огненная шевелюра? Однако сейчас Чоу готова была признать: природа не ошибается. Постоянный штиль в глазах быстро сменился штормом, и вот уже пламенные пряди невозможно ему шли. Маски сброшены. Впервые он был как на ладони — разбушевавшийся Лестрейндж полыхал изнутри. А еще он на самом деле трахал Булстроуд. Не позволяя ему и рта раскрыть, Чоу уставилась чуть выше рыжей макушки и холодно отчеканила: — Снейп связался со мной. Орден перебрался через границу. Родольфус молчал. Скорее всего, пялился на нее, как на умалишенную, но ей оставалось только догадываться: все внимание целиком устремилось к окну-дыре у него за спиной. Впрочем, повинуясь незнакомому порыву, боковым зрением она все-таки выхватила зону для переговоров, с нездоровым энтузиазмом отмечая, что для новой пассии просторное кресло не предоставлялось. Тугой клешней грусть сдавила грудь — когда-то это место было ей вторым кабинетом, если не домом. Бумажные птички стайкой выпрыгивали из камина и послушно опускались прямо на раскрытые ладони, а она, лениво потягиваясь на диванных подушках, скидывала туфельки на ворсистый ковер. — Он планировал завербовать меня в организацию. Я, разумеется, отказала. Казалось бы, два свободных человека — три, если за человека считать нечеловечески шуструю Милисенту, — а воздух все равно опасно нагревался из-за всеобщего негодования. Подумать только, он на самом деле связался с секретаршей! Чоу вновь посмотрела на него с нескрываемым разочарованием. Он знал, что она знала, и потому злился. Какого-то драккла злилась и она, хотя совершенно не имела на то права. — Это официальный доклад, господин Министр, чтобы вы в будущем не рассмотрели это как предательство или, не дай Мерлин, заговор против Правительства, — выплюнула Чоу его же слова, произнесенные как будто в прошлой жизни. Лицо Родольфуса некрасиво исказилось, но анализировать внутренний мир Лестрейнджа она не стала — пусть теперь Милисента этим занимается. Чоу сама не поняла, как потянулась к круглой ручке и захлопнула за собой дверь. Уже вторую за этот бесконечный день.

***

Мои глаза в тебя не влюблены —

Они твои пороки видят ясно.

А сердце ни одной твоей вины

Не видит и с глазами не согласно.

Уильям Шекспир

Теплая ночь баловала Шотландию, по мнению Фенрира, незаслуженно. Была б его воля, ненавистные волшебничками дожди сутками вымывали бы напидоренные хибары нескончаемыми потоками, смешанными с грязью и дерьмом местного зверья. Так же, как и сами они тысячелетиями смешивали с грязью все прочие магические и немагические виды, насрав на волю матери Земли. Единственным плюс-минус достойным местом в этом прогнившем краю был кабак Аберфорта, где любой путник независимо от происхождения мог получить кружку эля и лавку под жопу. Нос там шибко никто не задирал — мигом сломали бы. Да и сам хозяин был прочно повязан с криминалом, так что никого не оценивал и просто давал хлебнуть человеческого тепла, пусть и ненадолго. Но ебарь Мелкой, как он теперь нарек Лестрейнджа, и тут нагадил, окончательно отвернув от себя неблагополучных волшебников и прочие магические народности. Говнюк тупой. И все же сегодня природная благодать была ему только на руку — дышалось легко, кожа почти не зудела в приятной прохладе. Сутки до полнолуния самые муторные, глядишь, сорвешься на кого. Волчары забились по норам — ждали команды, не высовывались без причины. Он бы тоже не наглел и не шатался с визитами ко всяким Мелким, если бы не нужда в зелье и не природное умение существовать в ладу с внутренней животиной. На вершине холма Грейбэк остановился. Лениво потянулся — мышцы ныли, но пока терпимо — и напряженно всмотрелся вдаль. Кукольный коттедж хорошо проглядывался впереди, кухонное оконце, как старый маяк, горело угрюмым желтым светом. Мелкая опять хандрила, будто у нее за плечами некормленый выводок, а под ногами — сплошная безнадега. Фенрир недовольно фыркнул. Этим она его раздражала до скрежета зубов. Зато мордашка у нее как с заморской картинки — видная девка. Необычная и оттого особенно лакомая. Но отпечаток на ней недобрый. Волчье чутье настойчиво подсказывало не связываться — дура нарочно носилась за Смертью. Дразнила, словно сбрендившая пичужка дикого пса, нагло нарывалась. Неохотно, но Фенрир признавал: с ней точно все кончено, если чердак так и не встанет на место, а значит, лучше в этот брод не лезть. Просто обогнуть и следовать своей дорогой. Грейбэк раздраженно клацнул челюстью и вновь сорвался с места. Он закипал в первую очередь от своей же бестолковости. Разумеется, ни у кого в стае вопросов не возникало, отчего Альфа носился в эту шотландскую сраку, как на работу, — зелье, ясен пень, аргумент железный. Министерские высерки, как пить дать, думали, что территориально запросто подвинут Лютный, но, когда оборотни организованно выступят против хогсмидовских торгашей и украсят их кишками стены, Рыжему бесу больше никогда не удастся уговорить кого бы то ни было еще раз рискнуть и сунуться через границу. Скабс доложил, что торгашей стерегли дементоры, авроры же чисто жопы чесали и лясы точили, полностью скинув всю охрану на тех. Хищная ухмылка расцвела на небритом лице Грейбэка — темные твари выпили бы их до дна, не будь они волками. Вот так сюрприз ждал Пожирателей. Однако радовался он недолго. По мере приближения к коттеджу настроение заметно ухудшалось. Зелье было знаковой отмазкой, но заказать его не составило бы огромного труда и у левых перекупщиков в Лютном. Фенрир мог сколько угодно прикидываться матерым стратегом, но, когда умывался у ручья по утрам, прекрасно видел свое отражение. У него на роже было написано: он залип. Сначала девку Грейбэк даже не заметил. У оврага его интересовал один Яксли — то были давние счеты. Потом он подумал, что Мелкая еще щенок, пусть и диковинный. Это после уже заприметил у нее нещенячий грудак, да и весь видок в целом оказался более чем годным. Недовольный собой, он яростно сплюнул в заросли можжевельника и направился к скрипучей калитке. Девчонка так сильно отличалась от женщин, которых он повидал на своем веку, что не пялиться на нее, как завороженный идиот, было почти невозможно. И он пялился. Имел право так-то: он сильнее, делал что хотел. Не обидел же, и славно. Жаль только, Мелкая была с прибабахом, а от такой чумы лучше бы держаться подальше. Запах птичьего дерьма неприятно ударил в нос, стоило ему только ступить на территорию заросшего сада. Сыч Мелкую не любил, потому жрал как конь и гадил ей назло. Но она этого в упор не замечала, как не замечала вообще ничего вокруг себя. Глазенки раскосые, глубокие — вроде все должна подмечать, но хворь заглотила ее целиком, как змеюка полевку. Когда он уже ступил на накренившуюся веранду с перегоревшими лампочками, плечи ожидаемо полоснуло заклинанием — та самая хваленая защита, которую она понавешала у дома. Ему, конечно, такие заклинания были что Волдеморту Авада — ни о чем. Расплата всех волков за право обладать двумя сущностями: чары его особо не трогали, а он — чары, потому и колдовал так посредственно. В принципе, дело свое магия делала, стоило отдать Мелкой должное, иначе он бы и вовсе не почувствовал электрического разряда, но тряхнуло-то его прилично. Подавив ожидаемую вспышку гнева, он подкрался к заляпанному окошку. Грейбэк замер, с любопытством выхватывая в тусклом свете ее фигуру. Черные, как глухая ночь, волосы укрывали узкую спину. Он зачем-то представил ее в водоеме: кости легкие, сама невесомая, как лист, — такая запросто держалась бы на поверхности, а патлы нимбом расплывались бы кругом. Сейчас, однако, девчонка, сухая, как солома, с ногами забралась на высокую табуретку и монотонно прокручивала в руках склянку. Никакого черного нимба. Судя по дыханию, медленному, но поверхностному, под черепушкой у нее снова беспокойно ворочались мысли-черви, сбившись в липкую кучу. Опять тосковала. Желание поскорее заграбастать склянки с обороткой и послать ее на хер сделалось почти физическим. От провонявших унынием стен Фенрира уже натурально воротило. У девки нездоровая кукушка, и это похуже оторванной конечности, считай. Че возиться? Ему и так стремно, что он кутенком трется под ее окнами. И все равно он смотрел — злился и смотрел в надежде, что она вот-вот тряхнет угольными космами и запросто отмахнется от всего, что жрет изнутри. Ей бы дьявольски пошла свобода! Так он и пялился бездельно через муть стекла, пока Мелкая тревожно не обернулась и опрометью не бросилась к двери. Он тоже поспешил переместиться к порогу, недовольно ожидая ее появления — инстинкты совсем ни к черту, но лучше уж списать оплошность на приближающееся полнолуние, чем на присутствие обычной девчонки. — Фенрир, — распахнула настежь просевшую от влажности дверь, и его тут же обдало цветочным запахом маггловского шампуня. В былые времена он готов был хоть пятак в землю зарыть, лишь бы избежать подобных ароматов. А теперь не прочь и в волосы. — Я ждала тебя, проходи. Все готово. Босая, она шустро юркнула обратно в помещение. Загремели склянки. — Сюда тащи, — раздраженно гаркнул он, просовывая голову в засранную кухню. На весь дом несло гнилым варевом, не узнать которое Грейбэк не мог: в Лютном, чтобы не спалиться, каждый жулик таскался под обороткой. Мелкая балда собиралась на дело, это было ясно и ослу. Схлестнулась с Яксли, без вопросов рванула в Виверну, а теперь вот мутит тайны под чужой личиной. Что-то ему подсказывало, что и ржавого Министра она трахнула совсем не потому, что балдела от мохнатых рыжих яиц. Какая-то дрянь в суетливой башке заставляла Мелкую гоняться за погибелью. — Вот, держи, — вышла она с коробкой в руках. Стеклянные колбы, плотно закупоренные пробками, легонько перестукивались при малейшем движении. — Почему не заходишь? Фенрир принялся молча рассовывать склянки по бездонным внутренним карманам. Видавший виды плащ его давно просил пощады, но именно из-за магии расширения, наложенной когда-то одним добрым человеком, избавиться от тряпки он не решался. Вот и сейчас все славно уместилось, даже место осталось. Он еще раз глянул на Мелкую — та, запрокинув голову, как цапля, беспокойно уставилась на него в ожидании ответа. Она бы тоже поместилась в его карман. — Че ночь пропускать, — пробормотал он, не отрываясь от ее вдруг вспыхнувших изумлением глаз. — Ночью спать надо, — сумничала она, но, поежившись, все равно вытащилась на веранду. Фенрир в ту же минуту упрямо решил больше плащом не делиться. Там ценные склянки, и вообще, пусть она уже начинает жрать мясо, чтобы не трястись от каждого хилого дуновения. — Ночью жить надо, — брякнул он и, облокотившись на перила, с кайфом закурил. — Ночами людской гундеж затихает, есть шанс проветрить мозги. Не упускай. Мелкая в очередной раз ни черта не поняла, только сморщила нос и растерла ладони в неудачной попытке согреться. Он покосился на ее руки: такие тонкие, и как сдюжила с чугунными котлами? Неестественная тишина взгромоздилась им на головы, заглушая даже звуки сварливых насекомых. Грейбэк бездумно смотрел вдаль, часто и глубоко затягиваясь — быстрее выкурит, быстрее свалит. Девчонка тоже устроилась рядышком, он хорошо слышал, как гулко колотится за ребрами храброе лисье сердце. Правда, иллюзий на ее счет питать все равно не стал: острый взгляд устремился вперед, прямо на облысевший холм, а дрожащее из-за ночной прохлады тело источало сплошную тревогу. Она настраивалась на последнюю охоту. Ему хотелось предложить ей разуть уже глаза и не глупить, но слова так и повисли между ними невысказанными, обретая форму табачного облака. — Знаешь, — неестественно бодро начала она, — а мне ведь на самом деле понравилась та часть про хитрожопую лису. Он вопросительно уставился на нее, вдруг просиявшую и неестественно довольную. Надежда на благоразумие вновь подло заскреблась в башке. — Ну, там, где я за мышкой гонялась. Ты мог быть той мышкой, не находишь? Глупая Мелкая заигрывала с ним, как блудливая кошка. Это умиляло. Она вообще часто крутила хвостом, напрочь позабыв, что он так-то оборотень. Вот и сейчас неосознанно подлезла под самый бок, аж нос приходилось задирать до крыши — ходули-то не напялила. Даже то, как она таращилась на его шею — совсем не как хищник, наблюдающий за теплой веной на горле будущей жертвы, — выдавало ее похотливые замашки. Но она, конечно, и этого не замечала, двигаясь на чистом инстинкте. — Ты вообще слепошарая, да? — он все-таки взорвался. Не сладил с внутренним зверем, люто беснующимся накануне полной луны. Прежде чем она успела испугаться или выдать что-то на тупом-волшебном, Грейбэк вцепился в ворот тонкой футболки и с силой тряхнул дурную девку, едва сдерживаясь, чтобы не придушить прямо у порога провонявшего тоской дома. — Что ты творишь? — взбесилась она, нелепо отбиваясь. — Это ты че надумала? Куда тебя несет, придурочная? — пробасил он, склонившись к вдруг побледневшему лицу. Десны болезненно воспалились, клыки заострились, прокалывая плоть языка. Мелкая же затрепыхала, как бабочка в банке. Наконец-то зассала, как порядочная ведьма, которая столкнулась с оборотнем. — Не смей меня кусать! Ее голос надломился, зрачки налились ужасом, так что угроза походила скорее на воронье карканье. — Тебя-то? С хера ли мне нужен такой никчемный член стаи? Ты ж больная на всю кабину! — Отпусти, — рявкнула Мелкая. Оскорбилась, лисица. Яростно вперилась зенками и сверлила взглядом до мозговой кости. — Хер тебе за воротник, — Грейбэк намеренно оскалился, демонстрируя влажные от крови клыки — пусть не забывается, дура, кто есть кто. — Жопой крутишь, как метелкой. Думаешь, я сисек не видал? Че тебе надо? — Чтобы ты отпустил! Она вся залилась краской от натужного ора, а Фенрира ее недалекость еще пуще взбесила — вены как будто свинцом налились. Он встряхнул ее еще несколько раз подряд, как мешок с опилками, который лютой зимой подкладывал под бочину, чтобы совсем не окоченеть, а затем швырнул на шершавые доски. Мелкая, стоило отдать ей должное, была той еще гордячкой — мигом подорвалась и с вызовом уставилась на него, не скрывая враждебного противостояния. Этим она особенно ему нравилась. Сердце бешеным воробьем затрепыхало в ее груди, губа обиженно выпятилась. — Не смей со мной так! Ты мне никто! — зашипела она змеюкой. — Пошел вон и не суйся сюда больше. Ее нехило колотило от унижения, и она на полном серьезе имела в виду весь тот бред, что несла. Грейбэк, однако, не сдвинулся и с места. Только смотрел на нее почти смирившись, будто прощался. — Подохнешь же, — зачем-то спокойно предупредил он. — Я не буду тебя крышевать больше. С тобой все бестолку. Он не лукавил, какой толк бесконечно вытаскивать из дерьма муху, которая сама несется в навоз на полном ходу? — И не надо. Я справлюсь, — заверила она самодовольно. — Че ты задумала, м? Он говорил тихо, позабыв, что Мелкая-то не оборотень и, помимо того что ослепла из-за своей мании, еще и не так хорошо улавливала на слух, как те же лесные зверьки. Сначала ему даже показалось, что она ни слова не разобрала и просто жрала и облизывала надутые губы. Но, как вскоре выяснилось, это она так размышляла. — Месть. Лучше б молчала. Мелкая еще рот не успела захлопнуть, а его глотку уже сдавило взрывным приступом смеха, и он, никак не готовый к высказанной глупости, неудержимо заржал, периодически откашливаясь в кулак. Девчонка вытянулась струной, все глубже зарываясь в обиду, пока он сипло задыхался одолевшим весельем. — Гонишь? — уточнил он, с трудом возвращая голосу серьезность. — Отнюдь, — холодно отрезала она. — Ты поэтому башкой двинулась? — не унимался Грейбэк, все еще вздрагивая от коротких раскатов остаточного хохота. Мстить задумала — вот умора! — Уходи, Фенрир. Он в принципе и так собирался, потому как понял: девочка совсем рехнулась. Рыжий пес, кстати, на помощь ей не спешил, опрокинул, скорее всего, и был таков. А у него, Альфы, имелись прочие дела, опять же, ответственность за стаю никто не отменял. Лестрейндж ее хотя бы потрахивал! Да и в случае чего, куда бы он дел шизанутую ведьму? Но шанс ей все равно дать хотелось, а может, самому себе. Решившись еще на одну попытку вразумить девочку, Грейбэк вновь бесцеремонно схватил ее под руку и грубо выволок в сад. Наверное, маггловские мозгоправы работали по-иному, но он в этом всем шибко не шарил. — Прекрати со мной так обращаться! — пыхтела она, как паровоз. — Вот, — зло дернул он за гладкие патлы вниз и таким образом вынудил задрать пятак к небу. — Гляди, что упускаешь! Все прохеришь, дура. Она, как и в их первую встречу, мгновенно обомлела. Уставилась вверх и даже рот приоткрыла. Заметила, наконец, то, что так любила и от чего растекалась блаженным ручьем. Тогда, в лесу, она так же обалдела от звездной россыпи, как будто та впервые обухом свалилась ей на голову. Сегодняшняя ночь тоже была щедрой на звезды, спасибо сраной Шотландии. Фенрир довольно отметил, что дыхание девчонки выровнялось, а сердитая морщина на лбу разгладилась, делая ее совсем юной. В черных зрачках отражалось небесное серебро. Красивая девка, чудна́я. Жаль, одержимая. Тихой поступью он пересек поросший можжевельником сад, лысый холм и уже скрылся за темными деревьями дремучей чащи. А она наверняка так и стояла с задранной кабиной и рассматривала позабытый мир вокруг. Грейбэк же без оглядки прорывался сквозь дикие кусты, стараясь не намечтать себе лишнего. Лапами он то и дело нащупывал склянки, надежно запрятанные в тайниках зачарованного плаща, и каждый раз убеждался: пропащей девчонки не было ни в одном из бездонных карманов.