Вендетта Чоу Чанг

От выпаренного аконита слезились глаза. Запроси Грейбэк объемы поскромнее, светлая кухня не претерпела бы столь катастрофических изменений, однако зубастому заказчику требовалось аж двенадцать порций, и потому специфический запах взаимодействующих ингредиентов к вечеру впитался во все поверхности. Чоу с сожалением посмотрела на некогда накрахмаленные занавески — даже магия великого Дамблдора, увы, тут оказалась бы бессильна. Эта вонь останется в коттедже надолго, а готовить здесь и вовсе будет невозможно еще месяц или два. Но кому до этого есть дело? Отец в светлой кухне с кружевными салфетками на накренившемся столе уже не нуждался, мама и вовсе не помнила, как вечерами перед телевизором вязала эти самые салфетки, а Чоу — что же, Чоу без раздумий пожертвовала бы всеми комнатами в доме, лишь бы забыться хоть на день. — Куда столько пыльцы? Варево и так на вкус паршивое, еще ты все кишки вытравишь! — бухтел Фенрир, гремя посудой. Он с самого начала без всяких стеснений контролировал весь процесс, не скупясь на комментарии и бессмысленные замечания. С умным видом всматривался попеременно то в один, то в другой котел, подставляясь под ядовитые пары, и шумно вдыхал носом прогорклый воздух. — Все вопросы к Дамоклу Белби, — пробормотала Чоу, сосредоточенно отмеряя нужное количество граммов на весах. Успех каждого зелья, от простейшего Восстанавливающего до Напитка живой смерти, крылся в исключительной точности. — Слыхал я про этого дьявола, — недобро ухмыльнулся Грейбэк, мечтательно добавляя: — Жаль, не добрался до него в свое время — приколотил бы его мохнатые яйца раскаленными гвоздями к бузине и… — Довольно! — воскликнула Чоу, едва не выронив мензурку. Компания самого Фенрира ее нисколько не тяготила, но вот непомерная жестокость, которая внезапно прорывалась из глубин его дремучей души, порой заставляла желудок болезненно сжиматься. К тому же некстати сработала неуемная фантазия: ей живо представились искалеченные причиндалы пожилого мужчины. — Я училась с Маркусом Бейли, внуком достопочтенного Дамокла… — Какого еще достопочтенного, балда? — возразил он, протягивая ей горячую кружку ручкой вперед. — Мастера! — Говнястера! — рявкнул он. — Пей давай. Скрипя зубами от злости, Чоу все же приняла чашку. От мутной жидкости ожидаемо разило сильнее, чем от зелья. На вкус оно оказалось еще хуже — обжигающее, терпкое и отвратительно горькое. — Ты что, — поджимая губы, простонала Чоу, — аконита мне туда навалил? Колдомедик из тебя так себе. — Пей и не манди. У тебя пятак забит по самое темечко. Вы, волшебнички, ясно дело, ссытесь по Бейли, как по рок-звезде, но волки этого козла на дух не переносят. — А все-таки готовим мы зелье именно этого козла! — настаивала Чоу. Упрямство Фенрира раздражало: как смел он не признавать авторитет человека, свершившего такое открытие! Судьбы десятков, а то и сотен оборотней изменились благодаря великому светилу. — Почему ты такой жестокий? Обязательно надо кого-то мучить, убивать! Она с грохотом поставила почти пустую кружку на край стола, отплевываясь от мяты, прилипшей к кончику языка. Возможность дышать носом поразительным образом к ней вернулась, а вместе с тем и обоняние. Боль в горле тоже унялась, и голос больше не походил на поскрипывание ржавой калитки. Бодяга, которую сварил Грейбэк, перепачкав последний чистый угол столешницы, на самом деле оказалась целебной. Но, разумеется, ему Чоу ни за что бы в этом не призналась. — А че плохого в смерти? — на полном серьезе спросил он, привалившись к стене напротив и сложив руки на груди. — А что хорошего? — скопировала она его позу. — Да ниче — ни плохого, ни хорошего. Просто переход. Отвлекись от порошка, борщишь. — Я ровно насыпала! — Выйдем. Тебя уже скосило ядами, глаза щас вытекут, — будто не чувствовал ее раздражения, кивнул он на дверь и отправился на задний двор. Убавив огонь на горелке, где капризно пузырился обильно присыпанный порошком аконит, Чоу вышла следом. Грейбэка она обнаружила безмятежно курящим, острый взор его устремился в густой туман. Чоу приблизилась, тщательно огибая мелкие лужи на дощатой веранде. До самого вечера обильный дождь оплакивал Бирман. А сейчас все вокруг затянуло плотной дымкой, маскируя неказистые последствия ливня. Почва наверняка разбухла, черви, как инферналы, полезли из недр, а тяжелые застоявшиеся капли прыгучими бусинами бросались с деревьев и крыш. Одна из них разбилась о лоб, но вытираться Чоу не спешила. Напротив, ей вдруг захотелось содрать нелепый чепчик и подставить томящиеся в заточении волосы под свежую влагу. Сырой воздух казался почти сладким после удушливых паров. Изо рта Грейбэка сочились клубы табачного дыма, впрочем, сразу сливаясь с непроходимым туманом. Грудь его мерно вздымалась, невольно наталкивая на нелепую мысль: в этих волчьих легких, должно быть, засело огромное кудрявое облако и теперь выходило по частям наружу. Глупости, естественно, но с Фенриром всякое возможно — касался же он открытого огня так непринужденно, будто это всего лишь иллюзия. — Че видишь? — наконец сипло спросил он. — Ничего. Он недовольно покосился на нее, словно Чоу только что провалила элементарный тест. Уж не в егеря ли вербовал ее Грейбэк? — Дуб на отшибе помнишь? — Разумеется, — немедля ответила она. Наглец, это все же место, где она провела детство! Могучее дерево действительно росло поодаль от леса, так что отчасти он был прав — на отшибе, иначе не сказать. Однако такое определение сильно резало слух: одиноким массивный дуб никак не представлялся, скорее, величественным. Когда-то Чоу нарекла его Королем леса и часто укрывалась после школы в надежных ветвях. Сейчас, конечно, Королем леса она считала самого Фенрира. Но об этом Чоу тоже решила ему никогда не говорить — эго у того росло, как брюхо у ее прожорливого сычика. — А огрызка, который на тебя залез, помнишь? — Яксли? — брезгливо скривившись, уточнила она. — Ага. Вот прикончил я этого Яксли. Он чуть не обоссался… — Не только он, — себе под нос пробубнила Чоу, все еще потрясенная мерзким поступком Грейбэка. Тот же ничуть не разозлился, только подавился задорным смешком, будто за ним никакого греха и не числилось. — Тормози, дай закончу. Ну вот он дрейфонул под конец. А смысл? Че с ним стало, в курсе? — Ты шею ему сломал! Подозреваю, он умер. — А дальше? — не унимался Фенрир. — Закопали, наверное. Я, знаешь ли, не следила за правильным соблюдением последовательных обрядов, — съязвила Чоу. Внутри зарождалось беспокойство. Было неясно, куда он ведет и почему нельзя просто заткнуться. Молчать с Грейбэком и исподтишка его рассматривать нравилось Чоу куда больше, чем вести потусторонние беседы. Ей никак не удавалось проследить за ходом его запутанных мыслей. Иррациональный разум волка не поддавался анализу и потому вынуждал Чоу нервничать. А сам он, словно издеваясь, оставался терпеливым и уравновешенным, чем вдруг напомнил отца, который почти никогда не терял самообладания, даже объясняя десятилетней дочери арифмантику. — Не суть важно, че там с его останками сделали — цикл не собьешь, это ж как круги на воде. Тело выходит из недр матери-земли, туда же возвращается. И снова выходит, но уже ростком, зайцем, ручьем каким-нибудь. Чисто форма меняется, смекаешь? Ты вот, к примеру, давным-давно таскалась по лесам хитрожопой лисой, выкармливала детенышей, гоняла мышь по пригорку — короче, кайфовала, пока тебя не загрызла псина поддатого охотника. И вот глянь на себя сегодня — замороченная Мелкая. — Он смотрел на нее не моргая, и в какой-то момент ей даже почудилось, будто в ледяных радужках на самом деле проглядывается лисье отражение. — Ты отравился, — скептически подытожила она. Фенрир на ее слова ничуть не обиделся, наоборот, беззлобно усмехнулся, будто и не ждал, что его больная теория найдет в ней отклик. — Дерево на отшибе, может, и есть тот пес, что вгрызся в твое мохнатое горло. Или прародитель охотника, который во хмелю давил лесных тварей. Все рядом: враг в прошлом — друг ныне. — Мой социальный круг не ограничивается дружбой с растениями! — вспыхнула Чоу. — Зря, — подмигнул бессовестный волчара и в последний раз глубоко затянулся, перед тем как выкинуть окурок в беспросветную дымку. — Потом этот дуб станет тебе волшебной палкой. Или гробом, прикинь судьба? Ошеломленная, Чоу вздрогнула и с нескрываемой обидой уставилась на оборотня. Тот находился неприлично близко, — она кожей ощущала исходящий от него жар, — но из-за окутывающего облака все равно казался бесконечно далеким, словно стоял на границе двух миров. И даже если бы она протянула руку и попробовала схватить загрубевшую ткань манжета, ее пальцы бы запросто проскользнули через призрачный силуэт. — Достаточно, — выдохнула она взволнованно. Они будто на разных языках говорили: Чоу — на английском, Фенрир — на идиотском. На продуваемой веранде неожиданно сделалось тесно. Разочарование плотным кольцом сдавливало под ребрами. Эта история с нелегальным антиликонтропным должна была просто позабавить ее, позволить отвлечься на что-то не связанное ни с Седриком, ни с Макнейром. Дать немного пожить, прежде чем колесо фортуны на полном ходу вылетит в пропасть. Дуб-гроб и пьяный охотник в ее планы точно не входили. Чоу поежилась. Стопы подмерзали на вымокших шершавых досках — лучше бы ей не задерживаться здесь, иначе простуда вернется к ней в троекратном размере. Она безмолвно развернулась, чтобы вновь окунуться в душное зловоние кухни, но, стоило пальцам дотронуться до ручки, Фенрир перехватил ее предплечье и несильно потянул на себя. Страха Чоу не почувствовала, лишь желание вцепиться в лицо ногтями и выцарапать серые глаза. Какая наглость так беспечно говорить с ней о смерти! — Не кипятись, — прохрипел он совсем рядом. Только сейчас она обратила внимание, как шумно дышала и как зубами сжимала щеки изнутри. — Бейли, уебок этот, мне дядькой приходился. — Чего? Он разжал хватку и завозился с плащом — сквозь дымку ей не удалось рассмотреть, что именно он делал, однако в душе Чоу надеялась, что Грейбэк не выкинет из кармана еще чей-нибудь палец. Впрочем, она все равно стояла как вкопанная, напрочь позабыв о холоде и еще не унявшейся болезни: вспыхнувшее любопытство согревало изнутри не хуже лечебного варева. Как безмозглая рыбка, она клюнула на наживку Грейбэка, ну и что с того? Тем временем Фенрир накинул на продрогшую до костей Чоу плащ, который она при желании могла бы использовать как палатку. В нос резко ударил пряный запах костра и свежесть лесной чащи. Она намеревалась твердо отказаться от его заботы, но он не был настроен слушать возражения — с силой дернул за стертые лацканы воротника, едва не сшибая с ног, и пробормотал нехотя: — Трясешься, как кролик. — Бейли, — напомнила ему Чоу, не теряя время на препирательства. — Ага, урод. Его ненавидит всякий порядочный волк. — Почему? — не унималась она, притопывая на месте от нетерпения: что знали об оборотнях люди? Фенрир Грейбэк был плохим персонажем каждой второй сказки, рассказанной на ночь непослушным детям. Устоявшийся образ, но взялся же он откуда-то! — Папаша мой про него рассказывал. Бейли разрабатывал это зелье, положил кучу сил и галлеонов, но протестировать на себе эту тухлятину желающих так и не нашлось — еще бы. Тогда он отволок младшую сестру в лес и привязал к дереву перед самым полнолунием, выблядок. — Это была твоя мама… — прошептала Чоу потрясенно. — Ну логично, блядь, что не батя, — съязвил он и, уставившись на свои заточенные когти, продолжил: — Мать покусали. Хорошо, не откинулась. Бейли, конечно, запугал ее, да и кто бы повелся на россказни девчонки-оборотня? Она осталась на его попечении, жила в подвале. Сукин сын травил ее аконитом, как собаку, пока не сообразил, сколько чего валить в котел. — Это чудовищно, Фенрир! Мне так жаль! — Мой папаша тогда крышевал одну из мелких стай, доившую монеты с Лютного, — проигнорировал он ее сочувствие. — Услыхал про мать и выкрал ее, романтик мохножопый. — Так ты уже родился таким? То есть тебя не кусали? — Неа, — оскалился он, намеренно демонстрируя острые клыки. — О, — только и смогла выдать Чоу, теперь уже беззастенчиво разглядывая оборотня, как музейный экспонат. — До Бейли он так и не добрался, а надо было ему… — Да, я поняла, яйца, — поджала она губы на манер Минервы Макгонагалл. — Где сейчас твои родители? — Кто где. Может, листья на твоем дубе. Вовремя прикусив язык, Чоу уставилась под ноги. Полы плаща впитали влагу и отяжелели, вынуждая ее стоять неподвижно, как куклу в длинном платье на прилавке детского магазина. Ей вдруг вспомнилась ее собственная мама, которая много вечеров назад готовила рамен на чистенькой плите — теперь там взгромоздилась волшебная горелка, а на блестящем покрытии мутными пятнами присохла основа зелья. На месте разбросанных шахматных фигур когда-то располагалась мамина косметика, из-за чего спальня приятно пахла ягодами и нежностью. Диван в гостиной, который Чоу так и не сумела до конца отмыть от крови Кристалл, собирал всю семью дождливыми вечерами. Пока мать смотрела слезливые дорамы, маленькая Чоу прижималась к ее теплому боку и представляла, что мягкие подушки — это вовсе не элементы декора, а трюм на громадном корабле, а они с родителями — отважные пираты и бороздят бескрайний океан. — Фенрир, — тихо позвала его Чоу, так и не поднимая глаз. — У тебя, выходит, ни семьи, ни дома? Чоу сама не до конца понимала, что несет. Только бы волчок не размечтался, что она приглашает его к себе. Хотя отчего нет? Коттедж она фактически превратила в ночлежку. Ну, еще в лабораторию. Увы, законсервированная в душных комнатах, Чоу, как ни старалась, былого тепла больше не ощущала. — Че это? Есть, — довольно улыбнулся он, цокая языком. — Не все такие неприкаянные, как ты, Мелкая. — Вообще, ты стоишь на пороге моего дома, — оскорбилась Чоу и с вызовом впилась взглядом в блестящие прозрачно-голубые радужки, в конце концов, судя по состоянию плаща, голозадый из них двоих явно Грейбэк. — Это ж разве дом, бедолага? — Шутишь? Электричество, удобства на каждом этаже. Даже кабельное подключено! Не то что твои косые палатки и туалет в овраге! Он громко рассмеялся — кадык вновь привлек ее внимание, будь он неладен. Чоу с трудом заставила себя отвернуться, все же пялиться на того, кто над тобой откровенно издевается, — то еще унижение. — У тебя даже рубашки нет нормальной, — брякнула она, косясь на оголенную грудь. — Так и не рубашками дома измеряются, Мелкая. Не цацками фамильными и не кобелями. — Я сказала «кабельное»! — Палатки — эт так, временное. Стая-то кочует. Но дом у нас есть, там все вокруг пронизано жизнью. Туда лапы несут, чтобы поскорее кости бросить, расхламиться от дерьма волшебного и изнова обрести себя. — Лаванда не рассказывала, — зачем-то обмолвилась Чоу. Представить, что где-то есть поселение оборотней с маленьким рынком, кафе и, быть может, библиотекой, было за пределами возможностей ее фантазии. — Еще бы! Никто не сболтнет левым о нашем Логове, ведьма, — намеренно подчеркнул он ее волшебное происхождение. — А если бы Юбка пропизделась, вы бы уже обе гнили в земле. — Угрожаешь? — Чоу круто развернулась и, задрав голову, смело взглянула в вертикальные зрачки. — Уберегаю, — возразил он. Вена на его широком лбу вздулась, тонкие сухие губы решительно сомкнулись. То ли туман понемногу рассеивался, то ли Чоу так безрассудно прижималась к нему, надышавшись дурманящими парами. И, чтобы не теряться в догадках, она сомкнула края раздавшейся в стороны рубахи на его груди, не отводя прямого взгляда. — Это что-то новенькое, — задиристо прошептала Чоу и, пока он не стряхнул с лица мальчишеского изумления, шмыгнула в душную кухню.

***

Не криви улыбку, руки теребя,

Я люблю другую, только не тебя.

Ты сама ведь знаешь, знаешь хорошо —

Не тебя я вижу, не к тебе пришел.

                                           Сергей Есенин

Родольфус плеснул немного огневиски в бокалы, однако, мазнув взглядом по безрадостному лицу друга, долил еще. Не то чтобы у него были серьезные планы надраться, напротив — он намеревался провести в Министерстве остаток вечера, чтобы конструктивно обдумать слабые стороны плана Рабастана и Макнейра, но Долохов как никогда нуждался в поддержке. А единственный вид поддержки, на который Руди был в принципе способен, — Огденский. — Благодарю, — глухо сказал Тони и кротко кивнул. Они выпивали молча, несмотря на то что в приемной книге у Милисенты их досуг был зафиксирован как совещание высочайшей важности. Впрочем, такой эта встреча и подразумевалась, но стальной Долохов неожиданно выдохся и ни на какие важные дела, по крайней мере государственные, увы, не годился. Исподлобья Родольфус наблюдал за его рваными движениями в мягком сумеречном свете — в своем недолгом путешествии Тони сильно сдал. Кожа его посерела, выдавая возраст, а также длительное заключение в тюремной камере, и даже уходящее солнце, последними лучами врывающееся в открытое окно, не в состоянии было скрасить этот могильный оттенок. — Как Румыния? — наконец прервал молчание Руди, рассчитывая, что его товарищ уже достаточно захмелел, чтобы открыться и хоть немного сбросить груз с плеч. — Процветает, — криво ухмыльнулся Долохов, запустив руку в беспорядочные кудри. Паршивец держался твердо, ни в какую не желая разделить с другом тревоги. Он, без сомнений, был закален невзгодами — недвижимая гора, выкован из такого прочного металла, что и Азкабан не сумел расплавить. Однако Родольфус знал наверняка: Тони себя переоценивает. Потеря жены подкосила Руди так сильно, что он до сих пор время от времени непонимающе разглядывал голый безымянный палец — от обручального кольца остался лишь бледный след на коже. Впрочем, насколько их ситуации оказались схожими, он сказать не мог. Несмотря на то что женат Антонин был всего ничего и к маленькой Гринграсс наверняка прикипеть не успел, факт беременности заметно все усложнял. Наследник — это жирная награда любому представителю чистокровного рода, гордость и надежда будущего волшебного мира. Каждый такой ребенок особенно ценился, ведь именно им, истинным хранителям магических традиций, предстояло дать отпор расплодившимся магглокровкам. Родольфус прямо взглянул на Тони, не скрывая обуявших его сомнений: а стоит ли другу сопереживать? Нахрена он женился на Гринграсс, этот Дом не плодоносен, почти увял, как Блэки. Магическая генеалогия развивалась черепашьими темпами, поэтому, когда Родольфус пошел под венец с представительницей угасающего рода, он мало что соображал. Но про Гринграсс молва ходила давно, и Антонин, пусть и неместный, не слышать об этом просто не мог. Дафна, эта хрупкая девочка, теперь, скорее всего, и сама погибнет, и осквернит чистокровный славянский Дом сквибом. — Послушай, Тони, — небрежно оттолкнув бокал в сторону, не церемонясь начал Родольфус. — Руди, не надо, — хрипло возразил Долохов. — Не выворачивай душу, Антонин — я не прошу и не приму. Но, в конце концов, ответь: ты нашел, что искал? Долохов порывисто встал с кресла, проследовал к окну и упрямо уставился в серую стену напротив. Удивительно, но эта стена как нельзя лучше отражала его положение — такая же беспросветная и мрачная. Порой Руди так думал и про себя, но сейчас это сравнение больше подходило угрюмому Тони. — Я привез целителя. — Он поможет? — Руди вновь потянулся к бокалу — все же он напьется сегодня. — Сказал, осмотрит ее. Пока рано загадывать, — пожал он плечами, а затем невесело добавил: — Но, по крайней мере, утверждает, что такие случаи в его практике уже имели место, так что рождение волшебного ребенка возможно. Родольфус рассеянно кивнул — уж очень пространными слышались эти заявления, на самом деле означавшие что угодно. Поразительно, как сильно упал уровень колдомедицины в Магической Британии за времена репрессий Лорда, раз приходилось гоняться за целителями по всей Восточной Европе! — Чем я могу помочь? В хранилище Лестрейнджей сотни артефактов. Возможно, найдется что-то лечебное. — Ne znayu, Руди, ya nichego ne ponimayu! Не отстранять меня от дел — вот лучшая помощь! — резко развернулся Тони и решительно на него уставился. — С чего бы мне, — безэмоционально отозвался Родольфус. Он, разумеется, лукавил. Мысли об отставке Антонина возникали в голове чаще, чем мысли нагрянуть к главе Стирателей и завалить строптивую нахалку золотом. Тони теперь часто отлучался, порой его подолгу не было в стране. Очевидно, в Румынии он приглядывал не только целителя, но расспрашивать столь интимные детали Руди бы не стал. Да и сейчас, когда его супруга находилась в Мунго, по-настоящему рассчитывать на Долохова было глупо. Суровый и некогда работоспособный, он по вине обстоятельств уверенно трансформировался в ненадежную единицу. Антонин молча хмурился. Во всем его поникшем виде чувствовался укор, но, дракклы раздери, как еще Родольфусу действовать в сложившихся обстоятельствах? — Брось, Долохов, — сказал он откровенно. — Ты же не глуп, сам все понимаешь. Мы лишились Яксли. Руквуд еще не вынюхивает, но это вопрос времени. Поттер приходит в себя. Уолден и Рабастан объединились в какую-то сомнительную коалицию и производят на свет идеи одна безумнее другой. Родольфус принялся беспокойно мерить кабинет шагами, заложив руки за спину. Снейп, ублюдок, пошатнул все планы. К тому же заколол его жену, будто она какое-то взбесившееся животное. Теперь за Макнейром приглядывать было некому, а у самого Уолли, при прочих имеющихся преимуществах, мозги все же работали не всегда исправно. — Поэтому я и нужен тебе, Лестрейндж, — горячо заговорил Тони, подавшись вперед. — Неужели ты не понимаешь? Да, я немного отошел от дел, возможно, упустил из виду… — Немного? Возможно? — возмутился Руди, неодобрительно взглянув на Антонина — тот ожидаемо замолчал. — Ты не объявлялся неделю, пока эти двое внедряли свой идиотский план с дементорами! Или ты тоже считаешь, что в этом есть смысл? — вдруг уточнил Родольфус. — Net! — воскликнул Тони, а потом опустился на стул, залпом осушил виски и уже спокойнее продолжил: — Конечно нет. Челноки и прочая мелочь давно пустили корни в Хогсмиде. Переселять их на Косую — абсолютно blyadskaya затея. — Но они, в общем-то, на это пошли, — неохотно заметил Руди и присел на соседний стул. Торговцы на самом деле неуверенно переносили лавки на границу Косой Аллеи и Лютного, вынужденное соседство с обитателями которого их отчего-то не пугало. Кто знает, может, после всех концертов Темного Лорда, устроенных в волшебной деревне, стайка мошенников и оборотней их уже не сильно волновала. Руди прильнул к бокалу. Огневиски приятно опалил стенки желудка, обещая краткосрочное забвение. Почему-то Грейбэк на самовольный захват своего угла пока не реагировал. Это настораживало. Неужели он наконец сдох? Было бы славно. — Не к добру, — покачал головой Тони. — Авроры идут на границу из-под палки: дементоры едва ли сидят на поводке у Уолли. По последним данным, одна из тварей выпила до дна бедолагу Билмса. — Тело? — не скрывая беспокойства, уточнил Лестрейндж: Зонко был довольно популярен и имел стабильную репутацию. Вряд ли такая потеря поспособствует тихой миграции на Косую Аллею. — Сожгли, — отмахнулся Долохов. — Теонис подчистил воспоминания двух свидетелей. Родольфус с трудом проглотил вспыхнувшее негодование. Две вещи никак не давали ему покоя: во-первых, дементоры не подчинялись Уолдену, как бы тот ни старался, и в дальнейшем, очевидно, картина мало изменится. Все же Яксли имел какой-то стержень — всегда держал этих холодных ублюдков в пределах острова Азкабан. Вторая и самая неожиданная проблема, которая не позволяла Руди стратегически мыслить, — чертов Теонис Паркинсон. Когда-то малец всерьез намеревался заключить брак с Чоу. Разумеется, Белла уже не давила на него, но недавно мистер Вудсток принес неприятные известия: во время рабочего конфликта Чанг не раздумывая заняла сторону пронырливого Паркинсона. Заавадь его Родольфус, мерзавка тотчас прознает, что случилось с пацаном. Отчего-то ему не хотелось выглядеть в ее глазах чудовищем. Вздор, конечно, но что поделать. — Руди, — твердо заговорил Долохов, — я держу руку на пульсе. — Тогда убедись, будь любезен, что твоя рука не покидает пределов Министерства, — угрожающе прошипел Родольфус. Антонин посыл уяснил — это было заметно по напряженному лицу, по упрямому кивку и по тому, как живо загорелись его глаза. Жестоко, но они оба знали, на что шли и чему принадлежат их судьбы. Личные передряги не имели такого значения, как разоренная страна, удрученное положение волшебников и полудохлый Волдеморт, сосущий энергию из крестража. — Так точно, — отчеканил Тони и направился к двери. Огневиски все-таки ударил в голову, затуманивая рассудок, потому что внезапно даже для себя Руди окликнул его у самого выхода: — Убери Тео. Плечи Долохова дернулись — сукин сын подавился смешком. — Насовсем или… — Не радикально. Отправь с поручением во Францию или еще куда-нибудь к хрену на кулички. — Сделаю, — хохотнул Тони и скрылся в приемной. Оставшись наконец наедине со своим позором, Родольфус раздраженно растер лицо, с силой надавливая пальцами на веки, — что он творил! Расслабился на мгновение и тут же выставил себя на посмешище. Какой смысл бороться с лопастями ветряной мельницы — под корень надобно снести всю конструкцию! Уже давно он должен был избавиться от Чанг, еще когда Белла настаивала на этом, пылко аргументируя эту неприятную необходимость. Руди ненавидел себя за минутную слабость, но, сколько ни силился, изменить уже ничего не мог. Чтобы не думать об упущенных возможностях и бездонных черных омутах, он вновь призвал бутылку огневиски из бара и жадно пригубил прямо из горлышка. Внезапно щелкнувшая задвижка замка вынудила его быстро отстраниться и нелепо стереть капли с губ рукавом. Дверь медленно отворилась. — Пошел к дьяволу, Тони! — озлобленно рявкнул Родольфус, полагая, что Антонин вернулся посмеяться над ним. Однако, обернувшись в сторону приемной, растерянно замер. Милисента с неестественно прямой спиной тихой поступью направилась к нему. — Милли, я вас не вызывал, — отмахнулся он небрежно. Никаких отчетов ему сегодня не осилить, а выслушивать дурацкие просьбы, вроде отпуска, желания не возникало. Солнце почти село, прохладный ветер без приглашения ворвался в кабинет, шевеля края пергамента и подол воздушного платья секретарши. Она наверняка прекрасно все расслышала, потому как, едва он открыл рот, застыла, словно изваяние. Румянец коснулся ее лица и стремительно расползался на шею и область глубокого декольте. Руди вдруг задумался: в Министерстве вообще существует какой-то дресс-код, или он один, как идиот, продолжал регулярно бриться, причесываться и заковывать запястья тугими манжетами? — Свободна. Он даже кивнул на выход для наглядности, но Милисента отчего-то не сдвинулась ни на шаг. Какого Мерлина? — Мистер Лестрейндж, — начала она взволнованно. — Мисс Булстроуд! — оборвал он ее, но тотчас сам подавился словами. Не сводя с него глаз, она медленно вышла из лодочек и, немного приподняв легкую ткань платья, стянула вниз плотный телесный чулок. Как завороженный ишак, Родольфус в смятении наблюдал за происходящим, будто это все явная ошибка и он — Министр Магии — оказался случайным свидетелем женской наготы в своем же кабинете. — Мисс Булстроуд, — еще раз, гораздо строже, предостерег ее он, но голос дал слабину. Выпитое им во время важного совещания давно просочилось в кровь в достаточной мере, чтобы расслабить одеревеневшие мышцы и приглушить накопившийся стресс. Умственная активность капитулировала первой, потому что Руди уже не задавался вопросом, какого Василиска эта девица раздевается и куда подевалась твердость его характера. Впрочем, в каком-то смысле он на самом деле затвердел. Ветер беспорядочно хозяйничал в помещении, бесстыдно лапая белоснежную кожу Милисенты. А вот на Родольфуса свежести отчего-то не хватало — дышать становилось все затруднительнее. — Милли, — хрипло пробормотал он, прилагая последние попытки вразумить ее или, на худой конец, самого себя. А Милли эта, как будто впитывала его неуверенность и мигом перерабатывала в собственную храбрость, молча принялась за второй чулок. Когда она слегка наклонилась вперед, голодным взглядом он выхватил очертание проступающих сосков под тонкой атласной тканью — чертовка заявилась без белья. — Дьявол, — выдохнул себе под нос Родольфус и, взмахнув кистью, невербально захлопнул дверь.

***

Чоу с трудом стащила с головы неудобные наушники — в кольцах спиралевидного провода, как мухи в ловушке, запуталось несколько вырванных длинных волосков. Когда-нибудь магглы избавятся от этих бесконечных шнуров, но вряд ли на ее веку. Она откинулась на спинку кресла и устало заложила руки за голову. Духота на правах хозяйки бесчинствовала в комнате — ее бывшей спальне, а ныне кабинете, — невидимой пылью оседая в носу и рту. Хорошенько обмозговать услышанное, разложить по полочкам и вписать в будущий план пока не удавалось: мысли плавились, как эскимо. Казалось, и кожа головы покрылась испариной. Не желая лишний раз шевелиться, Чоу с трудом открыла окно, не прибегая к помощи палочки. Ставни со скрипом отворились, и едва уловимое дуновение проскользнуло в помещение. Этого было мало. Ей вдруг вспомнилось уродливое, но огромное и щедрое на прохладу окно в кабинете Лестрейнджа. Хлопнув себя по щекам, она выпрямилась и, пробормотав непотребства в адрес Министра Магии, мышкой отмотала ту часть разговора, которая заинтересовала ее больше всего. — Откуда мне знать? Я не слежу за секретаршами! Кшш-кшш… По крайней мере, чужими. Ироничный голос Рабастана был узнаваем даже сквозь хрип старой колонки. Он, в отличие от Макнейра, оставался трезв, поэтому разобрать его слова не составляло огромного труда, пусть и качество записи было никудышным. — А надо было следи-и… — не унимался Макнейр. Он почти выл, язык его заплетался. — Ты спятил! — Я влюблен! Судя по скрипу и грохоту, пьяная туша поднялась, неловко опрокидывая стул. — Он отослал …ольцо! Не с первого раза Чоу разобрала смысл смазанной фразы, но, как выяснилось позже, Макнейр получил свое фамильное кольцо обратно и, оскорбившись не на шутку, решил напиться до беспамятства. Как же, Булстроуды не приняли такой бесценный дар! Моргана, неужели этот олень сделал предложение по почте? — Уолли, не кипятись. Со стариком мож… потолковать. — О чем? Он жрал с моей руки! Он улыбался, мразь, пользовался моими связями с Руди, и че… Кшш-кшш… Скажешь пере… мал? Макнейр не унимался. Впрочем, в одном Чоу с ублюдком была солидарна: говорить с мистером Булстроудом не имело смысла, если он, конечно, не собирался тащить под венец самого мистера Булстроуда. От отвратительных патриархальных повадок, которые глубоко поощрялись застоявшимся волшебным сообществом, ее тошнило. Как вообще в двадцать первом веке мужчине приходило в голову подбивать клинья не к девушке, а к ее папаше? Отчего не пригласить саму Милли в кафе, узнать ее человеческие стороны — возможно, Булстроуд не такая идиотка, коей выставляет себя на работе. — Ее к...-то трахает! Старый ко… л бы мне так просто не отка… ал. — Не имею по… тия. Чоу напряглась. Лестрейндж отчеканил сомнительное утешение уж слишком холодно для настоящего товарища, а потом и вовсе, судя по звуку, хлопнул невменяемого друга по плечу и удалился. — Я убью этого урода. Макнейр продолжал греметь, даже оставшись наедине с собой. Неизвестно, пропустил ли Рабастан тревожное заявление или просто не воспринял угрозу всерьез, однако Чоу напряглась. Она прослушала запись еще несколько раз — кажется, палач на самом деле собирался на охоту, а, учитывая, как он помешался на несчастной секретарше Родольфуса, сомневаться в его намерениях не было нужды. Убавив хрипящие звуки надрывающейся колонки, она подняла взгляд к потолку и не моргая уставилась на мотылька, беспокойно мечущегося по несвежей побелке. Кто бы ни вскарабкался на породистую Булстроуд, лучше бы ему бежать. Между тем Чоу вся эта драма не сулила ничего хорошего: Руди был на грани после предательства Снейпа и смерти жены, с Макнейром он церемониться не станет. Если Уолден — Хранитель тайны расположения Волдеморта, то, логично, никто из Ближнего круга обнаружить это место не сумеет. Однако Лестрейнджа она знала — в случае чего, он прикончит назойливого тюремщика и назначит Хранителем тайны кого-нибудь еще. Что делать, если новым Хранителем станет он сам, Чоу предпочитала не думать. Эндшпиль плавно перетекал в последнее, но самое главное наступление — долгожданный шах. От спертого воздуха слезились глаза, а вот горло, напротив, болезненно пересохло. Внизу, в кладовке для овощей, томилось Оборотное зелье, послушно ожидая своего часа. Едва мысль о вареве возникла в голове, Чоу тотчас обуял страх: а если не получится? Сердце затрепетало в груди, внутренности завязались в узел. Мозг какого-то дьявола подкинул ей напоминание об обещании, данном Фенриру — аконитовое тоже настаивалось последние сутки. Но что ей с Грейбэка — отдаст заказ, и разойдутся своими дорогами. Какие черти обитали в его разуме, она не представляла, он ей в душу тоже не лез. Просто попутчики, это ведь и дружбой не назвать. Потому ей оставалось только хладнокровно завершить последние дела и приступить наконец к финальной партии. Неизвестно, как долго Чоу просидела, тщательно обдумывая каждое последующее действие, но, когда все же очнулась, комнату совсем поглотила ночь, а единственным источником света остался покатый экран ее старенького компьютера. Сомнения улеглись сами собой, и сердце больше не стучало так громко — его без труда заглушал рокот голосистых сверчков, распевающих серенады луне. Седрик, должно быть, гордился бы ею, такой уравновешенной и уверенной в своих силах. Когда-то он невесомо поддерживал ее спину во время тура дурацкого вальса. Чоу печально улыбнулась, четыре календарных года до безобразия ее изменили. Сколько им было тогда, по шестнадцать-семнадцать? В темноте подушечки пальцев пробежались по скулам, губам, подбородку — как будто та же Чоу, разве что душой постарела примерно на век.