Вендетта Чоу Чанг

— Вина? Чоу подняла голову и окинула его взглядом, полным откровенной злобы, но, сощурившись от слепящего солнца, вынуждено вернулась к занятию последних часов — созерцанию собственных владений. Пейзаж был не самым живописным: жесткие кусты с отяжелевшими от плодов ветками по-солдатски выстроились ровными рядами — вот и вся картина. Ни гор, ни моря, которые, как известно, являлись непревзойденными целителями душ, вдали не виднелось — одна лишь однотипная зелень, плавно перетекающая в голубой небосвод. И все же Чоу нравилось медитировать здесь, на дощатой веранде, глядя на засилье лиственных лоз. Она по-прежнему жутко обижалась на Лестрейнджа, а одно лишь воспоминание о его недавней выходке и вовсе вводило в яростное оцепенение. Однако виноградное царство, разросшееся на мили, как паразит, ненавязчиво напоминало, что она в конечном счете была человеком не только глубоко несчастным и болезненно уязвленным, но еще и неприлично состоятельным для своего скромного возраста. — Еще нет и полудня, — с нескрываемой прохладой в голосе ответила она. Хамить хотелось беспрестанно! По милости Лестрейнджа отец теперь почти не разговаривал с Чоу, вполне справедливо обвиняя во всех невзгодах, с которыми они столкнулись. Но смела ли она надеяться на иной исход? Мерлин, папа так беззаветно верил в экспериментальное лечение, которым местные доктора заморочили его отчаявшуюся голову, и ни в коем случае не собирался опускать руки. Но отныне он вынужден был бросить все: дом, друзей, Чоу, в конце концов — и эмигрировать в далекую Канаду, приговоренный наблюдать мамино угасание на чужбине, одинокий и беспомощный. И это лишь часть обширной беды, обрушившейся на их плечи, — та же финансовая сторона вопроса встала перед семьей весьма остро, переезд все-таки стоил чудовищных денег. Конечно, Чоу собиралась взять расходы на себя, так как, хвала Пино Гри, могла себе позволить оплату непредвиденных трат. Но отец и здесь был бескомпромиссен и жесток, недвусмысленно намекнув, что никогда не запятнает репутацию честного человека проклятым золотом Лестрейнджей. Удивительно, все то время, что она провалялась в постели Министра, Чоу было откровенно наплевать на колкие пересуды мелких сошек, вроде Булстроуд. Что бы о ней ни говорили, место в Отделе она занимала по праву — да один только Долохов гонял Чоу так, что и Долиш стал посматривать в ее сторону с сочувствием. Но из уст папы завуалированное сравнение с продажной девкой прозвучало особенно уничижительно, тем более в свете традиционных ценностей, которые родители так тщательно ей прививали с пеленок. А все Снейп! Ну и Лестрейндж, сукин сын, — куда без него? — Чоу, — ласково обратился к ней Родольфус, обойдя плетеное кресло, в котором она устроилась, и присев на корточки напротив. Его глаза, как это часто бывало, светились доброжелательным спокойствием, а лицо украшала мягкая улыбка. И даже веснушки, проявившиеся только на солнце и делавшие его заметно младше, обманчиво уверяли Чоу в безобидности их обладателя. Но урок был усвоен — теперь-то она не понаслышке знала, на какие ужасные вещи способен был вот такой очаровательный Лестрейндж. — Ты все испортил! — разгневанно воскликнула Чоу, и не думая скрывать горечи. — Как мне смотреть в глаза отцу? Холодные пальцы, приятно контрастирующие с солнечным жаром, аккуратно огладили ногу в умиротворяющем жесте, будто он поддерживал близкого друга, но не любовницу, — это чертовски подкупало, и ей пришлось сделать над собой настоящее усилие, чтобы не потянуться в объятия дракклова Пожирателя. Может, папа был не так уж и не прав в ее отношении. Вспомнив разочарованное выражение лица отца, Чоу отдернула ногу прочь — собаку пусть заведет и гладит! — Миссис Чанг все равно здесь не помогут, — не подав виду, что задет ее грубостью, заверил он. — Ну и что! Зачем им уезжать? — не унималась Чоу. Его твердое желание помириться казалось ей абсурдным — как будто чистокровному представителю древнего рода было дело до больной магглы! — В Отделе магического правопорядка дожидаются своей очереди три папки на Эджкомов. У них осталась кое-какая недвижимость в Хогсмиде, — объяснял Родольфус размеренно, будто опытный педагог недалекому ученику, — вопрос времени, когда их поднимут. Что так смотришь? Недвижимость в Хогсмиде, Чоу, — рано или поздно ее захотят прибрать к рукам. И лучше бы твоим родителям успеть покинуть Магическую Британию до начала всех судебных разбирательств. Своеобразное проявление заботы вовсе не растрогало Чоу. Напротив, если начнут выяснять, откуда растут корни Мандрагоры, она тоже окажется в эпицентре мошеннической схемы. Об этом умудренный политическими занавесочными играми любовник почему-то не подумал. — А я? — возмутилась она. — Что ты? — Меня, значит, это не касается? Если махинации мистера Эджкома всплыли, мне тоже, стало быть, надлежит убраться прочь. — Зачем тебе уезжать из своей же страны? — недоуменно уставился на нее Лестрейндж. — Ты полукровка, но не правонарушительница. Законодательство, кстати, и на миссис Чанг не распространяется, она никак не относится к нашему миру — Визенгамот к ней претензий не имеет. А вот папаша твой — преступник. — Следи за языком! — рявкнула Чоу быстрее, чем осознала, с кем имеет дело. Впрочем, Родольфус, настроенный сегодня чересчур миротворчески, вновь потянулся к тонкой щиколотке и едва ощутимо дотронулся до разгоряченной от солнца кожи. — Ты, может, и злишься, но все равно не такая дура, чтобы не признать — я поступаю разумно. — Она взглянула на него с подозрением: слишком гладко он стелил, и, к ее ужасу, в эти бредни хотелось верить все сильнее. — По своему опыту скажу, мистеру Чангу в Азкабане не понравится, дорогая, там невозможно сыро. Не удержав первую реакцию, она прыснула от неконтролируемого смешка, но, быстро осознав, что оборона дает трещину, угрюмо свела брови к переносице. По правде говоря, тот факт, что ей порой приходилось заставлять себя спорить с ним, огрызаться и пренебрежительно отводить взгляд в сторону, ее несколько беспокоил. В конечном счете это ведь он самолично разрушил отношения отца и дочери, но винила Чоу по большей части другого человека. Куда только подевался ее хваленый рационализм? — Ты зря доверяешь Снейпу, — она решилась ступить на опасную стезю: с одной стороны, прознай Лестрейндж о связи с Орденом, бездыханное тело Чоу закопают прямо под каким-нибудь из здешних кустов в ее же винограднике, потому заикаться о Лидере было чертовски опрометчиво, но, с другой стороны, нагадить зазнавшемуся зельевару хотелось нестерпимо. — Тсс, — он приложил указательный палец к ее губам. — Снейп не твоя забота. Не сомневаюсь, ты жаждешь сокрушительного реванша, дорогая, но, поверь мне на слово, он заплатит. Всему свое время, нетерпеливая. Чоу в очередной раз отвернулась, совершенно неудовлетворенная таким решением: у него под носом сидел гнилой шпион Ордена Феникса, а она, выходит, должна была ждать, пока неторопливая Фортуна накажет негодяя! — И чем ты опять раздосадована? — Длинные пальцы паучьими лапами обхватили острый подбородок, чтобы глаза Чоу вновь устремились к нему. — Зачем мы здесь? — Она настойчиво отвела его руку от лица. — Ты сама… — Брось, Родольфус. — Чоу резво вскочила и, отдалившись от пудрящего ей мозги Лестрейнджа на приличное расстояние, с силой уперлась спиной в резные перила. Перекладина неприятно впилась в нежную кожу сквозь ткань рубашки, но выяснить отношения и при этом сохранить каплю собственного достоинства стало многократно важнее всяких там царапин. — Скажешь, это я напросилась, потому ты великодушно привез меня сюда? Весь вечер и ночь я провела одна, словно у меня дел других нет в Британии! — Я великодушно привез тебя сюда, чтобы ты поскорее закончила горевать и посмотрела, сколько денег у тебя есть, чтобы обеспечить родителям достойную старость. — Он поднялся и подошел к ней вплотную, отчего Чоу тысячу раз пожалела, что не надела сабо на приличном каблуке: на его фоне она ощущала себя гоблином из Гринготтса. Последние сутки Лестрейнджа где-то гриндилоу носили, так что и этим воскресным утром она никак не ожидала застать его персону в поместье. Мерзавец, она вовсе не такая! Разве что где-то в потаенном уголке души, куда и заглядывать лишний раз сама Чоу страшилась. — Мне плевать на виноградник, — соврала она, упрямо вздернув нос для пущего эффекта. — А на это? — он потянулся к карману черных льняных штанов и достал небольшой футляр. Придав вещице оригинальный размер, Лестрейндж плавным движением открыл коробку, и в горле у Чоу разом пересохло: на бархатной подушке лежало неприлично дорогое колье. Настолько неприлично, что палящее французское солнце меркло на его фоне. Равно как и гордость ошарашенной Чоу. — Ты позволишь? — уточнил он, перед тем как бережно перекинул тяжесть ее волос через плечо. Чоу приложила остатки усилий, чтобы не трястись, как лист на ветру: руки будто зажили своей жизнью, так и норовили вцепиться в шею, чтобы лишний раз убедиться — она не бредила. Легко отцу было рассуждать о незапятнанной репутации честного человека, ведь ему никто на шею не вешал камни размером с квоффл. У них в принципе дорогих украшений в семье не имелось, разве что фамильный перстень Чанг, передающийся от отца к сыну, но и он, если следовать логике наследования, никогда бы Чоу не достался. Мысли беспорядочной стайкой крутились в голове, напрасно просясь вылиться в словесную форму — Чоу молчала. Казалось, открой только рот с целью вымолвить что-нибудь нейтральное, как постыдные восторженные визги на самых высоких частотах вырвутся наружу и опозорят весь род до пятого колена. О том, что где-то в недрах сознания дремлет полудурочная Парвати Патил, Чоу доселе и не подозревала. Ей почему-то думалось, что с таким-то рациональным подходом к жизни, который был чужд большинству знакомых женщин, она заслуженно считалась белой вороной. И, если не брать в расчет многочисленных туфель на высоком каблуке, она никогда не замечала за собой страсти к дизайнерским нарядам и тем более дорогой бижутерии. А по шкале «Гермиона Грейнджер — Ромильда Вейн»‎ уверенно держалась где-то на серединной отметке. — Гоблинская работа, новейшее изделие. Бриллианты и жемчуг из Черного озера на золотой нити, — гордо отрапортовал искуситель, словно мысли ее прочитал и решил добить запрещенным ударом. — Это извинения? — прочистив горло, спросила Чоу, все еще не до конца понимая, как надлежит реагировать на такие подачки. О том, что целое состояние на ключицах было именно подачкой, упрямо твердила интуиция. — Это подарок, — прошептал он. — Если ты оттаешь и не станешь швыряться Непростительными в Министра Магии, я предпочел бы остаться сегодня с тобой. — И тихо добавил, мимолетно задевая губами ухо: — До утра. — Мы вроде выяснили мою предрасположенность к Аваде, — с дрожью в голосе вымолвила Чоу, усилием воли сдерживая рвущийся наружу стон: Лестрейндж легкими поцелуями покрывал чувствительную кожу, и вот уже она сама, слабо отдавая себе отчет в происходящем, отклонила голову, предоставляя больший доступ для его коварных ласк. Мерлин и Моргана, он черный ферзь, он Пожиратель, он пришел к ней в дом! — Родольфус, — от напряженной интонации Лестрейндж замер, будто заведомо знал, какой вопрос последует за его именем, — ты бы смог меня убить? — Ты стоишь здесь наглая, живая, в золоте, и я забрал тебя с работы до вторника. Откуда в этой смышленой головке такие непутевые мысли? — выдержав короткую паузу, Лестрейндж попытался нелепо отшутиться. Он, конечно, и понятия не имел, что в ее смышленой головке разум все это время вел непрерывную борьбу с нелепыми эмоциями, и порой это противостояние доходило до такого противоречия, что Чоу оказывалась в опасном шаге от безумия. Ее вовсе не беспокоил семейный статус Лестрейнджа — она вообще не особо боготворила институт брака. А вот то, что они были по разные стороны шахматной доски, чертовски злило. И пусть ее нездоровая одержимость возмездием понемногу утихала в присутствии Родольфуса, на самом деле Чоу никогда и не думала отступить от цели и, как и прежде, со всей решимостью намеревалась поквитаться с Волдемортом. Да и как бы ей удалось позабыть ту болезненную несправедливость, настигшую невинного Седрика, если Макнейр маячил перед глазами днем, непосредственно сам Седрик — в кошмарах ночами, а редкие потрахушки, приукрашенные подарками и занимательными беседами, лишь слегка разбавляли жизнь яркими красками. Месть ежеминутно разгоняла кровь по венам и неуклонно подводила к неминуемой вендетте. В этом вопросе отступные пути, увы, изначально не предполагались. — Ответь. — Что на тебя нашло? — слегка отстранился он, нахмурившись. Ну уж нет, хрен она ляжет под ферзя еще хоть раз, пока не выяснит, насколько рискует подохнуть от его проклятия в кругу близких! Она и так заранее обрекла себя на его ненависть в будущем, но умереть от Непростительного, выпущенного именно Родольфусом, принципиально не хотела! — Забирай обратно, — раздосадованная его несговорчивостью, она потянулась к замку на рифленой цепочке, но длинные пальцы немедленно накрыли трясущиеся руки. — Оставь. — Без излишних нежностей Лестрейндж рывком притянул Чоу к груди и проворчал ей в макушку: — Дура, если тебе нужны слова, так тому и быть — я бы не убил тебя, довольна? Чоу до ряби в глазах медитировала на чертовы виноградники, чтобы хоть немного охладить разум, но хватило одного грубого заверения, которое за все время их постельно-развлекательных отношений стало верхом романтики, и ее хиленькая крепость пала. Хотелось бы думать, что она не такая меркантильная задница, но приятная прохлада камней на коже и знакомый еле уловимый кофейный аромат недвусмысленно ставили под сомнение наличие совести как таковой. Наверное, эту Чоу Седрик бы уже не выбрал. — Мерзавец, — выругался вдруг Лестрейндж. — Ты опять все портишь, — пробормотала Чоу ему в рубашку и в наказание толкнула носом в грудь. — На этот раз, дорогая, вовсе не я, — Родольфус нехотя отстранился от нее, намеренно открыв взору удручающую картину: на веранде, в ее персональном виноградном раю, лощеный черный ворон настойчиво протягивал лапу с письмом. Вот уж точно мерзавец, иначе не скажешь! Он и в выходные ей повадился гадить! — Ну что ему от тебя надо? — суетливо поторапливала она Лестрейнджа, который, нахмурившись, читал записку от Долохова. — Не от меня. — Он покрутил пергамент в руке и протянул Чоу. — Ты нужна в Отделе в понедельник утром. Недовольная, как гиппогриф на уроках Хагрида, Чоу глазами бегала по скупым строчкам, мысленно проклиная начальника самыми искусными сглазами. Теперь уже ей совсем не хотелось возвращаться в Лондон раньше времени. — Он забрал нашу ночь, ты же понимаешь? — капризно давила она, впрочем, и не надеясь на связи Министра: Родольфус никогда не вмешивался в работу Отдела, потому-то Чоу и пахала на Долохова, как эльфы на обслуживание Большого зала. — У нас все впереди, — заверил ее Лестрейндж, а у Чоу в груди словно струна лопнула. Глупая, ничем не обоснованная мысль внезапно кольнула глухой безысходностью — а что если ничего не впереди? Что если объятия, в которых они плавились то ли от солнца, то ли друг от друга, больше никогда не повторятся? Чоу размеренно вдохнула и выдохнула несколько раз, чтобы прогнать не подкрепленную никакими фактами дурь из головы, и, не дожидаясь, пока слезливые эмоции совсем ее одолеют, поспешила приглушить все тревоги, страхи и даже воспоминание о безобидном кофейном аромате толстым слоем окклюменции. Разум тотчас прояснился. — Вина, — счастливо выдохнула Чоу, ощущая благословенное ничего на сердце и в мыслях. — Еще нет и полудня!

***

Спину тянуло с ночи, потому с нарядом Дафна решила не мудрить. Все равно сегодня не планировалось никакого визита или прогулки, а Тони наверняка даже в выходной прикроется работой и засядет в офисе до позднего вечера. День заведомо обещал быть бесконечным и скучным. В чистокровных кругах ходила молва, что леди Лестрейндж никогда не снимала корсетов, предпочитая этот элемент одежды простому человеческому удобству. Придирчиво оглядев пока еще тонкую фигуру в зеркале, Дафна сняла с плечиков невзрачное, но удобное платье: никаких тебе вытачек, молний, потаенных швов — сплошной комфорт. В отличие от леди Лестрейндж, она уже была порядком измотана изжогой, и ее поясницу все чаще простреливали спазмы, внезапные, как проклятия Темного Лорда, потому без обременительных сомнений Даф влезла в балахонистое нечто. За сплошной комфорт, к слову, все же приходилось дорого платить: платье было поистине уродливым, и, если бы не утомительная беременность, она сожгла бы тряпку в Адском Пламени. Угнетенная своим внешним видом, Дафна пригладила мягкие локоны, оставшиеся после вчерашней укладки, и ободряюще улыбнулась отражению — не долго ей оставалось довольствоваться стилем «рыжая Джиневра», в понедельник мадам Малкин отдаст заказ, и Дафна Долохова вновь вернется иконой стиля во все приличные дома Магической Британии! — Ты выглядишь в этом мешке как сушеная слива, — не очень-то вежливо подметило зеркало. — Ой, замолкни! — Круто развернувшись, Дафна выбежала прочь из спальни, напоминая себе, что понедельник уже завтра, а волшебные зеркала, к сожалению, не подлежат Репаро. Путь до столовой показался коротким — ноги сами несли ее, голодную, как стая диких оборотней, выверенным путем. Аппетит, уже плохо сдерживаемый, обещал вскоре превратиться в настоящую проблему — она точно знала, ведь проходила через подобное несколько раз. С одной лишь разницей, что нынешняя беременность, в отличие от предыдущих, обязательно должна была завершиться здоровыми родами. Живот неприятно заурчал, вынудив Дафну смутиться. Святой Салазар, она уверенно превращалась в один сплошной моветон, а ведь когда-то весь Слизерин считал старшую Гринграсс главным украшением факультета! Однако пустота в желудке вновь дала о себе знать, и у нее даже зародилось сомнение, не заменить ли поход в столовую варварским набегом на кухню, где добродушные работяги-эльфы накормят хозяйку вдоволь. Но, разумеется, такое поведение в ее конкретном случае было просто непозволительным, только не в доме, где ушастый Вито как пить дать замышлял что-то недоброе в адрес нелюбимой хозяйки. — Обойдешься. Твой папаша, вообще-то, не Гойл, так что сбавил бы ты обороты, дружок, — зачем-то сообщила она о решении соблюсти приличия ненасытному плоду и, навалившись как следует на холодные позолоченные ручки, c усилием распахнула дубовые двери. Сначала Дафна и не заметила Тони, лишь поразилась удручающей обстановке, царившей в помещении. Конечно, никаких изменений интерьер за ночь не претерпел, и все же недобрый дух, пропитавший пространство насквозь, мгновенно заставил испытать чувство невыносимой тревоги, стоило ей переступить порог. Потому и проглядеть мужа, манерно восседающего во главе стола, будто на его плечах лежала мировая скорбь, было несложно — уж слишком ладно мрачный Тони сливался с обстановкой. — Здесь дементоры размножались? — отшутилась Дафна, когда он вперился в нее недовольным взглядом. Однако, вспомнив, в каком нелепом туалете решилась посетить завтрак, вовсе не рассчитывая на компанию супруга, тут же задохнулась от накатившей досады и поспешила добавить: — Я сейчас вернусь. — Останься, есть разговор, — судя по холодности тона, ничего хорошего это незапланированное семейное застолье ей принести не могло. Моргана, все-таки стоило пойти на поводу гойлоподобного ребенка и заявиться на кухню. — Антонин, я вернусь, только наряд сменю. Из-за необходимости стоять, как клоунесса, в нелепом мешке, да ещё и оправдываться, Дафна мигом рассердилась — она терпеть не могла чувствовать себя уязвимой и нелепой, тем более перед Тони. Но, стоило лишь заприметить хитрую морду Вито, трусливо спрятавшегося за стул хозяина, вся кровь вмиг отлила от лица, и вопрос провального выбора наряда сразу перестал ее волновать. — Присядь, Дафна. На негнущихся ногах она проследовала к столу и элегантно опустилась на выдвинутый заранее стул. Может, она понапрасну запаниковала и все не так плохо — например, Волдеморт внезапно оказался смертен и покинул славный мир, а Тони просто скорбел. — Ну и? — недовольно бросила Дафна, скрестив руки на груди, словно сама вдруг перевоплотилась в вечно утянутую корсетом гордячку Лестрейндж. Впрочем, стратегия весьма себе жизненная: сложно представить, чтобы женщину такого типа кто-то посмел отругать. — Что ты творишь? — не вопрос, скорее, обвинение, полное разочарования, вырвалось из уст супруга, и Дафна огорченно отметила, что все же не панихида по Волдеморту была темой дня. — Уточни, будь любезен, потому как я понятия не имею, что ушастый наплел тебе своим гнусным языком! В том, что именно Вито, ядовито скалившийся из-за спины Тони, наговорил о ней гадостей, сомнений не возникало. Однако, стоило Дафне взглянуть на расписную шкатулку с ее собственными инициалами, которую Долохов молча левитировал к ней через стол, она внезапно задохнулась от ужаса. Дело было совсем худо. — Какого дьявола? — прошептала Дафна, ощущая липкий пот, выступивший на ладонях. На этот раз домовик зашел слишком далеко! — Ты не имел права. Он не имел права! — Вито желает нам только добра! — возразил Тони, впрочем, не стремясь оправдать ни поведение эльфа, ни свое, и тотчас приступил к допросу: — Что это? В распахнутой шкатулке, как символ неминуемой трагедии, аккуратно лежала блестящая серая пластина с пилюлями и пластиковая палочка, от которой так и разило маггловским духом. И не только духом. — Я не обязана отчитываться и объяснять свои мотивы, — начала было Дафна, но тут же замолчала, когда Тони резко подскочил и, ударив ладонью по деревянной поверхности, заорал: — Ты забыла, в каком мире живешь? Забыла, кто я такой? Голод и боль в пояснице тотчас оставили ее, уступив место сковывающему тело коварному страху. Попробуй она пошевелиться, и тотчас бы унизительно разрыдалась, встала на одну ступень со всеми этими старыми кошками, вроде леди Малфой, которые открыто боялись собственных мужей, но на публике вели себя как властительницы мира. А все дурацкое здоровье, которое не позволяло ей родить наследника и отвязаться от претензий Тони! Впервые за почти два года их семейной жизни муж повысил на нее голос. Некстати вспомнилось, как накануне он облачался в одежды Пожирателя. Казалось, более или менее мирной жизни Даф пришел конец. — Темный Лорд на протяжении десятилетий ценил Долоховых за преданность! Ты хоть понимаешь, что с нами сделают, если то, о чем я думаю, окажется правдой? — Он быстро вышел из-за стола и направился к ней, и Дафна, до смерти перепуганная, тоже подскочила, неловко опершись рукой на стул, чтобы встретить наказание лицом к лицу. — Говори же, черт возьми! — Таблетки и тест, — выкрикнула она, уже не питая иллюзий относительно своей незавидной участи. — Пошел вон, — после непродолжительного молчания тихо сказал Долохов и, судя по хлопку в другом конце комнаты, обращался он к Вито. А жаль, потому что Дафна многое бы отдала, позволь Тони ей так же испариться. — Что такое таблетки? Тест? — Маггловские лекарства. — Она замялась в надежде, что этого окажется достаточно. Но, увы, Тони лишь буравил ее непонимающим взглядом, ожидая последующей исповеди. И потому, мысленно попрощавшись с жизнью и дорогущим заказом у Малкин, она продолжила: — Мне их продал в Уэльсе один целитель. Но он не маггл, Антонин, он сквиб! Из нашего мира! Я была в его больнице, он осмотрел меня и в целом очень помог. — Больница волшебная? — На его лице ходили желваки, брови сердито сошлись на переносице. Моргана, это худший день в жизни! К тому же последний. — Нет, — прошептала она. — Тоже маггловская, он там работает. Глаза Тони недобро вспыхнули, и, судя по всему, он на полном серьезе намеревался вцепиться руками ей в шею и придушить прямо здесь, на виду у портретов дома Гринграсс и дома Долоховых. Однако все же резко отстранился от нее и принялся нервно кружить по столовой, натягивая пальцами буйные кудри так сильно, что вены выступили на висках. — Послушай, Антонин, он порядочный человек и даже не знает, кто я, — начала было Дафна примирительно, но подходить к нему такому все-таки не решилась. — Sumashedshaya devchonka! Vsegda ischesh priklucheniya na svoyu zadnicu i sovsem ne dumaesh o posledstviyakh, bezmozglaya! — бормотал Тони что-то неразборчивое, но, очевидно, очень оскорбительное. И Дафна сломалась: позабыв о достоинстве, приличиях и прочих девичьих глупостях, она опустила голову и тихо заскулила, наспех вытирая ладонями каждую крупную слезу, будто ее действия остановили бы позорный водопад. Отвратительная сцена! Такую чистокровная замужняя дама могла позволить себе лишь наедине, в ванной комнате под звуки открытого крана. Еще идиотского вида платье, которое и прекрасную сирену превратит в гоблина, добавляло свой беспощадный вклад — настолько жалкой Дафна не ощущала себя, даже когда Тео бросил ее. — Ну что ты, cvetochek, — от звука его мягкого голоса Дафна шарахнулась, но Тони аккуратно придержал ее за напряженные плечи. Как он подошел, она не заметила. — Я не думал так расстраивать тебя, ну же, не нужно. Он бормотал что-то о лояльности Лорда и о связях, о том, что ей вовсе не стоит так казнить себя, и он обязательно все исправит. Дафна уставилась на мужа неверяще: никогда прежде она не видела Тони таким растерянным и смущенным. Может, прямо в эту минуту его сразил инсульт, и потому он был сам не свой? — Расскажи, cvetochek, где и как вы встретились? — Я отдыхала в Уэльсе, помнишь, сразу после лечения. — Тони напряженно кивнул, подбадривая ее продолжить рассказ. — Он встретился мне в сквере, так же, как и я, просто смотрел на пруд. Милый старичок, сразу понял, что я волшебница. Мне было так грустно, Антонин, прошу, не осуждай меня. — Ну что ты! Я бы не стал, — заверил Тони, однако желваки на его лице говорили об обратном: он вот-вот сломает челюсть от напряжения. — Я совсем разболталась, рассказала ему о своих трудностях, и оказалось, что старик не простой — он сквиб-целитель, только у магглов. Я посетила больницу всего два раза — две консультации, немного таблеток и тест. Я беременна, Антонин. У нас будет наследник! Сначала она пожалела, что выпалила ему все разом, не прихватив покрывала с золотой вышивкой, из-за которого она себе все пальцы изранила острой иглой. Но, когда Долохов вновь отскочил от нее, глядя дикими глазами, будто она оспу в дом притащила, а не добрые вести, Дафна поняла, что одеяльце в данный момент было совершенно неуместно. — Моргана, Дафна! — вновь закипел он. — Ты с ума сошла? Тебе нельзя вынашивать! — Какая забота! — завелась она мигом. — Просто напоминаю, что я не от священных свитков Мерлина забеременела! На завуалированное встречное обвинение у Тони достойного ответа не нашлось, потому он в очередной раз нервно зашагал по столовой и в конце концов сел обратно. Опустилась на свой стул и Дафна. Удивительно, но голод тоже пропал вместе со стыдом за ужасный выбор платья и яростью от того, что ублюдок Вито копался в личных вещах. — Все получится. — Она не смотрела на Тони, просто уставилась на расписной узор тяжелой шторы. — Я это чувствую. — Ты уверена? — прочистив горло, спросил он. — В Мунго уже подтвердили? — Нет, я не ходила пока. Только тест сделала. — Что за тест вообще? Как его делают? — Поверь мне, Антонин, ты не хочешь знать подробностей! — лихо повернувшись, она прошипела, точно ядовитая змея. От одного лишь воспоминания ей становилось дурно — магглы совсем дикари, раз мочатся на палки! Вне всяких сомнений, этот отвратительный процесс будет насиловать память всю оставшуюся жизнь. Мерзость. — Что теперь? — тихо спросила Дафна, прекрасно осознавая, что из себя представлял ее муж. Едва ли Пожиратель Смерти не тронет пожилого человека. — Мне нужен адрес, Дафна. Слова были сказаны так уверенно и безапелляционно, что слезы вновь подступили к глазам. Старик был так добр к ней! Моргана, да в тот беспросветный период только он один и был добр к ней! — Нет, Тони, — шепотом взмолилась Дафна, — не надо. — Дафна, — супруг устало растер ладонями лицо, — если об этом узнает пресса или Он, пострадаем уже мы. — Прошу тебя, ну должен же быть иной выход! Супруг облокотился на столешницу и поднял на нее взгляд, наполненный такой тоской, словно на их дом надвигалась страшная напасть. В целом, за один этот разговор Тони порядочно сдал, и теперь в комнате только изысканная штора действительно выглядела достойно, но точно не они с мужем. Беда, как известно, калечит даже самые прекрасные лица. Он молчал довольно долго, разглядывая ее, наверняка растрепанную, с раскрасневшимся носом — отвратная, должно быть, картина. Дафна же тихо ждала, все еще не теряя надежды на благополучный исход. — Я напишу Руди. В понедельник рано утром пойдешь со мной в Министерство. Там я приставлю к тебе стирателя и охрану. Отправитесь к сквибу и поправите ему память. — Спасибо, — подскочила счастливая Дафна и кинулась к мужу с объятиями, ощущая внезапную легкость во всем теле — это благодарность теплыми волнами омывала ее изнутри. — Ну полно, — шептал ей Долохов, целуя в макушку и пропуская шелковые пряди сквозь пальцы, — полно. Невероятное счастье — избавить кого-то от погибели, вырвать у смерти целую жизнь, стать для кого-то спасителем! Дафна была вне себя от радости, и ей, в общем-то, уже была не столь важна разочарованная реакция супруга на новость о долгожданном ребенке. И только в спальне она вдруг перестала победно пританцовывать и встала как вкопанная: в понедельник ее ждала дракклова Малкин с потрясающими обновками! — Моргана, деточка, теперь-то ты точно походишь на сушеную сливу! Дафна подняла глаза на невоспитанное зеркало и, убедившись воочию, что гадкие слова оказались правдивыми, твердо решила, попасть к Малкин она обязана любой ценой!

***

— То есть ненавидишь ты Снейпа, хотя вовсе не он запугал миссис Чанг до беспамятства, а недолюбливаешь Долохова, потому что нужна своему Отделу в рабочий день. Все верно? Разумеется, факты, бессовестно вывернутые наизнанку, искажали изначальные смыслы. Не стоило начинать этот разговор. Она изо всех сил старалась не обижаться на Мари, особенно учитывая, в каком удручающем состоянии застала подругу, но, к своему стыду, за получасовую беседу Чоу уже несколько раз подавляла внезапное желание послать Эджком к дементорам и аппарировать в пентхаус. — Можно и повежливее, — буркнула Чоу, глядя на трещину в потолке. Они лежали на узкой кровати, единственной мебели в спальне, и пялились кто куда, будто выполняли неизбежный ритуал для поддержания многолетней дружбы. И, несмотря на то что локтем Чоу то и дело случайно задевала спину Марриэтты, расстояние между ними ощущалось бескрайним. Они словно два противоположных берега Тихого океана — вроде омывались общими водами, но находились друг от друга невозможно далеко. — Извини, это все печаль, — тихо ответила Мари. Внезапно обе они вздрогнули от глухого удара сверху — сосед Мариэтты, вечно пьяный студент, не покидающий стен дома, уронил что-то грузное на пол, и трещина, которую Чоу успела изучить до малейших искривлений, продвинулась дальше по меньшей мере на дюйм. Теперь она могла продолжить свое занятие с большим интересом, рассматривая узор новорожденной линии в мрачном свете ночника. — Ты сегодня не пошла на смену? — Очевидно, — промямлила Мариэтта. Чоу прикрыла глаза, проклиная Дина за то, что вынудил навестить подругу, которая явно уже не так рада всем этим совместным ночевкам, разговорам часами напролет и прочей дребедени, присущей девчонкам. Поддерживать отношения с Мари становилось все сложнее: она редко пребывала в хорошем настроении, таскалась со странными компаниями, надолго пропадала и иногда, вот прямо как сейчас, проваливалась с головой в трясину уныния, которой сама давала определение «печаль». Хладнокровный разум назойливо требовал разорвать все связи, просто исчезнуть, потому что выносить Мариэтту в дни печали становилось чересчур энергозатратно. К этому все и шло — Чоу понимала, как эгоистично себя вела, когда дружеским визитам и человеческой близости все чаще предпочитала оказать банальную финансовую помощь, тем самым подкупая и свою совесть тоже. Тот же Дин, например, следил за Мари сутками и старался быть рядом, чтобы дать той необходимую поддержку. Но дракклы раздери его гриффиндорское сердце, как можно помогать тому, кто всякий раз тебя настойчиво отвергает? Эджком жила в каком-то чокнутом внутреннем мире с определенными циклами, и Чоу готова была поклясться, большую часть времени ей не нужен был никто. — Чоу, — Мариэтта повернулась, из-за чего кровать противно заскрипела. Как же бедно и серо жила Эджком. Неужели и она сама всего пару месяцев назад копошилась в подобной нищете? — Почему ты не винишь Лестрейнджа? — Он пытался помочь, — проглотив ком напряжения, вновь заговорила Чоу. — И, в принципе, не такой душегуб, если узнать его ближе. — И женат. — Тебе известно мое отношение к этим условностям. — Мариэтта упрямо старалась пробудить в Чоу чувство вины, намеренно поднимая вопросы, которые обычно замалчивались из вежливости. И потому терпение Чанг трещало по швам. — Лонгботтомы? — Я в курсе! Что ты пытаешься сказать? — Отступи! — Мари, у которой минуту назад едва ли хватало сил на поддержание пресного разговора, вдруг села в кровати и нависла над Чоу уродливым привидением. — Я знаю, ты планируешь мстить за Диггори. И Дина на кой-то черт подбила, но есть ли в этом смысл? Если Лестрейндж для тебя не такое дерьмо, как для большинства в этой стране, то отступи! Сделай шаг назад. — Ты говоришь как Снейп, — с силой оттолкнула ее Чоу и спрыгнула с кровати, глазами отыскивая в полумраке, куда могла кинуть сумочку. Мари переходила все мыслимые и немыслимые границы, потому лучшим решением было убраться из этой дыры подальше, оставив ее гнить в привычном одиночестве до следующего просветления. — Мне пора. — Чоу, ты сама себе противоречишь! По твоей же логике, ты должна его ненавидеть! — А ты — Грейнджер! — крикнула она так громко, что даже шумный сосед сверху заглох. — Она изуродовала тебя, перешагнула и пошла дальше спасать эльфов и других убогих! Грейнджер — сука не хуже Родольфуса, но ты ее не ненавидишь. В чем разница, Мариэтта? — Вот именно, Чоу. Разницы никакой нет. Чоу зависла, не сразу сообразив, в какую ловушку загнала ее Мари. Растерянная, будто ее застали на месте преступления, она резво подхватила сумку с пола и ретировалась, на ходу кидая: — Да пошла ты, Мари. О том, как Эджком унизила ее, намеренно перевернув все с ног на голову, она думала всю дорогу. Безусловно, отношения с Родольфусом и рядом не стояли с больным обожанием Мариэтты. Если бы та знала, как выглядит истинная любовь, честная и чистая, то и рта бы раскрыть не посмела. — Да пошла ты, Мари! — яростно повторила Чоу на пороге собственной просторной спальни, разумеется, понимая, что никакой Мари уже рядом не было. — Да пошла ты! Раздосадованная, она кинулась к прикроватному столику и в приступе злости одним движением смела все фигуры вместе с шахматной доской на пол. Грохот от удара, сотрясший тихий покой комнаты, не облегчил состояния, и, все еще не совладав с гневом, она остервенело схватила закатившегося под кровать черного ферзя. — И ты, — стоя на четвереньках, Чоу с силой сжала деревяшку, — ты тоже пошел на хер! — Акцио, — свободной рукой она призвала небольшую коробку потаенных секретов и зачем-то закинула туда ферзя. Окклюменция порой выходила из-под контроля, потому что все же была не безгранична. Прикрывать дыру в сердце от потери Седрика, страх перед Пожирателями, сбрендившую подругу и властного любовника становилось затруднительнее день ото дня. Щиты местами заметно истончались, и с точки зрения безопасного использования ментальных практик Чоу уже давно следовало сделать вынужденный перерыв. Но отказаться от них совсем и столкнуться с реальностью, будучи беззащитной, Чоу не желала. Скорбь о потерянной любви раздавила бы ее так же, как зельевар каменной ступкой давил еще живого флоббер-червя. Нашарив в коробке мягкий шарф в желто-черную полоску, она притянула к груди бесценный кашемир, некогда защищавший Диггори от холодных ветров, гонимых с Черного Озера. Он уже мало напоминал о Седрике, да и пах теперь ничем, как самый обычный шарф, который несколько лет провалялся на чердаке и впитал в себя всю пыль захламленного места. — Все в силе, Седрик, — прошептала она, проходясь пальцами по текстуре. — У нас все в силе. Желая накинуть символ своей борьбы на плечи, Чоу бережно развернула его во всю длину, но вдруг вынужденно остановилась, крепко выругавшись: за нежную вязку нахально уцепился, словно пиявка, металлический пятак то ли свиньи, то ли борова. Дрожащими руками Чоу бросилась отцеплять наглую железяку, однако аккуратности все же не хватило, этот ржавый кусок говна оставил некрасивую затяжку на шарфе Седрика! — Чтоб тебя Салазар там извел, Дамблдор! — вновь выругалась Чоу, глядя на жетон-свинью, будто его прошлый обладатель и впрямь мог услышать нелицеприятные проклятия. Когда-то давно, по ощущениям и вовсе в прошлой жизни, свиной пятак на прощальном ужине седьмого курса ей передал профессор Флитвик по личной просьбе почившего директора. И если горюющая по Дамблдору Чоу сначала искренне пыталась уловить скрытый смысл в странном подарке, то после прочтения записки отбросила эти бесполезные попытки. На пергаменте рукой Дамблдора было написано, что в Хогвартсе тот, кто ищет помощи, всегда ее получает. Возможно, он хотел, чтобы после выпуска она осталась работать младшим преподавателем. А быть может, просто намекал, что Чоу стоило бы есть поменьше. В скором времени она совсем выбросила из головы мысли о жетоне: война только-только набирала обороты, и безумные секреты профессора были попросту не к месту. И все же странное подношение Чоу хранила, сама удивляясь бессмысленной бережливости, ведь, опять же, никакого объяснения железяке она не нашла, только короткая записка — положа руку на сердце, не самый ценный подарок. То ли дело виноградник. — Сумасшедший ты старик, — прошептала Чоу и закинула пятачок вместе с испорченным шарфом обратно в коробку.