Вендетта Чоу Чанг

Ветер был редким, но, пусть и завывал, как слепой волчонок, беспокойно ожидающий первую луну, все же свистом приятно ласкал слух. Свежестью, правда, никакой не веяло — виной всему было непривычное ощущение давящих стен. Когда в последний раз стая оседала в Логове, припоминалось уже с трудом. А все этот недобитый Орден со своими полудурочными поисками. Фенрир с хрустом размял затекшую шею и подхватил свободного кроя штаны с шершавого деревянного пола. Оконца в избе выглядели совсем никудышными, раз предзакатный свет почти не проникал внутрь, и ему вдруг живо представилось, насколько ничтожными, должно быть, были камеры в Азкабане. Худшей кончины для оборотня и не придумаешь. — Уже уходишь? — мурлыкнула Аврора, слегка потянув руку в сторону и тем самым нарочно оголив нежную ареолу крупного соска. — У тебя душно, как в конуре, — недовольно заметил он, пропустив вопрос-провокацию мимо ушей. — Уолтер говорил этим охламонам, но теперь они уже вряд ли что исправят. — Ава горевала. Это слышалось во внезапно опечаленном тоне и несдержанном грудном рокоте. Однако, стоило Фенриру сердито зыркнуть в ее сторону, она быстро захлопнулась, благоразумно подавив рвущуюся наружу скорбь. По Уолтеру скулила вся стая — достойнейший из братьев оставил последний вздох на поле боя. Фенрир тем временем натурально свирепел, не до хера ли вервольфов уже сгинуло из-за блядских магов? Еще больше он распалялся, представляя ничтожность волчьей драмы для Ордена: прикрывая их сучьи шкуры в Запретном, стая лишилась семерых добротных бойцов, один из которых — Уолтер! А эти недоволшебники с момента Битвы в школе потеряли всего-то троих рукожопых соратников. — Альфа, — внезапно спохватилась Аврора, когда он, так и не втянувшись в разговор, переступил через нее, округлую и призывную, и направился на выход, — Нана не справляется. — Фенрир слегка замешкался, позволяя ей высказаться — нутром чуял, дело может оказаться нешуточным. — Райот совсем одичал в горе, на нее не реагирует. Я не вижу ее будущего, Фенрир. Аврора со своими видениями сидела у него в печенках, потому он и не спешил к ней захаживать, предпочитая оседать в будках других волчиц. Только слабая духом падаль заискивающе интересовалась судьбой, просиживая жизнь на плоской заднице, а он, как и надлежало Альфе, клыками изо дня в день настойчиво выгрызал у капризной суки-Фортуны будущее для себя и сородичей. Зря только повелся на покатые формы Авы, ох зря. Даже дышалось ему тут какой-то затхлостью и унынием. Не выпуская из рук тряпки, Фенрир оставил дом болтливой провидицы, охотно подставляя еще напряженное тело долгожданному весеннему ветру. Задувало под вечер основательно, да и земля почти остыла, лишенная солнечного полуденного тепла. Но он так и не спешил одеться и тем более обуться — берцы еще стоило поискать, — позволяя прохладному воздуху сбить жар похотливой Авроры. Стараясь ступать по мху, Фенрир направился вниз по склону, пробираясь сквозь густое засилье папоротника. И, когда вдали окутанные набежавшим туманом показались верхушки бревенчатых домов и бараки, а порывы воздуха принесли с бодрящим холодом голоса разыгравшихся неподалеку щенков, он остановился на мгновение, чтобы поскорее натянуть штаны, а потом значительно прибавил шагу: солнце совсем уже не виднелось за белесой пленкой, а облако опустилось на ветви вековых буков так низко, что обильный дождь мог грянуть в любой момент. — Альфа, — мальчишки, дерущиеся на палках, весело запрыгали вокруг, размахивая импровизированным оружием, — сразись с нами. — Позже, шалопаи, — бросил он на ходу и продолжил путь к камню, все же подхватив за драную рубаху одного из мальцов и закинув на плечо, чем разом вызвал шквал восторга у щенков. — Райот не следит за вами, что ли? Кутята мигом сникли, и даже тот, что возился у уха, стараясь клацнуть мочку самого Альфы зубами, замер. — Ну? — нетерпеливо рыкнул Фенрир, опустив пацана на истоптанную траву. — Он за водопадом, в чаще. Он теперь все время там. Прощается. Фенрир раздраженно хмыкнул, отчего мальчишки совсем перепугались и поспешили расступиться, покорно освобождая тропу. Ему бы побороться с малышней, конечно, — в Логове с одними бабами они наверняка вконец одичали, — но надвигающаяся гроза подгоняла поторопиться закончить дела. Еще этот мелкий Райот, не желающий отлепиться от разлагающегося тела отца. Сучий Орден, чтоб им всем передохнуть. Когда он приблизился к камню, другие оборотни уже собрались, хмурые и неестественно бледные в окутывающей их дымке. Все они были, как и он сам, босые, будто на родной земле даже острая крошка камней делалась мягче бархата. Удивительно, но, только хлопнув огрубевшими ладонями о мощную глыбу диаметром не менее сорока дюймов — сердце Логова, как говорили местные девки, — Фенрир наконец пробудил в себе это восхитительное чувство, приятно щекочущее кожу изнутри. Он вернулся домой. — Альфа, — сразу выступил один из вервольфов, но моментом прикусил язык, когда массивной лапой Фенрира оказался прижат к камню. — Завали и слушай, — угрожающе начал Грейбэк, слегка вдавливая когти в плоть. — Пока мы, Реджи, драли глотки аврорам, тебе и группе этих выблядков, — он кивнул на трех других оборотней, потупивших взор и неуверенно мнущихся напротив, — оставалось только держать свои никчемные пушистые жопы в тепле и следить за Логовом, так? Реджи, из пасти которого уже струилась багровая кровь, терпеливо выжидал, опасаясь проронить лишний звук. — Так? — взревел Фенрир и, приподняв башку оборотня за челюсть, вновь обрушил на камень, от чего бедолага разразился пронзительным визгом. — Да, — сплюнув кровь со слюнями на поверхность импровизированного стола, глухо отозвался Реджи. — Так. — Та-а-ак, — протянул Фенрир и цокнул языком. — Тогда какого хера Логово выглядит как помятые сиськи твоей мамки? Крыши снесет грозой, уебок, и луна не взойдет. Окна в новых бараках узкие, ты клетку мастерил? Двое суток вам, недоделки, — на последних словах он разжал хватку и позволил раненому Реджи с товарищами рвануть прочь, уверенный, что обрубки эти непременно все исправят. Остальные, пока шла воспитательная выволочка, стояли молча, очевидно, не испытывая огромного желания стать следующей жертвой дурного нрава Грейбэка. — Ну че? — окинул он группу из волков придирчивым взглядом — одни смотрели мимо, другие прямо на вожака, ожидая последующих указаний. — Кто Бета? — Кто-то из нас, пока не знамо, — подал голос самый юный, щенок покойного Ариса. — Нам биться до первой крови или до конца? Альфы по законам стаи всегда боролись до уничтожения соперника, потому всякий волк трижды подумал бы, прежде чем бросать вызов лидеру стаи. Грейбэк уж и не помнил, когда в последний раз с кайфом драл конкурента, раскидывая по земле еще теплые кишки и подтверждая тем самым законность своего места. Бетам, по-хорошему, сражаться за титул надлежало таким же образом, ибо только бескомпромиссный и бесстрашный брат годился в помощники Альфе. Однако времена нынче не располагали к беспрекословному соблюдению прекрасных звериных традиций: Пожиратели неплохо выебали их в Запретном, забрав у стаи более чем достаточно жизней. Потому каждый взрослый оборотень мужского пола был на вес золота — вести на бойню баб Грейбэку не хотелось. Да и Бету он давно наметил, едва лишь Уолтер закатил остекленевшие глаза. — До первой крови. — Он недовольно хмыкнул: Скабиора среди желающих не обнаружилось. — Поутру начинайте. Нехер тянуть бобра за причиндалы. Скабс в целом уже почти сутки где-то проебывался, лишний раз намеренно не попадаясь на глаза. Хитрый сучок думал, сумеет провести его, но его ведь растил сам Фенрир, еще будучи Бетой, так что, каким придурком порой делался этот патлатый, знавал не понаслышке — бывало хлебал с ним того еще дерьма. Фенрир хищно оскалился. — Бету сразу ко мне, трупаков не штампуйте, довольно. Волки понимающе закивали: потери в стае за одну только Вторую магическую ощущались шибко остро, а еще волшебные поселения чаще всего надежно охранялись аврорскими обрубками, так что разжиться новыми детьми в Луну получалось далеко не всегда. — Карту. — В небе оглушительно громыхнуло, но и без того было очевидно: природа вот-вот омоет лес, а заодно и всех его обитателей. — Шустрее, — нетерпеливо подгонял Грейбэк низкорослого парня, что пытался раскатать бумагу на выпуклой и неровной поверхности. Ливни в Северной Ирландии славились своей разрушительной красотой. — Альфа, данные точные, мы под каждым кустом сидели. Фенрир довольно кивнул и сплюнул вязкую слюну — закурить бы, да карманы спортивных штанов понуро пустовали. Рисунок и правда заделали добротный, тут волчары не лажанули: расчертили маршрут между поселениями, даже примерное количество авроров упомянули. — То бишь стерегут пуще всего Косой и Хогсмид, — заточенным ногтем нахмурившийся Фенрир обвел на карте ряд треугольников с точками — импровизированными аврорами. Башка закипала. — Ничего не напутали? — Обижаешь, Альфа. Он склонился над рисунком еще ниже, словно уткнись он пятаком в бумагу, и объяснения тотчас впрыгнут в голову без дополнительных усилий. Тут что-то не срасталось: если к Косому вопросов не было — рядом Лютный и маггловские хибары, то какой резон министерским стеречь Хогсмид? В тех краях и так стояла уже охраняемая школа, а в самом поселении жили обыкновенные волшебники чистых и не очень кровей, да были три с половиной лавки — короче, там в принципе некого и нечего было стеречь. — Есть одна деревуха, нам подходит, — прервал его размышления рослый оборотень, ступивший к камню впритык. Его пожелтевший коготь уперся в измятый угол карты, очерчивая границу леса и маленькое, судя по кляксам-домам, поселение. — Там церквей как блох на шкуре. Аргумент мозговитого волчары был кстати: там, где люди верили в чудо, волшебников среди босоногих беспризорников бывало через одного. Религия не одобряла магию, и потому странных детей часто выкидывали прочь. Кому-то прокаженный, а ему — новая кровь для стаи. То что надо. — Портгленон, значит, — Фенрир тотчас прикинул малое расстояние от Логова и очевидные выгоды в плане расширения за счет новеньких. В мозгу вырисовывалось все нарядно, потому он поспешил распорядиться: — Набеги в две полные луны, прихватываем по три за ночь. — А не мало? Может, кто откинется по дороге. — Ежели будет мало, потом доберем. Две луны! На третью идем крошить министерских выродков, — недобро оскалился Грейбэк, как, впрочем, и присутствующие: оборотни люто ненавидели эти кожаные мешки с говном и вовсе не прочь были распотрошить их семьи в отместку за Уолтера. — Скоро грянет. Расходимся, — завершил собрание Фенрир, потому как трепаться попусту не было нужды, да и воздух за время болтовни здорово отяжелел, будто на самом деле напитался влагой — вот-вот прорвет. — Завтра к закату не будет Беты — сотру вас в щепки, смекнули? — рявкнул он напоследок за спину и быстро покинул поляну. Ему еще предстояло вытравить всю дурь из отбившегося от лап щенка.

***

Первая капля крупной горошиной разбилась о нос. Грейбэк стер влагу шершавой ладонью и поднял глаза к темнеющему небу — началось. В то же мгновение дождь стеной обрушился на поселение, сбивая осевшую за день пыль с кустарников и деревьев и прогоняя под навесы вконец разыгравшихся мальчишек. Фенрир домой не спешил, медленно шагая по размытой земле, грязными кусками налипавшей на ступни. Он обдумывал, стоило ли придушить Скабиора прямо при его недоношенной бабе или дать еще один шанс взять тощую задницу в руки и подчиниться. Взор заслоняла вода, которая ведрами лилась и уже разбила все костровища в Логове, а теперь ледяными ручьями неслась вниз по склону, чтобы соединиться с близлежащей рекой. Однако с таким обонянием, как у Альфы, найти нужную хибару можно было бы и с выколотыми глазами, потому, приблизившись к косой избушке, он с силой стукнул дверь, а потом, не ожидая, пока ему великодушно отворят, ввалился внутрь, рукой вытирая лицо. — За мной, — выдал он, обращаясь к запыхавшемуся Скабиору, и снова вышел под дождь. Фенриру не было нужды оборачиваться или вслушиваться, плетется ли за ним малец. Он и так знал, что тот мигом слез с недовольной и перепуганной Юбки и уже несся, подгоняемый стихией по пятам. В дом Фенрир зашел первым, Скабиор покорно ожидал, околачиваясь под хлипким козырьком. Стянув вымокшие до последней нитки штаны, он отбросил тряпье в угол и огляделся — девки неплохо следили за его берлогой, даже шкуры на полу сохраняли в порядке. Только кровля кое-где прохудилась, судя по грязным подтекам, но ливень такой мощи никакое дерево не выдержало бы. Еще раз удовлетворенно осмотрев жилье, он ударил кулаком о стену в том месте, где ошивался Скабс, тем самым позволяя щенку войти. — Альфа. — Мокрый, как цыпленок, с черными разводами на скулах он был смешон. Но Фенрир не смеялся. — Нахера ты разрисовываешь морду, как шлюха из Лютного? — завел непринужденный, по своим меркам, разговор Фенрир, пока искал сигареты, заныканные черт знает сколько времени назад под половицей. Наконец закурив с кайфом, он продолжил: — Когда ты притащился в стаю, искусанный и полудохлый, мы думали, ты того, из другой команды. Но Юбка, кажись, тебя стопудово зацепила, а? — Она ни при чем, — выдавил Скабс, моментально схватив, о чем пойдет речь. — Правда? — Грейбэк повернулся к нему, а потом медленно проследовал к сундуку у рукомойника, на ходу стряхивая стлевший пепел. Откинув засов, он поглубже засунул лапу и на ощупь достал пестрый шифоновый шарф, намотав его на сбитые костяшки пальцев. — Ты заставляешь меня жалеть, что я пошел на эту аферу, брат. — Она ни при чем, — повторил волчонок, но Фенрир на это не повелся — видел сучонка насквозь. — От тебя несет яростью и страхом, — констатировал Грейбэк презрительно и кинул ему шейный платок под ноги. Твердый лишь на словах, Скабиор, как и следовало ожидать, не удержался и поднял, тотчас взревев: — Я не хочу быть Бетой, Грейбэк! Не хочу отлизывать Ордену, как мы отлизывали Безносому! Волки мрут как мухи из-за них, а они ссут на наши могилы! Вспомни эту кучерявую суку из Мэнора — глядела на нас, как на падаль. Сама же просрала Поттера, но Волдеморт кинул почему-то не ее, а нас! Скабс был зол, а Фенрир — горд. Это ведь он собственноручно взрастил в волчонке священную ненависть к магам, желание ставить всех раком и отпускать зверя на волю, не стискивая себя условностями двуликого общества. — За Волдеморта ты отхватил себе девку — скажешь, нет? Или уже зассал из-за внезапной ответственности? — Грейбэк давил на больную мозоль: Юбка среди оборотней не приживалась, доставляя мальцу нежданных хлопот. — Можешь прикончить меня прямо здесь, — подался вперед Скабиор, — но я не буду биться за титул. — Мне похуй, — втянув никотин поглубже, вместе с дымом он выпустил и свои спокойные слова. — Не желаешь пачкаться политикой, бредишь другой судьбой — хватай Юбку, и валите нахер из стаи. Я вас не трону. — Что? — неверяще уставился на него Скабс. — Я в тебя столько вложил, сучок, на кой черт мне тебя драть? Собирайтесь и чешите. — А как же знание о Логове? — И кому ты сдашь? Думаешь, туша эта сраная, Люпин, всецело принадлежал Дамблдору? Не-а, — заржал Грейбэк грудным голосом. — У всякого волка есть Альфа, такими уж матушка-природа нас заделала. О Логове вы и не заикнетесь. А так — вперед, — он босой ногой пнул дверь и кивнул на выход. Скабиор стушевался, но на то и был расчет. Разумеется, сытая, пусть и опасная, жизнь в стае была краше любых обещаний министерских пустословов и удушающего одиночества. Если бы не девка эта неприкаянная, Скабс и не думал бы выпендриваться, и обмозговывал все головой, не отростком. — Альфа, — тихо позвал он. — Тогда не исполняй! — подлетел к нему растерявший терпение Грейбэк и пятерней обхватил жилистое горло. — Завязывай растекаться лужей и собери яйца в кулак, пока нас не раздавило Министерство и блядский Орден! — Он резко отпустил побледневшего Скабиора и, планируя все же примириться, сменил тему: — Че по Лютному? — Все тихо, правда, кто-то ввез контрабанду клыков. Опять, — откашлялся тот. — Два зуба. — В крысятнике пора наводить порядок. Клыки изъяли? — Да, но не уничтожили. Берк стуканул, там еще ожидаются. Фенрир задумался. По уговору с Лидером все клыки Василиска без промедлений сжигались Инсендио в обход черного рынка. Конечно, в таком случае волки теряли хороший процент от выручки, но за жертвы эти Орден неплохо платил: маггловское походное снаряжение, та же ценная информация из Министерства, ну и гасящие магию финки. Только вот финки эти хоть и не были палью, но оказались до безобразия бесполезными, сдерживая волшебников в пределах всего лишь нескольких вшивых ярдов. Ссаные ножички, воткнутые в стволы деревьев, будто спички, на деле не особо остановили Руквуда и Долоховских бойцов, которые шмаляли по оборотням проклятиями с дальнего расстояния. Лидер, кем бы ни был этот мудила, знатно подставил их шкуры под удар. Оттого и рассуждал теперь Фенрир, а стоило ли придерживаться изначальных соглашений сторон, если одна из этих сторон — та еще мразь? — Клыки собери и притащи сюда. Загоним на границе. — Дело говоришь, Альфа, — расцвел Скабиор, который выгоду ценил дороже совести и с каждым, даже с Грейбэком, всегда торговался до последнего хрипа. — Еще сгоняй к Нане. Всыпь щенку: говорят, отбился. — Райот? Слыхал, — сбавил в тоне Скабиор, тоже кипятком ссал от Уолтера. Такого волка забрала земля! — По отцу стонет. Я займусь. — И Юбке передай, чтобы на монету пока не отзывалась, переждем в Логове. Да и в Лютном, — он сплюнул прямо на пол, — надобно хорошенько пошарить: кто-то эти зубы протаскивает. Все, чеши. Скабса несколько раз просить не пришлось — радостный из-за того, как лихо удалось подавить конфликт на корню, он сжал шарф покрепче в кулак и кинулся на выход. — А сколько там на Бету решилось выступить? — остановившись у самой двери, он поинтересовался как бы между делом. — Ну, примерно. — Ссыкун, — заржал Фенрир. — Может, пять. Но ты не дрейфь, порвешь всех. — А если нет? — Тогда порвут Юбку, — резонно заметил Грейбэк и с усталым вздохом повалился на пушистые шкуры, закидывая руки за голову. В конце концов, даже Альфам иногда следовало отдыхать.

***

— Благодарю, салата будет достаточно, — Рабастан, издевательская ухмылка которого не покидала довольной рожи, сидел аккурат напротив отца и обращался к маме как зарвавшийся гость. Хотя именно так их и следовало охарактеризовать — губители, которые были способны сжечь дом с жильцами дотла, сдобрив свои отвратительные деяния зеленым черепом в небе. Они прошли в столовую без приглашения, почти доведя отца до приступа одним лишь видом печально известных черных мантий. Мама — ее бедная наивная мамочка, которая и так с трудом ориентировалась в пространстве и времени — внезапным гостям, напротив, обрадовалась, благодушно пригласив за стол. Дракклову медную шевелюру и голубые штили она, конечно, узнала и ошибочно восприняла мерзавца Родольфуса за кавалера дочери. Мерлин, только бы пережить этот вечер вопреки упрямой аналитике с ее неутешительными результатами, и тогда она скорее язык себе откусит, чем еще раз так глупо разоткровенничается! — Ну что вы, — тем временем хлопотала мама, раскладывая дополнительные приборы, — у нас еще картофельная запеканка, правда, мы с Бабочкой не уследили — к сожалению, верхний слой заметно подгорел. Чоу, дорогая, не стой надо мной столбом, это неприлично, — шикнула на нее родительница: воспитание в их традиционной семье не терпело отрешенности, которую так откровенно выказывала дочь. Но что поделать — Чоу едва ли удавалось контролировать дыхание, чтобы не свалиться от нехватки кислорода. Кровь шумела в ушах, пальцы подрагивали от каждого шороха, мысли путанными строчками находили одна на другую, а глаза резало от набегающих слез, которые усилием воли она настойчиво прогоняла, сглатывая вместе с сухим комом в горле. Даже теоретически в сложившейся ситуации лазеек не находилось, ведь ее палочка отдыхала на дне дамской сумки, намеренно оставленной в прихожей, — она была абсолютно безоружна, как, впрочем, и бледный напряженный отец, который без устали наблюдал за Долоховым и младшим Лестрейнджем. Именно он и стал бы первой жертвой, так как при малейшей опасности, Чоу была в этом уверена, без раздумий кинулся бы на неприятеля, защищая жену и дочь собой, как щитом. Стало быть, маму должен был атаковать старший Лестрейндж, ведь, независимо от правил игры, которые так и оставались ею неразгаданными, эта казнь наверняка задумывалась как публичная, устроенная персонально для провинившейся чем-то Чоу. Потому она и стояла как вкопанная рядом с матерью, без стеснения сканируя кисти рук Лестрейнджа, чтобы в любой момент быть готовой заслонить ни в чем не повинную маму. Палочки, кстати, маргиналы почему-то держали припрятанными, предпочитая не демонстрировать. Пока. — Чоу Мин, — прикрикнула родительница и дернула ее за рукав клешеной блузки. — Да что с тобой? Ты меня не слышишь? Вынеси запеканку, дочка. — Нет, — слово вырвалось у нее скорее отчаянной просьбой, нежели отказом, ведь глазами, полными ужаса, она вперилась в Лестрейнджа. К нему она безрезультатно обращалась. По-прежнему нечитаем — обманчиво спокоен, гребаный штиль. Еще днем целовал ей ноги, а уже вечером сидел за родительским столом, выразительно положив серебряную маску на накрахмаленную скатерть. — Иди, — нарочито сдержанно вымолвил отец, все еще не сводя опасливого взгляда с младшего Лестрейнджа и Долохова. Безусловно, мотивы отца были понятны: он рассчитывал, что непутевая дочь сумела бы улизнуть через черный ход в лес, а оттуда, переждав ночь, добралась пешком до ближайшего поселения. Он надеялся уберечь ее, навсегда оставшись с мамой, до последней минуты не выдавая ледяного ужаса, чтобы не напугать любимую и не пробудить ненароком задремавшую болезнь. Ах, папа! Знал бы он, что если уж за Седрика Чоу решилась мстить главному злу столетия, то за родителей и вовсе готова была без вопросов прыгнуть под любое проклятие. — Бабочка, — еще раз ласково, но твердо обратился к ней отец, — запеканка. Чоу мысленно выругалась: ей ничего не оставалось, кроме как вынуждено поддержать этот чудовищный спектакль, ведь Пожиратели нарочно раздразнивали едва тлеющую надежду — они пока не выказывали никаких угроз, если не брать в расчет отвратительное костюмированное шоу. Дерьмо! Она притащила в дом дерьмо и по уши закопала в нем всю семью! С трудом ей удалось отступить от мамы и, все еще не отрывая глаз от омерзительно невозмутимого Лестрейнджа, медленно поклониться, как и требовало воспитание в отношении взрослых гостей, а потом спиной вперед, будто снова уходила из Отдела Тайн, покинуть обреченную на смерть столовую. Родольфус растянулся в издевательской ухмылке — ублюдок, казалось, наслаждался каждой минутой, и этот унизительный поклон, само собой, стал наградой его гигантскому тщеславию. Уязвленное самолюбие некстати дало о себе знать: ей вдруг вспомнилось, как он полуголый валялся на обгаженной брусчатке Лютного и подыхал от холода и удушающего кашля. Кое-как Чоу добежала до кухни и, даже не взглянув в сторону уличной двери, сердито покачала головой, эти больные мысли надлежало немедленно выкинуть вон. Дать волю ущемленной гордыне значило подписать себе и родителям смертный приговор. Сейчас она как никогда нуждалась в холодном рассудке. Зачем они пришли? Об этом никогда не следует забывать, Чоу. Догадка громом грянула в голове. Вот оно что. Усомнилась во власти великого Министра? Оступилась? Снейп… — Старый мерзкий кусок злопамятного говна! — выплюнула она со всей яростью, представляя зеленоватое лицо бывшего профессора. Итак, выходило, ранее днем Родольфус уже был осведомлен о нападении. Я избаловал тебя, Чоу. И уже тогда решил наказать ее. Значило ли это, что никого убивать Пожиратели не собирались? Ни хрена это, конечно, не значило! Что на уме у трех отбитых кровожадных приспешников Волдеморта, наверняка не знал даже Волдеморт. И все же Родольфус открытым текстом заявил, чего желает — беспрекословного повиновения. На пороге смерти, пожалуй, Чоу готова была бы отдать и большее. Пока трясущимися руками хватала блюдо, покрытое уродливой горелой пленкой, она вдруг краем глаза заметила разделочный нож, призывно поблескивающий металлом на столешнице. Сиюминутное желание схватить тесак и использовать в качестве оружия тоже было опрометчивым, как и бунтующая на задворках сознания спесь: огромное лезвие без палочки уменьшить не получилось бы никак, да и Родольфуса назначили Министром не просто так — он разоружил бы ее беспалочковой магией быстрее, чем она оторвала задницу со стула. Вверяя себя целиком судьбе, Чоу вылетела прочь, так и оставив нож нетронутым. — Дорогая, что происходит? — шепотом обратилась к ней мать, стоило Чоу только ступить в столовую. Она бегло осмотрела родителей на наличие повреждений и проклятий, и сердце оборвалось в груди: мама выглядела откровенно плохо, будто вся эта тягостная обстановка начала давать свои гнилые плоды, выпуская деменцию из заточения. Отец тем временем по-прежнему буравил взглядом палачей, стараясь при этом даже не моргать. — Все хорошо, мам. Это мой парень, помнишь? — едва слышно прошептала она, желая лишь успокоить родную душу. — Медный человек? — глаза мамы были полны надежды, словно она умоляла Чоу подтвердить, что была здорова и что забытье не дышит ей в затылок. — Медный человек, — выдавила из себя улыбку, взяла мать за руку и усадила за стол. — Запеканки? — расправив плечи, Чоу взглянула на Родольфуса, который бесстрастно наблюдал за происходящим. — Там только картофель? — раздался резкий голос Долохова, и она тотчас обернулась к нему. — Мистер Чанг, а что, у вас совсем мяса не водится? Кровь разом отлила от лица папы, даже губы побелели. — Наша Чоу — вегетарианка. Мы уважаем выбор дочери, — с явной неприязнью выплюнул отец и выразительно посмотрел на старшего из Лестрейнджей, добавив: — Почти каждый ее выбор. — Знаете, Чоу мне о вас рассказывала, Седрик, и я сразу вас узнала по волосам. И глазам, — взволнованная мама внезапно вступила в разговор, и Чоу мигом окаменела: Мерлин, та уже путалась в именах, смешивая прошлое с настоящим в одном сосуде. Долохов подавил мерзкий смешок — мразь. Оба Лестрейнджа пока еще внимательно слушали, и создавалось впечатление, что их в принципе весь происходящий сюр сильно не беспокоил. Встревоженная интуиция настойчиво подсказывала, что вот-вот грянет настоящая беда, ведь теряя рассудок мама обычно становилась раздражающе рассеянной и могла выболтать все что угодно. Нельзя, нельзя, чтобы они узнали. — У вас такие странные одеяния. Чем вы занимаетесь, господа? — Расскажешь, дорогая? Это были его первые слова, не считая пожелания доброго вечера при встрече. Родольфус небрежно протянул ей тарелку, как будто домовику, и она, словно под воздействием Империуса, медленно положила на фарфор кусок подгоревшего угощения. Его ровная на первый взгляд интонация и пренебрежительный жест полоснули душу хлыстом. Все кончено. Как ни ответь, отныне она сделает матери только хуже. — Господа, — прочистила она горло, чтобы звучать увереннее, — каскадеры. Рабастан подавился водой, заслышав такую маггловскую, скорее всего, даже не понятную им, нелепость. Чоу же плотнее сжала зубы — жаль не было возможности размешать в его стакане Напиток живой смерти и смотреть добрых двадцать минут, как мерзавец безмятежно засыпает навсегда. — Каскадеры? — загорелась мама будоражащим фактом биографии присутствующих, а Чоу мысленно взмолилась всем Основателям, чтобы эта щекотливая тема не развилась дальше. — Как интересно. И опасно! Когда была моложе, я преподавала джиу-джитсу и тоже мечтала о карьере в кино. — Чоу сглотнула нахлынувшую панику — нет-нет-нет, мамочка, замолчи. Отец шумно выдохнул, но Чоу предпочла на него даже не смотреть. — Однако вынуждена была отказаться от спорта. Получила травму — очень неудачный перелом ключицы. Надежда безвозвратно сгинула, оставив после себя гнетущую безысходность. Чоу опустила подбородок на скрещенные пальцы рук, а потом резко дернулась к стакану и осушила его до дна. Она вновь посмотрела на Лестрейнджа, готовая в любой момент кинуться ему в ноги и умолять пощадить хотя бы мать. — И в чем же проблема? — все еще глядя Чоу в глаза, поинтересовался Родольфус у матери. — Что вы говорите, — она тряхнула головой и несколько раз зажмурила глаза — очевидно, ей становилось хуже, — такие серьезные травмы медицине пока неподвластны. Ну вот и все. Основу легендарного Костероста изобрели еще в ХII веке, и никакой модернизации зелье с тех пор не требовало: оно эффективно выращивало новые кости при самых серьезных повреждениях. Разумеется, если у пациента в ДНК имелся волшебный ген. Но, как стало очевидно всем в этой комнате, матери бы настойка в любом случае не помогла, ведь никакого волшебного гена у нее не было. Сунмин Чанг никогда не рождалась сквибом, как в свое время убеждала Чоу всех в округе после первого побега приспешников Волдеморта из Азкабана. Она была самой заурядной магглой, в родословной которой не насчитывалось ни единого мага. Родольфус продолжал рассматривать Чоу, а она, пусть и не отводила пустого взора, перед собой уже ничего не видела. Тело она, впрочем, тоже уже ощущала слабо, поэтому, кинься на маму Пожиратели, Чоу вряд ли сумела бы хоть пальцем пошевелить. — Прошу меня извинить. — С шумом отодвинув стул, родительница неуверенно встала. — Я отлучусь в уборную. — Папа, — разомкнула Чоу ссохшиеся губы, будто не пила минуту назад никакой воды, — проводи ее. — Не стоит, дорогая, я в порядке. Отец не шевелился. Разумеется, он и помыслить не мог о том, чтобы схватить жену и бежать через темный лес звать на помощь, скрыться где-нибудь на континенте. В конце концов, как бы ни было горько, она знала, что навсегда останется его маленькой Бабочкой, даже если эта Бабочка настолько дурная, что собственноручно превратила родительский дом в эшафот. Папа не попытался бы ее спасти, только если бы умер. — Чем сейчас занимаетесь, мистер Чанг? — беззаботно заговорил Рабастан, словно обращался к старому знакомому. — Давно вас не было видно в магическом сообществе. — Что вам нужно? — яростно ответил вопросом на вопрос отец. — Папа, — выдохнула Чоу, кое-как унимая рвущуюся наружу истерику, — пожалуйста… — Что вам нужно?! — отец, более себя не сдерживающий и преисполненный чувством собственного достоинства, резко встал и стукнул кулаком по столу, швыряя слова, как кинжалы, уже старшему Лестрейнджу. — Дорогой, — жалобный голос, раздавшийся за спиной Чоу, стал последней каплей — она обернулась на мать и глухо заскулила, прикрывая рот обеими руками. В дверном проеме та стояла вся в слезах, растерянная и с мокрым пятном на юбке, а под ногами у нее расползалась постыдная лужа. — Я не нашла ванную комнату, — разрыдалась она, как ребенок, вторя Чоу. Пожиратели, как по команде, поднялись со своих мест, синхронно, будто их дрессировали на собраниях, подхватили маски и покинули столовую, не предприняв никаких попыток к нападению. — Мистер Чанг, у вас есть трое суток, чтобы покинуть Магическую Британию. Чоу, ты остаешься, — деловым тоном произнес Родольфус на прощание, пропуская Долохова и брата первыми на выход. — Моя дочь никогда… — взревел отец, но Лестрейндж тотчас пресек все возражения, лишь немного повысив голос: — Займитесь супругой, мистер Чанг. Чоу, ожидаю тебя сегодня. Не задерживайся. Три тихих хлопка аппарации, последовавшие один за другим, поставили точку в бескомпромиссной речи Министра. — Дорогой, — рыдала мама, напуганная внезапным проявлением магии. — Дорогой… Отец тут же опустился с ней на пол, не боясь испачкаться, и гладил ее, трясущуюся, по волосам, беспорядочно нашептывая небылицы о том, как у них все будет хорошо и как они непременно будут счастливы. На столе заветривалась нетронутая картофельная запеканка, а скатерть повисла белым приспущенным флагом. Все в этой комнате кричало об унизительной капитуляции перед непобедимым злом. Папа, похоже, что-то выкрикивал и ей, иногда отстраняясь от всхлипывающей матери, но у Чоу не получалось расслышать ни слова, в голове баритон беспрерывно повторял: «Не задерживайся»‎. Никогда не следует забывать об этом, Чоу. Резко развернувшись на пятках, она бросилась в прихожую, чтобы подхватить сумочку с древком, и, позабыв о туфлях и летнем плаще, выбежала на улицу, гонимая лишь необходимостью исполнить его волю. Родольфус не шутил: ублюдок, он действительно был самым властным Министром Магии всех времен, потому что всегда оставался в первую очередь Пожирателем Смерти.

***

— Ты, — взревела Чоу, когда ураганом влетела в пентхаус. За одну небольшую, но, впрочем, не самую безопасную аппарацию она словно жизнь прожила — в голове, как цивилизации, рождались и умирали противоречивые эмоции. Жалость к себе сменялась благодарностью к Лестрейнджу: не убил же он их, в конце концов. Потом нежданное счастье от того, что все живы, привело ее к тревоге о мамином плачевном состоянии, а за тревогой тенью увязался удушающий страх: теперь родители вынуждены бежать из собственного дома! И, когда она, задыхающаяся от бега, неслась по гостиной к разожженному камину, ее вдруг охватила такая неудержимая раскаленная ярость, что, казалось, попадись на глаза тот самый разделочный нож, Чоу без сомнений вогнала бы лезвие по рукоять в грудь ненавистного Лестрейнджа. — Сядь, — рявкнул он, так и не повернувшись в ее сторону, словно разглядывать огни вечернего Лондона было гораздо приятнее, нежели лицезреть дочь больной магглы. Черта с два! Негнущимися пальцами Чоу нашарила палочку в сумке — даже если Авада не сработает и в этот раз, попробовать поквитаться за честь семьи все же стоило. Однако и такой малости сделать Чоу не сумела: банально, но он был проворнее и опытней. А может, сама Чоу безнадежно тонула в болоте клокочущей злости и уже с трудом шевелилась. Как бы то ни было, один точный взмах древка, и неприятный толчок в живот сконцентрированной магией, точно безвольную куклу, повалил ее в читальное кресло. — Приведи себя в порядок, — не скрывая презрения, выплюнул он, вытянув руку вперед. Только теперь, сжавшись под тяжестью презирающего взгляда, она задумалась, в каком жалком виде, должно быть, предстала перед ним. Подбородок дрожал от недавнего припадка, а слезы ручьями стекали по щекам, соленой влагой раздражая порез на скуле — все-таки расщепилась. Босая, наверняка перепачканная землей — Мерлин, она собственнолично себя унижала. Рукавом атласной блузки Чоу поспешно вытерла всю влагу с лица, постыдно отметив, что и нос ее тоже потек. И только когда вновь посмотрела на мучителя, заметила, что в протянутой руке Родольфус сжимал аккуратно сложенный платок с крупными инициалами. Гребаный джентльмен! — Воды? — уже спокойным голосом он обратился к ней, тем временем невербально призывая стул, чтобы устроиться напротив. Чоу отрицательно покачала головой: пусть она и опустилась на невообразимо глубокое дно, но вдруг это еще не конечная остановка? Например, открыла бы рот и вместо короткого «нет»‎ разразилась громкой икотой. Хотя при таком раскладе шансы, что Лестрейндж скончался бы от отвращения, заметно возрастали. — Итак, — он все же всучил ей в руку стакан, — ты понимаешь, что произошло? Она кивнула. Но, видя, что скупостью коммуникации Родольфус остался не удовлетворен, ответила прямо: — Ты узнал, что я… — Полукровка? — ухмыльнулся он. — Дуралейка, Чоу, — он легонько щелкнул ее по лбу. — Я знал о тебе абсолютно все еще до того, как подраную приволок в свой кабинет из Аврората. Рука с водой предательски дрогнула, и несколько капель стремительно полетели вниз. Равно как и она в тот самый момент летела в бездну отчаяния — какого дьявола? — Брось, о грязных делишках Эджкомов только слепой не ведал, они в конце девяностых многим за золото меняли родословные. Мистер Эджком и правда очень выручил в те темные времена всю семью, изменив данные о матери в реестре регистраций. К слову, совершенно безвозмездно. — Полное имя — Чоу Мин Чанг. Училась в маггловской школе Святого Патрика, потом поступила в Хогвартс, ловец квиддичной команды, участница Армии Дамблдора, ТРИТОНы — все превосходно. Мне продолжать? Чоу в очередной раз отрицательно покачала головой. Добавить ей было решительно нечего, только если узнать о причинах его странного выбора: они ведь в своем Ближнем кругу разве что в задницу Темного Лорда не целовали, а тут — девочка-полукровка. — Зачем ты пыталась напасть на Макнейра? — он вновь перешел к допросу, как и в тот день, когда ее должны были предать пыткам. И снова Макнейр! — Только не глупи! Не смей мне врать. Чоу понадобилось несколько долгих секунд, чтобы решиться на отчаянный шаг. За месяцы, проведенные бок о бок с Лестрейнджем, ей не особенно сильно довелось узнать его — впрочем, как показал сегодняшний вечер, она вообще понятия не имела, с кем спит! Но кое-что Чоу все же уяснила с той первой ночи, когда он восторженно пожирал ее, отдающуюся страсти, глазами: ему при любых обстоятельствах всегда нужна была правда. Жадный до оголенной искренности, Родольфус не переносил лжи. Выходило, от того, насколько честным будет ответ, зависела ее дальнейшая жизнь. — Я хотела проклясть Макнейра, — тщательно подбирала она слова, балансируя на грани обмана. — Зачем? В принципе, мама и так сболтнула лишнего, и пусть бред за ужином лился как из рога изобилия, вряд ли Родольфус настолько недалекий, чтобы заплутать среди «перелома ключицы» и «каскадеров»… — Он был на кладбище, когда возрождался Тот-Кого… — Темный Лорд! Чоу тяжело сглотнула: и без того приходилось несладко при подборе каждого слова, которое могло навлечь на нее неприятности, а он, как нарочно, давил этими их глупыми званиями. — Темный Лорд, — покорно повторила за ним Чоу и продолжила: — В ту ночь кто-то из Пожирателей убил Седрика. Родольфус брезгливо поморщился и, судя по всему, ждал разъяснений. А еще утверждал, что все о ней знал наперед, позер! — Мы дружили в школе, — зарделась она. — Спали? — уточнил Лестрейндж, но тут же исправился, вероятно, припомнив, как она залила невинностью его изысканный ковер: — Ладно, что там с Седриком? — Он мертв! — возмутилась Чоу, потому что ее слова о чудовищном убийстве невинного одним из Пожирателей Родольфус будто пропустил, как какую-то маловажную информацию. — Макнейр был там! Он мог сделать это! Вначале Лестрейндж неестественно замер, и Чоу готова была поклясться, что буквально слышит ход его мыслей. А через несколько мгновений, когда до него все-таки дошло, что она пыталась выразить своими скомканными фразами, он разразился громким хохотом, отчего ей нестерпимо захотелось хорошенько отхлестать его по лицу. — Ты мстила? — по-прежнему посмеиваясь, спросил он. — Да. — И Яксли? Она слегка замялась, но все же кивнула. — Балда, Чоу, ты представлялась мне такой умницей, а на деле оказалась беспросветной тупицей! — схватился он за голову. Судя по всему, ее полуоткровения сделали лишь хуже — теперь-то Родольфус точно прикончит ее. Он вскочил со стула и, все еще посмеиваясь в кулак, прошелся по комнате, будто о чем-то размышляя. Она не сводила с него обиженного взгляда: ублюдок издевался над ее горем! Но, когда он стремительно подлетел к ней и, нависнув, заговорил, Чоу вновь сделалось страшно. От Лестрейнджа за версту несло непредсказуемостью. — Ах ты чертовка, — улыбался он, и Чоу с ужасом поняла, что он еще безумнее своей жены. — Тебе нужно имя? Это Питер Петтигрю шмальнул Непростительным. Что дальше? — Если ты не прикончишь меня здесь, — она с усилием проглотила панику и, стараясь отвлечься от ужасающих бликов огня на его бледной коже, на одном дыхании прошептала, — я найду его и убью. Едва закончив свою исповедь, Чоу крепко зажмурилась, ожидая приговора. Надо же, она могла сдохнуть в читальном кресле, как достойная рейвенкловка. — Не выйдет. — Чоу вдруг почувствовала мягкое касание большого пальца, неторопливо стирающего крупную слезу — ну вот, снова разревелась. — Он уже с праотцами. — Он умер? — распахнув глаза, она жалобно переспросила. — Сдох, как крыса, — будто утешая, тихо ответил Лестрейндж. — Родольфус, я… — начала было Чоу, собираясь покаяться, пообещать прекратить охоту на его коллег и умолять оставить в живых хотя бы родителей, но он оказался беспощаден к ее попыткам. — Теперь слушай внимательно, потому что этот день меня порядком утомил. — Он прошел к окну и, пока холодным тоном давал указания, любовался ночными видами: — Ты больше никогда не подойдешь к Макнейру без моего разрешения. Чушь о мести выкинь из головы — мальчишка умер, Петтигрю тоже. Это ясно? — Да, — тихо ответила Чоу, покорно склонив голову, и, набравшись храбрости, спросила: — Что ты со мной сделаешь? Он изумленно посмотрел на нее, а потом усмехнулся и, подойдя вплотную к камину, зачерпнул немного пороха. — Прости, дорогая, на секс меня сегодня не хватит. — Она недоуменно уставилась на него, ощущая жар на щеках — он смеялся над ней? — Завтра Долохов отпустит тебя раньше. К полудню перенесемся в Рейн, как и планировали. Что так смотришь? Не ты ли молила о совместной ночевке? — Родольфус, я… Это неправильно, — залепетала она, не до конца понимая, не шутит ли он. — После всего, что случилось, после того, как вы… Это же мои родители! Я не могу! — Конечно, можешь, — в тот же миг став угрожающе серьезным, холодно отрезал Лестрейндж. — Ты разумная девушка, поэтому переживешь уязвленную гордость и поступишь так, как я сказал. Доброй ночи. Без промедлений он швырнул порох в камин и испарился, оставив после себя облако пыли, плавно оседающей на пол. Моргана, как же она в нем ошиблась, полагая, что он типичный муженек, безобидно решивший сходить налево! В который раз за этот проклятый день слезы хлынули из глаз, но, вразрез ожиданиям, истерики не случилось, потому что память, прокручивая эпизоды их разговоров, внезапно выкинула на поверхность воспоминание. Ферзь тебя сожрал. Сиськи Цирцеи, какая идиотка! Чоу мигом вскочила с кресла и кинулась в спальню, запрыгнув с грязными ногами на постель. Она трясущимися руками дотянулась до шахматной доски, что стояла на прикроватном столике. Взяв в руки черного ферзя, сжала фигурку крепкой хваткой и неистово рассмеялась — вот оно! То, что так долго не давало покоя. Снейп знал, кто мог покончить с Чоу раз и навсегда, потому пошел к Родольфусу, не к Беллатрикс. Более того, сама миссис Лестрейндж обоснованно бездействовала, потому что ее просто не взяли в эту партию. Ее, если угодно, одурачили, всучив задание по вкусу и вообще убрав с клеток. Беллатрикс обвел вокруг пальца собственный супруг! Только он заправлял всем в Министерстве, обладал почти безграничными полномочиями и был в достаточной степени развит интеллектуально, чтобы искусно просчитать стратегию обороны. Лестрейндж и был ферзем Волдеморта. Ферзь тебя сожрал. — Как бы не так, сукин сын, — прошептала Чоу в пустоту.