Вендетта Чоу Чанг

— Потрясающе выглядишь. Дафна, конечно, бессовестно врала: Милли выглядела как угодно, но только не потрясающе. За то время, что они не виделись, от пышущей жизнью брюнетки остались лишь цвет волос да безупречное чувство стиля. Изможденное лицо и тихий голос, без сомнений, были последствиями тяжелой работы. Как же быстро Министерство выжало из нее все соки. Вот только в Министерстве ли дело? Мерлин, поддаться на слезливые уговоры и устроить ее на должность помогайки, как оказалось, стало худшим решением за всю историю их многолетней дружбы. Да и на замужестве отразилось тоже не лучшим образом: Антонин до сих пор не уставал распинать супругу за то, что заставила его посодействовать в своеобразном сводничестве. — Спасибо, — отозвалась Милисента и, потянувшись через стол, участливо накрыла ладонью руку Дафны. — Как ты? Ей понадобилось всего мгновение, чтобы подавить вспыхнувшее желание грубо осадить Булстроуд за беспардонное нарушение границ и с отрепетированной у зеркала улыбкой выдать заранее заготовленную историю: — Волшебно! Милли, ты не представляешь, как там удивительно! — Высвободив кисть, она принялась активно жестикулировать, чем привлекла внимание нескольких клерков, обедающих, как и они, в министерской столовой. — Восточная Европа — вообще другой мир. Мерлин, там посохи вместо палочек, природа — сказка, а какое качество обслуживания! Нашим бы поучиться. — Брось, — Милли обдала ее холодным взглядом. — К чему этот спектакль? Не хочешь говорить — я не настаиваю. — Не хочу, — глухо отозвалась Дафна, откинувшись на спинку жесткого стула, и слегка развернулась в сторону притихших клерков. Смотреть в глаза Милисенты и терпеть возможное осуждение, любопытство или, что еще хуже, жалость она была не настроена. Молчание за обедом в чистокровных кругах считалось чудовищным моветоном, но, когда пауза вышла за грани приличия, начать разговор о природе, погоде и шляпках ни одна из них так и не решилась. Фальшивые пересуды они переросли давно, потому оскорбить дружбу нелепицей было попросту зазорно. Так и сидели они в тишине, нарушаемой лишь характерными звуками столовых приборов и гомоном переговаривающихся работников. Не стоило тащиться в Министерство, лучше бы пригласила Милли в Фортескью, как в былые времена. А теперь своим нетипичным для леди поведением они точно дадут пищу для пересудов. Кроме того, и непосредственно сама пища государственной столовой по вкусу напоминала помои. Дафна окончательно пала духом — если бы не острая нужда громко вернуться после внезапного исчезновения и публично навестить супруга на работе, дабы хоть как-то утвердиться в имидже счастливой жены, она, разумеется, сидела бы сейчас в особняке, сокрытом самыми надежными чарами. Видеть никого не хотелось, даже Милли. Однако выбора у Дафны не оставалось. Растерявшая почти всех близких подруг, лишиться единственной собеседницы в лице Булстроуд она позволить себе не могла. Предательство Пэнси до сих пор не давало покоя, да и проблемы в семейной жизни все нарастали, как снежный ком, — они с Антонином уже отдалились настолько, что ни о каких задушевных разговорах и речи не шло. Но, несмотря на дракклово одиночество, которое затягивалось удавкой на шее все туже, открывать Булстроуд неприглядную правду о жутком путешествии не хотелось. Да и путешествием это назвать было сложно: кроме больничных стен и опостылевшей рожи колдомедсестры, Дафна ничего не видела. Только последние недели, проведенные в тихом Уэльсе, стали по-настоящему счастливыми и заполнили холодную душу надеждой. Хотя даже воспоминания об этих продуктивных днях надлежало держать в строжайшем секрете — ни один человек из ее окружения никогда не поймёт, какого дементора она ввязалась в эту сомнительную историю. — Давай уйдем, — неестественно высокий голос Милисенты привлек ее внимание. — Послушай, Милли, все навалилось разом. — Дафна обеспокоенно взглянула на пока еще подругу и вся подобралась: Булстроуд сидела с невозможно прямой спиной, брезгливо поджав губы. Плохой знак, ведь сама Дафна так делала, когда чувствовала себя задетой или лишней. Гордость на пару с встречной агрессией — известный защитный механизм любого слизеринца. — Не принимай на свой счет. Румыния на самом деле… Дерьмо, — оборвав себя на полуслове, вдруг зашипела Дафна, — не смотри вправо, там эта… девка Диггори и Поттера, как ее, Чжоу… — Чоу Чанг, — шепотом выплюнула Милли, слегка наклонившись к Дафне через стол, от чего ее притесненный столешницей бюст надежно приковал внимание обедающих по соседству служащих. — Говорю же, идем. — Какого докси она забыла в Министерстве Магии? Мерлин, да Антонин взашей выкинет ее отсюда! — Не выкинет, — совсем померкла Милли, и Дафне вдруг показалось, будто в ней свет погас. — Ее устроил мистер Лестрейндж. Лично. — Рабастан? — одними губами произнесла Дафна, все еще не до конца понимая, какого черта кто-то из Армии Дамблдора имел право находиться здесь. Рабастан Лестрейндж, безусловно, известный повеса, и все же Министр точно не позволил бы такому беспределу случиться. — Родольфус. Наверное, отвратительная еда все же спасла Дафне жизнь или как минимум уберегла от позора: жуй она сейчас переваренную брокколи, та, несомненно, либо вывалилась бы изо рта, либо застряла в горле каменным комком. Моргана, как это возможно? — Как это… — она намеревалась озвучить единственный вопрос, что эхом повторялся в пустой голове. — Они любовники. Сначала Дафна захлебнулась ужасом, но потом, пока это не стало настолько очевидным, чтобы ранить Милли еще сильнее, взяла себя в руки и подавила внезапный порыв сочувствия. Бедная Милисента, на нее было больно смотреть: глаза ее теперь казались блеклыми, а веселый нрав, что так заряжал окружающих, безвозвратно увял, как цветы по осени. О том, что Булстроуд влюблена в старшего Лестрейнджа, знала вся женская спальня Слизерина. Ее отец имел какие-то дела с Родольфусом, и тот иногда бывал у них в поместье — так, еще девчонкой, Милли стала заложницей первой любви. Дафне эта одержимость взрослым мужчиной, который к тому же больше десятка лет просидел в тюрьме, никогда не откликалась, потому она, не ведая еще, что в итоге сама станет женой схожего по характеристикам мужика, не стесняясь в выражениях, критиковала Милли. Но время шло, а сгорающая от собственных чувств Милисента все отчаяннее грезила о Лестрейндже. Спать с женатым мужчиной она — представительница благородного рода — конечно, не стала бы, в отличие от этой беспринципной Чанг, но быть рядом хотела беззаветно. Моргана, а ведь, не помоги Дафна ей устроиться секретаршей к этому чистокровному кобелю, Булстроуд, может, уже и отвлеклась бы на кого другого. — Ну, — прервала молчание Милли, — давай как есть. Я готова выслушивать твое «я же говорила». — Еще чего, — задрав голову повыше, яростно выпалила Дафна. — Тебе нечего стыдиться, Милли. Ты порядочная девушка. А эта Чанг всегда была с душком! Диггори еще землей не присыпали, она уже скулила в объятиях Поттера. — В случае с мистером Лестрейнджем она тоже долго не раздумывала, — поддержала осуждающий порыв Дафны Милли. — Там был какой-то конфликт с мистером Яксли. — От фамилии последнего Дафна едва удержалась, чтобы не скривить губы: мерзавец Яксли, она его терпеть не могла. — Родольфус ее вытащил из тюрьмы, а на следующий день она уже стала главой Отдела стирателей и аппарировала с ним вдвоем куда-то из министерского кабинета. — Известно куда! Ну и дрянь! — Дафне с трудом удавалось держать лицо, и, если бы не пялящиеся в их сторону клерки, она бы даже ладонью по столу стукнула от возмущения. — А как же миссис Лестрейндж? — Не то чтобы эта пугающая одним своим безумным видом женщина ее действительно волновала, однако факт того, что Чанг до сих пор жива, несколько не укладывался в голове. — Ничего, — недовольно выплюнула Милли, которая, к слову, Беллатрикс боялась до обморочного состояния. Дафна готова была поспорить на все содержимое хранилища Долохова, что боггарт у Булстроуд наверняка кудрявый. — Она редко здесь появляется. А вот Чанг торчит у Министра по полдня. Он ее только перед совещаниями выпроваживает. Даже кресло ей поставил здоровенное. Совсем обнаглела! — Мерлин, и чем он руководствуется? Никогда не думала, что потомок Лестрейнджей так низко падет, — тихо зашептала Дафна: ее смелые речи все же были не для местных работяг, которые все никак не могли дохлебать жижу из своих тарелок и пойти наконец вон. — В Хогвартсе ходил слух, что у нее один из родителей — сквиб. Я сама не считаю это чем-то зазорным или недостойным, ты не подумай. Но разве не с такими… людьми Пожиратели боролись в том числе? — Я тебе так скажу, Даф, — вторя едва различимому голосу Гринграсс, ответила Милисента, — не считая твоего Долохова, кажется, они все опустились на один уровень с маггловскими блудниками. Рабастан и тот завел себе постоянную девку, кстати, тоже из Когтеврана — вот тебе и мозги Ровены, — хотя все прекрасно понимают, что жениться на ней он не намерен. Видимо, умение держать член в загоне уже не является обязательным качеством чистокровного джентльмена. От ее слов Дафне стало так душно, что она не раздумывая потянулась к ряду мелких пуговиц у самой шеи. Плевать она хотела на распутника Рабастана — этот хлыщ не гулял, может, только в Азкабане. Однако кое в чем Милли была права лишь отчасти: если Антонин еще не разжился любовницей, то это ненадолго. Да и ограничится ли он одним только осквернением семейного ложа или пойдет дальше, убрав Дафну с горизонта личной свободы? Впрочем, еще не все потеряно, и помощь лекаря-сквиба вполне может оказаться спасительной для ее брака. Как и жизни. Непроизвольно рука Дафны сползла со стола и легла на плоский живот. Мерлин, за каплю Фелициса она бы многое теперь отдала.

***

Чоу опустила острый подбородок на переплетенные пальцы и немигающим взглядом рассматривала доску. Отчего-то в эндшпиле вся ее тщательно выстроенная тактика пошла по бороде Мерлина, если не выразиться словом покрепче. Она нахмурилась и так глубоко погрузилась в размышления, что ни шум воды, ни предрассветные лучи более не существовали в ее мире, сузившемся вдруг до блестящих клеток и резных фигур. Белая ладья, по-хорошему, давно могла бы сожрать черную коллегу, открыв ей необходимый доступ к коню, однако пешка, какого-то дьявола возникшая между ними, не позволяла этому случиться. Дин, Яксли и гребаная магия, воплотившаяся в этой несуразной пешке, — троица, которая сводила на нет весь успех ее дерзкого гамбита и держала на расстоянии от Макнейра. Томас не справлялся. Как ни бился он над технической стороной вопроса, увы, бескрайняя сила волшебства безжалостно топтала все его старания. Дин переживал, просиживая перед монитором компьютера сутками, и придумывал все новые способы, чтобы заставить бесполезного жучка наконец функционировать. Чоу же переживала в разы сильнее, ведь, если у Томаса еще была возможность хоть что-то предпринять в нужном направлении, пусть и безрезультатно, ей оставалось лишь безропотно ждать. Бездействие сжирало ее, неторопливо пережевывая зубастой пастью. За два долгих месяца однообразной работы в Отделе, потрахушек с Министром, плохого настроения Долохова и скабрезных шуточек Рабастана Лестрейнджа ее белый ферзь никак не продвинулся вперед. Более того, Чоу порой казалось, что вовсе не неудачи Дина, а сытая рутинная жизнь, в которой появились четкие правила и ритуалы, заставляла ее двигаться в направлении цели неоправданно медленно. Будто приобретенная взрослая статусность, внезапно обрушившаяся на нее с появлением Родольфуса, вкупе с нафталиновой стабильностью окончательно лишили Чоу юношеского куража и вероломности, так необходимых для успешного прохождения миссии. А тем временем Макнейр, словно простой белых был подчеркнуто очевиден, напротив, дразнил озлобленную неудачами Чоу — все чаще появлялся в кабинете проклятого Яксли, наверняка обсуждая самочувствие и настроение Волдеморта фактически у нее под носом. И даже миссис Лестрейндж почти никогда не сопровождала подопечного дальше Атриума — пожалуйста, бери не хочу. Да только близость Долохова, Яксли и прочих головорезов не позволяла ей сцапать Хранителя без вреда для своего здоровья. Один лишь Родольфус по-прежнему оставался неизменно безобидным и надежным, так и не распознав, какую змею на самом деле пригрел на груди. — Не знал, что ты играешь. Чоу перекатилась на широкой постели и взглянула на него, уже освободившего душ — надо же, она и не заметила, как стихла вода. — Немного, — ответила Чоу, впрочем, уже не о шахматах размышляя. Он, в одних лишь брюках и с палочкой за поясом, возвышался над ней так призывно, что, не ожидай Долохов заключения о состоянии памяти магглов-свидетелей к обеду, она, пожалуй, склонила бы господина Министра к очередному нарушению рабочего устава, вынудив задержаться с ней на все утро. Облачаться в рубашку Родольфус не спешил, ведь крупные капли, ручьями бегущие по медным волосам, испортили бы накрахмаленный воротник. Перед уходом он всегда был каким-то беспечным, словно позволял себе несколько минут побыть среднестатистическим магом, а не закованным в пожирательскую мантию представителем Темного Лорда. Только недавно Чоу стала догадываться, что его титулы скорее легли тяжелой ношей на плечи, нежели закрепились орденами на груди. — Чей ход? — Он не спеша обошел кровать, на которой бесстыжей кошкой разлеглась полуголая Чоу, и присел напротив. Теперь, когда доска разделяла их, ей вдруг захотелось отбросить все эти фигуры в сторону и в эгоистичном порыве прижаться к нему, кожа к коже. Запретный плод, как известно, сладок, и пусть Чоу порядки этих отношений более чем устраивали, капризная натура все же рвалась наружу — ей внезапно подумалось, что Лестрейндж так никогда с ней и не ночевал, не считая одного путешествия во Францию. — Белых, — она было потянулась к пешке, но Родольфус легонько шлепнул ее по руке. — Думай, — беззлобно ответил он на возмущенный взгляд. — Ты никогда не ночуешь со мной, — неожиданно вырвалось у нее то, что минуту назад крутилось безобидной пластинкой в голове. Мерлин, какая идиотка! И ведь окклюменция на эту тупую мысль какого-то дементора не сработала! — Я без рубашки, — как ни в чем не бывало ответил он, словно эта блажь не сильно его возмутила. — Сейчас рассвет. Выходит, ночую. Как ты загнала ладью в такую провальную позицию? — Ничего не провальную, — буркнула Чоу, сгорая от стыда. — Ты пришел два часа назад. — Прошу прощения за прерванный сон, мисс Чанг, — лукавая улыбка преобразила серьезное лицо, придавая схожести с каким-нибудь распутным мальчишкой. Но спустя мгновение он привычно нахмурился, от чего глубокая морщинка меж бровей снова рассекла упрямый лоб. — Ты мыслишь однобоко. Следи лучше за ферзем противника. Чоу опасливо взглянула на черного ферзя, все это время не покидавшего родную клетку. Если Беллатрикс, как предполагалось изначально, и имела главенствующую роль во всей партии, то делала она это из рук вон плохо — хоть и шумная, но ни одного внятного хода за эти месяцы от нее так и не последовало. Королева игры, сумасшедшая подданная полудохлого Короля, на деле она пока никак не проявлялась, словно приросла к своей d8 корнями. Безусловно, миссис Лестрейндж могла затаиться и ожидать конкретных угроз Макнейру, но ужесточившиеся отношения с оборотнями и подпольная работа Ордена Феникса требовали хоть какой-то реакции. Создавалось впечатление, будто она и знать не знала, насколько слаб сейчас ее Лорд и как много жаждущих пустить его на корм кентаврам. — Он мне пока не угрожает, — отмахнулась Чоу. — Но, когда придет время, тебя сожрет именно ферзь. Только погляди, какой простор, — он жестом указал ей на пустые клетки, разделяющие номинального белого короля от шахматной Беллы. — Я не терплю подсказок, — сев в кровати, твердо заявила Чоу. Родольфус рассмеялся, а потом, огладив большим пальцем ее скулу, невербально призвал рубашку, на ходу бросая: — Очевидно. — И, встретив вопросительный взгляд, пояснил: — Иначе шахматы были бы волшебными. На кухне закончились кружки, я поручу Милли прислать новую партию к вечеру. Не пропусти сову. Чоу оторвалась от доски и стала наблюдать за его скорыми, но эффектными движениями — пуговицы ныряли в петли, на глазах превращая Родольфуса обратно в Пожирателя Смерти. Сейчас он отчего-то предстал перед ней в новом свете, будто секрет обаяния Лестрейнджа на самом деле крылся в наготе. Однако забота Родольфуса, как обратная сторона притягательности, ее тяготила: он совершенно не чурался обременять посторонних неуместными обязательствами. На нее уже пахало больше людей, чем обслуживало трактир Розмерты! Вот и Милисента теперь, как будто не было у нее иных задач, вынуждена платить за безалаберность Чоу. — Хочешь, сыграем? — вторая глупость за утро сорвалась с уст, как проворный снитч. Да что с ней такое? Нелепое ребячество, конечно, и все же абсолютно без причины в этот раз Чоу никак не желала расставаться с любовником. Лестрейндж посмотрел на нее выразительно, будто вот-вот кинется отчитывать за нарушение каких-нибудь только ему известных границ. Однако, вопреки ожиданиям, он вернулся обратно к смятой постели, слегка наклонился и оставил безобидный поцелуй на макушке. — Если у Долохова не будет на тебя иных планов, аппарируем в Рейн на выходных. — Я просто спросила, не хочешь ли ты сыграть. Ничего такого, — повторила сказанное ранее Чоу, активно подавляя окклюменцией все взбунтовавшиеся разом ощущения и чувства. Возможно, она всего-то простыла, потому и вела себя как придирчивая малолетка. — Я уже сыграл, — ухмыльнулся вдруг Лестрейндж и указательным пальцем несколько раз невесомо постучал по виску. Беспокойство гремучей смесью обожгло внутренности, заставляя Чоу изрядно занервничать. — И? — Ферзь тебя сожрал.

***

Лестрейндж своим ненамеренным вмешательством перевернул весь план с ног на голову. Чоу и до его слов прекрасно отдавала себе отчет, насколько нестабильно ее положение в Министерстве, несмотря на очевидную протекцию любовника. Да и время не играло в ее пользу — в классических шахматах каждый ход подчиняется таймеру в том числе. Словно отравленное зелье, в ней закипала неконтролируемая злость на Дина, на Родольфуса, на Макнейра, который в очередной раз закрылся в кабинете ублюдка Яксли и беспечно распивал алкоголь, не догадываясь, что за его драной шкурой, вообще-то, ведется охота прямо на территории Министерства. Но больше всего, конечно, Чоу сокрушалась на себя, какого дьявола она расставила фигуры в присутствии последователя Волдеморта — как и он, подсела на адреналин? Или, быть может, из-за вальяжной жизни обнаглела настолько, что решилась прибегнуть к помощи мужа своей главной неприятельницы? Еще эти разговоры о проведенных вместе эпизодах опозорили ее в собственных глазах. Опустись Распределяющая шляпа на ее голову сейчас, и Чоу бы не то что на Рейвенкло не попала, ее бы и помощницей лесничего в Запретный лес не взяли. Чашка с кофе на подносе мерно покачивалась в такт шагам. Министерская столовая, будто желая вогнать последний гвоздь в гроб ее хладнокровия, ожидаемо оказалась забита, и Чоу, пребывая в отвратительном настроении, в тысячный раз вознегодовала, что так и не осмелилась аппарировать в Фортескью хотя бы на полчаса. Ответ, как бы то ни было, лежал на поверхности: Долохову она могла понадобиться в любое время. Он, наверное, был единственным, кто плевать хотел, чья Чоу любовница, и нагружал работой нещадно, будто она не глава Отдела стирателей, а его персональная Милли Булстроуд. Даже с этого жалкого ланча начальник мог выдернуть ее без сочувствия и сожалений в любое мгновение. И все же сегодня Фортуна милостиво сжалилась над Чоу, потому что Антонин с самого утра не объявлялся, а в переполненном кафетерии внезапно освободился стол, пусть и в темном непривлекательном углу. Чоу, разумеется, поспешила занять его, так как министерские пираньи разбирали места, как тыквенные пироги, и уже собиралась сделать долгожданный глоток, когда шестым чувством ощутила на себе прожигающий взгляд. Поджав губы, так и не коснувшиеся кофе, Чоу поставила напиток обратно на вздувшийся от времени поднос. Ну сколько можно! И головой крутить не надо — это могла быть только Милисента. Удивительно, она ведь даже не жена, просто секретарша ее любовника, но ненавидела Чоу так люто, как и сама миссис Лестрейндж не сумела бы, прознай даже о ночной жизни одного пентхауса. Моргана, еще эти кружки, которыми Лестрейндж наверняка уже огорошил Булстроуд, совсем не помогали наладить отношения между ними, в которых Чоу, к слову, была более чем заинтересована. Милли взмахом пышных ресниц свела Макнейра с ума и при благоприятном раскладе могла подсобить Чоу с усмиренным палачом. Но, судя по тому, как она кинулась перешептываться с другой особой, шансы на приятельские отношения снижались на глазах. Боковым зрением Чоу оценила безобидную на первый взгляд ситуацию — всего-то две сплетницы перемывали кости — и уже собиралась снова предпринять попытку выпить чертов кофе, но мысли вдруг сами собой завертелись вокруг собеседницы Булстроуд, и чашка вновь осталась остывать на подносе. Мерлин, какая удача родиться умницей, а не с задницей вместо головы! Высокомерная блондинка, что горячо шептала Милли какие-то глупости, походила на Дафну в девичестве Гринграсс, а ныне — супругу ее начальника Долохова. О том, что они женаты, Чоу узнала еще в Трех Метлах, так как лично помогала домовикам с заказами к раздутой в газетных статьях свадьбе. Однако что-то в отношениях молодых пошло не так, ибо вместе их не видели несколько долгих месяцев, если верить пересудам из Отдела регистрации оборотней, где Чоу иногда бывала. Разумеется, ее вся эта подногтевая грязь не интересовала от слова совсем, но пытливый ум лихо уловил открывающиеся возможности, и теперь ей оставалось лишь наскрести немного храбрости, чтобы решиться на незапланированный маневр. Холодный пот выступил на спине, а в горле мигом пересохло. Тихо нашептав заклинания одно за другим, она поспешила заменить кофе на воду и моментально припала сухими губами к чашке. А потом, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, Чоу аккуратно покинула столовую. Мысли, впрочем, бежали впереди нее. Если Гринграсс пришла в убогое министерское кафе, значит, она наносила, как это называют снобы, визит. Иными словами, наверняка приперлась к мужу, чтобы общественность прекратила судачить о ее бездетном браке. Это подтверждалось и нетипичным поведением Долохова: тот в обычные дни или сопровождал Макнейра к Яксли лично, сменяя мадам Лестрейндж на посту, или беспощадно закидывал Чоу работой на пару с Долишем. Но сегодня все было иначе — супруга в здании, и он добросовестно ожидал ее в кабинете, готовый отыграть свою роль в спектакле. Убедившись, что за ней не наблюдают, Чоу юркнула в пустой лифт и подрагивающим указательным пальцем надавила на нужную кнопку, все еще примиряясь с тем, что на самом деле отправляется на второй уровень. Как доказательство ее безумных намерений, рука тотчас нащупала незарегистрированную палочку в рукаве блузки. Лестрейндж был прав: помедли она еще немного, и Беллатрикс выкинет что-нибудь непредсказуемое — например, Чоу из Министерства или Макнейра из страны. Дин, бедняга, трудился день и ночь над своим этим жучком, но результатов они так и не увидели! А шанс, что Хранитель останется без всякого сопровождения, возможно, больше не выпадет. Чоу прикрыла глаза и сделала глубокий вдох, погружаясь туда, где путы окклюменции держали в заложниках сбившиеся в безразмерный клубок чувства. Там было все: страх за мать, волнение за Мариэтту, ужас от неминуемой смерти, отчаяние, бессилие, стыд. Но там же была и любовь — теплая, как нагретый мед, лениво переливающийся на медной ложке. Тягучая сердечная привязанность, которую она законсервировала, казалось, три вечности назад, сохранила свой первозданный вид. Седрик. Двери лифта медленно разъехались в стороны, и Чоу, вовремя вынырнувшая из темницы своих сокрытых ощущений, уверенно ступила на нужный этаж. Кажется, настал час нагнуть Министерство. Накинув на себя дезиллюминационные чары, Чоу притаилась за статуей неизвестного аврора и приготовилась к дерзкому нападению прямо в стенах государственного учреждения. Ублюдок, однако, не спешил. Она пересчитала все трещины на двери кабинета Яксли, бессчетное количество раз обновила чары и уже собиралась послать к черту и план, и тактические советы Родольфуса, когда Макнейр наконец появился в поле зрения. Чоу вся подобралась и, сосредоточившись на черной мантии, аккуратно навела палочку на противника. По-хорошему, чары слежения следовало накладывать с близкого расстояния, но она не настолько спешила расстаться с жизнью, чтобы так бездумно рискнуть. Потому позволила палачу немного удалиться и уже открыла рот, чтобы прошептать нужное заклинание, но цепкие руки, взявшиеся из ниоткуда, вцепились в запястье и шею и волоком затащили за статую. В глазах потемнело, а сердце галопом зашлось в груди — провалилась! Она провалилась! — Какого дьявола вы вытворяете, Чанг? — сначала Чоу распознала его по низкому баритону, а уже потом вгляделась в непривлекательные черты лица. Снейп. — Воздух, — просипела она в надежде, что он уберет клешню с дыхательных путей, и, о Моргана, это сработало — по-прежнему контролируя запястье с палочкой, профессор оторвал свои пальцы-пауки от зажатого в тиски горла. Кислород тотчас обжег легкие. — Отвечайте. — Я думала, это философский вопрос, — все еще не в себе, Чоу выдала первое, что пришло в голову. Скорее всего, она и правда приболела, потому что уже третий раз за день несла отборный бред. — Зачем вам Макнейр? — не сдавался Снейп. От его цепкой хватки кровь перестала поступать в руку, и пальцы, что из последних сил держали теперь уже бесполезное древко, постепенно теряли чувствительность. А вот циркуляция в коре головного мозга, напротив, усилилась, и факты вырванными из памяти картинками быстро сложились в шокирующий вывод. — А вам? — выдала Чоу, осмелев от обрушившегося на нее знания. — Что вы несете, безумная? — скривился он. — Вы шпионите для Ордена Феникса! Как еще Грейнджер могла прознать, что она спит с Министром? Как Пенни достались подсказки на тесте об оборотнях? Как Лидер получил информацию о наличии вакансии в отделе младшего Лестрейнджа? Бывший школьный учитель, приближенный профессора Дамблдора, фактически единственный Пожиратель без рода и племени, избежавший в свое время тюремного заключения! — Следуйте за мной, — он отпустил ее так же резко, как и выплюнул скупые слова, но Чоу не смела ослушаться. Будто лунный теленок на привязи, она волоклась за ним по лестнице вниз, уровень за уровнем, пока бывший профессор не остановился у тяжелых кованых дверей. От удивления она едва не выдала четвертую глупость за сутки, но, встретившись с такими же черными и бездонными глазами, как у нее самой, предусмотрительно промолчала. Снейп привел ее в Отдел Тайн.

***

Мне, на мое место, ты укажи жестом.

Мне не страшна жесткость, я все смягчу женским.

Мне бы чуть-чуть лести, звезд и стихов в косы.

Мне, на моем месте, все, что вокруг — воздух.

Шура Кузнецова

— Присаживайся. — Тони поднялся из-за массивного стола и направился ей навстречу еще до того, как Дафна до конца распахнула дверь. Кабинет Антонина ей запомнился несколько другим — более просторным, с дорогой мебелью и удобными мягкими диванами, ну или просто с диванами, — однако в конечном счете, видоизмененный, он сделался под стать духу самого Долохова. Жесткий, конкретный, резкий. Даже картины исчезли со стен — ничего лишнего, как и в хозяине. — Мне кажется, у тебя несколько поубавилось мебели с моего последнего визита, — постаравшись придать максимальную непринужденность тону, улыбнулась Дафна и попробовала хоть немного расслабиться на предложенном деревянном стуле. Выходило скверно. — Не нравится? — ухмыльнулся он, слегка сконфуженный. Неловкость сгущалась в воздухе, сворачиваясь горькой молочной пеной. Разумеется, Тони такие визиты вежливости представлялись уродливой постановкой, о чем он не преминул напомнить ей даже за завтраком. Впрочем, он нарочно разделил с ней прием пищи в надежде, что она передумает и «позволит ему спокойно работать». — Вполне в твоем стиле. Хрен ему, конечно, на серебряном подносе, потому как репутация — это единственное, что Дафне до сих удавалось поддерживать в безупречном виде. Все остальное утекло, как песок сквозь пальцы, оставив ладони уродливо голыми. Пэнси, родители, чертова победа Чудовища, которому принадлежал ее муж безраздельно, а теперь еще и трещащий по швам брак. В любом случае с красивой ширмой, которую она с гордостью демонстрировала окружающим, Дафна расстаться была решительно не готова. Да и надежды, что ее все же не постигнет судьба обманутой мадам Лестрейндж, заметно поприбавилось за последние несколько недель. — Ну, особняк уже твой, cvetochnaya devochka. Там нет моей власти. Могу я хоть здесь отыграться? — он театрально поднял обе руки вверх и глубоко рассмеялся, а у Дафны душа запела: Тони снова назвал ее дурацким, но нежным прозвищем. Значило ли это, что он еще не успел залезть под юбку какой-нибудь смазливой рейвенкловки, пока она подвергалась унизительным процедурам? — Я виделась с Милли, — внезапно сменив тему, Даф обеспокоенно взглянула в глаза супругу. — Она выглядит несколько уставшей. — Правда? — Тони изогнул бровь, откровенно демонстрируя, будто не понимает, каким образом невзгоды подружек жены его касаются. — Так бывает, когда кто-то суется не в свое дело. — Работает, например? — мгновенно вышла из себя Дафна. — Не заводись, — недовольно отозвался Тони. — Ты знаешь, что я имею в виду: она наследница одного из самых чистокровных домов Магической Британии. Ей надлежало выйти замуж давным-давно, как и повелевал Лорд, а не бегать за женатым мужчиной. — Ну, Чанг это не остановило, — воспользовавшись случаем, Дафна намеренно упомянула бесстыжую девку Поттера. — При чем тут Чанг? Она не из Священного Списка, — нахмурился Тони в недоумении. — Она спит с Родольфусом Лестрейнджем, а ты принял ее на работу, значит, поддерживаешь такой порядок. — Какой, blin, порядок? Чанг до родословной Булстроудов, как до задницы Морганы. — Ты не понимаешь? — стояла на своем Дафна, напрочь позабыв о наставлении старого сквиба не подвергаться стрессу. — Министр протащил в Министерство любовницу! Темный Лорд вообще в курсе, что творится у него под… — она хотела сказать «носом», но вовремя осеклась: взгляд Тони красноречиво говорил ей о том, что его лучше не испытывать. Да и носа, собственно, насколько Дафна помнила, у Лорда никакого и не было. — Не лезь в эту семью, Дафна. И не трепись с Милли о Чанг на каждом углу, вы больше не в слизеринской спальне! — строго наказал супруг. — Антонин, — чуть наклонилась вперед к Тони и доверчиво заговорила, — ты не понимаешь, она была втянута в какую-то историю с Орденом. Еще в школе Чанг посещала собрания, связанные с Дамблдором, что-то вроде… — Дафна, — широкая ладонь опустилась на ее запястье, а глаза цвета хаки опасно блеснули, — я повторю еще один последний раз: оставь Чоу в покое. — Она с яростью вырвала руку, и Тони вдруг смягчился, продолжив более миролюбиво: — Поговори-ка лучше с Милли. Пусть присмотрится к Макнейру. — К палачу Фаджа? — сморщила нос Дафна — Мерлин, даже в страшном сне невозможно было представить благородную Милли и этого безродного пса режима. — Святые Основатели, Антонин, она себя не на отшибе Лютного нашла! — И не в дешевом пабе, — вырвалось у Тони. Легкие налились свинцом, и дышать вдруг стало фактически невозможно: он своими словами, будто тяжелым ботинком, выбил весь воздух из грудной клетки. Первый раз за все время их совместной жизни Антонин позволил себе вспомнить позорные обстоятельства их знакомства. Сердце оборвалось. Теперь, наверное, значения уже не имело, собирался он найти ей замену или уже приглядел кого — этот брак был мертв. — Дафна, — спохватился он, но, очевидно, поздно. Она, едва почувствовав набегающие слезы, тотчас вернула себе привычное отчужденное выражение лица и резко поднялась, пройдясь обеими ладонями по складкам мантии. Тони встал следом, потянувшись к ней рукой, но Дафна поспешила отступить. — Ты прав, зря я это устроила, — примирительно-фальшиво улыбнулась она. — Я пойду. — Погоди, — Долохов все же ухватил ее за предплечье, за что тут же был проклят ледяным взглядом. — Я аппарирую тебя домой. — Не стоит, я справлюсь. — Дафна, не глупи, твое здоровье сейчас в приоритете. — Из меня всего-то вытащили мертвый плод, Антонин, — сквозь зубы прошипела она, не скрывая прорывающееся наружу горе. — Пока ты устраивал всех шлюх Лестрейнджей в Министерство, мое здоровье неплохо поправили румынские колдомедики. Благодарю. Ее реакция в кои-то веки оказалась быстрее, чем у Долохова, а может, чувство самосохранения сработало на опережение — неважно. Главное, Дафна успела вылететь из его убогого кабинета до того, как он, все еще ошарашенный, прибил бы ее за оскорбление соратников или обвинение в ненадлежащем уходе за женой. Только в коридоре она сумела остановиться, но лишь для того чтобы перевести дух и подавить спазм, сковавший низ живота. Безусловно, пустой ссоры можно было избежать, тем более, пусть и по-разному, все же они оба тяжело переносили очередную неудачную попытку обзавестись наследниками. Долохов наверняка корил себя за то, что нарвался на такую неспособную женщину. Дафна же винила их обоих: его — за то, что запер ее в этой проклятой клинике проходить бесконечную вереницу обследований в одиночестве, себя — за то, что струсила бежать из страны, как поступили многие ее одноклассники, и подчинилась воле отца. От живого воспоминания о всех своих неудачах истерика уверенно подступала, грозясь встать камнем в горле. Однако устроить сцену Дафна собиралась за закрытыми дверями особняка в холодном одиночестве, потому, расправив плечи и нацепив на лицо поддельную улыбку, Дафна Долохова с гордостью проследовала в Атриум. Пусть она потеряла отчий дом, друзей, беспечную жизнь и нескольких нерожденных детей, но с репутацией не расстанется никогда.