Во власти тигра

      Когда Ги Хун засыпал, он размышлял совсем не о своей новой маске. Наверное, он настолько устал от всего, что с ней связано, что уже и думать о ней не мог.       Вместо этого он вспоминал о Чжи Вон. А точнее о том, как та себя вела наедине с ними и в присутствии мастера Ана. Она была словно скована в своих действиях. Тогда, в доме, у Ги Хуна по спине поползли мурашки, когда он увидел, как Кэсомун разговаривал с ней и держал руку на ее талии. Это было не просто взаимодействие — от мастера Ана веяло подавляющей аурой, а в его голосе скользила властность. В один момент Ги Хуну показалось, что Чжи Вон несчастна, но в следующий он увидел, как та смотрела на мастера, как держалась рядом с ним, как светились ее глаза и лился приятный голос. Словно только мастер Ан делал её счастливой, и ей не нужен никто, кроме него. Она лишь раз посмотрела на Ги Хуна с любопытством, а за оставшийся день не удостоила его и взглядом.       Почему-то у Ги Хуна сложилось именно такое впечатление. Она будто была связана по рукам и ногам, но при этом странным образом свободна и довольна своей жизнью. Такой контраст, который завязывался на одном человеке — мастере, — вызывал у Ги Хуна отвращение. Он смотрел на этого человека, богатого и талантливого, мудрого и видного, но не мог отделаться от мысли, что с ним что-то не так. Картины были лишь дополнительным подтверждением. Ги Хуну было бесконечно жаль Чжи Вон.       Но самое странное, помимо момента, когда старый извращенец спросил, не встречался ли Ги Хун с мужчинами, произошло в конце. Они с Ин Хо уже были у выхода, готовые уйти. Пока Чжи Вон протягивала вино Ин Хо, старый мастер сказал ему вполголоса, что Чжи Вон хотела бы встретиться с ним. Ги Хун тогда отреагировал неоднозначно — что от него могла хотеть эта молчаливая девушка? По лицу Ана трудно было сказать: он слегка улыбался, а глаза его будто что-то прятали за собой. Ги Хуну совсем не нравилось то, что он выглядел так, как будто знал о нём какую-то тайну. Его слова в галерее не имели никакого смысла. Он звучал почти также безумно, как и Ин Хо, когда тот говорил ему, что хочет сделать Ги Хуна счастливым. — Ты веришь в то, что Ин Хо ненавидит тебя? — Конечно, а как может быть иначе?       Ведь в самом деле: как же могло быть иначе? После слов Ана Ги Хун всерьез задумался об этом. И не потому, что он сомневался, что Ин Хо его ненавидит, нет. Он лишь хотел понять, отчего тот его настолько сильно невзлюбил, чтобы держать его рядом с собой до сих пор. Да, Ги Хун хотел разрушить Игру, но разве для Ин Хо он был таким уж препятствием? В конце концов, Ги Хун проиграл. Вдребезги и пока что бесповоротно, он был повержен и сейчас пожинал плоды. Ин Хо играл с ним все это время и не наигрался до сих пор. Неужели ему не наскучило? Неужели сила его неприязни была настолько велика, что он вот уже столько месяцев продолжал свои игры?       От такого рода размышлений у него часто болела голова, хотя в последние несколько дней его состояние продолжало улучшаться. Здоровый сон, который, словно манна небесная, снизошел на организм Ги Хуна, делал свое дело, и из зеркала на него смотрел посвежевший и даже помолодевший мужчина. Конечно, он все еще избегал смотреть на своё отражение — слишком было свежо воспоминание о панической атаке.       Однажды Ги Хун перед их с Ин Хо сном, как обычно, умывался в ванной комнате. Выключил воду в раковине, поднял взгляд на себя в зеркало… дыхание его само по себе стало более поверхностным и начало ускоряться. Мысли сами завернули по направлению к тому дню, сердце стало биться чаще, нарастающий пульс вызывал подступающую панику. Ги Хун трясущимися руками открыл воду и сунул лицо под кран, холодная вода заливалась в нос и рот. Он резко отпрянул от раковины, отплёвываясь и ускоренно дыша. Вода капала с волос, тонкими струйками спускалась по шее за ворот футболки, пока губы его продолжали подрагивать. Схватив ближайшее полотенце, Ги Хун зарылся в него лицом, утирая воду и сжимая зубы, чтобы взять себя в руки и ни в коем случае не повторить недавнюю ситуацию. Паника нарастала, как и страх того, что его мог услышать Ин Хо. Он уже было хотел запереть дверь, но внезапно глубоко вдохнул запах полотенца — и оно не было его. Легкие заполнились знакомым ароматом чужого тела. Ги Хун зажмурился и тихо всхлипнул, когда почувствовал, как в голове начало проясняться.       Ги Хун замер у раковины, мелко дрожащий и тихо всхлипывающий. Он прижимал к лицу черное велюровое полотенце, с жадностью вдыхал чужой запах и с сожалением выпускал его из легких при выдохе. Ён Иль словно был рядом с ним, словно вновь тепло и приятно дышал ему в затылок, надежно прижимал к себе и дарил ему такое желанное чувство защищенности. Но в реальности его не было: тонкая фигура Ги Хуна стояла в полном одиночестве и отчаянии, которое все уменьшалось с каждым его судорожным вдохом, пропитанном желанием. Желанием, чтобы это скорее кончилось.       Цепляясь за эту мысль, что все кончится, стоит ему только принять в себя этот успокаивающий запах, впустить в свой организм Ён Иля, Ги Хун стал успокаиваться. Пальцы больше не дрожали — побледневшее лицо возвращалось к здоровому цвету, и он медленно отнял полотенце от лица. Ги Хун все еще прерывисто дышал, глаза были взмокшими и покрасневшими от слёз, но на душе стало заметно легче. Ги Хун утёр полотенцем слезы, мысленно ругая себя за произошедшее. Ему стоило прекратить так реагировать на свое отражение. Даже если окружение сильно напоминало о случившемся.       Он вновь умылся, утер лицо тем же полотенцем и повесил его рядом со своим… Со своим? Ги Хуна словно громом поразило. И ведь правда — запах, который ощущал он всего минуту назад, был запахом Ин Хо. Именно из-за него его кровь перестала так быстро течь по жилам, а слезы безысходности прекратили наворачиваться на уставшие глаза, именно его незримое присутствие погасило нарастающую панику, забрало остатки страха и даровало желанное спокойствие. Ён Иля никогда здесь не было, и не будет. Был только он. Ждал его за этой дверью, на этой широкой кровати с черными, как смоль, покрывалами. Ждал и планировал невесть что — Ги Хун опасался, что следующую его выходку он не сможет выдержать.       В тот вечер Ги Хун снова уснул спокойно. Он слышал размеренное дыхание мужчины позади себя, чувствовал его присутствие — почти ощутимо довольное. Ин Хо нечасто проявлял свои настоящие эмоции, но иногда, лишь иногда Ги Хун ловил эти отблески быстрых изменений в его лице.       Например тогда, когда Ги Хун обнаружил Ин Хо курящим. В то утро Ин Хо стоял так близко к нему, почти нависая, и Ги Хун с содроганием вспомнил, какое обожание увидел в его глазах. И отчего же его настроение так резко поменялось? Что такого сказал Ги Хун? Поведение Ин Хо было непредсказуемым, а его тогдашние фразы не имели никакого смысла.       — Просто хотел узнать, не чувствовал ли ты что-то странное.       — Хорошо. Хорошо, Ги Хун.       — Я рад, что тебе понравилось.       Ги Хуну становилось жутко не по себе, когда он думал об этих словах. Его иногда порывало спросить напрямую, но он в последний момент всегда отказывался от этой мысли. Может, это было связано с тем, что ему не хотелось лишний раз разговаривать с мужчиной, а может, с тем, что Ги Хун подсознательно опасался ответа. В любом случае, некоторые странности Ин Хо он продолжал вспоминать, но старался не зацикливаться на них. Он и так повидал много чего, живя с Ин Хо, так какую же разницу сделает еще один странный случай? — так подумал Ги Хун однажды, и в тот же день он поменял свое мнение.       Это случилось спустя два дня после того, как у Ги Хуна чуть вновь не началась атака. В тот день впервые за долгое время случилось что-то неожиданное. На Мирэ напали.       Отчего-то Ги Хуну иногда казалось, что он живет в каком-то пузыре, а мира за пределами этого дома не существует. И Мирэ обычно был предсказуемо либо на задании, либо рядом с ними. Он исправно возвращался обратно, готовил им поесть, болтал с Ги Хуном, рассказывая ему разные вещи про себя и про внешний мир, и все шло так по кругу, не прерывая своей рутинности. Поэтому однажды, когда Мирэ не вернулся, Ги Хуну стало по-настоящему страшно.       Но ведь он обещал себе не привязываться к мальчишке, верно? И Ги Хун правда не привязался. Он лишь… немного волновался за жизнь этого красивого идиота. Просто, думал Ги Хун, жизнь была немножко красочнее, когда её разбавлял такой светловолосый комок энергии, как Мирэ. На днях он даже смог рассмешить Ги Хуна! Это произошло в присутствии Ин Хо — тот тогда кинул такой острый взгляд на Мирэ, что Кан мигом перестал улыбаться смеющемуся Ги Хуну.       И когда Ги Хун, как обычно, готовился ко сну в спальне Ин Хо, тот не объявился. Ни через десять минут, ни через двадцать. Ги Хун тогда ворочался, размышляя не только об отсутствии Ин Хо, но и о том, что Мирэ не вернулся, как обещал утром. Он бы не придал этому факту значения, если бы не пропажа Ин Хо. Блуждающий взгляд Ги Хуна упал на висевшую в комнате картину с тигром, и он, обдумав ситуацию, решил всё же подняться и проверить, что происходит. Вначале он заглянул в кабинет Ин Хо — его там не было. Далее он спустился вниз и, мягко ступая босыми ногами по полу, прошел к гостиной, где ему улыбнулась сомнительная удача, и он обнаружил Ин Хо, сидящего в гостиной с бутылкой чего-то спиртного рядом. Ги Хун заметил перемену в атмосфере. Иногда тот и правда пил — но сейчас у четко очерченных губ Ин Хо проступили более заметные морщины, он хмурился и смотрел в одну точку. В позе его словно прослеживалась какая-то сдерживаемая ярость, и Ги Хуну даже стало слегка не по себе.       — Что случилось? Где Мирэ? — задал свой вопрос Ги Хун, неуверенно делая несколько шагов к мужчине.       — Иди спать, Ги Хун, — коротко сказал Ин Хо и откинулся на спинку дорогого кресла. Полупустая бутылка алкоголя, примощенная на столике, тоже говорила Ги Хуну о многом — что-то явно стряслось. Ин Хо прикрыл глаза.       — Я спрошу ещё раз: что случилось? Почему Мирэ всё ещё не вернулся?       — Непредвиденные обстоятельства на работе.       Тело Ги Хуна словно сковало льдом. Почти такие же слова он слышал от самого Мирэ в день их знакомства — Кан тогда так выразился о прошлом погибшем Вербовщике. Погибшем. Вербовщике. Ги Хун неверяще приоткрыл рот, чувствуя, как невольно ускоряется сердцебиение.       — Что… что с Мирэ? Ответь… — голос Ги Хуна предательски сел на последнем слове, когда он подобрался ближе к продолжающему молчать Ин Хо. Невольно в голове возникли сравнения с тем моментом, когда также над ним нависал сам Ин Хо, а теперь он был снизу. Ин Хо открыл глаза и… улыбнулся? Почему вдруг?       — Волнуешься о нём, да? — сказал Ин Хо хриплым полушепотом. Эмоцию, которая плавала на дне его темных глаз, Ги Хун прочитать не мог.       — Я не… я просто хочу знать. Он ведь… Вербовщик, — Ги Хун пытался оправдаться, чтобы не показать своего волнения. — А значит, он важен для Игры.       Ин Хо улыбнулся шире, и Ги Хун едва сдержался, чтоб не ударить его.       — Он жив.       Словно гора с плеч — Ги Хун почувствовал, как все мышцы тела, до этого напряжённые, расслабились. Мальчишка всё ещё дышал с ним в одном мире.       — Но на него было совершено нападение, — добавил Ин Хо и да, Ги Хуну не показалось — тот был в ярости. Он потянулся за бутылкой, чтобы подлить себе в стакан ещё. Ги Хун проводил движение задумчивым взглядом.       — Насколько всё плохо?       — Он позвонил мне и сказал, что сейчас в одной из частных больниц. Пулевое ранение в живот.       — Но кто, кто напал на него и зачем?!       — У нас много врагов, — пожал плечами Ин Хо, явно уходя от вопроса. Ги Хун почувствовал, как раздражается. Его знатно достало быть тем человеком, который всегда не в курсе происходящего. Радовало, что Ин Хо теперь хотя бы больше не улыбался. Он вновь прикрыл глаза и глотнул алкоголя из стакана. Он выпил больше, чем обычно. Неужели он так волновался за Мирэ?       — Иди спать, — повторил Ин Хо и отставил стакан, чтобы достать пачку дорогих сигарет и зажигалку из кармана пиджака, висящего на подлокотнике. Он глубоко затянулся и вновь закрыл глаза. Ги Хун сам уже давно не курил, поэтому нос его отвык от горького запаха сигарет. Он поморщился.       — А ты?       — Хочешь спать со мной? — он приоткрыл глаза и еле заметно усмехнулся. В его правой руке была лениво зажата сигарета. Отчего-то такой вид Ин Хо — раздвинутые в расслабленной позе ноги, немного откинутая на спинку кресла голова и слегка растрепавшиеся падающие на лоб волосы, заставили Ги Хуна немного по-другому на него взглянуть. Сейчас он выглядел так… по-домашнему, но при этом все равно держал свое обычное доминантное поведение. Ги Хуну пришлось сделать маленький шаг назад. От этого движения Ин Хо усмехнулся больше и едва заметно шире развел бёдра.       — Нет. Не хочу. Сиди здесь сколько угодно, — нетвердым голосом ответил Ги Хун, отчего-то начиная нервничать и прятать глаза. Резко вспомнилось, как они сидели в обнимку на полу ванной. Стало дурно.       — Тогда не спрашивай и иди спать. Тебе нужен здоровый сон, — Ин Хо вновь глубоко затянулся, совсем не отрывая глаз от почти сжавшегося под чужим взглядом в комок Ги Хуна.       Ги Хун мигом повиновался… вернее, мигом принял решение поскорее убраться отсюда. Забрать свои мысли о Мирэ и об Ин Хо наверх, подальше от гнетущего и тяжелого присутствия мужчины. Он уснул, несмотря на все мысли и угрызения совести, снова довольно легко и быстро. Он даже видел какой-то приятный сон. В нем Ги Хун был в самых настоящих джунглях. Хотя пахло отчего-то совсем не природой и влажной зеленью, а чем-то более терпким и даже горьким. Ги Хун обнаружил себя лежащим в высокой траве — пошевелиться он почти совсем не мог, но это его не пугало, а наоборот, расслабляло. Он знал, что здесь, в высокой траве и среди тяжелого запаха, забивающего ноздри, он в безопасности. Даже шорох рядом его не потревожил — к нему кто-то приближался. Шеи коснулось что-то мокрое, Ги Хун немного выгнул её от щекотки — но в целом было приятно. Он даже улыбнулся.       Что-то мокрое оказалось чёрным крупным носом тигра. Белая шерстка приятно касалась лица, скользнула по щеке, пока нос тигра заменился языком, который прошелся вниз до самого основания шеи. Ги Хун влажно вздохнул и вытянул ее. Захотелось зарыться пальцами в шёрстку зверя — настолько она была приятной на вид и мягкой при касании. А сам тигр был таким… нежным. Но вся его внешняя мягкость тут же таяла при сравнении с его сверкающими яркими глазами. Они почти что пылали, выдавая животный голод, таящийся внутри зверя, ждущий своего идеального момента, чтобы насытиться. А еще кожи слабо коснулись его клыки — Ги Хун ахнул и отвернул голову, чтобы спастись от опасного касания.       Так продолжалось, кажется, вечность, но на деле недолго. Ги Хун вздрогнул, когда в очередной раз его коснулось что-то острое. Он медленно и сонно стал осознавать происходящее — он был в комнате, лежал в кровати, а на него взобрался тигр, который продолжал мягко вылизывать его шею. Белошерстый зверь с пламенными глазами. Ги Хун вновь вздохнул, когда почувствовал… поцелуй в челюсть?       Он резко замер. Никакого тигра не было и в помине. Над ним сверху был Ин Хо — одной согнутой в локте рукой опираясь рядом с головой Ги Хуна, а другой забравшись под его футболку, держа свою ладонь аккурат над сердцем Ги Хуна.       Ин Хо нависал сверху и собственнически целовал его шею.       Словно бы во сне, Ги Хун вновь не мог пошевелиться. Ин Хо оставил влажный поцелуй в середине шеи, после горячо выдохнул и провел открытым ртом вверх, чтобы вновь оставить сладкий поцелуй под линией роста волос. Он немного поводил носом по ним, тяжело выдохнул и стал идти легкими поцелуями вниз и вбок к кадыку. Он добрался ртом до впадинки между ключицами и провел в ней языком. Рука Ин Хо на его груди вдруг стала сжимать его грудную мышцу, поглаживая вверх и вниз. Ги Хун жалко всхлипнул от непонимания происходящего. Внезапно осознал, что ноги его были раздвинуты — Ин Хо удобно устроился между ними.       — Мой мальчик… — Ги Хун, услышав это обращение, словно опомнился и попытался свести ноги, но лишь сжал коленями бока мужчины, который теперь проходился ладонью по его талии, не прекращая выцеловывать узоры на его бедной шее. Шок уже стал потихоньку проходить, а в голове набатом билась тревога. Ему было тошно, страшно, он не понимал, что происходит, он не хотел, чтобы это происходило, его пальцы стали подрагивать, когда Ин Хо широко провел языком по его шее с другой стороны и низко простонал. Ин Хо простонал ему в шею!       Да что Ин Хо вообще творил?! Ги Хун, от шока не в силах совладать со сбившимся дыханием, наконец опомнился и что есть мочи спихнул с себя тяжелое тело, усаживаясь, как ошпаренный, на кровати. Сердце глухо стучало и отдавалось в висках. Ин Хо позволил ему себя спихнуть и так и остался лежать рядом на спине — он тяжело дышал с закрытыми глазами. На лбу у него еле заметно выступил пот — Ги Хун бы не разглядел его в полутьме, если бы до этого не чувствовал влагу на своей коже. Ин Хо зарылся пальцами в собственные волосы и тяжело сглотнул. Ги Хун продолжал шокированно сидеть, с не прекращающей сильно вздыматься грудью. Ин Хо явно был пьян. Ги Хун резким движением с отвращением утер чужую слюну со своей кожи. Может, Ин Хо его с кем-то спутал? Ги Хун вспомнил, как тот его назвал. Мой мальчик. Ги Хун не был мальчиком. Но мальчиком был… Мирэ? Кан Мирэ, который попал в беду, после чего Ин Хо решил налечь на алкоголь больше, чем себе позволял раньше. Кан Мирэ, который заставил Ин Хо волноваться. Кан Мирэ, с которым Ин Хо спутал Ги Хуна и стал его целовать.       К горлу поступила тошнота — неужели их связывали такие отношения?! Но это было просто немыслимо! Хотя, ради Мирэ Ин Хо ведь делал множество исключений. (Прямо как исключения, которые Ин Хо делал ради Ги Хуна). Из-за Мирэ Ин Хо волновался. (Прямо как когда Ин Хо волновался о Ги Хуне).       Мысли окончательно спутались, словно нити, которые поздно ночью распутывать ужасно не хотелось. После эмоционального потрясения на него нахлынула вселенская усталость. Но он больше не мог находиться в одной постели с Ин Хо, который его домогался… В голове все еще не вязались эти два понятия — Ин Хо и домогательства. Ин Хо и сексуальное влечение. Ги Хун никогда не задумывался об этом. Он видел его голым до этого, но никогда не допускал и мысли непотребного характера, ведь просто не мог представить Ин Хо в таком свете. Но сейчас возбуждённый мужчина лежал совсем рядом. Ги Хун мог не только видеть его возбуждение, но и чувствовать его в воздухе. На своей коже. Ги Хуну хотелось взвыть от произошедшего.       В ту ночь он досыпал оставшиеся часы в своей комнате. Некоторое время ворочался, поэтому сон выдался коротким. Джунгли ему более не снились.       На следующий день он совсем не выходил из комнаты, лишь однажды быстро сбегал на кухню за едой, но ел у себя. Ин Хо вновь приготовил ему его любимые блюда. Есть его еду не хотелось, но еще больше не хотелось готовить на кухне самому, находясь в постоянном опасении, что к нему спустится Ин Хо.       В эту ночь он спал намного хуже. Но он совсем не думал о произошедшем между ними — его сознание словно блокировало неугодные воспоминания, как оно часто делало с панической атакой. Днём он старался избегать Ин Хо, что у него, на удивление, вышло успешно. На коже он все еще порой ощущал фантомные прикосновения.       В следующую ночь он спал также плохо. Крутился и ворочался полночи, не находя себе места. Ему казалось, что он сходит с ума, ведь чувство, будто бы его организму чего-то не хватало, было невыносимым и откровенно странным. Он не мог успокоиться.       В третью ночь после целого дня игнорирования Ин Хо Ги Хун спал еще хуже.       Мирэ появился перед четвертой ночью и выглядел каким-то посеревшим, но в целом держался хорошо. Ги Хун при его виде неловко замер, не зная, что сказать. Да, он слегка волновался о мальчишке, но выразить своё волнение в словах не мог. Мирэ тогда улыбнулся, словно бы всё понял, и похлопал Ги Хуна по плечу, как он часто любил делать. Улыбка Мирэ почти заставила самого Ги Хуна улыбнуться в ответ. Он был в порядке, хотя и хватался иногда за бок, вероятно, за пулевое ранение. Смотря на Мирэ, у Ги Хуна в воспоминаниях невольно всплыли слова Ин Хо. Мой мальчик. Он не хотел думать об этом, не хотел представлять их вместе, как и спрашивать у Кана про их отношения. Слишком постыдным это казалось в глазах Ги Хуна, и не только потому, что Мирэ был мужчиной. Его терзало еще какое-то чувство, не подкрепленное никакими логичными доводами. Он не хотел разбираться в природе этого чувства.       Ночью приподнятое настроение полностью затмилось невыносимой бессонницей.       Пятая ночь в своей постели стала почти пыткой. Он так привык хорошо спать, что бессонница сейчас ощущалась совсем как новая и всё стремилась добить его пошатанное здоровье. Ги Хун стал откровенно уставать.       Вечером после очередной неспокойной ночи Ги Хун был в библиотеке. Он бывал тут часто в последнее время, коротая часы за очередной книгой. Он подошёл к своей излюбленной полке — он часто брал книги именно отсюда. В этот раз Ги Хун пошёл по своему обычному маршруту — вдоль первой полки, следя глазами за корешками книг, стараясь выловить что-то интересное. Первые два ряда он скучающим взглядом пропустил — многие он запомнил с предыдущих поисков книг для чтения, к некоторым присматривался, но не брал. Когда он проходился по третьему ряду, взгляд его вдруг зацепился за темно-зелёную обложку какой-то книги. До этого он, вроде бы, ее не видел… Но может, и просто забыл о ней, всё же здесь было нескончаемое количество книжек, и забыть, как выглядела одна из них, было легко.       Ещё одной особенностью было то, что на корешке и обложке не было названия. Лишь имя автора — Наби. Ги Хун хмыкнул, разглядывая незамысловатое оформление — посреди обложки была нарисована морда тигра. Его очертания были вдавлены в обложку, и Ги Хун медленно провел по тиснению пальцами, прослеживая его фигуру. На секунду стало не по себе, ведь в последний раз, когда Ги Хун видел тигра, случилось что-то из ряда вон выходящее. Но любопытство узнать, что это была за безымянная незнакомая книга, перевесило опасения, и Ги Хун открыл книжку.       Название было написано красивым каллиграфическим почерком: «Во власти тигра». Ги Хун нахмурился и пролистал несколько страниц, вчитываясь в некоторые строчки. Кажется, в книге шла речь о какой-то бедной девушке, которая по воле случая познакомилась с богатым состоятельным мужчиной. Но не просто познакомилась — он её заманил какими-то обещаниями… Ги Хун не успел прочитать подробнее, когда услышал еле слышный скрип двери библиотеки. Он тут же сунул книгу за спину, отчего-то опасаясь, что Ин Хо увидит, что он читает.       — Ужин остывает, — сказал Ин Хо и оглядел всего Ги Хуна, пока тот неловко замер в одной позе. Да, они вновь стали есть вместе — Ги Хун все еще старался не разговаривать и отводил глаза, но потихоньку напряжение отступало.       — Я приду, — и Ин Хо тут же вышел, оставляя испуганного внезапным появлением Ги Хуна наедине с найденной книгой. Он тут же сунул ее обратно в полку к остальным, но напоследок, выходя из библиотеки, обернулся, бросая осторожный взгляд в её сторону.

***

      Маска была готова — с такими словами его с утра подловил в коридоре Ин Хо. В его руках была аккуратная деревянная коробочка тёмно-бордового цвета, который в некоторых местах переходил в глубокий черный. Ги Хун бы подивился красоте, если бы не внезапное чувство пустоты и неминуемости, которое им овладело, когда после завтрака Ин Хо сказал ему ее примерить. Ги Хун пристроил коробку на столике просторной гостиной и немеющими пальцами открыл крышку.       Маска аккуратно лежала в окружении мягкого обивочного материала — смотрела на него своими пустыми глазницами и просила надеть. Ги Хун почти почувствовал запах крови, исходящий от «раны». Он несмело коснулся поверхности маски и провел пальцами сначала по мелким трещинкам, ощущая их текстуру, а потом добрался до самой глубокой трещины, сменил указательный палец на большой и провел с нажимом, чувствуя каждую возвышенность. Трещина внутри была более шершавой, хотя текстура иногда заменялась на гладкую, как остальная поверхность маски.       Сочность бордового цвета поражала, а градиент был таким же приятным и эффектным, как и оформление коробки. Интересно, сколько же стоила такая тонкая работа, в которую мастер явно вложил усилия? Он не стал спрашивать.       Ин Хо незаметно подошел и встал сбоку сзади, немного наклонив голову, чтобы лучше видеть наклонённое к маске лицо Ги Хуна. Волосы Ги Хуна печально спадали ему на лоб, а на переносице залегла обеспокоенная складка.       — Возьми её в руки, — приказал Ин Хо особенно низким голосом. Ему очевидно нравилось и не терпелось увидеть мужчину в его маске.       Ги Хун, сглотнув внезапно вязкую слюну, осторожно достал маску из плена мягкой темно-красной обивки и повертел в руках. Резинки с застежкой были белыми, как и большая часть маски.       Отчего-то все вокруг словно потеряло своё значение, а время почти невыносимо замедлилось. Тишина пустого дома была оглушающей. Сейчас, в залитой солнцем из панорамных окон гостиной, присутствие Ин Хо позади ощущалось еще явственнее, а дорогая текстура маски в руках обжигала. Ги Хун стоял неподвижно, не в силах наконец примерить её.       Спустя несколько мгновений Ин Хо медленно забрал маску из его рук в свою ладонь и задумчиво провел большим пальцем по очертаниям нижней губы. Ги Хун почти почувствовал это прикосновение, словно тот касался его реального лица. Лица мужчины было не разглядеть, поэтому Ги Хун немного повернул голову, встречаясь с ним взглядами. Равнодушие? Неприязнь? Предвкушение? Ги Хун не мог разобрать исходящего от него чувства. Ин Хо перевел взор с чужих глаз ниже — к губам. Буквально на секунду, но Ги Хун заметил и хотел отойти подальше, когда осознание близости мужчины стало ещё невыносимее. Но Ин Хо схватил его за талию и не дал отодвинуться. В ответ Ги Хун сжал его предплечье, наклоняя верхнюю часть туловища подальше от чужого тела. Он выгнулся в чужой хватке, теперь смотря на маску, которую Ин Хо стал приближать к его лицу.       Рука наконец отнялась от талии Ги Хуна, оставляя на белой рубашке помятость, и послышался тихий щелчок, когда Ин Хо надел на него маску.       Боясь открыть глаза, Ги Хун в тишине ожидал следующих действий или слов мужчины, но тот лишь молчал и смотрел. Ги Хун попробовал опустить лицо, но чужая рука тут же взметнулась, чтобы придержать за подбородок. Ги Хун невольно раскрыл глаза и встретился со взглядом напротив. Ин Хо смотрел со слегка приоткрытым ртом, неотрывно и цепко, он словно был заворожен, не мог упустить ни единой детали напротив. Ги Хун забыл, как дышать, когда тот провел кончиками пальцев по щеке маски — сразу вспомнилось, как тот целовал его неделю назад, и к горлу подступил горький ком. Ладонь Ин Хо тем временем теперь полностью легла на правую часть маски, ту самую, которая была чернее.       — Ты прекрасен, Ги Хун, — мягко сказал Ин Хо, он выдохнул эти слова, будто не мог совладать с собственным голосом, и это было так не похоже на него, настолько выбивалось из его обычного поведения, что Ги Хун почти поверил.       Мужчина тут же убрал чужую горячую ладонь со своей маски и опустил голову — в этот раз Ин Хо позволил это сделать.       — Увидел, что хотел? — спросил Ги Хун и почти вздрогнул от того, как искаженно между ними прозвучал его голос в тишине гостиной. Неестественно. Словно говорил не он, а кто-то другой.       — Я бы хотел сфотографировать тебя, — ответил Ин Хо, и Ги Хун увидел, как тот стал доставать телефон. Первой мыслью было отказаться, но с другой стороны, так хотя бы не заставят надевать маску вновь.       Ин Хо улыбнулся в ответ на молчаливую покладистость и сделал фото, когда Ги Хун посмотрел в объектив. Оценив результат, он одобрительно кивнул и убрал телефон.

***

      Ги Хун всерьез обеспокоился своим психическим состоянием, когда уже в который день ночевал в своей комнате и не мог отдыхать. Совсем. Ему стало ещё хуже, чем было во время прошлой бессонницы. Чай и прогулки не помогали, он даже стал заниматься в тренажёрном зале, чтобы возвращаться истощённым и засыпать моментально. Но ему откровенно чего-то не хватало. Он чувствовал это на клеточном уровне. Уставший мозг страдал, он не мог расслабиться ни днем, ни ночью, и мужчина стал бояться, что скоро начнёт видеть галлюцинации. Он слышал что-то такое о последствиях отсутствия сна, когда люди начинали видеть вещи, которых на самом деле нет.       Поэтому в один момент Ги Хун решил, что с него достаточно. Совесть, ненависть к себе, отвращение к тому, что он собирался сделать, уносили его мысли куда-то далеко, в дебри самокопания и потерянности. В тот день он был сам не свой, и Ги Хуну показалось, что Ин Хо уже знал, что собирался сделать Ги Хун сегодня ночью. Где он впервые за долгое время собирался провести ночь.       Ужин, который, как обычно, приготовил Ин Хо, прошёл так же, как всегда. Пришёл даже Мирэ, который теперь выглядел намного лучше, держался как ни в чем не бывало и продолжал порой подшучивать над отношениями Ги Хуна и Ин Хо. В этот раз такие шуточки Сона не заботили — он настолько хотел спать, что мечтал поскорее забраться под тёплое одеяло. Мечтал и корил себя всеми возможными словами.       Ин Хо почти не изменился в лице, когда увидел Ги Хуна на пороге своей комнаты спустя час после ужина. Он выглядел помято и устало — опирался на косяк двери, молча взирая на полусевшего на кровати Ин Хо. Мужчина ничего не сказал тогда, а лишь приглашающе откинул край одеяла, чем Ги Хун тут же воспользовался, с облегчением и тяжелым горьким чувством забираясь в постель.       Лежа в окружении успокаивающего запаха, Ги Хун с глубочайшей растерянностью, но и счастьем, почувствовал, как на его уставшее сознание опускалась желанная сонливость, готовая перерасти в полноценный сон. Ги Хун лежал в полуметре от Ин Хо, даже не стараясь отодвинуться. Слишком велико было истощение, чтобы волноваться о враге рядом с ним. Даже когда Ин Хо придвинулся ближе. Даже когда его дыхание почти коснулось кожи Ги Хуна.       Все, что сейчас было важно, — это теплота постели, терпкий запах, окутывающий и согревающий его получше всякого одеяла. В своей кровати Ги Хуну было холодно и одиноко; сейчас он чувствовал себя согретым и успокоенным. Почти в безопасности. Мозг стал приятно отключаться, и последнее, что почувствовал Ги Хун, была чужая рука, собственнически обвивающаяся вокруг его талии.