Во власти тигра

      Спать с Ги Хуном в одной кровати должно было стать наградой за терпение Ин Хо, который так давно мечтал иметь Ги Хуна у себя под боком. Но в реальности его же действия обернулись против него. Ин Хо сводило с ума присутствие Ги Хуна само по себе, но когда тот лежал с ним в одной постели, такой мягкий, теплый и загнанный, Ин Хо не мог просто уснуть. В первую ночь Ги Хун лежал спиной к нему и жался на край кровати. Ин Хо мог чувствовать исходившее от Ги Хуна напряжение, запах его шампуня и тела. Но Ин Хо не предпринимал попыток ничего сделать. Он лежал, смотрел на напряженную спину своего Ги Хуна и представлял, как когда-нибудь в будущем сможет в любой момент прижаться сзади, поцеловать тонкую, но крепкую шею, скользнуть рукой вперед к чужому члену, чтобы почувствовать, как его Ги Хун возбуждается от его ласки. Когда-нибудь он получит в свое распоряжение тело Ги Хуна в том смысле, о котором он мечтал еще с момента, когда Ги Хун только попал в его руки в двадцатом году. А сейчас он мог только фантазировать и лишь иногда давать волю рукам и словам.       Но больше всего его очаровывало то, как Ги Хун реагировал на его похвалу. Лишенный родных и друзей, подавленный своим поражением, Ги Хун так загорался, стоило Ин Хо его похвалить, словно хватался за последнюю соломинку комфорта, который мог предложить ему другой человек. Ин Хо видел, что Ги Хун ненавидел себя за это, мило злился и отворачивался, но даже не подозревал, что такое поведение лишь подстегивало Ин Хо действовать дальше. Когда месяц назад в вертолете Ги Хун впервые так отреагировал на его слова, — «очень хорошо, Ги Хун», — Ин Хо понял, что не просто выиграл себе Ги Хуна, а победил эту жизнь.       После этого он взял за привычку и дальше хвалить его.       Ги Хун был идеален — его строптивый, сладкий Ги Хун, которому хотелось, чтобы его хвалили. Пока он сам себе этого не признавал, но Ин Хо позаботится о том, чтобы раскрыть настоящий потенциал своего мальчика. Тот должен был принять тот факт, что был создан, чтобы быть под Ин Хо и подчиняться ему, подставляться под каждое прикосновение и просить Ин Хо дотронуться до него; стоять на коленях под столом в кабинете с его членом во рту, пока Ин Хо работал…       Ин Хо прервал поток своих мечтаний, медленно и тяжело выдохнул, когда почувствовал, насколько возбудился от одних только мыслей, словно ему снова было восемнадцать лет. Только Ги Хун заставлял Ин Хо чувствовать себя так. Ни один живой человек не жил в его голове и сердце, кроме него. Ни один человек не вызывал в нем животное желание обладать, безоговорочно присвоить, посадить в закрытую комнату и не давать никому, кроме Ин Хо, даже смотреть на него. И тем более касаться.       Именно потому, что он не хотел, чтобы его ненаглядного кто-то трогал, Ин Хо решил снять мерки для будущего костюма Ги Хуна сам. Недавно в его кабинете Ин Хо поведал своему Ги Хуну про приближающийся званый ужин в дорогом ресторане Сеула, на котором будут присутствовать большие люди Кореи. Это было прекрасное место для поиска инвесторов, потому что главным атрибутом ужина был обязательный дресс-код, включающий в себя маску. Именно подобные мероприятия и были одним из способов поиска людей, готовых платить большие деньги за то, чтобы наблюдать за Игрой. Дабы посетить мероприятие такого уровня, его Ги Хуну нужен был подходящий костюм. Ин Хо бы не стал терпеть, чтоб Ги Хуна трогал портной — даже для снятия мерок, — и, к тому же, Ин Хо собирался сделать это подарком, поэтому мерки надо было снять тайно.       Ин Хо держал в руках блистер снотворных таблеток. Четкими и бесстрастными движениями он достал две штуки, кинул их в чай Ги Хуна и размешал. Ги Хун очень любил чай с имбирем и медом, что шло Ин Хо на руку — горьковатый вкус имбиря не позволит специфическому вкусу таблеток так легко угадываться на языке. Он намеренно сделал чай крепче, чем обычно. Ин Хо делал чай для своего мальчика каждый вечер, поэтому тот не мог ничего заподозрить. Они собирались поужинать после того, как Ги Хун вернется с прогулки в небольшом парке рядом с домом. Каждый раз, когда он возвращался с улицы, он приятно пах свежестью и листвой, поэтому Ин Хо доставляло еще большее удовольствие помогать тому снимать с себя верхнюю одежду. Ги Хун в такие моменты всегда морщился и спешил убраться подальше, пока Ин Хо вешал его куртку.       Время близилось к девяти вечера — обычно в этот час Ги Хун возвращался с прогулки, поэтому Ин Хо поспешил к входной двери, чтобы встретить своего чудесного мальчика. Тот, однако, немного задерживался, и Ин Хо пожалел, что заварил чай так рано. Было бы совсем неприемлемо, если бы Ги Хун пил остывший чай. Придется добавить немного горячей воды, слегка разбавляя любимый Ги Хуном вкус. Ин Хо хотел, чтобы для него все было идеально.       Ин Хо услышал шаги снаружи и поспешно поднялся с кресла. Подошел к двери, чтобы встретить, и на его лице расцвела улыбка еще до того, как в дверном проеме показалось лицо Ги Хуна.       — Как прогулка?       — Была бы лучше, если бы ты разрешил мне уходить дальше, чем на десять метров, — процедил Ги Хун, стянувший с себя куртку еще на улице. Он закинул ее в открытый шкаф и прошел мимо Ин Хо, даже не посмотрев на него. Ин Хо в момент, когда тот обходил его, втянул носом воздух, чтобы наполнить свои легкие запахом Ги Хуна, по которому успел изголодаться за те несколько часов, что не видел его. Грубость Ги Хуна его не заботила. Когда-нибудь он будет также язвить и плеваться оскорблениями, но с его членом глубоко в себе, пока не потеряется в удовольствии настолько, что растеряет всю свою колкость и будет лишь бездумно и жадно подаваться навстречу бедрам Ин Хо. С такими оптимистичными мыслями мужчина прошел за Ги Хуном на кухню.       Пока тот мыл руки, Ин Хо подлил немного горячей воды в заварочный чайник. Он четко рассчитал объем снотворного на то количество чая, которое нальет Ги Хуну. Он уже выучил, сколько обычно он ел и пил, и следил за тем, чтобы тот питался хорошо. Для этого он приказал Мирэ делать ежедневные отчеты о том, что ест Ги Хун, пока Ин Хо нет дома. Им еженедельно привозили свежие фрукты и овощи, мясо от лучших фермеров Кореи и любимые сладости Ги Хуна, который, как оказалось, был тем еще сладкоежкой.       За столом царила привычная тишина. Они, конечно, часто разговаривали, но в этот раз Ин Хо видел, что Ги Хун не в духе. Его прелестного мальчика всегда волновало так много всего — он забивал свою голову ненужными вещами. Он был таким самоотверженным, готовым на многое ради других людей, и из-за этого попал в его руки, словно наивный зверь в когти хищника.       Ин Хо любил готовить для Ги Хуна его любимые блюда. Он медленно ел чаджанмен, который сам не очень любил, но все равно часто готовил для удовольствия его Ги Хуна. Тот всегда сметал лапшу с тарелки за рекордные сроки. Ги Хун изредка даже благодарил Ин Хо за еду, и в такие моменты в его груди словно загорались тысячи огоньков — он чувствовал настоящее счастье, что порадовал Ги Хуна. Даже если он бросал благодарность так, словно не имел ее в виду, а говорил для галочки и из вежливости, Ин Хо ценил и лелеял в памяти такие моменты.       Ги Хун как обычно быстро расправился со своей порцией, и Ин Хо придвинул ему налитый чай. Ги Хун выпил все до капельки и даже налил еще. Хорошо. Он точно не проснется, пока Ин Хо будет делать свои дела. Ги Хун отставил чашку и облизал губы, немного склонил голову и встал из-за стола. Препарат начнет действовать только через четверть часа, поэтому Ин Хо не торопился ни со своей порцией, ни с уборкой кухни. Тем более, когда его чудесный мальчик убрал за собой всё лишнее со стола.       Спустя тридцать минут Ин Хо стоял напротив своей комнаты, готовясь к тому, чтобы провести вечер в компании безвольного, податливого тела его Ги Хуна. Он чувствовал, что самообладание может его подвести. Однако, когда он зашел в свою комнату, Ги Хуна там не оказалось. Ин Хо крепко сжал ручку двери в кулаке до белых костяшек. Ги Хун обычно проводил все свое время у себя в комнате и приходил в постель Ин Хо только ровно ко времени сна. Ни минутой раньше. Вероятнее всего, он поднялся в свою комнату и занимался своими делами, когда внезапно на него напала сонливость и он заснул.       Ин Хо попытался открыть высокую дверь, ведущую в комнату Ги Хуна, но та не поддалась. Тот и правда любил закрываться у себя в комнате, в надежде скрыться от внимания Ин Хо, и хотя он часто позволял ему это делать, в нынешней ситуации это стало проблемой. Замочной скважины у двери не было, она закрывалась и открывалась лишь изнутри. Это было личным упущением Ин Хо — ему стоило позаботиться об этом раньше и заменить дверь на незакрывающуюся. Теперь ему придется либо выломать замок, либо отложить свои планы и повторить в другой раз.       Ин Хо простоял в раздумьях у двери несколько минут. За этой дверью лежал его Ги Хун, которого так хотелось поскорее побаловать подарком, и все, что его отделяло от него, это кусок дерева. Неприемлемо. Ин Хо достал из кармана телефон и набрал Мирэ.       — Мне нужна новая дверь, идентичная двери в комнате Ги Хуна. Прямо сейчас.       — Будет сделано, сэр. Ох и не завидую я господину Сону! — хихикнул Мирэ, прежде чем Ин Хо повесил трубку.       Ин Хо развернулся и сделал несколько шагов назад. Повернулся, приготовился к рывку и кинулся на дверь, врезаясь в нее плечом. Та хоть и не открылась, но ощутимо прогнулась, и послышался характерный хруст. Ин Хо повторил прыжок, а потом еще раз, и, когда дверь стала совсем хлипкой, он одним мощным ударом ноги распахнул ее. От замка ничего не осталось, дверь — с длинной трещиной.       Ин Хо поправил рубашку, быстрым движением головы откинул назад волосы и перешагнул через порог. Он подошел к изножью кровати и замер, тяжело дыша после физического напряжения. Ги Хун лежал на животе, совсем не потревоженный жутким шумом, который создал Ин Хо. Рядом с его безвольной рукой лежала раскрытая книга. Мужчина облизнул губы от этой трогательной беспомощности и приготовился взять Ги Хуна на руки. Он перевернул его на спину и завел руки под его колени и плечи, поднимая безвольное тело.       Прижимать Ги Хуна к груди было бесценно, как и чувствовать одуряющее тепло, исходившее от него. Ин Хо поцеловал макушку Ги Хуна и зарылся носом ему в волосы, пока осторожно нес его к себе в постель. Для начала, он усадил его спиной к изголовью, чтобы удобнее было стягивать футболку. Ин Хо низко простонал, когда его взору открылся голый торс Ги Хуна — тот был так прекрасно сложен, его идеальный мальчик, с идеальным телом. Ин Хо хотелось провести по его груди ладонью, попробовать на ощупь крепость его грудных мышц, дотронуться до розовых мягких сосков. Еле сдерживая себя, Ин Хо снял с Ги Хуна штаны и сложил их в сторону к футболке.       Ин Хо сходил с ума от близости голого тела Ги Хуна — тот даже и не мог представить, каких сил ему стоило не показывать своего желания, когда они соревновались в бассейне несколько дней назад. Ги Хун был настолько сосредоточен на победе, а потом так расстроен поражением, что, к счастью, не заметил как к концу их заплывов был напряжен член Ин Хо в трусах.       Потянув мужчину за ноги, Ин Хо уложил его ровно на середину кровати и вынул мерную ленту из кармана. Теперь дело было за малым — снять все необходимые мерки, одеть Ги Хуна и уложить его обратно.       Он записывал в телефон размеры обхвата шеи, груди, и талии, ширину груди и спины и все остальные нужные мерки. Обхват бедер он намеренно уменьшил, уже предвкушая, как новый костюм будет выгодно сидеть на шикарной заднице Ги Хуна. Некоторые замеры делать было труднее, ведь в идеале человек должен был находиться в вертикальном положении. Особо пришлось повозиться с ростом Ги Хуна, но в конце он был доволен результатом. Ин Хо любовно провел ладонью по ноге Ги Хуна от щиколотки до самых ягодиц, наслаждаясь каждым участком его кожи, ощущая расслабленные мышцы под пальцами. Его Ги Хун был таким правильным во всех нужных местах: талия мужчины была просто создана, чтобы держать ее в руках, как и его зад. Ин Хо всегда любил таких мужчин — с крепким, но не слишком накачанным телом, в котором явно угадывалась мужская сила. Но его Ги Хун был идеальнее всех предыдущих мужчин, с которыми был Ин Хо, они не шли с ним ни в какое сравнение.       Теперь, когда с мерками было покончено, Ин Хо нерешительно замер над Ги Хуном. Эта ситуация напоминала ему моменты на острове, когда он следил за спящим мужчиной. Он погрузился в воспоминания, которые по сей день преследовали его во снах.       В большом зале после отбоя царил полумрак, нарушаемый лишь большими светящимися знаками круга и креста на полу. Ги Хун, выбрав самое дальнее и уединенное место своей временной кроватью, беспокойно спал, пока на ночном дежурстве стоял кто-то другой. Он тихо посапывал, глаза под веками неустанно дергались, выдавая тревожное состояние.       Ин Хо, ранее тихо выскользнув из своей кровати, стоял над телом Ги Хуна, в неполной темноте угадывая форму мужчины. Его уставшее лицо с аккуратными морщинками, слегка приоткрытый рот и растрепанные больше чем обычно волосы заставили Ин Хо сжать кулаки, чтобы не наброситься на него прямо сейчас. Он любил наблюдать за ним, пока тот спал, — Ги Хун был таким уязвимым и мягким, что рука иногда сама тянулась к его открытой теплой шее. Как было бы чудесно положить свою широкую ладонь на его кожу, сжать, почувствовать биение сонных артерий и держать руку до тех пор, пока бьющийся в его хватке Ги Хун безвольно не обмякнет. Глаза его обязательно закатятся в последний момент, рот будет рефлекторно широко открыт, показывая розовый мягкий язык.       Язык Ги Хуна был поистине соблазнительной частью его тела, это Ин Хо решил для себя еще с первой Игры, в которой участвовал Ги Хун. То, как Ги Хун лизал печенье дальгона, навсегда засело в памяти Ин Хо и стало причиной его неприличных снов. Он мечтал поставить Ги Хуна в ту же самую позу, в которой тот находился, пока пытался вырезать нужную фигуру. На четвереньках, с высоко поднятой задницей и глубоко дышащий, он был олицетворением слова искушение. Во время той игры Ин Хо, сидя в небольшой комнате с экраном, испытал оргазм такой силы, что с ним не сравнится никакой предыдущий. Звуки, что издавал Ги Хун, не были похожими на те, которые должен издавать человек во время борьбы за выживание. Те вздохи и неровное, прерывистое дыхание, были настоящим непотребством, словно его крепко трахали и не давали кончить уже несколько часов.       Ин Хо сжал себя сквозь ткань темно-зеленых штанов, облизывая пересохшие от фантазий губы. Интересно, что бы сказал Ги Хун, узнай он о том, какие мысли посещали голову его друга? В какой гримасе бы исказилось его милое лицо? В выражении отвращения, обескураженности, смятения? Ин Хо, в общем-то, было не принципиально. Ему бы понравилась любая реакция, он бы в любом случае сделал то, что хочет, несмотря на мольбы и крики, ведь в его фантазиях Ги Хун всегда хотел его в ответ, но боролся. Сопротивление наоборот ему было по нраву — его прекрасный, милый Ги Хун со строптивым характером был чудесен и в гневе, и в слезах. О, как бы он хотел еще раз увидеть, как плачет его Ги Хун. Как он содрогается от горечи потерь, зажмуривается от отчаяния и всхлипывает от боли — не обязательно физической. Ему было интереснее наблюдать за его моральными страданиями, нежели телесными. Хотя, конечно, любая ссадина лишь украшала его прелестного Ги Хуна, любой след из крови на лице подчеркивал его измученность.       Ин Хо в ту ночь зашел дальше, чем обычно себе позволял. Он склонился над Ги Хуном, ухватившись за верхнюю кровать. Стоял так несколько секунд, пока не проиграл в битве с самим собой и не опустился на колени, воровато оглянувшись по сторонам. Он бы не хотел раскрывать свое отношение к Ги Хуну прежде, чем посадит того на крючок. Вблизи Ги Хун был еще более соблазнителен, Ин Хо стиснул зубы от досады, что не мог касаться своего мужчину так, как хотелось бы. Он осторожно подсел на край кровати и оперся руками по обе стороны от головы Ги Хуна. Наклонился ниже над телом и остановился на уровне его груди. Осторожно коснулся носом и провел несколько раз по ткани футболки вокруг правого соска. Осторожно, еле дыша, коснулся мягкой бусинки губами, проводя ими вверх и вниз несколько раз. Наконец тяжело выдохнул, обдавая Ги Хуна горячим дыханием, и переместил голову выше, на уровень ключичной впадины. Один глубокий вдох дурманящего аромата его тела заставил член напрячься еще больше. Ин Хо провел носом вверх по шее Ги Хуна, и тот умилительно нахмурился, что-то невнятно сказал во сне и отвернул голову в сторону от Ин Хо, открывая ему свою шею. Ин Хо сдержал стон удовлетворения от открывшегося ему вида. Даже бессознательно его Ги Хун открывал для него такое беззащитное место, рождая у мужчины желание провести языком от основания шеи наверх, попробовать на вкус его светлую оливковую кожу, его уязвимость и страх.       Нос Ин Хо щекотали короткие волосы за ухом Ги Хуна, пока он наслаждался его неповторимым запахом. Рука мягко проводила по волосам, аккуратно перебирая их, пока Ин Хо боролся с порывом приникнуть к местечку за ухом губами. У Ги Хуна был слишком чуткий сон, чтобы рисковать дальше. Он в последний раз вдохнул его аромат и отстранился, заставил себя обрести контроль над собственным телом, восстановить порушенное Ги Хуном самообладание.       Это было тогда — казалось, что прошло уже так много времени, но в реальности почти два месяца. Отличие было в том, что Ги Хун мог проснуться, а сейчас спал как убитый.       Ин Хо облизнул губы, взвешивая все «за» и «против». Он безумно хотел попробовать Ги Хуна прямо сейчас, испытать наконец то единение с ним, которое заставит Ин Хо почувствовать себя самым живым человеком на планете. Хотел погрузиться в него, раствориться и заглушить наконец зверя, который рвал и метал внутри, наконец взять то, что принадлежит ему.       Но он не хотел, чтобы это произошло так просто. Он хотел выжидать, заманивать жертву к себе, в свою ловушку, сотканную из сладких слов и комфорта. Ин Хо хотел, чтобы Ги Хун знал, кто его берет, чтобы сам хотел этого, чтобы стонал громче его самого, чтобы метался по постели от удовольствия и оставлял на теле Ин Хо царапины и синяки в ответ на его грубые ласки.       Ин Хо в тот поздний вечер не позволил себе зайти слишком далеко. Вначале он склонился над Ги Хуном, чтобы расцеловать все его лицо. Тонкие губы коснулись каждого сантиметра кожи, он целовал щеки, нос и лоб, оставил осторожные поцелуи на опущенных веках и мягко укусил за слегка колючий подбородок. Все получило его внимание, кроме губ. Ин Хо долго и томно смотрел на них, но решил оставить этот соблазн на потом. Когда-нибудь он будет целовать эти губы, и они будут распахиваться ему навстречу. Ин Хо перевернул Ги Хуна, уселся тому на бедра и наклонился над ним, чтобы зарыться носом в его волосы. Он боялся, что сойдет с ума от желания. Его член уже давно был полностью твердым в деловых брюках, которые до боли стесняли его размер. Он чувствовал, как мокнет белье от естественной смазки, но не собирался снимать с себя одежду. Устроившись удобнее, он полностью лег на Ги Хуна верхней частью тела, а колени подогнул, чтобы удобнее было толкаться вниз, в горячее тело под собой.       Первое движение бедер было сродни восхождению на небеса — упругий зад мужчины был идеален для того, чтобы тереться об него. В меру мягкий, он заставлял член Ин Хо истекать все больше с каждым толчком. Ин Хо тяжело дышал в затылок Ги Хуна, целовал его кожу, облизывал и покусывал, черные волосы лезли ему в рот и глаза, но он лишь низко стонал и наслаждался своим Ги Хуном. Запах его забился глубоко к нему в легкие, заставляя их работать на полную, чтобы навсегда впитать в себя чужой аромат. Линия волос Ин Хо взмокла от натуги, капельки пота собирались над верхней губой, и он их слизывал, не переставая тереться пахом о Ги Хуна. Рукой он то бродил по талии мужчины, то поднимался вверх, чтобы слегка сжать его волосы, но никогда не убирал ее с желанного тела, не разрывал контакта, ведь ему казалось, что стоит это сделать, и Ги Хун, его милый Ги Хун, растает, и все это окажется очередным мокрым сном. Прикосновений было так мало и так много, одежда Ин Хо злостно мешала ему, создавала раздражающий барьер между их телами, но он был тверд в намерениях не заходить дальше этого. Весь спектр ощущений он хотел испытать, когда Ги Хун будет в сознании.       Его Ги Хун лишь сладко сопел в подушку, изредка вздыхал и хмурился, но признаков того, что он собирался очнуться, не было никаких. Он был в полнейшем неведении о происходящем, и будет оставаться таким поутру, — последней вещью, которая довела Ин Хо до пика, была мысль о том, что Ги Хун проснется завтра как ни в чем не бывало, не будет даже подозревать о том, что делал с ним ночью Ин Хо. По-прежнему спустится на кухню, буркнет недружелюбно приветствие и будет спокойно есть завтрак напротив. И только Ин Хо будет знать, каково это, прижиматься так близко к телу, о котором видишь сны, и легко покусывать чужую шею, чтобы не осталось следов.       Ин Хо содрогнулся и открыл рот в немом стоне, толкаясь еще несколько раз. Он обмяк, отдыхая от безумного и такого желанного оргазма и восстанавливая порушенный самоконтроль. Ги Хун и вправду имел слишком большую власть над ним и даже не подозревал об этом.       Когда штаны и футболка вновь были на Ги Хуне, а один из верных подчиненных оперативно заменил сломанную дверь, Ин Хо бережно поднял мужчину на руки и отнес обратно в его комнату, положил на живот и поправил рядом лежащую книгу.       Закрывая новую дверь, идентичную старой, Ин Хо раздумывал о том, что теперь, вкусив Ги Хуна и познав то, насколько с ним хорошо, он обязательно скоро захочет еще.       Это означало одно — ему надо было действовать немного радикальнее и смелее.