Во власти тигра

      Просыпаться с тяжелой головой было не то чтобы непривычно для Ги Хуна. Когда он страдал от бессонницы и засыпал лишь под утро на пару часов, предварительно выплакав все слезы, голова его была почти так же тяжела и туманна, как сейчас. Но теперь, помимо этого, он проснулся с размытым и пугающим чувством, что стряслось что-то ужасное.       Он тяжко разлепил глаза и уставился на высокий потолок, пытаясь собрать воедино мысли, потирая голову в месте, где она особенно болела. Ги Хун отчётливо помнил, что вчера состоялась его поездка в Сеул, где он поехал… в парикмахерскую? Мужчина пропустил меж пальцев свои волосы, вытянув их и сверив длину. Да, точно. Потом он поехал в ресторан. Ги Хун вспомнил, как ужинал дорогой едой и пил изумительное вино — никогда ещё он не ел подобной еды и, хоть и не хотелось этого признавать, но он действительно наслаждался ей.       Однако чем дальше поток его беспокойных мыслей уносился вперед, тем более расплывчатыми они становились. Словно теряли очертания и размывались — вероятно, на него так подействовал алкоголь. В своей жизни он пил не раз, и порой даже слишком много, но назвать себя устойчивым к алкоголю он не мог.       Ги Хун перевернулся на другой бок, потягиваясь и зевая. Несмотря на то, как расслабились его мышцы после этого, он всё ещё ощущал неясную тревогу в груди. Ин Хо в комнате не было… Ин Хо. Взгляд Ги Хуна тут же сам нашел зеркало, которое было повернуто в сторону от кровати, и он вспомнил, как мерил костюм, который ему подарил Ин Хо. Далее поехал в этом костюме с мужчиной «на свидание», как тот сказал. Красная вспышка фейерверка за окном — соприкасающиеся ноги под столом, тепло чужого тела и нога Ги Хуна, подавшаяся навстречу… или нет? Нет-нет-нет. Он не мог сделать чего-то такого. Ин Хо вновь к нему приставал, как когда-то поздно ночью в этой самой кровати… а ещё, когда Сон примерял костюм, тот назвал его хорошим мальчиком. Но он не был Мирэ.       Ги Хун тяжело сглотнул и дыхание его на миг сбилось. Он резко сел, но тут же пожалел об этом — немолодой травмированный организм отозвался резкой болью в голове и слабостью во всём теле. Его повело вбок, и он вновь упал на кровать, оперевшись на один локоть. Перед глазами потемнело. Хороший мальчик. Господи. Руки Ин Хо на его теле — поглаживающие, сжимающие с жаром и похотью. Он касался его так неприлично. Сжимал его грудь, щипал за соски и… пытался поцеловать? Ги Хун почувствовал, как его мутит, и постарался выкарабкаться из кровати, чтобы добраться до ванной как можно скорее. И как его так сильно развезло от простого вина?       Следующие несколько минут он провёл, склонившись лицом над унитазом, дрожа и проклиная себя за то, что выпил столько вина. Он даже толком не помнил, сколько именно, но было понятно, что очень много. Пока его рвало, он совсем позабыл о предыдущих своих мыслях. Умывшись и еле приняв душ, при этом чуть не упав от головокружения, он вышел из ванной, укутавшись в одно лишь полотенце. Ги Хун не захватил одежды, как делал обычно, когда шел в ванную, и именно в этот раз Ин Хо решил нарушить свою рутину и не ждать Ги Хуна в столовой, а подняться в комнату.       Ин Хо сидел на диване, читая что-то на своем планшете, на столике перед ним стоял стакан воды и какие-то таблетки. Он поднял голову и отложил планшет, когда услышал Ги Хуна.       — Доброе утро, Ги Хун. Я принёс тебе аспирина, — Ин Хо улыбнулся, но мужчине вновь захотелось запереться в ванной и блевануть от взгляда, которым он его окинул. Сону стало отвратительно липко, словно он не искупался только что. Голова заболела пуще прежнего, Ги Хун сильнее завернулся в полотенце, проклиная себя за то, что не взял одежду. После произошедшего позавчера и вчера ему было страшно и некомфортно ещё больше, чем раньше. Он уже и не знал, что думать. Он отчаянно захотел перестать думать вообще. Зачем, ну зачем он вообще поехал с Ин Хо? Да плевать он хотел на какое-то наказание! Вначале Ги Хун задавался вопросом о том, что плохого было в поездке в Сеул. Теперь же он понял — плохо было то, как Ин Хо себя повёл. Чертов ублюдок, он его лапал! Он домогался до него, пока Ги Хун был пьян! Злость завладела его разумом. Ему в который раз за его жизнь здесь захотелось по-настоящему уничтожить Ин Хо, убить этого самоуверенного урода.       — Ты… чёртов ублюдок, ты меня домогался! — Ги Хун был готов напасть прямо сейчас, но его останавливало то, что он был без одежды. Он с силой сжал челюсть, кипя от негодования и омерзительных воспоминаний.       — Что? Что ты такое говоришь? — спросил Ин Хо с выражением такого оскорбленного достоинства, что Ги Хуну стало ещё хуже. Хван поднялся с места, поднимая руки в попытке успокоить Ги Хуна. — Как именно я это делал, если…       — Ты трогал меня. В машине, — прошипел он, одновременно вспомнив, что это всё происходило в присутствии Мирэ… захотелось провалиться сквозь землю от стыда.       — Да, я это отчетливо помню, Ги Хун, но…       — Тогда чего строишь из себя невинного?! — закричал он, перебив мужчину во второй раз.       — Потому что ты сам этого хотел, — Ин Хо, напротив, звучал уравновешенно и почти что спокойно. То, как он держал себя в руках, всякий раз выбивало из колеи. Ги Хун от возмущения на такое заявление сделал несколько яростных шагов к мужчине, но тот совсем не выглядел напуганным и остался твёрдо стоять. Кажется, в его взгляде даже скользнула тень умиления. Ги Хун неловко поправил полотенце на груди. — Разве ты не помнишь? Ты быстро возбудился от моих касаний, даже слишком для твоего возраста, — он сказал эти вещи так прямолинейно, что у Ги Хуна невольно перехватило дыхание от стыда. Он помнил тесноту в штанах и критическую близость руки другого мужчины рядом с промежностью. Это было унизительно.       — Я не… я не…       — Брось, Ги Хун. Не надо отрицать очевидного.       — Мне не было так уж приятно! Ты извращенец без тормозов, который не может держать руки при себе! — бросил Ги Хун первую фразу из тех, что беспорядочно крутились в его голове сейчас. Нет, зря он затеял этот разговор. Ин Хо в ответ рассмеялся своим низким, бархатистым смехом, чем заставил Ги Хуна злиться ещё больше и сжать кулаки на полотенце. — Ты настолько туп, что не мог сдерживать себя?       — Почему-то я помню совсем иную ситуацию. У меня прекрасная память, и я могу поведать тебе пару неоспоримых фактов, — Ин Хо теперь выглядел слегка разозлённым и сделал несколько шагов к Ги Хуну, и тот, к своему стыду, стал отступать назад. — Первый факт: ты был возбуждён, как подросток в пубертате. Второй факт: ты стонал, словно шлюха, пока я гладил твою маленькую грудь, и это совсем не было похоже на отказ.       Ги Хун подавился воздухом от этих слов — как, блять, он его назвал? Сон откинул все причины, по которым ему не стоило нападать на Ин Хо, и кинулся вперёд с кулаками. Ему даже удалось заехать ублюдку по лицу, прежде чем его ударили в ответ. В следующий раз чужой кулак прилетел точно в бок, заставляя Ги Хуна схватиться за него и взвыть от боли. Он отшатнулся в сторону, но быстро собрался и попробовал ударить еще — мужчина в этот раз не ожидал и не перехватил его руку, поэтому Ги Хуну вновь повезло попасть по его телу. Снова. В ответ разъярённый, но не показывающий этого внешне, Ин Хо нанёс ещё несколько ударов. Ги Хун как мог пытался спрятать жизненно важные места, отступая ближе к дивану, чтобы создать какое-то препятствие между ними. Лицо Ин Хо было до ужаса холодным, хотя глаза сверкали от ярости.       — Зря ты это делаешь, Ги Хун, — сказал Ин Хо с жестокой улыбкой, утерев себе кровь с разбитого лица тыльной стороной ладони. Ги Хун, хватаясь за больной бок, почти сжался — в этот момент ему стало по-настоящему жутко. Ин Хо стал обходить вокруг дивана, приближаясь к Ги Хуну.       Он, на самом деле, был с ним согласен. Голова теперь раскалывалась, тело саднило в нескольких местах, а полотенце стремилось соскользнуть. Именно в момент, пока Ги Хун его судорожно поправлял и отходил назад, Ин Хо нагнал его и толкнул к стене, прижимая. Ги Хун не смог ему противостоять в этот момент. Схватив за лицо, Ин Хо ударил его пару раз о стенку затылком — Ги Хуну оставалось только замычать в чужую ладонь, пытаться пнуть и поцарапать мужчину, но после второго удара перед глазами жутко поплыло.       — Будут ещё жалкие попытки драться или я могу продолжать говорить? — низко и злостно прорычал мужчина на ухо всхлипнувшему Ги Хуну, который безвольно повис между чужим телом и стенкой. — Какой же ты слабый и непослушный мальчик. Напрашиваешься на ещё одно наказание, верно? — Ин Хо убрал руку с лица мужчины и с силой оттянул чужие волосы, запрокидывая его голову назад, другой рукой сжимая бок.       Ги Хун издал тихий звук боли и почувствовал, как к глазам подступило ещё больше горьких слёз — он слабо дёрнулся и помотал головой. Сразу вспомнилось, как его у стенки в туалете зажимали коллекторы, и ещё множество подобных ситуаций в его жизни. Он никогда не мог толком постоять за себя.       — Сразу слёзы? Бедняжка. Ты ведь сам виноват во всём, что случилось, — сейчас тон Ин Хо был почти успокаивающим, хотя грубая хватка в волосах была в резком контрасте со словами. В животе Ги Хуна что-то шевельнулось от такого обращения, но одновременно взбунтовалось негодование. Как же он был виноват, если Ин Хо был тем, кто его трогал?       — Я не… виноват, — тихо сказал Ги Хун, морщась от жалобного звучания собственного голоса.       — Малыш, ты ведь сам подавал мне знаки, — сказал Ин Хо и медленно отпустил чёрные волосы, после чего позволил Ги Хуну опустить голову. Напряженная шея расслабилась, и он вновь всхлипнул. Ин Хо теперь прижимался к нему всем телом — полотенце до этого успело немного спасть, поэтому не прикрывало мужчине грудь. — Это началось ещё в ресторане.       — Неправда…       — А то, как ты давился наслаждением в машине? — Ин Хо, хоть и был немного ниже, сейчас был с ним на одном уровне — Ги Хун немного сполз по стенке вниз и теперь держался только благодаря груди Ин Хо, прижимающей его к твёрдой поверхности. Хван шептал всё это враньё ему на ухо таким убедительным тоном, что Сон стал сам сомневаться в собственных воспоминаниях. Но ведь он не мог… наслаждаться прикосновениями другого мужчины. Он не был гомосексуалистом!       — Если бы ты не хотел того, что я делал, ты бы не вёл себя так распущенно.       Ги Хун помотал головой, отрицая любое слово мужчины. Жуткий стыд пожирал его тело.       — Я не… — он всхлипнул и попытался оттолкнуться от стены, — я не пытался тебя соблазнить. Мне не нравится такое, я не хотел этого, я не хотел ничего из того, что ты делал! Перестань…       — Не ври сам себе, Ги Хун, — Ин Хо прижался горячими губами к местечку под ухом, мягко кусая. У Ги Хуна от отвращения и страха затряслись ноги. — Я отчётливо помню твой бедный вставший член. Представляю, как ты мечтал о том, чтобы я коснулся тебя там.       Ги Хун на словах о его эрекции и от ощущения чужих губ на коже стал извиваться сильнее, заставив Ин Хо сжать хватку вокруг его тела покрепче.       — Я не мог… не мог возбудиться… ты что-то подсыпал в еду. Или вино. Меня не привлекают мужчины…       — Ги Хун, не говори ерунды. Если бы я правда что-то сделал с едой, ты бы не слезал с моего члена всю ночь, — от этих слов сердце Ги Хуна неприятно сжалось. Стоило представить эту картину лишь на секунду, как его замутило. Но ведь мужчина был прав… если бы он намеренно отравил его, чтобы… заняться сексом… он бы это сделал. Но он не трогал его больше, когда Ги Хун его оттолкнул. Ин Хо лишь помог его безвольному телу раздеться, но не приставал… Неужели… мог ли Ги Хун правда…?       — Не говори такие вещи, ублюдок! — Ги Хуну хотелось его убить.       — Какие? Слово «член»? Малыш, иногда я забываю, что тебе пятьдесят, — Ги Хун кожей почувствовал чужой смешок, когда мужчина вновь поцеловал его, но теперь ещё ниже. — Хотя для своего возраста стонешь ты слишком уж хорошо.       — Нет, не говори обо мне так, словно я женщина! И отпусти меня наконец, мне дурно, — Ги Хуну правда поплохело ещё больше, чем после пробуждения. Места от тяжелых ударов придурка болели, в голове било набатом, а ноги слабели с каждой минутой.       Ин Хо в ответ вновь рассмеялся, но наконец отступил на полшага. Ги Хун тут же по инерции привалился вперёд к мужчине, а тот его с готовностью подхватил. Полотенце улетело на пол. Ги Хун держал голову опущенной, собираясь с силами — кажется, у него было легкое сотрясение. Но поддержка мужчины была ему противна, он слабо оттолкнул его от себя, пытаясь взять себя в руки.       — Ты не женщина, Ги Хун. Нет ничего зазорного для мужчины в том, чтобы получать наслаждение от ласки другого мужчины, — произнёс Ин Хо снисходительным тоном, наблюдая за голым Ги Хуном, пока он пытался совладать со своим телом.       — Для гея — нет. Но я люблю только женщин! — он нагнулся за полотенцем как можно скорее. Ин Хо в этот момент молчал, и Ги Хун уже было подумал, что он успокоился. В этот самый момент его грубо и сильно толкнули на пол — Ги Хун свалился на четвереньки, больно ударяясь локтями, вслух проклиная Ин Хо.       — Пока ты будешь продолжать отрицать свою настоящую сущность, ты не сможешь спокойно жить. И ты ведь не думал, что я спущу тебе с рук твоё поведение? — говорил Ин Хо, медленно обходя вокруг Ги Хуна. От резкой смены положения тела в пространстве его затошнило сильнее — кажется, ещё секунда, и его вырвет. — Я не сделал абсолютно ничего плохого, принёс тебе аспирина… А ты накинулся на меня, словно собака.       Ги Хун, давясь вздохами боли, стал отползать вглубь комнаты к двери, пытаясь одновременно встать. Ин Хо толкнул его ногой и, вновь схватив за волосы, приложил головой об пол. В ушах зазвенело, и он на секунду даже отключился, а когда очнулся, лежал носом в пол. Слёзы сами собой полились из глаз — он зажмурился, вскрикнул и свернулся в калачик, когда его пнули в бок.       — И за что же ты так мне отплатил? За то, что сам и провоцировал меня в машине. За то, как часто побуждал меня тебя наказать… Мне стоило преподать тебе урок ещё раньше, — Ин Хо схватил его за волосы и поднял за них. Ги Хун зашипел и схватился за чужие руки, судорожно стараясь встать на колени, чтобы облегчить боль. — А теперь ревёшь, будто жертва здесь ты.       — Я ниче… я ничего не сделал, — слабым голосом вымолвил Ги Хун, открыв наконец заплаканные глаза и глядя на Ин Хо с неприкрытой ненавистью. Мужчина покачал головой и цыкнул. В следующую секунду Ин Хо отпустил его волосы и тут же дал звонкую, тяжёлую пощёчину. Ги Хун вскрикнул и завалился на бок, резко и больно опираясь руками о пол. В ушах вновь звенело, а щека загорелась от грубого шлепка.       — Мне нужно повторять дважды?       — Уёбок… — вторая пощёчина прилетела на другую щёку, когда Ин Хо вновь выровнял Ги Хуна за волосы. Ги Хун заплакал сильнее и попытался вырваться в который раз, но лишь сделал больнее, когда Ин Хо сжал хватку на волосах.       — Подумай сам, Ги Хун, — мужчина встряхнул его.       И Ги Хун подумал. Еле как, с разбегающимися мыслями и расслаивающейся перед глазами реальностью. Правду ли говорил Ин Хо о том, что Ги Хун сам его провоцировал? Его воспоминания были так размыты, что он не мог вспомнить точных подробностей той ночи. Но что мужчина точно помнил, так это то, как он явно постанывал и наслаждался. Да что с ним такое?! Нет, Ин Хо не имел права его избивать, но, по крайней мере, он не врал… верно? Слёзы полились с новой силой, и он обречённо закрыл глаза.       — Я думаю, что ты псих, и тебе доставляет удовольствие делать мне больно, — Ги Хун собрался, приготовившись к удару, но его не последовало. Он медленно открыл глаза.       Они находились посередине комнаты. Ги Хун — голый, подрагивающий, на коленях перед Ин Хо, который был в одежде — собранный и лишь слегка взъерошенный, с ссадиной на правой щеке. Он держал его за волосы, фиксируя глазами каждую эмоцию, скользившую на лице Ги Хуна. Тот представил себя сейчас, заплаканного, со слегка распухшими от пощёчин и слёз щеками, с жалким выражением лица. По телу прокатился холодок, колени и локти ныли от жёстких приземлений, тело в нескольких местах отзывалось тупой болью. Лицо Ин Хо над ним иногда двоилось. Хотелось одновременно и расплакаться сильнее, как он делал всю свою жизнь, и дать отпор, — но что он мог против Ведущего? Даже с оружием и союзниками у него не вышло его одолеть. А сейчас, ослабленный месяцами душевных страданий, избитый и с пожирающим изнутри чувством вины, он не мог ровным счётом ничего. Только продолжать стоять на коленях и выслушивать то, как его называли гадкими словами. Ги Хун снова закрыл глаза.       — Ты думаешь, что я планировал такое начало дня? — сказал Ин Хо внезапно мягким тоном. — Вчера мы так чудесно поужинали, всё было прекрасно, Ги Хун, а сейчас я пришёл, чтобы помочь тебе. Позаботиться о тебе, — он нежно провёл правой рукой по красной щеке Ги Хуна. Мужчина всхлипнул. — Малыш, ты сам меня спровоцировал.       Ги Хун, всё ещё зажмуренный, замотал головой, как мог с чужой рукой у себя в волосах. От резких движений головой шум в ушах усилился, и он с трудом проглотил подступившую рвоту. Однако, на ментальном уровне мужчина всё же почувствовал странное облегчение от того, как Ин Хо его… успокаивал? Несколько слёз, тем не менее, одиноко скатились по лицу. Хван сразу утёр их большим пальцем.       — Открой глаза, — приказал Ин Хо теперь твёрдым, но не яростным тоном.       Сону отчаянно не хотелось слушаться, и он продолжил держать веки опущенными. Он больше не хотел смотреть на своего мучителя. Мужчина, в ответ на непослушание, отпустил волосы и дал ещё одну пощёчину — теперь в разы сильнее.       — Когда я приказываю тебе, ты обязан меня слушаться! — он повысил голос, но держал ту же каменную маску, что и обычно. Ги Хун от пощёчины упал, заплакав с новой силой. Неизбежная паника стала подкрадываться к нему, словно хищник в высокой траве. Он приоткрыл глаза, видя лишь огромную картину с тигром. Острая боль в щеке ощущалась, как огонь, медленно распространяющийся по лицу. Ему больше нравилось, когда его аккуратно гладили… Дыхание само по себе внезапно стало учащаться.       — Мы ходим кругами, Ги Хун, — почти скучающим тоном сказал Ин Хо, наблюдая за вздрагивающим Ги Хуном. — Это ведь происходит уже далеко не в первый раз. Вспомни своё восстание и то, к чему оно привело. Ты совсем не учишься на ошибках. Ты понял смысл тех слов, что я хотел до тебя донести?       Ги Хун попытался приподняться, опираясь на колени и ладони, ему не хотелось лежать у ног мужчины. Он медленно кивнул, не поднимая лица, когда смог сесть. Взлохмаченные волосы висели над его глазами, а грудь нещадно вздымалась, приближая его к панической атаке. Он обхватил себя руками.       — Посмотри на меня.       Ги Хун медленно поднял голову, в самый последний момент встречаясь глазами со своим врагом. Как же он его сейчас ненавидел, как же ему было гадко и стыдно, он был в таком унизительном, тошнотворном положении, уставший и с мокрым лицом, что хотелось умереть на месте. Ин Хо одобрительно кивнул. Ги Хун только сейчас заметил его явную эрекцию — к горлу подступил ком.       — И что же ты понял? Не только сейчас, а за всё то время, что ты был здесь и, несомненно, размышлял о своём поведении. Я помню твою истерику несколько недель назад.       Они впервые затронули эту тему, да ещё в такой момент, и Ги Хун не знал, что сказать. Вернее, он знал, но в таком состоянии просто не мог адекватно сформулировать и предложения — что Ин Хо от него хотел услышать? Ги Хун совсем не мог сосредоточиться!       — Я… не знаю, — прохрипел он, смотря на мужчину снизу вверх красными глазами, содрогаясь от подкатывающей истерики. — Хватит, — его нижняя губа задрожала против его воли. Мужчина сверху некоторое время смотрел на него, словно разрываясь между чем-то.       — Ги Хун, ну же, — Ин Хо наконец смягчился, любовно проводя по черноволосой голове ладонью. — Ты должен понимать, что я не желаю тебе зла.       Перед глазами пронеслись лица его друзей и знакомых — мёртвых. То, как он почти три месяца жил в неволе. Но ведь, в конечном итоге, он и был виноват во всём этом, он уже знал об этом. Ему стоило придумать план получше, либо не втягивать в него невинных людей… Ги Хун сорвался, в полную меру расплакавшись перед своим злейшим врагом.       — Ну-ну, малыш, — Ин Хо тут же опустился на колени перед ним, притягивая дрожащего мужчину к себе. Ги Хун слабо протестовал, но, почувствовав знакомый запах, тут же расслабился на чужой груди. События имели свойство иногда повторяться, и сейчас Ин Хо вновь успокаивал его. Несмотря на то, как громко в ушах стучало сердце и как мало кислорода сейчас получал его мозг, теперь он точно был уверен, что никакого Ён Иля рядом не было.       Ён Иль бы не стал избивать его, в отличие от Ин Хо.       В очередной раз Ги Хун искал утешения в объятиях своего врага, и это должно было его расстроить ещё сильнее, но в реальности его истощённый организм с жадностью поглощал чужое тепло и излучаемое спокойствие. После перенесённого унижения, ударов и морального давления, ему хотелось безвольно лежать на крепкой сильной груди. Забыться.       Ги Хун приваливался к Ин Хо полубоком — одной рукой вцепившись в чужое плечо, а другой обхватив вокруг бока, держась за сильные мышцы спины. Он чувствовал уже знакомое покалывание в лице и конечностях от недостатка крови, плакал и всхлипывал, быстро поверхностно дыша, пока Ин Хо покачивал его в своих объятиях. Он что-то шептал на ухо Ги Хуну и иногда оставлял мягкие поцелуи на щеке. Только что Ин Хо бил его и до боли оттягивал волосы, а сейчас этой же рукой мягко массировал кожу головы.       Будет ли Ги Хун ненавидеть себя после этой сцены? Определённо, да. Очередная причина, по которой он может считать себя слабовольным человеком.       Спустя неясное количество времени паника стала медленно отступать, а значит, пришло время возвращаться в кошмарную реальность, где он жалко повис в руках человека, убившего его друзей, а чуть ранее — домогавшегося до него. Кстати об этом — очнувшись от панической атаки, он почувствовал твёрдость, нагло упирающуюся ему в бедро. А ведь он всё ещё был такой беззащитно нагой. Ги Хун вновь всхлипнул, когда Ин Хо прижал его ближе и поцеловал в последний раз, точно под глазом, после чего облизнул губы. Он что, попробовал его слёзы на вкус?       — Ты со мной, Ги Хун? — тихо спросил Ин Хо, с нескрываемым, совершенно нездоровым обожанием глядя на Ги Хуна из-под полуприкрытых век.       Мужчина в ответ только мелко кивнул, боясь пошевелиться.       — Теперь у тебя есть пища для размышлений на несколько дней вперёд, — Ин Хо улыбнулся и любовно погладил Ги Хуна по голове. Он проснулся совсем недавно, но уже ощущал жуткую усталость. Перепивший ночью, переживший домогательства, избитый, заплаканный и с сотрясением, он хотел перестать существовать. — Попробуешь встать? Я уложу тебя в постель.       Ин Хо медленно отстранился и встал на ноги, придерживая Ги Хуна. Сон тут же оттолкнул предложенную руку извращенца и, встав на четвереньки, поднялся на трясущиеся ноги. Его мгновенно повело, он неуклюже врезался в диван и свалился на него, хватаясь за голову. С губ сорвался стон боли. Ин Хо больше не предпринял попытки его ловить, лишь с интересом наблюдая за тем, как Ги Хун пытается прикрыться подушками. Ин Хо вздохнул от этой, несомненно, жалкой картины и подошёл, чтобы взять Ги Хуна на руки.       — Что ты…       — Я переложу тебя на кровать, не вырывайся, — Ги Хуну осточертело полагаться на Ин Хо, но от чрезмерного движения его вело. Когда спина почувствовала горизонтальную поверхность, он выдохнул, отворачивая голову на бок. Это было второе сотрясение мозга в его жизни, но первое случилось ещё в детстве и протекало не настолько ужасно. Он, по крайней мере, был способен сам ходить. Ин Хо достал вещи для Ги Хуна — свои — и достал из-под тела мужчины одеяло.       — Я принесу тебе поесть, — тихо сказал Ин Хо, и, прежде чем выйти, задёрнул шторы, создавая в комнате приятный для глаз полумрак. Ги Хуну сразу стало легче. Он еле как умудрился одеться, наплевав на то, что одежда не была его.       Он уснул на неопределенное время, укутавшись в одеяло, и проснулся от слабого поглаживания по ноге. Ги Хун разлепил веки, и на глазах вновь почти навернулись слёзы, когда он осознал, где и при каких обстоятельствах находился. Во сне было так спокойно, а теперь его ногу гладил Ведущий. Мужчина с отвращением выдернул конечность из-под чужой ладони.       На него сверху смотрел сидящий на краю кровати Ин Хо с небольшим белым квадратным пластырем на щеке — на месте удара Ги Хуна. Мужчине было приятно видеть доказательство того, что Ин Хо был человеком из плоти и крови. Рядом на тумбе стоял маленький поднос с лапшой и мелко нарезанными овощами.       — Это всё, что я успел быстро приготовить, — после того, как Ги Хун даже не пошевельнулся и вновь закрыл глаза, Ин Хо попробовал ещё раз. — Ты не завтракал, садись и поешь.       Ги Хун не собирался есть его еду. Точно не сейчас, когда его тошнило от мужчины и от того, что снова приходилось на него полагаться. Ги Хун отвернулся на другой бок от Ин Хо.       — Не дуйся, Ги Хун, у тебя даже кровь не пошла, я проверял. Всего лишь синяки.       Всего лишь?! Да у него тело болело, словно по нему пробежался бычий табун!       — Просто оставь меня в покое, — процедил Ги Хун, твёрдо глядя на задёрнутые шторы. Ин Хо не издавал ни звука несколько долгих минут, и мужчине стало боязно за себя.       Теперь он абсолютно не понимал, что творилось в голове этого психа. Если раньше он думал, что Ин Хо просто всячески издевается над ним, то теперь, когда тот показывал желание… сексуального характера, зная, кто перед ним был, дела обстояли по-другому. Ги Хуну, несмотря на то, как он наслаждался ласками вчера, было всё ещё мерзко от любой мысли про физический контакт с ним. Теперь же предугадать действия мужчины нельзя было совсем. А вдруг тот прямо сейчас кинется на него с низкими намерениями? Да зачем вообще Ин Хо понадобилось это от кого-то вроде него? Зашел бы мужчина настолько далеко просто чтобы поиздеваться над своим врагом? «Да», — твердило ему его сердце. «Нет», — упрямо стоял на своем мозг. Нет, здесь явно было что-то нечисто. От размышлений у него разболелась голова, а Ин Хо всё ещё не уходил.       — Если правда хочешь мне помочь, — последнее слово Ги Хун выделил с сарказмом. — То принеси мне Пабу.       Ги Хун не видел выражения лица Ин Хо, когда спустя несколько секунд тот поднялся и вышел из комнаты. Ещё до того, как мужчина вернулся, Ги Хун услышал отчаянное мяуканье кошки — видимо, Пабу была категорически против того, чтобы её брал на руки Ин Хо. Сон слабо улыбнулся, чувствуя, как от движения горят щёки после недавних шлепков. Он тут же перевернулся и с удовольствием принял кошку из чужих рук, сразу заключив её в объятия. Существовало мнение, что кошки чувствуют и лечат болезни, когда лежат на страдающих людях. Пабу, радуясь, что наконец покинула руки ненавистного ей человека, удобно устроилась на груди Ги Хуна.       — Восстанавливайся. Я приду проверить тебя позже. И, пожалуйста, держи голову повёрнутой на бок, — с этими словами Ин Хо в третий раз покинул комнату, но теперь надолго, оставляя разбитого Ги Хуна в компании единственного лучика света в его жизни помимо Мирэ.       Ги Хун несколько минут думал, гладя Пабу, но быстро устал, перевернулся на бок и заплакал, крепче обнимая кошку. Так он и уснул до вечера.

***

      Ги Хун не знал, заходил ли Ин Хо его проверить, как обещал, так как спал он крепко и без сновидений. Проснулся вечером, поел остывшую слегка присохшую лапшу и овощи, попил остывшего жасминового чая. Через силу добрался до туалета, выпустил голодную Пабу из комнаты и проделал путь обратно к кровати, где и заснул. Пабу, которая обычно была непоседливой и прыткой, сегодня словно чувствовала настроение мужчины и провела с ним всё утро и весь день.       В этот раз Ги Хун проснулся, когда кровать прогнулась под чужим весом. За окном было темно, комнату освещала мягким жёлтым светом лишь ночная лампа.       — Я знаю, что ты не спишь. Как твоё самочувствие?       Ги Хун проигнорировал вопрос, и по спине пробежался холодок. Он лежал лицом к сидящему Ин Хо и упрямо молчал, даже не открывая глаз.       — Я всего лишь волнуюсь за тебя. Пожалуйста, ответь, — Хван сказал это таким голосом, словно не он был причиной состояния Ги Хуна. Словно не он бил Ги Хуна головой об стену и об пол. Ги Хуну было охота спать — особенно после того, как он поел, а не слушать вопросы Ин Хо, поэтому он через силу ответил.       — Всё нормально, если не считать головной боли и желания тебя придушить, — Ги Хун произнёс эти слова так устало и безэмоционально, что не узнал собственный выцветший голос.       — Хорошо, — нечитаемым тоном сказал Ин Хо. — Не встанешь умыться? Я тебе помогу.       — И без тебя справлюсь, — Ги Хун медленно сел, не смотря на другого мужчину. Голова ощущалась жутко тяжёлой, словно в неё насыпали песка и залили водой. Но по сравнению с тем, что было прямо после сотрясения, ему было лучше. Он смог умыться, с наслаждением плеская холодную воду на лицо.       Когда он вернулся в комнату, Ин Хо, уже сходивший в душ до него, ждал его в кровати. Без рубашки. Ги Хун пытался не обращать на этот факт внимания, пока медленным шагом шёл к постели. Ин Хо потянулся и выключил свет. Спать с ним в одной кровати в сознании впервые с ночи Нового Года ощущалось почти неприлично. Теперь, когда Ги Хун знал, что Ин Хо может с ним сделать, что он хотел с ним сделать, он этого боялся. Боясь издать лишний звук, он притянул к себе подушку и обнял её, пытаясь угомонить своё сердце. Спать, несмотря на многие часы сна, ему всё ещё хотелось, и он в скором времени уснул.

***

      В следующие пару дней Ги Хун отлёживался и через силу ел еду, которую приносил Ин Хо. Раньше для него это было сложно, но теперь стало настоящей проблемой. Он чувствовал себя зверьком, которого злой хозяин кормит только для того, чтобы тот не сбежал и чтобы можно было продолжать с ним играться.       Мирэ к нему отчего-то не приходил. Ги Хун с тоской смотрел в окно в том направлении, где стоял дом Кана, и задавался вопросом, куда тот пропал. Возможно, поехал на очередное задание. Может, его к нему не пускал сам Ин Хо, — он не знал. Хван так же почти не выпускал Ги Хуна из комнаты, не позволяя «нагружать себя больше, чем нужно». Будто он обычно делал что-то, а не бесцельно слонялся по дому и читал книжки. Ах да, читать он ему тоже запретил, но Ги Хун и так бы не смог этого делать — голова всё ещё работала с трудом, а нагружать её не хотелось.       То, что Ин Хо ему до сих пор позволял находиться в своей, Ги Хуна, комнате, было чудом, но он не собирался жаловаться. Чем меньше была вероятность быть в компании мужчины, тем лучше. Тот эти два дня старался от него почти не отходить, ухаживал и даже, прости Господи, развлекал разговорами. Говорил обычно только Ин Хо, рассказывая различные вещи, что он знал, и про свои путешествия. Ну конечно же, такой богатый сноб, как он, много где побывал и мог рассказать множество интересных историй. Ги Хун, несмотря на нежелание слушать мужчину, часто находил себя внимательно поглощающим каждое его слово. Рассказы успокаивали и часто помогали заснуть. К счастью, перед сном он не начал рассказывать ему сказки про принца и… принца, на том спасибо.       Все эти дни Ги Хун ужасно смущался мужчину. Смущался не в смысле «миленько краснел, как барышня», а в смысле — «с ужасом прятал глаза, пытался сделаться как можно меньше, избегал даже мимолётных прикосновений и слишком много думал о намёках мужчины».       А ведь их было огромное множество, если так подумать.       Путь размышлений Ги Хуна начался с момента их полёта в вертолёте, когда тяжёлая ладонь Ин Хо впервые опустилась на его бедро. Правда ли это была просто попытка запугать, или уже с того момента в голове мужчины были низменные желания нетрадиционного характера? Узнать наверняка было невозможно, оставалось лишь догадываться.       А все эти взгляды за те три месяца, что они жили вместе? Прикосновения и намёки, то, как Ин Хо обещал ему сделать его счастливым. Правда ли он имел это в виду или говорил только для того, чтобы затащить к себе в постель?       О боже.       Он просто не мог поверить, что прямо сейчас всерьёз обдумывал сексуальные наклонности Ин Хо по отношению к нему. Сексуальные! К нему, Сон Ги Хуну, пятидесятилетнему гетеросексуалу, который в жизни о мужчинах в таком ключе не думал и начинать сейчас не собирался. Да и про кого — про человека, которого поклялся остановить, убить, отомстить за все те страдания, через которые прошёл!       Имя Ин Хо и слово «секс» в одном предложении совершенно не вязались, а уровень абсурда произошедшего на днях в машине зашкаливал, он до сих пор не мог свыкнуться с мыслью, что это произошло в реальности, а не в бредовом сне. В первый раз, когда Ин Хо полез к нему, когда Ги Хуну снился сон с тигром, он подумал, что тот спутал его с Мирэ, — и это было самым комфортным объяснением, которое он смог найти. Он всё ещё имел подозрения о внерабочих отношениях мужчин, но теперь в уравнение добавлялся сам Ги Хун, который ну совсем не вписывался в этот треугольник. Что Ин Хо мог хотеть от мужчины, если у него, предположительно, был такой идеальный партнёр?       Ин Хо подарил Ги Хуну подарок, а после хотел заняться с ним сексом на одну ночь? Омерзительно. Ги Хун не был шлюхой.       «Ты стонал, словно шлюха, пока я гладил твою маленькую грудь, и это совсем не было похоже на отказ».       Ги Хун, уже час пребывающий в душе, зло ударил кулаком по стене от воспоминаний и таких отвратительных слов про него. Маленькая грудь. Будто бы он правда женщина. Пусть ищет себе другого мужчину, чтобы совать в него свой гадкий член, Сон ни за что не позволит ему подобраться ближе. Его Ин Хо совершенно не привлекал. Даже несмотря на то, что он… он возбудился… Ги Хун схватился рукой за волосы — каждый раз вспоминая этот факт, он терялся в оправданиях, но никогда не находил достойного. Он не был подростком, чтобы возбуждаться от любого прикосновения к интимным зонам. Ему, взрослому мужчине, требовался настоящий стимул от понравившегося ему человека, а не простые касания, а значит, Ин Хо, в теории, мог быть тем самым стимулом. Эта мысль, которую он старательно пытался отрицать, его ужасно пугала.       Ну что с ним было не так? Почему Ги Хун продолжал разочаровывать самого себя? Как у него мог встать на человека, который превратил его жизнь в кошмар целых три года назад?       Тёплая, почти горячая вода лилась на него сверху, согревая покрытое синяками тело. Ненавидя себя самого за то, что собирался сделать, Ги Хун неловко взял вялый член в руку. Он хотел проверить свои догадки, поэтому стоило переступить эту черту. Ги Хун не занимался этим уже продолжительное время — последний раз был тут же, в душе. Кончил он тогда скорее вымученно, чем с удовольствием. Сейчас он на пробу двинул ладонью несколько раз, сначала не представляя ничего. Потом, с ужасом от того, что делает, попробовал представить Ин Хо. Его красивое, холодное лицо, крепкие мышцы и ладони, которые всегда тянулись к Ги Хуну. Представил, как он прямо как тогда в машине начинает гладить ему грудь. Настойчиво, распущенно и со вкусом, словно он владел телом Ги Хуна, словно знал, как и где нужно касаться…       Член в руке Ги Хуна и не думал наливаться кровью — ему было абсолютно безразлично. А точнее, чувствовал он только бесконечное омерзение. С лёгкой душой, почти счастливый, он выпустил орган из руки и подставил лицо воде. С ним всё было хорошо. Его совершенно не привлекали мужчины. Не привлекал один конкретный мужчина.       Но… но что, если это была лишь реакция на перенесённый стресс? Он где-то слышал, как у людей, кто длительно испытывал отрицательные эмоции, пропадала потенция. У него-то как раз за последние дни этих эмоций было предостаточно.       Блядь, да чем он вообще занимался? Он должен был находить причину, по которой он до сих пор оставался натуралом и в своём уме, а не пытаться унизить себя ещё больше.       Ещё будучи в душе, он услышал громкое, почти истеричное мяуканье и грохот. Спешно покинув ванную, Ги Хун обнаружил картину того, как Пабу крутилась вокруг упавшей коробочки с маской и игралась с его небольшим замочком. Ещё на пол полетели пара книжек с полочки рядом.       — Пабу! Ну что ты творишь опять?! — Ги Хун подбежал, мягко отгоняя кошку. Он поднял коробку и открыл её, проверяя внутреннее содержимое.       Маска, бархат внутри. Кажется, всё было в порядке, разве что… Ги Хун заметил что-то белое, слегка выглядывающее между бархатной подложкой и стенкой. Мужчина достал бумажку, слегка хмурясь. И что это такое? Неужели чек? Ги Хун посмотрел ближе, но оказалось, что это была… записка? На ней витым, красивым почерком был выведен какой-то адрес в Сеуле. Рядом — рисунок маленькой розовой летящей бабочки.       Ги Хун пялился на кусочек бумаги так, словно ещё немного, и та сама расскажет, откуда она здесь взялась и что значат эти адрес и время. Это не был адрес лавки мастера Ана, да и бумажка отдалённо пахла женскими сладкими духами. Но что же тогда… Внезапно ему в голову пришло воспоминание — перед самым выходом из мастерской, мастер Ан сказал, что его помощница хотела бы с ним поговорить.       И что же эта девушка, имя которой он благополучно забыл, от него могла хотеть? Они даже словом не перекинулись, какая же тут личная встреча? Неясно, отчего, но у Ги Хуна в животе поселилось странное чувство. Почему-то, вспоминая её странное поведение, у него было желание с ней встретиться. То, как она одновременно с опаской и с любопытством смотрела на них с Ин Хо, как она словно боялась с ними говорить, всё это делало её личность загадочной и вызывало жалость.       Но даже если он и хотел с ней увидеться, он не мог, потому что Ин Хо ни за что бы его не отпустил. Руки сами сжались в кулаки от злости на мужчину. Побитое тело и голова всё ещё давали о себе знать, и ненависти в глазах Ги Хуна в последнее время прибавилось.       Мысли вновь вернулись к помощнице мастера Ана, с которой он не сможет увидеться. Разве что… возможно, Ги Хуну стоило как-нибудь обмануть Ин Хо? Как тогда с Пабу. Он, конечно, не хитрил в тот день, но попробовал сделать нечто странное, и оно на удивление сработало — он до сих пор задавался вопросом, как ему в голову в принципе пришло что-то такое. Думать насчёт этого одному ему не пришлось, потому что в тот же вечер к ним наконец-то пожаловал Мирэ.       Ги Хун в это время сидел на балконе. Том самом, где когда-то давно к нему подсел Ин Хо. Казалось, что уже прошли годы, столько ужасных событий произошло за это время.       Мужчина услышал, как отъезжает дверь балкона, мысленно закатывая глаза. Что Ин Хо от него хотел на этот раз? Может, пришёл рассказать очередную историю про то, как он работал в участке? Или про свою собаку, которую завёл в молодости? За эти дни Ги Хун узнал о мужчине много нового, но не сказать, чтобы он был рад этому.       — Господин Сон, это я, — позвал Мирэ, подходя ближе к завёрнутому в плед мужчине. Он мягко опустил руку на его плечо и сжал. На Ги Хуна моментально навалился стыд от той самой ночи, свидетелем которой невольно стал Кан. — Как ваше самочувствие?       Ги Хун насторожился. Он что, знал, что его избили? Мирэ пока ещё не видел его лица, да и все следы уже давно зажили, кроме синяков на боках и коленках. Или же он спрашивал про… домогательства…? В обоих случаях ответ был — ужасно. Он чувствовал себя отвратительно и хотел перестать чувствовать вообще. Порой он подходил к самому краю широкого балкона и подолгу смотрел на землю внизу — этот проклятый дом стоял на краю горы, поэтому лететь было куда. Интересно, он бы погиб сразу или долго лежал и умирал от травм?       — Всё в порядке, — коротко и без эмоций сказал Ги Хун, попивая чай, который ему стал заваривать Ин Хо. Это был не имбирный чай, а чёрный с жасмином, который Ги Хун часто пил раньше. Но в последнее время его вкус словно бы изменился. Он стал будто бы немного более горьким, но Ги Хуну так даже нравилось больше. Ин Хо тогда спросил его, что он думает о чае. Когда Ги Хун нехотя ответил, что в этот раз вышло вкуснее обычного, этот псих улыбнулся так, будто произошло что-то невероятно счастливое. Какой же он странный.       Мирэ сел рядом, с тоской глянув на плед. Мальчишка был в одних рубашке и брюках, поэтому Ги Хун, наигранно тяжко вздохнув, оттянул уголок ткани, приглашая его к себе. Господи, это было чертовски странно, сидеть с этим тридцатилетним ребёнком под пледом, но в какой-то мере это успокаивало. Он даже предложил Мирэ чаю, но тот, косо взглянув на напиток, поблагодарил и отказался. Судя по лицу парня, его что-то очень беспокоило.       Некоторое время они сидели молча: Ги Хун — забравшись с ногами на диванчик, Мирэ — рядом, укутанный своей стороной пледа и смотрящий куда-то вдаль. Ги Хун медленно попивал горьковатый чай, наслаждаясь терпким вкусом и той хрупкой идиллией, повисшей в прохладном свежем воздухе. Чай уже стал остывать, но он всё ещё согревал его глубоко внутри. Мирэ внезапно потянулся во внутренний карман пиджака, выуживая оттуда не распакованную пачку сигарет. Он молча предложил её Ги Хуну.       — Э? — он в недоумении посмотрел на Мирэ. Он не курил уже продолжительное количество времени и сейчас видеть свою давнюю вредную привычку вблизи было почти соблазнительно.       В ответ Мирэ в несколько движений открыл пачку и вытащил сигарету, вновь протягивая её мужчине. Ги Хун отставил чашку чая, забирая предложенную сигарету. Он с глуповатым видом взял её в рот, немного наклонил голову с выражением ожидания. Мирэ тут же достал зажигалку и поднёс её к сигарете. За всё время этих странных манипуляций Кан не сказал ни слова, но лицо его продолжало выражать странную смесь печали и чего-то ещё. Ги Хун поблагодарил его и с жадностью затянулся, наполняя отвыкшие лёгкие дымом, и выпустил его, прикрывая глаза от забытого чувства. Никотин стал действовать практически сразу, и Ги Хун откинулся на спинку дивана.       — Простите меня.       Сон поморгал, выходя из странного транса, и непонимающе воззрился на мальчишку, который теперь совсем не смотрел в его сторону. Впервые Ги Хун видел его настолько опечаленным чем-то.       — За что? — спросил мужчина, чувствуя, как без чашки чая от холода покалывает пальцы. Лицо его уже давно порозовело, но это было лучше ощущения после жестких пощёчин. Мирэ молчал, и Ги Хун попытался угадать. — Ты что, извиняешься за ту ночь? Да ладно тебе, ты ничем не мог мне помочь… — Ги Хун почувствовал, как щёки становятся краснее совсем не из-за прохлады.       Мирэ же продолжал глядеть куда-то далеко, не пытаясь объяснить, что он имел в виду. Ги Хун вновь затянулся, не отводя взгляда с красивого профиля мальчишки. Белые волосы слабо покачивались на редком ветру, но даже окрашенные волосы сейчас не убирали ему возраста. Наконец он выглядел на все свои тридцать два года.       Они просидели так долгое время, пока позади не послышалось вопросительное мяуканье. Ги Хун обернулся, замечая, что дверь была приоткрытой, а на их с Мирэ спины смотрела разноцветными глазами Пабу. Она подошла к ним, запрыгнула на их соприкасающиеся колени и легла так, нежась в тепле двух тел. Ги Хун, уже докуривший сигарету, тут же зарылся в белую кошачью шерстку, встречаясь пальцами с пальцами Мирэ, который тоже потянулся гладить мягкую Пабу. Сон в этот момент поднял взгляд и встретился с блестящими глазами напротив. Внутри разлилось что-то приятно тёплое, такое, что он не чувствовал уже давно. Но это длилось лишь секунду, пока Мирэ спешно не отвёл взгляд вниз. Ги Хун неловко прокашлялся.       — Я, э-э-э, я недавно думал о том, что мне надо кое-куда съездить в Сеуле, — сказал он, думая об адресе с записки. Мирэ, наконец вновь становясь привычным собой, приподнял брови.       — Кое-куда — это куда?       — Да я пока и не придумал. Просто, эм, развеяться? — он легкомысленно пожал плечами. — Я устал жить в этих четырёх стенах. Вернее, в множестве стен, дом же… большой такой. Вот, — сказал он, усиленно пытаясь соврать.       Мирэ посмотрел на него как на дурачка, хотя это Ги Хун должен был быть тем, кто смотрит на Кана таким взглядом.       — Вы сейчас какой-то другой, — задумчиво сказал Мирэ со смешком, поглаживая кошку.       — В смысле?       — Я ещё не видел, чтобы вы так… мямлили.       Ги Хун тут же надулся, начиная протестовать, что он совсем не мямлил, и вообще Мирэ сам часто много болтает. Хотя он и правда сейчас чувствовал себя почти что хорошо в компании мальчишки.       — О, да ладно вам! Я же не со зла, это даже мило. Просто вы уже столько лет ходите такой хмурый. А сейчас стали почти как раньше, — Ги Хун вновь хотел по-детски запротестовать, когда вдруг его что-то смутило в словах парнишки. «Столько лет»? «Как раньше?» Откуда он знал это всё?       — Что ты имеешь в виду под «столько лет» и «как раньше»?       — О, эм, я… — Мирэ словно очнулся. — Я имею в виду, в молодости вы наверняка не были таким хмурым ворчуном, верно? А сейчас вы. Ну, старый.       Теперь пришла очередь Ги Хуна смотреть на Мирэ как на идиота, и это чувствовалось для него более естественно. Объяснение Мирэ звучало скомканно и неубедительно, но Ги Хун не успел насторожиться, как Кан неловко улыбнулся и предложил ещё одну сигарету, ловко переводя тему.       — Только, пожалуйста, не курите перед Ин Хо. И помойтесь, чтобы от вас не несло. Хотя, наверное, это бесполезно… Ох, и влетит же мне, — сказал Мирэ и содрогнулся от холода. — Господин Сон, а может, уже зайдём? Мне что-то очень холодно.       В доме они решили договорить в лаундже. Том самом, где Мирэ когда-то застукал их с Ин Хо в компрометирующей позе. Господи. Бедный мальчик.       До ужина был ещё час, Ин Хо на горизонте видно не было, а Мирэ и Пабу, вкупе с теплотой дома и недавно выкуренной сигареткой, наконец расслабили тело и душу Ги Хуна. Мирэ вместе с Пабу наблюдал за рыбками в огромном аквариуме, пока Ги Хун наблюдал за ними. У них даже волосы (в случае кошки — шёрстка) были похожи.       — Так что вы имели в виду под поездкой в Сеул, господин? — прервал уютную тишину Мирэ, слегка оборачиваясь к сидящему на кресле Ги Хуну.       Внезапно мужчине показалось, что он мог довериться Мирэ и рассказать ему реальную причину, по которой хотел поехать в город. Но стоило ли ему это делать? Сон оглядел мальчишку: идеально выглаженные брюки и рубашка отдалённо сиреневого цвета с принтом стрекоз, прямая ровная спина, лицо с живым, открытым выражением. Честный и доброжелательный, он создавал впечатление человека, которому можно было довериться. Совершал ли Ги Хун сейчас очередную ошибку или с чистой душой мог подпустить ближе возможного будущего союзника?       — На самом деле я… — начал Ги Хун неуверенно, но Мирэ внезапно в несколько шагов оказался перед ним, прикрывая ему рот пальцем.       Он потянулся к лежащему рядом пиджаку, чтобы достать маленький блокнотик и ручку. Он протянул их Ги Хуну. Точно. Ин Хо мог в любой момент появиться в дверях или, что ещё вероятнее, стоять где-то рядом и подслушивать. Ги Хун написал на листке, что нашёл записку от той самой помощницы господина Ана и что ему было необходимо с ней встретиться по указанному адресу, а помощь Мирэ в этом деле была бы очень кстати.       Кан с глубочайшим сомнением перечитал написанное два раза и, вздохнув, сел напротив в кресло и спешно стал писать ответ.       «Вы хотите, чтобы я отмазал вас перед господином Хваном? У меня не получится вывезти вас так, чтобы он не заметил», — почерк у него был мелкий и с мягкими линиями.       «Да, пожалуйста».       «И что вам вообще понадобилось от Чжи Вон?»       Так вот, как её звали, теперь Ги Хун вспомнил. А ещё он вспомнил странно скованный вид девушки.       «Она сама мне передала эту записку. И… я, честно говоря, сам не знаю, зачем мне это. Я просто так чувствую».       Прочитав эти слова, Мирэ посмотрел на мужчину с настоящим умилением, отчего Ги Хун смутился. Неужели он опять вёл себя по-ребячески?       «Я постараюсь, господин Сон, что-нибудь придумать, но не обещаю, что получится».       — Спасибо, — сказал Ги Хун вслух, искренне улыбнувшись. Мирэ улыбнулся в ответ. Ему очень шла улыбка — если раньше Сону казалось, что она была придурковатой, то сейчас он поменял мнение. Она была довольно милой.       Отчего-то в голове резко всплыла мысль, что Ин Хо мог трахать этого чистого мальчишку. Улыбка Ги Хуна тут же померкла, а сердце неприятно кольнуло. Спрашивать об этой деликатной теме сейчас было неудобно, точно не после того, как Мирэ согласился на довольно опасную авантюру с обманом своего психованного босса. Он решил отложить этот разговор на потом, хотя всё же сомневался в том, его ли это было дело. Личная жизнь двоих мужчин, по сути, не должна была его волновать, но в этом случае конкретно так волновала.       Но если его догадки верны, то ему безмерно жаль Мирэ. Наверное, заниматься сексом с таким монстром, как Ин Хо, просто ужасно.       В любом случае, он собирался поехать на встречу с Чжи Вон и скрыть этот факт от Ин Хо. По телу Ги Хуна пробежалась липкая волна страха, а глаза привычно защипало. Обмануть Ин Хо, чтобы в тайне встретиться с какой-то девушкой? Ему следовало приготовиться к тому, что придётся очень хорошо играть свою роль, чтобы, не дай бог, не быть раскрытым, иначе…       Нет. В этот раз никакого наказания не будет, он был уверен, что справится. В конечном счёте, он любил рисковать.