Объятия одержимости

Пальцы впивались в ледяные перила балкона, а взгляд всё время метался между машин. Телефон валялся под ногами. Снова разряженный. Да и зачем его было заряжать? В полиции уже выяснили, всё, что им нужно. Даже попытались успокоить, но куда там? Волновало, что у Яра телефон выключен. Задним умом я понимала, что он вне доступа может быть из-за работы, и это напрягало. А вдруг опять что-то, как в августе? Со стороны квартиры вновь послышался оглушительный удар. Такими темпами дверь они вынесут уже совсем скоро. Единственное, что мне остаётся, так это продолжать кутаться в одеяло, пригнувшись так, чтобы меня не было видно изнутри. Я села под окно и принялась ждать. Слышала, что внизу суматоха. Они тоже стучали, пилили, кричали. Там же собралась толпа зевак соседей, кто-то снимал на видео, кто-то просто смотрел, желая узнать все подробности… а меня трясло, как никогда в жизни. Потому что два парня по ту сторону входной двери гоготали и выламывали преграду, совершенно не переживая за то, что их могут в любой момент арестовать. Страшный грохот, и до меня донёсся шум. Я вжалась в стену и с головой накрылась одеялом, чтобы с первого взгляда не было понятно, что кто-то тут сидит. Но, к несчастью, я настолько замёрзла, что уже не могла унять дрожь. Да и страшно было безумно. Щелчок открываемой двери и я слышу весёлый хмык. — Чё, сука, страшно? — одеяло одним резким движением было сорвано с меня и брошено через перила. — Мы тебе «привет» принесли, — я вскинула взгляд и посмотрела в лихорадочно блестящие глаза. — От Риты Толмачёвой. Он схватил меня за волосы, заставив закричать от боли и подкатившего страха. Я рванулась назад, но тут же щёку обожгло затрещиной, а на губах вспыхнула боль, брызнувшая на язык вкусом металла. — Заткнись, сучка. А не то я тебя через перила перекину. Мне терять нечего. — Нашёл? — Нашёл. Я сжала губы, чувствуя, как подкатывает едкая горечь, а в груди нестерпимо давит. На глаза мгновенно навернулись слёзы. Он втащил меня внутрь квартиры и швырнул на диван, где сидел ещё один бандит. Тот сразу же схватил за лицо своей пятернёй и вдавил так, что стало больно. Чужая рука поползла под подол халата. — Роскошная сучка. Зря ты полицию вызвала, овца. Так бы повеселилась и выжила, а теперь сдохнешь с членом во рту. Я закричала, пытаясь отбиться ногами и руками. Но всё, чего добилась это вторую пару рук на своём теле, распахнувшие мохровую ткань и больно ущипнувшие нежную кожу груди. Взвыла надрывно и укусила кого-то за палец, когда резинка трусиков лопнула и ткань исчезла, под напором другой руки. — Ноги, сука, раздвинь! Или я тебе туда нож всажу. Лицо отпустил, но крепкие ладони схватили за колени и потянули в разные стороны. Очередной мой визг оборвали новым ударом. На этот раз в живот. Я хрипло закашлялась от боли и сдалась, не в силах больше сопротивляться. — Так бы сразу, — хмыкнул кто-то. Следующее, что я услышала, был звук расстёгиваемой ширинки и гогот. — Последний трах перед отсидкой. Держи свой «привет», сучка. Звонкий хлопок, от которого в ушах зазвенело. На обнажённую кожу груди что-то брызнуло, и парень грохнулся с дивана, а вторая пара рук пропала. — Мордой в пол, сука! Руки за голову! Грохот, звук ударов, топот тяжелых ботинок по паркету и грубые крики. Закрыла лицо руками и разрыдалась в голос, понимая, что они успели. Кто-то поднял меня на руки и понёс. Не могла видеть, не хотела смотреть, пока не усадили на кухонный стул. — Держи одеяло, — услышала я смутно знакомый хриплый голос. — Ледяная поди. Босиком на балконе полчаса. Ноги тут же укрыли, а руки попытались отнять от лица, но безуспешно. После чего просто прижали к твёрдой груди, укрытой бронежилетом. — Прости, кукла. Звуки этого голоса прорвали настоящую плотину, открывая бурные потоки нескончаемых слёз облегчения. Не знаю точно сколько времени прижимали к себе его крепкие руки, и сколько раз он просил прощения за то, что не смог прийти сразу. Неконтролируемые слёзы ещё долго заливали жесткую ткань бронежилета, но постепенно сошли на нет. — Успокоилась? — спросил тихо. Кивнула в ответ, некрасиво шмыгнула носом и подняла лицо, позволяя его рукам соскользнуть с моих плеч. Он был всё в той же балаклаве. Внимательно посмотрел на меня и нахмурился, когда его серый взгляд скользнул на мою разбитую губу. Тут же протянул руку и осторожно коснулся рассечённой кожи. Нахмурился. — Куда-то ещё… — тихий голос дрогнул. Яр выдохнул и продолжил: — Куда ещё ударили? — Уже не болит, — сипло выдавила я, вонзив пальцы в ткань одеяла. Голос снова был сорван. Его руки дрожа обхватили моё лицо, а прищуренные глаза смотрели с тревогой. Я не знала, как окончательно унять напряжение, что сидело во мне, не отпуская натянутых до предела струн испуганной души. — Больше не хочу выпускать тебя из рук. Ты, как магнит для всех тех придурков. Внутри снова дрогнуло от горечи, когда я произносила следующую фразу: — Они… Пришли с «приветом» от Риты. Яр прищурился, погружаясь на несколько секунд в мысли. Это было заметно по тому, как потускнели на миг его глаза. Будто снова впадал в транс, но тут же вынырнул. — Вставай, кукла. Сейчас тебя осмотрят врачи, после допросит полиция. Когда всё закончится, я тебя заберу. Он уже почти поднялся, когда я вцепилась пальцами в рукав его камуфляжной куртки. — Ты будешь рядом? Усмехнулся глазами, склонился и коснулся лбом моего лба. — Всегда. Я ведь уже говорил, что ты попала. Сердце ёкнуло, а душа, кажется, провалилась в эти омуты, что обещали защиту и заботу. И почему-то я верила ему. Безоговорочно.

Pov Ярослав

— Ты, конечно, дал Яр… — вздыхал Гвоздь, вертя в руках какую-то хрень. — Мало тебе было в прошлом? Давненько я так напрягался после задержания. Поднял взгляд, отрывая его от кнопки лифта и снова ощутил это обжигающее чувство гнева и ненависти. — А что я должен был смотреть, как он свой член?.. — Да, понимаю я всё, — перебил он. Сора попытался как-то сгладить ситуацию. — Да ладно. У каждого из отряда было. Намеренно, не спорю, но согласись, Гвоздь, ты бы и сам за такое грохнул? Сора всегда был угрюмым. Не то, чтобы это как-то сказывалось на его работе, но порой мешало нормальному общению. Он единственный из отряда с кем я могу пару раз в месяц пропустить по стаканчику, не обсуждая ничего из прошлого. Да и знаем мы всё друг о друге. Становится известно ещё на момент перевода, когда командир рассказывает кого куда за что. Сора был таким же, как я. Собственный шкаф полон не только скелетами людей с отработанных заданий, но и вражьими костями. — Да кто спорит-то, Сор? — отозвался Гвоздь. — Тут дело не в том, как я бы поступил, а в том, как не должен был поступать Дронов, — командир вздохнул и обратился уже ко мне. — Да замнём вопрос, не переживай. Серый, вон, первым сообразил уроду нож подсунуть. Лучше скажи, как девчонка. Пальцы нащупали зажигалку в кармане. Холодный металл подействовал успокаивающе, а звук щелчка позволил сконцентрироваться на воспоминаниях и их анализе. — Она молодец, держится. Меня другое беспокоит: Эти придурки посланы подружкой, заседающей на нарах. Не пойму, как согласились? Гвоздь неожиданно рассмеялся хрипло и подкинул мучимую вещицу. Только сейчас, я смог рассмотреть, что это карманные часы. — А им терять нечего было. На них ориентировки есть за разбойное нападение, по новостям раз за разом рожи мелькают, потому что убили кассира в ломбарде при попытке ограбления. Короче, им реально недолго оставалось на свободе, а тут видать связи с подружкой, — Гвоздь хмыкнул. — Наркодиллер и готовые на всё наркоманы. Ничего нового. Маргарита Толмачёва. Сколько ещё неприятностей преподнесёт эта личность? У меня уже руки чешутся разорвать эту суку на куски. Сама себе жизнь попортила, так ещё и Дашу хочет угробить. — Да не переживай. Есть у меня один знакомый, я позвоню намедни, он подсобит, чем сможет. — Спасибо, Серёг, — невесело отозвался я. Тихо скрипнула дверь, привлекая внимание к вышедшему из квартиры врачу скорой помощи. — Как она? — тут же напрягаюсь я. Мужик посмотрел на меня с легкой усмешкой. — А я думаю, чего вы тут торчите, закончилось же всё, — доктор вытащил из кармана пачку сигарет и сунул отраву в рот. Я протянул зажигалку и чиркнул, позволяя прикурить. — Нормально всё. Переохлаждение присутствует и шок. Опросил, осмотрел. Говорит ударили кулаком в живот. При осмотре синяк обнаружил, точно ушиб. Чувствует себя нормально, но я всё равно рекомендую обратится в больницу, когда всё закончится. Женский организм, он ведь хрупкий. Мало ли чего там… Втянул носом воздух, представляя, как больно и страшно было кукле в тот момент. Как вообще можно было её ударить? Была бы моя воля ещё раз грохнул бы. Удавил бы суку, заставив помучаться напоследок. — Нормально всё, Яр, — похлопал Сора по плечу. — Главное, что драгоценная твоя цела. Я вскинул взгляд и увидел горечь, с какой может смотреть только тот, кто утратил в своей жизни кого-то важного. И почти отзеркалил эту горечь в ответ. — Нормально. Уже через полчаса Гвоздь прикрыл меня перед начальством, позволив разобраться с Дашей. Кукла уже переоделась и привела себя в порядок, слесарь менял замок, а я всё размышлял над тем, как жизнь подбросила мне очередную порцию дерьма. — Отвезёшь меня к Юли? Обернулся и взглянул в огромные печальные глаза. — Нет, к Юли ты точно не поедешь, кукла. Отвезу к себе. Я увидел смятение во взгляде, сменившееся упрямством. Кукла приоткрыла рот, чтобы ответить отказом, но нахмурилась о отвела глаза, проиграв борьбу со здравым смыслом. Игра эмоций в этих двух сердцах океана поражала. — Толмачёва знает о моём общении со Юлей, — кивнула девушка. — И знает, где она живёт. Усмехнулся и в пару шагов сократил расстояние между нами, чтобы обнять Дашу. Сейчас это казалось важным. — Рад, что не пришлось тебя уговаривать.

Pov Даша

Я старалась не задумываться. Не вспоминать событий ушедшего дня, чтобы не погрузиться в пучину отчаяния, время от времени застающего врасплох. Не думать о той, кого полжизни любила и защищала от нападков других. Не искать её мотивов и не осуждать. Всё было, как было. Оно ушло, оставив мне только тик настенных часов в чужой квартире, пропитанной запахом мужчины, захватившего в плен мои чувства. Яр ушел практически сразу, как привёл сюда. Наверное, чувствовал мою неловкость, когда я с осторожным любопытством изучала простой интерьер жилой квартиры. Минимализм во всём. Именно так я себе представляла одиноких военных, в чьей жизни нет радости уюта. Он только сказал, что есть у него дома нечего, но в холодильнике водятся полуфабрикаты. Погладил большим пальцем по щеке и ушёл, шепнув на ухо, что вернётся через пару часов. И эти пара часов закончились. На плите остывали макароны с сыром и котлеты, найденные мной в морозильнике. А есть не хотелось. Думала в первую очередь только о том, что он будет голоден. Усмехнулась. Наверное, стоило бы завязать с привычкой думать о других. В стенах этой квартиры давило одиночеством. До тоски. Как он здесь живёт? Я поднялась со стула и пошла в комнату, чтобы скоротать время за изучением личных вещей Яра. На глаза тут же попалась рамка с фотографией, уложенная лицом на столешницу тумбы. Слой пыли сказал, что перевернули её достаточно давно. Пальцы коснулись гладкой деревянной оправы, перевернули и поставили, как должно быть. С фото на меня смотрели три пары глаз. Знакомые серые блондина, искрящиеся счастьем, голубые не менее счастливые и тёплые карие, чья обладательница обнимала Ярослава. Не родственники. Совсем не похоже, да и Яр так крепко прижимал её к себе, что сразу было понятно, что эти двое гораздо ближе к друг другу. Парень с голубыми глазами улыбался, обнимая за плечи эту пару. В его руке была зажата смутно знакомая зажигалка. Не такую ли сам Яр носит? Вздрогнула, когда послышалось бряцанье ключа в замочной скважине. Дверь закрылась, а тихий голос сразу позвал: — Даш. Стало чуточку теплее. Улыбнулась и вышла из комнаты. Пронаблюдала за тем, как он снимает верхнюю одежду и ботинки, следя за тем, как учащается моё сердцебиение. Как тахикардия какая, ей богу. — Пахнет вкусно. Готовила? — я даже ответить не успела, как услышала: — Голодный, как волк, — подошёл, заглянул в глаза и крепко обнял. — Говорят, волка ноги кормят, — усмехнулась я в твёрдое плечо. Дронов только фыркнул, подхватил на руки и потащил на кухню, где преспокойно поставил у плиты. — Не буду оспаривать данную поговорку. Если нужно я тебя и до Китая за специями на своих двоих унесу. Ты только свистни, — он заглянул через моё плечо и довольно проурчал. — М-м-м-м, котлетки. Не стала мучить мужчину, томя в ожидании. Достала тарелки сервировала стол. Яр наблюдал, не сводя голодного взгляда, и я не была уверена, что голод касался только еды. Ели весело и непринуждённо. Яр рассказывал о том, как Серый отвоёвывал себе новый стул в отделе снабжения, потому что Сора его снова сломал. В третий раз за два месяца. Причём он похоже специально это делает, пытаясь досадить бедному бойцу. Прошлого настоящего и будущего в разговорах не касались. Яр тактично маневрировал в беседе, стараясь сохранить настрой. И мне это нравилось. Нравилось то, какой он чуткий и понимающий. — Ты улыбаешься, — усмехнулся, сгребая со стола тарелки. — Не надо, я помою, — спохватилась я. Его брови тут же полетели вверх. — Ты же готовила… Причинно-следственную связь я не уловила, а потому всё равно потянула руку к тарелкам. — Я сама, Яр. Перехватил, глядя в глаза. Казалось, что мир замер на несколько ударов сердца, а затем время потекло густой лавой. Обожгло реальность и вспенило кровь. — К чёрту посуду, кукла. Тарелки куда-то в сторону. Пальцы в волосы и на плечи, а горячие губы впились в мой рот, отнимая дыхание. Отнимая ощущение твёрдости пола под ногами. Жгучая волна плеснула по остаткам холодного рассудка. И взмыли пары желания, ударив в голову опьянением.

Pov Ярослав

Мягкость её кожи сводит с ума. Я дурею от запаха, что она источает, словно нежный хрупкий цветок. Осторожно целую повреждённые губы, уговаривая себя остановится. Не напирать. А кукла, будто слыша мои мысли, вонзает ноготки в мои плечи и тянет на себя, стараясь крепче вжаться, прильнуть, ища тепла и ласки. И это сносит крышу окончательно, спуская внутреннего хищника с поводка. Подхватываю на руки свою добычу и улыбаюсь, когда Даша обнимает меня стройными ногами. Внутренне дрожу, как мальчишка, не в силах больше сдерживать себя. Несу её в комнату и осторожно укладываю на постель, чтобы на миг оторваться и посмотреть в эти огромные глаза сверкающие желанием в полумраке комнаты. — Кажется, я окончательно в тебя влюбился. Моя девочка улыбается мне несмело и тянет руки к моему лицу, чтобы погладить небритую щеку. А я тону в той нежности, что дарят её пальцы, распространяя волну сладкой истомы по всему телу. С предвкушением отмечаю, как по спине ползут мурашки, а дыхание срывается, как от прыжка в разверзнувшиеся глубины океана. Целую нежно в подбородок, едва сдерживаясь от болезненных ощущений. Ломка… По-другому назвать не могу. Меня ломает, и я, как мазохист, наслаждаюсь этим, за гриву оттягивая своё внутренне животное от лакомого куска своей добычи, что способна утолить горький саднящий голод. Хриплое дыхание в её шею, пальцы скользят по коже живота, приподнимая мягкую ткань футболки. Она стонет сладко, почти мурлычет, а у меня волосы на загривке дыбом. От звериной жажды, что проснулась, хочется скулить. Вжаться в мягкое тело и дарить нам обоим радость удовольствия и нежности… но не сегодня, нет. Лучше сдохну, чем в такой день сделаю женщиной. Не после того, что с ней случилось. Утыкаюсь лбом в худое плечо. Хриплое дыхание срывается с губ, а сердце неистово стучит в груди. — Яр, — тихо зовёт, гладя по плечу. — Не останавливайся, пожалуйста. Мольба в нежном голосе. Вскидываю взгляд и улыбаюсь ей, стараясь вложить в следующие слова, как можно больше тепла. — Я не хочу, чтобы это событие запомнилось именно в этом дне. Даша приподнимается и целует в губы. Сама. А моё сердце вновь заходится в рваном ритме. — Пусть в этом дне останется только такое яркое событие. Пусть оно вытеснит произошедшее. Пусть я никогда больше не вспомню лица тех, кто пытался… Дальше я ей говорить просто не позволил. Обернул в свою жадность, заставил забыть и отдаться мне без остатка. С наслаждением отмечать, как хрупкое тело выгибается на простынях от моих поцелуев. Изучать губами, каждый её сантиметр, и осторожно чертить грубыми пальцами щекотные дорожки. Она прекрасна. Без одежды, смущенная, нежная, красивая, хрупкая. Трудно контролировать себя. Душа заходится от щемящей нежности, а в венах кипит кровь, от понимания, что она моя. Моя. Вся. Без остатка. — Я боюсь, — шепчет, едва слышно. Конечно, боится. Моя девочка боится. — Тогда скажи мне «нет», кукла, — отвечаю тихо и снова целую. Ещё мгновение и я буду первым, кто покорит это тело. Первым и последним. И смело могу сказать ей в глаза, что она моя. Моя хрупкая куколка для жадного медведя. Главное — не забыть про защиту. Это будет фиаско, если сделаю её мамой после первой же ночи. Хотя… Представил карие глаза дочери и усмехнулся. Когда-нибудь это случится, но не сейчас. Я смотрю в её огромные глаза и замираю, чтобы запомнить это мгновение и ощущение искрящейся в груди нежности. А после ныряю в её сладкую глубину. Один толчок. И не вскрик. Стон. Сладкий стон наслаждения, от которого гроздями сыплются мурашки со спины. От которого напрягается каждая мышца, а откуда-то изнутри поднимается волна гнева. Обман. Снова подлый обман. Толкаюсь в неё вновь, но на этот раз наблюдаю, как выгибается. Слежу за тем, как раскрываются губы в сорвавшемся стоне… и позволяю своему гневу вылиться наружу. Не нежными движениями, а жадными толчками в диком танце. Страсть и гнев слепят при мысли, что она была с тем Максом или ещё с кем. Я проникаю в неё с отчаянием и диким желанием, притормаживая только когда слишком сильно стискиваю пальцами мягкие бёдра. Горькое чувство самообмана обжигает грудь, возрождая в памяти давно забытые гнев и обиду. И, как и тогда, меня пожирает нечто более мощное. Древнее. Ревность, разъедающая рассудок. Она всё равно моя! Моя до самого дна свой души. В какой-то миг мы оба оказываемся на самом краю бездны. Девушка подо мной начинает надрывно стонать, стискивая хрупкими пальцами простыни, а я всё никак не могу унять злость. Вдавливаю её жесткими толчками, пытаясь наказать, и она беспрекословно принимает это наказание. Кукла сжимает меня бёдрами и надрывно стонет, позволяя и мне прыгнуть в глубины яркого оргазма. Вжимаю её в себя, готовый выпить досуха новый стон и жадно целую, уже не особо контролируя себя. Эта ночь должна была быть другой. Её ночью, когда боль сменяет удовольствие. Я бы не торопился, нежил свою куклу до самого рассвета. Терпел бы неудовлетворённое желание только ради того, чтобы взять своё позже, когда можно было бы… Только Даша не была невинной девушкой. Именно поэтому я даже мысли не допустил, что нужно остановиться. Вновь и вновь захватывал хрупкие руки в плен и истязал её новыми пытками, с каким-то отчаянием слушая надрывные стоны удовольствия. Эта ночь должна была быть другой. Но она будет обжигающе горячей. Я не оставлю её в покое, пока не попросит своим тихим голосом о пощаде. Не тогда, когда едкое чувство злости на себя самого и на неё жадно облизывает рёбра.