Пять желаний Шинобу Кочо

      Гию чувствовал себя дерьмом.       Перевернувшись на бок, он уставился на экран телефона, где снова и снова мигал флажок нового письма от Шинобу, которое он успел перечитать уже в двадцатый раз за вечер:       «Давай помиримся…»       Он сделал глубокий вдох, затем выдохнул, и в груди у него разразилась буря эмоций.       Томиока издал звук, который можно было бы назвать то ли жалобным воем, то ли глухим стоном, полным отчаяния.       Он надеялся, что Шинобу захочет чего-то другого, но в глубине души знал: это именно то, о чём она обязательно вспомнит. Гию снова и снова перечитывал короткое письмо, надеясь, что на двадцать первый раз всё изменится. Но нет. Устав, он потер покрасневшие глаза и сел на пол, невесомо проведя ладонью по пушистой шерсти спящего Шмеля. Тот уже успел обжиться в квартире и даже пару раз перевернуть злополучный цветочный горшок с героическим фикусом.       Помириться, значит. Помириться с её родителями…       Коротко и ясно, как всегда. Кочо умела одним предложением выбить из лёгких весь воздух, даже если слова не произносились вслух.       Как давно это было? Года четыре, не меньше. За окном тянулась унылая зима, под ногами — слякоть, а в доме Кочо разгорелась ссора. Причину спора он уже не помнил. Просто в какой-то момент полетели колкие слова, кто-то подхватил — и покатилось. А вот на примирение не хватило ни смелости, ни желания. В памяти осталась лишь упрямая заносчивость, которая так настойчиво терзала и Гию, и Шинобу. Время шло, а нужные слова так и не были произнесены вслух.       У них больше не осталось обид — только гордость и трусость мешали сделать шаг навстречу. Даже на похоронах Гию не хватило смелости подойти к родителям Кочо, хотя те отчаянно пытались наладить контакт. В глубине души он давно хотел всё прояснить и надеялся, что что-то извне подтолкнёт к примирению. И вот, наконец, этот момент настал.       Интересно, как отреагируют Канаэ и Санеми, когда узнают, что Гию всё-таки решился исправить ошибки прошлого? Наверняка, у них снова будет микроинфаркт — учитывая, как непредсказуемо себя вёл Томиока в последнее время. Да и он сам иногда удивлялся тому, как кардинально менялась его жизнь.       Он встал и подошёл к окну, чувствуя себя хуже, чем когда-либо. За стеклом медленно кружился снег, люди спешили по делам, а жизнь в Нью-Йорке бурлила в адском ритме. В то время как в его маленькой квартире время замерло в вечной печали.       Его рука медленно потянулась к свитеру Кочо, висящему на спинке кресла. В доме было полно вещей Шинобу. Однако Томиока не мог заставить себя убрать или выбросить их, — это был его единственный способ сохранить хоть что-то от неё, хоть малую искорку её присутствия в этом пустом пространстве.       Он прижал свитер к груди, уткнувшись носом в колючую ткань. Глубокий вдох. На короткий миг ему показалось, что он уловил еле уловимые ноты её духов. Или это всего лишь игра его воображения, пытающегося вернуть то, что уже потеряно?       На душе — ни боли, ни отчаяния, ни сожаления, только бездонная пустота, заполняющая грудь липким комом. В сердце больше ничего. Ничего. Никаких чувств.       В голове Томиоки вновь возникал хрупкий образ любимой: её лукавый взгляд, улыбка, смех, тепло её рук… Прижимая к сердцу этот чёртов свитер, Гию на мгновение возвращался в то прошлое, где был счастлив и мог обнимать свою Шинобу.       Прикасаться к её коже, ощущать знакомое тепло. Пробегать пальцами по мягким волосам и вдыхать запах лавандового шампуня, которым они пропитаны. Ласкать её ключицы, целовать шею, прижимать к себе во сне…       Сердце дало болезненный толчок. Ещё один. Бам. Бам. Бам.       Гию поднял голову, быстро вытерев слёзы рукавом рубашки.       Без Шинобу эта зима ощущалась особенно морозной. Как будто холод пронизывал не только тело, но и душу. И даже самый уютный свитер не мог согреть его сердце.

⋇⋆✦⋆⋇

      — Ну что, Шмель, похоже, нас ждёт новое приключение… — тихо произнёс Гию, взглянув на переноску в своих руках.       Животное в ответ лишь забавно фыркнуло.       Осторожно ступая по заснеженной дороге, он неспешно двигался к домику в конце улицы — жильё Кочо находилось в пригороде Нью-Йорка, и добраться до него было не так уж сложно. Он едва заметно усмехнулся. Какой же переполох поднялся, когда Томиока сам решил связаться с родителями Шинобу и предложил встретиться. Они сразу согласились и пригласили его в свой дом. Раньше бы Гию даже побоялся посмотреть родителям Кочо в глаза. А теперь, шагая на семейный ужин, чувствовал себя так, будто никакого скандала и многолетнего молчания никогда не было. Чуть не досадно стало, что всё это недоразумение можно было уладить одним простым шагом навстречу. И всё благодаря Шинобу.       «Она была бы рада…»       Снег падал густыми хлопьями, укрывая землю белоснежным покрывалом. В тусклом свете фонаря Гию медленно продвигался вперёд. Он глубоко вдохнул морозный воздух, щиплющий лицо и горло. Улица была пуста; все, казалось, укрылись в тёплых домах, о чём красноречиво свидетельствовали горящие окна соседей.       Гию остановился у предпоследнего дома перед поворотом — небольшого двухэтажного здания белого цвета. Ничего не изменилось с тех пор, как он в последний раз был здесь: всё те же милые клумбы, странные розовые шторы на втором этаже и каменная дорожка, ведущая к входной двери. Он замер, уставившись на мигающие гирлянды в окнах дома Кочо. После смерти Шинобу у него появилась странная привычка — по пути заглядывать в окна соседей, наблюдая за их спокойной, уютной жизнью. Он словно впитывал это чужое тепло, обманывая себя мыслью, что и в его доме горит свет и кто-то с нетерпением ждёт его возвращения…       Ветер завыл тревожно, словно предвещая о надвигающейся беде. Верхушки деревьев опасно заскрипели, и звёздное небо вмиг затянуло тучами. Мороз заставил Гию сморщиться, и он машинально натянул воротник пальто, прячась от холодного дыхания ночи. Но холод пробрался глубже — в самое сердце… После того, как в вое нарастающего вихря он уловил имя — до боли знакомое имя.       — Шинобу… — раздался едва слышимый шёпот.       Сердце Гию сжалось. А в воздухе вдруг заиграл знакомый аромат лавандового шампуня — тот самый, который Шинобу всегда любила.       Он резко вздрогнул и обернулся, оглядываясь по сторонам. Ветер внезапно стих, и вокруг воцарилась такая напряженная тишина, что казалось, будто мир тревожно замер. Воздух стал тяжёлым и колючим. Внутри Томиоки нарастало тревожное чувство, словно что-то вот-вот должно было произойти. Он снова осмотрелся — никого. Неужели это всего лишь его воображение?       — Почему не заходите в дом?       Гию не сдержал удивлённого вздоха, отшатнувшись в сторону. Его сердце пропустило колкий удар. Опустив взгляд, он увидел перед собой совсем маленькую девочку, закутанную в ярко-красный шарф, который казался ещё ярче на фоне серого снега.       Она внимательно смотрела на него своими серо-голубыми глазами, и в её облике было что-то отдалённо знакомое, как будто они уже встречались когда-то раньше. Но как могла оказаться девочка на этой пустынной заснеженной улице в такой поздний час?       — Я… — растерянно пробормотал Гию, подбирая слова. — Маленьким детям не стоит гулять одним в такое позднее время, — добавил он, ощущая, как к горлу подступал необъяснимый леденящий страх.       Малышка долго смотрела на него, и Гию показалось, что она вообще не моргала. И только спустя мгновения её тонкие губы дрогнули в улыбке. И было в этой улыбке что-то странно пугающее, почти нечеловеческое, что заставило лёд прокатиться по груди Томиоки. Он сделал шаг назад, чувствуя, как липкий ком застрял в горле. Девочка не сдвинулась с места, лишь заинтересованно склонив голову на бок, и у Гию возникло ощущение, будто он попал в ловушку.       — Тогда поскорее зайдите в дом, — произнесла она с безжизненным, стеклянным голосом, от которого у Гию по коже пробежали мурашки.       Кот в переноске испуганно зашипел.       — Слушай, я серьёзно, где твои родители? — спросил он, но незнакомка просто продолжала смотреть на него, не произнося ни слова.       Гию сжал губы и прикусил внутреннюю сторону щеки. Кого же она ему напоминала?       В голове что-то щёлкнуло. Ветер, тихонько шевелящий её белоснежные, почти седые кудри, напомнил ему о той странной старушке. И глаза у неё были такого же цвета. И шарф точно такой же…       Девочка вдруг улыбнулась ещё шире, словно прочитав его мысли. Гию стало не по себе.       — Сделайте то, что должны были сделать давно, — её голос стал намного тише. — И осознайте…       Он собрался с силами и едва шевельнул губами:       — Осознать что?       Девочка прикрыла рот ладонью, пытаясь сдержать смех, словно он задал самый глупый вопрос на свете.       — Осознайте свои ошибки и извлеките урок, — произнесла она холодным тоном, указывая на него пальцем. — Только так вы сможете обрести счастье.       — О чём ты говоришь?       — Нельзя слепо следовать чужим прихотям, — прогремел её голос.       — Я не понимаю, чёрт возьми! — закричал он, чувствуя, как пульс стучал в ушах.       — Хорошенько подумайте. До нашей последней встречи ещё много времени… — говорящая звонко рассмеялась. — Когда я вернусь, вы должны будете всё понять.       Незнакомка, продолжая хохотать, закружилась. И вокруг Гию поднялась снежная стена, закручиваясь в вихре. Томиока застыл на месте, не зная, что делать с этой странной ситуацией. Всё вокруг начинало расплываться, теряя яркость и чёткость. Томиока вдруг пошатнулся и упал на колени, ощутив острую пульсацию в затылке. Боль глухо отдавалась в голове. Он стиснул челюсти, скрипнув зубами от напряжения. Из уст вырвался тихий стон, и Гию сощурился, из последних сил пытаясь удержаться на грани сознания. Мир медленно погружался в тьму, когда сквозь эту густую пелену до него донёсся знакомый женский голос:       — Гию, ты в порядке? — встревоженно спросила Канаэ, подбегая. — Санеми, помоги ему! — добавила она, беря в руки переноску с котом.       В этот момент Санеми резко схватил Томиоку за локоть, поднимая его на ноги. Наваждение вдруг исчезло, как будто по щелчку пальцев. Томиока схватился за голову, жадно втягивая носом морозный воздух.       «Санеми и Канаэ? Точно, они же упоминали, что собираются в родительский дом Кочо…»       — Ты как? — выкрикнул Санеми, встряхивая Гию с такой силой, что тот чуть не потерял равновесие. — Чёрт возьми, сколько проблем ты нам создаёшь!       — Санеми! — сердито вмешалась Канаэ, отряхивая снег с Томиоки.       Он поджал губы, немного смутившись от того, как резко заговорила с ним госпожа Шиназугава.       — Ладно, давай зайдём в дом, пока этот… не наделал ещё больше глупостей…       Снежные хлопья продолжали кружиться в воздухе, прилипая к щекам и волосам Томиоки. Он с трудом приходил в себя, чувствуя, что всё происходящее напоминало ему какой-то далёкий сон.       — Постой, тут же была маленькая девочка…       Гию часто заморгал, обводя недоумённым взглядом пустую улицу.       — О чём ты? — обеспокоенно спросила Канаэ, тоже оглядываясь по сторонам.       — Похоже, он ещё и головой приложился… — рявкнул Санеми, едва ли не таща Гию за собой.       — Но ребёнок… — пытался возразить Томиока.       Она была здесь совсем недавно — эта странная, пугающая девочка. Неужели, пока Гию приходил в себя, она успела убежать? Верилось слабо, но это было единственное объяснение происходящему…       Увидев побледневшее лицо друга и его тревожный взгляд, Канаэ аккуратно положила руку ему на плечо.       — Гию, успокойся… Здесь никого нет. Тебе просто стало плохо…       Он снова огляделся. И правда. Никого.       В это время друзья помогли ему добраться до уютного дома Кочо, и пульс Томиоки наконец пришёл в норму. Гию начал трезво оценивать ситуацию. Просто странная девочка — не больше. Наверняка дразнилась и сбежала, когда ему стало плохо. Вот и всё. Он обернулся, проверяя, не стояла ли она позади, но её, как и ожидалось, не было. Гию облегчённо вздохнул. Тем не менее ощущение, что кто-то наблюдает за ним, не покидало его. И это чувство тревожило гораздо больше, чем холодный ветер на улице.

⋇⋆✦⋆⋇

      — Я же говорил, что он чокнутый! — выпалил Санеми, откидываясь на спинку кресла и бросая взгляд на друга, который с отсутствующим выражением лица смотрел на огонь камина. — Всяких выдуманных детей видит…       — Санеми! — тихо произнесла Канаэ. — Гию просто устал…       — Устал, говоришь? — фыркнул он, поглаживая спящего рядом Шмеля.       Не такую долгожданную встречу представлял себе Гию. Конечно, волнение ещё долго витало в воздухе, подпитываемое состоянием Томиоки, но в итоге всё свелось к долгому разговору за чашкой чая. И этот разговор расставил все точки над «и», которые долгое время нависали над ним, как грозовые тучи. Обид не было — лишь досада от того, что столько времени утекло из-за конфликта, который можно было решить всего за пару часов простыми словами.       Вот так и бывает: из-за недосказанности, страхов и обид рушатся человеческие судьбы. Сколько бы Гию ещё бегал от родителей Кочо, если бы не те роковые письма, пришедшие ему на почту? Одному Богу известно.       Во время разговора были и слёзы, и ностальгические улыбки, а в конце — тёплые крепкие объятия и нежные слова: «Будь как дома, Гию… Сынок».       Это было так легко, что стало даже смешно — истерически смешно. Гию чувствовал себя полным дураком, но в то же время испытывал облегчение — наконец-то всё уладилось. В глубине души он всегда тосковал по той уютной атмосфере в доме Кочо, где царила тёплая обстановка, и его всегда встречали с радостью, как родного.       — Может, я и правда сошёл с ума… — тихо произнёс Гию.       Канаэ и Санеми обменялись тревожными взглядами.       — Ты меня уже бесишь! — воскликнул Санеми, схватил зефир с подноса и, не раздумывая, засунул его Гию в рот. — Ешь и не жалуйся!       Гию что-то невнятно забормотал с полным ртом. Канаэ, наблюдая, не смогла сдержать улыбки. В семейном доме Кочо вновь царили тепло и звонкий смех — как же давно они не собирались все вместе у родительского камина.       Канаэ взяла маршмеллоу с печеньем, надкусила и зажмурилась от удовольствия — Шинобу обожала обжаривать маршмеллоу и делать сладкие бутерброды из печенья. Две печеньки с краёв, а посередине — маршмеллоу. Вот и готово угощение. Эта привычка заразила всех вокруг, и теперь каждый раз, когда родные собирались у камина, непременно готовили эти лакомства.       Странное чувство…       Шинобу давно не было рядом, но традиция в доме осталась. Даже те, кому эти сладкие бутерброды не нравились, продолжали их готовить, словно пытаясь сохранить хоть капельку тепла, оставшуюся от ушедшей Кочо.       Канаэ натянула воротник пушистого свитера до самого носа. Шмель, лениво потянувшись, поднял свою пушистость и с важным урчанием устроился у неё на коленях. Шиназугава тихо хихикнула, нежно поглаживая животик усатого. В доме Кочо было хорошо. На кухне родители готовили закуски, ребята весело шумели напротив, а на коленях у Канаэ мирно урчал кот Шмель. Всё вокруг казалось идеальным: жизнь играла яркими красками и текла своим размеренным ритмом. Но не хватало чего-то важного — того самого связующего звена, которое сделало бы этот момент по-настоящему полным.       Шинобу.       — А давайте пойдём завтра лепить снеговики? Или сходим в то странное кафе в соседнем районе, где готовят странные булочки, оно же ещё не закрылось? — неожиданно заговорил Гию со светящимися от решимости глазами. И фотографии сделаем… Мы так редко фотографировались на память. Можно ещё и в парке прогуляться и… — он запнулся, словно не зная, как продолжить.       Канаэ вздрогнула. Только сейчас она заметила, как сосредоточенно выглядел Томиока. Его лицо было напряжённым. Он уставился в одну точку, будто подбирал в голове слова, чтобы выразить свои мысли.       — Гию… — неуверенно начала Шиназугава.       Она и Санеми собирались что-то сказать, но Гию их прервал:       — Я больше не хочу сожалеть, — хрипло отозвался он. — Я столько всего упустил, откладывая важное на потом. Не хочу потерять то, что мне сейчас дорого… — Его взгляд задержался на Канаэ и Санеми, и в нём читалась настоящая просьба о поддержке. — Мне трудно… — неожиданно признался он, его голос дрогнул. — После смерти Шинобу мне очень тяжело. Но я хочу перестать откладывать важное и сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас…       Друзья замерли в тишине. Канаэ слабо улыбнулась, прикрыв рот дрожащей ладонью. Санеми отвернулся, пытаясь скрыть накатившие слёзы. Впервые за долгое время Гию оказался таким откровенным — как с друзьями, так и с самим собой…       — Ну и речь ты выдал, — фыркнул Санеми, пытаясь скрыть волнение за шуточной фразой. — Молодец, — неожиданно добавил он, легонько потрепав Гию по волосам. — Только не забудь позвать нас с собой…       Напряжение, повисшее в воздухе, вдруг сменилось облегчённым вздохом троицы.       — Мы же друзья… И всегда будем рядом, — тепло произнесла Канаэ.       — Спасибо… — прошептал он.       — Ничего, — сказал Санеми с уверенностью. — Прорвёмся. Только не действуй в одиночку, понял? Как Канаэ сказала? Мы всё-таки друзья.       Гию внимательно разглядывал лицо друга, после чего на его губах появилась искренняя улыбка. Деловито шевельнув усами, Шмель издал негромкий звук, похожий то ли на фырканье, то ли на чихание.       — Хорошо.       И Гию понял, что хотел измениться — теперь не только ради Шинобу, но и ради себя и тех, кто сейчас рядом. Смотря на атмосферу в доме Кочо, Томиока вдруг осознал, сколько всего потерял за эти годы. Держаться за прошлое, которое уже не вернуть, больше не имело смысла. Хотя он всей душой любил Шинобу и будет любить, ему не оставалось ничего другого, как двигаться дальше. Прошлое уже не вернуть, но впереди были новые возможности для воспоминаний. Это стало решающим шагом к новому началу, к жизни, полной настоящих мгновений, ценных моментов без сожалений.       Гию больше не нужно было ждать новых писем, чтобы начать что-то менять в своей жизни.       В этот момент в воздухе неожиданно запахло лавандой — едва уловимо, так что никто из присутствующих этого не заметил. На стекле окна появился лёгкий след, словно его оставила невидимая детская рука.