Колыбельная

— С чем работаешь? Мальчик сидел в кресле, поджав ноги — самом дальнем кресле кабинета, спинкой упиравшемся в угловые стеллажи. Еще дальше отодвигаться от Нагини в пределах комнаты было некуда. Потрескивал огонь. Возле каминного экрана — кованые ветви шиповника, обрамление из колючек, витражные красные ягоды, — свернулась кобра. Камин зажжен для нее: даже сытой змее недостаточно переменчивого майского тепла. На днях шел запоздалый снег. Сейчас по комнате стелилась рыжина заката, и рабочий кабинет можно было назвать уютным: бумаги на столе, он, змея и мальчик с блеском медальона на шее. Поттер не делал глупостей уже больше недели. Не смирился — если бы, — скорее понял, что вспышками гнева добьется только боли. Приторное поведение ему не шло, но сейчас мальчик не играл в расчетливость: в глазах за очками блестело любопытство. Поэтому Волдеморт ответил развернутой правдой: — Учебные планы Хогвартса. — Оу, — отреагировал Поттер. Натянул рукава толстовки на запястья. Он заштопал дырку в маггловской тряпке и почти не вылезал из неё — что ж, пора предмету одежды исчезнуть из гардероба. — Даже это? В смысле, я думал, это делает директор. Сморщил нос: наверняка вспомнил про Снейпа. — Обычно, — согласился Волдеморт. Остановил перо над строкой. Гарри пытался быть милым — стоило поощрить. — Образование определяет курс сообщества, — обронил Волдеморт. — Культуру. Предпочтения. Я меняю мир, Гарри — логично, что корректировки образовательной системы не останутся без моего внимания. Поттер дёрнул кадыком, сглотнув и слюну, и — по лицу видно — почти выпаленный сарказм. — Темные искусства? — поинтересовался он нарочито скучным тоном. — В том числе, — Волдеморт не стал лишать себя удовольствия и окончательно поднял взгляд от пергамента. Ребенок очаровательно кривился, когда сдерживал свое хамство. — Подобающее преподавание истории, — добавил Волдеморт. — Раннее введение бытовых чар. Теоретическая база зельеварения. Ты считаешь, что получил в школе достаточно информации о магическом мире, Гарри? Поттер фыркнул. Это осело в воздухе как ответ — но через секунду он добавил: — Вообще-то сейчас я должен учиться в школе. Кстати. Получать знания о мире. Вместо инстинкта самосохранения мальчику досталась двойная порция наглости. — Успеешь, — пообещал Волдеморт. — Было бы неплохо, — поправил очки мальчик. Подтянул колени, прикрыл их толстовкой: будто мёрз или готовился к удару. — Было бы неплохо, знаешь. Видеть людей. Иногда. Прошла секунда — багровые глаза и зелёные, напряжение между ними. Поттер аккуратно добавил: — …кроме тебя. Волдеморт молчал. Гарри перебирал пальцами, пытаясь выпутаться, но только глубже закапываясь в опасные пески: — Ты говорил, что я не смогу увидеть друзей. А потом показал. Сказал, что я… что если… Переплетенные пальцы белели от напряжения. — …я же сам к тебе пришёл, — голос дрогнул. Гарри тоже дёрнулся, когда Волдеморт потянулся за палочкой. Взмах — и в стороне от стола встает такое же кресло. Короткая команда: — Подойди. Поттер медленно, каждым движением оттягивая неизбежное, встал. Неторопливо прошёл — дугой, спиной к стеллажам и настороженным лицом к Нагини. В груди Волдеморта струной подрагивало любопытство: что-то случилось между мальчиком и змеей, что-то, о чем он не знал, спрятанное в истории жизни Поттера — не похоже, чтобы ребенок боялся клыков, но змеи избегал всеми возможностями. Он узнает всё, разворотит грудную клетку и лизнет трепещущее сердце. Когда Гарри перестанет так бояться. Он опасался не зря: любые фразы про выход из поместья или, еще хуже, друзей, будили желание задраить мальчишку в комнате без выхода. Что не приведет ни к чему хорошему: психике слабых человеческих существ нужны сородичи. Поттер, даже таская частицу его самого, оставался простым человеком. Человеком, которого когда-нибудь придется отпустить — пусть на поводке, под присмотром, к одобренным лицам и при строжайших правилах безопасности. Не сейчас, говорил себе Волдеморт каждый день. Может быть, решил он, рассматривая сидящего почти вплотную ребёнка: большие, несмотря на линзы очков, глаза, тени под ними, корочки на обгрызенных губах. Друзья мальчика вряд ли проживут больше сотни лет — капля в их общей вечности. Капля, которая может сделать Поттера должным и благодарным. Тянуло провести подушечками пальцев по дужкам очков, убрать преграду, зарыться в волосы; покрыть касаниями губ лицо: такой хрупкий. Такой красивый. Мальчик резко моргнул, стоило приподнять руку. Не попытался закопаться глубже в кресло, но застыл, вовсе зажмурился, стоило холодной ладони Волдеморта оказаться на его щеке. — Ты закончишь образование, Гарри, — пообещал Волдеморт. — Вряд ли в Хогвартсе… Кривая нижней губы мальчика — нерешаемое уравнение. — …но я поощряю познание. Касательно друзей — ты не готов. «Я не готов». — Может быть, летом, — не удержался Волдеморт: хотел увидеть хвойную зелень глаз, расширенные зрачки. Добавил, приглаживая короткие волосы возле уха: — Теперь моя очередь задавать вопросы. — Этим летом? — перебил Гарри. Умный мальчик. — Моя очередь, — повторил Волдеморт. Улыбнулся. — Вежливость, Гарри. Подросткового терпения не хватало надолго: Гарри почти закатил глаза. Это не помешало ему боязливо окаменеть. Ход мыслей можно было прочитать, не пытаясь залезть в лохматую голову: ребенок приготовился сопротивляться до последнего, виляя между полуправдой и натянутым молчанием, лишь бы не выдать придуманные им же секреты — Волдеморт знал об оппозиции больше, чем Поттеру когда-либо позволяли. — Что для тебя было сложнее всего на первом курсе? Лицо мальчика — выразительно распахнутые глаза, отпечаток недоумения — хотелось запомнить, запечатлеть дюйм за дюймом. Волдеморт убрал руку, небрежно занес перо над пустым пергаментом. — Сложнее всего? — переспросил Поттер. — В школе? — Согласно медицинским данным, у тебя нет проблем со слухом. А множество других компенсировало размещение в нормальных условиях в Хогвартсе. Не будь Дамблдор уже мертв нелепой смертью на собственной территории, Волдеморт вспорол бы его мозг, чтобы узнать все логические цепочки: что-то же привело старика к тому, что самое ценное в магическом мире росло… так. — Ну… эм… Обучения риторике Поттер точно не избежит: так выражаться постыдно. Блуждающий взгляд мальчика уперся в его руку. — Перья. Но зачем?.. Он махнул ладонью в замешательстве. — Я корректирую учебные планы, Гарри, — с проскользнувшим в голос удовольствием ответил Волдеморт. — Ты переживал, что ни на что не влияешь, не так ли?.. Так помоги монстру — вышло интонационное подчеркивание — сделать всё лучше. Он ошибался: поттеровское лицо следовало запоминать сейчас. *** Волдеморт мог найти мальчика всегда: в лесу, в шумном городе, в собственном поместье, настолько закрученном в пространственном лабиринте, что гость без сопровождения терялся среди одинаковых дверей и бесконечных переходов. Закрыть глаза, идти по линии невнятного шепота к свежести и теплу. Его душа была спокойствием, сумерками северного моря, разреженной тьмой и слабым запахом ладана; атмосфера дома соответствовала: готика и полированное дерево, резные потолки и книжные полки, складки массивных гардин, огромный стол зала собраний — всегда пустого, потому что Поттер не готов к посетителям дома. Волдеморт не готов подпускать кого-то к нему. Из трех этажей практически завершенного дома Гарри выбрал закоулок за библиотекой — узкий пенал, скрытый стенной панелью, почти чулан. Там громоздились покрытые чехлами стулья; за стеклами стенных шкафов лежали старые подношения: камни, книги, запонки. Многое когда-то принадлежало Тому Риддлу. Волдеморт не выбрасывал свою историю. Голос Поттера раздавался из никому не нужной сокровищницы. — Я его не понимаю. Тепло искусственное: камин. Тепло человеческое: Гарри. Совсем не тепло: сосущая жадность его души. Волдеморт наклонил голову, не стал толкать дверную створку: отвлеченный мальчик не почувствует его сейчас. Он сидит на одном из стульев? Притащил себе кресло? Скрутился на полу? За широкими стенами хлещет дождь — с рассвета ни проблеска солнца — и голос у Гарри тоже тусклый, пасмурный. Тенор смешанного акцента: — Он — это я, только старше. Верно, в молодости за ним водилось неприличное количество апломба. В политическом младенчестве это и погубило. Том-крестраж никогда не станет умнее — осколок сущности, детальный, но двухмерный отпечаток естества. — На сколько лет, шестьдесят? — ехидно хмыкнул Поттер. Шорох одежды: какой-то жест или смена позы. — Блять. Я целовал семидесяти… восьмидесяти… — Отрадно, что в этом больше всего тебя смутил возраст, — теперь издевался уже Ридлл. — Разница не имеет значения — не в моем случае… и не в твоем. Вспышку мальчишеского смущения Волдеморт ощутил, не глядя. — Заткнись. — О, Гарри. Ребенок не мог считать глубоко запрятанную тоску; спросил упрямо, отчаянно: — Почему он больше не хочет меня убить? Почему… это? — Ещё не догадался? — Волдеморт мог представить поднятую бровь, изгиб губ. — Я уже дал тебе подсказку, Гарри. Дополнительные нужно заслужить. — Тебя я тоже не понимаю, — сообщил Поттер. — В этом доме только змея нормальная: хочет тепло и жрать. Мелодичный смех, насупленное подростковое дыхание. — Себя не включаешь? — Я сошел с ума, — уверенно сообщил Поттер. — Или отравился, умер во сне и попал в ад. Знаешь, когда одно и то же… существо поджигает тебе органы, лапает и просит вести себя хорошо — это хуже, чем жариться на сковородке. — Ты не в аду, Гарри, — рассудительно сказал Риддл. — Значит, свихнулся, — пауза. Пожал плечами? Откинул голову к стене, как при задумчивости? Волдеморт захотел узнать — и открыл дверь. Дернувшийся Поттер походил на испуганного воробья. Воплощение крестража только повернуло голову. Скрещенные на груди руки, небрежная поза плечом у стены — Том знал, что их слышат. Приподнял бровь. Сквозь лицо можно было рассмотреть текстуру обоев. — Гарри, — произнес Волдеморт. Ребенок нервно вертел медальон: то ли думал спрятать, то ли желал им заслониться. С грудой стульев под чехлами при том, что он сидел на крайнем, отступать было некуда. Рядом — напольный светильник с прозрачно-тонким абажуром: белесое кружево шантильи, очередной бесполезный подарок. Преломленный тенями свет падал на поттеровское лицо, подчеркивал полосы грязи возле дужек очков; рукав неизменной толстовки тоже в пыли — Гарри умудрился найти приключения даже в безопасном и проверенном пространстве. Для человека, который так ядовито жаловался на необходимость послушания, «что такое?» Поттер спросил удивительно кротко. — Разве мне нужна причина, чтобы прийти к тебе? — …нет. Не нужна. — Как вижу, ты ищешь компании. Он остановился в шаге от мальчика. Светильник кругляшами отражался в стеклах его очков, блики заслоняли глаза. Волдеморт потянулся к дужкам, задел снова отрастающие волосы, опустил сложенные очки в карман. — Жаждешь ответов. Поттер сглотнул — дернулся узкий кадык. Не стал опровергать: у него не нашлось бы аргументов. Шелковый платок осел в руках. Скользнул по мальчишеской коже — переносица, скулы, виски, — сметая пыль и собирая учащенное дыхание. Гарри вскинул брови, увидев грязь на ткани. Смущенно потер рукав. — Где в этом доме настолько пыльно? — спросил Волдеморт вместо «когда же ты приручишься». — Эм, — замешкался Гарри, — на чердаке. Насколько Волдеморт помнил, люк туда был загорожен горами материалов — когда он найдет время и предпочтет потратить его не только на мальчика, работники доделают дуэльный зал. Потупленный взгляд Гарри без слов объяснял: все доски уже перетроганы, тканевые манекены изучены. Как будто ребёнку было недостаточно библиотеки. Может, и не хватало: чего ему хотелось в семнадцать лет, Волдеморт помнил весьма смутно. И того, что приходило в голову, Поттер точно не хотел: слишком беззубый, пусть и пытается кусать деснами. — Понял. — Не наказывай эльфов, — спохватился Гарри. — Он закрытый. И пустой. Без очков его глаза казались еще больше. — Вопреки твоим подозрениям, — проговорил Волдеморт, — я не наказываю никого без повода. — Тот хмырь усатый, — указал Гарри, потирая шрам. — Он ещё ничего сказать не успел. Платок смялся в пальцах. Волдеморт движением запястья испарил его: он контролировал магию до невероятных пределов. «Хмыря усатого» бы тоже распылил, но его коллеги по клетке мозга нуждались в уроке. — Он высказал свое поступками, — отрезал Волдеморт. Гарри поморщился; вспышка злости от напоминания отразилась и на мальчике. Шевеление сбоку: сменил позу, придвинувшись ближе, Риддл. Не беспокоился за Поттера — впитывал их эмоции, как душевный паразит, которым он и был, набирал силы. Телесным и живым при Волдеморте не станет никогда, но… Движение натолкнуло на мысль. Следующую после «стоит лучше держать щиты» — Поттер мог случайно увидеть и более компрометирующие моменты. Его душу влекло к Поттеру: это невозможно отрицать. Он — в двух вариантах — хотел получить от мальчика все, что он может дать, не умерев, угнездиться среди его тепла. Поттер нескоро сможет принять Волдеморта — но у него куда меньше предубеждений к Риддлу. Глупый, обманывающий себя же мальчик. Этим стоило воспользоваться — ведь кого послушает душа, если не своего хозяина. — Идем, — сообщил Волдеморт, скользнув пальцем по щеке мальчика в настойчивой ласке. — Время работать. Он не планировал этого и пяти минут назад, но не мог отказаться от соблазна посадить мальчика рядом. *** — Извини-что-прерываю, ты не видел мою толстовку? Приручение давало и непредвиденные побочные эффекты: Поттер не боялся сунуться в рабочий кабинет с дурацкими вопросами ещё раньше, чем настало время завтрака, протараторив извинение с проглатыванием половины согласных. Раньше, чем приведет себя в приличный вид: в пижамной рубашке, с полотенцем на плечах. С мокрых волос на него скатывались последние капли. Теперь ребёнок выглядел воробьем, извлеченным из весенней лужи. Не дрогнул, когда Волдеморт поднял взгляд. Только поёжился, получив четкое холодное «нет», будто слово скользнуло ледышкой по его коже. Разумеется, не видел — сам же потребовал убрать из гардероба, а это способны сделать и эльфы, без лишней необходимости смотреть на раздражающую тряпку. Но сохранил: как напоминание о своем триумфе и извлечении мальчика из лесов. — Стой, — мягче произнес Волдеморт, стоило мальчику отшагнуть в коридор. — Иди сюда. Потому что Гарри шарахался каждый раз, стоило направить палочку в его сторону: разумно, но неудобно. Зато подходил охотно. Волдеморт делал вид, что не замечает неотрывного взгляда на бумаги, жадного чтения в любом сколько-либо удачном ракурсе: на столе никогда не лежало ничего, чего Поттеру не стоило бы знать. Вовлеченный в процессы напрямую, он бы сеял хаос и выдвигал юношески-максималистские требования. Так, обрывками и украдкой, мальчик знакомился с рабочей рутиной. И сейчас не упустил шанс встать поближе к столу, повернуть подбородок к раскатанному свитку. Оборвался тут же, как Волдеморт коснулся лежащей палочки; подобрался, перенес вес на другую ногу. — Что?.. — Я сказал тебе стоять, — одернул Волдеморт. «А потом идти» Поттер пробормотал уже под нос, неприязненно разглядывая свое отражение в возникшем ростовом зеркале. Волдеморт предпочел не услышать. Встать за ним, расправившим плечи и задравшим нос — и даже так подбородок можно положить на его макушку. Отбросить полотенце. Прижать кончик палочки к воротнику пижамной рубашки. Гарри бы отпрянул, но сразу за ним грудь. Убежал бы, да не найдет повода. Мальчику оставалось только настороженно следить за ним через зеркало, пытаться прочитать улыбку и прищур. Его сердце колотилось, как у кролика, но лицо держал. — Видишь ли, Гарри, — произнес Волдеморт. Ему нравилось называть мальчика по имени. Называние — основа волшебства. Называние — присваивание. Неудивительно, что Поттер избегал любых форм обращения к нему. Кончик палочки скользнул к ключице под рубашкой. Ладонь легла на солнечное сплетение: теперь он обнимал мальчика, склонившись к его уху и шепча почти доверительно. — В мире, который мы с тобой строим, толстовкам нет места. Трансфигурация одежды, шестой или седьмой курс школы — Поттер умел бы, если бы концентрировался на учебе. Если бы ему кто-нибудь дал учиться вместо размена мальчишкой в заранее проигрышной партии — не думал же Дамблдор, что Волдеморт настолько глуп. Тонкий молочный шелк, гладкая ткань, перламутровые пуговицы — все то, что уже висело в гардеробе мальчика, но он это не выбирал. Волдеморту не нужно было закрывать глаза, чтобы представить, в каких одеждах должна быть его немезида; он вёл пальцами: напряженный пресс, впадина горла, тонкая плечевая кость, плечо и предплечье. За рукой струилась ткань. Мальчик дышал неровно и через раз, вжался всё-таки в его грудь, пытаясь избежать ладони — на мантии расплывалось мокрое пятно от волос. Было тепло, так тепло, что в кожу Поттера хотелось завернуться. Пальцы очертили тусклые реки вен на запястьях — появились манжеты. Последний штрих, уже только палочкой — горло обвязал однотонный воротник-бант. Поттеру пришлось сглотнуть, прежде чем ему удалось выговорить: — Я не строю никакой мир. — О, Гарри. Смех прокатился по мальчику дрожью. Волдеморт не отпускал. Гарри не озвучивал очевидное: все это можно было сделать без тактильного контакта или отправить переодеться. Мальчик учился применять мозги по назначению. — И оно девчачье, — пробормотал он, крутя в пальцах конец воротника. В зеркало Поттер старался не смотреть, зато Волдеморт теперь видел каждую деталь: нервно сжатую челюсть, неряшливо сохнущую челку, розовую кайму шрама, всегда как будто свежего. — Печально видеть столь обширные пробелы в твоём воспитании, — сообщил Волдеморт. — Придет время устранить и их. Когда губы коснулись макушки, Гарри вздрогнул.