Колыбельная

Поттер не мог отсчитывать дни до даты, которую не знал; у него и календаря-то не было. Зато с ребяческой наивностью решил: он нашел нить для распутывания клубка. Волдеморт не нуждался в его поцелуях, но забавно было смотреть, как мальчик страдает и морщится отражению в зеркале, будто на губах оставались отпечатки. Главный из них красовался на его лбу почти семнадцать полных лет, но Поттер — Гарри, как все чаще стал мысленно говорить Волдеморт, — до сих пор не соединил точки. Слишком уж неприятное для него получалось созвездие. Небосвод магической Британии, оставшийся без героя, всё ещё полыхал сиянием. Оппозиции не удалось сложить похоронную песнь министерству: оно продолжало функционировать. Некоторые магглорожденные, втянув головы в плечи, дальше посещали работу, остальные предпочли свою глупую гордость. Их Волдеморт не трогал: люди смертны. Он — нет. Недовольные закончатся естественным путем, и, помимо нескольких показательных разборок, геноцид пришлось устроить разве что в своих рядах: нетерпеливые роптали. Нетерпеливых не осталось. Выбрав осадную тактику, Волдеморт не стал мягче; но зачем страшить резней тех, кто исправно платит налоги? Пожиратели от них традиционно воздерживались — и это недоразумение он тоже исправил. Единственный волшебник, имеющий значение помимо него, нервно обрывал бутоны роз в саду и вытаптывал скаковой круг ходьбой. Приносил больше пользы, чем половина системы. Пакостил тоже масштабнее, чем трепыхающиеся остатки Ордена и прячущиеся в замке студенты: от его кислого лица у Волдеморта портилось настроение. Поттер сделал выводы и стал натянуто улыбаться. Особняк среди шотландских холмов становился домом, а не пристанищем. Там жил мальчик; туда приходил Волдеморт. Там горел огонь в библиотеке, уже не запираемой на несколько магических замков, и под окнами россыпью блестели первые весенние цветы. Мальчик ухаживал за ними по-маггловски, руками, копаясь в земле и выпросив у эльфов принадлежности. Волдеморт не понимал, но Гарри выглядел спокойнее и не забывал надевать шарф. — Идём, — сообщил Волдеморт, вставая из-за стола. Остатки завтрака исчезали бесшумно и частями: блюдо с яичницей, плошка из-под джема, пустые чашки с темными ободками чаепития. Последней со скатерти испарилась горсть апельсиновых косточек. Гарри вскинул встревоженный взгляд, отложил салфетку: вытирал пальцы от сока. — Куда? Сейчас? Состроил смешное лицо: по выражению Волдеморта увидел, что ответов не предвидится. Волдеморт напомнил: — Шарф. Несносный ребёнок простужался слишком часто для тех витаминов, которые в него впаивали. Колдомедик не осмелился озвучить слово «нервы». Поттер не смог из-за него посмеяться: спал наведенным сном, как и всегда, когда в их убежище появлялись гости. Нынешнего путешествия Волдеморт тоже предпочёл бы избежать, но мальчик должен запомнить, что хорошее поведение поощряется. — Иди сюда, — приказал он. Проинструктировал: — Мы будем невидимы. Не отходишь от меня, не открываешь рот — и у тебя будет десять минут с друзьями. Коротко мазнул языком по воздуху, собрав восторг и нетерпение мальчика. Сегодня студенты Хогвартса уезжали на весенние каникулы, все сразу, чтобы Волдеморт мог выкурить мелких повстанцев и не отстраивать потом замок. Авроры сопровождения не знали, что за посадкой детей в поезд следят не только они: тем интереснее будет наблюдать. Мальчик прижался, уткнувшись вороной макушкой в подбородок, выдохнул в мантию. Одно движение палочки — и по ним растекается пленка невидимости. Второе — пространство скручивается, перемалывает их кости и собирает заново. Третье — заглушающее: Волдеморт не обманывался поттеровской кротостью. Они перенеслись на один из балконов крохотной хогсмидской станции, но с Поттера станется прыгнуть через парапет от энтузиазма. И точно: оказавшись на вокзале, в закутке меньше чем в сорока шагах от гриффиндорского вагона, Поттер рванулся вперёд. Зашипел, когда Волдеморт сжал его плечи. Застыл. Волдеморт наклонился к его уху, напомнил негромко: — Не отходишь от меня. Молчишь. И мы стоим тут десять минут, а не возвращаемся прямо сейчас. Время он рассчитал идеально: только началась посадка. Со второго этажа были видны макушки студентов, подходящих к вагонам группами в сопровождении — Волдеморт не забывал об оппозиции и их манере вносить хаос. Чемоданы, то едущие на колесах, то притоптывающие разнородными лапами, кошачьи вопли и совиное уханье, дым паровоза — рутина не изменилась. Волдеморт удовлетворенно наблюдал. Гарри скрестил руки на груди и прижатой спиной выражал протест, разве что не зажмурился. Настроение ползло вниз, как провалившийся в дырку в мантии кнат: мальчишка должен был быть благодарен. Впечатлен. Вместо этого вздрогнул, увидев свой курс, строем вышедший на платформу, девчонку Грейнджер с задранным подбородком и их третьего. Дёрнулся: — Пуст… На его губы легли холодные пальцы. Поттер, кажется, оставил остатки мозга в особняке: бубнил что-то, вырывался из рук. Сил на то, чтобы держать тощего мальчишку, много не требовалось. Сложнее не сломать ему шею, не заставить плеваться кровью здесь же: такого его заклятия уже не выдержат, и половина Хогвартса увидит своего буйного героя. Мальчик укусил его ладонь, прижатую ко рту, попытался отодрать руками. Охнул, стоило пропихнуть пальцы в его мерзкий рот, надавить на язык. Забился выброшенной рыбой, с мычанием сжал зубы. Волдеморт повернулся на каблуках, не отпуская мальчишку. Не отпустил и в каминном зале: только прижал к стене. Гарри не затих, даже когда вторая ладонь Волдеморта дёрнула за конец шарфа, размотав, сжала обнаженное горло. Когда пальцы толкнулись во влажную тесноту, надавив на корень языка, прошлись по щекам изнутри, разжали челюсти. Гарри булькал что-то и лягался; Волдеморт поднял его выше. Сказал резко: — Поттер. Мальчику едва ли хватало дыхания, но он упорно мычал. Вскидывал руки, царапал мантию. Боялся — теперь, когда в хватке Волдеморта не осталось бережности, по-настоящему боялся. Волдеморт не злился, нет. Только преподавал урок. Смотреть на то, как мальчик его усваивает — закатываются болотные глаза, текут невольные слезы, — было приятно. Дюжину секунд спустя — вечность для Поттера — опустил его на ноги. Намекающе положил пальцы на жилку, в которой стрекотал пульс. Небрежно вынув пальцы из поттеровского рта — пошло хлюпнуло, мальчик тут же закашлялся, — вытер об его же мантию. Повторил обращение, уже по имени: — Гарри. Мальчику хватило дыхания выплюнуть: — Ненавижу. Вышло без эмоций, только с каплями слюны. — Знаю, — демонстративно улыбнулся Волдеморт. — Но помнишь, о чем мы договаривались? Послушание, Гарри. Гнев мальчика вспыхнул в его глазах ударом молнии. — Ничего такого я тебе не обещал. — Но ты пришел ко мне, — ещё шире растянул губы Волдеморт. — Мои правила, Гарри, просты. Придерживайся их — и всё будет в порядке. — Ничего не будет! — не внял рациональности мальчик. Хотелось взять его за задранный подбородок и приложить о стену. — Гребаный ты извращенец, нет правил, ты просто жестокая тварь, и… Гарри снова закашлялся, сглотнул слюну: кадык ткнулся в ладонь. — И ты обещал, о-бе-щал, а вместо… Волдеморт провел большим пальцем по нежной коже шеи, царапнул ногтем подбородок без щетины — совсем ребёнок. Поттер заткнулся, полыхнул испуганно-недовольным взглядом. — Раз у жестокой твари нет правил, — усмехнулся Волдеморт, отпуская мальчика. Он почти рухнул, пытаясь прижаться к стене ещё плотнее, отодвинуться любой ценой. — А ты не считаешь послушание необходимым, посмотрим, насколько в порядке будут твои… коллеги, прячущиеся сейчас в замке. Гарри шатнулся вперёд, попытался схватиться за мантию — но не сумел. — Посто… Договорить не успел: Волдеморта в зале уже не было. Чтобы не сломать малолетнему неблагодарному ублюдку его тощий хребет. Пусть потерзается: из особняка он не выйдет. *** Злость Поттера зудела среди мыслей, как затесавшийся в ботинок камень. Не блекла, не отодвигалась: минусы общей души. Мальчик глотал свой горючий гнев вместо слюны. Пытался отказываться от завтрака, пока не получил записку: каждая пропущенная трапеза — плюс один заключенный. Потом стал переедать до рвоты, кислых разводов на кафеле уборной, рук, прижатых к животу. Волдеморт не реагировал на его маленькие концерты, отказывался быть зрителем детского театра: умереть Гарри не сможет, зато запомнить, что все его выходки имеют последствия, должен. Это поняли и подростки, вытащенные из Хогвартса. Наивно думавшие, что добрый каменный замок скроет их между переходов и секретов, защитит от зла. Магия не была ни добром, ни злом; замок открылся своему владельцу. Поджавший губы Снейп — вот уж кого Волдеморт не подозревал в мягкосердечии — сопроводил горстку идиотов в камеры, уже не столь комфортные, как их временное убежище. Юность была горячей и категоричной: Волдеморт помнил это по себе, видел по Поттеру, поэтому охраняли волшебное будущее спокойнейшие из его людей. У детей нашлось время подумать о мировоззрении перед судом — судом по всем правилам, с назначенными опекунами и полным составом Визенгамота, журналистами на задних скамьях и родителями на первых. Единственный, кто мог обвинить Волдеморта в жестокости, не видел его уже месяц — но раздражал каждый день. Угрюмой тоской на фоне рабочих мыслей. Напоминаниями: головой старшего Уизли в министерстве, хогвартской печатью на документах, ходатайством Грейнджер о летней стажировке — девчонка была действительно умна. Ночными слезами: мальчик распускал сопли слишком часто для человека, так гордо твердившего, что никогда не сдастся. Половину времени Волдеморт жаждал усыпить его и не будить до скончания веков, в их случае буквального; половину — вытрясти и препарировать все его глупые мысли, дотронуться до каждого миллиметра кожи, овладеть безвозвратно. Поттер под его ладонью, с его пальцами на языке смотрелся на своём месте, покоренным и принадлежащим. Жаль, что быстрыми способами в их случае можно получить только головную боль и угрюмо-сопротивляющегося подростка. Но Волдеморт умел ждать. *** — Извиняться не буду. Поттер расковырял кутикулы, на коже — отпечатки ногтей, руки сцеплены в нервном жесте. — Не стоит, — произнес Волдеморт тихо, почти ласково. — Извиняться за то, кто ты есть. Мальчик шагнул бы назад, но он и так сидел на своей кровати — разве что нелепо карабкаться до стены. — Ты можешь меня ненавидеть, — прошелестел Волдеморт. Это было их неверное пространство дремы, вместо стен комнаты — хрустящая жадная тьма, вместо камина — всплеск цвета, и только Гарри детализированный, настоящий. Вздрогнувший, когда Волдеморт продвинулся ещё на фут. — Можешь даже считать монстром. Ладонь легла на подчеркнутую тенью скулу. Палец скользнул по закрывшимся векам, опустился на губы. Поттер сжал их плотнее, сдвинул брови: понимал, что проще перетерпеть, чем пытаться сбежать из сна. У него никогда не получалось. — …извращенцем, — смешок Волдеморта совпал с лёгким щипком за нижнюю губу. Гарри пискнул, едва слышно и даже мило. Распахнул глаза, почувствовав дыхание на лице. От радужки осталась каемка, здесь, в полумраке, цвета пожухлой травы. — Но ты мой — и ты будешь слушаться. Он коснулся губами шрама в издевательски легком, почти родительском поцелуе. Испарился во тьме. Гарри проснется взмокший, тяжело дышащий, потерянный. Запомнивший весь их разговор, будто Волдеморт вырезал слова на его коже.