Колыбельная

Мальчик обходил новые владения, как дикое животное: на чуть согнутых ногах, покачиваясь, пугливо озираясь — и по сторонам, и на Волдеморта. Он сидел в кресле у камина, не шевелясь. Наблюдая. Поттер дотронулся до покрывала кровати, рассмотрел звездную изнанку полога; провел кончиками пальцев по тканевым обоям, потом ниже, по деревянной панели; выглянул в окно: сейчас за ним только туман и охровые мазки полей. Проверил одну из дверей: ванная. Застыл перед второй. — Я могу выйти?.. — Если захочешь, — легко согласился Волдеморт. Камин грел щеки, расслаблял тело. Поттер не спросил, насколько далеко — а Волдеморт не уточнил. Поттер поджал губы, прежде чем задать второй вопрос: — Я смогу увидеть друзей? — Нет, — тем же тоном ответил Волдеморт. Наклонил голову: вспышки гнева не последовало. Ни тогда, когда мальчик отдавал свою палочку — «на время», пообещал Волдеморт, и он её действительно вернет, — ни сейчас. Мальчик так сильно устал. — Почему?.. — все-таки спросил он. Вышло по-детски обиженно. Поттер зажмурился на миг, прочистил горло. — Потому что я так хочу, — мягко проговорил очевидное Волдеморт. Оставил пространство для томительной паузы и мальчишеских моральных терзаний. Тишина не взорвалась криками: мальчик уже слишком взрослый. Понимающий, на что он шел, согласившийся с предопределенным — или хорошо изображавший это. В актерские способности вспыльчивого мальчишки Волдеморт не верил, в почти смертельную, желейно-обволакивающую усталость — да. Сам же к ней вёл. — …ладно, — ответил Поттер. Всё-таки вздрогнул, стоило Волдеморту встать. Не шагнул назад, хоть и бросил взгляд в сторону двери. Замер под ладонью, опустившейся на плечо, затрепетал, когда губы коснулись лба — сразу под челкой, в стороне от шрама. — Спи, — приказал Волдеморт. Мальчик обмяк. *** Клетка Поттера была просторной: трехэтажное поместье, полное лестниц и сюрпризов, вид на поля из стрельчатых окон, английский сад — огромный и небрежно-ухоженный, с извилистыми дорожками и крупными цветущими кустами. Между сторонами чернено-кованой ограды стелились мили земли: достаточно, чтобы гулять весь день и ни разу не наступить на хоженую тропу. За оградой — туман: Волдеморт не позволял смотреть на свои сокровища. Поводок Поттера — тонко-невесомым, удавкой, способной оборвать дыхание рывком и не ощущаться, пока мальчик ведет себя хорошо. Тоска Поттера — горькой, плесневелой, как трапеза призрака. Когда мальчик думал, что никто не видит, он хныкал без слез или подолгу сидел, скрутившись и обхватив руками колени. Беспокойной тенью скользил по коридорам, бледно улыбался знакомому: Волдеморту не достались преподавательские годы Хогвартса, поэтому поместье своими мелочами напоминало замок, его первый дом — поттеровский первый дом. Он приручал мальчика постепенно. Сначала и вовсе усыпил: изможденному Поттеру нужно было отдохнуть. Проснулся Поттер уже в одиночестве, не зная, который час или даже день: привилегию времени Волдеморт оставил себе. Ему не нужно было часто питаться, но предпочитал разделять с мальчиком трапезы: знакомить со своим присутствием, пока Поттер нервно клюет еду. Сообщил, что на время убрал змею. Поттер почти ожидаемо не обрадовался: он ничего не говорил вслух, но заметно тосковал по разговорам с осколком души. Но разговаривать он мог только с Волдемортом, и видеть Волдеморта, и всё, что его окружало, тоже было Волдеморта; впрочем, и он сам — только мальчик ещё не знал, насколько. Горевал по утраченной свободе так, будто когда-то её имел. Душа Поттера была его. Эмоции — его. Тело — его. Волдеморт вкушал ожидание приза, не спеша забирать его: мальчик должен успокоиться. Льнуть к рукам, не вздрагивать от обращения. Он держался, ощетинившись показным смирением, но как же далеко это было от того, что хотел Волдеморт — и как приятно было двигаться по этому пути. *** Весна набухала почками, отшагивала от снежных вихрей и снова подкрадывалась грязевыми проталинами. Волдеморт нашёл мальчика в саду. Поттер закутался в шарф по кончик покрасневшего носа, завернулся в шерстяную мантию. Перчатки не взял: бродил между стриженых тисов, дотрагивался до них бледными, наверняка ледяными пальцами. Неряшливо отросшие волосы сливались с мантией, очки не взял и недовольно щурился на мир, как грызун, выползший из норы в солнечный день. День солнечным не был. Волдеморт вышел из-за деревьев, приблизился под настороженным взглядом. Разомкнул руки: Поттер уже знал, что следовало подойти. Почти прижаться. Оказаться под подбородком, в коконе из рукавов мантии, трепещущим сердцем в крепкой хватке. Через несколько минут проговорил тихо: — Отпусти. Волдеморт неопределенно хмыкнул. Поцеловал в макушку, огладил напряженные лопатки. Прижал крепче. Поттер всё чаще спрашивал, когда ему вернут палочку. С опасной задумчивостью смотрел за прутья оград. Повышать дозировку седативных зелий было опасно: длительных тестов на людях ещё не проводили, а рисковать мальчиком Волдеморт не мог. К тому же искусственно спокойный Поттер не был собой, и это навевало скуку. — Не отпущу, — обронил Волдеморт, размыкая руки. Мальчик так и остался рядом задумчивой куклой. Поднял взгляд. — Можно вопрос? — Можно. Из кустов вспорхнула птица. Поместье из темного камня за спиной Поттера смотрелось его тюрьмой, хотя ни одно окно не было загорожено решеткой, да и двери перед ним открывались. — Почему ты меня не убил? Волдеморт улыбнулся, мазнул языком по воздуху: свежесть, почти надежда. — Я так захотел, — легко ответил он. И аппарировал, оставив мальчика потерянным щенком. *** Поттер выучил правила их маленькой игры. Можно задавать вопросы. Нельзя пререкаться. Никогда не знаешь, сколько у тебя попыток, и не догадываешься, когда представится следующий шанс. Волдеморт был слишком занят построением магического общества, чтобы поддаваться желанию уткнуться в мальчика слишком часто. Мальчик был светом, теплом, спокойствием; он же, уже не пивший растворенное во всех напитках успокоительное, раздражал больше копошащейся оппозиции. — Почему я здесь? — Ты обещал вернуть палочку. — Что за оградой? — Ты не вернешь медальон? Волдеморт отмалчивался. Поттер бессильно хлопал дверями, но все равно приходил: пространство закольцовывалось, за окнами мерцала хищная тьма, все двери вели в один зал — а там ждал Волдеморт, бесстрастный и уверенный. Эта мышь не могла найти выход из лабиринта, потому что он же был и входом. *** Первый раз Поттер позвал его, вывалившись в бодрствование из кошмара. Мальчик трясся. В комнате пахло потом и страхом. Волдеморт перенесся сразу сюда, в душную темноту, к обрывистым «приди-пожалуйста-не м…». Выдохнул: — Пришел. Полог Поттер не задергивал. Он дрожал под одеялом, на лбу — капли пота, на ресницах влага. Мальчик сам потянулся к нему, неловко и неуверенно, обхватил ладонями, ещё холодными после глубокого сна. За окном тьма и звезды: приближалось утро. Волдеморт притянул мальчика ближе, погладил по взмокшим волосам. Повторил: — Пришел. Поттер то ли промычал, то ли хмыкнул. Зарылся лицом в его мантию. Вопрос прозвучал глухо и сипло: — Ты не убил их всех? «Кого из?», хотел бы педантично уточнить Волдеморт. Но Поттера трясло — и это шанс подковырнуть и так побитую мальчишескую броню. — Не убил, — произнес он. К тому же правду: этой ночью были убиты только дюжины идей, которые умственно отсталые представители человечества считали достойными его взгляда. Резкие отписки — или собственные письма, перечеркнутые линией красных чернил — они получат утром. Дышал Поттер тоже неровно. Волдеморт сгреб его, легкого и костлявого, покачивал утешительно: то, что не досталось ему, то, что аж год было у Поттера. Потом появился он — и перестало быть. Нынешнее утешение казалось бы насмешкой судьбы, если бы не являлось просчитанным планом. — Гарри, — обратился Волдеморт к комку паники. Проговорил медленно, почти утешительно: — Все живы. Ты в безопасности. На слова недоверчивый мальчик реагировал меньше, чем на ладонь, скользившую по его лопаткам через пижамную ткань. Он глубоко и старательно выдыхал: видимо, вспомнил дыхательные техники. Не отдергивал голову, стоило ладони оказаться в волосах. Не отодвигался. — Успокоительное? — тихо предложил Волдеморт. Его ждало ещё несколько стопок обращений — но мальчик важнее. — Нет! — пискнул Поттер так резко, будто знал, сколько времени он пил зелья. — Не надо, пожал… Волдеморт прижал его крепче, ощутив вновь ускоряющийся пульс. Согласился: — Хорошо. Хорошо, что мальчик, ещё толком не придя в сознание, позвал его. Что искал утешения и помощи. Волдеморт хотел всё: его счастье, его страх, его немощность. Время тянулось лакричной резинкой. Мальчик лежал комком, положив голову ему на колени, сонно жмурился. Взмахом палочки Волдеморт растопил камин, и Поттер отвернулся от огня, сунув нос ещё глубже в мантию, как теневой котенок. Стоило отправить мальчика в ванную, приказать эльфам подать завтрак позже, отправиться к сортировке реформ. — Не уйдешь? — спросил Поттер. — Не уйду. *** Первый же человек, вслух подумавший о его слабости к мальчику, на себе поймет, что слабым Волдеморт не был никогда. Но потакающим — возможно. Кому, если не своей душе? Тем более что Поттер вскоре сотворит что-нибудь из своих невероятных глупостей: слишком смело он ходил вдоль изгороди, слишком невинно улыбался, сам подходя к Волдеморту. Если мальчик решил поиграть в примерного пленника, Волдеморт не против. Одернет позже. Они сидели в библиотеке; Волдеморт читал, мальчик лежал на его плече. Касался шероховатой кожи руки. Если бы он спросил, Волдеморт рассказал бы: зубовидная чешуя, как у акул, покрытых той же тканью, из которой сотворены их зубы. Шагреневая кожа, обволакивающая произведение магического искусства. Весь Волдеморт — искусство, зубы и злость. Мальчик — падающий свет, летнее тепло. Его же душа, окруженная сладкой мякотью сущности Поттера. Что-то позволило ему, обездоленному и оставленному, не стать вторым Томом Риддлом; это же задержало рядом: вес, прижимающийся к мантии, вытянутые ноги в разных носках, сопение. Вскоре что-то спросит, но пока лежит тихо: уже понял, что чем больше тактильного контакта, тем спокойнее Волдеморт. Ещё не убрал неприязнь, мелькающую за дырками зрачков, но Волдеморта не волновало, что там думает и планирует Поттер: все рычаги воздействия у него. Недавно он обрезал черные волосы: сам, ножницами, по странной прихоти и согласно маггловским привычкам. Оттягивал пряди, гладил кожу головы. Прикусил за ухом, насладившись напряженностью застывшего тела. Поттер боялся прикосновений, но тянулся к единственному живому существу, которое было ему доступно. Приподнял голову, опалил шею дыханием: — Я смогу когда-нибудь их увидеть? «Их» не нуждалось в уточнении. Пальцы Поттера нервно застыли, после продолжили свой путь по тыльной стороне ладони: костяшки, фаланги пальцев, обратно к косточке запястья. — Когда-нибудь, — не стал ломать надежду Волдеморт. — Когда ты захочешь?.. — почти утвердительно угадал мальчик. Не отпрянул, когда слишком широкая улыбка Волдеморта растянулась возле его лица. В воздухе снова мелькнул язык: в этот раз нет страха. Ожидание. Интерес. Риск. — Когда захочу, — прошелестел Волдеморт. Книга легла на столик возле дивана. Ладонь легла поверх мальчишеской, кончики пальцев собрали его нервный пульс. Сухие губы мальчика коснулись его шеи. Поттера почти колотило от нервов — его пульс Волдеморт ощущал всем телом. Слова провибрировали у кожи: — Я могу ускорить это желание? Наглость мальчика превосходила его же смелость. Поттер держался за свою браваду, когда Волдеморт повернул голову. Не вздрогнул, когда Волдеморт освободил руки, чтобы придержать мальчика за подбородок. Распахнутые глаза — затягивающая топь, песнь сирены. Поттер так хотел отодвинуться, что только прижался ближе, вцепился в его мантию. Не отрывал взгляда от вертикальных зрачков на багровом полотне. — Можешь, — тихо и многозначно согласился Волдеморт. Мальчик потянулся сам, приоткрыл губы, неуверенно попробовал вкус: право, будто опасался яда. Снова замер. Шумно выдохнул, стоило слизать его отчаянность, упал: в руки, в безопасность, в яркий запах лесного пожара — предельная опасность, пожирающее пламя. Сознательности осталось мало: голая жажда. Сдержаться — не опрокинуть на диван, не искусать до ярких кровоподтеков, не присвоить себе полностью — было тяжело. Но Волдеморт смог. Прикусив губы мальчика напоследок, отодвинулся. Успел заметить вспышку омерзения: меньше всего Поттеру хотелось целовать монстра. Но жертвы этого ангца нуждались в поощрении — такими темпами он сам взойдет на алтарь и предложит нож. Волдеморт коснулся его скул, заключив лицо в ладони, пообещал: — Скоро увидишь.