Колыбельная

У мальчика были очаровательно горячие губы, соленые слезы, глаза блестели росой на мху. — Гарри, — шептал Волдеморт. — Прекрати, — отпирался Гарри. Всхлипывал: стоило ему приоткрыть губы, как по ним скользил гладкий язык. Не мог повернуть голову: это не его сон, не его власть — и не совсем его душа. Мальчишкой хотелось обладать: чтобы горло в синяках, запястья в кровоподтеках, ни одной мысли в дурной вихрастой голове. Поттер пах свежескошенной травой, все лето собиравшей солнце, и кислым страхом. Волдеморт слизал его, скользнув узким языком по шее мальчика, собрал биение пульса на жилке, запрокинутость головы, огладил наждачную шершавость подбородка. — Мой, — доверительно шепнул Волдеморт. И отпустил мальчишку, вскинувшегося из кошмара в не менее безрадостное бодрствование. Улыбнулся: уголки едва намеченных губ разъехались шире, чем положено человеку. Поттер забегался на своих лесных просторах: пора приручать. *** Найти его было легко: просто закрыть глаза и пойти в направлении, куда дергало всем существом. Поймать будет сложнее. Его зрение тоже отличалось от человеческого: застывшего у ствола Поттера сначала не заметил. Просто шел, неслышно и целеустремленно, не касаясь ветвей и не приминая мох: снова будто бесплотный, будто немощный. Скрытый сумерками вернее, чем заклинанием, опаснейший монстр в этом лесу — и на этом континенте. Спросил, как когда-то — вечность назад — выговаривал слова, с отзвуком северного акцента: — Ты мог бы убить Его. — Ага, — саркастично отозвался Поттер. Снова с медальоном на шее. Опять перепутал его с тем, другим, как и полагалось. Мальчик не знал, сколько раз он вел беседы не с фантомом; разговаривать с ним, спокойным, уставшим и не испуганным, было даже забавно: перерыв от подобострастия и дрожащих голосов. — Во-первых, опять эта чехарда, он же не сдохнет, — пояснил Гарри, ковыряя кроссовком мох. Подошва отклеилась. Цыплячью шею в вороте толстовки хотелось свернуть или хотя бы прокусить. — Во-вторых, ты серьезно? У меня нет шансов. — Да, — согласился Волдеморт. Пронаблюдал за зыбкой тенью своего воплощения: Том не показывался в поле зрения Гарри, не собирался его предупреждать. Только смотрел жадно и тоскливо. Целая душа, миллиарды клеток жизненной энергии, молодое тело: Том тоже хотел бы вцепиться в мальчика, да не мог. Волдеморт скользнул ближе, возвысился над вихрастой макушкой, возложил ладонь на плечо — призраком касания, таким же эфемерным, как и его вкрадчивые слова над ухом: — Шансов у тебя нет. Мальчик пискнул, коротко и смешно. Побежал: больше взрыл мох кроссовками, чем продвинулся. На ходу выхватил палочку. Она оказалась в ладони Волдеморта через полторы секунды. Он не сошел с места, не погнался: только опустил ладонь, сцепил руки за спиной, наклонил голову. Гарри метался между деревьями, пытаясь увести от палатки, шипел, оскальзываясь, почти рухнул на каком-то корне в темноте. Волдеморт вздохнул. Повернулся на каблуках, аппарируя. Насмешливо посмотрел на Поттера сверху вниз. Покачнулся, когда его ударили: по-маггловски, злобно и нелепо. Сбить его с ног Поттер не смог: только попался сам. Истошно задергался в хватке поперек груди, нечленораздельно верещал, как обиженный подросток, лягался. Медальон хлопал по его одежде, с хлопаньем крыльев взметнулись подальше от шума птицы. — Сам же придешь, — произнес Волдеморт, отодвигая желание сжать сильнее, пробить такие громкие легкие его ребрами. Расслабил руки. В особняк он перенесся в царапинах: дикий котенок Поттер вырывал свою палочку из практически раскрытой ладони. Аппарировал от ужаса. Оставалось надеяться, что в пределах Британии: поиски блудных детей на континенте утомительны. *** Стойкость мальчика вызывала уважение, упрямство бесило. Он почти перестал спать; дергался от собственной тени, смотрел на Тома при разговоре не отрываясь. Беседовал с ним реже. Чаще менял ночевки, убегая от себя самого: ведь Волдеморт его не трогал. Только приходил иногда, каждый раз со спины за левым плечом, каждый раз отпуская живым. Порой поцарапанным: мальчик неуместно хамил. Кричал он сладко, уже сломавшимся голосом, пытаясь раскрошить себе зубы своей гордостью. Когда Поттер обессиленно — и обездвиженно, иначе не получалось, — затихал, Волдеморт перебирал его волосы. Завистью в глазах Тома можно было крошить обсидиан. *** Зимой мальчик заболел, и его целительские умения оказались на уровне первокурсника, плывущего в школу на лодке: чай и нахохлившееся сидение у костра. Если бы они продолжили пошаговую игру в кошки-мышки, упрямец мог лишить Британию валежника. У Волдеморта были другие заботы — управление системой, включающей в себя собственных идиотов и чужих революционеров, отвлекало, — но кашлял Поттер нехорошо, надрывно. Наколдовать маггловские деньги и пойти в аптеку за лекарствами не решался — или не догадывался. Все, кто мог ему помочь с магической стороны, отринули эту мысль как безнадежную: уже почти год Волдеморт заботился о том, чтобы никто не ждал своего спасителя. Друзей мальчика оставил в живых. Нет более удобного рычага давления, чем крепкие социальные связи; этого он не понимал, но уже выучил. Ершистость Поттера можно пригладить упоминанием его близких; оставалось заполучить мальчика себе — что ж, он бессмертен, а Поттер еще не знал, что он тоже. Поэтому задыхался, сидя у ствола дерева, кашлял в кулак. Разгибаясь, пялился в туман: декабрь окутал стволы дымкой, покрасил мир в пастельные цвета, осел влажностью на мху. Солнце не показывалось из-за туч уже неделю. Бледный мальчик с взъерошенными грязными волосами и нездоровым румянцем щек моргал побитой совой, кутался в одеяло: если он под этой тонкой тряпкой спит, не удивительно, что заболел. Медальона на шее не было. Волдеморт не стал скрываться: появился с хлопком аппарации, соткал свою фигуру из тумана и зябкости, застыл алебастровой статуей. Мальчик поднял воспаленные глаза. Скривился: ему подали худшую визуальную микстуру на его маленьком лесном свете. — Свали, — бросил он хрипло. Волдеморт наклонил голову, улыбнулся. Механический жест: улыбаться его не тянуло давно, но Поттер смешно дёргал плечами, завидев клыки. — Сдавайся, — прошелестел Волдеморт. — Никогда, — сообщил Поттер, вскинув подбородок. Снова закашлялся. Ему пришлось согнуться, скрючиться почти до эмбриона; кашель глухо взрывал окружающий туман. Следующую фразу мальчик выдал менее уверенно, глядя из-под ладони: — Ни за что. Волдеморт улыбнулся шире. Исчез в тумане.