Завет

      Его слова задели её за живое, разбудив дремавший гнев. Сакура сузила глаза, глядя в ту сторону, откуда доносился его голос, и крепче сжала прутья решётки. — Чёртов ты, Саске! Почему ты отказываешься меня видеть? Что я тебе сделала? — Ты ничего не сделала. Иди домой, Сакура. Её глаза наконец-то привыкли к темноте. Саске сидел на койке, скованный смирительной рубашкой, на его глаза была накинута чёрная повязка, исписанная серебряными печатями. Несмотря на гнев, при виде его сердце Сакуры сжалось от боли и негодования. Ослепить его — ещё ладно, он, наверное, самый сильный обладатель додзюцу на свете. Но связывать всё его тело, когда он ни разу не пытался сбежать, было явным перебором. И, судя по всему, они оставляли его в таком состоянии на всю ночь. — Нет, — твёрдо сказала она. — Я не уйду, пока мы не поговорим. — Нам не о чем говорить. Эти слова разбили бы сердце юной Сакуры. Даже сейчас, готовая к подобной жестокости, она почувствовала, как в груди всё сжалось от боли. Но он заговорил. Это уже немало. И, находясь в клетке, связанный по рукам и ногам, под действием подавителей чакры, он не мог её прогнать. Сегодня она добьётся ответов. — Ты серьёзно собираешься так со мной поступать? Снова игнорировать меня? Заблокировать печать и делать вид, что меня не существует? Учиха опустился на стену, откинув голову на холодный камень. Из-за смирительной рубашки было сложно понять его жесты, но Сакура представила, как он смотрит в потолок, раздражённый и измученный. — Может, не будем? — тихо попросил он. — Может,тыне будешь? Почему с тобой всегда так тяжело? — Сакура заметила, как он сползает по стене, и нахмурилась. — Я просто хочу поговорить, Саске. Я не понимаю, почему ты меня отталкиваешь. Я думала… Я думала, что теперь я значу для тебя больше. Она сдержала эти слова. Это было слишком рискованно. Он мог воспользоваться этим, чтобы сделать ей ещё больнее и заставить уйти. После паузы, которую Сакура взяла, чтобы закончить фразу, Саске вздохнул. — …Почему ты всегда появляешься именно в такие моменты? Его вопрос не имел смысла. — Я пыталась увидеть тебя с самого первого дня. — Я знаю. — Я знаю, что ты знаешь, — прошипела она. — Я хочу знать, почему ты отказывался меня видеть и почему ты заблокировал печать. Между ними повисла тишина. Саске сидел неподвижно, словно ему было всё равно. Его губы были плотно сжаты, лицо — каменным. Если бы Сакура не слышала его голоса, она решила бы, что он спит.       Сакура расправила плечи и застучала ногой, ожидая ответа. Вопреки его попыткам казаться бесчувственным, она знала, что он не такой, каким его пыталась представить эта скованная статуя. И она не уйдёт, пока не получит ответы. Она готова простоять здесь всю ночь. Размеренный стук, должно быть, выдал её решимость; в конце концов, он сдался первым. — …Тебе нужно привыкнуть к тишине. — Почему? Ты собираешься поступать так со мной вечно? — Не вечно, — уголок его губ едва заметно дёрнулся. — Ещё немного. Сакура нахмурилась. — До каких пор? — Ты, наверное, уже отвыкла от моего постоянного присутствия в твоей голове. Ты читала записи Орочимару, — его голос стал бесцветным. — Лучше, чтобы ты не привыкала снова перед моей казнью. У неё перехватило дыхание. Снова это слово. Из его уст, произнесённое так твёрдо и монотонно, оно прозвучало как высеченная на камне заповедь. — Тебя не казнят, — поклялась куноичи, пытаясь отменить его слова. — Это не тебе решать. — Я сделаю всё, чтобы этого не случилось. И даже если дойдёт до этого, я вытащу тебя из Конохи. Наруто и Какаши помогут мне. Саске пожал плечами. — Меня просто схватит другая деревня. Он сказал это так небрежно, словно речь шла о чём-то совершенно незначительном. Как будто он не был одним из самых сильных шиноби на свете. Как будто он не мог избежать поимки, если бы захотел. Единственная причина, по которой он оказался здесь, заключалась в том, что он сам позволил себя задержать. Сакура сжала кулаки до побелевших костяшек. — Ты хочешь умереть? — В глубине души, Сакура уже знала ответ. Его поведение с момента возвращения не оставляло сомнений. — Почему ты просто сдаёшься, Саске? Они обещали тебе помилование. Отказался ты от него или нет, ты помог нам выиграть войну. Ты не заслуживаешь этого. — Не заслуживаю? — Он отвернулся и заговорил, глядя на противоположную стену. — Как думаешь, сколько союзников я убил, Сакура? — Это не имеет значения, — поспешно заверила она, пытаясь скрыть надвигающуюся правду. — Разве нет? — Нет. Не имеет. Без тебя мы бы… — Я убил Пятую Хокаге. Её словно парализовало. Холодная дрожь пробежала по спине. — Я убил твоего товарища по команде, — продолжал Саске, не замечая, как воздух вокруг них наполнился горечью и запахом разложения. — Члена Корня.       Темница вдруг раздалась, превратившись в огромную пещеру. Капли воды со сталактитов падали ей на лицо. Эхо боли разносилось по стенам; чёрные маски окружили их; изорванное тело упало рядом с ней, захлёбываясь кровью. Зажмурившись, чтобы отмахнуться от мелькающих теней, Сакура сосредоточилась на холодных прутьях решётки в своих руках, на бешеном стуке сердца, на слабой чакре Саске в углу. Он делал это нарочно. Безжалостно ворошил то, что она с таким трудом прятала глубоко внутри. Она знала его достаточно хорошо, чтобы понять: он пытается причинить ей боль. Он надеялся, что она убежит и больше никогда не вернётся. — Мы… Мы все делали… вещи, о которых жалеем, — с трудом выдавила из себя Сакура. Ей было противно произносить это вслух, сводить всё к столь банальным словам. — Мы все делали то, что должны были. — И ты думаешь, что друзья и семьи сотен других, кого я убил, думают так же? На этот вопрос не было хорошего ответа. Вернее, не было ответа, который не был бы ложью. Не дождавшись ответа, Саске продолжил: — Мира, о котором вы с Наруто всегда мечтали, никогда не будет, пока я жив. Мой клан развязал эту войну. Коноха не победит, пока не умрёт последний Учиха. Убеждённость. Покорность. Он не собирался бороться. Что-то внутри Сакуры надломилось. Глаза наполнились слезами, грудь сдавило от боли. Полки её памяти задрожали, готовые рухнуть под тяжестью воспоминаний. Из этого хаоса выплыло одно воспоминание, медленное, как лепесток на воде. Этот разговор уже был между ними. Много лет назад. С самого начала. С самого начала он это планировал. Он всегда хотел оказаться здесь, в этой темнице, связанный в лесу за Конохой, приговорённый к смерти. Орочимару был прав. Саске никогда не собирался жить после войны. И он говорил ей об этом. Спустя всего несколько месяцев после того, как она узнала, кто скрывается под маской чёрной кошки, Саске прямо сказал ей, что его волнует только победа. Но тогда Сакура не услышала его. Она не понимала, насколько разными были их представления о победе. Осталось так мало… Так мало тех, кто ей дорог, остались живы. И даже живые, они были лишь тенями прежних себя. Ино начала носить длинные юбки и блузки. Когда-то уверенная и общительная, она едва могла смотреть в глаза посетителям цветочного магазина. Она пила почти каждую ночь, отказалась от поста главы клана. Иногда Сакура находила её у могилы Чоджи, тихо плачущую, с той же тоской в глазах, от которой у Сакуры мурашки бежали по коже. Наруто перестал смеяться. Он заперся дома с Хинатой, выходя только на задания и к друзьям. Он ходил по Конохе с опущенной головой, стыдясь говорить с теми, кто потерял близких, стыдясь говорить вообще с кем-либо. Шикамару даже не мог посещать мемориал. Когда он не был занят делами Совета, он почти не бывал дома. Он проводил время далеко от Конохи, в Суне, с Темари. Там, где воспоминания не преследовали его, где дороги не были усыпаны осколками прошлого. Только Саске казался несломленным. Только он оставался прежним.       Его возможное возвращение помогло ей пережить те долгие, мучительные недели ломки в больнице. Мысль о том, что он где-то там, живой и вернётся к ней, каждое утро поднимала её с постели. Именно эта надежда удерживала на месте призраков, крики и укоряющие взгляды, которые она с таким трудом прятала глубоко внутри. Как она могла выжить в этом новом, растоптанном ими мире без него? — …Подойди сюда, — прошептала она, стараясь, чтобы голос не дрожал. Учиха не двигался. — Саске, пожалуйста. Подойди. После недолгого колебания Саске медленно сполз с койки и встал. Несмотря на смирительную рубашку, он без труда подошёл к решётке и остановился в нескольких дюймах от неё, на расстоянии вытянутой руки. Его щёки под чёрной повязкой были пепельно-серыми. Волосы слиплись и потускнели, было видно, что ему не позволяли мыться. Или он сам не хотел. Губы, которые сотни раз касались её губ за последние два года, потрескались от холодного и сухого воздуха, теперь они сжались в тонкую линию. Но плечи его всё ещё были широкими, спина прямой. Он по-прежнему возвышался над ней, от него всё ещё слабо пахло хвоей и землёй. Он опустил подбородок, встречаясь с ней взглядом, и её нервы успокоились, словно она снова обрела безопасность и покой. Он всё ещё приходил к ней, когда она просила. Он всё ещё был тем Саске, которого она знала. — Наклони голову. Он послушно опустил голову, его лицо почти касалось стальных прутьев. Сакура просунула руку в камеру, направила чакру в пальцы и осторожно развязала повязку. Печать была сильной, но ей понадобилось всего несколько мгновений, чтобы снять её. Она сжала повязку в кулаке и затаила дыхание. Саске поднял голову и встретился с ней взглядом, моргая, пока его глаза привыкали к свету. Чёрные, с глубоким фиолетовым отливом, они смотрели прямо на неё. В горле у Сакуры встал ком, который она с трудом сглотнула. Она так давно не видела этих глаз. Его взгляд скользнул вниз по её щеке, останавливаясь на подбородке. — Почему ты плачешь? — спросил Учиха, скорее констатируя факт, словно искренне не понимал. И, возможно, он действительно не понимал. Саске никогда не скрывал от неё своих планов. Это она не хотела их видеть. — Я знаю. Я знаю, что последние два года я только и делаю, что плачу, когда мы встречаемся. Я знаю, что, наверное, выгляжу жалкой, умоляя человека, который не хотел меня видеть, поговорить со мной. Я всё это знаю. Его взгляд снова встретился с её, спокойный и пустой, словно он тщательно скрывал все свои чувства за этой глупой, невыносимой маской безразличия. Сакура чувствовала, как её голос дрожит. — Я не могу больше терять, Саске… Особенно тебя. Я… — Не надо, Сакура, — тихо, но твёрдо остановил её Саске. Он не хотел слышать этих слов. Никогда. Она замолчала. Но внутри неё боролись отчаяние и решимость. — Ты знаешь, что я не смогу жить спокойно, если ты сдашься, — произнесла она с дрожью в голосе. — Не я выбирал этот путь, — возразил он. — Но ты ничего не делаешь, чтобы его изменить! — Я устал бороться. — Я тоже! Я устала от этого бесконечного противостояния! — выкрикнула Сакура. — Ты знаешь, как я к тебе отношусь, и всё равно раз за разом отталкиваешь меня! Почему, Саске? Почему ты ведёшь себя так, будто я тебе чужая? Саске вздохнул и закрыл глаза. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? Нам лучше держаться подальше, если они хотят меня судить. Я это заслужил… но ты — нет. — Ты тоже не заслужил! Борись, и мы тебя вытащим. Я клянусь! Я, Наруто и Какаши. Сакура отчаянно пыталась понять, что творится в его душе, но его печать оставалась непреодолимой преградой. Она протянула руку и коснулась его руки, пытаясь хоть как-то сократить эту ужасную дистанцию между ними. Он был так близко, но казался таким далёким, словно утекал сквозь пальцы. — Доверься нам. Доверься мне, Саске, — прошептала куноичи. Он не отдёрнул руку и через мгновение посмотрел на неё. В его Риннегане мелькнуло что-то, чего она не могла разгадать. — Перестань плакать. — Я не могу. Мне больно и страшно, что я больше тебя не увижу. Сакура сжала его руку и посмотрела ему в глаза, моля о хоть каком-то ответе. Сколько он будет её испытывать? До какого предела она будет унижаться? Неужели он ничего не чувствует? Неужели всё было напрасно? Он плакал над её ранами, убивал ради её спасения, целовал её по своей воле, делился воспоминаниями. Она знала его кошмары, мечты, желания. Иногда ей казалось, что она знает его лучше себя. А иногда, как сейчас, в этой ледяной камере, — что она никогда его не знала. Неужели всё это было лишь иллюзией? Неужели всё это было лишь у меня в голове, Саске? — мысленно кричала она, надеясь, что он услышит её. — …Ладно, — наконец произнёс Учиха, его взгляд задержался на капле, дрожащей на её подбородке. — Я скажу охране, чтобы тебя больше не останавливали. Успокойся. Его уступка отозвалась в ней волной тепла. Изменение в его лице было едва заметным, но она знала его. Знала. Эти слова были для неё лучшим подтверждением. Всё это было не зря. Вся её внутренняя дрожь утихла, ком в горле исчез. Ободрённая этой неожиданной победой, Сакура продолжила: — И печать. Перестань её блокировать. Я ненавижу это. Саске снова нахмурился. — Не сейчас. — Значит, ты сдаёшься? — Я не могу тебе запретить, Сакура. Но я готов принять последствия своих поступков, и тебе тоже стоит к этому подготовиться, независимо от того, на что ты надеешься. — В его голосе звучала непреклонность. Но сегодня она добилась своего. До суда ещё оставалось время, чтобы выиграть следующую битву. — Значит, ты позволишь мне увидеть тебя завтра? — …Аа. Ей не понравилось, как неуверенно это прозвучало. — Обещаешь? Если нет, я… — Да, обещаю. Просто успокойся, — он закатил глаза. — Хотя, кажется, Какаши и без моего разрешения тебя пустит. Уступив раз, Сакура чувствовала его сопротивление. Если она продолжит настаивать, он замкнётся. Их вечная игра. Она хотела сказать ему, как сильно скучала все эти месяцы. Хотела узнать, как он провёл это время. Хотела услышать его голос и снова почувствовать ту близость, которую они едва коснулись в этой тихой, согревающей темнице. Но Сакура подавила это желание. Разговор исчерпал себя. Лучше уйти с этой маленькой победой, чем потерять всё, пытаясь получить больше. Хотя этого было недостаточно. Хотя она хотела провести с ним больше времени. — Хорошо. Тогда я вернусь завтра. — Завяжи мне глаза перед уходом, — напомнил он.       Глядя на ткань в руке, Сакура провела пальцем по вышитым символам печати. Ей совсем не хотелось надевать её обратно. Саске не был угрозой. Он не заслуживал, чтобы у него отнимали то, что принадлежало ему по праву. Со вздохом она жестом попросила его снова наклонить голову, чтобы завязать повязку. — …Ты бы хотел, чтобы я осталась? — нерешительно спросила куноичи, готовясь к отказу. Сдавленный смешок вырвался у него. — Я в темнице, Сакура. — Я бывала в местах и похуже. По крайней мере, у тебя есть койка, а не пол. Снова ослеплённый, он поднял голову. — Уже поздно. Тебе пора домой. — Ты уверен? — Ведь он не отказал ей прямо. Его разум скользнул по её разуму, быстро оценивая её состояние. Он коснулся её эмоций, но так мимолётно, что она не успела воспользоваться этой возможностью, чтобы углубить их связь. Затем словно дверь захлопнулась, и печать снова замолчала. — Аа. Ты можешь прийти завтра, — кивнул он. — Хорошо, ладно. Завтра, — её взгляд задержался на нём. — Значит, увидимся…? Учиха отступил на шаг. — Конечно. Я буду здесь. В его голосе прозвучало что-то новое. Что-то едва уловимое. Лёгкость, которой раньше не было. Другой, возможно, и не заметил бы. — …Это была шутка, Саске? — Ты уже забыла? — Уголок его рта едва заметно приподнялся в лёгкой усмешке. — Учиха не шутят.

***

Сакура чувствовала, где повреждены зрительные нервы. Активировав «Исцеление ста печатей», она направила чакру через свои руки к вискам Хинаты, пытаясь восстановить повреждённые клетки. По лбу Хинаты пробежали чёрные полосы. Но было слишком поздно. Даже Бьякуго не мог сотворить чудо из ничего. Сакура промолчала об этом. Она позволила своей чакре задержаться там ради Хинаты. Пусть она думает, что Сакура ей помогает, раз уж она набралась смелости прийти. Как медик, Сакура делала всё возможное, чтобы мотивировать пациентов регулярно посещать больницу. Если бы она сразу же лишила Хинату надежды, та бы больше никогда не пришла. И кто знает? Возможно, однажды Сакура найдёт способ её исцелить. В жизни всякое бывает. Углубляясь в сознание Хинаты, она осторожно восстановила несколько повреждённых синапсов. Хината тихонько вздохнула с облегчением. Другие пациенты говорили, что эта техника вызывает у них прилив сил, и Сакуре хотелось верить, что это помогает им восстановить и душевное равновесие. Однако не было никаких доказательств, что это исцеление даёт хоть какой-то долгосрочный эффект. В действительности, всё указывало на полную неэффективность этого лечения. Десятки шиноби, вернувшихся с войны и прошедших через эту процедуру в этой же больнице, от её собственных рук, теперь лежали под серыми надгробиями рядом с мемориалом. И жертвы, и палачи. Минуту спустя Сакура опустила руки. Хината открыла глаза и, моргая, огляделась. — Ты что-нибудь чувствуешь? — спросила Сакура, зная, что ответа не последует. — Нет… кажется, нет. Прости. — Не извиняйся. Это скорее я должна извиниться, — Сакура взяла карту Хинаты с тележки и сделала короткие пометки. На случай, если Хината увидит запись, она не поймёт, что там написано. — Это только первый сеанс. Я мало что смогла сделать, но, возможно, мы что-нибудь придумаем с еженедельными посещениями. Хината грустно улыбнулась. — Уже ничего нельзя сделать, правда? — Если люди возвращаются с того света, то врач уж точно найдёт способ вылечить глаз. Это вызвало тихий смех. Улыбнувшись в ответ, Сакура дописала последние строки в карте Хинаты. Это не было ложью — хотя прогноз был неутешительным, ничто не было невозможным.       В конце концов, она поговорит с Хинатой о пересадке. Операция несложная, довольно распространённая после войны. Вероятно, это её единственный шанс. Но как Хьюга, Хинате понадобится донор из её клана… и Сакура сомневалась, что кто-то добровольно отдаст своё зрение. Предлагать ограбить могилу на первом же приёме было бы неуместно. — Хочешь прийти на следующей неделе, в это же время? — Если ты считаешь нужным, — ответила Хината. — Конечно. Я запишу тебя на четыре часа. Тебе подходит? — Хината кивнула. — Отлично. И приведи Наруто, если он будет свободен. Он уже дважды пропустил обследование после миссии. — Он мне ничего не говорил… — Нахмурившись, Хината приняла протянутую Сакурой руку и встала с кушетки. — Я прослежу. Сакура проводила Хинату до двери и по коридору, тихо попросив проходившего мимо стажёра продезинфицировать кабинет. Это было одно из немногих преимуществ её положения: делегировать рутинную работу другим. Особенно сейчас, когда она собиралась уйти пораньше, чтобы… — Идёшь к Саске? Сакура вздрогнула и посмотрела на Хинату. Та снова улыбалась, в её глазах мелькнула дразнящая искорка. Это не должно было её удивлять. Какаши, вероятно, рассказал им с Наруто всё за ужином. Скорее, она удивлялась, что Наруто ещё не расспрашивал её об этом. Упоминание Саске кем-либо, кроме членов Команды №7, обычно заставляло Сакуру насторожиться. Но, похоже, статус девушки Наруто делал Хинату почти членом их команды. Даже игривая улыбка Хинаты не вызвала у Сакуры неприятных ощущений. В её словах не было ни капли упрёка. Сакура усмехнулась. — Да. Он наконец-то перестал упрямиться. — Ты прямо как Наруто, — Хината остановилась у стойки регистрации, чтобы отметиться, а Сакура попрощалась с дежурной. — Ну, почти. Наруто считает, что он всё ещё упрямится. Наруто, скорее всего, был прав. Попрощавшись с Хинатой, Сакура направилась к башне Хокаге, а затем начала свой привычный, тревожный спуск в темницу. Несмотря на данное Саске обещание, каждый шаг вниз, в эту холодную тьму, давался ей с трудом. Он никогда не нарушал своего слова, но его настроение менялось слишком часто. Ничто не могло помешать ему просто отказать ей. Если Учиха действительно считал её визиты неуместными, у него не было причин её впускать.        Поэтому, увидев двух незнакомых АНБУ, стоявших у дверей внутренней темницы, Сакура почувствовала, как её охватывает тревога. Она надела на лицо маску уверенности и спокойствия. Если Саске снова её обманет, она не позволит этим шиноби увидеть её разочарование. Но охранники безмолвно расступились, когда она подошла. Поклонились в знак уважения, когда она потянулась к дверям. Молчали, даже когда она остановилась, давая им последний шанс что-то сказать. Это было просто невероятно. Абсолютно нелепо. Только так можно было описать облегчение, которое она почувствовала от их молчания. Удовлетворение от того, что Саске сдержал слово, мгновенно успокоило её расшатанные нервы. Со мной что-то не так, — подумала медик, спускаясь по лестнице через две ступеньки. Ненормально радоваться такой мелочи. Он не пускал её две недели, и даже сейчас не он сам её впустил. Наверняка, прочитай кто-нибудь её мысли в этот момент, он бы подумал о ней хуже. На последнем пролёте Сакура направила чакру в комнату, перестав заглушать шаги. Это было своеобразным предупреждением для Саске. Саске лежал на койке, когда она остановилась у его камеры. — Ты пришла раньше, чем я ожидал, — сказал он. — Подстраховалась на случай, если понадобится помощь Какаши. — Не доверяешь мне? — Я доверяю тебе, — уточнила куноичи. — Возможно, больше, чем кому-либо. И это была чистая правда. Доверять и верить — не одно и то же. Она могла доверять ему, не веря всему, что он говорит. В конце концов, если бы не Саске, она, вероятно, не выжила бы. Как она могла ему не доверять? Достав из сумки на поясе лист бумаги с печатью, Сакура опустилась на колени и просунула его под решётку. — Вот. Я кое-что тебе принесла, — она коснулась бумаги, активируя дзюцу. Появились три фонарика. По дороге в больницу она зашла на рынок и купила их. — У тебя же осталась половина чакры? Достаточно, чтобы их использовать? — Что использовать? — спросил Учиха, приподнимаясь. Серебряные иероглифы на чёрной ткани блестели в углу камеры. Ах, да. Его глаза были запечатаны. Совсем забыла… Сакура откашлялась. — Прости. Это… фонарики. Но, наверное, они тебе бесполезны. Она была рада, что он не видит, как она покраснела, и с досадой посмотрела на свой подарок. В волнении от встречи она совсем об этом забыла. Какая глупость. Сакура услышала шорох ткани, а затем тихие шаги. Звук сандалий остановился рядом с одним из фонариков. — Они пригодятся, когда ты здесь. Сакура подняла глаза и увидела, как Саске склоняет голову, как и вчера, когда она развязывала ему повязку. Она отогнала нахлынувшие чувства и встала. Протянула руку и осторожно сняла ткань, освобождая его от слепоты. Эти редкие, невысказанные просьбы Саске казались ей проявлением особого доверия. Его взгляд тут же встретился с её, он даже не взглянул на фонарики. Отсутствие внимания со стороны других её бы задело. — Я могу и смирительную рубашку снять, — предложила куноичи. Он покачал головой. — Подавление чакры вплетено в неё. — Тогда просто спрячь свою чакру. Никто, кроме Наруто, не заметит. Наденем её обратно перед моим уходом. — Она мне не мешает, — он отступил на два шага, словно опасаясь, что она его схватит. — Оставь. Сакуру осенила мысль. — Как ты ходишь в туалет в таком виде? — В камере не было ни горшка, ни туалета. Да и как можно было им воспользоваться, когда руки связаны, а тело сковано? — …Охранники приходят каждые три часа. Я говорю им, когда нужно. — И они тебя отводят? Он приподнял бровь. — Да. — И снимают её? — … Его молчание напомнило Сакуре слова Какаши об отсутствии у Саске свободы. — Они смотрят, пока ты там? — Обычно да, — спокойно ответил Саске. — Оба? — Обычно да. У Сакуры отвисла челюсть. Она сама во время плена была скована лишь браслетами на ногах, в худшем случае — прикована к земле. Но никто никогда не следил за ней в туалете. Возмущение подступило к горлу. Как такой гордый человек мог спокойно относиться к подобному обращению? Неужели его это не задевает? Как такое возможно? — Тебе сейчас нужно? — спросила Харуно, скрестив руки на груди. По крайней мере, она могла бы проводить его, чтобы он мог спокойно сходить в туалет. Она не знала, где здесь находятся уборные, но была уверена, что охранники ей подскажут. — Ты поэтому пришла? Чтобы поговорить о моих естественных потребностях? Её щёки снова покраснели. — Нет. Я пришла, потому что хотела тебя увидеть, — Сакура опустила взгляд и сжала руки за спиной. — И раз уж я здесь, мне не составит труда тебя проводить, если тебе нужно. — Ладно, Сакура. Со мной всё в порядке. Оставь это, — возможно, он даже усмехнулся, но, взглянув на него, Сакура увидела лишь бесстрастное лицо. Однако смирительная рубашка всё ещё вызывала у неё неприятные чувства. Саске выглядел в ней, как дикий зверь в клетке. Разговор через решётку и так был не самым приятным занятием, а уж когда он даже не мог свободно двигаться… Она решила, что сегодня будет бороться именно за это. За его освобождение от этой рубашки. — Что, если я скажу, что мне не нравится видеть тебя в этом, когда я прихожу? Тебе ведь и самому будет удобнее без неё. Его взгляд стал более пристальным. — Если кто-нибудь увидит, будут проблемы. — Ну же. Может, твоя чакра и подавлена, но моя-то нет. Я почувствую, если кто-то идёт. Ты тоже почувствуешь, как только мы её снимем. Внутренняя борьба Саске проявлялась лишь в напряжении его плеч. Это предложение явно его искушало. Ни один шиноби в здравом уме не согласился бы добровольно носить такие оковы, когда ему предлагали свободу. И на этот раз он не отказал ей напрямую. Поэтому, когда Саске вздохнул и медленно развернулся к ней спиной, Сакура не удивилась. Застёжки рубашки выступали сквозь решётку. Эта битва оказалась на удивление лёгкой. Сакура улыбнулась и мгновенно переместилась в камеру, оказавшись прямо перед ним, на том месте, где он только что стоял. Он тут же нахмурился. Она подняла руки ладонями вверх в примирительном жесте, стараясь предотвратить его возможную вспышку гнева. Его взгляд упал на её правую руку. — Так будет проще, правда? — Вот почему я не хотел, чтобы ты приходила, — пробормотал он с закрытыми глазами. Ей не нужна была печать, чтобы понять его сейчас. Если бы его руки были свободны, он наверняка тёр бы виски от раздражения. Это была такая мелочь. Но это было напоминанием о том, что он всё же что-то чувствует. Что он чувствует что-то из-за неё. Что она знает его достаточно хорошо, чтобы это понимать. Даже если это было всего лишь раздражение. Раздражение было намного лучше, чем безразличие или гнев. — Потому что я хочу, чтобы тебе было удобно? — с улыбкой спросила Харуно. Ещё два года назад такой разговор был бы невозможен. Год назад — немыслим. Подшучивать над ним было чем-то совершенно новым, как и то, что он не отталкивал её сразу же в ответ. — Потому что ты наживёшь себе неприятности, Сакура. — Всё в порядке. Ты слишком беспокоишься. Я командир. Кто мне что скажет, кроме Хокаге? — Она сделала шаг вперёд. — И я сомневаюсь, что охранники будут тебя проверять, пока я здесь. Единственные, кто может пройти мимо них, — это Какаши и Наруто, и я уверена, что им всё равно, носишь ты эту глупую штуку или нет. Так что перестань упрямиться и просто повернись. Он подчинился, словно она приставила кунай к его горлу. Будь на его месте Наруто, Сакура сравнила бы его скованное послушание с поведением обиженного ребёнка. Но она промолчала. Пока Саске не передумал, Сакура быстро расстегнула верхнюю застёжку, проверяя её на наличие дзюцу. Подавление, наложенное на смирительную рубашку, было запечатано в металле. По мере того как она расстегивала всё больше и больше застёжек, напряжение в теле Саске спадало. Как только она освободила его руки, он тут же вытянул их и размял шею и плечи. Казалось, вместе со смирительной рубашкой исчезла и его защита. По его меркам, Саске выглядел почти счастливым, когда белая ткань упала на пол. Сакура сдержала улыбку, боясь его спугнуть. Он резко опустил взгляд и скинул сандалии. Рубашка кучей валялась у дальней стены. Она сдержала и смешок по этому поводу. Заметив, как его взгляд переместился к фонарям, Сакура увидела, как они вспыхнули, озаряя камеру тёплым оранжевым светом и отбрасывая дрожащие тени на стены и пол. Почему-то его свобода заставила её занервничать. На нём были его обычные чёрные брюки и рубашка, те же сандалии. Он не стал ни старше, ни выше, ни как-то иначе выглядеть, но в животе у Сакуры появилось странное напряжение. Выдохнув, она оглянулась и указала на койку. — Можно присесть? — Если хочешь. Сакуру тут же накрыло волной дежавю. Холодная, сырая пещера, тусклый свет костра, каменные стены и жёсткая подстилка. — Это немного напоминает прошлое, правда? — задумчиво произнесла она, проводя ладонями по серым простыням. — Это не смешно. — Я и не пыталась шутить. Он оперся о решётку и поднял бровь. Как же приятно вот так с ним разговаривать, подумала она. Когда он просто мужчина, а она просто женщина, и на это короткое мгновение внешний мир не имеет значения. Учиха стал гораздо разговорчивее, чем в начале их соглашения, гораздо спокойнее, чем когда она сама была в заточении. Смотря на него сейчас, девуша словно заглядывала в параллельную вселенную, где он остался в Конохе, где он не терял свою семью, не встречал Орочимару и не присоединялся к Мадаре. Но, возможно, в любой вселенной они оказались бы здесь. Собрав всю свою смелость, она легонько похлопала по кровати рядом с собой. — Присядь. Я не кусаюсь. Его лицо скривилось. Два года назад этого было бы достаточно, чтобы прервать разговор. Но Сакура знала его достаточно хорошо, чтобы понимать: если бы его это действительно беспокоило, Саске бы огрызнулся. Харуно решила не спорить. — Или оставайся там. В любом случае… чем ты занимался всё это время? Ты мог бы связаться со мной, знаешь, —я так надеялась на это, — я волновалась. — Нужно было разобраться с остатками армии Зецу, — ответил он, проигнорировав её последние слова. — Потом я уничтожил базы Мадары и убил тех, кто не захотел вернуться к союзникам. — Один? — Мне помогали несколько человек. Некоторые из людей Мадары присоединились ко мне. — От его пристального взгляда Сакура почувствовала себя неловко. — …Шикамару помог с Хиданом. — О? — Ещё одна вещь, о которой Шикамару ей не рассказал. Или Какаши. Знал ли об этом Наруто? Ино? Сакура постаралась скрыть гримасу. — Он мёртв? — Он бессмертен, так что нет. Сейчас он в лесу клана Нара. Пять месяцев. Саске понадобилось всего пять месяцев, чтобы уничтожить всю сеть Мадары, на что у Альянса ушло пять лет. Но, если подумать, армия Мадары держалась на его силе и харизме. Возможно, поэтому она так быстро распалась после его смерти. — Где Суйгецу? Он был с тобой? Сакура тоже немного скучала по нему. Этот нукенин из Кири, в общем-то, был неплохим парнем. Верный, иногда даже забавный. В конце концов, она стала ему доверять. Хотя она никогда бы в этом не призналась. — Зачем тебе это? — Просто я ничего о нём не слышала… — …Наверное, вернулся в Кири, — пробормотал Саске. — Ты не знаешь наверняка? Он пожал плечами. — Насколько я знаю, его помилование в силе. У него не было причин не возвращаться. Сакура думала, что Суйгецу последует за Саске. Она предполагала, что Изанами навсегда связала его с Учихой. Особенно если его судьба — хранить жизнь Саске, а тот вернулся сюда, чтобы погибнуть, как идиот. Упоминание о помиловании разозлило её, и она решила не продолжать эту тему. Иначе Сакура бы точно зашла слишком далеко. Она хотела спросить, правда ли то, что сказал Шикамару, — что Саске отказался от помилования, чтобы Альянс принял более быстрое решение. Она хотела спросить, сделал ли он это ради неё. Но почему-то боялась. А что, если он ответит «нет»? …А что, если он ответит «да»? От этих мыслей Сакура почувствовала себя неловко. И внезапно она остро осознала, что они находятся вдвоём в этом маленьком пространстве, больше не разделённые решёткой. Саске был без смирительной рубашки. Она сидела на его кровати. Никто не мог их видеть. Никто не мог их слышать. Никто никогда не узнает. Только они вдвоём, освещённые светом трёх фонарей. Они могли сбежать, забыть обо всём, и кто бы их нашёл? Саске, скорее всего, думал совсем о другом. Она решила вернуться к привычному способу разрядить обстановку. — Тебя осматривали с тех пор, как ты здесь? — Нет. — Тогда ложись. Я тебя проверю, — его лицо снова скривилось. — Не смотри так. Это просто осмотр. Учиха помедлил, постучал пальцем по локтю, но всё же послушался, с меньшим раздражением, чем когда она снимала с него смирительную рубашку. Сакура подвинулась, освобождая ему место. Саске лёг на спину, закрыл глаза и ждал. Зелёные руки коснулись его груди. Сакура провела диагностику чакрой, проверяя на наличие повреждений и состояние каналов. Он был относительно здоров, лишь немного истощён. На руках виднелись следы от ударов молнией, а на коже — несколько заживших порезов. Всё это легко исправить. Она машинально подняла руки к его вискам и замерла в нескольких сантиметрах. — Ты… хочешь, чтобы я проверила твои глаза? Его челюсть сжалась, затем он вздохнул. — Да. Сакура снова почувствовала это странное удовлетворение от его согласия на самую малость. Она подавила эту жалкую радость и осторожно коснулась его лица. Повреждения глаз были серьёзными, но исправимыми. Пока Сакура работала, то болтала, заполняя тишину односторонним разговором. Рассказала о Хинате и её проблемах со зрением, о последнем собрании Каге, пожаловалась на Совет, на Какаши и на мелкие неурядицы в больнице. Он молчал, но и не просил её замолчать. Желая продлить их встречу, Сакура лечила его додзюцу медленнее, чем обычно, оправдываясь особой осторожностью. Но Саске уже не раз проходил у неё лечение. Она не могла тянуть время бесконечно. Когда она наконец отстранилась, сказав, что закончила, прошло не больше пяти минут. Саске потёр глаза и сел, опершись о стену. — Спасибо. Сакура не ожидала этих слов. — Не за что. Это моя работа, — машинально ответила она. Саске смотрел на неё с той же странной напряжённостью, что и раньше. Только теперь они были гораздо ближе… на одной кровати. Совершенно одни. — Ты выглядишь лучше, — сказал он так просто, что Сакура очнулась от своих мыслей. …Это комплимент или оскорбление? Ничто в его голосе не давало подсказки. Она выглядела лучше в его глазах? В каком смысле лучше? Конечно, теперь Сакура не была заперта на вражеской базе, не пыталась сохранить жизнь тысячам незнакомцев в бесконечной войне, её больше не пытали и не возили повсюду, заставляя смотреть на смерть. Она больше не кричала от боли, не умоляла об успокоительном и не искала в комнатах оружие, которое можно было бы использовать здесь, в Конохе.       Но внутри она оставалась прежней. Ночами, лёжа в постели, девушка снова оказывалась там, на поле боя. Ей по-прежнему хотелось кричать, она жаждала успокоительного, её мысли снова и снова возвращались к тому, как можно использовать оружие. Поле битвы преследовало её каждую секунду. Те, кого она не смогла спасти, словно хлюпали под ногами на рыночной площади. Погибшие друзья превратились в холодные камни мемориала, а выжившие — в призраков, блуждающих по тому же кладбищу. Неужели это он называл «выглядеть лучше»? Обычно такие мысли повергали её в пучину отчаяния. Но сейчас, рядом с Саске, в её ушах не звенело, а по венам не разливался леденящий ужас. И не стоило искать скрытый смысл в его словах, скорее всего, он ничего такого не имел в виду. Сакура постаралась перевести разговор на другую тему, подальше от боли и ужасов войны. — Спасибо, наверное… Но, по-моему, ты выглядишь хуже, чем обычно. Саске вскинул бровь, уголок его губ дрогнул в лёгкой усмешке. — И тем не менее, ты умоляла о встрече. Сакура не смогла сдержать смех.