Завет

      Пир прошёл как в тумане. Сакура смотрела на еду с тошнотой и головокружением. Один кусок — и её, несомненно, вырвет прямо на стол, устроив отвратительное зрелище для врагов. Слишком рискованно — она не притронулась к пище. Небольшая пещера-столовая была забита, как банка сардин. Шиноби Мадары прекрасно проводили время. Сакура — нет. Куноичи боролась, чтобы остаться в этой комнате, отчаянно пытаясь удержать ускользающее онемение, которое с трудом поддерживало слабеющее успокоительное. Весенние овощи на её тарелке превратились в испуганное детское личико. Смех резал слух, словно крики, заглушённые кляпом. Призраки, подступая из-за ослабевающего действия лекарства, давили на разум, расплывчатые тени давно ушедших проступали на периферии зрения, в тенях за столами.       Один — крупный и полный — изучал еду. Другой отжимался на одном мизинце. Третий расчёсывал собачью шерсть. Четвёртый стоял в дальнем углу, высокий и невозмутимый, скрестив руки, длинные волосы собраны в низкий хвост. Те, к кому она привыкла больше всего. Те, кто преследовал её дольше всех. Беспокойство Саске ощущалось сквозь их печать, его отстранённый взгляд то и дело скользил по её опущенному лицу. Суйгецу подталкивал её еду палочками, пытаясь подбодрить. Чуть поодаль Мадара наблюдал за происходящим, выглядя одновременно скучающим и раздражённым устроенным им же пиром. По крайней мере, он не обращал на неё внимания. Сакура не знала, смогла бы она это выдержать.       Орочимару её предупреждал. Предупреждал, но она отмахнулась. В тот момент Ино была важнее. Неважно, сколько людей погибнет. Неважно, чью смерть она увидит следующей и сколько родов прервётся из-за побега Ино. И если быть честной с собой, Ино по-прежнему была важнее всего этого. Даже зная наперёд обо всех последствиях, Сакура всё равно выбрала бы Ино. Но Орочимару предупреждал её — и, несмотря на это, Мадаре удалось застать её врасплох. Он проскользнул сквозь её слабую защиту и учинил хаос. Именно этого он и добивался. Пять лет она терпела эти бессмысленные мучения. Скоро будет пять с половиной. Такое насилие уже давно должно было стать лишь каплей в море. Что значат шесть смертей в море тысяч? Что значит одна? После стольких лет она сотни раз сталкивалась с подтверждением ужасов войны. И всё же, как бы часто эта грязная изнанка ни обнажалась, каждая новая увиденная смерть ощущалась, словно глоток гвоздей. Дети.       Ребята, у которых впереди была целая жизнь. Никто из них не имел отношения к конфликтам, раздирающим мир. У них не было ни права голоса, ни влияния, ни выбора, они не знали ничего, кроме войны и смерти, которую им принесли люди, которых они никогда не встречали. Судя по словам медиков из Кири, сказанным много месяцев назад, Мухей не обладала ни властью, ни ценной информацией. Она не представляла угрозы для Мадары. Его солдатам не было нужды её пытать; Сакура даже не хотела представлять,какименно они могли это делать. Её смерть не несла никакой стратегической выгоды, кроме как быть показанной Сакуре. Потрясённая ужасом от смерти знакомой девочки, Сакура спустя два часа уже не могла вспомнить лиц остальных пяти жертв. Были ли среди них другие столь же юные? Младше? Шиноби постарше? Мирные жители? Все ли они были столь же низкого ранга, как Мухей? Узнал ли её кто-то ещё так же сразу?       Она была последним дружелюбным лицом, которое они видели перед смертью, и Сакура не могла вспомнить никого, кроме Мухей. Она не приняла предупреждение Саннина всерьёз — и это стало её ошибкой. Отчасти потому, что она считала, что он преувеличивает или пытается запугать её, чтобы она отказалась от своей угрозы уничтожить их всех. Его загадочные, полные намёков речи почти всегда делали понимание его истинного смысла крайне сложным.       Теперь, столкнувшись с его правотой, Харуно жалела, что не потратила больше времени на то, чтобы разгадать его слова. Отчасти ещё и потому, что она не думала, что доживёт до исполнения его пророчества. Но куноичи всё ещё была жива. И слева от неё сидел её молчаливый страж, всем своим видом показывая, что намерен сохранить ей жизнь. С тяжёлым сердцем она понимала, что не сможет просто оставить его расхлёбывать последствия её смерти. Хотя, возможно, это чувство вины — всего лишь побочный эффект их печати. Возможно, оно ослабнет, если он согласится на её смерть, подумала она. …Мысли о Саске были самым простым способом отогнать сгущающиеся тени паники. Самым лёгким путём возвращения к апатии. Только в его присутствии призраки замолкали. Возможно, это тоже было лишь совпадением. — Ладно, хватит, — Сакура подняла взгляд от тарелки и увидела, как Саске с возмущённым видом встаёт. — С меня этой нелепой вечеринки, Мадара. Мне нужно тренироваться. Мадара, сидевший во главе стола, ухмыльнулся и кивнул. — Хорошо, племянник. Возьми с собой и медика. И не опаздывайте завтра. — Пойдём, пленница, — приказ отозвался в её печати тихим гулом. Сакура позволила Саске поднять её и вывести из комнаты. Она шла, опустив голову, пока они быстро шли по каменистым, сырым коридорам незнакомой базы. Подниматься по винтовой лестнице оказалось гораздо труднее, чем спускаться. Саске замедлил шаг, видя, как она едва поспевает за ним, ослабленная и лишённая чакры. И хотя она провела всё утро в дороге и на этом грандиозном представлении Мадары, на последней ступени свежий воздух ударил ей в лицо, словно болезнь. Сакура закашлялась, её зрение помутилось, тело зашаталось. Здесь почти не было деревьев. Почти никакого укрытия. Куда ни глянь — лишь низкая трава. Ничто не заслоняло тёмное, беззвёздное ночное небо. Далеко на горизонте не виднелось гор. Никакая толпа не заполняла пустоту своими громкими голосами и недобрыми взглядами. Прежде чем Саске успел закрыть вход, куноичи резко отшатнулась на две ступени назад, её глаза были широко раскрыты от ужаса. Сакура ощутила безграничное пространство вокруг. Столько… свободы. В этой дикой, необъятной местности она могла стать кем угодно, отправиться куда угодно, делать всё, что пожелает.       Но внезапно её дыхание участилось. Это ощущение простора стало давить, превратившись в пугающую пустоту, в слишком большое, ничем не заполненное пространство. В её воображении земля разверзлась, и из неё полезли груды тел. Тёплый ветер приобрёл тошнотворный запах разложения, донося отголоски далёких сражений: лязг металла, крики, сопровождающие техники. Кровь хлынула к её ногам, пропитав обувь и стекая по ступеням. Некоторые из тел шевелились, моля о помощи, — искалеченные, изуродованные, обречённые на смерть. —Дыши, — раздался рядом голос. — Расслабься. Всё хорошо. Здесь ничего нет. Сакура с трудом сфокусировала взгляд на смутной фигуре перед собой. Этот человек сохранял полное спокойствие на фоне разворачивающегося в её сознании хаоса. Груды тел росли, их смрад становился невыносимым, приближающаяся битва ощущалась всё сильнее: вспышки огня и молний становились ярче, грохот сотрясаемой земли — громче. — Это не по-настоящему, Сакура, — тёплые руки легли ей на плечи. — Дыши. Вдох и выдох. Считай до пяти на каждый. Спокойный, уверенный тон этого приказа заставил её подчиниться. Ужасающие видения, наоборот, побуждали отвернуться. Она зажмурилась и стала считать: пять секунд вдох, пять — выдох, повторяя это снова и снова. Она сосредоточилась на ощущении пальцев, сжимающих её плечи, и на щебетании птиц, едва различимом сквозь шум воображаемой битвы. Это нереально, — твердила она себе.Я не должна сломаться. Не здесь. Не сейчас. Не у самой базы Мадары. — Верно. Это просто поле, — произнёс глубокий голос. Просто поле, — эхом отдавалось в её мыслях.Просто поле. Наконец, дыхание выровнялось, дрожь отступила. Сакура медленно открыла глаза и встретилась со спокойным, изучающим взглядом Саске. За его спиной простиралось обычное поле с редкими деревьями. В воздухе пахло весенним вечером, листья тихо шелестели на ветру. Ни тел, ни сражения.       Саске кивнул, стоя так близко, что Сакура видела, как его взгляд перемещается с одного её глаза на другой. — Просто поле. Она отвела взгляд и слабо оттолкнула его руку. — Ладно. Всё в порядке. Куда мы идём? Надо было поесть, — подумала она, глядя, как Саске, не ответив, отходит и жестом показывает ей следовать за ним. Он ни словом не обмолвился о её приступе. Сакура, смущённая и чувствуя лёгкую тошноту от пережитой иллюзии, постаралась забыть об этом. До конца пути она смотрела только ему в спину, боясь снова увидеть эти пугающие просторы, особенно теперь, когда действие успокоительного подходило к концу. Она мысленно повторяла рецепт солдатских пилюль, стараясь попадать своими шагами в отпечатки его ног. В темноте это было непросто. Наконец Саске остановился. Сакура подняла взгляд, чтобы понять, почему.       Они оказались возле коричневой брезентовой палатки, окружённой неровным кольцом деревьев. Ещё четыре палатки стояли поблизости, а в центре, в неглубоком кострище, лежала приготовленная, но не зажжённая поленница. Пока Сакура осматривалась, Саске снял с её плеч тяжёлый плащ Акацуки. От прикосновения ветерка к обнажённым рукам она невольно поморщилась. Перед представлением её облачили в красное ципао, которое совершенно ей не подходило: без вышитой печати, на два размера больше, чем нужно, слишком длинное, тёмно-алого оттенка, без пояса, который бы подчеркнул талию, и с чёрной каймой по подолу. Снизу нелепо торчали серые штаны заключённой. Тем не менее, сходство с её обычной одеждой было достаточно явным — и в то же время достаточно контрастирующим с привычными здесь тусклыми цветами, — чтобы Сакура поняла замысел.       Оставалось загадкой, откуда Мадаре известно о её обычной медицинской одежде. Впрочем, ответ на этот вопрос был очевиден, стоило ей только захотеть об этом подумать, чего она делать не собиралась. Как бы то ни было, уноичи не сомневалась, что эта жалкая пародия, надетая под его плащом, — не что иное, как психологическая уловка. Расчёт был на её реакцию, на реакцию приговорённых к казни, которые могли увидеть проблеск красной ткани из-под вражеской одежды, или на реакцию сочувствующих союзникам, которые могли бы донести об увиденном. — Жди здесь, — сказал Саске, сделав шаг и обернувшись через плечо. — -Не вздумай бежать, Сакура. Ты знаешь, я тебя найду, и мне не составит труда это сделать. Что бы он ни прочёл на её ничего не выражающем лице, это его не обеспокоило, и шиноби скрылся в ближайшей палатке. Не прошло и полминуты, как он вернулся. Будь у Сакуры силы, она, возможно, польстилась бы на его уверенность в том, что она способна сбежать от него без чакры за столь короткое время. Но сил у неё не было, да и желания тоже. С полным безразличием она наблюдала, как он наклоняется, предлагая ей свою спину. Заметив её неподвижность, Саске склонил голову набок. — В паре миль отсюда есть ручей. Когда люди начнут расходиться после ужина, там будет полно народу. На базе с проточной водой туго. — Я останусь здесь, — отказалась куноичи. — Иди один. Саске вздохнул и снова повернулся лицом к деревьям. — Тебе станет лучше. — Мне и так хорошо. — Не спорь. Садись. Взгляд Сакуры скользнул по красно-белому гунбаю на его рубашке. Она на мгновение задумалась о том, что в последнее время его слова утратили былую силу. Словно он отдавал приказ, но не настаивал на его исполнении. Даже сейчас, в этой короткой паузе между его словами и её решением подчиниться, печать никак не реагировала, хотя по форме его фразы звучали как команды. Если бы ей было не всё равно, она, возможно, спросила бы, знал ли он об этом с самого начала или догадался недавно. Возможно, захотела бы понять, как ему это удаётся, как это работает и почему не действует в обратную сторону. Возможно, ей даже стало бы интересно, зачем он вообще беспокоится.       Но ей было абсолютно безразлично. — Я не убегу, если ты меня здесь оставишь. Как ты и сказал, ты всё равно меня найдёшь… Я просто хочу прилечь. — Мы идём к ручью, — Саске снова пристально посмотрел на куноичи. — Если понадобится, я тебя понесу. Сакура предположила, что под словом «нести» он имел в виду перед собой, а не на спине. После нескольких секунд колебаний она сдалась, нахмурившись. Шагнув вперед, куноичи позволила ему взвалить себя на спину, как Суйгецу делал сегодня утром. — Держись крепче, — было его единственным предупреждением, прежде чем он рванул вперед на полной скорости. Без чакры, чтобы удержаться, ей пришлось уткнуться головой в изгиб его шеи, чтобы защититься от хлещущего ветра. Сакура старалась не думать о том, как вчера вечером она оказывалась в этом же месте, с другой позиции и по другой причине. Пыталась не замечать его ладони, распластанные под ее коленями, пока он бежал, и как эти же руки поднимали эти же колени, пока они не коснулись ее ушей 24 часа назад. Игнорировала то, как ее таз приятно прижимался к его спине. Это оказалось легче, чем она предполагала, учитывая его холодное поведение с тех пор, как они встретили Мадару этим утром, и воздух, проносящийся мимо так быстро, что она едва могла дышать. Харуно забыла, насколько он был невероятно быстр. Они добрались до реки быстрее, чем она могла осознать. Он так же быстро опустил ее на берег, не дав времени опомниться, прежде чем повернулся и начал раздеваться. Покраснев, Сакура отвернулась, отгоняя образы этого утра и прошлой ночи, которые умоляли ее сравнить то, что она чувствовала, с тем, что теперь могла видеть. Но она видела почти обнаженного Саске десятки раз до вчерашнего дня. Видела полностью обнаженных мужчин сотни раз в прошлом во время медицинских осмотров. Он просто снял одежду, чтобы постирать. И всё. Ничего особенного.       У нее определенно не было такого настроения, независимо от того, что могли утверждать отдельные части ее тела. И после сегодняшней поездки девушка потеряла значительную часть уверенности в своем убеждении, что их позиции не имеют значения — что она смирилась с тем, что Саске был ее похитителем, а она — пленницей. Что то, что они сделали, было нормально, поскольку она этого хотела, и это было приятно. Сакура держала эти мысли в себе, стараясь, чтобы он их не услышал, хотя она не совсем понимала, почему. Часть ее беспокоилась, что бывший напарник может больше никогда к ней не прикоснуться, если услышит. Другая часть просто не хотела давать ему больше поводов смотреть на себя со скрытыми словами, которые кричали: Я же говорил тебе       — Заходи, — сказал Учиха, вырывая ее из задумчивости. Сакура взглянула в сторону его голоса. Одетый только в нижнее белье, он вошел в воду. Мышцы, покрывающие его спину, двигались, как у хищника, когда он шел; темные волосы сияли под лунным светом. Шрамы, выгравированные на его фарфоровой коже, напоминали кинцуги. Ее взгляд упал на грудь, и медик внезапно почувствовала себя неуверенно. Саске был богом среди людей. Она была истощена и худа, пугающе бледна от месяцев, проведенных под землей. Волосы неухоженные и неровно остриженные. Подняв правую руку, Сакура оценила гладкий обрубок на ее конце.       Её душа была разбита на осколки, которые, казалось, невозможно собрать. Раны, терзавшие её, были скрыты от глаз, совсем не похожие на шрамы Саске, которые он демонстрировал как свидетельство своей силы. — Сакура, иди сюда, — скомандовал он. От неожиданности она вздрогнула и машинально спрятала руку за спину. Заметив это, Саске приподнял бровь и добавил: — …Если хочешь. Его слова прозвучали так, будто у неё был выбор, будто она сама захотела прийти к этому ручью. Понимая бессмысленность спора, Сакура последовала за ним в воду. Они оказались на участке реки, где берега расступали, образуя небольшую заводь. Ширина реки здесь увеличивалась вдвое, с трёх до шести метров, прежде чем снова сузиться ниже по течению. Как и все водоемы Страны Воды, эта река была значительно теплее, чем в Стране Огня. Вечерняя прохлада приятно контрастировала с теплом воды, ласкающим кожу Сакуры. Прозрачная гладь воды не была замутнена водорослями или камышами, а дно усыпано камнями, поблескивающими в лунном свете.       В тишине этого места, под яркой луной и в окутанной туманом ночи, Сакура на мгновение позволила себе забыться. Она представила себе времена — будь то прошлое или будущее — когда войны не было, и этот момент мог бы стать по-настоящему прекрасным. — Что ты делаешь? — в голосе Саске слышалось недоумение. Но горечь отравляла всё вокруг, даже это уединенное купание и редкую возможность побыть наедине с последним близким человеком. — Захожу в воду. Как ты и хотел, — ответила Сакура. — В одежде? Куноичи замерла, осознав, что вода уже достигла её бедер. Она совсем об этом не подумала. — У тебя наверняка найдется что-нибудь, во что я смогу переодеться, — тихо произнесла она, — Может, что-нибудь не красное. — …Аа, — отозвался Саске. Внезапно Сакуру пронзило странное ощущение, похожее на начало техники связи разумов клана Яманака. Оно словно змея скользнуло по её шее и проникло в голову. Она гневно посмотрела на Саске. Он пытался проникнуть в её мысли, используя свою технику. Нахмурившись, Сакура напрягла все свои силы, чтобы укрепить и без того слабые защитные барьеры. — Саске, серьезно? Прекрати это. Ты даже не пытаешься скрыть свои намерения. В темноте Риннеган Саске засветился, словно фиолетовый агат. — Ты была близка с этой девушкой? — Если тебе уже столько известно, ответ тебе и так понятен. — Она умерла быстро. — Ты, без сомнения, пытал её, — обвинила Сакура. — Я никогда не видел её прежде. — Она была совсем ребенком. — …Даже дети сражались на передовой.       Сакура смотрела на воду, доходившую ей до пояса, и её слёзы, незаметно начавшие течь, рябили гладкую поверхность. — Почему ты меня не предупредил? — прошептала она. — Я правда не знал. — Этот лейтенант знал. Командующий этой базой. Разве ты не генерал? — Ничего этого не было в первоначальном плане. Вся поездка была перепланирована после Орочимару, и Мадара с тех пор держит меня в неведении. — Не слишком уж и в неведении, — с горечью возразила Сакура. — Учитывая, сколько информации ты для него добыл и как усердно пытаешься меня усмирить, чтобы я могла вылечить его и армию. — Что ещё, по-твоему, я должен ему сказать, Сакура? — тихо спросил Учиха. — Хотя бы скажи мне! — в отчаянии воскликнула Харуно. — Ты просишь меня доверять тебе, но ничего не рассказываешь. Всё, что я слышу, — это ужасные вещи, которые ты говоришь своему господину, а потом ты приводишь меня сюда без предупреждения, чтобы я видела, как убивают детей в качестве наказания! Вопреки своим словам, в глубине души она понимала его. Во время тягостного, многочасового пира ей нужно было хоть как-то отвлечься от мучительных мыслей, и анализ действий Саске всегда помогал. Пытаясь отстраниться от собственных чувств, она старалась взглянуть на произошедшее глазами стороннего наблюдателя. И он был прав. Саске не мог сказать Мадаре, что ненавидит его. Он не мог открыто противиться его приказам и просьбам. В присутствии других он не мог проявить к ней ни капли доброты или сочувствия, относился как к обычной пленнице. Она понимала это, но от этого не становилось легче. Всё происходящее казалось ей глубоко неправильным. Никакое рациональное объяснение не могло оправдать мерзость его действий и бездействия.       Стоять молча в той комнате под оценивающими взглядами врагов, пока Мадара бесцеремонно осматривал её, было унизительно. Слушать, как мужчины обсуждают её, словно кусок мяса, было отвратительно. Было невыносимо носить форму врага, слушая, как он хвастается перед своими последователями, как собирается воспользоваться ею. И то, что Саске ни разу за весь день не попытался её поддержать, лишь усиливало её отчаяние и чувство глубокого унижения. То, что могло стать прекрасным, за считанные часы превратилось в кошмар. В глубине души Сакура всегда это знала. Знала, что рано или поздно всё придёт к этому. Неважно, отстранился бы Саске утром или они оказались бы у этого ручья вечером, — это было неизбежно. Но знать что-то и столкнуться с этим лицом к лицу — совершенно разные вещи. И это не была вина Саске. И не её вина тоже. Они оба были заложниками бесконечной войны, обречёнными на вечное заточение на поле битвы. Их союз оказался бессмысленным, как и всё остальное, — лишь мимолётным проблеском надежды в беспросветной тьме. Звезда, вспыхнувшая и погасшая в одно мгновение, которую никто не заметил и не оплакал. Она чувствовала себя совершенно обессиленной. С затуманенным взглядом и едва слышным шёпотом Сакура призналась: — Я не думала, что после… — Голос её дрогнул и оборвался. — О, боги… я так надеялась, — прошептала Сакура, глядя в бездонное звёздное небо. В ушах, словно эхо, звучал смех Наруто. — Я могла бы лгать, но какой смысл… не перед тобой. Я надеялась, что всё изменится, так сильно, что я не могла сомкнуть глаз ночами. Горькая усмешка тронула её губы. — Почему мы цепляемся за надежду, зная, что всё напрасно? Мир катится по накатанной, и наши усилия ничего не значат. Неужели мы — лишь игрушки в чьих-то руках? Плеск воды, коснувшейся её талии, вернул её в реальность. Саске приближался. — Зачем я говорю это? Зачем вообще говорить? Какой смысл был в этих пяти годах? В прошлой ночи? Зачем умер тот ребёнок? Почему все ушли… а я осталась? Луна освещала их, отбрасывая тень Саске на Сакуру. По её щекам текли горячие слёзы. Она чувствовала себя до предела измученной. -…Пожалуйста… отпусти меня, Саске. Саске оказался совсем рядом: — Куда ты пойдёшь? — Туда, где наш конец. — Где это? — В ад. — Понимаю.       Его рука опустилась на её плечо, нежно надавливая: — Опустись на колени. Сопротивление было бесполезно. Сакура подчинилась, вода поднялась до её губ. — Ты целитель. Ад для воинов. — Ты ничего не понимаешь. — Я знаю, что не могу тебя отпустить. Пока. Тёплая вода полилась ей на голову. Сакура резко обернулась и увидела Саске, стоящего за ней, с ладонями, сложенными чашей. Вода стекала сквозь его пальцы. — Смотри вперёд, — тихо сказал он. Она послушно подняла взгляд. Новая порция воды омыла её лицо. — Но если ты дашь мне время и доверие, я отпущу тебя. — Когда? — Не могу сказать. — Не хочешь или не знаешь? — И то, и другое. Запах шампуня наполнил воздух — Саске массировал её кожу головы. — Это… приятно, — едва смогла сформулировать куноичи. Слишком приятно, чтобы быть правдой. В этот момент ей было почти невозможно вспомнить о своём недавнем желании умереть. Если бы она не боролась с навязчивой мыслью о том, что Саске Учиха моет ей голову, она бы задумалась, откуда у него шампунь, почему он не использовал его раньше и, главное, зачем он всё это делает.       Сакура отгоняла даже мысль о том, что происходящее связано с переменами между ними. Снова поддаться надежде было слишком опасно. Возможно, его поступок — просто побочный эффект печати. А может, он просто не хотел говорить ей, что от неё пахнет дорогой. — …Но ты ведь отпустишь меня, в конце концов? — выдавила она, прежде чем затянувшееся молчание стало неловким. — Ага. — Обещаешь? — Да. — Но я не могу тебе доверять, раз ты ничего не рассказываешь, — рассудила Харуно, глядя на тёмный лес вокруг, пока он массировал её шею. Она мысленно повторяла, что всё дело в том, что им придётся ночевать в одной палатке, и от неё пахнет пылью дорог. — Поэтому я тебе не верю. — Что ты хочешь знать? Какой же сложный вопрос. Она хотела знать сотни вещей. Теперь, когда он отнял руки, чтобы снова полить ей на голову, смывая пену, стекавшую по лбу, его вопрос показался ей уловкой. Сакура задержала дыхание и закрыла глаза. Он думает, что от тебя пахнет. Он думает, что от тебя пахнет. Он просто хочет спать рядом с тем, от кого не несёт потом.       Было трудно придерживаться этой мысли. Трудно оставаться рациональной, когда его действия так разительно отличались от того, что она видела днём. Её последние воспоминания о нём в темноте совсем не вязались с этим спокойным, отрешённым присутствием за спиной. Её мозг отказывался подобрать подходящий ответ. Хотя… если быть до конца честной… Если бы она хотела узнать что-то одно, именно в этот момент, если бы она отбросила все барьеры и открылась… если бы была абсолютно искренней… Она бы спросила его, не… …Нет. Она не должна. Это не имело значения, и Сакура почти не сомневалась, что любой ответ её бы только ранил. Поэтому она задала другой вопрос: — Для чего тебе нужно время? — Для чего угодно, кроме этого. — Хорошо. Где ты был во время последней битвы? Почему ты оставил Союзников и позволил себя схватить? — …Кроме этого тоже. — Значит, я могу спрашивать только о том, чем ты готов поделиться? — Сакура нахмурилась. — Тогда расскажи мне что-нибудь сам. Что-то, чего никто не знает, чтобы я поверила тебе. И покажи свою печать, когда решишься, чтобы я могла понять, врёшь ты или нет. — Слишком общее, — пробормотал Саске. Сакура согласилась: — Тогда что-нибудь с тех пор, как ты покинул Коноху. Или с начала войны, если и это слишком общее. Сверчки вели свою ночную перекличку. Река тихо плескалась о травянистый берег. Деревья скрипели под лёгким ветром. Саске молчал. После долгой паузы Сакура вздохнула: — Если ты не собираешься ничего говорить, скажи прямо. Не предлагай того, чего не собираешься делать. — Ты такая нетерпеливая, Сакура, — сказал Саске, приподнимая её волосы с плеч и нежно разглаживая их. — Дай мне немного времени.       Его пальцы скользили по её волосам, осторожно распутывая колтуны. Сакура замерла. Неужели это правда он? Внутри боролись два желания: убедиться, что это не враг, принявший его облик, и не спугнуть его резким движением. Она готова была остаться в этой реке, пока её тело не разложится, лишь бы он продолжал прикасаться к ней. Наконец Саске заговорил: — Помнишь, как Союзники решили, что я погиб? — Да, — ответила Сакура, ей было интересно. — Расскажешь? — Я попал в дзюцу.- Его пальцы снова принялись за работу. — На два года? — с сомнением переспросила она. Печать на её шее завибрировала, и Сакура почувствовала, как сквозь невидимую преграду к ней просочились его эмоции — приглушённые, сдержанные, словно он с трудом их выпускал. Но даже в этой приглушённости чувствовалась искренность. На мгновение Сакура позволила себе окунуться в это ощущение, на её губах появилась слабая улыбка. Два года… это было невероятно. — Больше года, — уточнил Саске. Сакура не почувствовала лжи. — Больше года?! — Она резко обернулась к нему. — Что за гендзюцу способно так долго удерживать Учиху? — Смотри вперёд, — Саске кивнул в сторону реки. Сакура послушно отвернулась, нахмурившись. — Гендзюцу другого Учихи. Этот ответ вызвал ещё больше вопросов. — Мадара сделал это? И с Обито тоже? Зачем? Целый год, Саске? Как… кто тебя поддерживал всё это время? — Орочимару освободил меня через несколько недель. Потом Мадара запер его, Суйгецу и меня, чтобы следить за нами. — Значит, Мадара наложил гендзюцу на вас троих? — На меня, Суйгецу и Кабуто. Орочимару, возродившись в теле Кабуто, первым снял дзюцу с себя. Сакура вспомнила, как Орочимару однажды обмолвился о чём-то подобном. Если это не была заранее придуманная история, часть рассказа Саске звучала правдоподобно. — Сколько времени провёл в гендзюцу Суйгецу? — Пять месяцев. Это было очень мощное дзюцу. — А ты… больше года? — Почти восемнадцать месяцев…       Все узлы были распутаны, и теперь его пальцы просто ласкали её волосы. Сакура, полностью погружённая в его рассказ, перестала обращать внимание на странную нежность в его прикосновениях. Ей нужно было видеть его лицо, чтобы понять, правду ли он говорит, не манипулирует ли её чувствами через печать. Она откинулась назад, оставаясь в воде по пояс, и повернулась к нему. -Почему это заняло так много времени? Саске смотрел на мерно текущую воду. — Я частично разрушил эту технику вскоре после того, как убил Орочимару. — Но ты не мог проснуться? — переспросила Харуно. — Я… не хотел просыпаться», — тихо поправил Саске, и в его голосе прозвучала такая глубокая боль, что Сакура невольно вздрогнула. — Я не хотел возвращаться. — Что? Саске словно ушёл в себя, опустившись в воду по самый подбородок. Его взгляд блуждал где-то за её спиной. — Я думал, что, убив Орочимару за его безумную идею, я решил все проблемы. Но позже, по приказу Мадары, Кабуто тайно воскресил моего брата. Я узнал об этом слишком поздно. Каждое слово давалось ему с видимым усилием, словно он вырывал его из глубины души. — Итачи… он сам разорвал связь с этим миром, освободившись от техники воскрешения. Он посмотрел на меня… и…- Саске замолчал, его лицо исказилось от боли и горечи. Спустя мгновение он прочистил горло и продолжил: — Он применил Изанами. Кабуто и Суйгецу тоже попали в эту ловушку. И хотя Итачи исчез сразу после того, как мы потеряли сознание, Мадара, чтобы скрыть свою неудачу, уничтожил всю базу и всех, кто там находился, включая Така.       Услышав о брате Саске, Сакура почувствовала, как её сердце сжалось. Она понимала, насколько болезненна для него эта тема. Стараясь не причинить ему ещё большей боли, она сменила тему: -Почему ты не хотел просыпаться? — Ты знаешь, что такое Изанами? — спросил Саске, его взгляд снова встретился с её. — Орочимару как-то упоминал, но… я не знаю, что это. Его глаза сузились. — Об Изанами нельзя никому рассказывать. Это тайна. — Кому я могу рассказать? — удивилась Сакура. — Мм… — Саске отвёл взгляд и продолжил: — Изанами заставляет человека бесконечно переживать один и тот же цикл событий, пока он не примет ту судьбу, которую ему уготовил создатель этой техники. В случае с Орочимару и Суйгецу, их судьба заключалась в том, чтобы обеспечить моё выживание. Слова Саске пролили свет на многое. Сакура вспомнила слова Суйгецу о таинственном дзюцу, которое заставило его спасти Саске, вспомнила навязчивую идею Орочимару сохранить ему жизнь. Всё это обрело смысл. Она решила позже расспросить Суйгецу подробнее. Она была уверена, что сможет добиться от него правды. — А что насчёт тебя? — тихо спросила медик, желая услышать продолжение. — Что ты должен был сделать, чтобы выбраться из Изанами? — Принять любую судьбу, которую я сам выберу. — Любую? И на это ушло полтора года…? — Я… как я уже сказал, довольно быстро нашёл выход из цикла, — Саске слегка пожал плечами. — После этого я мог оставаться в гендзюцу столько, сколько хотел, если бы не принял свою судьбу. — Ты… жил в гендзюцу? Всё это время? Саске поднял взгляд к полной луне. — Да.       Сакура, видя лишь очертания его плеч и лица в полумраке, почувствовала, как её сердце сжалось от его тоскливого выражения. Ночь обволакивала их, словно тёплое одеяло, а звёзды мерцали, как мириады далёких огней. Река тихонько журчала, перекликаясь со стрекотом сверчков. Саске был так близко, что Сакура могла бы дотянуться до него. На месте Саске мог быть любой другой, и она бы без колебаний обняла его, пытаясь разделить его боль. Но это был Саске… Она сжала кулаки, сдерживая порыв. Она изучала его лицо в полумраке: капли, стекающие по чёлке, тонкий изгиб носа, напряжённые сухожилия на шее, едва заметную горечь на губах. И в его глазах… в них боролись противоречивые чувства, слишком глубокие и скрытые, чтобы она могла их понять, даже несмотря на их связь. — Почему? — прошептала она. — Потому что там был Итачи, — тихо ответил Саске, глядя в тёмное небо. Сакуру вновь накрыла волна печали, на глаза навернулись слёзы. — Но в конце концов я принял свою судьбу… и проснулся. В Изанами невозможно оставаться навечно. Сакура молчала, боясь нарушить хрупкий момент. Ей казалось, что Саске впервые открывается ей по-настоящему, позволяя заглянуть в самые глубины своей души. И вопреки разуму, она надеялась, что этот момент останется только между ними. Она не хотела, чтобы кто-то ещё увидел его таким — уязвимым и искренним. Никто не должен был услышать этот тихий голос, полный тоски по брату. Она хотела сохранить это воспоминание только для себя. Навсегда. Образ Саске, стоящего на коленях в ручье, с лицом, обращённым к звёздам, его додзюцу, сияющие в ночи, словно осколки льда, навсегда отпечатался в её памяти, словно рана от куная.       — Какими были эти восемнадцать месяцев, проведённые в гендзюцу? — тихо спросила куноичи. Между ними повисла тишина, нарушаемая лишь журчанием воды и стрекотом сверчков. Время словно замерло. Печать на лбу Сакуры внезапно нагрелась, по её телу разлилось тепло, словно лава. В её сознании мелькнули смутные образы, сопровождаемые сильными эмоциями: гнев, смятение, тоска, надежда, восхищение, счастье, гордость, печаль, жажда мести, понимание, умиротворение, принятие… И любовь. Саске закрыл глаза и, спустя мгновение, с едва заметной улыбкой произнёс: — Долго. Это было очень долго… и всё равно недостаточно. Сердце Сакуры колотилось так сильно, что казалось, будто оно способно вызвать настоящее цунами. — Какую судьбу ты принял? — прошептала она едва слышно. На лице Саске появилась улыбка — нежная и искренняя. По щекам Сакуры покатились слёзы. Когда она видела его таким в последний раз? Десять лет назад? А может, и никогда? Он протянул руку и легонько коснулся её печати Бьякуго. — Ты хотела узнать что-то одно, а я рассказал тебе гораздо больше. Разве этого недостаточно, чтобы развеять твои сомнения? — Я… я не просила о чём-то конкретном… я просто… — пробормотала Сакура, сбившись с мысли. — Тем лучше для тебя. Не будь слишком жадной. Улыбка Саске тут же исчезла. — Они уже близко. Он поднялся и вышел из воды, и Сакура почувствовала, как связь между ними снова прервалась, словно между ними воздвигли невидимую стену. -Нам нужно уйти, пока они не пришли. Мы можем успеть добраться до палаток раньше остальных. На берегу Саске наклонился и достал полотенце из свитка, спрятанного у дерева. Вытеревшись, он взглянул на Сакуру, ожидая, что она последует за ним. Пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами, Сакура с головой окунулась в реку. Она плавала под водой, надеясь, что течение смоет охватившее её волнение, но это не помогло. С шумом вынырнув, она всё же вышла на берег вслед за Саске. От него было не убежать, от этого не скрыться. Независимо от того, уверена она в своём вчерашнем решении или нет, всё уже было решено. Теперь она понимала, что Саске переживает гораздо больше, чем показывал. Ничто другое не могло объяснить его откровенность.       Время. Если она даст ему время, он её отпустит. На мгновение Сакура подумала, что, возможно, сможет доверять Саске Учиха. И тут же её охватило сомнение: а сможет лионаего покинуть, даже если он сдержит своё слово? Мокрая с головы до ног, Сакура неловко стояла рядом с ним, не зная, куда деть взгляд, пока он быстро переодевался в сухую одежду.