Завет

      Три месяца минуло с окончания Четвёртой Мировой Войны Шиноби, и Орочимару умер во второй раз. Сакура смотрела на его скрюченное, безжизненное тело, распростёртое посреди цветущего весеннего леса. Вокруг не было никого, кто оплакивал бы его. И никто из тех, кто узнает об этом позже, не прольёт ни слезинки. Величайший ум своего поколения — один из легендарных Саннинов — человек, постигший, казалось, саму суть бессмертия, — умер в полном одиночестве. Суйгецу ухмылялся. Саске, закутанный в плащ и скрывающий лицо под маской, оставался непроницаемым. Мадара же внимательно следил за реакцией собравшихся. Взгляд Акацучи, сузившийся от сосредоточенности, был прикован к Сакуре и двум мужчинам, стоявшим перед ней. Остальные, собравшиеся на поляне, хранили молчание, их плечи были напряжены, а взгляды — настороженны. Угроза их лидера не прошла мимо ушей. На периферии её зрения Мадара завершил складывание печатей, зафиксировав последнюю — печать Лошади. —Катон. И три месяца спустя после окончания Четвёртой Мировой Войны Шиноби Орочимару обратился в горстку пепла. Сакура не хотела признавать этого — ненавидела саму необходимость признания. Но когда пламя, догоравшее над серым пеплом быстрее, чем мог бы гореть обычный огонь, окончательно угасло, она ощутила знакомую, гнетущую пустоту. Острую, пронзительную боль утраты части самой себя. Неизбежную эрозию человечности, сопровождавшую каждое отнятое ею существование. Это произошло не её рукой и не по её воле, но по её приказу: последний из Саннинов Конохи пал. Ещё одна частица родного дома исчезла безвозвратно. Ещё одно наследие Огня оборвалось на чужбине. Ещё одно имя, которое будет лишь бегло упомянуто на страницах истории. Ещё одна сломленная душа шиноби, которой никогда не суждено обрести искупление, отпущение грехов или прощение, — потому что Саске уже одержал свою победу. В сложившихся обстоятельствах выполнить последнюю просьбу было невозможно; возрождение её учителя стало немыслимым. Орочимару исчез навсегда. — На этом собрание объявляю закрытым. Быстро, как и обещал. Не забывайте, что я всегда держу своё слово. Саске, Каджура, Ренга, Кахё, Кирисаме, Генго, — вы шестеро сопроводите меня для проведения инспекции. Остальные свободны, — произнёс Мадара. Шиноби, не дожидаясь повторного приказа, поспешно скрылись в лесу. Лишь те, кого назвал Мадара, со склоненными головами приблизились к нему, чтобы получить дальнейшие указания. Саске, повернувшись к Суйгецу, отдал распоряжение: —Верни пленницу на базу и обеспечь её изоляцию. Оставайся там до моего возвращения. —Серьёзно, опять дежурство? Я рассчитывал на перевод в полевые войска… — проворчал Суйгецу. —Твой перевод отменяется. —Надолго? —На несколько дней. —Саске мельком взглянул на Сакуру, от чего та невольно опустила взгляд. —Мне нужно подготовить несколько баз. Повторный побег исключён. Если она попытается сбежать до моего возвращения, увеличь дозу. —Но это уже выходит за рамки всех протоколов. —Тебя это не касается. —Ладно, понял, понял. Ты слишком напряжён, — Суйгецу кивнул в сторону Мадары и его окружения. —Зачем ему столько новобранцев? —Не спрашивал. И тебе не советую. —Может, тогда возьмёшь меня с собой? Кто-нибудь другой мог бы… —Выполняй мой приказ.— Саске продемонстрировал телепортационную метку с координатами, появившуюся у него на запястье. —Уничтожь портал после использования, — он передал метку Суйгецу. —Ладно, видимо, это компенсация за то, что я разделю комнату с… —Ты будешь спать на противоположном конце комнаты. Суйгецу усмехнулся. —Конечно-конечно. Саске сжал пергамент, и над ним сверкнули разряды чакры. —Если ты сорвёшь печать, тебя ждёт та же участь, что и Орочимару. —Это угроза от Мадары или твоя личная? — тихо поинтересовался Суйгецу. —Суйгецу. —Всё, понял. Не кипятись, босс. Ты сам меня провоцируешь. Нукенин из Кири схватил метку и резко взял Сакуру за руку. —Увидимся! — Активировав технику, он телепортировал их в холодную, безжизненную подземную комнату Саске. Оказавшись на месте, Суйгецу сразу же нашёл и уничтожил спрятанную телепортационную метку, чем удивил Сакуру. —У тебя есть техника Высвобождение Огня? —Да, немного. Саске научил. Для боя не годится, но костер развести хватит. Он подошёл к сдвинутым циновкам и отодвинул одну из них к стене. Закончив, он с облегчением вздохнул и лёг. —Ну, подружка твоя сбежала. Что дальше? Сакура не знала, что ответить. После побега Ино её пребывание здесь потеряло смысл. С Суйгецу в качестве охранника у неё появился шанс умереть. Он вряд ли станет её останавливать, ему, скорее всего, будет всё равно. Возможно, он даже не останется здесь, как ему было велено. Пока Саске нет, это казалось ей лучшим вариантом. При мысли о нём шею и грудь охватило странное, болезненное тепло. Возможно, она и могла умереть, но… что тогда будет с Саске? Обвинит ли его Мадара? Последует ли наказание? Столь же жестокое, как для Орочимару? Харуно видела, как Мадара едва не лишил его жизни. Слышала бесчисленные угрозы. Знала, что Мадара не бросает слов на ветер: сказанное им почти равносильно свершившемуся. И всё же она отказывалась верить, что Мадара действительно убьёт Саске. В конце концов, они — семья, и Саске всегда прощалось гораздо больше, чем кому-либо другому. Поэтому Сакура привыкла относиться к словам и поступкам Мадары в отношении единственного оставшегося в живых Учиха с изрядной долей скептицизма. Но теперь, когда Орочимару мёртв, одна из пленниц сбежала, а поведение Мадары становится всё более непредсказуемым, даже кровные узы могут не спасти Саске от последствий следующей ошибки. Смерть столь важной пленницы на его территории будет расценена Мадарой как серьёзный провал. В заботах об Ино Сакура упустила из виду, что печать — это улица с двусторонним движением. Она выбрала обоюдоострый меч, пытаясь добиться согласия Саске. Меч, который ранил их обоих, когда он прижал её к стене, сплетая их тела. Меч, который прошлой ночью не вонзился достаточно глубоко, чтобы остановить её в порыве отчаяния, но который продолжал терзать её в последующие часы, пока он держал её в своих объятиях, позволяя выплакаться. Всего несколько недель назад она желала ему смерти. Молила о том, чтобы его стёрли из её жизни, из её памяти.Чтобы он навеки сгинул в забвении. Но что теперь? Теперь, размышляя о собственной смерти, она думала о том, что это может значить для Саске. …И её решимость дрогнула. — Я не знаю, — с горечью призналась куноичи. — Что? Ты избавилась от змея без плана? — План был в том, чтобы спасти Ино. — Но без дальнейших действий? — Суйгецу тихо присвистнул. — Я, конечно, не медик, как ты, но это выглядит… довольно глупо. Не находя, что возразить, девушка сменила тему: — А что тут планировать? Мадара теперь контролирует всё.Единственный выход — убить его, но это невозможно. Никто не сможет. — Саске смог бы. Сакура резко остановилась на пути к ванной и посмотрела на него, развалившегося на спине. —Вряд ли. Суйгецу, не открывая глаз, пожал плечами. —…Даже если бы и мог, он бы не стал. — Не без плана. Она повернулась к нему, нахмурившись. — Суйгецу, говори прямо. Ты что-то скрываешь? — Не совсем. — Его расслабленная поза и медленное покачивание ногой не говорили об обратном. Казалось, он был искренен. — Просто констатирую факт. Ты часто действуешь импульсивно. Полная противоположность Саске. Неудивительно, что ты его так раздражаешь. Фыркнув, она продолжила путь к душевой. — А ты постоянно комментируешь то, о чём тебя не просят, поэтому ты так раздражаешь меня. — Хм. Позволь мне помочь тебе с этим, пленница, — с ухмылкой и щелчком пальцев ответил он. Каменная дверь, разделяющая комнаты, с грохотом поднялась. Саске вернулся спустя три дня. Тихий, словно тень, он молча проскользнул в ванную и так же бесшумно вернулся обратно — чистый и свежий. Сакура украдкой наблюдала, как он перемещается по комнате. Учиха едва заметно сдвигал предметы, словно за время его отсутствия они поменяли свои места. Смахивал невидимые пылинки с поверхностей. С маниакальным упорством точил своё любимое оружие на камне, словно пытаясь заглушить им внутреннее беспокойство. Наконец, он взял со стола свиток и устроился на своём спальном мате — на другом конце комнаты. Её взгляд устремился в потолок. Сакура колебалась, поддаться ли щемящей боли в груди или же заглушить её лекарствами, где покоились и все остальные чувства. Она не ожидала, что дни, предшествовавшие побегу Ино, что-то изменят… но она никак не предполагала, что между ними возникнет такая отчужденность, словно тонкая ледяная корка.       Впрочем, возможно, стоило ожидать. Он всегда был таким. Один шаг навстречу ему неизменно оборачивался двумя шагами назад. Между ними словно существовала невидимая, непреодолимая сила, которая всегда держала его на расстоянии. В любом случае, так было лучше. Наверное. В конце концов, она достигла своей цели: Ино на свободе. Больше не было нужды в печати. Не было смысла беспокоить Саске. Те давно забытые эмоции, которые он пробудил в ней, были всего лишь отвлекающим манёвром в её последнем плане — навсегда покинуть этот мир. Три дня куноичи провела без него. Три дня, чтобы осмыслить отсутствие Ино и те разговоры, что состоялись между ней и Саске перед её уходом. И все эти три дня её преследовало лишь одно чувство — всепоглощающая усталость. Она устала от этой зыбкости и неопределённости, витавшей между ними. В одну минуту она была уверена, что ненавидит его; в следующую её захлёстывала всепоглощающая любовь. В одном воспоминании он предавал её; в другом — был её единственной защитой. В одних кошмарах он душил её на ледяном поле боя; в других — целовал на далёком острове в лучах багряного заката. Когда не на чем было больше сосредоточиться, у неё остался только Саске — и эта постоянная борьба с противоречивыми чувствами, которые он вызывал, изматывала её до предела. Лучше было оставить его в покое. Пусть лежит там, в тишине, как можно дальше, игнорируя её. Лучше позволить этой пропасти между ними снова разрастись. Но вместо этого медик вдруг услышала свой собственный голос: —Где ты был? — слова сорвались с губ так непринуждённо, что Сакура едва их заметила. К её удивлению, ответ последовал незамедлительно. —Инспекции базы. Встречи. Сбор информации. Она могла бы на этом остановиться. По его тону было ясно, что Саске предпочёл бы именно такой исход. Сакура уже начала разговор, но сказала совсем не то, что хотела. Раз уж тишина нарушена, стоило сказать правду. Лучшим способом обрести уверенность для этого было сделать то, что она умела лучше всего. — Может, тебя исцелить? — предложила девушка, заметив его раны сразу, как он вошёл: растянутую лодыжку и порез на ладони, скорее всего, от техники призыва. — Обойдусь, — коротко ответил шиноби, словно отрезал. Сакура опешила. Она не ожидала отказа, ведь Саске так давно не отказывался от её помощи. — Хорошо, — тихо сказала она, отвернувшись к стене, ругая себя за эту попытку. Чувство вины не давало покоя, а его отстранённость лишь усиливала его. В итоге Сакура принялась за своё занятие — вырезать цветы на стене, и в комнате разнёсся тихий скрежет. Вскоре она услышала вздох, затем шарканье и звук опускающейся рядом циновки. Тень упала на её рисунок, и она почувствовала тепло его тела совсем рядом. Харуно замерла, не решаясь снова заговорить. — Ладно, лечи, если хочешь, — произнёс Саске. — Тебе же больно, — возразила Сакура, не поворачиваясь. — Я думала, ты сам этого хочешь. В ответ он резко стянул с неё одеяло. От неожиданного прикосновения холодного воздуха она резко села, схватив его за руку. Саске слегка нахмурился. Сакура, справившись с замешательством, вспомнила, что это Саске, и он не стал бы так поступать без причины. Она закрыла глаза, вздохнула и сглотнула. — Не надо. Ты же отказался. — Я сказал, что выживу, — ответил он, отводя её руку и снимая браслеты с её лодыжек. — И это правда. Но я не говорил, что не хочу исцелиться. Поток чакры наполнил её тело, согревая и придавая сил. — Значит, всё-таки хочешь? — спросила она. — Если ты этого хочешь, — ответил Саске. Сакура нахмурилась. Его влажные после душа волосы падали чёлкой на лоб. В полумраке он казался моложе, особенно в этой серой куртке на молнии, которую носил ещё со времён своего отступничества. Вены на руках, скрытые рукавами, лишь угадывались под тканью, дразня намёком на сильную грудь. Его совершенство было почти оскорбительным. Никто не должен был выглядеть так. Она сдержала порыв откинуть его волосы и коснуться кончиками пальцев гладкой челюсти. Вместо этого куноичи положила светящиеся зелёным от чакры ладони ему на обнажённую грудь. Осмотрела его, исцелила — привычные действия, выполненные тысячи раз. За этой рутиной она прятала опасные мысли о его плечах, о запахе мыла, исходящем от него. О его больших руках, спокойно лежащих на коленях. О длине его ресниц, когда он закрывал глаза, — и самом факте, что он их закрыл, когда она, почти пленница, держала на нём руки, имея доступ к его чакре, в комнате, где они были одни. Сакура отбросила эти мысли, сосредоточившись на поиске слов, чтобы выразить то, что хотела сказать этому непредсказуемому человеку с тех пор, как покинула тот лес. Собравшись с духом, она произнесла: —Прости, что из-за меня тебе пришлось убить своего учителя. —Пока жив хоть один носитель проклятой печати, Орочимару не умрёт, — последовал незамедлительный ответ. Сакура моргнула от такой прямоты. — Возможно, это и так, но я… —Я уже убивал его однажды. Это не имело значения тогда, не имеет и сейчас. —Саске… Позволь мне извиниться… —Хорошо, — он открыл глаза и посмотрел на неё, как на капризного ребёнка.— Я слушаю. —…Ты просто осёл, — нахмурившись, она отстранилась. —Забудь. Неважно. Его усмешка, когда он снова развернул свиток, тут же развеяла её раздражение. — Если пообещаешь не сбегать, я разрешу тебе спать без подавляющих печатей. Сбегать? Эта мысль даже не приходила ей в голову. Ни разу. Она не хотела думать о значении этого признания. —Не сбегу. Куда мне идти? — тихо спросила Сакура. —За Ино. —Я не пойду. Ей будет лучше как можно дальше от меня. Она не хотела говорить об Ино сейчас. В конце концов, им нужно будет это обсудить, но сейчас Ино свободна, и Сакуре казалось, что даже упоминание её имени может принести беду. Она сменила тему: —Почему ты убил Орочимару в первый раз? Она не ожидала ответа. Саске никогда не отвечал на её вопросы. Никогда не говорил ничего, что могло бы её приблизить. Вероятно, он просто замолчит. Или отмахнётся от неё с жестокостью, чтобы заставить замолчать. Или… Саске взглянул на неё, постукивая пальцем по свитку. —Разведка Альянса не знала? Или вот так. —Мы знали, что ты убил его примерно через шестнадцать месяцев после начала войны, но причины оставались неизвестными. —Интересно. Сакура пожала плечами. —Не особо. Информацию о высших генералах Мадары было сложно получить. Особенно о тебе и Обито. —Понимаю. —Честно говоря, если бы это был не Орочимару, мы бы, наверное, ничего не узнали. Мы даже не были уверены, что это был именно ты. Харуно начала говорить без умолку, не понимая почему. Может быть, из-за того, что они опирались на одну и ту же стену, почти делили одно одеяло, из-за его взгляда. —Отчёты были очень неясными. Поскольку это была единственная информация, мы предположили, что она правдива. Каге было неважно, почему он мёртв, важен был сам факт его смерти. —Он предложил Мадаре выкопать тело моего брата и воскресить его. Ей понадобилось мгновение, чтобы осознать его ответ, и ещё одно, чтобы осмыслить его содержание. Итачи по-прежнему оставался для неё загадкой. Собрав обрывки его истории из рассказов Какаши и Наруто, она поняла, что он не был тем чудовищем, от которого бежал Саске в детстве. Возможно, и на Конохе лежала часть вины. И всё же… он оставил неизгладимый шрам на сердце Саске. Оставил своего младшего брата, тогда ещё ребёнка, совершенно одного, обрекая на путь мести. Сакура понимала, что это не её дело, но не могла отделаться от этих мыслей. Она не считала себя вправе судить Итачи, зная, какие испытания ему выпали и какой выбор он сделал. В конце концов, он тоже был тогда лишь ребёнком. Но… всё же. Эта тема возникла неожиданно, и Сакура не знала, насколько далеко Саске позволит ей зайти. Где проходит та грань между уместным участием и навязчивостью в вопросах его семьи? Готов ли он открыться или же её ждёт холодный отпор? Единственный способ узнать — попробовать. —…Ты… не хотел этого?» — осторожно спросила она. —В то время у меня были другие причины этого не хотеть. —А сейчас? Ты по-прежнему не желаешь его воскрешения? —Неважно, чего я хочу. Он наконец обрёл покой. —Саске смотрел сквозь неё, словно видя что-то, недоступное её взгляду. —Вернуть его обратно в этот ад было бы чистым эгоизмом. И на миг на его лице промелькнуло такое глубокое отчаяние, что у Сакуры всё сжалось внутри. Незнакомое, щемящее чувство, от которого сжималось сердце, подкралось незаметно. В голове прозвучал чужой, словно не её, голос:Что бы ты ни решила делать дальше…Непонятные слёзы застилали глаза, холодный воздух обжигал лёгкие. Её охватило то же самое тягостное ощущение, что она едва выдержала, будучи запертой в той камере молний. Это была боль Саске. Со слезами на глазах она смотрела на него, удивляясь, как он сам не плачет. Неужели он всегда испытывает такую невыносимую грусть? И тут же её осенило:Ему нужна моя поддержка. Она подалась вперёд, повинуясь этому внезапному порыву. Обнять его или поцеловать — она не знала, но ей отчаянно хотелось стереть эту душераздирающую боль с его прекрасного лица. —Сакура. Куноичи резко остановилась, её губы замерли в полуфуте от его. —«А… Снова сфокусировав взгляд, она увидела, что Саске полностью взял себя в руки. Отчаяние исчезло, и её глаза мгновенно высохли. Щёки Сакуры порозовели от осознания положения — она склонилась к нему, опираясь на ладони. —…С помощью чакры будет легче сдерживать действие печати. —Печати? Какой? —У тебя сейчас есть чакра. Эффект должен… —Дело не в этом… — Сакура не понимала, почему, но его слова её раздражали. —То, что для тебя всё сводится к печати, не значит, что… В последний момент она поняла, что чуть не сказала лишнего. Поспешно сглотнув слова, Сакура отвернулась, нахмурившись. —«Верно. Я забыла. Мне нужно сдерживать её влияние, раз уж во всём виновата печать. Прошлой ночью тоже всё из-за неё, верно? И позапрошлой? Печать контролирует каждое твоё действие рядом со мной, так ведь? Значит, и на меня она действует так же.       Саске не отвечал ни на один из её вопросов. Хотя она задавала их скорее для себя, раздражение всё равно нарастало, заставляя Сакуру впиться взглядом в простыни. Всё, чего она хотела, — помочь ему. Разделить его боль, лучше понять. Почему всё сводится к этой проклятой печати? Почему не может быть простоона? Почему они не могут быть… просто нормальными? Зачем ей вообще всё это нужно? Почему всё так чертовски запутано?! —Ты никогда не отвечаешь на мои вопросы о печати, — выпалила медик, внезапно почувствовав острую потребность в ссоре. Ей нужен был выход для эмоций, которые он разбудил, а затем оставил без внимания. — Я знаю о ней меньше, чем ты, но ты всё равно молчишь. Именно поэтому… —Я бы не стал делать что-либо только из-за печати. Сакура испепелила его гневным взглядом. —Ты сделал слишком много из-за печати. Ты только об этом и твердил последние месяцы. Или ты хочешь сказать, что этоязаставила тебя всё это сделать, используя печать? —Похоже было, что ты меня заставляла? — как обычно, в его тоне не было ни намёка на то, какой ответ он ожидает услышать. —Ты сам сказал, что тебе было больно, когда ты не давал мне того, что я хотела, так что да! —Значит, ты хотела этого не только ради Ино? Сакура ошеломлённо уставилась на него, слегка приоткрыв рот. Он усмехнулся и снова опустил взгляд на пергамент, и её гнев словно смыло волной. —Это не физическая боль. Скорее… сильный, непрекращающийся шум. Он становится невыносимым, когда я не блокирую его, или когда ты делаешь это нарочно. От твоих бесконечных мыслей у меня раскалывается голова. —…Раскалывается голова. Всё это время он жаловался на… головную боль? Один из самых сильных шиноби, которого она видела с бесчисленными, смертельно опасными ранами, который с неохотой позволял ей исцелять сломанные кости и кровоточащие органы… признавался, что обычная головная боль заставляла его ворчать на неё? —Раздражающая головная боль, — подтвердил Учиха бесстрастно и слегка кивнул. И… Нелепость ситуации вызвала у Сакуры искренний, от души, смех. Саске удивлённо вскинул бровь. Месяцами — с прошлого лета — она терзалась мыслями, что причиняет ему настоящую боль, мучает своими желаниями и требованиями. А оказалось… головная боль! И тогда она, не раздумывая, подалась вперёд, чтобы поцеловать его. Потому что Сакура впервые за долгое время по-настоящему смеялась. Потому что, захлёстнутая этим внезапным весельем, она на миг забыла о тяжести утрат и боли. Потому что в этот короткий миг он был просто мужчиной, а она — просто женщиной, и его слова звучали так, словно он… возможно, хотел того, что произошло между ними прошлой ночью. Её любовь к нему длилась шестнадцать лет… Находясь с ним наедине в этой комнате, она почти забывала, что он отдал её Мадаре. Саске отстранился. Почти. —Нам не стоит это повторять. —Почему? —Ты всё ещё пленница. Моя пленница. —И поэтому это неправильно? —Ага. Обычно такой резкий отказ сломил бы её. Но сейчас, когда ей больше не на чем было сосредоточиться, оставался только Саске. И Сакура смертельно устала от этой игры в «тяни-толкай», от бесконечной борьбы и уступок. Устала быть луной, послушно следующей за приливами его настроения. —А если бы я не была пленницей? Он раздражённо цокнул языком. —Нас бы вообще здесь не было, если бы ты не была пленницей, Сакура. —Но мы были близки к этому и раньше, — возразила она, — когда тренировались в Узушиогакуре. —В Узушиогакуре ты тоже была в заточении. У тебя было не больше свободы с Альянсом, чем сейчас. Просто клетка была больше. —Значит, всё это бессмысленно, как ни крути? Ты это хочешь сказать? —В общем, да. —Что ж, ты прав. Всё это — полный кошмар. Она дала ему шанс прервать её — возможность отвести их от той пропасти, которая неизбежно ждала в конце этого разговора. Но он молчал, и она продолжила, уже не в силах сдерживаться: —Кошмар, что, несмотря ни на что, только с тобой я чувствую себя… живой и в своём уме в этой дыре. Именно с тобой. Из всех людей. И что мне делать с этим? Лучше чувствовать себя хорошо, чем плакать и желать смерти. Лучше, чем думать о том, что все, кого я люблю, мертвы или потеряны навсегда. —Сакура… —Нет. Хочешь знать, что самое ужасное? Для меня уже не имело значения, кто победит. Совсем. Победи Альянс — я бы гнила в больничной палате, а не тонула в успокоительном в этой пещере. Слова вырывались из неё, как болезненная исповедь. —Я бы всё равно желала себе смерти, чем бы ни закончилась эта война. Никто из выживших не покинет того поля боя по-настоящему, Саске. Никто. Мы все будем сломлены до конца своих дней — даже ты. Просто ты так искусно прячешь всё внутри, что никто не видит, насколько тебе плохо на самом деле. —Неужели? —Да, — твёрдо ответила Харуно, не отводя взгляда. — Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. Я наблюдала за тобой ещё тогда, когда мы были генинами. Я знаю, какой ты. Я вижу этот взгляд, когда ты ненадолго перестаёшь контролировать себя. Ты никому не показываешь своих истинных чувств — и ладно, это твоё право. Но не пытайся оправдывать своё бездействие моими обстоятельствами и не строй из себя морального судью. Если бы тебя действительно волновало, насколько всё это ужасно, ты бы уже давно позволил мне умереть, как я и просила. —Мадара убьёт меня, если я позволю тебе умереть. —Значит, тебе дорога только собственная шкура? Саске пожал плечами, и Сакура с презрением отвернулась. Его слова звучали равнодушно. В голосе чувствовалась апатия. Но, слушая её, он небрежно уронил свиток на пол рядом с собой. Его поза стала менее скованной, взгляд смягчился, а дальнее колено подтянулось, словно ненавязчиво заключая их в этом укромном уголке. И его поцелуй… он был совсем не равнодушным. В его объятиях не чувствовалось ни капли апатии.       У неё было три дня без него, проведённых в его спальне, чтобы в тишине и одиночестве проанализировать все изменения в их отношениях за последний год. Три долгих дня, чтобы обдумать его поведение после войны. И один вывод был неоспорим: Саске Учиха не обязан был оставаться здесь, если бы не хотел. Ему не нужно было лежать рядом с ней. Тем более слушать её или отвечать. Несмотря на свои угрозы убить её, он продолжал заботиться о ней: она была чиста, накормлена и исцелена — в отличие от других пленников, которых куноичи видела во время казни Орочимару. Несмотря на свои слова о том, что все шиноби Конохи заслуживают смерти, он всё же спас Ино, передав её какому-то неизвестному контакту, который почти наверняка тоже был из Конохи. Учиха мог винить во всём печать, но печать не заставляла его действовать, говорить или открываться ей, ведь она не принуждала её делать то же самое. Печать не вынуждала его подчиняться её желаниям; теперь Сакура понимала, что на самом деле значит подчинить себе волю другого человека. Сакура не отрицала, что использовала их связь, чтобы повлиять на него, но была уверена, что никогда не прибегала к такому грубому принуждению, как он той ночью. Он мог списать всё на Мадару. Но патриарха здесь не было — он бы ничего не узнал. И Саске ни разу, ни единым жестом, не выдал страха перед другим Учихой, ограничиваясь лишь туманными, бесстрастными фразами о том, что Мадара может ему навредить. И Сакура больше не верила этой его игре. —Мне кажется, ты что-то скрываешь, Саске. Ты лжёшь о чём-то, и знаешь что? — прошептала она, пристально вглядываясь в его лицо, пытаясь уловить хоть малейшую перемену в выражении. — …Мне кажется… ты меня не предавал. Ты не предавал меня и не хочешь моей смерти, но я всё ещё здесь. Почему? В ответ Учиха лишь прикрыл глаза и едва заметно усмехнулся. —Я знал. —…Знал что? —Что мне не удастся тебя убедить. Ты всегда слишком… верила в меня. —Я не. Саске наклонился и поцеловал её. Так нежно, словно боялся сломать. Словно готов был похоронить эту ложь, если бы она этого захотела. Он позволил бы им просто забыть обо всём и двигаться дальше, если бы она его оттолкнула. Мир замер. Вселенная затаила дыхание. Сами боги склонились в благоговении. В его взгляде смешались отблески заката и отсветы свежей крови — вопрос и терпение в равной мере. Но вопроса не было. Сакура ответила на поцелуй, её сердце бешено заколотилось, а руки, опережая его возможное отступление, уже обвивали шею. Воздух накалился, когда он скользнул на её циновку, прижимая её к простыням. Навис, полностью завладев её пространством, одна рука легла на щеку, другая скользнула вниз, под подол ночной рубашки, к бедру. Сдавленный стон вырвался из её горла, когда его колено мягко раздвинуло её ноги, и он оказался между её бёдер. Его язык сплелся с её языком, зубы нежно покусывали губу, большой палец невесомо скользил по мочке уха… Это было чистым блаженством.       Сакура забыла обо всем: о войне, о друзьях, о семье. Существовали только они, в этом крошечном мире, созданном лишь для них двоих. В этот миг они были единственными богами в этой комнате. Рука, до этого осторожно сжимавшая её бедро, медленно поползла вверх, к пояснице, и плотно прижалась к ней. Саске одним движением притянул её ближе, теснее. Отстранившись от поцелуя, он стоял на коленях, склонившись над ней, тяжело дыша. Красный отблеск шарингана скользил по её обнаженному телу. Он опирался рукой о циновку возле её талии. Её ноги обвились вокруг его бёдер, тело поддерживалось его рукой под ягодицами. Она чувствовала его горячую, твёрдую эрекцию, пульсирующую у неё на животе. — Не останавливайся, — прошептала куноичи срывающимся голосом, подаваясь бёдрами навстречу. Учиха наклонился еще ниже, его пальцы проникли глубже под ткань, скользнув к краю её нижнего белья. Кончики пальцев едва коснулись её сокровенного места, и Сакура едва сдержала стон, готовый вырваться из груди. Казалось, он едва прикоснулся к ней, но её тело уже горело, низ живота дрожал, белье казалось влажным. Ей хотелось большего. Он убрал руку из-под неё и переместил между их телами. Его костяшки пальцев нежно терлись о её клитор, пока он наблюдал за её извивающимся телом. Сакура, сжимая его ногами, впилась ногтями в его предплечье, другая рука искала опору в стене позади, чтобы прижаться к нему еще сильнее. Это была изощренная пытка — это нежное, едва ощутимое скольжение сквозь тонкую ткань. Его свободная рука вернулась к её лицу, большой палец медленно оттягивал её нижнюю губу. Он просто смотрел. — Саске… — прошептала Сакура, почти выдохнув его имя. — Хм? — Сделай что-нибудь… или не делай ничего. Это… — Невыносимо, хотела она сказать, но он уже сдвинул её трусики в сторону и медленно, дразняще провел средним пальцем по её разверзнувшейся щели, лишив её последних остатков разума. — Остановиться? — прошептал шиноби, медленно проникая пальцем внутрь. Сакура стиснула зубы, запрокинув голову на подушку. Второй палец скользнул внутрь следом за первым, их ритм был медленным, неумолимым, сводящим с ума. Но вскоре этот ритм стал слишком медленным, слишком ровным. Совершенно недостаточным. Она застонала громче, сжимая его руку в безмолвной просьбе ускориться. — Сакура? — Что? — выдохнула она, отчаянно пытаясь двигаться навстречу его пальцам с той скоростью, которая ей была так необходима. Он резко вынул оба пальца, вернув большой палец к её клитору. — Остановиться? — Нет! Не… не останавливайся, — прошептала Сакура, моляще глядя на него снизу вверх. Он усмехался, но в глубине его глаз, за этой усмешкой, таилось что-то, что говорило ей: они стоят на краю пропасти, после которой пути назад уже не будет. Он задал этот вопрос, чтобы подразнить её, но в то же время этот вопрос был предельно серьезен. — Нет? Сакура кивнула. — Пожалуйста. Этого было достаточно. Саске накрыл её своим телом, его поцелуй стал жадным и глубоким, его рука нашла путь под её одежду. Её пальцы впились в его волосы на затылке, притягивая его ближе. Её ноги обвились вокруг его спины. Он снова отодвинул её белье, и она почувствовала прикосновение к своему самому сокровенному месту. Дыхание перехватило. Их взгляды встретились. Мир сузился до этой комнаты, до них двоих. На мгновение её охватило смятение. — Дыши, — прошептал он ей в губы. И он вошёл в неё одним резким движением. Она застонала, словно не своим голосом, ощущая странную полноту внутри. Печать на шее отозвалась вибрацией. Саске замер, содрогаясь. В этот миг они слились воедино. Он жадно целовал её, отстраняясь и снова входя, глубоко и сильно. Учиха не дал ей времени привыкнуть к новым ощущениям. Опираясь на локти, он коснулся губами её распухших губ, затем нежно укусил за шею, пока она стонала под ним. Вскоре это незнакомое чувство переросло в наслаждение. Его тело двигалось над ней, мышцы напрягались и расслаблялись. Их тела соприкасались, вызывая острую волну желания. Нежности, с которой он дразнил её пальцами, не осталось и следа.       Возможно, она выкрикнула его имя. Возможно, умоляла его остановиться. Время потеряло свой ход, и куноичи знала, что никогда не испытает ничего подобного. Менее чем через пять минут, когда она начала изгибаться в ритме его движений, Саске резко выдохнул ругательство и вышел из неё. Она тихонько простонала. Что-то горячее и влажное коснулось её бедра и живота. Саске тяжело дышал рядом, его лоб покоился на подушке возле её головы. Он нежно коснулся её щеки. Он… кончил? — Саске? — Мм… — Он повернул голову и поцеловал её ключицу. — Дай мне минуту. У неё не было опыта, но она знала, что это длится дольше. Гораздо дольше. По рассказам куноичи, лучшие мужчины заботились и о женском удовольствии. Поэтому она не знала наверняка, но это казалось… неправильным. — Боги, Сакура… — прошептал он с легкой усмешкой. — Что? — Она смотрела в потолок, ладони по-прежнему лежали на его лопатках, тщетно пытаясь унять настойчивое, ноющее желание, пульсирующее внизу живота. — Я слышу каждое твоё дыхание. Сакура почувствовала, как краска заливает её лицо. Она осторожно усилила печать, окутывая их обоих тонкой завесой чакры, и тихо пробормотала: — Прости. Но в глубине души девушка не чувствовала ни малейшего раскаяния. Как можно извиняться за естественные желания, когда тебя мучает такая неудовлетворенность? Его рука, до этого нежно покоившаяся на её щеке, вдруг озорно ущипнула её за бок, прямо в самое щекотливое место. Сакура вздрогнула и невольно рассмеялась, пытаясь отстраниться. — Чт—ха-ха! Прекрати! Перестань! — Я позабочусь о тебе, не волнуйся, — заверил Учиха, склоняясь ближе. — Просто дай мне немного времени. Прижатая к циновке его весом, она была практически беспомощна. Конечно, она могла бы оттолкнуть его силой своей чакры, но… Атмосфера была наполнена теплом и нежностью. Она только что разделила постель с мужчиной, которого любила почти всю свою жизнь, и не было ни единой причины отказываться от его объятий, тем более что он, казалось, не собирался их прерывать. Даже если их первая близость не совсем соответствовала тем шестнадцати годам фантазий, которые она себе нарисовала. Было бы куда страннее, подумала медик, резко оттолкнуть его сразу после первого раза, особенно учитывая, что всё прошло… не совсем так, как она ожидала. Стоп. — Саске… ты девственник? — внезапно спросила она, когда отдельные мысли наконец сложились в общую картину. Он помедлил мгновение, прежде чем ответить: — …Нет. Её сердце болезненно сжалось. — О… — Как и ты, — добавил он с легкой усмешкой. — Теперь, — пробормотала она с легким раздражением. — Да. Сакура нахмурилась и повернула голову, чтобы взглянуть ему в глаза. — Значит, ты был… до этого? Его взгляд оставался спокойным и бесстрастным. — Был Итачи, а потом — война. Между ними не было места для подобных вещей. У меня были другие цели… Это отвлекает. — Тогда… как ты… — Ни за что на свете Сакура не могла представить, что когда-нибудь будет вести с Саске такой разговор. Что между ними вообще возможно такое… непринужденное, почти домашнее общение. Но он казался расслабленным и открытым, а она всегда была разговорчивой. — Знал… ну, понимаешь… что делать? — Я провел последние пять лет на военной базе, Сакура. С Суйгецу, — повторил он, словно это объясняло всё. Рука, до этого щекотавшая её бок, медленно скользнула вниз по животу, останавливаясь у лобка. — И я быстро учусь.