Мятежной цветок

***

Рики вышел из дома, дверь автоматически захлопнулась, так тихо, что никто не услышал. Воздух был острым, ледяным, будто нож прошёлся по щекам. Зима ворвалась ночью, укрыла землю белым саваном и заставила воздух застыть. Небо над головой ещё не проснулось, тёмное, будто закрытое плотным бархатным занавесом, но его краешек уже серел, обещая рассвет. На мгновение Рики прикрыл глаза, наслаждаясь этим обжигающим холодом, который отрезал его от всех мыслей, кроме одной: "Я свободен. Сейчас, хоть на пару часов, я принадлежу только себе." Он натянул шапку, поправил перчатки и, не теряя времени, побежал. Он начинал свою пробежку, как обычно, с малого темпа, но его мысли мчались быстрее, чем ноги могли позволить. Он вспомнил, как Джейк, верный пёс отца, следил за ним в первые недели его утренних пробежек. Этот взгляд, тяжёлый, будто удавка, сковывал каждое его движение. Рики мог почти слышать, как Джейк мысленно записывает: "Пробежал четыре километра. Свернул на улицу в Мёндоне. Долго стоял на мосту." Рики ненавидел Джейка не за то, что он следил, а за то, что тот делал это с холодным, равнодушным усердием. Ненависть тлела в нём долго, и однажды вырвалась наружу. — Ты что, ищейка? — спросил Рики тогда, остановившись посреди дороги. Джейк стоял неподвижно, но его глаза, внимательные, настороженные, напряглись. — Я выполняю приказ, — ответил тот безэмоционально. — Я не ребёнок, чтобы бегать под надзором, — бросил Рики, с таким холодом в голосе, что даже Джейк, всегда уверенный в себе, предпочёл отступить. Джейк промолчал, и к следующему утру его не было. Очевидно, отец решил, что это не стоит того. Но эта маленькая победа не принесла удовлетворения. Рики знал, что Джейк по-прежнему следит за ним — просто издалека, по-другому. Он докладывал обо всём — куда Рики шел, с кем говорил, даже сколько времени тратил на чтение. В первый раз, когда Рики узнал об этом, он хотел разнести кабинет отца к чёртовой матери, ворваться туда с криком, обвиняя его в манипуляции, недоверии, равнодушии. Но он знал: это было бы бесполезно. Вместо этого он сжал зубы, проглотил всё — ярость, обиду, горечь. Отец ненавидел эмоции. Они были для него признаком слабости, жалкой человеческой мелочности. Любая вспышка, любая обида со стороны Рики — это только доказательство того, что он не заслуживает ничего. Не заслуживает быть его сыном. "Слабак," — говорил отец. Это слово висело над ним, как проклятие. И Рики подавил себя. Он выучил эту роль — безразличие, спокойствие, холод. Каждое слово, каждый взгляд теперь были просчитаны. Он стал послушным, терпеливым. Но внутри горел огонь, который он лелеял, берёг для своей мести. Рики пробежал мимо рядов серых домов с белыми крышами, а уличные фонари, облепленные инеем, тускло освещали его путь. Пару раз мелькнули силуэты кошек, крадущихся вдоль стен. Мчась по тихим улицам, Рики с удовольствием вспоминал вчерашний вечер. Она стояла перед глазами, как застывшая картина. Сонхун всегда казался непоколебимым, безупречным. Идеальный сын, наследник. Но вчера был редкий миг, когда его маска дала трещину перед отцом. Сонхун не выдержал. Его спокойствие, его контроль — все рухнуло. Рики вспомнил, как кулак Сонхуна врезался ему в челюсть. В этот миг не было ничего, кроме бешенства и гнева. Его лицо перекосилось от ярости, кулаки сжимались так, что костяшки побелели. Рики вывел его из себя, разрушил его маску, обнажив обнажив грубую, жестокую природу. Пробегая мимо пустых витрин магазинов и старых уличных фонарей, Рики ощущал вкус маленькой победы. Лицо болело — синяк на скуле, покраснение под глазом, распухшая губа — но это не имело значения. Сонхун потерял контроль. Его мир дал трещину. Рики представлял реакцию отца. Холодная усмешка, ядовитый комментарий. "Грязные дела лучше делать чужими руками," — мог бы сказать он. Это был его стиль — наблюдать за падением своих сыновей, но никогда не вмешиваться. Он смотрел на них, как на бойцов в клетке. Сону, напротив, был потрясён. Его глаза, наполненные ужасом, стояли перед взором Рики. "Он этого не забудет," — подумал Рики, и его губы искривились в мрачной усмешке. Всё шло по плану. Рики был уверен, что Сонхун не сможет восстановить свой образ идеального наследника. А отец... Отец не терпел слабости. Вскоре Рики сделает ещё один шаг, один из многих, которые приблизят его к цели. Сломать контроль — это было лишь началом. Следующим шагом будет удар по самому дорогому — по Сону. Рики бежал дальше, чувствуя, как мороз кусает кожу на лице. Он представлял, как Сонхун, сломленный, теряет всё. Отец отворачивается от него, как от негодного инструмента. Тогда, когда компания окажется в руках Рики, он ее разрушит. Не сразу, конечно. Сначала он станет наследником, завоюет доверие отца. И только потом, в самый неожиданный момент, он развалит всё, что тот строил. Отец лишил мать Рики смысла её жизни. И Рики сделает то же самое. Он остановился на мосту, облокотившись на холодные перила. Река внизу замерзла, и тонкий лед поблескивал в свете редкого фонаря. — Скоро, — прошептал он, глядя на лед. Рики медленно поднял взгляд на мрак над головой. Рассвет еще не наступил, но он был уверен — день будет мрачным. Идеальным для начала конца.

***

В гостиной Чонвона стояла тягучая тишина, нарушаемая только его собственным бормотанием и размеренным дыханием кота, свернувшегося клубком на коленях Сону. Лёгкие тени от старого торшера метались по стенам, словно пытаясь найти укрытие от глухого ритма злых слов, что тихо, но настойчиво срывались с губ Чонвона. Он нервно ходил взад-вперёд, как зверь, запертый в клетке, изредка останавливаясь, чтобы громче выругаться и махнуть рукой, словно отгоняя невидимого демона. Его лицо, обычно спокойно- равнодушное, сейчас исказилось от ярости. Глаза блестели, как раскалённый уголь, а губы беспрерывно шевелились, выплёвывая проклятия. Сону сидел на диване, утонув в ворохе мягких подушек. Его взгляд был прикован к точке на полу, а руки рефлекторно гладили пушистую шерсть Дождика. Котик негромко мурлыкал, словно убаюкивая Сону, но тот едва замечал его. Его мысли были где-то далеко, утопая в глухом тумане тревоги и усталости. — И вот скажи мне, как?! Как я мог это пропустить?! — взорвался Чонвон, резко останавливаясь перед Сону. Его глаза сверкали гневом, а руки нервно взметнулись в воздух. — Ты понимаешь, что если бы я был там, то разбил бы Сонхуну морду?! Ну или хотя бы этому психу стало бы труднее устроить такое шоу! Сону не отвечал. В его голове всё ещё вспыхивали сцены вчерашнего вечера: комната ожидания; волнение и удовлетворение от выступления; музыка, которая внезапно оборвалась, крик, шум борьбы... и кровь. Рики, лежал на полу. Лицо залито кровью. А Сонхун... Он стоял над ним, его глаза сверкали одновременно яростью и безумием. Плечи его тяжело вздымались, рука сжималась в кулак, готовый ударить снова. Это было не просто злость. Это было животное желание уничтожить. "Как он мог?" — эта мысль кружилась в голове Сону, как испуганная птица. Сонхун всегда был холодным, жёстким, но до такой жестокости он еще не доходил. Тем более к Рики — младшему, дерзкому, но всё же брату. Неродному брату… Это была не просто вспышка ревности, это был вулкан ярости, извергающий пепел, способный сжечь всё вокруг. Сону вздрогнул. Ему вдруг стало жарко, и он машинально провёл рукой по лицу, будто пытался стереть с себя это воспоминание. Но оно возвращалось снова и снова. Кровь. Крики. Взгляд Сонхуна. Тот взгляд, который не мог принадлежать человеку, которого он когда-то любил. — Черт возьми, Сону! Ты хоть понимаешь, что этот псих может сделать? — голос Чонвона хлестнул по тишине, как удар кнута. Сону поднял на него уставший взгляд. Он хотел что-то ответить, но язык не слушался. В горле было сухо, как после долгого крика, а внутри все ещё билась дрожь. Чонвон злился. Его злость была не столько на Сонхуна, сколько на себя. На свою неспособность быть рядом с другом, когда это было нужно. Он бросился в универ, словно метеор, но когда прибежал, все уже закончилось. Крики стихли. Кровь убрали. Рики увели. И всё это время Чонвон был занят... чем? Петтингом с Джейком в чёртовой уборной! Он мысленно плевался от собственной глупости. — Он был в ярости, — вдруг произнес Сону тихо, шепотом, не глядя на друга. Чонвон замер, нахмурившись. — Кто? Рики? — спросил он, чуть мягче. — Нет. Сонхун, — ответил Сону и закрыл глаза, словно это могло помочь избавиться от наваждения. — Его глаза... Это был не тот Сонхун, которого я знал. Его голос дрожал. Он чувствовал, как внутри него сжимается что-то маленькое и хрупкое, готовое вот-вот сломаться. Картина снова встала перед глазами: Рики, лежащий на полу, лицо разбито, кровь струится по подбородку, а Сонхун стоит над ним, кулаки сжаты, дыхание рваное. "Он убьёт его," — тогда подумал Сону. Эта мысль была пугающе реальной, слишком громкой, чтобы от неё спрятаться. — С чего вообще все началось? Рики сам напросился, да? — резко спросил Чонвон. — Опять что-то ляпнул, я прав? Сону вздрогнул, открыл глаза и встретил его взгляд. — Что значит сам напросился? — сердито бросил он. — Рики сказал гадость, да. Но это не повод избивать его. Он всего лишь подросток, Чонвон. — Подросток? — фыркнул тот, обводя комнату рукой, как будто в поисках чего-то, что могло подтвердить или опровергнуть слова Сону. — Подросток, который ведёт себя так, будто ему уже тридцать! Он вообще не выглядит как подросток. — Ему семнадцать, — спокойно ответил Сону, и его голос прозвучал так тихо, что Чонвон сразу утих. — И он младший брат, Сонхуна. Тишина повисла над ними, тяжёлая, как грозовая туча. Чонвон сел в кресло напротив и потер лицо руками, пытаясь избавиться от злости. — Ты прав, — наконец сказал он. — Но ты тоже должен понять... Рики играет с огнем, когда лезет на Сонхуна. А этот... этот... Он оборвал себя, осёкшись, слишком злые слова готовы были сорваться с губ. Но через мгновение не выдержал: — Этот мудак всегда был ненормальным! Я это знал! Знал с первого дня, когда он появился в твоей жизни! Сону лишь крепче прижал Дождика к себе, но не ответил. Он не хотел сейчас говорить. Он просто хотел забыть. Хотел, чтобы весь этот ужас остался позади. — Я боюсь его, — вдруг вырвалось у Сону. Его голос был тихим, но в них звучала вся боль, накопившаяся за долгие месяцы. Чонвон замер. Его глаза потемнели, в них промелькнуло что-то, что было похоже на жалость. — Ты должен держаться от него подальше, — резко сказал он, словно отрезал. Сону снова вздохнул. Он хотел согласиться, но в его голове всплыли родители. Последние недели они работали допоздна. Их заверения о новом проекте казались искренними, но Сону не мог избавиться от сомнений, мысль о Сонхуне не покидала его. Угрозы всё ещё звучали в его голове — обещания разрушить всё, что дорого Сону, если он не вернется. Холодный пот выступал на лбу при воспоминании об этом голосе, змеином, обманчиво ласковом. Голова раскалывалась от всего, что произошло. Но ещё сильнее грызла мысль о том, что теперь, после всего, он, возможно, действительно боится Сонхуна. Он знал, что угроза Сонхуна не была пустой. И если что-то случится, если... К горлу подступил ком, и он с трудом сглотнул. — Ты не должен его бояться, — сказал Чонвон, наклоняясь вперед. — Только держатся подальше. Он не стоит этого. Он ничтожество, понял? Ты должен его ненавидеть, а не бояться. И мы.. — А если он что-то сделает моим родителям? — перебил Сону, его голос задрожал. — Он угрожал мне. Сказал, что разрушит их жизнь, если я не вернусь. А ты знаешь, как они сейчас погружены в этот проект. Они работают ночами. А вдруг это из-за него? — Это не из-за него, — жёстко сказал Чонвон. — Ты сам знаешь. Просто ты накручиваешь себя. — А если нет? — Сону резко поднялся, заставив Дождика встрепенуться. Котик испуганно спрыгнул с его колен и растворился в тени под столом. — Если это из-за него, Чонвон? Что тогда? Чонвон молчал, только смотрел на него. Сону в отчаянии провёл рукой по лицу и снова сел. — Я не знаю, что делать, — признался Чонвон, голосом, который звучал слишком уставшим для его двадцати лет. — Но мы не дадим этому сукину сыну разрушить твою жизнь. Сону наклонился вперед, его взгляд упал на телефон лежащий на столе. Экран мерцал, но сообщений от Рики не было. Сону стиснул зубы, пытаясь подавить растущее чувство паники. — Ты ему звонил? Рики? — внезапно спросил Чонвон. — Да, — тихо ответил Сону. — Он не отвечает. — Конечно, не отвечает, — фыркнул Чонвон, поднявшись и направляясь в сторону кухни. — Наверняка сейчас лежит на кровати и обдумывает, как сделать свою жизнь ещё более запутанной. — Как он мог? — снова вырвалось у Сону. Он никак не мог ни забыть страшного в своем гневе Сонхуна, ни понять его. Чонвон вернулся с двумя кружками горячего чая и сел напротив. — Потому что он всегда был таким, — спокойно сказал он. — Просто ты этого не видел. Не хотел видеть. Сону поднял взгляд на друга, и в его глазах было что-то большее, чем боль. Там было что-то похожее на сломанное доверие — не к Чонвону, а к самому себе. — Я думал, что он изменится, — прошептал Сону. — Что если я уйду, он поймёт. Но все стало только хуже. Чонвон кивнул, опуская кружку на стол. — Потому что ему плевать на все, кроме контроля, — сказал он, чуть резче. — Ты был его игрушкой. Ты вышел из-под его власти, и он сходит с ума от этого. — А что, если он действительно сделает что-то с родителями? — снова спросил Сону, сжимая кружку руками, как будто пытаясь согреться.  — Твои родители не так уж беззащитны, как ты думаешь, — ответил Чонвон. — И, честно говоря, я уверен, что весь этот их проект — это просто совпадение. — А если нет? — упрямо повторил Сону. — Если нет, то мы найдём способ защитить их, — твердо сказал Чонвон. Сону хотел поверить ему. Он хотел думать, что Чонвон прав, что все это просто совпадение, что Сонхун просто психопат, который пытается их запугать. Чонвон снова заговорил, но теперь его голос был мягче. — Слушай, твои родители справятся. Как и Рики. Он крепкий парень, несмотря на то, что иногда ведёт себя, как полный идиот. Если хочешь, мы найдём его вместе. Ты знаешь, где он может быть? Сону покачал головой.  — Скорее всего он с Джейком. Но где, не знаю. — Тогда будем звонить, пока не найдём его, — сказал Чонвон. — И когда найдём, мы поговорим с ним. А ты, — он сделал паузу, пристально глядя на Сону, — держись от Сонхуна подальше. Сону кивнул. Но глубоко внутри он не мог избавиться от страха. Страха не за себя — его собственная жизнь казалась ему ничтожной в сравнении с теми, кто был ему дорог.

***

Дверь за спиной Джейка захлопнулась с мягким щелчком. Коридор встретил его мертвенной тишиной, нарушаемой лишь редкими, приглушенными звуками работы офисов за стенами. Джейк остановился, прислонился к стене и закрыл глаза. Тело словно превратилось в глыбу камня: плечи сводило от напряжения, а пульс, ускоренный, болезненный, отдавался где-то в висках. Его ладони были влажными, а сердце гулко стучало в грудной клетке, словно из последних сил. Он выдохнул, тяжело и медленно, так, как будто только что выбрался из ледяной воды. Перед глазами все еще стояло лицо президента — господина Пака, человека, который мог распять тебя одним взглядом. Весь разговор словно был пыткой. Каждый вопрос господина Пака был направлен на то, чтобы раздавить, лишить уверенности, оставить без единого шанса на защиту. Глаза, пронизывающие, как бритвы, впились в него еще сильнее, когда Джейк солгал. Он отчётливо видел, что его ложь — о каком-то безымянном третьем лице, виновнике конфликта между сыновьями президента, — не обманула этого человека ни на секунду. Но господин Пак не стал развенчивать эту ложь. Напротив, он позволил Джейку закончить свой рассказ, кивнул, словно в знак понимания, и отпустил. Но Джейк ощущал за спиной его взгляд — тяжелый, выжидающий, такой же, каким смотрит хищник перед тем как убить и сожрать свою жертву. "Третий человек", — как жалко это звучало. Но у Джейка не было другого выхода. Назвать имя Сону? Это равносильно самоубийству. Джейк заставил себя выпрямиться, провел ладонью по лицу, чувствуя холодный пот, который стёр и без того шаткую маску самообладания. Ему нужно уйти. Он прошел мимо ряда дверей, но вдруг остановился как вкопанный. Резкий, знакомый голос прорезал воздух, словно нож. В другом конце коридора звучал баритон господина Сонхуна. Глубокий, властный, с металлическими нотами, от которых по спине Джейка пробежал холод. Он инстинктивно замер, как олень, попавший под свет фар. Это был голос человека, которого он так боялся и... ненавидел? Нет. Нельзя было назвать это ненавистью. Скорее, болезненная смесь восхищения и страха, которые медленно разъедали его изнутри. Сонхун приближался. Шаги, уверенные и чёткие, гулко отдавались в тишине коридора. Джейк не мог позволить себе столкнуться с ним. Не сейчас. Он сделал единственное, что пришло в голову: быстро шагнул в ближайшую дверь, закрываясь в комнате, похожей на склад. Он привалился к стене, его грудь тяжело вздымалась, как у человека, который пробежал марафон. Джейк закрыл глаза, сжал кулаки и попытался унять дрожь в руках. Его взгляд упал на белую папку с печатью компании. Крупные буквы на ней сложились в название, связанное с отделом господина Сонхуна. Он резко отвернулся, будто это имя было заклятием, способным окончательно его уничтожить. Внезапно голос господина Сонхуна стих. Шаги замерли. На какое-то мгновение наступила абсолютная, давящая тишина, которая ощущалась громче любого крика. Сердце Джейка гулко билось в груди, почти заглушая все остальное. Он хотел дышать, но грудь сдавливало. В голове крутилась одна мысль: "Он знает. Знает, что я здесь. Знает обо всём." Но вскоре шаги продолжились. Господин Сонхун, казалось, прошёл мимо, не замедлив шага. Когда голоса окончательно стихли, Джейк приоткрыл дверь, выглянул наружу. Пусто. На ватных ногах подошел к лифту и с дрожью нажал на кнопку вызова. Пока стрелка указывала, что кабина поднимается, Джейк обернулся. Ощущение чужого взгляда, тени, скрытой за углом, не покидало его. Двери лифта открылись, и он шагнул внутрь, чувствуя, как ноги подкашиваются. Лифт мягко скользил вниз, но внутри Джейка всё будто рушилось. Его мысли разрывали друг друга на части: воспоминания, страхи, планы. Он думал, что в любой момент лифт остановится, и дверь откроется, а за ней будет стоять Сонхун. Но этого не произошло. Джейк вышел на парковку, спотыкаясь, как пьяный, и сел в машину. Холодный руль под ладонями почти успокоил его. Он закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на дыхании, на тех мимолётных секундах покоя, которые могли бы спасти его рассудок. "Все закончилось. На сегодня все закончилось," — подумал он, но его сердце вновь заплясало безумный ритм. Это сердце беспокоило его с того самого вечера. 5 лет назад Музыка гремела внизу, будто сама земля дрожала от его ритма. Джейк чувствовал себя чужим на этой вечеринке, несмотря на то, что был в окружении знакомых лиц. Он попробовал пить, чтобы заглушить это ощущение, чтобы скрыть разочарование из-за отказа самой красивой девушки их курса, чьи насмешливые фразы все еще эхом звучали в его голове. "Ты слишком скучный, Джейк. Даже твои попытки меня заинтересовать — скучные." Эти слова, произнесённые с ледяной усмешкой, больно ударили по его самолюбию. Он был зол. Не на неё, а на себя. На свою неуверенность, на то, что он всегда был "тем самым парнем" — невидимым, обычным, легко забываемым. Когда первый бокал алкоголя прожёг его горло, он решил, что не хочет быть частью этой толпы. Поднялся на второй этаж в поисках тишины, где никто не сможет напоминать ему о его ничтожности. Он вошел в первую попавшуюся комнату, и его глаза тут же наткнулись на массивную кровать. Не раздумывая, он упал на нее, уткнулся лицом в подушку и закрыл глаза, надеясь, что хотя бы здесь ему удастся спрятаться от унижений этого вечера. Потянувшись, Джейк издал протяжный, усталый стон. Но не успел он насладиться тишиной, как раздался голос: — Если хочешь спать, спи. Только без этого шума. Джейк резко сел, сердце готово было выпрыгнуть из груди. Он попытался разглядеть говорившего, но глаза еще не привыкли к темноте. Голос звучал спокойно, почти лениво, но в нем угадывался какой-то невидимый нож — холодная угроза, спрятанная под маской равнодушия. — Извините, — пробормотал Джейк, собираясь встать. — Я... Я не знал, что тут кто-то... — Лежи, — перебил голос. — Ты не мешаешь. Джейк застыл, пытаясь осознать, что делать дальше. Он ощутил чужой взгляд на себе. В груди разливался панический жар, ноги наливались свинцом. Интуиция подсказывала, что встать и уйти был бы правильным решением, но что-то внутри удерживало его. Любопытство? Постепенно его глаза привыкли к темноте. Теперь он отчетливо видел: в кресле сидел парень, один из тех, кого знал весь университет. Пак Сонхун. Легенда факультета. Высокий, безупречно собранный, даже несмотря на бутылку виски в руках и взъерошенные волосы. Его темные глаза блестели в слабом свете, отражая что-то, что Джейк не мог расшифровать. Грусть? Презрение? Или, может быть, апатия? — Ты... Ты пьёшь один? — наконец выдавил Джейк, пытаясь нарушить эту странную тишину. — А разве это не очевидно? — Сонхун поднял бутылку виски и сделал глоток, не отводя взгляда от окна. Джейк чувствовал себя как ребёнок, случайно попавший в чужой мир — мрачный, чуждый и пугающий. Он хотел уйти, но что-то держало его. Может быть, то, как спокойно и одновременно отчуждённо держался Сонхун перед незнакомцем. Может быть, тот факт, что он был с ним наедине. — Почему ты здесь? — вдруг спросил Сонхун, не поворачиваясь. — Я... просто искал тишины. — Хм, — Сонхун улыбнулся, но в его улыбке не было ни радости, ни дружелюбия. — Тишина не бывает бесплатной, знаешь? — Что ты имеешь в виду? — Всегда есть цена. Вопрос только в том, готов ли ты ее платить. Эти слова прозвучали как предупреждение, но Джейк не понял, о чём он. Вместо этого он продолжал смотреть на Сонхуна, пытаясь разгадать его. — А ты? — спросил он вдруг, сам не понимая, откуда взялась смелость. — Ты готов платить? Сонхун повернул голову, и их взгляды встретились. В его глазах было что-то ледяное, что-то опасное, что заставило Джейка напрячься. Но в то же время — что-то манящее, как пропасть, в которую хочется прыгнуть. — Я уже плачу. Каждый день. Эти слова, произнесённые с тихой уверенностью, навсегда отпечатались в памяти Джейка. Именно в тот момент он понял, что этот человек не такой, как остальные. В его глазах, в его голосе, в каждом его движении чувствовалась боль, которую он никогда не показывал никому. Когда они наконец разошлись, Джейк чувствовал себя странно. Словно он прикоснулся к чему-то запретному, к чему-то, что могло его разрушить, если подойти слишком близко. Но он не мог перестать думать о Сонхуне. Его глаза, его голос, его резкие движения — все это осталось с Джейком, как тень, преследующая его дни и ночи. Это было началом. Началом той цепочки событий, которые привели его в "Park Group". Тогда он думал, что делает это ради карьеры. Ради перспектив. Но теперь он понимал: это было ради Пак Сонхуна. Джейк резко открыл глаза, его руки все еще сжимали руль. Воспоминания были слишком яркими, слишком реальными. Он провёл ладонью по лицу, пытаясь прогнать их, но они цеплялись за его разум, как паутина. Почему он тогда остался? Почему позволил этому человеку войти в свою жизнь, стать центром его мыслей? Почему он продолжает работать в компании, которую ненавидит, зная, что каждая встреча с Сонхуном разрывает его изнутри? Потому что он не мог иначе. Потому что он был привязан к этому человеку неразрывной, болезненной нитью. И, как бы он ни хотел ее разорвать, он знал, что не сможет.

***

Рики стоял посреди своей комнаты, в приглушенном свете ночника. Лампа отбрасывала длинные тени на стены, создавая в комнате ощущение какого-то зловещего затишья. На кровати, аккуратно застегнутый, лежал чемодан, вокруг него — беспорядочно разбросанные мелочи, которые, казалось, никак не хотели занять своё место. Рики вздохнул, провёл рукой по лицу, ощущая слабую шероховатость кожи. Ссадины после драки почти зажили, остались только тонкие полоски, слегка отличавшиеся по цвету от остальной кожи. Пальцы невольно замерли на скуле, и перед глазами мелькнули воспоминания — сжатый кулак, хриплый голос, ярость — свой, чужой, и кровь. Он резко отдёрнул руку, словно обжёгся, и потянулся к телефону, который лежал на тумбочке. Ещё один глубокий вдох, и словно погружаясь в глубокую воду, нажал на кнопку вызова. Секунда, две, три. — Рики! — голос Сону раздался сразу, без единой паузы, как будто тот всё это время ждал звонка. — Как ты? Ты в порядке? Рики сжал телефон сильнее, костяшки пальцев побелели. Его челюсть едва заметно дрогнула, он чуть прикусил внутреннюю сторону щеки, чтобы голос прозвучал ровно. — Все нормально, — произнес он коротко. Молчание повисло между ними на долю секунды, и Рики почувствовал, как его сердце ускоряет ритм. Но Сону, казалось, не заметил. Он начал говорить — быстро, сбивчиво, его голос слегка дрожал, как у человека, который слишком долго копил слова. — Я… хотел тебе сказать, что ректор похвалил наше выступление, — он замялся, и было слышно, как он сдерживает порыв вдохнуть глубже, чтобы не выдать волнение. — Я... я хотел тебе рассказать ещё в первый день, но... Он сделал паузу, словно пытался понять, стоит ли продолжать. Рики молчал, стиснув зубы, его взгляд был прикован к чемодану. — Дождик начал требовать больше прогулок, — продолжил Сону с неуверенной усмешкой, пытаясь разрядить атмосферу. — Я купил ему одежду, чтобы он не замёрз. Ты бы видел, как он смешно выглядит... Снова пауза. Сону хотел что-то ещё добавить, но его голос внезапно упал до едва слышного шёпота. — Я скучал по тебе. Эти три дня превратились в вечность. Рики замер. Внутри что-то перевернулось, а потом рвануло вверх, как горячая волна. Его пальцы дрогнули, он едва удержал телефон. Сердце сжалось, а по нервам прошёл разряд, болезненный и сладкий. Он попытался взять себя в руки, но трепет, зародившийся где-то глубоко, был сильнее. Сону замолчал, будто боялся, что сказал лишнего. Рики не отвечал. Внутри зашевелилось то чувство, которое он пытался подавить. Его тянуло к Сону — к его голосу, к его светлым глазам, к той мягкости, с которой он говорил. Это чувство, то самое, которое он старательно прятал, снова нахлынуло. И впервые Рики не стал отрицать очевидного: он скучал. Безумно. Но сказать это вслух? Нет, он не мог. — У меня... — Рики прервал тишину. Его голос прозвучал чуть хрипло. — У меня два билета в Токио. Завтра утром нужно лететь… Через пять дней мне исполнится восемнадцать. Он остановился, будто собираясь с духом, прежде чем сказать то, что крутилось у него в голове все три дня молчания. — Я хочу встретить этот день с тобой. Только вдвоём. В городе, где я вырос, до того как переехал в Сеул. Если ты согласишься... — Голос его дрогнул, но он заставил себя закончить, несмотря на стучащее сердце. — Я буду самым счастливым человеком на свете. Секунды тянулись мучительно долго. Сону не отвечал. Рики прижал телефон сильнее, и в эти несколько мгновений ему казалось, что он на грани. — Конечно, — наконец прошептал Сону, и в его голосе звучала улыбка, искренняя, полная тепла. — Конечно, я встречу этот день с тобой. Рики на мгновение закрыл глаза. Ему не нужно было видеть, чтобы ощутить, как тепло Сону пробивается через холодную пустоту, заполняя ее светом. — Спасибо, — выдохнул он. Они еще немного говорили. Сону снова начал рассказывать про Дождика, а Рики слушал, чувствуя, как напряжение постепенно отступает. Но когда звонок закончился, привычная тяжесть вновь окутала его. Он повернулся к камере, стоявшей на тумбе. Она смотрела на него, как новый, молчаливый свидетель его жизни, наполненный гневом, болью и воспоминаниями, которые он не мог стереть. Вспоминался отец: его лицо — надменное, холодное; его презрение, высокомерие; полное отсутствие вины за то, как он искалечил жизни других. Как он искалечил жизнь его матери. Рики стиснул зубы, вспышка злости пронзила его, как игла. Он хотел сделать шаг назад, но передумал. Подошел, и взял камеру, пальцы дрогнули, но сомнение исчезло. Рики долго не думая положил её в чемодан и застегнул молнию. — Завтра, — тихо сказал он сам себе. И покинул комнату. Коридор встретил Рики холодным светом. Его шаги звучали глухо, словно кто-то шёл за ним, невидимый, но постоянно дышащий в спину. Он остановился у лестницы и сжал перила, пытаясь привести дыхание в порядок. Ему нужно было просто спуститься вниз, выпить воды, может быть, посмотреть в окно, чтобы собраться с мыслями. Но в голове стучали обрывки фраз. «Я скучал по тебе.» Голос Сону звучал в его голове слишком живо, слишком отчетливо. Рики закрыл глаза, пытаясь выбросить это признание из памяти. Но слова, сказанные почти шепотом, будто обвивали его. Он открыл глаза и заставил себя двигаться. Спустившись на кухню, Рики на автомате взял стакан и наполнил его водой. Прозрачная жидкость дрожала в его руке. Он медленно сделал глоток, но не почувствовал вкуса. В голове снова всплыл отец. Его лицо, каменное, с чуть приподнятой бровью, как будто он всегда находил Рики забавным. Его голос — равнодушный, колкий. Этот образ отравлял всё. Рики поставил стакан на стол с тихим стуком, сжал кулаки. «Сколько можно?» Этот вопрос всплыл сам по себе, как отчаянный крик, который раз за разом глухо бился внутри него, но никогда не вырывался наружу. Отец был как заноза под кожей, которую он не мог вытащить. Его презрение, его нежелание видеть в нём сына, всё это отравляло каждую мысль, каждое решение. Отец в своей просторной гостиной. Суровый и отчуждённый, с высокими окнами за спиной. Его законная семья, собравшаяся за обеденным столом, их взгляды — оценивающие, насмешливые. А он, Рики, стоящий в стороне, как чужак, как ошибка, которая никогда не должна была появиться. «Ублюдок», — как любил шипеть ему в лицо Сонхун. Эти воспоминания были яркими, как если бы они произошли вчера. Рики чувствовал, как внутри все кипит, будто вся его жизнь сводилась к этому моменту. Он никогда не забудет выражение лица отца, когда тот посмотрел на него после одного из их редких разговоров — взгляда, в котором не было ничего, кроме безразличия. «Ты никогда не был частью моей семьи», — эти слова вновь и вновь звучали в его памяти. Он хотел сделать что-то, что заставило бы отца сожалеть, заставило бы его увидеть ту боль, которую он оставил после себя. Но что-то сдерживало его. Мягкий и тёплый голос Сону всплывал на грани сознания, удерживая его от падения в этот бездонный гнев. — Хватит, — прошептал он сам себе. — Хватит. Когда наступило утро, комната наполнилась сероватым светом рассвета. Рики встал еще до будильника. Он провёл пальцем по остаткам ссадины на скуле, словно проверяя, зажила ли она достаточно, чтобы больше не привлекать внимания. — Достаточно, — сказал он сам себе. Взял чемодан, накинул пальто и вышел из комнаты. Дом встретил его тишиной, а на кухне его ждала записка от Джейка. Его слова были простыми, как и всегда: он пожелал ему удачи, просил быть осторожным, напоминал, что он может позвонить ему в любой момент. Рики выбросил записку в урну. Аэропорт встретил его шумом толпы и запахом кофе. Сону уже ждал его у входа. Его лицо сразу выделялось из людской массы — светлое, открытое, с едва заметной улыбкой, которая казалась теплее, чем весь этот серый декабрьский день. — Ты рано, — сказал Рики, стараясь, чтобы голос звучал ровно, хотя внутри все сжималось. — Не мог опоздать, — ответил Сону с лёгкой усмешкой. В его голосе была лёгкость, которая казалась спасением для Рики. Они обменялись короткими фразами, как будто боялись сказать что-то лишнее. Но в этом молчании, в этом сдержанном обмене взглядами было больше смысла, чем в любых словах. Когда их рейс объявили, Рики на секунду замер. Чемодан в его руке стал тяжелым, из-за «груза», но он заставил себя сделать шаг вперёд. «Ты сможешь,» — повторял он себе, проходя через контроль, следуя за Сону, который обернулся, чтобы убедиться, что он рядом. Самолёт взлетел медленно. Рики смотрел в иллюминатор, наблюдая, как серый город остаётся позади. Сону сидел рядом, его плечо едва касалось Рики. Это прикосновение было почти неощутимым, но оно странным образом заземляло, не позволяя провалиться в привычный хаос мыслей. Поначалу никто из них не говорил. Сону смотрел в свой блокнот, куда иногда что-то записывал, а Рики пытался сосредоточиться на шуме двигателей. Но этот шум, как и окружающий мир, становился всё более далеким. — Рики, — тихо позвал Сону, будто не хотел нарушить тишину. Рики медленно повернул голову. — Что? Сону поднял на него взгляд. В его глазах не было ни осуждения, ни вопросов, только мягкость, которая всегда ставила Рики в тупик. — Ты... точно хочешь туда поехать? Этот вопрос застал Рики врасплох. — Почему ты спрашиваешь? — голос Рики был сдержанным. Сону немного поерзал, словно ища более удобное положение, хотя дело было не в кресле. — Не знаю, просто... ты выглядишь так, как будто борешься сам с собой. Как будто эта поездка для тебя больше, чем просто путешествие. Рики на мгновение отвёл взгляд. — Я просто хочу показать тебе место, где вырос, — сказал он, стараясь не выдать свои эмоции. — И провести с тобой время. Разве этого недостаточно? Сону не ответил сразу. Он долго смотрел на Рики, словно пытаясь увидеть больше, чем тот готов был показать. — Этого достаточно, — наконец сказал он. Рики выдохнул, хотя сам не понял, зачем он задерживал дыхание. Когда самолёт приземлился, утреннее солнце Токио встретило их мягким светом. Рики вдыхал прохладный воздух, который казался другим — чище, чем в Сеуле, пропитанным чем-то невидимым, но знакомым. Они взяли такси до гостиницы. Сону говорил больше, чем обычно, словно компенсируя молчание Рики. Он рассказывал, как впервые прилетел сюда несколько лет назад, как гулял по улочкам Харадзюку и покупал странные безделушки в маленьких лавках. Рики кивал, изредка отвечал, но его мысли были далеко. Каждый угол этого города хранил кусочки его детства, напоминания о жизни, которая закончилась слишком рано. Номер в гостинице был огромным, но уютным, с видом на тихую улочку. Когда они вошли, Сону первым делом подошёл к окну, чтобы открыть шторы, впуская больше света. — Здесь красиво, — сказал он, глядя на улицу. Рики молча поставил чемодан в угол и сел на кровать. — У тебя есть планы на сегодня? — продолжил Сону, обернувшись к нему. Рики посмотрел на него, заметив, как солнечный свет делает лицо Сону еще мягче. — Есть одно место, куда я хочу пойти, — наконец сказал он. 一Kyда? — Дом, где я вырос. Сону только кивнул, но в его взгляде мелькнуло беспокойство. К полудню они добрались до элитного района на окраине Токио. Двухэтажный дом возвышался за высокими заборами, его идеальный фасад был безупречно выкрашен, как будто маляры только что ушли, не оставив ни единой кляксы. Окна блестели, отражая дневной свет, а аккуратно подстриженные ели вдоль дорожки намекали на неусыпную заботу и порядок. Рики шагнул вперед, но его ноги стали ватными. Казалось, дом смотрел на него — не осуждающе, но холодно, отстраненно, как будто это место больше не принадлежало ему. — Это здесь? — тихо спросил Сону, вставая рядом. Рики кивнул, не сводя взгляда с двери. — Хочешь зайти? — Нет. Слово невольно сорвались с губ. Он не знал, почему оно прозвучало так резко, но чувствовал, что переступить порог этого дома он не сможет. Вместо этого он отошел назад и сел на скамейку напротив. Сону сел рядом, ничего не спрашивая. — Здесь все началось, — вдруг сказал Рики. Сону повернулся к нему, но не перебивал. — Это место, где я вырос. Где мама ждала отца каждую ночь, хотя он никогда не приходил. Где я ждал ее улыбки, хотя она улыбалась все реже. Последние годы особенно. Он замолчал, чувствуя, как внутри все сжимается. — Я думал, что, если вернусь сюда, что-то изменится. Но теперь я понимаю: этот дом не хранит ничего, кроме боли. Сону тихо положил руку на его плечо. Простой жест, но в нем было больше поддержки, чем в любых словах. — Ты не обязан сюда возвращаться, если это причиняет тебе боль, — мягко сказал он. Рики посмотрел на него, впервые за весь день чувствуя, что может дышать. — Но я хотел показать тебе это место, чтобы ты знал, откуда я. Сону слабо улыбнулся. — Мне не нужно видеть дом, чтобы знать, кто ты. Эти слова ударили в самое сердце. Рики опустил голову, чувствуя, как что-то теплое и тяжелое разворачивается внутри него. Он посмотрел на дом в последний раз, а потом встал. — Пойдём отсюда, — сказал он, и Сону молча встал рядом, готовый следовать за ним куда угодно. Когда они вернулись в гостиницу, Рики наконец позволил себе расслабиться. В номере пахло свежим бельём и лёгким ароматом кофе. Сону сразу сбросил куртку и упал на кровать, вытянувшись, как кот. Он выглядел умиротворенным, и эта картина почему-то заставила Рики улыбнуться. — Ты устал? — спросил он, присаживаясь на край кровати напротив. — Немного, но это приятная усталость, — ответил Сону, накрывая лицо руками. — Я рад, что мы сюда приехали. Даже если было непросто. Рики некоторое время молчал, обдумывая, стоит ли спрашивать, правда ли Сону это чувствует, или он говорит это ради него. Но вместо этого он вдруг спросил: — Ты когда-нибудь бывал в "Кристальном дворце"? Сону убрал руки от лица и повернулся к нему, приподняв брови. — Где? — «Кристальный дворец". Хороший ресторан в центре города, на крыше небоскреба. Они подают блюда в стеклянных куполах, а вокруг — вид на весь город. Особенно красиво ночью. Сону сел ровно и посмотрел на Рики с лёгким удивлением, которое быстро сменилось широкой, тёплой улыбкой. — Нет, не бывал. А мы можем туда попасть сегодня? Рики ухмыльнулся, вытаскивая телефон из кармана. — Если я закажу столик сейчас, то да. Сону улыбнулся ещё шире. — Ну конечно, закажи. Это будет что-то невероятное. Рики набрал номер ресторана, и после короткого разговора на японском подтвердил бронь на вечер. Когда он положил телефон, его губы дрогнули в редкой, искренней улыбке. — У нас есть столик в девять вечера. А до этого я хотел бы показать тебе ещё кое-что. Сону приподнялся, явно заинтригованный. — Что именно? — Смотровую площадку в Токийском Скайтри. Это самая высокая башня в городе, оттуда видно всё. — Ты собираешься удивлять меня весь день? — А ты против? Сону рассмеялся, наклоняясь ближе. — Конечно, нет. Удивляй меня сколько хочешь. Они провели день, блуждая по улицам Асакусы, старинного района с узкими переулками и множеством маленьких лавок. Сону не мог удержаться от покупок — он купил себе несколько сувениров, включая маленького оригами-журавлика, которого пообещал носить в кошельке "на удачу". Рики смеялся, видя, как он торгуется с продавцами, переходя с японского на корейский и обратно. К раннему вечеру они поднялись на Скайтри. В лифте, который мчался вверх с головокружительной скоростью, Сону вцепился в поручень, изображая страх, но Рики сразу понял, что тот просто шутит. — Если ты упадешь, то я тебя не подхвачу, — бросил Рики. — А я и не рассчитываю, что ты будешь героически меня спасать, — ответил Сону, всё ещё улыбаясь. На площадке, когда перед ними открылся вид на город, Рики заметил, как лицо Сону изменилось. Его глаза широко раскрылись, а губы чуть приоткрылись в удивлении. — Это... так красиво, — прошептал он. — Поэтому я хотел привезти тебя сюда, — сказал Рики, незаметно следя за его реакцией. Они провели на площадке почти час, разглядывая каждую деталь города. Рики даже предложил сделать пару фотографий, хотя обычно избегал сниматься. Вернувшись в отель, они переоделись для ресторана. Рики выбрал тёмный лук, который подчёркивал его стройную фигуру, а Сону, выбрав нечто более повседневное, выглядел всё равно идеально. Когда они добрались до "Кристального дворца", Сону замер на входе, оглядывая сверкающее здание. — Это точно не сон? — спросил он, оглядываясь вокруг. — Если это сон, то мы оба в нём. Рики провел его внутрь, и уже через несколько минут их провели к столу под стеклянным куполом. Небо начинало темнеть, и город зажигался огнями, создавая ощущение, будто они сидели посреди звездного океана. Официант подал меню. — Ты ведь знаешь, что здесь порции маленькие, но цены как за аренду квартиры? — И что с того? Никто из нас вроде не бедствует. — Рики небрежно пролистал меню. — Эй, ты, студент, не рушь миф о нашей тяжелой жизни, — усмехнулся Сону, заставив Рики прыснуть. — Все же, ты уверен, что это стоит того? Рики поднял на него глаза, серьёзные, но мягкие. — Да. Потому что ты со мной. Сону молча смотрел на него, прежде чем улыбнулся. — Тогда я закажу всё самое дорогое. Рики усмехнулся. — Попробуй, я готов. На следующее утро Рики проснулся от мягкого света, который пробивался сквозь плотные занавески гостиничного номера. Он протянул руку, чтобы проверить телефон. Часы показывали девять утра, и он удивился, что проснулся так поздно. Обычно его организм не позволял себе такой роскоши. Сону мирно спал, свернувшись на другой кровати, его лицо выглядело спокойным, безмятежным, и Рики не смог удержаться от улыбки. Вчерашний день пролетел быстро, словно сон, и теперь перед ними было еще четыре дня, чтобы провести их вместе. Четыре дня, которые могли стать лучшими в его жизни, если только он этого захочет. После неспешного завтрака, они решили провести второй день внезапного отпуска, исследуя культурные и исторические районы Токио. Первой остановкой стал район Гиндза, где современность и традиции переплетаются в сложной, но гармоничной мозаике. — Ты был когда-нибудь на чайной церемонии? — спросил Рики, когда они остановились у небольшой лавки с традиционными японскими сладостями. — Нет, но я знаю, что это целое искусство. Это требует времени, не так ли? — Время у нас есть. Я уже нашёл одно место, где можно попробовать. Это небольшой домик в саду, и там всё делают как в старину. Сону с интересом посмотрел на него, и его губы тронула лёгкая улыбка. — Кажется, ты уже все спланировал за меня. — Я хочу, чтобы эти дни ты запомнил надолго, — ответил Рики, в его голосе прозвучала едва уловимая грусть. Чайная церемония оказалась необыкновенно завораживающей. Каждый жест мастера, каждое движение казались продуманными до мельчайших деталей. Сону, сначала сидевший чуть скованно, вскоре расслабился и начал задавать вопросы мастеру, искренне интересуясь тонкостями этого искусства. Рики наблюдал за ним, не вмешиваясь. Он любил смотреть на такого Сону — беззаботного и увлеченного одновременно. После церемонии они отправились в Уэно-парк, где в зимнем холоде все равно оставалось удивительное ощущение спокойствия. Улицы парка были почти пусты, кроме нескольких художников и фотографов. — Почему здесь так тихо? — спросил Сону, шагая рядом с Рики. — Зимой сюда приходит мало людей. Но зато сейчас парк словно для нас двоих, — ответил Рики, глядя на редкие листья, трепещущие на ветвях. Сону, неожиданно замедлив шаг, вдруг сказал: — Я никогда не думал, что буду гулять по Токио в компании с тобой. Это всё как-то... нереально. Рики не ответил сразу, чувствуя, как что-то горячее и трепетное пробежало внутри него. — Разве я мог оставить тебя в Сеуле? Сону замер и посмотрел на него внимательно. В его взгляде читалась благодарность, смешанная с чем-то, что Рики боялся понять. — Да. Ты не мог бы оставить меня в Сеуле. Рики отвел взгляд, чувствуя, как эта простая фраза застревает где-то глубоко внутри. На третий день они решили отправиться на окраины Токио, в район Одайба, знаменитый своими футуристическими зданиями и видами на Токийский залив. По дороге Рики предложил посетить музей цифрового искусства teamLab Borderless, место, где каждый зал превращался в живую инсталляцию света, звука и движения. — Это что-то вроде виртуальной реальности? — спросил Сону, пока они стояли в очереди. — Нет. Это как сон, в котором ты можешь двигаться, но всё вокруг тоже живёт своей жизнью, — объяснил Рики, предвкушая его реакцию. Когда они вошли в первый зал, залитый мягким светом и проекциями цветов, Сону замер. — Это... так прекрасно, — прошептал он, и Рики заметил, как его глаза широко раскрылись, как у ребёнка, увидевшего что-то по-настоящему волшебное. Они провели там несколько часов, переходя из зала в зал. В одном из них стены вдруг начали исчезать, и свет стал складываться в фигуры, которые двигались вокруг. Сону, увлечённый происходящим, шагнул вперёд, почти столкнувшись с Рики, и тот инстинктивно поднял руку, чтобы удержать его. — Осторожно. Здесь легко потерять чувство реальности. Сону обернулся и улыбнулся. — Но разве это плохо? Иногда нужно теряться. Рики не нашёл, что ответить. Четвёртый день стал кульминацией их небольшого путешествия. Это был день рождения Рики, и Сону настоял на том, чтобы устроить что-то "для него". Утром они начали с прогулки по Сибуе, где Сону снова потащил Рики в сторону фотобудки. После смеха, шуток и даже небольшого спора о том, кто лучше выходит на фотографиях, они отправились в район Акихабара, чтобы побродить по магазинам электроники и поп-культуры. Но самым главным было то, что Сону настоял на небольшом вечере-сюрпризе. Он договорился с персоналом гостиницы, чтобы к ночи их ждал торт, свечи и вино. Когда Рики вышел переодевшись после прогулки, он увидел, как Сону возится с небольшим столиком, пытаясь расставить все идеально. — Ты что делаешь? — спросил Рики, притворно нахмурившись. — Сегодня твой день рождения. Ты же не думал, что я забуду, правда? Торт был простым, но каким-то по-домашнему тёплым. Сону не стал петь, но, улыбаясь, попросил Рики загадать желание. Рики, смотря на горящую свечу, вдруг понял, что его желание уже сбылось. Он сидел напротив него, с мягкой улыбкой и блеском в глазах. Теплый свет настольной лампы мягко освещал их стол, на котором стояли недопитые бокалы вина и наполовину съеденный торт. Рики, слегка откинувшись на стуле, внимательно слушал Сону, который с улыбкой рассказывал одну из своих детских историй. — ...и вот я стою посреди зала, держу руку протянутой, — Сону живо жестикулировал, его глаза сияли от смеха, — а этот мальчик хмурится так, будто я предложил ему украсть что-то, а не просто потанцевать! Рики засмеялся, его низкий, немного хриплый смех был искренним, и он на секунду прикрыл глаза, чтобы успокоиться. — Серьезно? Ты в шесть лет был таким... решительным? — он поднял бровь, стараясь скрыть улыбку. — Решительным? — Сону прищурился, делая вид, будто обдумывает. — Скорее упрямым. Гости смеялись, советовали пригласить девочку, а я только качал головой. Мне не было интересно, знаешь? Рики отхлебнул вина, пытаясь представить эту сцену. — А чем всё закончилось? Сону сделал драматическую паузу, его улыбка стала шире, а глаза хитро прищурились. — Тот мальчик мне отказал, — сказал он, вздохнув с преувеличенным сожалением. — Поэтому мне до сих пор не удалось потанцевать медленный вальс. А я тогда так хотел этого. Рики, всё ещё улыбаясь, вдруг замолчал. Его взгляд стал более внимательным, почти пронзительным. Он изучал Сону, будто видел его впервые. Затем, неожиданно для самого себя, он потянулся к карману и достал телефон. — Что ты делаешь? — удивленно спросил Сону, чуть наклоняясь вперёд. Рики ничего не ответил, лишь пролистал плейлист, выбрал трек и нажал "воспроизвести". Из динамиков телефона зазвучала тихая, мелодичная музыка, плавная и лёгкая, словно созданная для танца. — Поднимайся, — сказал Рики, вставая с места и протягивая руку. — Что? — Сону выглядел ошарашенным, его глаза округлились. — Давай, — повторил Рики, его голос звучал мягко, но настойчиво. — Ты же сказал, что хотел этого. Сону замер, затем, слегка покраснев, всё-таки встал. Его ладонь осторожно коснулась руки Рики, и тот мягко потянул его ближе. — Ты серьёзно? — пробормотал Сону, нервно хихикнув. — Абсолютно, — спокойно ответил Рики, положив руку ему на талию. Первые несколько движений были неловкими. Сону пытался следовать, но его шаги чуть путались, а взгляд нервно скользил по комнате, избегая смотреть на Рики. — Расслабься, — прошептал Рики, чуть сильнее прижимая его к себе. Сону вздохнул, стараясь сосредоточиться на музыке, но Рики был слишком близко. Его тепло, его запах — всё это отвлекало, заставляло сердце биться быстрее. Рики, чувствуя напряжение в теле Сону, слегка наклонился ближе к его волосам. — Вот так, — мягко сказал он. Сону замер. Его дыхание стало чуть быстрее, как и у Рики. Внутри каждого из них что-то кипело, нарастая с каждым мгновением. — Почему остановился? — прошептал Сону, подняв взгляд на Рики. Его вопрос повис в воздухе, когда их глаза встретились. Глубокий, темный, гипнотический взгляд Рики заставил его едва заметно задрожать. — Вот почему, — проговорил Рики почти неслышно, прежде чем приблизить свое лицо к его. Сону, всё еще не сводя с него глаз, невольно облизнул губы, и этого жеста оказалось достаточно, чтобы что-то сломалось. Рики одной рукой аккуратно схватил его за затылок, чуть наклонил голову назад и мягко прижался к его губам. Он притянул Сону еще ближе, а тот, казалось, растаял, его руки поднялись, чтобы зацепиться за плечи Рики. Их дыхание стало горячим, смешиваясь, превращаясь в единое целое. Когда они, наконец, оторвались друг от друга, воздух между ними был густым, словно пропитанным электричеством. Сону стоял, слегка покраснев, его губы все ещё горели от поцелуя. — Ну, — проговорил он, стараясь не заикаться, — теперь можно сказать, что я всё-таки станцевал медленный вальс. Рики тихо рассмеялся, притягивая его ближе. — И это только начало, — прошептал он, наклоняясь к его уху. Рики потянулся к Сону. Губы встретились вновь, глубже и настойчивее, словно они были последними перед долгой зимой. На этот раз поцелуй был лишён прежней осторожности — в нём чувствовалась почти болезненная жажда, отчаяние и неукротимая страсть. Его руки медленно скользнули по спине Сону, останавливаясь на изгибе бедра и мягкой округлости ягодиц. Губы исследовали каждый изгиб, каждую линию — жадно, со вкусом, как человек, долго лишённый воды, вдруг нашедший живительный родник. Сону ощущал, как Рики с каждой секундой становится всё более настойчивым. Его руки скользили по телу, изучая, прижимая, и Сону почувствовал, как напряжение пробежало по его спине, когда его собственное тело откликнулось на эти прикосновения — горячие, уверенные, обжигающе будоражащие. Когда Рики наконец оторвался, чтобы вдохнуть, взгляд их встретился — тёмный, обжигающий, полный такой любви и мучительного желания, что казалось, в комнате стало тесно от этого жара. — Ты правда хочешь этого? — сорвался у Рики хриплый шёпот, словно он и сам не мог до конца поверить в происходящее. Ответ был молчаливым, но красноречивым: рука Сону легла на его грудь, ощущая учащённое сердцебиение под тканью рубашки, и медленно скользнула вниз. Каждый звук, будь то тихий шорох ткани или сдержанный вздох, отдавался в комнате, как удары сердца. Когда кожа соприкоснулась с кожей, Рики задохнулся от ощущения этой близости — тёплой, живой, такой настоящей. — Чёрт... — выдохнул он, и его голос дрогнул. Они двинулись к спальне, почти вслепую, не разрывая поцелуя, как будто боялись, что любое замедление разрушит ту кипящую страсть, которая переполняла их. Рики жадно приник к шее Сону, его горячие губы оставляли мучительно медленные поцелуи, после которых кожа багровела тонкими красными следами. Их дыхание становилось всё прерывистей, нетерпение накатывало волнами, заставляя тела вздрагивать от едва сдерживаемого возбуждения. Добравшись до спальни, они, все так же тесно прижавшись друг к другу, рухнули на кровать. Матрас мягко прогнулся под их весом, но ни один из них не обратил на это внимания. Их дыхание сливалось в одно — глубокое, отрывистое, словно каждый вдох был попыткой не утонуть в этом водовороте страсти. Руки не останавливались, не отпускали, жадно изучая, словно боялись потерять хоть мгновение. Пальцы Рики прошлись по спине Сону, ласково и одновременно требовательно, вызывая дрожь, а затем сильные руки сильнее прижали его к кровати. Сону не сопротивлялся — он просто закрыл глаза, отдаваясь этому ощущению полного доверия и удовольствия. Все внутри него — каждый нерв, каждая клетка — казалось, пылало, стремясь к одному человеку. Где-то на грани сознания Сону ощущал слабые отголоски мысли: а вдруг для Рики это первый подобный опыт? Эта догадка пробуждала в нем нежность, смешанную с острым желанием сделать этот момент особенным, лишенным неловкости или сомнений. Он стремился поддержать Рики, отвечая на его поцелуи с той же страстью, будто пытался сказать без слов, что все правильно, что здесь и сейчас — есть только они вдвоем, и больше ничего не имеет значения. Его прикосновения были одновременно мягкими и уверенными, подбадривающими и чувственными, как если бы он боялся напугать Рики своей напористостью. Он ловил каждый взгляд, каждое движение, стараясь уловить в них что-то большее, чем просто страсть — доверие, смелость, готовность раскрыться. — Я здесь, — прошептал Сону, как обещание, как клятва, неуверенный, слышат ли его слова. — Я весь твой. Движения стали медленнее, осознаннее, как будто время для них перестало существовать. Рики склонился к Сону, его дыхание горячо коснулось его кожи, одна рука мягко скользнув по его спине, оказалась на бедре, удерживая его, как будто боялся, что тот исчезнет, если отпустить. Другая накрыв его пах, слегка надавила, вырывая из Сону тихий стон. — Я не знаю, как это происходит между двумя парнями, — хрипло прошептал Рики, не переставая гладить и мять, его полувставший член. — Тебе нужно подготовиться? — Я готов! — чуть вскрикнул Сону, когда Рики прижался к его подрагивающему члену, своим, твердым. — Я… немного… поигрался в ванной… и… Рики на секунду замер. Его глаза стали почти черными от возбуждения. — Ты! — выдохнул он на грани. Рики быстро облизал указательный палец, развел ноги Сону, раскрывая его, и медленно надавил на вход, осторожно проталкиваясь внутрь. После два пальца, затем три. Они проникали легко и глубоко. Рики с трудом сглотнул, чувствуя нарастающее напряжение. Свободной рукой он оттянул ягодицу, чтобы лучше видеть, как его пальцы скользят в желанное нутро. — Рики, — тихо простонал Сону. — Пожалуйста… я готов. Я… Едва сдерживаясь, Рики перевернул Сону на живот и приподнял его бедра. Он мягко провел рукой по ягодицам, разводя их в стороны, чтобы не только почувствовать, но и увидеть, как его твердый, колом стоящий член проникает в желанное тело. В Сону. Он вошел медленно и едва не рухнул на Сону, придавив его своим телом, ошеломленный тем, как крепко его член сжимали горячие мышцы. Казалось, он обезумеет от этой безудержной страсти, от желания дойти до конца, сорваться. Сону тихо, хрипло застонал, уткнувшись лицом в подушку. Никогда раньше он не ощущал ничего подобного так остро — слезы подступили к глазам. Его дыхание сбивалось, грудь тяжело вздымалась, словно он задыхался от переполняющей его наполненности. Боль и непривычность смешались с чем-то новым, пугающе сладким. Рики двигался медленно, почти трепетно, как будто это был не их первый раз, а последний. Словно он хотел выжечь в памяти каждую деталь: прикосновение, звук, изгиб тела. Они двигались вместе, в едином ритме, будто границы между ними стирались. Ощущение полной близости захлестывало, словно мир за пределами этой комнаты исчез, и остались только они — их тела, их страсть, их неукротимая жажда друг друга. Сону задыхался под ним, издавая отрывистые стоны, охваченный невыносимым желанием достичь оргазма. Ему казалось, что он может кончить, даже не касаясь себя, — настолько близок он был к краю. Каждое движение приносило болезненно сладкое наслаждение, заставляя его почти утонуть в накатывающих волнах ощущений. Он раз за разом подходил к грани и отступал, дрожа от напряжения, едва не теряя сознание от этой изматывающей, но такой желанной пытки. И, наконец, после нескольких глубоких, резких толчков, он достиг кульминации. Его тело затряслось в судорогах, а пальцы вцепились в подушку так, будто только она удерживала его от полного растворения в этом моменте. Через несколько секунд Рики низко застонал, его тело напряглось и задрожало, пока он достиг кульминации, теряя последние остатки выдержки и контроля. Оргазм накатывал волнами, охватывая каждую клетку его тела, растягивая мгновение до бесконечности. — Ты… такой… прекрасный, — прошептал Рики, слегка приподнимаясь. Его пальцы нежно коснулись лица Сону, скользнули по его губам, будто пытаясь запомнить каждую черту. В этих словах звучало признание, наполненное трепетом и страстью. Сону лежал с закрытыми глазами, не в силах открыть их, боясь, что момент исчезнет. Его губы едва дрогнули в улыбке, когда он почувствовал лёгкие поцелуи Рики на своём теле — на ключицах и плечах. Тяжёлая рука Рики покоилась на его груди, а его дыхание было глубоким и неровным, с каждым вздохом его сердце бешено колотилось, отдаваясь в теле. Всё это было таким невероятным, таким живым, что он чувствовал, как в нём застывает нечто прекрасное и безмолвное. Такое знакомое, и одновременно незнакомое чувство. — Я не хочу, чтобы это заканчивалось. Вдруг это сон, и мне придется столкнуться с ужасной реальностью, — тихо выдохнул он, открывая глаза и мягко улыбаясь Рики, который смотрел на него с глазами, полными счастья и безграничной любви? как будто весь мир исчез, оставив только их двоих. Ответа не последовало — лишь мягкий поцелуй в висок и пальцы, нежно скользящие по его светлым волосам, как будто бы успокаивая, внезависимости от того, что происходило вокруг, подтверждая, что это не просто сон, а нечто гораздо более реальное и важное. Сону закрыл глаза и погрузился в долгожданный сон, ощущая, как тело расслабляется, мысли начинают медленно ускользать, а сознание уходит в темноту. Он не заметил, как в углу, на тумбочке, едва заметно мигнул красный свет.