Мятежной цветок

***

В уединенной, роскошной комнате элитного ресторана, где тусклый свет и приглушенные тени создавали атмосферу загадочности и отчужденности, сидел Сонхун, сосредоточенно вглядываясь в экран планшета. Лёгкая усмешка скользнула по его губам, когда на экране вспыхнул заголовок: «"Потерянные дома" получил "дэсан", тем самым закрепив за собой статус самого успешного драматического проекта года. Кинокритики высоко оценили проект и...». Хмыкнув, Сонхун выключил планшет и медленно перевел взгляд на дверь, которая в этот момент приоткрылась. В комнату вошла Вонен. Её изящное лицо, слегка освещённое мягким светом, казалось спокойным, но в глубине её взгляда прятались тревога и едва заметное напряжение. Сонхун поднялся с кресла и помог ей сесть, удерживая её руку чуть дольше, чем это было необходимо. Его прикосновение было холодным и властным, а в глазах сквозила отстранённая вежливость — не искренний интерес, а скорее отработанная роль заботливого спутника. Едва Вонен села, дверь снова открылась, впуская официанта, молча склоненного над блокнотом. В его манере была выученная аккуратность, а присутствие едва ощущалось. Заказ был сделан без долгих разговоров — несколько слов, холодные взгляды, и вот официант склонился в прощальном поклоне, оставляя их наедине. Сразу после его ухода между ними воцарилась густая, удушливая тишина, пронизанная ощущением надвигающейся тревоги. Сонхун не сводил глаз с Вонен, его взгляд был ровным, спокойным, почти отстранённым. Он слегка улыбнулся, но эта улыбка не касалась его глаз. Наконец, он завел разговор с ней, задавая банальные вопросы о ее повседневной жизни, как будто никуда не спешил, позволяя напряжению медленно подниматься, незаметно, как пар в воздухе. Вонен отвечала сдержанно, но старалась держаться уверенно, хотя её руки чуть заметно подрагивали, когда она потянулась за бокалом. Она заговорила о предстоящем мероприятии в её университете и предложила ему прийти, но его хмыканье ответило на её предложение с той же холодной, безразличной любезностью, с которой он всегда отвергал то, что не входило в его планы. Сонхун внимательно следил за ее реакцией, чуть заметно прищурив глаза. И внезапно, словно вскользь, произнес: — Как идут дела в твоей компании? Вонен нервно поправила прядь волос аккуратно убрав её за ухо, и слабо улыбнулась, пытаясь сохранить спокойствие. Её голос был ровным, но в нем можно было уловить нотки напряжения. — Мы обновили отделы, ведем разработку нового проекта. Уверена, он укрепит наше положение. Сонхун усмехнулся, его глаза блеснули каким-то странным холодом. Он не торопился отвечать, позволив ее словам немного повисеть в воздухе, пока она, словно загнанное животное, наблюдала за его реакцией, ожидая осуждения. — Обновили отделы, — повторил он, как будто пробуя её слова на вкус. — Значит, многое зависит от нового проекта… Вонен почувствовала, как её сердце сжалось. Она знала, что любой её ответ будет неуместным, что бы она ни сказала — он всё равно найдёт в её словах слабость. И тем не менее, молчание казалось еще страшнее. — Да, и я верю, что он принесёт успех, — ответила она тихо. Сонхун чуть наклонился вперёд, и его улыбка стала шире. Это была улыбка хищника, решившего поиграть со своей жертвой. — Это удивительно, но у меня другие мысли по поводу этого проекта. Также есть некоторые данные о финансовых проблемах вашей компании. Учитывая все это, на что живут ваши сотрудники? — спросил он, с явным сарказмом. Вонен ощутила, как ее лицо слегка вспыхнуло от стыда и обиды, но она попыталась сдержаться, стараясь сохранить видимость спокойствия. — Мы делаем всё возможное, чтобы поддерживать всех, кто работает на нас, — сказала она, и голос ее предательски дрогнул, выдавая внутреннее смятение. — Все возможное... — медленно протянул Сонхун. — А что если проект не принесёт прибыли? Если ваши люди останутся ни с чем? Если и компания обанкротится? Что тогда? Вонен сглотнула, чувствуя, как к горлу подступает отчаяние. Ее руки под столом дрожали, но она крепко сжала их, чтобы подавить это предательское проявление слабости. — Мы... мы сделаем всё, чтобы этого не произошло. Компания имеет резервы, и мы уже... — Да, конечно, резервы, — прервал Сонхун, кивая. — Резервы, которые тают с каждым днём. Или это уже не так? Его слова, наполненные язвительной насмешкой, пронзили Вонен, как кинжалы. Ощущение собственного бессилия накатывало на неё тяжёлой волной, едва не захлёстывая её, но она сохранила самообладание, не давая ему увидеть свою слабость. Сонхун молча смотрел на неё, не дожидаясь ответа. Его взгляд оставался спокойным и ледяным, когда он вдруг задал следующий вопрос: — А этот новый проект случайно не наша свадьба? Вонен побледнела, замерев, и почувствовала, как в груди что-то болезненно сжалось. Губы её задрожали, но она тут же подавила эту слабость, хотя не смогла скрыть проблеск негодования в глазах. — Вы... вы издеваетесь надо мной? — её голос прозвучал слишком тихо, подавленно. Сонхун усмехнулся, слегка наклонив голову. — Нет, — спокойно ответил он. — Это банальный интерес. Впрочем, я пригласил тебя не для этого. — Он сделал паузу, чтобы насладиться её молчанием. — Насколько мне известно, у Кимов, ваших конкурентов, дела обстоят прекрасно. Третий проект за год получает высокие рейтинги, но... — он замолчал, глядя ей прямо в глаза. — Несмотря на это, есть кое-какие «ошибки» в их отчетах. Серьёзные ошибки. — И что вы хотите этим сказать? — спросила Вонен, стараясь выдержать его взгляд. — Меня это не касается. — Пока, не касается, — подчеркнул Сонхун, — Когда ты станешь акционером и войдешь в совет директоров, это начнет касаться тебя напрямую. Ты потребуешь от Кимов финансовые отчеты и обнаружишь массу любопытных деталей. Не волнуйся насчет других акционеров, они поддержат тебя, я уже договорился. — Зачем вам это? — наконец спросила Вонен. — Это может нанести урон не только репутации Кимов, но и вашей. Ведь их компания является частью вашего конгломерата. Если эта информация утечет в СМИ, разразится крупный скандал. Глаза Сонхуна сверкнули опасным светом. — Если мы раскроем все сами, — ответил он. — То наша репутация только выиграет от этого. Людям нравятся публичные раскаяния и справедливость. Им покажется, что мы действуем честно, разоблачая ошибки, не замалчивая проблемы. Они оценят нашу «принципиальность», — голос его был лишен даже намека на сомнение. Вонен ощутила, как холод пробежал по ее спине. Все слова Сонхуна — открывали перед ней бездну, в которую он намеревался столкнуть ее, оставив одну разбираться с последствиями. Её руки снова невольно сжались в кулаки. Она старалась держаться спокойно, но видела: он заметил ее волнение и наслаждался этим зрелищем. — Зачем... зачем вы это делаете? — ее голос дрожал, но она пыталась придать ему твёрдость. — Этот скандал ударит и по вам. — Ударит? — его брови чуть приподнялись, и губы изогнулись в лёгкой усмешке. — Вовсе нет. Это даже придаст нам веса. Скандал — это не удар, а шанс. Время такое, понимаешь? Людям нужен контраст: вот есть честные компании, которые открыто признают свои ошибки, и есть такие, которые что-то скрывают. — Сонхун вдруг наклонился ближе, его голос стал тише. — А ты, Вонен, будешь тем человеком, кто все это «разоблачит». Ты ведь хочешь помочь мне? Слова, прозвучавшие как вопрос, на деле не оставляли выбора. Она могла бы отказаться, могла бы прямо сейчас встать, уйти и прекратить этот разговор, но знала: это не решит ее проблем, лишь усугубит их. Сонхун никогда не остановится, если что-то задумал. — Я... — Вонен запнулась, собрав последние силы, чтобы не дрогнуть перед его взглядом. — Это неблагодарная работа. Люди будут... ненавидеть меня за это. — Может быть, — Сонхун снова откинулся назад, словно предоставляя ей свободу. — Но это не так важно. Кто-то должен это сделать, и у тебя, как я понимаю, нет причин отказываться. В конце концов, это шаг, который принесёт тебе... определённую пользу. — Пользу? — Вонен горько усмехнулась. — И какую «пользу» вы имеете в виду? Разве что возможность быть раздавленной мнением общества и стать козлом отпущения для всех, кого это заденет. Сонхун посмотрел на неё так, словно её страхи были бесполезны и ничтожны, словно они были детским капризом перед лицом серьезной игры, которую он вёл. Он знал, что в её положении у неё нет выбора, и холодная уверенность в его взгляде лишь подчеркивала это. — Ты, будучи моей невестой, станешь лицом компании, — медленно произнес он, словно разъясняя что-то очевидное. — Все, что ты сделаешь, будет считаться жестом моей доброй воли. А твоё положение на моих глазах только укрепится. Кимы лишь столкнутся с трудностями. Мы все сыграем по правилам. — «Лицо компании»... — тихо повторила Вонен, чувствуя, как силы покидают ее. Она смотрела в его глаза, понимая, что в них нет и следа сочувствия. — А если я откажусь? Сонхун только хмыкнул, слегка склонив голову, словно этот вопрос показался ему забавным, если не нелепым. — Ты не откажешься, Вонен. Это ведь не просьба. Он встал, давая понять, что разговор окончен. Подойдя к ней, Сонхун, слегка склонившись, поцеловал ее в лоб — холодный, прощальный жест, завершение разговора, от которого зависела её дальнейшая судьба. — Приятного аппетита, дорогая, — произнёс он с мягким ядом в голосе. Слово «дорогая» прозвучало почти как оскорбление, как лишенное всякого уважения напоминание, что он всегда будет контролировать её жизнь. Сонхун вышел, оставив её одну в пустой комнате. Едва закрылась дверь, Вонен взяла бокал вина и залпом выпила его до дна, чувствуя, как горечь напитка обжигает горло. Бросив пустой взгляд на опустевшую дверь, она едва слышно прошептала: — Я не хочу... я не хочу этого. Ее слова растворились в холодной тишине зала. Она, окружённая роскошью и холодом пустого пространства, вцепилась пальцами в край стола, словно он мог удержать её от дрожи. Ей казалось, что стены комнаты сжимаются, давят на нее, заполняют каждый уголок сознания тяжестью той безысходности, что поглотила её. Мысли, одна мрачнее другой, заполнили ее, как ядовитый туман. Вонен пыталась подавить это чувство, отогнать его прочь, но каждый раз, когда она вспоминала холодный, бесстрастный взгляд Сонхуна, внутри все рушилось. — Я для него никто. Он просто использует меня для своих грязный целей, — едва слышно прошептала она себе, словно окончательно удостоверилась в том, что и так знала давно. Руки ее сжались, ногти впились в кожу, как будто этот едва ощутимый укол боли мог бы отвлечь её от нарастающего отчаяния. Она прикрыла глаза, пытаясь отогнать эту нестерпимую, гнетущую боль. Её положение было невыносимым, но отказаться... Она понимала, — у неё действительно не было выбора. — Я должна найти выход. Любой ценой. Она пыталась успокоиться, вдохнуть глубже, разложить всё по полочкам. Всё, что она знала о Сонхуне, о его окружении, о его бизнесе — это могло бы стать ее оружием, если бы она осмелилась пойти против него. Вонен смотрела на пустой стол перед собой, и мысль о противостоянии, о том, чтобы наконец разорвать его цепь и избавиться от этого контроля, медленно прорастала в её сознании. Внезапно дверь снова открылась, и официант, будто не подозревая о развернувшейся здесь драме, вежливо предложил десерт. Вонен посмотрела на него, едва понимая, что он говорит. Она кивнула, поблагодарила, но даже не знала, что сказала. Когда официант покинул ее, она снова осталась одна, наедине с этой мрачной решимостью. Вонен понимала: Сонхун никогда не позволит ей выйти из-под своего контроля. Но, несмотря на это, впервые за долгое время она почувствовала в себе слабую, но настоящую искру сопротивления. Она знала, что Сонхун будет следить за ней, что любой ее шаг станет известен ему. Но, возможно, он не подозревает, насколько далеко она готова зайти.

***

Светлый осенний день уже клонился к вечеру, когда Чонвон с откровенно недовольным лицом вошел в главный корпус университета. Место, которое он презирал всем своим существом. Толпы студентов, облепивших лестницы и коридоры, казались бесконечными и отвратительно однообразными. Их голоса сливались в один сплошной раздражающий гул, словно назойливое жужжание мух в тишине. Чонвон шагал по коридору с таким видом, словно ненавидел не только эти стены, но и весь мир вокруг. На его лице застыло выражение мрачной угрюмости: брови сведены, губы плотно сжаты, глаза устало скользят по студентам, мелькавшим мимо. В одной руке он крепко держал переноску, внутри которой неистово верещал Дождик — пушистый кошмар на четырех лапах. Котёнок был мохнатым комком негодования, яростно брыкавшимся и издающим пронзительные звуки, будто весь мир должен был знать о его страданиях. Чонвон поморщился, как будто от боли, и резко дернул плечом, сбрасывая воображаемую тяжесть раздражения. — Чёртова жизнь, — пробормотал он, зыркнув на проходящих мимо студентов, которые о чём-то весело болтали. Они переглянулись, заметив его раздражение, и поспешили ускорить шаг. "Сону," мысленно повторял Чонвон имя друга, как мантру, чтобы удержаться от желания развернуться и просто уйти. Сегодня этот чертов кот сорвал его планы. Вместо того чтобы спать до вечера, как он привык, он таскался по университету — месту, которое старался обходить стороной. Котёнок снова взвыл, и Чонвон остановился на месте, стиснув зубы. — Да я тебя в окно сейчас, понял? — прошипел он сквозь зубы, заглядывая в переноску. Дождик на мгновение затих, затем выдал протяжный, мучительный вой. — Прекрасно. Просто прекрасно, — буркнул Чонвон, поправляя капюшон чёрной худи, которая слегка сползла с его головы. Его собственный вид был не менее мрачным, чем его настроение: простая тёмная одежда, будто нарочно подобранная, чтобы слиться с унылыми тенями коридоров. Единственное, что выделялось, — это его взлохмаченные волосы, которые он даже не пытался уложить, и слегка острые черты лица. — Где ты, Сону? — прорычал он сквозь зубы, оглядывая бесчисленные фигуры вокруг себя. Наконец, он заметил знакомую фигуру. Сону всегда был в центре внимания. Ему удавалось выделяться даже в толпе: стройная, изящная фигура, почти ангельские черты лица, ослепительная улыбка, которая, казалось, светилась изнутри. Его белая рубашка была чуть расстегнута у воротника, а светлая кожа чуть блестела от долгого дня. Волосы, цвет которых можно было назвать золотистым с оттенком солнца на закате, казались пушистыми, как облако. Сону шел, медленно кивая кому-то из одногруппников. Но Чонвон едва обратил внимание на эту идеальную картину. Ему гораздо больше бросился в глаза тот, кто шел рядом с Сону. Высокий, словно вытесанный из мрамора, "слишком высокомерный" парень. Рики. Его острые скулы, чётко очерченные губы и тёмные, проницательные глаза могли бы показаться отталкивающими, если бы не мягкость во взгляде, обращённом к Сону. Чонвон фыркнул, едва сдержав раздражение. "Отлично. Как раз тот, кого я хотел видеть», подумал он, и уверенным шагом подошел ближе, решив проигнорировать Рики, словно его и вовсе не существовало. — Сону! — его голос разнесся по коридору, заставив обоих парней повернуться. Первым Сону увидел переноску, после самого Чонвона. Его лицо осветилось лёгкой улыбкой, которая тут же сменилась лёгкой тревогой. — Чонвон, ты что здесь делаешь? — Что я делаю? — переспросил он, поднимая переноску и демонстрируя её, как уличную находку. — Твой Дождик меня чуть с ума не свел. Орал так, будто его режут. Сону поспешил навстречу и, не дожидаясь, пока Чонвон закончит ворчать, мягко взял переноску из его рук. — Дождик, малыш, ты чего? — проговорил он, открывая дверцу. Котенок тут же выскочил и вцепился в плечо Сону, громко мяукая, будто жалуясь на весь мир. Сону, казалось, сразу забыл обо всем вокруг, нежно гладя пушистое создание по спине. — У тебя дома что-то случилось? — спросил он, не глядя на Чонвона. — Да, случилось, — огрызнулся тот, сложив руки на груди и закатив глаза. — Он разбудил меня. Рики, до этого казавшийся равнодушным, вдруг наклонился ближе к коту и тоже погладил Дождика, который тут же прижался к его руке, как будто нашёл новую цель. — Может, ему просто было скучно? — спокойно заметил Рики. Чонвон фыркнул. — А может, он просто монстр в пушистой шкуре. Сону тихо рассмеялся. — Он просто хотел быть рядом. Спасибо, что принёс его. Но голос его был каким-то усталым, как будто за этой благодарностью скрывалось нечто большее. Чонвон нахмурился, изучая друга. — Все нормально? Сону коротко кивнул, избегая взгляда. — Да, просто долгий день. У меня ещё тренировка. — Тренировка? — переспросил Чонвон, раздражённо качая головой. — А как же наши планы? Ты обещал, что мы проведём время вместе. — Прости, — мягко сказал Сону, наклоняясь ближе. Его голос был тихим, извиняющимся. — Я восполню все, честно. После университетского вечера. Чонвон закатил глаза, демонстративно выдохнув. — Ладно. Но я больше не возьму этого... — он махнул рукой на Дождика. Сону снова улыбнулся, его глаза слегка затуманились, будто он хотел что-то сказать, но передумал. Рики, стоявший рядом, молча смотрел на их взаимодействие. Он был спокойным, но в его взгляде читалась какая-то, почти незаметная, настороженность. Чонвон, уловив это, бросил на него короткий, насмешливый взгляд. — А ты всегда молчишь или только когда я рядом? Рики слегка приподнял бровь, но ответил всё так же спокойно: — Только когда не вижу смысла говорить. Эти слова повисли в воздухе, заставив Сону незаметно покачать головой, будто пытаясь сгладить напряжение. Чонвон громко выдохнул, поднимая руки вверх в жесте капитуляции. — Ладно, хватит с меня. Я пошёл. Он коротко кивнул Сону, но перед уходом ещё раз зыркнул на Рики. Когда он скрылся в толпе, Сону и Рики пошли в сторону танцевального зала. Разговор их был лёгким, непринуждённым, но оба понимали: что-то едва ощутимое между ними начало прорастать. Сону говорил о чём-то повседневном, но в его голосе сквозила едва уловимая усталость, будто каждая фраза давалась с усилием. Он держал Дождика аккуратно, прижимая его к груди, как нечто драгоценное. Котик замолчал, уткнувшись мордочкой в шею Сону, его лапки чуть цеплялись за ворот рубашки, будто он искал в этой близости защиту от целого мира. — Он всё ещё нервничает? — спросил Рики, кивая на котёнка. — Нет, — ответил Сону, проводя пальцами по мягкой шерсти Дождика. — Удивительно, как он сразу успокоился, когда ты его погладил. Рики шёл рядом с Сону чуть ближе, чем это было бы удобно для обычных знакомых, но не настолько близко, чтобы это выглядело навязчивым. Его руки были спрятаны в карманах темного худи, а взгляд скользил по залитому тенями коридору. — Может, он просто чувствует, кто свой, — спокойно заметил Рики. Сону бросил на него короткий взгляд, и уголки его губ дрогнули в легкой улыбке. Он хотел ответить, но замолчал, не найдя подходящих слов. Впервые за долгое время его мысли были заняты не чем-то привычным, а чем-то пугающе новым. Впереди замаячили двери танцевального зала — массивные, деревянные, с выщербленными краями, словно их долгое время не жалели. По ту сторону уже доносились звуки музыки: громкие басы, отбивавшие чёткий ритм, и приглушённые голоса студентов. Сону замедлил шаг, чуть не врезавшись в Рики. — Прости, — пробормотал он, словно смутился своей неуклюжести. — Все нормально, — ответил Рики, останавливаясь рядом. Его голос был спокойным, но в нём мелькнула тёплая нотка. Сону осторожно передал Дождика в руки Рики, словно проверяя, не вызовет ли это у кота новой волны протеста. Но тот, вопреки ожиданиям, тихо замурчал, свернувшись клубком в руках Рики. — Ему явно комфортнее с тобой, — усмехнулся Сону, немного виновато поправляя манжеты своей рубашки. — Наверное, я слишком часто таскаю его туда-сюда. Рики мельком взглянул на Сону, но тут же перевёл взгляд на котёнка, который теперь лениво дремал. — Не думаю. Он просто знает, что рядом кто-то спокойный. Животные это чувствуют. Сону замер на мгновение, обдумывая его слова. Эта простая фраза почему-то зацепила что-то внутри, напомнив о той тишине, которая разрослась в его сердце за последние недели. Он вдруг почувствовал себя таким же, как этот котёнок, — вымотанным, тревожным, но жаждущим найти место, где можно было бы просто уснуть без страха и напряжения. — Ты прав, — наконец сказал он, отворачиваясь. Голос его был ровным, но чуть дрогнул на последнем слове. Рики внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал. Вместо этого он открыл дверь зала, впустив их внутрь. Впереди их ожидала длительная тренировка.

***

Ночь только-только опустилась на город. Серебряный свет луны тек по чёрным улицам, словно жидкий металл, растекаясь по стенам зданий и прячась в трещинах тротуара. Джей стоял перед массивными дверями картинной галереи, сложив руки за спиной. Он смотрел на потемневшие окна, как будто пытался заглянуть внутрь, сквозь толщу стекла и тишины. На долю секунды он почувствовал сомнение — словно все это было ловушкой, чем-то несоразмерно большим для него, но он тут же отбросил это ощущение. Когда двери бесшумно открылись, его встретил молчаливый охранник. Этот человек, словно тень, двинулся вперед, не произнося ни слова. Его фигура, широкая и угловатая, казалась неестественно массивной. Свет в коридорах потушен, только редкий проблеск лунного света скользил по мраморным плитам пола, отбрасывая тонкие, хрупкие тени на стены. Пространство казалось будто вырванным из привычной реальности и погружённым в бесконечное состояние ожидания. Джей вошёл внутрь, ступая бесшумно. Его шаги поглощали густая тишина, разлитая по залам. Галерея дышала холодом. Первые залы, через которые они проходили, были погружены во тьму. Только изредка лунный свет, просачивающийся через окна под потолком, освещал картины. Они выглядели, как забытые артефакты, утерянные во времени. Лица на портретах сливались с темными фонами, мазки красок превращались в хаотичные образы. Стены, некогда залитые светом прожекторов, теперь терялись в этом холодном полумраке, напоминая заброшенный театр, где зрители ушли, оставив призраков. Джей замедлил шаг, позволив себе на мгновение оглядеться. Его взгляд зацепился за одну из картин — некогда яркий натюрморт с фруктами теперь казался ему мрачным: яблоки напоминали сердца, лежащие в луже крови, а виноград — слипшиеся сгустки тёмных, окаменевших слёз. Он невольно задержал дыхание. Когда они вошли в малый зал, свет здесь был чуть ярче. Центральное место занимала картина, освещенная тусклым светом, падающим из единственного светильника под потолком. Но взгляд Джея привлекла вовсе не картина, а фигура женщины. Её силуэт выделялся на фоне серых стен, словно персонаж картины, случайно сошедший со своего холста. Джей сразу почувствовал, как что-то внутри него напряглось: слишком знакомая фигура, слишком резкое чувство дежавю. — Госпожа Пак, — выдохнул он, голос чуть дрогнул, но он быстро взял себя в руки. Госпожа Пак медленно повернулась, словно знала, что он ее узнает. Ее лицо, гладкое и ухоженное, походило на фарфоровую маску. Никаких эмоций — только холодная отстраненность, которая, казалось, пронизывала до костей. Её взгляд скользнул по нему, как лезвие. — Вы моложе, чем я думала, — сказала она с той же бесстрастной интонацией, с которой, вероятно, диктовала список покупок своему секретарю. Джей почувствовал, как его сердце замерло на миг, а потом забилось сильнее. Госпожа Пак рассматривала его, будто музейный экспонат, пытаясь понять, оправдает ли он ее ожидания. Её тон, её поза, её абсолютная уверенность — всё это не просто злило, оно подчеркивало его собственное место в этой игре. Джей чуть кивнул, выпрямился, стараясь подавить неприятное ощущение, что в этой комнате он всего лишь очередная пешка. — Надеюсь, ваш возраст не влияет на ваш профессионализм, — продолжила госпожа Пак. В ее голосе не было угрозы, но Джей почувствовал, как невидимая удавка затягивается на его горле. Когда госпожа Пак отвела взгляд к полотну, Джей последовал за её взглядом. На холсте раскинулись ярко-красные маки. Они были неестественно крупными, будто напитанными кровью, их лепестки казались шёлковыми, но в тоже время влажными. Мазки — грубые и торопливые, создавали ощущение тревоги, словно художник писал её в лихорадке. Джей почувствовал, как что-то в этой картине заставляет его дышать глубже. Маки словно впивались в его сознание, оставляя след, от которого было невозможно избавиться. Картина, казалось, давила на зрителя, заставляя чувствовать себя маленьким и бессильным перед ее мощью. — Вы знаете, почему я вас пригласила? — голос госпожи Пак, словно тонкий клинок, пронзил его размышления. Джей повернулся к ней. Она не смотрела на него, её взгляд оставался прикованным к картине. — Чтобы поговорить о “Park group”, — ответил он спокойно, но внутри чувствовал, как его слова отскакивают от ее бесчувственной маски. Госпожа Пак слегка кивнула. — Мой сын должен возглавить компанию. Вы понимаете, что это значит? Джей молчал, позволяя ей продолжить. — Мой муж... он никогда не уйдёт добровольно. Даже оставив пост президента, он будет контролировать все, не отпуская поводья. Это неприемлемо. Вы должны... устранить эту проблему. Раз и навсегда. Джей заметил, как её пальцы, до этого сложенные в замок, чуть сжались. Он молчал, давая себе несколько секунд, чтобы подобрать слова, но её взгляд вдруг упал на него, заставляя ощутить, как тонкая струя холодного пота пробежала по его спине. Ее холод был заразителен. Он сделал шаг вперёд, стараясь выглядеть уверенно. — Это возможно, госпожа Пак. Но процесс сложный. Если только... — Если только что? — ее взгляд метнулся к нему, почти с вызовом. — Если только не посадить его в тюрьму, — ответил Джей спокойно, словно предлагал простой выход из обыденной проблемы. Госпожа Пак едва заметно приподняла бровь, Джей продолжил: — Коррупция — кратчайший путь для такого человека. Достаточно одного громкого скандала. Госпожа Пак замерла на мгновение, а затем ее губы слегка дрогнули в презрительной усмешке. — Коррупция... — повторила она, — Мой муж... естественно, имеет такие скелеты. — её голос прозвучал с таким презрением, что Джей вновь почувствовал, как холодок пробежал по спине. Госпожа Пак отвернулась, вновь уставившись на маки. Казалось, они её гипнотизировали. — Мой помощник передаст вам все, что потребуется. А вы будьте готовы использовать их с умом, — наконец произнесла она, не оборачиваясь. Это звучало как приказ, а не предложение. Джей поклонился, едва заметно, чтобы не показаться услужливым. Его пальцы сжались в кулак — не от гнева, а от напряженного предвкушения. Ее фигура осталась за его спиной, застывшая на фоне кровавых маков, и этот образ надолго запечатлелась в его памяти. Выйдя на улицу, Джей глубоко вдохнул холодный воздух ночи. Он сел в машину, включил двигатель, но вместо того чтобы ехать домой, решил свернуть и пройтись по улицам. Его мысли возвращались к недавнему разговору. Слова госпожи Пак звучали в голове, как эхо. "Мой муж... Устранить эту проблему... Раз и навсегда " Она произнесла это так легко, будто просила вымыть окна или заменить старую мебель. От ее хладнокровия в висках пульсировало, а руки на руле бессознательно сжимались всё сильнее. Джей поймал себя на том, что ему не хочется сейчас возвращаться в безликий уют квартиры. Мягкая постель, чистые стены — всё это только усилило бы ощущение внутренней пустоты. Нет, ему нужно было место, где можно забыться, хотя бы ненадолго. Неоновые огни били по глазам, когда он остановился перед входом в клуб. Громкая музыка уже чувствовалась в груди, глухими ударами проникая сквозь стены. Очередь у входа была короткой, и Джей без труда вошел внутрь. Здесь было тепло, даже жарко, а запах алкоголя, смешанный с парфюмом, словно окутал его, заставляя немного расслабиться. Он прошёл к барной стойке, безразлично бросив взгляд на танцующих. Бармен, молодой парень с ярко-выбритым виском, сразу заметил его и кивнул: — Что-то покрепче? Джей задумался, но недолго. — Виски. Двойной. Он взял стакан, чуть покрутил его в руке, наблюдая, как янтарная жидкость скользит по стенкам. Сделав первый глоток, почувствовал, как горло обжигает огнем, а тепло разливается по телу. Это ощущение принесло едва уловимое облегчение. Но мысли все равно возвращались к госпоже Пак. Её глаза, холодные и изучающие, продолжали сверлить его даже сейчас. Джей сделал ещё один глоток, затем поставил стакан на стойку с лёгким звоном. Он вдруг вспомнил, как она смотрела на картину, словно видела в этих маках нечто большее, чем просто алую краску. Он задумался о том, что могло сломать такую женщину. Почему ее голос звучал так спокойно, когда она говорила о разрушении жизни ее мужа? Что двигало ею — отчаяние или жажда власти? Возможно, она тоже была лишь игрушкой в руках судьбы, как и он сам. Джей вздохнул и сделал ещё один глоток. Лицо господина Пака всплыло перед его мысленным взором: уверенный, самодовольный человек, привыкший быть выше других. Джей видел таких раньше. Они думали, что их мир нерушим, но он знал: любой фундамент можно подточить, если найти нужную трещину. Джей вспомнил тот день, когда впервые встретил его. Господин Пак тогда говорил уверенно, с легкой усмешкой и призрением, словно бросая вызов всему вокруг. Это был человек, привыкший диктовать условия. Теперь же Джею предстояло обрушить этот мир. Сломать его так, чтобы он больше не смог подняться. Ирония ситуации поражала: господин Пак сам воспитал себе врага в лице собственной жены. Бармен, заметив его настроение, налил ещё виски, но Джей только покачал головой. Ему больше не хотелось пить. Он оставил деньги на стойке и вышел на улицу. Воздух показался резким, будто плеть, обжигающей кожу. Джей стоял у своей машины, не спеша открывать дверь. Он поднял взгляд на звёзды, думая, что в этом мраке, разлитом над городом, есть что-то правильное. Холодное и безразличное, как глаза госпожи Пак. Ему предстояло работать быстро. Завтра он встретится с её помощником и начнёт собирать доказательства. Возможно, это будет каскад маленьких шагов, а, может, придётся сразу нанести сокрушительный удар. Джей усмехнулся и сел за руль. "Коррупция... это всегда хороший ход", — подумал он, поворачивая ключ зажигания.

***

В зале стояла тишина. Настолько глухая, что Сону на мгновение показалось, будто стены поглощают звук его собственных шагов. Он стоял в центре танцевального зала, напряженно вглядываясь в свое отражение, и видел усталость в собственных глазах, слабую тень улыбки, исчезнувшую задолго до сегодняшнего дня, и ту пустоту, которая все чаще заполняла его грудь. Пальцы на мгновение зависли над кнопкой на телефоне, а затем музыка смолкла. Тишина была почти оглушительной, словно мир вокруг потерял голос. Одиночество наполняло зал, как холодный туман, ползущий с потолка, затягивающий пол и стены. Сону был один. Рики недавно ушел, а с ним и привычное тепло его присутствия. Джейк, всегда спокойный и собранный, появился лишь на мгновение, чтобы что-то сказать Рики, и тут же исчез вместе с ним, оставив после себя только слабый аромат ментола и спешки. Перед уходом Рики быстро спросил: — Может я заберу Дождика к себе? Только на день, правда, не дольше. Сону поднял на него удивлённый взгляд, но лишь кивнул в ответ. Сейчас, он начал собирать вещи: бросил полотенце в спортивную сумку, захватил куртку с крючка, машинально проверил карманы на наличие ключей. Его тело двигалось на автомате, но мысли были где-то далеко. В голове мелькнула мысль о том, что лучше бы он сразу уехал к Чонвону, не задерживаясь здесь. Когда он поднял сумку и перекинул ее через плечо, раздался звук открывающейся двери. Низкий скрежет разорвал спокойствие зала, и Сону невольно замер. Он медленно повернулся, чувствуя, как тело напряглось, будто кто-то натянул невидимые струны внутри него. В дверном проеме стоял Сонхун. Сону почувствовал, как грудь сжалась так сильно, что ему стало трудно дышать. Сонхун выглядел безупречно: строгий черный костюм, белоснежная рубашка, чуть расстегнутая у воротника, как будто он спешил сюда. Но не это заставило Сону задержать дыхание, а его взгляд. Темные глаза Сонхуна прожигали его. Они всегда были такими: спокойными, но скрывающими что-то, что никто не мог разгадать. Сону почувствовал, как по телу пробежала невидимая дрожь. — Что ты здесь делаешь? — его голос был тихим, но предательская дрожь выдала бурю эмоций, которые он пытался скрыть. Сонхун закрыл дверь за собой, и сделал шаг вперед. Его движения были спокойными, уверенными, как будто его появление здесь было чем-то естественным. Он подошел ближе, остановившись в опасной близости. Между ними осталось всего лишь расстояние вытянутой руки, но для Сону оно вдруг показалось непреодолимой пропастью. Сонхун шагнул ещё ближе, и его руки непроизвольно потянулись к Сону, но тот сразу отступил, как будто этот жест мог обжечь его. — Соскучился по тебе, — произнес Сонхун спокойно, но его голос был обманчиво мягким, как шелк, скрывающий лезвие. Сону судорожно вздохнул и отвел взгляд. Губы его дрогнули, будто он хотел сказать что-то резкое, но вместо этого просто прошептал: — Это не важно теперь. У тебя скоро свадьба, а всё, что было между нами, осталось в прошлом. Эти слова были сказаны с горечью, но без гнева. Сону не хотел злиться. Он слишком устал от борьбы, которая шла не только с Сонхуном, но и с самим собой. Сонхун качнул головой, как будто Сону сказал что-то совсем нелепое. — Этот брак будет существовать только на бумаге, — голос Сонхуна звучал твердо. — Я обещаю. Ничего не будет связывать меня с Вонен. Я, как и прежде, твой. Эти слова ударили Сону, но не успокаивающим теплом, а холодом, как ледяной ветер в лицо. Он отступил на шаг, вжимая ногти в ладони, чтобы не дать эмоциям вырваться наружу. — Меня это не интересует, Сонхун, — произнес он решительно, в голосе ощущалась легкая дрожь от подавляемого гнева. — Я не буду ждать, не буду снова тем, кто надеется на что-то, что никогда не сбудется. Ты не любишь меня. Ты любишь только себя. Сонхун резко сократил расстояние между ними, схватив Сону за плечи. Его пальцы слегка сжались, словно он боялся, что если отпустит, мир разрушится. Лицо Сонхуна исказилось смесью боли, отчаяния и какой-то навязчивой, почти маниакальной уверенности. — Не говори так, Сону! — прошептал он. — Все у нас будет хорошо. Я люблю тебя. Только тебя. Мне никто не нужен. Клянусь, через несколько лет я разведусь с Вонен, и этот брак исчезнет. Просто дай мне немного времени. Сону попытался высвободиться, но хватка Сонхуна была слишком крепкой. Он посмотрел ему в глаза, и в них вспыхнула решимость, смешанная с отвращением. — Ты не слышишь меня, Сонхун? Я сказал «нет». Мне больше не нужны такие отношения. Что будет после того, как ты разведешься с Вонен? Ты пойдешь к своему отцу? Скажешь ему, что любишь мужчин? Сонхун замер. Его лицо исказилось злости. — Меня привлекаешь только ты, — выпалил он резко, словно отбиваясь от самого себя. — Другие меня не интересуют. Я не такой! Сону горько усмехнулся, отводя взгляд. Он прикрыл глаза на секунду, как будто пытался собраться с мыслями. — Ты даже себе не можешь в этом признаться, — тихо проговорил он, в его голосе звенела усталость. — Ты прячешься за своей ложью. Будешь прятать меня в четырех стенах пентхауса, словно я грязная тайна, которую нельзя показывать миру. Я не хочу жить в тени. Я не могу так. Сонхун, не выдержав, обнял его. Это был жест, полный отчаяния и силы, будто он пытался втиснуть все свои чувства в эти объятия, в это прикосновение. Он прижал Сону к себе так крепко, что казалось, будто пытается стать с ним единым целым. — Пожалуйста, Сону, — прошептал он, его голос задрожал. — Ты знаешь, каково мое положение. Это невозможно. Это погубит не только меня, но и всю компанию. Сону замер, как будто эти слова были последней каплей. Опять. Всегда одно и то же. Он был для Сонхуна только вторым планом, кем-то, кем можно пожертвовать ради собственной безопасности. Эмоции пронзили Сону — горечь, ярость, разочарование. Каждый раз Сонхун думал только о себе, о своем положении, о своем комфорте. Никогда — о них. На лице Сону застыло выражение ледяного спокойствия. — Ты никогда не любил меня по-настоящему, — произнес он тихо. — Если бы ты любил, ты бы не прятал меня. Ты бы не выбирал жизнь без меня. — Сону… — Откажись от компании. Это единственное, что может все исправить. Сонхун резко отпустил его, будто обжегся. Его лицо застыло в выражении шока. — Это не смешно, — сдавленно произнес он. — Я не смеюсь, — спокойно ответил Сону. — Я могу дать тебе последний шанс, но тебе нужно сделать выбор. Я больше не буду прятаться, не буду скрываться и стыдиться. Если ты в самом деле любишь меня, ты откажешься от наследства ради нас. Сонхун расхохотался. Это был нервный смех — громкий, истеричный. Но когда он стих, лицо Сонхуна сделалось холодным и жестким. — Я не хотел этого, — начал он, голос стал опасно ровным. — Но вижу, что иначе до тебя не дойдет… Мы все еще в отношениях, Сону. Даже не думай искать кого-то на стороне. Это плохо закончится, и ты это знаешь. Все будет как прежде. Мы вновь начнем жить вместе. Глаза Сону налились гневом, плечи напряглись, а челюсть сжалась. — А если я не соглашусь? — бросил он, стараясь говорить спокойно, но в голосе проскользнули нотки ярости. Сонхун выдержал паузу, прежде чем медленно, почти хладнокровно ответить: — В таком случае, твои милые родители рискуют потерять свою компанию. Сону задержал дыхание, стараясь сохранить контроль над собой. Его сердце бешено заколотилось, а руки сжались в кулаки. — Ты не посмеешь, — прошептал он, едва слышно. — Еще как посмею, — холодно ответил Сонхун. Он приблизился, пытаясь поцеловать Сону, но тот отстранился, глядя на него с нескрываемым отвращением. — Это трудно, не так ли? — произнес Сону, голос его был пропитан презрением. — Быть таким жалким. Жаждешь любви, но в ответ получаешь равнодушие. Всю жизнь пресмыкаешься перед своим отцом, лишь бы он одобрил тебя. Просишь любви, но готов только унижать. Все, что ты умеешь, это требовать любви и угрожать тем, кто тебе ее не дает. И ты ожидаешь, что я приму такую жалкую жизнь? Эти слова пронзили Сонхуна, как стрела. Он замер, а затем медленно отступил. — Три дня, — произнес он, голос был тихим, но угрожающим. — У тебя три дня, чтобы подумать. Сону не мог поверить, что всё это происходит в его жизни. Сердце билось быстро, кровь стучала в ушах, и каждый взгляд Сонхуна ощущался, как остриё ножа, что скользит по коже. Он хотел закричать, но слова словно застревали в горле, как камень. Вместо того, чтобы отвернуться, Сону смотрел в глаза Сонхуна, пытаясь найти там хоть что-то — хоть малейшее напоминание того, каким он был когда-то, до всего этого. Но там не было ничего, кроме бесконечной решимости, застывшей в его взгляде. — Три дня, Сону, — повторил Сонхун, направляясь к двери. Сону чувствовал, как острые края реальности разрывают его изнутри. Образ Сонхуна стоял перед глазами — тот, кем он восхищался, кто заставлял его чувствовать себя желанным, и тот, кто сейчас превратился в его палача. — Ты... ты не сможешь заставить меня, Сонхун, — слова Сону прозвучали тихо, как шепот ветра. Сонхун резко обернулся, в его глазах пылало что-то дикое, опасное. — Ты всё равно не сможешь уйти, Сону, — голос Сонхуна был глухим, как камень, упавший в воду. Он вышел, хлопнув дверью так громко, что звук эхом отдался по пустому залу. Сону медленно опустился на колени посреди зала, ощущая, как слезы сами собой текут по его лицу. Он знал, что не вернется в прежнюю жизнь. На этот раз он не сдастся. Больше не сдастся. Перед ним все еще стоял образ Сонхуна — сильный, уверенный, но в то же время сломленный человек, который не может выбрать между любовью и страхом.