Мятежной цветок

***

Вода в бассейне тихо плескалась, отражая свет от больших панорамных окон, сквозь которые проникали лучи солнца. Плавный голубой свет струился по водной глади, мерцая на мраморных стенах, словно само пространство зала было пропитано спокойствием и роскошью. Сонхун, скользя по поверхности воды, двигался без лишней суеты, чередуя сильные гребки с паузами, когда лишь ноги работали под водой, поддерживая плавный ритм. Мышцы его спины напрягались и расслаблялись с каждым движением, а дыхание оставалось ровным, словно он вовсе не тратил усилий. Вокруг стояла почти священная тишина, нарушаемая лишь звуками воды. Рядом с бассейном стояли шезлонги, расставленные аккуратными рядами. Хисын, развалившись на одном из них, наблюдал за Сонхуном с ленивой, но добродушной улыбкой. Ему нравилось смотреть на друга — Сонхун всегда был для него своего рода загадкой, но тем не менее всегда восхищал его своей неприступностью. Хисын, в отличие от своего друга, был проще в своих желаниях и удовольствиях, а наблюдать за этой холодной безмятежностью Сонхуна стало для него привычным делом. Когда Сонхун вышел из воды, его мокрое тело засияло в мягких отблесках света. Он неторопливо вытерся полотенцем, не обращая внимания на взгляд Хисына, который решил, что сейчас самое время для очередного комплимента. — Твоё тело будто вырезано из мрамора, — лениво пробормотал Хисын, поднимаясь с шезлонга и потягиваясь. — Если бы у меня было такое тело, я бы никогда не носил рубашек. Сонхун лишь мрачно взглянул на него пропуская мимо ушей его комментарий. — Как всегда, наш ледяной принц игнорирует своего лучшего друга — поддел его Хисын, не отступая. — В который раз отвергаешь меня, — драматично заключил Хисын. Неожиданно дверь зала бесшумно открылась, и на пороге появился Джейк. Его фигура сливалась с полутенью зала, а шаги были тихими, но уверенными. Он был одет в строгий чёрный костюм, в руках держал небольшую папку — вероятно, отчёты или инструкции от отца Сонхуна. Войдя, Джейк вежливо поклонился, но его лицо оставалось непроницаемым, будто привычка к постоянной строгости закрепилась в его натуре. В его взгляде сквозила настороженность, смешанная с легким смущением — Джейк явно не ожидал увидеть Сонхуна в таком виде. Первым Джейка заметил Хисын. Его веселый голос прервал тишину: — О, Джейк! Рад тебя видеть! Как дела, страж королевства? Сонхун, повернувшись к Джейку, нахмурился. Его взгляд на мгновение стал жестче, хотя внешне его лицо не выражало ничего, кроме ледяного спокойствия. Одним коротким жестом он велел тому приблизиться. — Вы звали меня? — коротко спросил Джейк, когда подошел ближе, еще раз поклонившись. Сонхун не сразу ответил, позволяя молчанию заполнить пространство. Затем он медленно прошёлся взглядом по Джейку, тот выглядел спокойным, но в нем чувствовалось легкое напряжение. Он явно не хотел встречаться с хозяином в таком состоянии — тот всё еще был в плавках, обнажённое тело было слишком близко, что вызывало внутренний дискомфорт. — Отец назначил тебя нянькой этого ублюдка, верно? — его голос был низким, но в тишине зала он прозвучал громче, чем могло показаться. Джейк замер, чуть смутившись от резкого вопроса. Он слегка напрягся, едва заметно прикусив внутреннюю сторону щеки. Ему не нравилось это слово — "ублюдок", но он не осмелился выразить свои чувства. — Босс назначил меня водителем и охранником господина Рики, — осторожно ответил Джейк. — Это и есть быть нянькой, — тихо усмехнулся Сонхун, но быстро сменил тон на более серьезный. Он пристально смотрел на Джейка, будто пытаясь прочесть в его глазах то, что тот не хотел озвучивать. — Посмотри на меня, — скомандовал он. Джейк поднял взгляд и встретился с холодными, колючими глазами Сонхуна. Этот взгляд был как лед — холодный, пронзающий, наполненный скрытыми угрозами. Сонхун приблизился, его лицо стало совсем близко. — Ты должен следить за ним, — начал Сонхун тихо, — Я хочу знать каждый его шаг. Где он, с кем он, что делает, кого видит, кого избегает. Всё. Ты должен следить за ним, словно от каждого его движения зависит твоя жизнь. И ты будешь докладывать об этом мне. В первую очередь — мне. Понял? Напряжение было невыносимым, и Джейк, чувствуя, как его сердце бьётся в рёбрах, едва слышно произнёс: — Д-да.. Но этого ответа оказалось недостаточно. Сонхун резко схватил Джейка за лицо, сжав его так, что губы Джейка слегка приоткрылись от боли. — Я не слышу, Джейк. Ты должен сказать: "Да, господин Сонхун. Я вас понял". Джейк зажмурился от грубого прикосновения, но без промедления повторил то, что требовалось: — Да, господин Сонхун. Я вас понял. Сонхун отпустил его так же резко, как и схватил, а затем слегка похлопал по лицу, словно насмешливо поощряя за правильно выполненное задание. — Умница, — усмехнулся он. — Теперь убирайся. Джейк уже почти достиг двери, когда Сонхун окликнул его снова. Голос его стал громче, жестче: — И ещё одно. Ты должен держать этого ублюдка подальше от Сону. Ты ведь в курсе, кем мне приходится Сону, не так ли? — в его голосе сквозила открытая угроза. — Я не хочу, чтобы грязь ошивалась рядом с ним. Эта грязь не должна дышать с ним одним воздухом. Если хоть одна его тень коснётся Сону, тебе лучше заранее подготовить оправдания. Ты меня понял? Джейк, подавленный этой угрозой, снова поклонился: — Понял, господин. Сонхун, удовлетворённый, отвернулся и начал сушиться новым полотенцем. Джейк на мгновение задержался, невольно скользнув взглядом по рельефу тела Сонхуна, прежде чем быстро покинул зал. Хисын, лежащий в шезлонге, краем глаза наблюдал за происходящим, снова про себя отметив, как груб и холоден был его друг. Но это была привычная черта, которую он давно уже не собирался обсуждать. Когда двери закрылись за Джейком, Хисын тихо засмеялся, поднимаясь с шезлонга. Он лениво подошёл к Сонхуну, протянув руку, будто собираясь потрепать его мокрые волосы, но Сонхун, заметив это, резко отклонился. — Не трогай меня, — сказал он, серьёзно, но без злобы, лишь с мягким предостережением. Хисын хохотнул, явно наслаждаясь ситуацией. — Ах ты, недотрога, — с улыбкой заявил он, облокачиваясь на ближайшую колонну. — С тобой так сложно. Иногда ты как камень — холодный и непроницаемый. Сонхун лишь фыркнул в ответ, не удосужившись даже посмотреть на него. Он всё ещё ощущал остатки напряжения после разговора с Джейком, но не собирался это показывать. — Слушай, может, пойдём куда-нибудь, развеемся? — предложил Хисын, с улыбкой скрестив руки на груди. — У нас же выходной. Можно устроить себе вечер, как в старые добрые времена. Сонхун вздохнул и на мгновение посмотрел в сторону, прежде чем ответить, в его голосе звучала лёгкая грусть: — Я бы с радостью, но сегодня должен пойти с матерью в храм. Она настояла, а я не могу игнорировать ее просьбу. Хисын поджал губы, качая головой с притворным возмущением. — Игнорировать просьбы твоей мамы это навлечь на себя беду, — сказал он весело. — Так что иди в храм и отдай свой долг. Но если вдруг освободишься пораньше — дай мне знать. Я сразу прилечу на крыльях дружбы и заберу тебя в мир веселья. Сонхун усмехнулся, его настроение чуть улучшилось от этой лёгкой шутки. Он повернулся к полке, взял свой халат и не спеша надел его, завязывая пояс. — Серьезно, — начал Хисын с усмешкой, скользнув взглядом по его телу. — Если бы у меня было такое тело, как у тебя, я бы реально ходил топлес каждый день. Сонхун улыбнулся, фыркнув в ответ, но ничего не сказал, лишь снова поправил пояс халата, уже полностью закрыв свое тело от шутливых замечаний друга. — Если освободишься раньше, напиши мне, — бросил Хисын на прощание, направляясь к двери. Сонхун медленно пошел вслед за Хисыном к выходу, но не торопился. В голове всё еще звучали отголоски разговора с Джейком. Мысли о Рики заставляли его губы сжаться в тонкую линию. Он едва заметно нахмурился, ощущая, как в груди нарастает тихое раздражение. Когда они с Хисыном подошли к выходу, Хисын оглянулся на него, все ещё весело улыбаясь. — Знаешь, Сонхун, — сказал он, слегка наклонив голову и рассматривая его. — Тебе действительно стоит иногда расслабляться. Ты слишком напряжен. Так и до нервного срыва недалеко. Сонхун лишь коротко взглянул на него, прежде чем отвернуться. — Мне не до веселья, Хисын, — ответил он ровно, не желая углубляться в тему. — У меня достаточно забот, чтобы думать о развлечениях. Хисын засмеялся, опираясь спиной о дверной косяк. — Да брось ты! — воскликнул он. — Ты же сам говоришь, что все под контролем. Так чего тебе переживать? Отец тебя слушает, а мать? Она же души в тебе не чает и скорее поймет, если попросишь перевести посещение храма в другой день. Сонхун на миг замер, его глаза слегка сузились. — Именно поэтому я не могу игнорировать её просьбы, она редко просит, чаще требует, — холодно ответил он. — И если хочешь, чтобы у меня все было под контролем, лучше не настаивай. Хисын вновь рассмеялся, но его смех стал немного тише. Он знал, когда не стоит заходить слишком далеко, особенно в отношении Сонхуна. Слишком долго он знал своего друга, чтобы понимать, когда тот достигает грань между спокоиствием и раздражением. — Ладно-ладно, понял, — с лёгким жестом подняв руки в знак поражения, Хисын сделал шаг назад. — Не буду больше капать тебе на мозги. Но знаешь, если что-то понадобится — просто скажи. Я всегда рядом. Сонхун кивнул, принимая слова, но не желая дать им большого значения. Он знал, что Хисын был надёжным другом, но в этом мире доверять можно было немногим. Даже друзьям нужно оставлять немного расстояния — чтобы никто не мог добраться до твоих слабых мест. — Встретимся завтра, — бросил Хисын на прощание, прежде чем покинуть зал. Сонхун остался один в тишине, погружённый в свои мысли. Обрывки разговора с Джейком вновь всплыли в его голове. Рики и Сону… Он сжал кулаки, пытаясь подавить вспышку недовольства. Мысль о том, что его младший брат может как-то приблизиться к Сону, вызывала у него чувство ревности и раздражения. Рики всегда был и будет для него чужим, даже если станет официальной частью семьи. Непрошеный гость в доме, который никогда не будет ему братом, несмотря на кровь. Но Сону был другим. Сону занимал слишком важное место в его жизни. И если кто-то, тем более Рики, попытается вмешаться, последствия будут серьёзными. Он быстрым шагом направился к выходу. Сейчас его главной задачей было не терять контроль, особенно перед завтрашним днем. Храм, мать, обещания — всё это необходимо было выполнять ради сохранения порядка, ради того, чтобы сохранить видимость спокойствия. — Завтра, — тихо сказал он сам себе, закрывая глаза на секунду. — Все должно быть под контролем. Покинув комнату, он быстро переоделся в тёмный костюм и, не теряя времени, вышел к матери, которая уже ожидала его. Время идти в храм — там, где мысли могут обрести ясность, а контроль над ситуацией — лишь укрепиться.

***

Теплый солнечный луч пробивался сквозь полупрозрачные шторы, ласково играя на полу. Сону медленно открыл глаза, чувствуя мягкое, едва заметное движение на груди. Он моргнул, и увидел перед собой пушистую мордочку маленького котенка. Дождик игриво лизал кончики его пальцев, время от времени поднимая на хозяина свои блестящие, любопытные глаза. Сону улыбнулся, но сон еще держал его в объятиях. Котенок взобрался на его грудь, потерся о подбородок и мурлыкал, прося внимания. Он осторожно подхватил котенка, прижал к себе, чувствуя его мягкую шерсть под пальцами. — Ну что ты творишь, малыш, — прошептал Сону, проводя рукой по спине котенка, который тут же свернулся клубком на его груди и снова замурлыкал. Квартира Чонвона была типичной холостяцкой берлогой — просторная, но немного хаотичная. На полу валялись книги, несколько гантелей у стены, а на столике рядом с кроватью лежали пара чашек, забытых с прошлой ночи. Сону приподнялся, освободив грудь от мягкой тяжести Дождика, и провел рукой по лицу, отгоняя остатки сна. Сону бросил взгляд на пустую кровать — Чонвона, как он и ожидал, не было. Он скорее всего уже на кухне. С легким вздохом Сону поднялся, накинул рубашку, которую нашел брошенной на кресло, и направился в сторону кухни, где запах пряностей становился всё более насыщенным. Когда он вошел, первое, что он увидел — Чонвон, сидящий за столом, с задумчивым взглядом. Сону остановился у порога, не сразу решаясь нарушить эту картину. Чонвон был среднего роста, его темные волосы небрежно спадали на лоб, а футболка плотно облегала его подтянутую фигуру. Наблюдая за ним, Сону на мгновение ощутил странную смесь покоя и тревоги. Когда Чонвон заметил его, его лицо сразу же оживилось. Он вскочил, быстрыми шагами подошел к Сону и обнял его так крепко, что воздух вырвался из груди Сону. Его темные глаза светились, когда он прошептал: — Я обещаю, Сону. Это был последний раз. Я больше не попаду за решетку. Клянусь. Сону закатил глаза и вздохнул, но его руки все равно обвили Чонвона в ответ. Он уже слышал эти обещания десятки раз, и каждый раз находил в себе силы, чтобы вытащить друга из беды. — Ты говоришь это в который раз, Чонвон, — ответил Сону, его голос был полон легкой усталости и теплоты. — Ты не представляешь, сколько стоит твое очередное «последний раз». У меня скоро закончатся все деньги. Постоянно платить залог — удовольствие не из дешевых. — Я знаю, знаю, — Чонвон чуть отстранился, посмотрев Сону в глаза, его лицо смягчилось, а в уголках глаз промелькнула искра раскаяния. — Это правда последний раз, я клянусь. Не будет больше никаких тюрем, никаких залогов. Обещаю. Чонвон, словно повиснув на плечах Сону, обнял его еще крепче. Он почти навалился всем телом, как будто эти объятия могли стереть его прошлые обещания. Сону почувствовал на своей шее его теплое дыхание и тихий смех. Он шутливо оттолкнул Чонвона, на этот раз смеясь сам. — Отпусти меня, а то задохнусь, — сказал он, легонько хлопнув Чонвона по плечу. Тот послушно отпустил, и, выдохнув, предложил: — Завтрак. Я заказал пряности, и кофе уже заварен. Ждал тебя, чтобы вместе поесть. Сону кивнул и направился в ванную — умываться, оставив Чонвона на кухне. Когда он вернулся, то увидел, что завтрак уже стоял на столе — аромат свежих булочек и сладких пряностей заполнил воздух. Дождик, сытый и довольный, уже носился вокруг стола, помахивая своим пушистым хвостом. Они ели медленно, неспешно обсуждая обычные дела: учебу Сону, его уроки по танцам, рекламные проекты и планы на ближайшее время. Сону говорил о спасенном котенке, который теперь стал неотъемлемой частью его жизни, и время от времени гладил Дождика, сидящего у его ног. Но как только Чонвон упомянул Сонхуна, Сону замер. Его взгляд скользнул к окну, и на мгновение между ними повисла тишина. Чонвон сразу всё понял. — Вы опять с ним поругались? — его голос был спокойным, но в нем сквозило недовольство. — Всё нормально, — Сону вздохнул, покачав головой, но в его голосе была едва уловимая тень грусти. — Правда? — Чонвон нахмурился, откинувшись на спинку стула. — Я говорил это не раз, и могу повторить столько же. Он не тот человек, с которым тебе стоит быть. Он... Он делает тебя другим, Сону. — Ты это уже говорил, — сухо ответил Сону, закатив глаза. — Но это не меняет ничего. У меня все еще есть чувства к нему и… И хватит об этом. Мне нужен твой совет. Завтра у него день рождения. Поможешь выбрать подарок? Чонвон неохотно кивнул, но не мог удержаться от последнего замечания. — Ты про фальшивый день рождения в конце октября? Хотя сам он родился в декабре… Сону покачал головой. — Его дедушка умер в день его рождения. Поэтому родители отмечают его раньше. Они так решили, это не выбор Сонхуна. Чонвон хмыкнул. — Могли бы на неделю сдвинуть, а не на несколько месяцев. — Ты не понимаешь, — Сону улыбнулся, поднимая на руки Дождика, который уже залез ему на колени и теперь ластился, мурлыча, словно хотел разогнать всё напряжение в комнате. Чонвон вздохнул, глядя на то, как Сону прижимает к себе котенка. Ему хотелось сказать ещё что-то, поддеть друга насчёт Сонхуна, но вид того, как Сону нежно гладит Дождика, остановил его. Было что-то трогательное в этой сцене — Сону, тихий, спокойный, отрешённый от всего, что тревожило его, с этим крошечным существом на руках. Чонвон почувствовал, что может позволить себе не продолжать спор. — Ладно, давай забудем о твоём любимом — хотя бы на сегодня, — сказал он с лёгким вздохом и поднялся со стула. — Я согласен помочь с подарком, но ты должен выслушать меня. В конце концов, я же твой лучший друг, не так ли? Сону улыбнулся краем губ, поднимая взгляд на Чонвона. Он был благодарен за эту паузу в обсуждении Сонхуна, но знал, что Чонвон не сдастся так легко. — Ты точно согласен? - усмехнулся Сону, всё ещё поглаживая котёнка. — В прошлый раз ты просто стоял рядом с угрюмым лицом и постоянно ворчал. Я даже не думал, что у тебя такой тонкий вкус при выборе подарка. — Ха! — Чонвон хмыкнул, наигранно нахмурив брови. — Если бы не я, ты бы купил ему какой-то банальный парфюм. А я, между прочим, предложил тебе часы. И знаешь что? Он их носит до сих пор. Сону слегка закатил глаза, но улыбка на его лице не исчезла. Чонвон был прав, хотя признавать это вслух было выше его сил. — Да, часы были хорошим выбором, — признал он, — Но на этот раз мне нужно что-то особенное. Подарок должен быть более... личным. — Личным? — переспросил Чонвон, его брови поднялись. — Для Сонхуна? — Он усмехнулся и покачал головой. — Слушай, ты же знаешь, как он к этому относится. Если он не носит эмблему какого-то элитного бренда, то подарок для него пустяк. Сону молча пожал плечами, словно соглашаясь. — Я не могу просто так выбрать что-то. Хочу, чтобы он понял, что я о нём думаю... — Сону вдруг осекся, понимая, что сказал слишком много. Чонвон усмехнулся, глядя на него, но на этот раз без привычной издёвки. — Сону, — мягко сказал он, склонив голову чуть набок, его голос стал более серьезным. — Ты хочешь подарить ему нечто важное, а оценит ли он это? Ты правда веришь, что это работает? Он же непробиваем! — Почему ты всегда сомневаешься в нём? — Сону напрягся, его голос чуть потяжелел. Он не любил, когда Чонвон начинал раскапывать его чувства к Сонхуну, ведь это всегда превращалось в болезненный разговор. Чонвон пожал плечами, но его взгляд остался пристальным, почти сочувствующим. — Не в нем, — ответил он спокойно. — Я сомневаюсь в том, что он делает с тобой. Ты ведь изменился. С каждым месяцем ты всё больше замыкаешься в себе, становишься как-то... отдалённым. Я вижу это, даже если ты не хочешь признаваться. Сону взглянул в окно, чувствуя, как его грудь сдавливает тяжесть этих слов. Он знал, что Чонвон прав. В глубине души он всегда это чувствовал, но продолжал игнорировать, надеясь, что всё изменится. Сонхун был для него больше, чем просто парень — он был символом какой-то недостижимой мечты, идеалом, который Сону пытался удержать, даже когда всё вокруг говорили, что это иллюзия. — Ты думаешь, я это не понимаю? — тихо сказал Сону, его голос стал едва слышным. — Я знаю, что это непросто. Я просто... не могу просто взять и отказаться от своих чувств к нему. — Знаю, — ответил Чонвон, наклоняясь ближе, его глаза стали мягкими, но в них все равно читалось то же непонимание. — Но однажды тебе придётся это сделать, Сону. И я надеюсь, что когда этот день придет, ты будешь рядом со мной, а не один. Сону посмотрел на Чонвона и вдруг снова почувствовал, как важна для него эта дружба, даже когда Чонвон действовал на нервы. — Ладно, — наконец произнес Сону, расслабив плечи и чуть улыбнувшись. — Давай просто купим подарок и забудем об этом. У меня еще есть время подумать обо всём остальном. Чонвон кивнул, принимая это как временную победу, но зная, что разговор на эту тему ещё вернётся. — Ладно, — сказал он с улыбкой. — Но я всё равно буду ворчать, когда мы окажемся в торговом центре. Сону усмехнулся, поглаживая шерстку Дождика, который довольно урчал на его коленях. — Договорились. Чонвон снова расслабился откинувшись на стуле и глядя в окно. Его взгляд был задумчивым, но спокойным, как будто весь этот разговор уже стерся из памяти. — Знаешь, — начал Чонвон, не отрывая взгляда от пейзажа за окном, — Если бы я был на месте твоего парня, то не стал бы отмечать день рождения с таким размахом. Просто провёл бы этот день с тем, кто мне действительно важен. Сону тихо хмыкнул, поставив чашку на стол. — Да, ты бы предпочёл собраться где-нибудь на крыше, с дешёвым пивом и гитарой. Мы уже проходили это, помнишь? — Он улыбнулся, вспоминая одну из их летних ночей, когда они действительно оказались на крыше какого-то заброшенного здания, слушая, как Чонвон пытался играть на старой гитаре. Чонвон ухмыльнулся, его глаза блеснули. — Да, но разве это не было лучшим? — Он снова сделал глоток кофе. — Ты так сильно смеялся тогда. Сейчас это редкое зрелище. Сону кивнул, не споря. Он действительно чувствовал себя живым в те моменты, когда они просто сидели вместе, не заботясь о том, что происходит вокруг. Чонвон был прав — это были времена, когда не нужно было притворяться или скрывать что-то. — Наверное, — наконец проговорил он. — Но Сонхун другой. Для него важны большие жесты, а не маленькие моменты. И я не могу это изменить. Чонвон покачал головой, но его улыбка исчезла, на лице вновь появилась тень раздумий. — А ты не думал, что, может быть, ты не должен подстраиваться под него? Что если его большие жесты — это всего лишь жесты без эмоциональной привязки? Сону молчал, не зная, как ответить. Он всегда считал, что любовь требует жертв. Заставляет проливать слезы. Но стоило ли оно того? — Ладно, — Чонвон снова изменил тон, видя, как Сону начинает замыкаться. — Пойдем уже, нам ведь ещё нужно найти этот чёртов подарок. Надеюсь, ты хоть определился с тем, что хочешь купить? Сону отвлёкся от своих мыслей и встал из-за стола, кивая. — Примерно. Но без твоей помощи я точно не справлюсь. Чонвон встал, вытянулся и потянулся, как будто готовился к физическому испытанию. — Что ж, надеюсь, на этот раз ты не заставишь меня ходить по магазину часами, выбирая из тысячи вариантов. Но для тебя — могу и потерпеть. Они оба засмеялись, на этот раз более искренне, и направились к выходу. Дождик, наблюдая за их сбором, следовал за ними по пятам, мурлыча и потираясь о ноги Сону, словно не желая отпускать его даже на несколько часов. — Эй, маленький, я скоро вернусь, — сказал Сону, поглаживая котёнка перед тем, как закрыть за собой дверь.

***

Сону и Чонвон уже около часа бродили по торговому центру, не находя подходящего подарка. Они забегали в элитные магазины, смеясь, споря и обсуждая всевозможные варианты, но каждый раз выходили ни с чем. Чонвон ворчал почти с самого начала прогулки, но Сону лишь улыбался. Было в их неспешной прогулке что-то уютное, несмотря на ворчание друга. — Ладно, — протянул Чонвон, притормаживая перед витриной следующего бутика. — Если мы не найдём что-нибудь путное в этом магазине, то я сдаюсь. Просто купим ему сертификат на массаж и на этом все. Сону усмехнулся, качая головой: — Массаж? Ты серьёзно? Это слишком просто, Чонвон. Ты же сам говорил, что подарок должен быть особенным, чтобы Сонхун почувствовал заботу. — Да, но я не имел в виду, что мы будем ходить по магазинам до конца жизни, — Чонвон устало потёр лицо. — Сколько мы уже ищем? Время идёт, а я всё ещё не вижу идеального подарка для его королевского величества. — Ну, может, потому что ты все время фыркаешь на мои идеи? — подколол Сону, толкнув друга в плечо. — Запонки, например, были бы идеальными. — Запонки, — фыркнул Чонвон, — Зачем они ему? Он носит их раз в год на официальный приём. А знаешь, что ему действительно нужно? Ручка. Человек каждый день подписывает десятки, если не сотни документов. Ручка — это не просто подарок, это орудие труда. И каждый раз, когда он будет её брать, он вспомнит о тебе. — О да, конечно, — Сону усмехнулся. — Будет думать обо мне, когда подписывает очередное скучное соглашение о покупке акций. С мыслями: "Дорогой Сону, спасибо за это удивительное напоминание о моем скучном рабочем дне, как трогательно!" — Именно! — согласился Чонвон, оглядывая очередной бутик. — Ты вообще знаешь, сколько времени он проводит с документами? Ручка — символ верности делу, как и в любви. Они наконец-то зашли в элитный магазин канцелярии, где витрины блестели лакированными поверхностями. На полках лежали дорогие ручки и кожаные записные книжки, каждая вещь выглядела так, будто предназначалась для выдающихся людей. Чонвон остановился перед витриной, с удовольствием указывая на роскошные письменные принадлежности. — Вот, посмотри на это произведение искусства! Ручная работа, золото, классика. Сонхун будет в восторге. — Ты не думаешь, что это слегка... излишне? — осторожно спросил Сону, разглядывая ручку. — Излишне? — Чонвон поднял бровь. — Это минимализм, дорогой друг. Идеальный баланс между стилем и практичностью. Доверься мне. — Конечно-конечно, — отмахнулся Сону, заметив краем глаза, как к ним идет Вонен. Её длинное пальто мягко струилось вдоль тела, а улыбка светилась сдержанным, но теплым приветствием. Она подошла к ним, кивая головой. — Привет, — поздоровалась она с лёгкой, ненавязчивой улыбкой. — Что-то давно вас не видела. Чего это вы тут ходите вдвоем? — О, Вонен! — Сону приветливо кивнул ей. — Мы как раз ищем подарок. А ты как? Тоже за покупками? — Да, решила немного пройтись. Хотела посмотреть кое-что для себя и... — она скользнула взглядом по полкам. —Что за подарок ищете? И почему спорили? Чонвон ухмыльнулся: — Да наш спор в самом разгаре. Сону хочет купить запонки, а я считаю, что ручка — это лучший подарок. Вонен рассмеялась, её смех был лёгким, как лёгкий звон колокольчика. — Запонки? — она посмотрела на Сону, будто задумавшись. — Это довольно классический выбор. А кому подарок, если не секрет? — Особенному человеку, — ответил Сону уклончиво, все еще слегка смущённый её присутствием. — Понятно, понятно, — она кивнула, затем хитро улыбнулась. — А что ты думаешь о запонках, Чонвон? — Я думаю, что запонки — это пустая трата денег, — начал он с привычной прямотой. — Если он носит их раз в год на официальные приемы, это уже победа. А вот ручка, дорогая, красивая — она станет его постоянным спутником. Да он будет о нём думать каждый раз, когда её берёт в руки! Вонен на мгновение задумалась, её улыбка осталась мягкой и доброжелательной. — Думаю, что Чонвон в чём-то прав, — задумчиво ответила Вонен. — Ручка может стать особенной, если выбрать правильную. Но все зависит от того, насколько хорошо ты знаешь вкусы человека. Сону посмотрел на Чонвона, который выглядел торжествующе, затем обратно на Вонен: — Да? А тебе какие подарки нравятся? Скажем, если бы кто-то дарил их тебе? Вонен, усмехнувшись, слегка покачала головой: — О, мне нравится все, что имеет значение. Не так важно, что это: серьги, книги или даже записная книжка. Главное — внимание и смысл. Но если ты хочешь удивить кого-то особенного... — она бросила взгляд на ручки, — я бы сказала, что запонки могут быть отличным выбором. Они элегантны и всегда придают образу завершённость. — Вот! — Сону обернулся к Чонвону, победно улыбаясь. — Видишь, не я один так думаю! Чонвон поморщился, но лишь пожал плечами: — Ладно-ладно. Если уж Вонен тоже за запонки, то что мне остаётся? Но если они окажутся скучными, я отказываюсь нести ответственность! — Не переживай, — усмехнулся Сону. — Ты не разочаруешься. Они попрощались с Вонен и направились обратно к бутику, где продавали запонки. Чонвон, продолжал ворчать, следуя за Сону, а Вонен ещё долго стояла у витрины, наблюдая за их удаляющимися спинами, её глаза задержались на Сону чуть дольше, чем обычно. В её взгляде было что-то странное, что-то вдумчивое, словно она размышляла о чём-то, чего не могла высказать вслух. Когда парни скрылись из виду, она повернулась к консультанту: — Покажите мне, пожалуйста, лучшие ручки, которые можно подарить серьёзному и важному человеку, — тихо произнесла она с задумчивой улыбкой. Консультант с готовностью подошел к витрине, а Вонен снова погрузилась в свои мысли, оценивая свои следующие шаги.

***

Храм возвышался среди гор, словно хранитель древней мудрости, окутанный тишиной и вечностью. Его массивные деревянные двери были открыты, впуская внутрь холодный осенний ветер, который, казалось, проникал даже в души тех, кто стоял перед алтарем. Мягкий свет солнца пробивался сквозь бумажные окна, окрашивая помещение в золотистые тона, словно время здесь шло иначе — медленно и величественно. Сонхун стоял рядом со своей матерью, наблюдая за её лицом, где отражалась целая жизнь, наполненная печалью и горечью. Её тонкие черты, обычно такие строгие и сдержанные, теперь были смягчены чем-то неуловимым. Она держала в руках чётки, перебирая их с механической точностью, словно в ритуале искала спасение, которого давно не могла найти. Сонхун всегда чувствовал это отчуждение между ними. Его мать редко показывала эмоции, ее холодная манера поведения была частью того, что он привык считать ее сутью. Но сегодня, в храме, в этой тишине, он чувствовал, что она близка к тому, чтобы открыть ему что-то, что она скрывала слишком долго. Её плечи едва заметно дрожали, а дыхание было тихим, но глубоким, словно она пыталась найти в себе силы сказать то, что не могла произнести раньше. Когда ее молитва завершилась, госпожа Пак опустила четки и подняла взгляд к образу Будды, словно пытаясь найти в его спокойных глазах ответы, которых ей не дали люди. Сонхун сделал шаг вперёд, чувствуя, как что-то сжимается у него в груди, как будто воздух вокруг стал плотнее. Они вышли в сад, где осенние листья медленно кружились под ветром, шелестя под ногами. Густые клены покраснели, словно вся природа прониклась печалью его матери. Здесь всё было наполнено тоскливым спокойствием: каменные дорожки вились между деревьями, а в центре стояли маленькие башни из камней. Люди складывали эти башни, оставляя за собой следы своего присутствия. Камешки лежали кучками, одни уже были сложены в башни, другие разбросаны беспорядочно, как осколки чьей-то жизни. Госпожа Пак остановилась перед грудами камней и, наклонившись, начала собирать их один за другим. Она складывала их с осторожностью, будто каждое движение имело особое значение. Завершив, его мать долго смотрела на неё, словно видела в этих мелких обломках всю свою жизнь. Ее взгляд встретился с Сонхуном, и он увидел в ее глазах безмолвную боль, ту самую, которую она прятала долгие годы. Ее лицо, обычно неподвижное и строгое, сейчас выглядело изможденным, словно годы тяжести наконец-то прорвались наружу. Губы чуть дрожали, но она, как всегда, старалась держать себя в руках. Мать Сонхуна, казалось, была готова плакать, но сдерживала себя, не позволяя этим чувствам выйти на поверхность. Она глубоко вдохнула, ее плечи опустились, и в этот момент Сонхун почувствовал, что что-то в ней сломалось. — Мне сообщили о смерти моего отца... сразу после того, как ты родился, — ее голос прозвучал неожиданно тихо. Она отвернулась, её взгляд был направлен на каменную башню, словно именно она была ее собеседником. — Я рыдала, держа тебя в объятиях, но не от радости. Ты был новорожденным, крохотным, беззащитным, а я плакала не потому, что ты появился, а потому что он ушел. Мой отец, твой дедушка покончил жизнь самоубийством. Она сделала паузу, ее голос дрожал. Сонхун стоял, не двигаясь. Эти слова тянулись, как туман, проникая в его разум, тяжелым грузом оседая на сердце. — А твой отец... Он даже не удосужился скрыть свою радость. Он был рад, что мой отец умер. Никогда не видела его таким счастливым. Искренняя радость в его глазах, когда он узнал, что мой отец больше не сможет мешать ему. Он, наконец, получил всё, что хотел. Поглотил его компанию, также как и поглотил меня. Сонхун стоял, будто прирос к земле. Он всегда знал, что его родители не любили друг друга, но он никогда не слышал таких откровенных слов от своей матери. Её слова пробирались сквозь его кожу, оставляя раны, которые никогда не заживут. Госпожа Пак повернулась к нему, её лицо было спокойной, но глаза... В её глазах была бездонная печаль, такая, что от нее хотелось отвернуться, но Сонхун не мог. — Я никогда не любила твоего отца, — продолжила она, ее голос был пропитан болью. — Я никогда не хотела этого брака. Но я не могла перечить своему отцу. Он был всем для меня. Я уважала его, как никто другой. Надеялась, что, как у моих родителей, у нас с твоим отцом будет хотя бы уважение. Но твой отец... Он никогда не скрывал своего отвращения ко мне. Она рассмеялась горько. — Я пыталась быть хорошей женой, — сказала она. — Но твой отец... Он унижал меня с самого начала. В нашу первую брачную ночь он ушел к своей любовнице, и с тех пор всё было только хуже. Он никогда не стыдился показывать мне, что я для него никто. Я хотела сохранить хоть какую-то честь перед памятью отца. Но не получилось… Она снова отвернулась и замолчала, будто взвешивая свои слова, чувствуя их тяжесть на языке. — Я ненавидела его с тех пор, — прошептала она. — И ненавижу до сих пор. Также…я пыталась ненавидеть тебя. Ты был его радостью. Он любил тебя больше всего на свете. Играл с тобой, смеялся. Я видела это, и каждый раз во мне росла ненависть. Я хотела, чтобы ты был для меня таким же орудием боли против него. Но я не смогла. Как бы я могла ненавидеть тебя? Ты был моим сыном. Моим единственным сыном. Слишком хорошим, слишком чистым. Я не смогла ненавидеть тебя, как бы ни старалась. Сонхун почувствовал, как его глаза наполнились слезами. Он не мог представить, что его мать, та самая женщина, которую он всегда считал холодной и недоступной, прошла через столько боли. Она повернулась к нему, ее лицо было бледным, но в её глазах светилась какая-то странная решимость. — Ты должен уважать Вонен, — сказала она внезапно. — Можешь не любить ее, но ты обязан уважать её. Уважай ее, как человека. Не дай ей пройти через то, что прошла я. Мать провела рукой по его щеке. — Прошу тебя, — прошептала она. — Уважай Вонен. Я не прошу тебя любить её, но уважай её. Уважай с самого начала. Её голос стал настойчивым, почти отчаянным. — Пообещай мне, — она взяла его руку, её взгляд был полон слёз, которые она не могла позволить себе пролить. — Пообещай, что ты не станешь таким, как он. Что ты не позволишь своей жене чувствовать то, что я чувствовала все эти годы. Сонхун не хотел давать обещание, которого не был уверен, что сможет выполнить, но перед лицом ее боли, ее страха он не мог устоять. Он кивнул, медленно, чувствуя, как что-то внутри него ломается. — Я обещаю, — произнёс он тихо. И в этот момент его мать, рухнула в его объятия и горько заплакала. Сонхун медленно обнял её в ответ, чувствуя, как ее боль вливается в его собственную душу. — Всё будет хорошо, мама, — прошептал он, хотя сам не был уверен в своих словах. Он поглаживал ее по волосам, стараясь передать ей хоть немного заботы, которого она была лишена всю свою жизнь. Но оба они знали, что это были лишь утешительные слова, пустое обещание, которое не могло изменить того, что уже произошло. Прошлое осталось позади, как тяжелый камень, затягивающий их всё глубже в бездонную пропасть воспоминаний и горечи. Но Сонхун не мог сказать ничего другого. Он знал, что его мать нуждалась в этих словах, нуждалась в том, чтобы хотя бы на мгновение поверить, что впереди есть что-то большее, чем пустота. Он стоял, неподвижно, не смея двинуться, боясь нарушить хрупкую связь, которая сейчас образовалась между ними. Ее дыхание постепенно успокаивалось, но руки продолжали держать его, как будто она боялась, что если отпустит, то снова останется одна, потерянная в своем мире. Прошло несколько минут, прежде чем она наконец отпустила его, её лицо было мокрым от слез, но она быстро вытерла их рукой, стараясь вернуть себе контроль. Она снова стала той женщиной, которую Сонхун знал с детства — сильной, непоколебимой, готовой к любой битве, кроме той, что бушевала внутри её сердца. — Спасибо, что выслушал меня, Сонхун, — сказала она тихо, смотря в сторону, будто бы не могла смотреть ему в глаза. — Я не хотела, чтобы ты это услышал, но ты уже достаточно взрослый, чтобы знать правду. Моя жизнь была не такой, какой я её представляла. И я не хочу, чтобы твоя жизнь пошла по тому же пути. Ее слова повисли в воздухе. А Сонхун был молчаливым свидетелем её страданий, не имея возможности изменить ни ее прошлое, ни будущее. — Я не могу простить твоего отца, — продолжала она, её голос снова стал жестче. — Но ты должен помнить одно: ты — не он. Ты никогда не будешь таким, как он, если не захочешь этого сам. Уважение — это единственное, что ты можешь дать тому, кто будет рядом с тобой. Ее взгляд, наконец, встретился с его. — Пообещай мне, что ты будешь уважать ее, — повторила она, ее голос снова становился мягче, почти просящим. — Вонен... Она заслуживает того, чего я никогда не получила. Сонхун хотел было сказать, что не знает, что будет дальше, что не может обещать ей идеальную жизнь. Но он видел, что это было не то, что она ждала от него. Она не просила о любви, о счастье — она просила лишь о минимуме, о том, что для нее было недостижимой мечтой. — Я обещаю, мама, — сказал он, его голос был полон уверенности, хотя сердце внутри всё ещё сомневалось. Но он знал, что это обещание — не просто слова. Это был долг, который он должен исполнить, чтобы хоть как-то облегчить ее страдания. Она кивнула, едва заметно. Ее плечи, казалось, немного расслабились, как будто груз, который она несла годами, стал чуть легче. Возможно, это была иллюзия, но Сонхун хотел верить, что он действительно смог сделать для нее хоть что-то. Они стояли среди каменных башен, и время, казалось, остановилось. Ветер перестал дуть, листья замерли в воздухе, а тишина снова окутала их. Сонхун смотрел на свою мать, и в этот момент он видел её не как ту строгую женщину, которой она всегда казалась, а как человека, глубоко раненого, но всё ещё стоящего на ногах. Он чувствовал, что их связь, хоть и не идеальная, была сейчас крепче, чем когда-либо прежде. — Мы должны идти, — тихо сказала она, прерывая тишину, и её голос вернул его обратно в реальность. —Время не ждёт. Сонхун кивнул, и они двинулись прочь от храма, оставляя за собой маленькую башню из камней — символ ее боли, утраты, и, возможно, новой надежды.