Мятежной цветок

***

Ночной клуб, освещённый неоновыми огнями, погружал VIP-зону в иллюзорную атмосферу роскоши и безмятежного порока. Воздух был тяжёлым от смеси духов и алкоголя, гулких басов музыки и шума разговоров. Столы в центре зала блестели от пролитого шампанского и виски, вокруг них сидели мужчины в дорогих костюмах, чье внимание то и дело притягивали танцующие девушки. Полуголые, словно соблазнительные сирены, они двигались под ритм музыки, изгибаясь перед глазами, которые искали в них временное утешение. Сонхун сидел в углу, откинувшись на кожаном диване, с бокалом в руке, но его взгляд был устремлён сквозь толпу, в пустоту. Свет от ламп, мелькавших над его головой, отбрасывал блики на его лицо, и это свечение лишь подчеркивало его напряжённые черты. На вид ему было все равно, но внутри поднималась волна раздражения. Он никогда не любил такие места, даже когда приходил сюда ради компании. С каждым глотком алкоголь не приносил ожидаемого облегчения, только разжигал огонь где-то глубоко в груди. Одна из танцовщиц, блондинка в коротком топе и высоких ботфортах, заметив его безучастность подошла ближе. Ее рука мягко скользнула по его плечу, пальцы коснулись шеи, и она притворно - игриво шепнула ему что-то на ухо. Но Сонхун не реагировал, не вздрогнул, не улыбнулся — словно её не было. Он немного отстранился, стараясь подавить раздражение. Блондинка продолжила своё, не понимая намёков. За этим наблюдал Хисын. Он сидел рядом, и видел, как девушка пытается флиртовать с его другом. Он знал Сонхуна давно, знал его молчаливые вспышки гнева и то, как тот прятал свои настоящие эмоции. Хисын лишь сделал вид, что не замечает, хотя понимал — что-то с Сонхуном явно не так. Остальные же друзья заметили, как Сонхун отдалился за последнее время. — Ты груб с ней, — заявил один из них, наклонившись к нему с ухмылкой. — Эта девушка ведь просто пытается помочь тебе расслабиться. — Серьёзно, — подхватил другой. — Ты стал каким-то другим. Год назад все было нормально, а сейчас у тебя одно ебало на все случаи жизни. Даже здесь, среди своих друзей ты сидишь с таким лицом, будто тебе плевать. Что с тобой? Или у тебя девушка появилась, а? Возможно, она страшно ревнивая, раз ты так боишься прикосновений этих прекрасных дам. Расскажи нам о ней или ты скрываешь ее? Сонхун молчал, сжавшись в себе, как будто эти слова только добавляли веса к его и без того тяжёлому состоянию. Не отвечая, он мягко убрал руку девушки, которая теперь откровенно лезла к нему, усиливая его раздражение и некоторую злость. Сонхун медленно поднялся, бросив короткий взгляд на Хисына, и ушел в соседнюю ванную комнату. Ванная комната была небольшая, но роскошно оформленная. Свет был мягким, приглушенным, отражения в зеркале казались размытыми, словно всё здесь было специально создано для того, чтобы стереть чёткие границы реальности. Сонхун шагнул внутрь, захлопнув дверь за собой, и остановился у раковины. Его руки дрожали, хотя он этого почти не замечал, а внутри все горело — от злости, боли и тоски. Он открыл кран, позволив холодной воде стекать по ладоням. Вода была ледяной, резала пальцы, но это хотя бы отвлекало от мучительных мыслей. Сонхун опустил голову, и ополоснул лицо, позволяя каплям медленно стекать по коже, оставляя за собой едва ощутимые следы. Но вместе с ними ни раздражение, ни гнетущее чувство не исчезли. Наоборот, холод усиливал внутреннюю пустоту. Подняв голову, он посмотрел в зеркало. Тусклый свет резал глаза, но этого было недостаточно, чтобы скрыть в отражение его самого. На него смотрел человек, которого он почти не узнавал. Взгляд был тяжёлым, усталым, словно пронзённым тысячей противоречий. В висках пульсировала боль. Сонхун почувствовал, как внутри нарастает гнев — на себя, на своих друзей, на эту бессмысленную вечеринку. Он не хотел здесь быть, не хотел слышать эти пустые разговоры, но больше всего он не хотел думать о том, от чего кого сбежал: от Сону. Мысли о Сону резали сознание, как лезвие. Алкоголь жёг внутри, но не давал никакого облегчения. В сердце металась странная смесь желания и ненависти — к себе, к своей слабости. Он хотел быть с Сону, хотел почувствовать его рядом, но этот мир отталкивал его, словно Сонхун не имел права на счастье. А недавний разговор с Сону по телефону превратил всё в пустоту внутри. «Как я могу быть с ним, если даже сам себя ненавижу?» — пронеслось у него в голове. Он так привык к роли, которую должен был играть, что забывал, каково это — быть самим собой. И вдруг дверь ванной комнаты отворилась, вырвав Сонхуна из мрачных размышлений. Это была та самая девушка, которая пыталась флиртовать с ним за столом. Её шаги были лёгкими, почти бесшумными, как у хищника, крадущегося за жертвой. Она захлопнула дверь за собой и остановилась напротив, её взгляд был полон соблазна. Сонхун обернулся, его глаза встретились с её глазами, и на мгновение он застыл. Ее губы были приоткрыты, она улыбалась игриво, словно знала, что сейчас произойдёт. Без слов, медленно, она опустилась на колени перед ним. Её руки скользнули к его поясу, а в глазах зажёгся огонёк желания. Но Сонхун видел не ее. Перед его глазами возник образ Сону. Светлые волосы, такие мягкие и блестящие, аккуратно падающие на лоб. Его губы, всегда кажущиеся теплыми, слегка блестят. Лицо, на котором всегда читалась нежность и какая-то детская наивность, стояло перед ним так ясно, словно он действительно был здесь. Сонхун смотрел на Сону, его сердце сжалось от этой картины. Он видел, как Сону стоит на коленях, его лицо поднято, и в глазах было то же молчаливое ожидание, которое всегда сопровождало их тайные встречи. Сонхун не мог устоять. Его рука потянулась к блондинистым волосам Сону, и он осторожно провёл пальцами по его макушке, ощущая, как мягкие пряди скользят между пальцами. Затем его пальцы коснулись ресниц, таких длинных, таких нежных, как у Сону. Это касание было таким реальным, что Сонхун на мгновение забыл, где он на самом деле. Он проводил пальцами по щекам Сону, медленно, аккуратно, словно боялся разрушить этот момент. Губы Сону приоткрылись, и это было для Сонхуна как молчаливый зов. Он наклонился ближе, его дыхание стало тяжёлым и медленным. Желание коснуться этих губ, почувствовать тепло Сону, становилось невыносимым. Всё внутри дрожало от желания приблизиться, поцеловать его, ощутить ту близость, которая наполняла каждую минуту их тайных встреч. Этот образ был единственным, что сейчас имело значение. Он уже почти был рядом с ним, почти прижал свои губы к губам Сону, когда дверь ванной комнаты распахнулась с шумом, врывая в пространство холодный воздух. На пороге стоял Хисын. В один миг реальность вернулась. Образ Сону исчез, как туман на ветру, и перед Сонхуном снова стояла та самая девушка, её глаза были полны ожидания, а лицо так близко, что он почти чувствовал её дыхание. Сонхун в ужасе отшатнулся, словно отравленный иллюзией, как будто только что прикоснулся к чему-то опасному и чуждому. Он почти не мог дышать, в груди разрывалось что-то темное и острое. — Прости, — бросил он, больше себе, чем ей, и выбежал из ванной комнаты, спотыкаясь и толкая дверь. Он чувствовал, как стены клуба сжимаются вокруг него, как воздух в зале стал вдруг непереносимо густым. Ему нужен был свежий воздух, чтобы не задохнуться в этом душном, чужом месте. Сонхун вырвался из клуба, будто спасаясь от удушья. Воздух ночного Сеула был прохладным и свежим, но ему казалось, что его лёгкие не могут захватить достаточно воздуха. Он остановился, опираясь руками о колени, и с трудом пытался дышать. Руки дрожали, сердце стучало так сильно, что каждый удар отдавался в ушах. Он чувствовал, как по телу прокатываются волны отчаяния и ненависти к самому себе. Сонхун прижал руку к груди, словно это могло остановить бурю внутри. Гнев, стыд, боль, смешанные с невыносимым желанием, которое снова и снова вытесняло все другие мысли. Он видел перед глазами Сону — его лицо, его мягкие светлые волосы, его глаза, полные нежности. Сонхун зажмурился, но от этого только становилось хуже. Каждый раз, когда он закрывал глаза, Сону возникал перед ним так же ясно, как будто стоял рядом. Сону — его единственное светлое пятно в жизни, но даже сейчас это чувство вызывало мучительную боль. Он видел Сону не там, где должен был видеть, и это сбивало его с толку, разрушало его изнутри. Он не мог справиться с тем, что происходило внутри него, с этим жгучим желанием, смешанным с виной. "Что со мной не так?" — думал он, сжимая кулаки. Но чем больше он пытался избавиться от этих мыслей, тем сильнее они накрывали его, вырывая изнутри все, что он пытался спрятать от окружающих. Все, что он боялся принять сам в себе. Сзади послышались шаги. — Сонхун! — Хисын догнал его, заметив его состояние. Он не стал подходить слишком близко, стараясь не давить, но его беспокойство было очевидным. Руки его друга дрожали, а глаза были полны безумного отчаяния. Сонхун не ответил, его дыхание оставалось сбивчивым, взгляд все еще блуждал где-то вдалеке, и сердце стучало слишком быстро. Он просто не мог прийти в себя. Эти образы, мысли, чувства — они заполнили его до краев, отравляя разум. Хисын шагнул ближе и обхватил его плечи, пытаясь хоть как-то унять дрожь. — Ты в порядке? — спросил он, хотя ответ был очевиден. Сонхун, не поднимая головы, сделал несколько глубоких вдохов, но каждый новый вдох отдавался резкой болью в груди. Ему было плохо, очень плохо. — Пойдем, сядь в машину. — Хисын мягко, но настойчиво потянул Сонхуна в сторону припаркованной машины. Сонхун почти не сопротивлялся. Его тело казалось слишком тяжёлым, мысли — слишком запутанными, чтобы что-то решать. Он просто позволил Хисыну вести его, словно это был единственный путь выбраться из этого кошмара. Когда они подошли к машине, Хисын быстро открыл дверь и усадил Сонхуна внутрь. Сам сел за руль, включил свет в салоне, и некоторое время молчал, изучая своего друга. Сонхун выглядел так, будто вот-вот сломается. Он сидел, прижав голову к подголовнику, его лицо было побледневшим, а глаза опустошёнными. Казалось, что его мысли были где-то очень далеко отсюда, затянуты в ту тьму, из которой он не мог выбраться. Он видел, как плечи Сонхуна судорожно вздрагивают с каждым вздохом, как лицо его было мокрым от пота и, возможно, слёз. Он не знал, что сказать. Все слова казались пустыми и ненужными в этот момент. Он просто хотел помочь, хотя не представлял, как это сделать. Сонхун всегда был тем, кто держал всё под контролем, кто казался спокойным и уверенным, даже когда всё вокруг рушилось. Но сейчас Хисын видел совсем другого человека — человека, который больше не мог справляться в одиночку. — Поехали отсюда, — пробормотал Хисын и завёл машину. Он не знал, куда ехать, но первое желание было просто увести Сонхуна подальше от этого места. Светы ночного города мелькали за окном, но в машине стояла напряжённая тишина. Хисын не хотел давить на Сонхуна, не хотел задавать вопросов, которые могли только усугубить его состояние. Но, глядя на друга, он не мог избавиться от тревожных мыслей. После нескольких минут молчания, когда напряжение внутри машины стало почти невыносимым, Хисын решил остановиться. Он свернул на безлюдную дорогу, где тянулся мост над рекой Хан, и припарковался рядом с ограждением, с которого открывался спокойный, тихий вид на реку. — Дыши, просто дыши, — тихо сказал Хисын, выходя из машины и открывая дверь со стороны Сонхуна. Тот всё ещё тяжело дышал, но потихоньку приходил в себя. Сонхун сел на краю дороги, облокотившись на дверь машины, и медленно приходил в себя. Его дыхание выровнялось, но тело все еще было напряжено, как струна, готовая лопнуть от любого лишнего движения. Ночь была тёмной, спокойной. Лишь слабый шум воды и редкие уличные огни нарушали тишину. Хисын стоял рядом, опершись на капот машины, и пристально наблюдал за другом. Его взгляд был тревожным, но он знал, что слова сейчас ничего не изменят. Он ждал. Ждал, когда Сонхун сам решит заговорить. Ему было тяжело смотреть на друга в таком состоянии — человек, которого он всегда знал как сдержанного и уверенного, сейчас сидел перед ним словно чужой, растерянный и уязвимый. Прошло несколько минут, и Сонхун начал медленно поднимать взгляд к небу. На ночном небе ярко светила луна, её свет мягко отражался в воде. Это зрелище заставило его на мгновение забыть о внутреннем хаосе. В этом мерцающем свете что-то внутри него сдвинулось, как будто вместе с луной он увидел всю свою боль, которую больше не мог сдерживать. Одна единственная слеза медленно скатилась по его щеке, и он не пытался её стереть. Хисын, заметив это, осторожно отвёл взгляд в сторону. Он не хотел, чтобы Сонхун чувствовал себя неловко из-за того, что плачет перед ним. Он всегда уважал его личное пространство, даже в такие моменты. Наконец, Сонхун прервал тишину. Его голос был хриплым, словно каждый звук был вырван из глубины души: — Я уже год как встречаюсь с одним человеком, — сказал он, не отрывая взгляда от луны. Хисын посмотрел на друга, и с грустной улыбкой ответил: — Я давно подозревал, что ты с кем-то встречаешься, Сонхун. Мы все это видим. Ты изменился, отдалился от нас. Кто эта счастливая девушка? Он говорил спокойно, стараясь не давить. Он знал, что сейчас важно просто быть рядом, не торопя его. Но ответ Сонхуна застал его врасплох. Он повернул голову к Хисыну и встретил его взгляд. Глаза Сонхуна были наполнены странным, глубоким смешением эмоций — страхом, болью, сомнением. — Это не девушка, — тихо сказал он, но слова прозвучали с такой тяжестью, будто у него самого не хватало сил их произнести. — Это Сону. Хисын замер. Несколько секунд тишины протянулись, как вечность. Слова повисли в воздухе, и их смысл, наконец, начал доходить до Хисына. — Сону? — Хисын нервно рассмеялся, пытаясь вернуть своё дыхание и собраться с мыслями. — Ты шутишь, да? Но лицо Сонхуна оставалось серьёзным, и по мере того, как молчание продолжалось, Хисын осознавал — это не шутка. — Подожди... — Хисын нахмурился, стараясь удержать нить разговора. — Я никогда не замечал за тобой... Ну, интереса ни к девушкам, ни к парням. Ты был... как бы это сказать... — Хисын нервно усмехнулся, пытаясь разрядить обстановку. — Вообще я думал, что ты асексуал. Сонхун продолжал молчать, а затем, опустив взгляд, спросил самым тихим голосом: — Я противен тебе? Эти слова ударили Хисына в самое сердце. — Что? — Хисын резко повернулся к нему, его глаза расширились от возмущения. — Как ты можешь так думать? Сонхун, ты мой лучший друг. Мне все равно, кого ты любишь! Я приму любой твой выбор, лишь бы ты был счастлив. Это главное. Сонхун посмотрел на него с удивлением, как будто не ожидал такого ответа. Его губы дрожали, и он медленно кивнул, но затем заговорил снова, его слова были пропитаны эмоцией, которую он так долго сдерживал. — Я долго не мог принять это. Сначала я не мог понять, что со мной происходит. Сону... Я встретил его на одной из этих вечеринок, которые устраивают наши семьи. Он был... невероятным. Таким красивым, милым... таким добрым. Его открытая улыбка, его взгляд. Я не мог перестать смотреть на него. Он был таким... настоящим. Сонхун замолк на секунду, его голос стал тише, словно он вспоминал каждый момент в мельчайших деталях. — Тогда он казался мне недосягаемым. Я пытался наблюдать за ним украдкой. Я видел, как он общался с другими, как смеялся, и это сильно раздражало меня. Мне казалось, что у меня нет шанса. И все же... я не мог перестать думать о нем. Мы сблизились медленно, как будто каждый шаг был сделан осторожно, чтобы не спугнуть этот хрупкий момент. Но каждый раз, когда я был рядом с ним, он делал меня другим, лучше, чем я был. Мы стали друзьями, а потом... все изменилось. Он замолчал, снова погружаясь в воспоминания, глаза его блестели от луны и эмоций. — Мы дружили два года. Два долгих года, прежде чем я признался ему в своих чувствах. А в прошлом году... мы стали встречаться. Ты не представляешь, что я чувствовал, когда мы стали... чем-то большим. Когда он сказал, что тоже испытывает ко мне чувства... Я не мог поверить в это. Для меня это было словно чудо. Но потом... эта тень. — Сонхун... — Хисын пытался что-то сказать, но слова застряли у него в горле. — Я счастлив с ним, Хисын, — продолжил Сонхун. — В нашем пентхаусе, где мы можем быть собой, я чувствую себя живым. Но каждый раз, когда я покидаю это место, на меня накатывает отвращение. Отвращение к самому себе. Я не могу принять то, что люблю его... но также не могу и отпустить его. Хисын сидел в полной тишине, его взгляд был устремлен на друга, которого он больше не узнавал. Но ясно видел одно — Сонхун был влюблён. Влюблён настолько сильно, что это почти разрушало его изнутри. — Ты... ты действительно любишь его, да? — тихо спросил Хисын. Сонхун посмотрел на него, в его глазах была бесконечная боль и отчаяние. — Да, — ответил он. — И это меня убивает. Сонхун закрыл лицо руками, его тело содрогалось от эмоций, которые он сдерживал слишком долго. Хисын видел перед собой человека, который был одержим своей любовью, но и полностью разрушен ею. — Сонхун, — мягко сказал Хисын, подходя ближе и положив руку на плечо друга. — Ты любишь его слишком сильно. Но если он делает тебя счастливым, значит, это того стоит. Ты не должен бояться того, что ты чувствуешь. — Иногда мне кажется, что я просто не достоин его, — тихо произнёс Сонхун, и в его голосе сквозило отчаяние. — Я слишком сломлен, слишком запутан. Он заслуживает кого-то лучше. Человека, который не боится своего настоящего "я". Хисын долго не отвечал, обдумывая услышанное. Наконец, когда он заговорил, его голос был уверенным, но мягким: — Сону выбрал тебя, Сонхун. Не другого, а тебя. И если он сделал этот выбор, значит, он видит в тебе то, что ты сам, может быть, не видишь. Он любит тебя таким, какой ты есть, со всеми твоими страхами и сомнениями. Разве это не важно? Сонхун на мгновение замер, словно переваривая слова друга. Хисын продолжил: — Да, ты запутан. И да, это сложно. Но ты не должен быть совершенным. Ты человек, и у каждого человека есть свои страхи. Главное — не бояться быть собой. Даже если это тяжело. — Отец нашел мне невесту, — тихо признался Сонхун. Хисын покачал головой, пытаясь подавить злость на отца Сонхуна, который слишком сильно давил на своего сына. — Но ты не хочешь этого, так? — наконец спросил он. — Не хочу. Но моя семья никогда не примет мою ориентацию. Не примет Сону. Они… Их власть и деньги проглотят нас не поморщившись. — Сону знает? — поинтересовался Хисын. — Нет. Он бросит меня, когда узнает. Я знаю это. Хисын наклонился ближе и серьезно посмотрел ему в глаза. — Ты должен поговорить с ним. Откровенно. Он имеет право знать. Если ты любишь его, ты не можешь скрывать это от него. Всё это время ты был поглощён страхом — страхом того, что подумают другие, что подумает твоя семья. Но ты не можешь позволить страху разрушить то, что у тебя есть с Сону. Сонхун затих, снова уткнувшись в свои мысли, но теперь его выражение было менее напряжённым, как будто слова Хисына нашли отклик в его сердце. Через несколько мгновений он снова заговорил: — Я хочу сказать ему, но боюсь, что он не выдержит. Он ведь такой светлый и добрый. Я не хочу навредить ему... Но и молчать я больше не могу. Хисын кивнул, понимая тяжесть этой ситуации. — Сонхун, ты любишь его, и это уже огромное дело. Ты готов ради него бороться с собой, со своим страхом. Это уже показывает, насколько он важен для тебя. Я не знаю, как все будет, но уверен, что если вы оба искренни, вы справитесь с этим. Главное — быть честным с ним и с самим собой. Сонхун закрыл глаза, позволяя этим словам проникнуть в его душу. Он хотел верить в силу любви, хотел верить в любовь своих родителей, но… Реальность была слишком жестока и несправедлива. Но несмотря на это, ему было важно услышать слова поддержки. — Ты прав, — тихо сказал он. — Я должен поговорить с ним. Сонхун пытался не поддаваться отчаянию и верить в лучшее, но навязчивая мысль, бесконечно преследовавшая его, с каждой секундой звучала как приговор: «Мучений больше, чем самой любви». Он надеялся, что у него хватит любви, чтобы преодолеть трудности. Надеялся, но не верил.

***

Рики стоял у огромных ворот, ведущих в один из самых элитных районов Сеула. После холодной, едва формальной встречи с отцом, Рики снова почувствовал ту пустоту, которая заполняла его с самого детства. Все обещания, которые когда-то казались близкими, теперь исчезли. Он не должен был питать иллюзий. Окружение вызывало у него странное чувство смешанного презрения и иронии. Охранники отца стояли неподалеку, как неподвижные стражи, не удостоив его ни малейшим вниманием. Их взгляды, если и задерживались на Рики, то лишь с едва заметным презрением, словно они видели в нём нечто ниже своего достоинства. На нем были тёмные джинсы и белая рубашка с закатанными рукавами, что казалось нарочито простым выбором одежды среди этой атмосферы роскоши. Темные волосы падали на лоб небрежными прядями, придавая его лицу юношескую дерзость, но в глазах блестела острая внимательность. Когда охранники подвели его к черной машине, одна фигура среди них вышел вперед. Среднего роста, подтянутый, с напряженными плечами, парень произвел впечатление человека, привыкшего к командам. Его темные волосы были аккуратно уложены, а лицо оставалось непроницаемым, будто высеченным из камня. — Мое имя Джейк, — сухо представился он, прежде чем открыть для Рики дверь машины. — С этого момента я буду вашим водителем и телохранителем. Рики прищурился, скептически осматривая Джейка с ног до головы. Этот человек был не просто охранником, он был символом контроля, что отец намеревался установить над его жизнью. — Водитель и телохранитель, — задумчиво повторил Рики, входя в машину. — Кажется, отец решил не жалеть на меня средств. Когда машина мягко тронулась, Рики, скрестив руки на груди, глядел в окно, пока город начал отступать назад, сменяясь зелеными аллеями и высотками элитного района. Этот путь привел их к огромной современной башне с прозрачными стенами. Этому зданию не хватало уюта — оно, как и все вокруг, излучало только холодную, механическую роскошь. Лобби встретил их темным полированным мрамором, а дежурные у лифта быстро отвели взгляд от Рики, словно он был просто частью обстановки. — Почему мы здесь? — нарушил молчание Рики, когда они вошли в лифт, который с мягким жужжанием начал подниматься на верхние этажи. Его вопрос прозвучал с легкой усмешкой, но в глубине скрывалось истинное любопытство. — В доме отца хватило бы места для целой дюжины детей, если бы он захотел. Джейк продолжал смотреть прямо перед собой, не проявляя никаких эмоций, лишь кратко бросил: — Здесь живут дети наших господ, которые хотят почувствовать взрослую и самостоятельную жизнь. На 35 этаже живет старший сын вашего отца. Господин Пак Сонхун. Услышав это имя, Рики впервые ощутил укол раздражения, но быстро подавил его. Он позволил себе лишь легкую, насмешливую улыбку: — Пак Сонхун... Мой брат. Интересно, будем ли мы часто друг к другу в гости наведываться? Джейк сразу же повернул голову в его сторону, прищурившись, как хищник, который заметил опасность. — Я бы не советовал вам этого. Господин Сонхун не терпит посягательств на свою территорию. У него сложный характер. Рики ухмыльнулся, его глаза блеснули странной смесью любопытства и презрения. — Тяжелый характер, говоришь? Звучит как вызов. Он не стал спорить дальше. Лифт медленно остановился на 33 этаже, и двери раздвинулись, открывая вид на просторный коридор, ведущий к одной единственной двери — его квартира была единственной на этаже. Ступив в него, Рики мгновенно почувствовал, как холодный воздух коснулся его кожи, погружая в атмосферу, полную приглушенной роскоши. Огромные окна, открывающие вид на бесконечные огни города, отражались в гладких стальных поверхностях мебели. Каждая деталь интерьера — от светлых стен до металлических акцентов на мебели — говорила о сдержанном стиле, который не требовал лишних слов. Рики подошел к окну, уставившись на город, словно проверяя, есть ли в этом высоком и отдалённом мире место для него. Внизу мелькали машины, и хотя сам город кипел жизнью, в его новом жилище было почти стерильно. Ни шума, ни суеты. Тишина. Обернувшись к Джейку, который оставался у двери, он безразлично спросил: — И сколько времени ты будешь здесь, присматривая за мной? Джейк молча посмотрел на Рики, его глаза оставались холодными и непроницаемыми, как и прежде. — Столько, сколько понадобится, — ответил он спокойно. Рики не стал давить на него. Оставив охранника у двери, он погрузился в свои мысли. Он понял, что сейчас всего лишь в нескольких этажах выше, на 35 этаже, живет человек, который никогда не знал ни его, ни его матери. Пак Сонхун был единственным сыном, признанным в обществе. Законным. Ненавидит ли он отца за измену? Воспринимает ли его, Рики, как угрозу? Эти мысли кружились в голове, как ядовитые облака. — Как ты думаешь, мой брат уже знает, что я здесь? — внезапно спросил Рики, присаживаясь на мягкий кожаный диван, и вглядываясь в выражение лица Джейка. Джейк посмотрел на него холодно, его лицо не изменилось. — Этого я не могу знать. Рики кивнул, понимая, что ответа здесь не получит. Ответы на эти вопросы он скоро сам узнает. Но сейчас знал одно: его путь к мести начался.

***

Спустя час Рики обошёл все комнаты своего нового дома, оценив, насколько всё это далеко от его собственного мира. В интерьерах чувствовалась холодная роскошь: стеклянные стены, ведущие в пустоту, идеально подобранные предметы декора, белоснежные мраморные поверхности. Всё было создано для демонстрации статуса, но не для жизни. Каждое пространство кричало о деньгах, однако в нём не было тепла или уюта. Слишком идеально, слишком безлико. Он выдохнул, чувствуя, как лёгкая раздражительность начинает заполнять его. Внутри становилось душно, и Рики решил выйти, чтобы хоть на мгновение забыть о беспокойстве. Едва он двинулся к двери, Джейк, который всё это время стоял почти неподвижно у входа, тут же выпрямился. Его присутствие с самого начала вызывало у Рики раздражение, словно тень, следящая за каждым его шагом. — Я с вами, — коротко сказал Джейк, делая шаг вперёд. Рики остановился, повернув голову к охраннику, и прищурился. Его лицо выражало смешанное чувство недовольства и скрытой агрессии. Он не любил, когда его свободу ограничивали, особенно сейчас, когда ему хотелось хоть ненадолго уйти от всего. —Ты серьезно? Даже на улице ты будешь таскаться за мной? Я всего лишь прогуляюсь. — Это моя работа, — спокойно и бесстрастно ответил Джейк. — Я должен вас сопровождать. Рики вздохнул, понимая, что сопротивляться бесполезно. Охранник был твёрд, словно его судьба зависела от этого поручения. — Ладно, пойдём, — бросил он через плечо и, не дождавшись ответа, направился к лифту. Джейк, не отставая, последовал за ним. Когда двери лифта открылись, Рики заметил внутри блондинистого парня, который что-то увлечённо печатал в телефоне. В груди что-то кольнуло — парень казался знакомым. Этот парень был тем самым, с кем Рики столкнулся в японском ресторане, едва прилетев в Сеул. Парень был так погружён в свой телефон, что не сразу заметил их. Рики зашел в лифт, не сводя глаз с незнакомца. Казалось, что мир вокруг вдруг сузился до размеров этой крохотной коробки, заполненной напряжением. Рики продолжал смотреть на блондина, словно пытаясь вспомнить больше деталей их первой встречи. Когда, наконец, тот оторвался от экрана и поднял глаза, их взгляды пересеклись. В глазах незнакомца промелькнула тень удивления. Казалось, он тоже узнал Рики. Рики хотел заговорить, хотя бы что-то сказать, но Джейк, стоящий рядом, оказался быстрее. Он слегка склонил голову в знак уважения и спокойно произнёс: — Господин Сону. Имя прозвучало неожиданно, словно ударило по нервам Рики. Этот блондин — Сону. Он был тем самым, с кем Рики столкнулся тогда. Милый, словно герой рекламных плакатов, с лёгкой улыбкой на губах. Сону поднял брови, встретив взгляд Джейка, и с приветливой улыбкой спросил: — Как дела, Джейк? Что ты здесь делаешь? — По поручению главного господина, — отрезал Джейк, не давая никаких лишних пояснений. Сону кивнул, но в его глазах промелькнул интерес. — Это связано с Сонхуном? — он задал вопрос, на который Рики мгновенно обратил внимание. — Нет, — ответил Джейк, его голос стал ещё более сдержанным. Всё это время Рики молча наблюдал за их разговором, чувствуя, как внутри закипает раздражение. Они явно знали друг друга, их тон был хоть формальным, но почти дружеским, и это делало Рики лишним в их диалоге. Но что ещё больше его раздражало — это упоминание Сонхуна. Этот блондин знал его брата. Он был частью его мира. Возможно, он даже знал больше, чем Рики мог себе представить. Неприятное чувство беспокойства заползло в его грудь. Рики хотел было воспользоваться случаем и представиться, но двери лифта открылись, и Сону сразу вышел, бросив Джейку короткую улыбку. Рики сделал было шаг следом, но Джейк, схватив его за руку, остановил. — Не стоит, — тихо, но твёрдо произнес охранник, его взгляд был серьёзным и предостерегающим. Рики повернул голову, резко выдернув руку. — Почему? — в его голосе прозвучала едва сдерживаемая ярость. Джейк посмотрел на него серьезно, без тени сомнений в глазах. — Он слишком высок для вас, Рики. И к тому же, он уже занят. Эти слова ударили по Рики сильнее, чем он ожидал. Он сжал кулаки, подавляя накатившую злость. Как Джейк смеет указывать ему, с кем можно говорить, а с кем нет? Эти слова были ударом по его самолюбию, напоминанием о том, где он находится в этой иерархии. — Занят? — пробормотал он, больше к себе, чем к Джейку. — Да, — ответил Джейк. — Он принадлежит к миру, куда вам лучше не лезть. И он не свободен. Сону был занят. Это прозвучало как приговор. Внутри него зрело новое чувство — ревность, смешанная с недовольством.

***

Рики вернулся домой после неспешной прогулки вокруг квартала. Воздух был свежим и прохладным, а последние лучи заката тускло озаряли небоскребы. Джейк который должен был сопровождать его везде и всегда, будто растворился в воздухе после какого-то звонка. Рики не поинтересовался куда он или с кем говорит. Ему было глубоко плевать. Вернувшись в холл, он увидел Джейка, стоявшего у двери, как всегда сдержанного и неразговорчивого. — Вы вернулись вовремя, — произнёс Джейк, пристально смотря на Рики. — Через два часа мы должны быть в доме вашего отца. Он зовёт вас на семейный ужин. Рики застыл на месте, опешив от неожиданности. Семейный ужин. Это прозвучало странно, как будто ему предстоит отправиться на чужую территорию, которая никогда не будет считать его своей полноценной частью. На ужин к семье, с которой его жизнь была разделена, как море отделяет один берег от другого. Отец, его жена, их сын — это была их семья, а не его. Он с матерью всегда оставался в тени. Скрытые, ненужные, чужие. Рики кивнул, едва сдерживая нарастающее волнение. Он знал, что этот момент неизбежно настанет. Но мысль о том, что это произойдет так скоро, заставила его желудок неприятно сжаться. — Я... пойду подготовлюсь, — тихо сказал он, избегая взгляда Джейка. Он быстро поднялся в свою комнату, чувствуя, как каждый шаг становится тяжелее. Меньше чем через два часа он встретится с теми, чьи имена видел только в мелькающих заголовках, на светских фотографиях — улыбки, роскошь, идеальная картинка для мира. А он с матерью был скрыт в темноте, как тайна, от которой отреклись. От этой мысли стало горько и тягостно. Оказавшись в своей комнате, Рики скинул куртку на кресло и открыл шкаф. Выбор одежды стал для него не просто подготовкой — это была броня, щит, за которым он мог спрятать свои настоящие чувства. Он достал черную рубашку и брюки, их строгий крой был как раз тем, что нужно. Черный цвет, глубокий и мрачный, казался символом той пустоты, которая заполняла его внутри. Он хотел выглядеть взрослым, увереннее своих лет. Хотел, чтобы те, кто увидит его за ужином, видели не мальчишку, который был результатом ошибки, а взрослого парня, который пришёл требовать своего места. Надев рубашку, Рики застегнул каждую пуговицу, глядя в зеркало. Его руки слегка дрожали, но он заставлял себя действовать спокойно, методично. Он провел пальцами по волосам, откинул их назад, чтобы открыть лоб, делая взгляд более открытым. Глубокие карие глаза смотрели на него из зеркала с холодной решимостью. Внутри же всё горело. Это первая встреча с женой отца и его законным сыном. Теми, кого он считал виновными в том, что он оказался ненужным. Его лицо оставалось бесстрастным, но губы сжались в узкую линию, когда он представил себе «их» взгляды, «их» молчаливое осуждение. Но он не позволил бы себе показаться слабым. Если кто-то и должен был чувствовать стыд, то не он. Он не тот, кто предал, не тот, кто жил ложью. Он спустился вниз ровно через два часа, выпрямляя воротник рубашки и поправляя манжеты. Вечер опустился на город, погружая улицы в мягкий свет фонарей. Джейк ждал его у входа, как всегда — спокойный, невозмутимый. — Готовы? — спросил он, открывая дверь машины. Рики кивнул, садясь на заднее сиденье. Мягкий кожаный салон слегка холодил кожу, но это ощущение приносило неожиданное успокоение. Джейк занял своё место за рулём, и машина медленно тронулась с места. Они ехали по вечернему Сеулу, огни города мелькали за окном, как огоньки на ветру. Рики молчал, но внутри него бурлили мысли, сцепленные в узел из тревоги, злости и решимости. Этот вечер должен стать для него чем-то большим, чем просто ужином. Он не собирался оставаться в тени. Когда-то его мать называли ошибкой, тайной, но теперь он сам станет той угрозой, которая будет ждать своего часа, чтобы выйти на свет. — Этот вечер обещает быть насыщенным, — тихо сказал Рики, самому себе, и его губы изогнулись в мрачной ухмылке.