Мятежной цветок

***

Сонхун проснулся, чувствуя легкое покалывание утренних лучей на лице. Комната была наполовину скрыта в тени, но тонкие полосы солнечного света проникали сквозь раздвинутые шторы, играя на шелковых простынях. Воздух был свежим, с легким ароматом лимонного дерева, что росло на балконе пентхауса. Комната вокруг Сонхуна была просторной и со вкусом обставленной: серый мраморный пол, приглушенные тона интерьера, тонкие золотые линии на стенах, напоминающие о сдержанном богатстве. В этом роскошном пентхаусе тишина была почти осязаемой, как мягкий бархат, в который хотелось завернуться, как в одеяло. Глаза Сонхуна были прикрыты, но сознание медленно пробуждалось. Едва заметная улыбка коснулась его губ, когда он, не поворачивая головы, почувствовал теплое присутствие рядом. Он повернулся на бок, и его взгляд упал на светлую макушку спящего парня. Блондинистые волосы мягкими волнами разметались по подушке, отражая утренний свет, словно золотые нити. Одеяло слегка соскользнуло с плеча, открывая стройное тело, укрытое частично, а лицо было спокойным, губы чуть приоткрыты, словно он шептал что-то во сне. Сонхун едва заметно улыбнулся. Улыбка эта была редкой, скрытой от всего мира, как и те чувства, что он испытывал к этому парню. Его лицо, такое спокойное и безмятежное, напоминало ему что-то из другого мира — из той части его жизни, где не существовало обязанностей, масок и холодного расчета. Он чувствовал, как его сердце чуть сильнее стучит в груди, когда смотрел на его мягкие, чуть приоткрытые губы, на темные ресницы, касающиеся нежной кожи под глазами. Здесь, в этой комнате, он позволял себе быть собой — позволял себе чувствовать. Сонхун аккуратно поднялся с постели, стараясь не разбудить своего парня. Прохладные мраморные полы касались его босых ног, создавая резкий контраст с теплотой, оставшейся в теле от сна. Он направился в ванную и проходя мимо зеркала, на мгновение посмотрел на себя: высокий, с темными, чуть взъерошенными волосами и несколькими родинками на лице, которые выделялись на фоне его гладкой кожи. Вода в душе была теплой, обволакивающей его тело. Когда он закончил, вода все еще стекала по его телу, а лицо приобрело спокойное выражение. Вытираясь, Сонхун вышел из ванной, его взгляд сразу упал на спящего парня. Тот так и не проснулся. Сдерживая внутренний порыв остаться, Сонхун подошел ближе, наклонился и нежно коснулся его щеки губами. — Проснись, — прошептал он, едва коснувшись его кожи. Спящий парень открыл глаза, сонно моргнув несколько раз, и чуть нахмурился. — Еще пять минут, — пробормотал он, едва слышно, снова закрывая глаза. Сохнун усмехнулся, его руки мельком коснулись парня, прежде чем он отступил. Ему всегда нравилось это нежное упрямство. — Ладно, отдохни немного и обязательно поешь что-нибудь, а мне надо в компанию, — сказал он тихо. — Удачи, — сонный голос парня прозвучал приглушенно из-под одеяла, и он повернулся на другой бок, теряясь в подушках. Сонхун еще раз бросил взгляд на него, прежде чем начать одеваться. Он стоял у двери, бросив последний взгляд на спальню, наполненную утренним светом, и тихо вышел, словно не хотел нарушить это волшебство.

***

Огромный стеклянный небоскреб, сверкающий в лучах утреннего солнца, возвышался над деловым районом Сеула. «Park Group» — сердце корейской экономики, гигантский конгломерат, который словно исполинская машина поглощал свет и внимание всего города. Пятьдесят этажей, омываемых лучами утреннего солнца, походили на крепость, устремленную в небо. Это был колосс, без которого экономика Кореи не дышала бы так свободно: двадцать процентов прибыли страны текли через его кабинеты и конференц-залы. Внутри кипела жизнь. Сотни сотрудников двигались по коридорам, одетые в строгие костюмы, сосредоточенные на своих задачах. Все они знали, что каждый день их работы — это ещё один кирпич в крепость, которая поддерживала экономическую силу страны и способствовала его росту. Когда черный автомобиль с затемненными окнами остановился у главного входа, сотрудники в лобби переглянулись. Прибыл Сонхун. Наследник империи. Он вышел из машины. Его темные волосы были уложены безупречно, а строгий костюм подчёркивал холодную отстранённость, с которой он двигался. В его глазах не было ни капли тепла, только ледяное спокойствие. Сотрудники, заметив его приближение, молча делали шаг в сторону, вытягивали спины, стараясь не показать ни малейшей небрежности. Никто не осмеливался заговорить с ним без крайней необходимости. Поднявшись на сорок пятый этаж, Сонхун прошел мимо ряда офисов. Его кабинет находился в углу этажа, с огромными окнами, откуда открывался захватывающий вид на город. Войдя в кабинет, Сонхун бросил папку на стол, и небрежно скинул пиджак на спинку кресла. В его кабинете царила тишина, в которой мягко шелестели редкие звуки за окнами. Комната была строгой, но роскошной: тёмные панели из красного дерева, мягкие кожаные кресла, глубокий ковер под ногами. На чёрном столе из полированного мрамора лежал телефон, кипа бумаг и дорогие ручки — всё на своих местах, как и сам Сонхун, сидящий за столом и начавший изучать последние отчеты. В этот момент дверь плавно отворилась, и в комнату вошёл его отец — президент компании. Его шаги были настолько уверенными, что казалось, даже стены отзывались на них с уважением. Это был человек, в котором легко можно было разглядеть лидера: его костюм сидел безупречно, седина в волосах подчёркивала годы мудрого управления, а лицо выражало сдержанную силу. — Сонхун, — голос его прозвучал мягко, но в нем всегда ощущалась весомость, как у человека, привыкшего командовать. — Мы с матерью ждем тебя сегодня на ужин. Я хотел бы, чтобы ты пришёл. Мы давно не собирались вместе. Мать давно ждёт этого, да и я тоже. Сонхун на мгновение замер. За этим предложением скрывалось что-то большее, чем просто приглашение — отец редко делал что-то просто так. Он был человеком обязательств и строгих стандартов, как на работе, так и дома. Отца он всегда уважал, но их отношения давно были пропитаны холодом. Он прекрасно знал, что за словами о семье всегда скрывался жесткий порядок и структура, столь необходимая для поддержания контроля в огромной корпорации. — Хорошо, господин президент, — тихо ответил Сонхун, подняв глаза и встретившись с его взглядом. — Я буду вовремя. Президент подошёл ближе, его взгляд чуть смягчился. Несмотря на свою суровость, он всегда был человеком, который ценил не только результаты, но и усилия. Сев в кресло напротив стола сына, он продолжил, словно продолжая беседу начатую ранее: — Ты проделал хорошую работу. Последние квартальные отчёты превосходят все прогнозы. Твои амбиции удивляют даже тех, кто давно в компании. Ты сделал то, на что многие и не рассчитывали. Похвалы звучали не редко, но когда они исходили из уст президента, их вес был неоспорим. Для него это были не просто слова поддержки отца сыну, это была похвала лидера — человека, который знал цену успеху. Сонхун чуть заметно улыбнулся, но улыбка эта не достигала его глаз. — Я всего лишь выполняю свои обязанности, отец. Вы учили меня этому с детства. Президент кивнул, в его взгляде промелькнуло нечто большее, чем просто деловой интерес. Он всегда замечал, что Сонхун унаследовал не только внешность своей матери, но и ту хрупкость и отстранённость, которую нельзя было увидеть в самом президенте. Та же благородная линия подбородка, те же глубокие глаза, которые могли бы выражать страсть, если бы их обладатель позволил себе её испытывать. С другой стороны, было что-то в нём, что восхищало: несмотря на внешнюю отстранённость, Сонхун обладал железной дисциплиной и неутолимыми амбициями, которые и приведут компанию к тому успеху, о котором он только мог мечтать. Именно в этой отдаче работе было что-то от президента — строгость, холодный расчет, отказ от эмоций ради цели. — Я горжусь тобой, — наконец сказал он, его голос слегка смягчился, но остался таким же уверенны и властным. — Главное, не забывай, что у тебя есть семья. Мать волнуется за тебя, как и я. И важно не упускать моменты, когда можно быть вместе. Это важно для баланса. Сонхун кивнул, но в глазах его оставалась та же отстранённость, словно слова о семье не достигали его души. Для него семейные ужины давно стали просто формальностью, ритуалом, который он соблюдал из уважения, но не из личной привязанности. Когда президент поднялся, он бросил последний взгляд на сына. — Не забудь. Мы ждём тебя, — напомнил он, прежде чем открыть дверь. — Я буду вовремя, отец, — повторил Сонхун с тем же спокойствием, и его отец покинул кабинет. Как только дверь за президентом закрылась, в комнату вошёл Хисын. Его лучший друг. Светловолосый и всегда жизнерадостный, он привносил лёгкость и свежесть в эту тяжелую атмосферу. Взгляд его был теплым и дружелюбным, и он легко опустился в кресло напротив Сонхуна, словно это был его собственный кабинет. — Как ты? — с лёгкой улыбкой спросил он, быстро пробегая взглядом по разбросанным документам. — Ты выглядишь так, будто работаешь по двадцать четыре часа в сутки. — Зачем пришел? — перешел к сути Сонхун. — Есть новости: завтра в одном из моих ресторанов будут снимать рекламу. А процессом будет руководить Сону. Думал тебе будет интересно. Имя Сону заставило Сонхуна на мгновение замереть, а сердце стучать неравномерно. Но он быстро скрыл свои эмоции. — Я подумаю, — ответил он ровно, словно обдумывая каждое слово. — Ничего не обещаю. Хисын, как всегда, уловил эту сдержанность, и слегка пожал плечами, не настаивая. — Хорошо, как знаешь, — весело сказал он и начал рассказ о предстоящей вечеринке, которого устраивал их общий друг — Чонвон.

***

Сонхун вошел в семейный особняк, скрывая за вежливой маской раздражение. Громадный холл, выстланный мраморной плиткой, отражал каждый его шаг, словно напоминая о холодной роскоши, которая всегда окружала его с детства. Он вошел в столовую и застал своих родителей уже за столом. Вечерний свет скользил по идеально отполированным деревянным поверхностям, отражаясь в серебряных приборах и бокалах с вином. На первый взгляд всё казалось обычным: тихий семейный ужин, ритуал, который они проводили по расписанию. Но в воздухе витала какая-то нервозность — неуловимая, как затяжная гроза на горизонте. Мать сидела напротив, чёрные волосы аккуратно убраны назад, жемчужные серьги блестели на свету, но во взгляде её читалась жесткость, едва скрытая за безразличием. Отец Сонхуна сидел во главе стола, погружённый в свои мысли, но в его осанке ощущалась напряжённая готовность. — Как прошёл твой день, Сонхун? — спросила мать, её голос звучал так, будто она произносила обязательную вежливую фразу. — Нормально, — ответил Сонхун, усаживаясь на свое место. Он взял салфетку и разложил ее на коленях, пытаясь сосредоточиться на пустых движениях, которые казались менее значимыми, чем предстоящий разговор. — У нас был визит от семьи Хван, — продолжила мать, в ее голосе прозвучал лёгкий намёк на негодование. — Они выражали интерес к сотрудничеству, но, кажется, их ожидания не соответствуют реальности. Отец, который молчал до этого момента, тяжело вздохнул. — Есть более важные вещи, о которых нужно говорить. Сонхун почувствовал, как его сердце замедлило ритм. Он знал, что за этим тоном ничего хорошего не последует. — О чём ты? — спросила мать, её голос стал жёстче. Её рука медленно потянулась к бокалу с вином, но она не отпила, просто сжала ножку бокала. Отец поставил вилку на тарелку с металлическим звоном и выпрямился, бросив суровый взгляд сначала на жену, а потом на Сонхуна. — Я намерен обсудить грядущие изменения в нашей семье, — начал он, и в его голосе прорезалась твердая властность. Сонхун хранил молчание, хотя внутри уже начинал раздражаться. Внешне он остался непроницаемым, лишь слегка сжал челюсти, продолжая играть свою роль. Мать бросила взгляд на мужа, полный презрения и ярости, но промолчала. — Первое изменение — это твоя невеста, — отец продолжил, не отрывая взгляда. — Вонен. Я выбрал её для тебя, и это будет выгодный союз. Ты женишься на ней. Её семья важна для нашего бизнеса и репутации. Мать Сонхуна откинулась на спинку стула, её пальцы ещё сильнее сжали бокал. — Ты не спросил его мнения, — сказала она медленно, будто взвешивая каждое слово. — Все решил за него. — Мне не нужно его мнение, — отец повысил голос. — Я глава этой семьи, и я принимаю решения. — И что ты ещё решил? — холодно спросила мать, ее голос дрожал, но она старалась сохранять самообладание. Отец не смягчился. Его губы сжались в тонкую линию, и он произнёс: — Второе изменение. В наш дом въедет еще один человек. Мой побочный сын. Тишина ударила по комнате, как гром. Мать Сонхуна застыла. Её глаза потемнели, и выражение лица, которое ещё секунду назад было лишь раздражённым, стало холодным, как лёд. — Твой... сын? — она проговорила это слово с таким презрением, что оно прозвучало как проклятие. — Да, — ответил отец, его голос уже звучал громче, гнев начал просачиваться сквозь его суровость. — Ошибка из моей молодости. Это был мой промах, и я признаю его. Но он мой сын, и он будет жить в этом доме. Мать вскочила, её стул с грохотом отъехал назад. — Ты хочешь привезти в наш дом своего ублюдка? — её голос был полон презрения. — После всего, что ты сделал... — Мои решения не обсуждаются! — взревел отец, ударив кулаком по столу так, что бокалы затряслись. — Ты знала, что у меня были женщины. Ты знала об этом с самого начала. — Я знала, — прошипела мать, и теперь её голос был полон ненависти. — Но я никогда не думала, что ты будешь унижать меня настолько, чтобы привести «это» в наш дом! Сонхун сидел молча, его взгляд был направлен в никуда. Он не мог изменить ситуацию, не мог бросить вызов отцу. Но не мог и принять всё это. Сонхун поднял взгляд на отца, ощущая горечь и пустоту внутри. — Ты даже не спросил меня, — наконец проговорил он. — Ты выбрал мне невесту, решил привести в дом другого сына... и хочешь, чтобы я просто согласился? Отец посмотрел на него, его глаза вспыхнули. — Да, — сказал он, голос стал снова тихим, но в нём звучала угроза. — Ты согласишься. Я глава семьи и ты подчинишься. Мать Сонхуна села обратно за стол, но её взгляд был полон боли и унижения. Отец, напротив, выглядел невозмутимым и равнодушным. Сонхун не дал никакого ответа. Внутри он отверг решение отца, но на поверхности остался лишь холод и молчаливое подчинение.

***

После ужина Сонхун поднялся из-за стола, едва дождавшись окончания трапезы. Он шагнул к выходу, стремясь как можно быстрее покинуть семейный особняк. Этот дом всегда был полон напряжения, но сегодня оно достигло предела. Когда он почти дотянулся до массивной дверной ручки, за его спиной раздался голос отца. — Ты так и уйдёшь, не поговорив со мной? Сонхун замер на месте, стиснув зубы. Он глубоко вдохнул, собрав все силы, чтобы не дать себе сорваться, и медленно обернулся встречая суровый взгляд своего отца. В слабом свете коридора его фигура казалась еще более внушительной, властной и непреклонной. — Мы закончили, — спокойно ответил Сонхун, стараясь не выдать своих эмоций. Отец сделал шаг вперёд, его голос стал более настойчивым. — Мы ещё ничего не закончили, — он сверлил сына взглядом. — Что ты думаешь о моих решениях? Сонхун нахмурился, удерживая внутреннюю ярость. Ему не хотелось начинать этот разговор, но уйти, не ответив, было бы проявлением слабости, что отец сразу заметил бы. — Я думаю, что ты лишил меня выбора, — холодно произнёс он, глядя прямо в глаза отцу. — Ты решил за меня, на ком я женюсь. Я даже не знал, что эта Вонен существует до сегодняшнего дня. Как я должен к этому относиться? Отец окинул его внимательным взглядом, но не перебивал. Его лицо оставалось строгим, хотя в глазах проскользнуло что-то, возможно, одобрение — за смелость? За сдержанность? Сонхун не знал. — Ты обязан быть благодарным за то, что я думаю о твоем будущем, — отрезал отец. — Брак с Вонен — это возможность, которую ты не можешь упустить. Ее семья — это власть и связи. Мы не в детской игре, Сонхун. Это твоя жизнь. — Моя жизнь? — Сонхун усмехнулся, горечь прорезалась в его голосе. — Ты говоришь о моей жизни, но сам принимаешь за меня решения. Где здесь моё мнение? Где мой выбор и моя жизнь? На мгновение в коридоре повисла напряженная тишина. Отец посмотрел на него долгим, изучающим взглядом, как будто что-то искал во взгляде сына. Но, видимо, не найдя, вновь перешёл в наступление. — Понимаю, — медленно произнёс он. — Ты не доволен помолвкой. Но что ты думаешь о моем побочном сыне? О его появлении в этом доме? Что ты думаешь о том, что твой брат будет жить здесь? Сонхун напрягся, снова почувствовав знакомый гнев, поднимающийся изнутри. Но он сдержал себя, не давая эмоциям взять верх. — Этот парень не мой брат, — медленно проговорил он, каждое слово словно капало ядом. — Если ты хочешь исправить свои ошибки прошлого — это твое дело. Но я не собираюсь признавать его частью семьи. Для меня он чужой. Отец замер, его глаза сузились, словно он ожидал именно такого ответа, но всё равно был недоволен. — Он твой брат, нравится тебе это или нет, — произнёс он с давящей уверенностью. — И он будет жить в этом доме. На публике мы будем называть его родственником, но внутри нашей семьи — он мой сын и твой младший брат. Сонхун стиснул зубы, он не хотел спорить с отцом, знал, что это бесполезно, но внутри всё кипело от возмущения. — Ты сделал свой выбор, — проговорил он сквозь сжатые зубы. — Но не проси меня принять его. Я не признаю этого парня братом и не буду делать вид, что он для меня важен. Отец на мгновение промолчал, внимательно вглядываясь в лицо сына. Его черты оставались жёсткими, но в глазах появилась тень разочарования. Он хотел возразить, но слова замерли на губах. Сонхун всегда был послушным, и это новое проявление неповиновения было неожиданным. — Ты не должен ничего признавать, — сказал он, его голос стал глухим, но всё ещё твёрдым. — Но помни: семья это не выбор. Это данность. И ты примешь его, хочешь ты этого или нет. Сонхун ничего не ответил. Он медленно повернулся к двери и, не оглядываясь, шагнул наружу, чувствуя, как воздух снаружи резко холодит кожу. Гнев и разочарование смешались внутри, но внешне он оставался таким же холодным и непроницаемым. Он не собирался показывать отцу свою боль. Его отец стоял на месте, глядя вслед уходящему сыну. Его дыхание было тяжелым, а сердце сжималось от чувства вины. Гнев в его душе понемногу утихал, оставляя место для тяжёлой горечи. Он был суров с Сонхуном, всегда считал, что это лучший способ закалить его, сделать сильнее. Но сейчас, глядя, как он уходит, вдруг почувствовал угрызения совести. "Прости меня, Сонхун," — мысленно произнёс он, глядя на силуэт сына, растворяющийся в темноте ночи. Это было тихое, почти молчаливое сожаление, которое он никогда не произнес бы вслух. Сонхун был единственным человеком, которого он по-настоящему любил и защищал. Но обстоятельства — они всегда сильнее. И сейчас они снова взяли верх над его личными чувствами. Когда Сонхун скрылся из виду, отец вернулся в свой кабинет. В кабинете, где царила тишина, он сел за свой стол, стараясь найти покой в привычной рабочей рутине. Но телефон, который лежал на краю стола, мигнул, напоминая о новых проблемах. Он взял его в руки и прочитал сообщение. Текст был коротким, но важным: "Ваш сын уже прибыл в Сеул. Ждёт встречи." Отец Сонхуна положил телефон на стол, чувствуя, как напряжение возвращается, словно тень, преследующая его всю жизнь. Он пытался подавить раздражение, который начал накрывать его после прочитанного. Никому не стоит знать о том, что он надеялся на другой исход событий.