assorted

Ким Сокджин в деревне. Большой город разочаровал, набил не заживляющиеся шишки и отбил всякое желание выделываться и дальше, но угрюмое лицо отца так и вставало перед глазами, когда парень был на грани позорного признания поражения, и нудное «а я говорил» отцовским голосом расправлял истрепанные крылья шире и поддавал ощутимого пинка под зад, для лучшей траектории. Полет не получался. Сокджин-столичный-успешный-мальчик — не получался. Получалось по-мужицки стирать сопли и идти на ненавистную работу, на которую даже официально не брали, — настолько ничтожно, так платили еще менее достойно. Несмотря на неважное положение, хотелось отцу что-то там доказать, даже несмотря на то, что тот умер спустя два года сыновьих неоправданных мучений. Вернуться в родные края спустя восемь лет — это как нырнуть в ледяной пруд. Мало того, что неприятно и гадко, так и непонятно: все вокруг такое холодное и незнакомое, чужое. Сокджин мог остаться тут после похорон, но он даже на эти самые похороны не приехал; бабушка и вовсе вычеркнула его из семейного реестра, она не оценила глубину разрыва между отцом и сыном, обесценила все страдания Сокджина. Обиженный ребенок и недолюбленный отрок создавали в груди Сокджина такой гремучий внутренний протест, что смог вернуться назад лишь когда черты лица отца перед глазами полностью истерлись. Без шанса на восстановление. Их деревня за столько лет разрослась, что интересно: больше это не пять дворов на шесть семей, вот так-то. Главную дорогу освещает ряд фонарных столбов, прямо как в пригороде: светло и надежно, разве что не асфальтировано, да и с ответвленными улицами не все так радужно. Добираться до дома приходится с фонариком наперевес, хотя телефон на последнем издыхании и жалобными писками грозится отключиться. И чем дальше он идет от главной дороги, тем меньше освещенности вокруг. Такое впечатление, что за мостом, что разделяет деревню на две негласные части, люди отказываются от элементарных даров современности под легкой присыпкой комфорта, и теперь Сокджину приходится даже с такой мелочью бороться. Казалось бы: вот он, весь сдался из себя, но до последнего карма в колеса палки вставляет. Их дом — уже его дом — находится сразу на холме, что радует. Так по-глупому получилось, что мост находился в низине, прямо над тщедушной пересыхающей речкой, и всякий раз, чтобы попасть на более развитую часть деревни, приходилось спускаться и подниматься на холм, благо, совсем не крутой, но и не предел мечтаний пешехода. Да и извилистая дорогая порядком утомляет. Сокджин сжимает в руках связку ключей, пока он с кряхтением одолевает последние метры до ворот. Ворота все те же, и это зажигает маленькую надежду на душе, что за те два года жизни отца и шесть лет власти бабушки, тут не поменяли замки. Надежда крепчает с каждым поворотом ключей в скважине, и Сокджин с тяжелым сердцем входит внутрь, ожидая чудовищное запущение и джунгли перед домом. Как он все это ненавидит.