assorted

их губы встречаются быстрее, чем глаза. намджун растерянно отбрасывает оставленные в корчме вещи хосока в бок, со стороны раздается звон разбитого масляного светильника, но обоим плевать. плевать на все. хосок жадно напирает, обхватывает чужую крепкую шею и грубо наклоняет к себе, не церемонится, до боли кусает полные губы. намджун мигом запускает пальцы под теплую кофту, чувствует мигом отдавшийся трепет. молнии реагируют на него также остро, как и сам хозяин. чон тем временем больнее вцепляется в волосы на затылке, зубами оттягивает нижнюю губу и проглатывает болезненный стон. он будто наказывает намджуна, показывает, что не надо с ним спорить. что хосок лучше знает, что, вот, смотри как я умею, а могу и еще сильнее. но намджуну нравится и посильнее. он напивается и не может напиться чоновой сладостью. крошечные заряды, ссылаемые им, лишь стимулируют сильнее, делают еще более жадным и нетерпеливым. староста даже разобрать не в состоянии, что его сильнее укалывает: нескончаемое удовольствие от долгожданной близости или же голодные до новой материи заряды. но разбираться и не намерен, напротив, сильнее вжимает в себя хосока, до хрипа, давая понять, что, да, это именно то, что он имел ввиду в корчме: о, да, ему действительно до запретного хо-ро-шо. они кажутся совсем отчаявшимися, такими нуждающимися. языки сталкиваются в противостоянии, каждый твердит свою правду. наглое "мне этого мало" намджуна противостоит хосоковому "это даже еще не все". тихо зарычав, пустив сытые мурашки по телу старосты, собиратель крепче хватает того за загривок и тянет на себя, пока сам вслепую садится на стол за спиной. ким подхватывает его и буквально впечатывает в себя, но чон не намерен быть ведомым. усевшись, тянет на себя длинными, тренированными длинной пешей ходьбой ногами и избавляет от вязанной из овечьей шерсти кофты. засасывает соленый кадык и заставляет намджуна давится стоном. его шустрые руки скользят под влажную рубашку и тут же исчезают в тепле зимних штанов - староста ругается сочно и длинно, замечая, как искусанные и опухшие губы собирателя распластаются в самодовольную улыбку. намджун пытается отпрянуть и подарить мужчине равноценную, а то и большую ласку, но хосок не позволяет, будто осознает, что если тот сейчас до него дорвется, то не выпустит вовсе. -хосок. - цедит ким предостерегающе, когда его пальцы, дразняще обхватив взмокший член, скользят ниже к поджавшимся яицам. - хосок... - но собиратель не слушает. маниакально покусывает широкую грудь и крепкие руки, осыпает сверху поцелуями сквозь рубашку, возвращается к шее и увлеченно засасывает темную от ветра кожу. он сыто урчит, словно голодал всю осень и зиму, и, наконец, новый год подарил долгожданный подарок. намджун же высоко стонет и чувствует, как член только крепче становится в тонких пальцах, как крышу сносит от трепетных и жарких ласк. он резко подается вперед, буквально распластав чона на грубом столе и прижав сверху. смотрит в слепые глаза, потерянные в похоти и наблюдает, как хосок прерывисто хрипит: воздух резко покинул его тело под напором чужого, неподъемного. и, кажется, только таким образом приходит в себя. -о боги... - его глаза испуганно распахиваются, осознание медленно возвращается, а рука торопливо исчезает из чужих штанов. - я....это случилось, да? -я рад.... - шепчет намджун, по-доброму усмехнувшись, что совсем не подходит их чрезвычайно двусмысленной позиции. - что я тоже свожу тебя с ума...хотя бы немножко. собиратель молнии на это громко фыркает, но не спешит опровергнуть и слова. напротив, требовательно закидывает голову за очередным поцелуем, и староста с удовольствием отзывается.