assorted

время близилось к ночной пересменке, но капитан чон пока не собирался обратно в казарму: после заслуженного отпускного, он обязан был все тщательно проверить. чон хосок был требовательным военным. никому не позволял халатности на работе, особенно когда это касалось суверенитета страны. норгрит хорошо относится к преданным людям, а хосок, если и не возглавляет в силу невысокого статуса, то находится в числе наиболее верных - уж точно. есть чем гордиться. дверь патрульной батуры отворилась с характерным визгом. двойка караульных вытянулась в тугую струну и поприветствовала военноначальника кивком. хосок прошел в полной темноте дальше. из узких окон клочковатыми обрывками долетал ослепляющий свет прожектора, находящегося на наблюдательной площадке на самом верху сторожевой башни. таких батуров было достаточно, все они находились в 500 метрах от стены и в 1 километре друг от друга. а тем временем ситуация в стране накаляется. каждый день становится непредсказуемым, хотя хосоку хочется и дальше презрительно говорить, что оппозиция не больше, чем пространственный шум. однако, что-то происходит. в армию в срочном и обязательном порядке набирают новых людей. пока это все, кто достиг 20-ти лет. и раз подробности подозрений не достигли самого чона, то изменения начали происходить в самой верхушке. а это огромные проблемы. некоторые офицеры даже предполагают, что если ситуация не улучшится, то в армию начнут призывать с 13-ти лет. постучав и не дождавшись ответа, хосок рывком открыл дверь в дежурный кабинет, чем заставил испуганно дернутся единственного надзорного. отдав честь и поприветствовав офицера, тот в быстром темпе начал отчитываться за каждый час, что прошло с момента приема поста. а хосок погрузился в бессмысленную кипу информации, насильно избавляясь от опасных тем. где-то внутри башни раздался оглушительный выстрел. молодая девка лежала на полу в собственной луже крови, - это первое, что увидел ким тэхен, когда резко вошел в комнату. он сморщился от неприятного запаха и ужасающей картинки, но не выскочил, хотя врожденная брезгливость так и умоляла так поступить. -жива? - глухо осведомляется, пытаясь не дышать глубоко. в комнате воняет терпкой кровью и горькой мочой. он надеется, что не увидит еще что-то бурое и коричневое. такого удара его тонкая эстет-натура не пережила бы точно. -пока дышит. - палач отбрасывает в сторону недокуренную самокрутку с дешевым табаком, смачно сплевывает вслед и со всей дури пинает девку в разодранный живот. по комнате разносится тихое скуление. - все еще дышит. -вы необычайно наблюдательны. - ким тэхен кривится от презрения, но, пересилив себя, подходит ближе к лежащей на полу незнакомке. она слепо смотрит на черное от постоянного табачного дыма потолок, торчащие в разные стороны пальцы мелко подрагивают на оголенной груди, хотя те, честно говоря, ничего и не прикрывают. одежда на ней изодрана в пример тела. но тэхену на открывающиеся сомнительные прелести наплевать. - ты так и не скажешь ничего? от его тихого шепотка девушка встрепенулась. тяжело моргнула пару раз, медленно, собрав все силы, повернула голову набок и впилась обреченным взглядом в лицо тэхена. в ее широко распахнутых глазах неожиданно было все - ненависть, жалость к самой себе, горечь, мольба и даже прощение. ким тэхен жадно впитывал в себя всю палитру, возможно, единственной искренности с момента появления в подвале этой батуры, пока ее губы подрагивали в попытке улыбнуться. недолго думая, ким тэхен достал аккуратный пистолет из кобуры и выстрелил в ее серце. девка даже понять не успела, что произошло. -повесьте ее. - ким тэхен поднялся на ноги и убрал пистолет обратно в кобуру. сидящий на шатком стуле допросчик, тщательно записывавший все то, что происходило в этой комнате, размашисто расписался на полупустом листке, не забыв указать время смерти безымянной смутьянки. ким тэхен недовольно скомкал листок и убрал себе в карман, бегло пробежав по скудным строчкам взглядом. - шевелитесь. капитан чон только покинул кабинет надзорщика, как по ступеням, ведущим в подвальное помещение, поднялся низенький, худощавый мальчишка в гражданской одежде, крепко прижимающий к узкой груди потрепанный портфельчик. за ним шел другой мужчина, на чью голову был низко надвинут ненужный капюшон. -кто стрелял? - резко осведомился капитан чон, но к его изумлению ни мальчишка, ни мужчина даже головы не повели в его сторону. чон шагнул вперед, преграждая путь более представительному мужчине, как его, к невероятному изумлению, дежурный надзорщик нагло дернул обратно. -как ты смеешь?! дверь с оглушительным лязгом захлопнулась, скрыв двух незнакомцев. -приношу свои извинения, капитан чон. - надзорщик низко склонил голову. - это представитель федерации. на днях поймали кого-то из оппозиции, приехал на допрос. со стороны подвала начали доноситься чьи-то тяжелые шаги и непонятный длинный шум, словно тащили что-то неподъемное. чон хосок не во многом ошибся: уродливый бесформенный палач таскал за ногу полуголую девицу, не обращая внимание на то, что ее волосы цеплялись за различные выступы и в этих местах оставались клочки темных волос. к ее счастью, она оказалась мертвой. большей удачей, конечно, было бы не попадать в сети оппозиции, но эти сектанты любому прополощут мозги. а юной, тупой девке - раз плюнуть. -ее тоже повешут? - надзорщик утвердительно кивнул. -обычно сразу мертвых привозят. но представитель федерации был в нашем округе. пришлось предлагать свою допросную. хосок последовал за палачом, стараясь не вляпаться в бурые следы чужой сгустившейся крови. представитель федерации уже сидел в служебной машине. из полуопущенных окон наружу вырывался густой табачный дым. его лица теперь было не видно особенно. палач тем временем протащил труп дальше. неподалеку их ждали несколько караульных с толстыми канатными веревками, оставивших свой пост. -если это все, капитан чон, я с вашего позволения пойду отмою полы и стены, пока кровь не въелась. - получив разрешение офицера, надзорщик, кивнув на прощание, убежал обратно в батуру, а хосок направился пешком дальше, с каждым шагом все отдаляясь от толпы. он не стал дожидаться развязки развернувшейся картины. и так прекрасно знает, что будет дальше, и дожидаться оглушающего в ночной тишине хруста сломанной шеи, когда подвешенное за шею бездыханное тело перебросят на другую сторону и повесят на стену, чтоб всей оппозиции неповадно было, не станет.