Of fire and monsters

      Гермиона говорит, что собирается найти родителей. Это то, что она всегда говорила — обещала себе.       Зима превращается в весну. Они с Эдрианом сидят вместе на маленьком столе на веранде. Ее пальцы теребят носовой платок, оставляя чёрные выжженные отметки. Нервная привычка, которую Гермиона приобрела однажды, когда поняла, что должна лишь захотеть разжечь маленькое пламя. Это только слабый огонёк, но она сжигает шёлк и восстанавливает его, делая это снова и снова.       Эдриан оглядывается, чтобы убедиться, что никто не наблюдает за ними. Но даже тогда он задаёт ей вопросы приглушенным, быстрым голосом.       — Ты хотя бы помнишь, где они жили? Имена родителей?       Он не пытается отговорить ее, но Гермиона слышит сомнение, проскальзывающее в каждом слове.       — Дэниэл и Джин. — Ее голос более раздраженный, чем хотелось бы, но Гермиона не может остановить вспышку гнева, который кипит в груди. Девушка сжимает руки в кулаки, сдерживая злость. Хотя воспоминаний мало, но они яркие. Гермиона может вспомнить тепло огня, когда сидела на коленях матери, и та заплетала её волосы перед сном.       — Это защитит твои чудесные кудри, голубка, — шептала она, целуя Гермиону в щеку.       Это то, что девушка делает по сей день, частичка прошлой жизни, которую она носит с собой. Гермиона помнит коттедж своей семьи, маленький, но уютный, наполненный теплом более простых времен. Она может представить известняк, покрытый вьющимся плющом и тропинку, поросшую мятой и космеями. Девушка почти может почувствовать мамины руки, обнимающие её, и низкий баритон отца, поющего народные песни перед сном.       — Они могут быть не здесь, — возражает Эдриан, вырывая из воспоминаний. — И даже если это так, что…       — Я ведьма, Эдриан, — выдавливает она. — Я могу найти их.       Эдриан пристально смотрит на неё мгновение, и что-то в его взгляде заставляет девушку покраснеть от неловкости.       — Ты решила это сделать, ведь так? Даже если они будут преследовать тебя?       — Да, — признание звучит мягко, настойчиво, будто эти два слова завершили что-то недосказанное между ними.       Эдриан кивает. Он царапает рукой подбородок, и как только Гермиона поднимает палочку, чтобы попрактиковаться в следующем заклинании из своего списка, вновь заговаривает.       — Я подумал, — Эдриан смеется, пожимая плечами, и вновь смотрит на Гермиону своими грустными глазами. — Это так, я рад помочь выбраться отсюда. Но если ты когда-нибудь передумаешь…       Он протягивает руку и кладёт ладонь поверх её. Кожа парня прохладная и сухая. Он полностью обволакивает её. С Эдрианом должно быть комфортно, но вместо этого его прикосновение слишком мягкое и тяжелое, и все это неправильно. Что-то глубокое, инстинктивное извивается внутри, и Гермиона жаждет отстраниться.       — Если ты когда-нибудь подумаешь о том, чтобы остаться, или вернуться обратно после побега, — говорит он, — ты не будешь одинока. Для тебя будет место рядом со мной, если согласишься.       Хватка Эдриана становится крепче, пока он ждёт. Гермиона сглатывает. И хотя она хочет сказать да, погрузиться в лёгкую жизнь, которую он предлагает, жить в данном обществе. Девушка пытается представить это, как делала уже сотню раз раньше. Представить, как будет уязвима перед ним, лгать под ним, проводить свои течки…       По коже ползут мурашки. Она не может. Гермиона вырывает руку.       — Я знаю, — шепчет девушка. — Но это не мой дом.       Она наклоняет голову, не заметив выражение досады на его лице.       — У нас есть старый охотничий домик в деревне, если тебе когда-нибудь понадобится безопасное место, чтобы спрятаться, — говорит Эдриан, раскладывая перед ней примерную карту. — Он немного севернее деревни твоих родителей.       Гермиона улыбается ему.       — Спасибо. Я ценю все, что ты делаешь для меня.       — Конечно. — Большим куском угля он отмечает точку на ее карте. — Все, что угодно для друга. ***       Спустя месяц после её восемнадцатилетия, в день Брачного бала Грегори Гойла, Гермиона убегает. Она сбегает посреди ночи, незадолго до сильного дождя. С зачарованным мешочком, наполненным припасами, потихоньку украденными с кухни, из библиотеки и подвала.       Она надеется, что никто не заметит их отсутствия.       На границе территории поместья Гермиона оглядывается в последний раз, смотря на место, которое было тюрьмой так же, как и домом. ***       За ней пускают погоню позже, чем она рассчитывала, и девушка задаётся вопросом, обсуждали ли они это сперва. Имело ли значение, если кто-то ускользнул? Действительно ли Гермиона одна из них? Она лишь грязнокровка, в конце концов. Странное создание, которому всегда было не место здесь. Что ж, тогда отпустите её. Позвольте природе наконец взять свое.       Кто-нибудь пытался раньше сбежать?       Они должно быть решили, что независимо от того, принадлежит Гермиона к ним или нет, ей нельзя уйти.              Это закон нашей страны, говорил лорд Элдред.       Девушка бежит в направлении семейного домика Эдриана в надежде оторваться от погони. Она вооружена книгой с защитными чарами, которые почти выучила наизусть. Гермиона надеется, что когда доберётся до уединенного домика на холме, наконец сможет отдохнуть без страха быть пойманной.       Всего лишь через месяц она нашла свой дом. Гермиона вошла в деревню родителей с надеждой в глазах. Девушка смотрит на маглов, пока те занимаются повседневными делами, не зная о скрытом магическом мире с иерархией, которая властвует и уничтожает. Жизнь здесь была проще, и Гермиона жаждала стать её частью. Девушка медленно шла, улыбаясь при виде знакомых цветов, и повернула на протоптанную грунтовую тропу. Она не знала, куда идёт, но чувствовала, что это правильно, будто ощущала что-то родное. Девушка неслась вперёд, подгоняемая порывистым ветром. Она заметила маленький коттедж, примостившийся на углу, и сердце подскочило в груди.       Гермиона одновременно почувствовала и увидела это. Сердце разбилось вдребезги.       Чёрный.       Известняк стал обугленно-чёрным от пламени. Левая сторона коттеджа была разрушена.       Нет, нет, нет-нет-нет…       Гермиона сбежала, глупо, прямо в руины, и её встретила лишь холодная серость. Девушка проглотила всхлип, падая на колени в руины, разгребая пепел. Она подняла обломок разбитой тарелки и стёрла сажу.       Узор был незнакомый. Красный и жёлтый, ничего общего с уютной коричневой глиной, которую использовали родители.       Возможно… возможно…       Может. Да. Может, они давно покинули это место. Она сбежала, прошла весь этот путь, оставила все, что знала, не чтобы потерпеть неудачу. Гермиона найдет их. Она будет искать их. Дойдет до края земли, и…       Пальцы стали чёрными из-за пепла. Обугленный кусок дерева, рассыпавшийся при касании, мог походить на ее маленькую куклу. Ещё один всхлип вырвался из груди. Это причиняло боль, словно открытая рана, будто Гермиона горела. Хотелось кричать, но она подавила его, похоронив в своём сердце, зарываясь пальцами в землю. Потому что, если Гермиона закричит, если зарыдает…       Она найдет их.       Останется в деревне лишь на неделю, прежде чем придет погоня.       Недели перетекают в месяцы, и девушка не столько ищет, сколько бежит. Она спит в сараях и под деревьями, задаёт странные вопросы незнакомым людям, во взгляде которых смесь жалости и страха.       Преследователи всегда неподалеку. С уходом весны прекращаются и дожди, смывающие её запах, и количество возможностей уменьшается.       Гермиона прислоняется к дереву, сердце сильно колотится, пока кора впивается в спину. По дороге проходит группа людей, и нельзя сказать, друзья они или враги.       Охотничий домик Эдриана. Она отдохнёт, прежде чем вновь попытается завтра, послезавтра и в следующие дни.       Гермиона найдёт свою семью. ***       Охотничий домик скромен в размерах, с каменным очагом и двумя кроватями. Гермиона думает, что должна чувствовать безопасность, спокойствие, пока накладывает защитные чары вокруг дома. Но он пахнет как Эдриан, что заставляет мурашки ползти по коже.       Это неправильно. Не. Правильно. Она не знает, что и думать об этом.       Гермиона вытаскивает из своего мешочка хлеб и сыр. Это немного, но она несильно голодна. Живот бурлит, и девушка чувствует себя не совсем в порядке. Гермиона откусывает лишь несколько кусочков, прежде чем отбросить в сторону. Возможно, это последнее разочарование так расстроило ее. Куда могли уйти родители?       Гермиона достаёт из мешочка одеяло и смотрит между двумя кроватями. Девушка пыхтит в раздражении, пока начинает передвигать одеяла и подушки, в жалкой попытке справиться с этим.       Сделать своим.       Она выбирает одну кровать и толкает в самый дальний от двери угол, но подушки продолжают падать, и девушка кричит в ярости по меньшей мере три раза, прежде чем сдаётся. Вторая кровать скрипит в громком протесте, цепляясь за ковер, пока Гермиона толкает ту по всей комнате. Но беспокойство рассеивается, когда две кровати оказываются сдвинуты вместе.       Вот так. Этого сейчас вполне достаточно. Гермиона продолжает перестановку, взбивая одни подушки, другие заталкивая в угол, взбивая одеяла, пока кожа не начинает зудеть, сухая и горячая. Спазм охватывает её изнутри, заставляя согнуться пополам от боли. Щека ударяется о прохладные простыни. С губ срывается стон боли и удовольствия.       — Не сейчас, не сейчас, — бормочет девушка, проползая вперед.       Но, конечно же, это происходит сейчас, согласно пометкам в ее дневнике. Но Гермиона надеялась, что недостаток сна, постоянные передвижения, голодный желудок, что угодно из этого отсрочит неизбежное.       Уже в третий раз с тех пор, как сбежала, она борется с этим, что каждый раз все труднее и труднее контролировать. Борется с влагой между бедер и чувствительностью в грудях. А когда слишком устаёт, чтобы противиться желанию скользнуть пальцами к пульсирующему центру, то борется с мысленным образом.       Его образом.       Это не его руку Гермиона представляет, обхватывающую её грудь. Выгибаясь на подушках с криком, не представляет его грудь за спиной, или твердую длину напротив своей задницы. Не думает о нем, поглаживающем ее клитор, или целующем шею в месте пульсации железы, желающем укусить…       О нем.       Нет.       Но слишком поздно притворяться, что это не так. Она переживает свой первый оргазм от руки, слабая и неудовлетворенная.       Гермиона не может контролировать свой разум во время течки. Девушка осторожно нащупывает резной деревянный инструмент, который должен помочь, но она уверена, что не поможет. Уверена, что этот способ не станет решением. Наложенные чары делают предмет более мягким, тёплым, пока девушка работает им внутри себя. Но это лишь обостряет нехватку того, чего она желает. В чем нуждается.       В нем.       Этого недостаточно. Это не заполняет её, не оставляет чувства наполненности — целостности.       Должно быть, Гермиона в какой-то момент засыпает. Хотя не может сказать, какие образы правдивы, а какие вымышленны, корчась от боли в своём гнездышке. Что сон, а что реальность? Некоторые моменты ясно отпечатываются в сознании: когда она пьёт воду, давится печеньем, взмахивает палочкой в сторону угасающего огня. Но каждый раз, когда просыпается, комната становится холоднее и холоднее. Гермиона задаётся вопросом, сколько времени прошло, прежде чем спазм вновь пронзает её, заставляя впасть в забытье.       И вновь видит его образ — платиновые волосы, серебристые глаза, обволакивающий, склоняющийся над ней, облегчающий боль, так, как умеет только он. ***       Гермиона вздрогнув, просыпается. Тишина наполняет домик. Огонь погас, но вечерний воздух приятно холодит кожу. Девушка протягивает руку в поисках чашки, желая облегчить боль в пересохшем горле, но когда пальцы касаются стекла, она падает на пол с грохотом. Вода медленно растекается, и крик жалости к себе срывается с потрескавшихся губ.       — Пожалуйста, — хрипит она, не обращаясь ни к кому конкретно.       Дверь в домик распахивается, и Гермиона вся сжимается. Пальцы стискивают подушку на животе. Девушка втягивает воздух, пытаясь съежиться, стараясь остаться незамеченной.       Ничего, ничего страшного.       Гермиона моргает несколько раз, пытаясь сфокусироваться на том, кто вторгся в ее пространство.       Пшеничные кудри и острый подбородок появляются в поле зрения.       Эдриан — друг, говорит себе Гермиона. Следует почувствовать облегчение, но плечи сжимаются, пока его глаза, наполненные сочувствием и нежностью, фиксируются на ней. Девушка хочет закричать на парня, чтобы он ушёл, отвернулся, но в горле встает ком. Она забивается обратно в угол, как раненное животное.       Эдриан протягивает руки.       — Я здесь, — шепчет он. — Я пришёл так быстро, как мог.       — Нет, — выдавливает Гермиона и трясет головой. Ей нужна вода — еда. Нужно, чтобы он ушёл. Тогда она сможет встать, очистить себя и простыни.       — Все в порядке, — настаивает Эдриан, но его ноздри раздуваются, а взгляд окидывает ее тело. — Это всего лишь я, Гермиона. Я собираюсь помочь тебе.       Должно быть, течка прошла. Но Гермиона все еще заботится о себе, и это глупое, глупое гнездышко, которое она соорудила. Девушка чувствует, что разрывается между смущением и желанием сжечь все эти вещи. Она не хочет, чтобы Эдриан видел это. Сердце кричит, что это не хорошо, он не должен быть здесь, но, наверное, гормоны все еще бушуют, оставаясь не под контролем.       Она собирается с силами и произносит тихим голосом:       — Не мог бы ты принести мне немного воды?       — Воды. — Эдриан пересекает комнату и садится рядом с ней на кровати, предлагая флягу из своей сумки. Гермиона осторожно, не касаясь его пальцев, берет её. Кожаный корпус все еще хранит тепло его тела. Гермиона колеблется, но жажда слишком велика. Девушка жадно глотает прохладную воду, но выпивает только половину фляги, прежде чем Эдриан осторожно забирает ее.       — Подожди.       Эдриан накрывает протянутую руку девушки своей и прижимает к её колену.       — Гермиона, мне нужно, чтобы ты сохраняла спокойствие, хорошо?       Её сердце сжимается.       — Почему?       Даже пока Гермиона выдыхает вопрос, она медленно отодвигается назад, от того места, где кровать прогибается между ними. Он не должен быть здесь, не так скоро после её течки. Не когда Гермиона все еще в таком напряжении и остаётся настороже.       — Зачем ты пришёл сюда?       — Погоня, — шепчет он.       Нет.       Гермиона пытается перепрыгнуть через него, но Эдриан тянет её обратно вниз.       — Гермиона, стой.       — Мне нужно бежать. — Она пытается вырвать руку, но Эдриан настойчив. — Я не могу…       — Всё в порядке, все в порядке, — бормочет он, приглаживая ее волосы.       — Все будет хорошо. Я подготовился к этому.       Гермиона моргает.       — Портключ? — шепчет она. — Ты достал портключ?       — Ты не можешь вечно сбегать, — говорит Эдриан. — В конце концов тебя найдут, ты это знаешь. Они могут почувствовать твой запах. Мы все можем.       Он притягивает её ближе и прячет лицо в изгибе шеи.       Неправильно. Не. Правильно. — Кричит на Гермиону её разум. Девушка извивается и толкает Эдриана, пытаясь заставить прекратить это, но хватка лишь усиливается.       — Перестань, Гермиона. — Это тот самый голос, тот властный голос, который заставляет ее упасть из его рук на пол.       Ночнушка, мокрая от пота, запутывается в беспорядке вокруг бедер, прилипая, но девушка в страхе бежит назад. Она не доверяет Эдриану. Особенно, когда он говорит с Гермионой как Альфа.       Она не принадлежит ему.       Девушка хватает палочку с пола. Он бросается к ней.       — Прекрати это! Я пытаюсь помочь тебе!       — Я не хочу этого, Эдриан! Я говорила тебе!       Они оба вздрагивают, когда раздается стук кулаков по двери.       Эдриан смотрит на нее сверху вниз с блеском в глазах. Волосы Гермионы становятся дыбом.       — Позволь укусить тебя. — Он подкрадывается ближе, угрожающе возвышаясь над ней. — Они не смогут забрать тебя, если ты моя. Я могу построить для нас дом из известняка с вьющимся плющом.       — Нет.       — Я посажу мяту и космеи, всё как ты захочешь.       Его фраза заставляет ее мысли закружиться.       Мята и космеи.       — Ч-что ты сказал?       Лицо Эдриана остаётся невозмутимым, ничего не выражающим. Но девушка видит, как раздуваются его ноздри. Эдриан делает шаг к ней.       — Я подумал, это будет что-то, что понравится тебе, маленький сад.       — Прямо как дом моих родителей, — шепчет она и внезапно не может подобрать слов.       Образы сгоревшего коттеджа и сожженного сада наполняют сознание.       — Это даже лучше, я могу защитить тебя, — говорит Эдриан. — Ты никогда не будешь в безопасности с ними.       Все, что она чувствует, это пепел. Огонь зарождается в крови, и Гермиона облизывает губы.       — Эдриан, — хрипит она. Сердце разрывается, а крик становится сильнее и сильнее. — Что ты сделал?       — Гермиона… — Он вновь устремляется к ней, и девушка торопливо отскакивает, бросая заклинание через плечо.       — Что ты сделал?       — Я сделал то, что должен был. — Эдриан выглядит диким. Обычно уложенные волосы растрепаны, и он тяжело дышит, пока подкрадывается к ней. — Ты наивна, если думала, что они когда-нибудь отпустят тебя.       Гермиона приходит в бешенство, все в её крови кричит об убийстве.       — Ты больной ублюдок.       — Они никогда не были вариантом для тебя. — Эдриан упорно подбирается к ней. — Я должен был заставить тебя понять это.       Гермиона сильнее сжимает палочку. Причудливое дерево виноградной лозы вжимается в ладонь, когда она пятится от него.       — И ты думаешь, что я сейчас уйду с тобой?       — Ты моя, — рычит он. — Я позаботился об этом.       Её губы изгибаются в отвращении.       — Я не принадлежу никому.       Эдриан бросается к девушке в третий раз, и не упускает. Его бедра вжимают её в стену. Гермиона чувствует твёрдую длину напротив своего живота. Каждая фибра в ее существе кричит под его прикосновением: это неправильно. Гермиона отшатывается от запаха, вторгающегося в ее пространство, неправильного. Вырывается из его хватки в отчаянной попытке сбежать.       Стук в дверь становится более настойчивым.       — Они здесь, Гермиона. Каков твой план? Или я, или они. Я могу забрать тебя отсюда. Могу защитить тебя. Ты никогда не будешь в безопасности одна, и ты знаешь это .       Гермионе удаётся вывернуть запястье, прижимая кончик палочки к его шее. Она прищуривается.       — Я не уйду с тобой, — Гермиона задыхается.       Парень обвивает пальцами её запястье, медленно и нежно. Его голос мягкий.       — Ты знаешь, чей Брачный бал следующий, Гермиона?       Конечно она знает.       Почти лето.       Первый день июня.       При мысли об этом её бросало в жар, не так ли?       Гермиона непокорно поднимает подбородок.       Эдриан щурит глаза, его губы изгибаются в отвратительном оскале. Вся недавняя мягкость ушла. Он настоящий волк в овечьей шкуре.       — Ты думаешь, он будет нежен? Даст все, что попросишь? Это ты будешь на коленях перед ним, а не наоборот.       — Я не хочу тебя. Я скорее желала бы видеть тебя сгоревшим, — выплевывает она.       — Это мне следовало помогать тебе во время течки, — выдавливает Эдриан. — Просто представь, что мы могли бы, Гермиона. Мы можем изменить это все. Вместе.       Гермиона понимает свои возможности, больше не сражаясь с его хваткой. Эдриан освобождает ее, и девушка убирает палочку от его горла. Парень отходит назад, глаза сверкают победой, но Гермиона наводит палочку на дверь.       — Бомбарда, — шепчет она.       Дверь срывается с петель, и преследователи наводняют маленький охотничий домик, окружая их.       Она дерзко улыбается Эдриану.