времена года, вивальди

В этот раз на задание Тихиро идет не один. Хотя сложно назвать это «компанией», на самом деле он вновь занимается всеми грязными делишками в одиночестве, пока его наводят, но в этот раз Содзе делает это не из теплой и уютной квартиры, а из места чуть поближе, выступает в роли эдакого якоря и запасного плана. Сам Тихиро в своих силах уверен. Он уже убил столько людей, что для него это проще простого. Ко всему прочему его начинает раздражать эта убогая манера посылать его разбираться со своим дерьмом, пока виновник киснет в сторонке, и весь этот шквал эмоций вкупе с самоуверенностью приводят к тому, что, когда Тихиро вылетает из-за угла на противников, те дружно его атакуют, а сам он не успевает защититься вовремя. Глупость. Неожиданность. Осечка. Злость никогда не приводит к хорошему результату, он это знает. Разумеется, все не так уж и плохо. Он все же бывалый боец, и потому успевает защититься и убить всех, но все же совсем немого, но его ранят, задевают немного, и рана весьма неприятная… Она не убьет его, конечно, об этом Тихиро в курсе, но кровоточить до потери сознания в его ближайшие планы не входит. Потому он по-быстрому заканчивает работу, забирает нужные документы (по какой-то причине Содзе требует лишь их; Тихиро начинает подозревать, что после его мнимой смерти его старые базы разграбили, и теперь он просто забирает свое обратно, остальным намекая, что будет, если перейти ему дорогу), после чего вываливается прочь из переулков запутанного мелкого района, где скрывалась уничтоженная им банда. Заметить нужную ему машину легко, она стоит в одиночестве на обочине; Тихиро видит Содзе, что со скучающим видом полулежит на баранке, открывает заднюю дверь и буквально падает на заднее сиденье. Плевать, что он загадит тут все кровью. Все равно тачка не его. А у Содзе появится столь отличное развлечение — потому что Тихиро знает, какая это боль — выводить кровь с ткани. Он пытается устроиться поудобней, ерзает, когда Содзе оборачивается к нему. Даже в полумраке видно, насколько у него не впечатленный взгляд. Сейчас, когда он обрастает, он больше напоминает прежнего себя, и от этого иногда кровь стынет в жилах. Этот человек тебе не друг, Тихиро. Враг! Но нет, смотрите, они работают вместе. Это так смешно. Так глупо. Вся эта ситуация, где он кровоточит на заднем сиденье у человека, который лишил его руки, который мучил несчастную маленькую девочку ради своего нелепого идеала и мечты. С которым они сейчас работают вместе. Тихиро чувствует, что его внезапно пробивает на смешок. Бывают моменты, когда начинаешь злиться на что-то невразумительное. У него нет повода скрипеть зубами, нет повода делать хоть что-то, но прямо сейчас, лежа на заднем сиденье дешевой иномарки и истекая кровью, Тихиро чувствует, как ему хочется махнуть на все рукой и продолжить это нелепое подобие умирания. Какая к черту разница? Что он там делает… Месть, все это. Что это принесет? Это так нелепо! Так глупо! Три года он тратит на подготовку, а теперь вдруг думает — надоело. Нервы сдали. Может, ему просто нужен перерыв. От мечей, от сражений, вообще от всего. — Ну и че ты делаешь? — Отвали, — стонет Тихиро, пряча лицо в ладонях. — Мне плохо. — Тебя ранили, что ли? — Да. Но не только… Не знаю… — Ой, фу. Я понял. Оставь меня без своих душевных терзаний, — Содзе тут же отворачивается. Слышно, как заводится двигатель автомобиля, и в зеркале заднего вида Тихиро может увидеть его лицо, недовольное, но это не раздражение так таковое, а скорее просто тень. — И не кровоточь, пожалуйста. Мне очень нравится эта тачка, и я не хочу менять чехлы на сиденьях. — Как-нибудь обойдешься. — Вот говнюк, а? Содзе просто фыркает легкомысленно, будто именно такого ответа и ждет, и нажимает на газ. Машина трогается вперед, а сам Тихиро поднимает голову наверх, туда, где в небе видно полную луну. Он думает, что весной ему станет проще. Что пройдет время, он перестанет корить себя за необдуманную ошибку по спасению своего противника, наконец примет, что все это ради большего блага в дальнейшем. Но ни черта не получается. Последнее время напоминает бешеный круговорот, и Тихиро понимает, что сейчас хочет лишь одного — закрыть глаза и притвориться, что в его жизни больше ничего нет, только всепоглощающая пустота, в которой даже он сам — лишь крохотная частичка небытия. Огни мелькают за окнами, смешиваясь в яркую неоновую полосу. Тихиро находит по-странному необычным то, что Содзе умеет обращаться с ранами, хотя не должен; не забывай, напоминает он себе, этот человек десять лет был в розыске у правительства, наверняка сражался больше за все это время, чем ты — за свои жалкие три года подготовки. Тебе с ним не сравниться. Он профессионал в том, чтобы выживать в тяжелых условиях. Может, потому он в итоге и не умер. Что-то вроде судьбы — когда так часто убегаешь от смерти, невольно делаешь это даже на ее пороге. Тихиро не хочется этого узнавать; он чувствует только усталость от всего, когда его под руку затаскивают в квартиру, скидывают на диван, и Содзе попутно ворчит, что если он запачкает тут что-то кровью, то стирать будет сам. Он послушно стягивает с себя верхнюю одежду, оставаясь лишь в брюках, и замерев перед ним, Содзе осматривает его пристальным придирчивым взглядом, следом за чем надевает на лицо, словно новую маску, ехидную плотоядную ухмылку. Хочется съездить ему по зубам. — Надо было ранить тебя, чтобы ты наконец передо мной разделся? — Знаешь что? — Тихиро хватает пальто. — Я пошел умирать в подворотне. Намного лучше будет. — Ты такой драматичный, — Содзе закатывает глаза. Он даже не пытается остановить Тихиро, потому что знает, что никуда тот не уйдет. Наклоняется над ним и осматривает ранение. — Тебе стоило не наемником работать, а, не знаю, попробоваться на главную роль в каком-нибудь токусацу сериале. Ты знал, что туда специально набирают молодых симпатичных мальчиков, чтобы молодым мамочкам было не скучно смотреть? Мотай на ус. — Вот такого ты обо мне мнения, да? Содзе поднимает на него глаза. Он уже не улыбается. — В отличие от тебя, я всегда откровенен в своих чувствах. Ранее Содзе говорит ему — ты мне нравишься. Он произносит то же самое сраное «нравишься», которое упоминает в связке с именем отца, отчего Тихиро буквально передергивает от отвращения. Они не разговаривают неделю; потом Содзе звонит ему и просит прекратить устраивать драму на ровном месте, ведь он ни к чему не обязывает. Чувства все равно не отменить, а отказ он как-нибудь переживет. Не ребенок же. В этой фразе слышится насмешка, что он такого мнения о Тихиро, но тот решает, что Содзе — слишком полезный контакт, чтобы так просто от него отворачиваться. Чушь, думает Тихиро из-за этого. Ты просто лгун. Но ему уже не хочется спорить; он позволяет осмотреть ранение, едва не вздрагивает, когда пальцы Содзе касаются его разгоряченной кожи, потому что они холодные, бездушный страшный металл. Но он все равно терпит, потому что, несмотря на все громкие речи, умирать в подворотне ему совершенно не хочется. Собственное глупое упрямство приносит ему только головную боль, и под конец Тихиро чувствует себя просто разбитым и усталым. Все это так глупо. Он должен прекратить приезжать сюда. Содзе — ему не друг. Должен, но так приятно иногда притвориться, что он не мститель с великой целью, а простой человек, который может вторгнуться в чужую квартиру, сесть рядом, и где его не спросят этот коварный вопрос — как обстоят дела — его просто примут таким, как он есть. Потому сейчас Тихиро делает то, что получается у него лучше всего — обманывает себя, вновь врет, а потом ложится на диван, прикрывая глаза. Как иногда хочется представить, что впереди у него нет ничего, просто остаться тут, навсегда. Содзе хотя бы откровенен с ним в своем отношении. Он не заботится, как остальные, он просто есть. Когда сверху на него падает что-то плюшевое по ощущению, Тихиро, не открывая глаз, бормочет: — Надеюсь, это не твой уродливый оранжевый плед. — Ты про мое чудесное апельсиновое одеяльце? Разумеется, это оно. — Надо его выкинуть. — Что с тобой? Ты такой агрессивный сегодня. Голос Содзе звучит озадаченно. Диван рядом с Тихиро прогибается под чужим весом, и на плечо ему ложится рука. Он не открывает глаз, но живо воображает себе, как с кривой усмешкой Содзе смотрит на него, как наклоняется — чувствует дыхание на шее, но ничего более, в этом Содзе прав — он всегда соблюдает границы, если ему об этом сказать. Надоедает, правда, пытается пошутить, но может не переступать обозначенные рамки. Потому он просто рассматривает Тихиро, а тот воображает себе, обеспокоен ли он взаправду, или это банальный интерес, с которым Содзе относится ко всему, за что цепляется его взгляд. Видимо, не последнее. Тихиро чувствует, как диван прогибается сильнее, когда Содзе ложится рядом и пихает его бедром. Хочется подняться и уйти, потому что это противоречит всему, что он говорит Содзе ранее — что ему не интересны настолько близкие отношения — но ему так не хочется двигаться, так хочется просто остаться и ничего не делать. От всего так тошнит. Все так надоело. Он не понимает, почему его настигает подобная апатичная волна. В последнее время такое случалось все реже и реже. — Бля. Надо купить новый диван. Желательно побольше. Тихиро чувствует, как у него подрагивают губы в улыбке, но он сдерживается. — Знаешь, я ненавижу весну. Самое отстойное время года. — Я думал, тебе нравится. Ты же сраный эстет. Цветение вишни, это все. — Не спишь? — Содзе фыркает, судя по всему, придвигается ближе. Потом вздыхает. — Ну, дело не в этом… Не знаю. Мне нравится короткий период между весной и летом, когда становится тепло, льют дожди. Когда много гроз… Смешно. Ему так подходило «Прознающее Облако». Лидер «Хисяку» сказал, что мечи — рабы людей, но в итоге клинок нашел человека, что идеально ему соответствовал. — Тебе нравятся грозы? — А тебе — нет? На память о сражении с Содзе на плече у Тихиро остается шрам в виде молнии; любой другой бы исчез, а этот, порожденный зачарованным клинком, не исчезнет уже никогда. Это — напоминание о его ошибке, когда Шаль он предпочел собственную цель. Человеческая жизнь ценна, ценнее нее нет ничего. Может, именно поэтому он и не стал убивать Содзе после — потому забрал бы жизнь человека, которому был дарован второй шанс. Нечестно. Он представляет себе Содзе, который смотрит на грозу в окне с зажженной сигаретой в зубах, потом вздыхает. — Не знаю… Никогда не задумывался. — А какое время нравится тебе? — Наверное, у меня нет предпочтений. Но есть нелюбимое. Август, когда был убит отец. Когда на улице настолько жарко, что воздух создает иллюзии. Когда поют цикады. Когда под вечер солнце приобретает оранжевый ослепляющий оттенок. Все это напоминает ему об утраченном, об ушедшем. О времени, когда летний песочный запах стал ассоциироваться с огнем и кровью. Содзе же рядом вздыхает, весь из себя драматичный. — Ты такой скучный, Тихиро. На половину вещей у тебя мнения нет, а вторая тебя не беспокоит. Вот как с тобой общаться, а? — Не общайся. — Но я хочу! Ты не можешь просто сказать мне прекратить, когда я заинтересован! Ну ладно, признавайся, чего такой смурной? — Ты же не хотел слушать. — Я — человек настроения, — огрызается Содзе. — Сейчас я заинтересован. Некоторое время Тихиро просто молча лежит рядом, чувствуя, как упирается макушкой в плечо Содзе, твердое, неприятное. Все еще холодное. Но от него самого разит теплом, пахнет каким-то фруктовым шампунем. Хочется просто упереться головой ему в грудь и притвориться, что это нормально, но Тихиро не может себе такого позволить. Потому он просто вздыхает и под нос бормочет: — Думаю, я устал. — От чего? — От своей цели. Я смотрю в зеркало, каждый день вижу этот шрам, напоминаю себе… Но… — … ты продолжаешь ради мести, да? Тихиро распахивает глаза. — Я прав, Рокухиро? Когда он резко поднимает взгляд на Содзе, тот не выглядит впечатленным. Но видя, как напрягается Тихиро, как он уже готов сбежать прочь (если Содзе все вспомнил, это закончится плохо), он вдруг разочарованно цокает языком и, совсем не меняя позиции, склоняет голову набок, подпирая ее рукой. От этого слегка отросшие волосы падают ему на лицо, придавая сходств с собой прошлым, тем, кого Тихиро почти разрубил пополам около заброшенного замка лунной ночью. Но в его глазах совершенно нет угрозы, как и в голосе, и позе. Он подцепляет одну прядку пальцем и крутит ее, после чего лениво замечает: — Я немного порыскал… И нашел парочку совпадений. Содзе все еще слабее. Тихиро легко сможет завалить его на пол и скрутить руки за спиной, а придушить его будет легко. Он все еще не оправился от своей раны. Когда он думает об этом и готовится броситься, что-то — будто интуиция — его останавливает, потому что лицо у Содзе вдруг приобретает такое дурацкое выражение лица, будто он объясняет нечто крайне очевидное. — Э, ты не подумай ничего, мне просто было интересно, с чего у нас такие нежные отношения, что ты называешь меня по фамилии, а я тебя — исключительно по имени… Ну и персона ты весьма известная, тут как ни крути, я бы наткнулся когда-нибудь. А что такое? — он щурится, и выглядит странно, потому что в этом жесте нет угрозы, просто очередное его глупое баловство. Он наклоняется ближе к Тихиро и в угрожающем жесте распахивает глаза. — Я знаю, почему ты скрывался! Потому что ты знаешь, что я фанат твоего папаши! … не вспомнил. Просто сделал логичный вывод. В общем-то… Это тоже правда, хотя Тихиро не стал называть себя «Рокухиро» просто из соображений, что Содзе может что-то случайно вспомнить; его имени же, в отличие от этого, он слышать быть не должен, то есть, поводов что-то случайно осознать будет меньше. Но от этого с души словно сваливается камень; Тихиро облегченно вздыхает, а потом, чтобы поддержать иллюзию, добавляет: — Да. Потому что ты мне надоел своей болтовней еще тогда. — Надоел? — голос Содзе начинает трепетать от какого-то доселе невиданного ранее восхищения. Он наклоняется еще ближе. — Так ты реально его сын? Не какой-то левый родственник? — Да. Содзе немо хлопает ртом, как рыба. Глаза у него сверкают. О, он в восторге. Это даже отвлекает от унылых мыслей. — Прикольно. И ты, типа, мстишь за батю? — Да. Именно этим я и занимаюсь. — Блин, ну, знаешь, теперь это моя обязанность, как величайшего фаната Рокухиро Кунисигэ, — Тихиро не удерживается и закатывает глаза, — помочь тебе в твоем грандиозном квесте. Ну… А то, что надоело… Кому не надоедает? Значит, с башкой у тебя все в порядке. Ты уже… э… три года этим занимаешься, да? И раньше не сражался? Ну разумеется. Ты чего ждешь, что легко перепрыгнешь в новый стиль жизни? Это не так работает. А как, хочется спросить Тихиро, но он вдруг понимает, что совершенно не хочет знать ничего про Содзе. Как-то раз — уже после их повторного «знакомства» он произносит, что если выбрал цель, то ты обязан следовать ей до конца. Может, это работает и с Тихиро. Он хотел стать кузнецом, а в итоге был вынужден взять в руки оружие. И его душа все еще стремится к старой мечте, к спокойствию… К столь давно позабытому покою. — Тихиро. Рокухиро? Как тебя называть? — Как хочешь. В самом деле нет разницы. — У тебя осталось что-нибудь от папаши? Ну так, как сувенир? — когда Тихиро со смешком пытается спихнуть Содзе с дивана, тот раздосадовано цокает язычком. — Нет, посмотрите на него! Это не я тут сын легенды! Ну и иди в жопу. Все. Я обижен. Ты задел мои прекрасные хрупкие чувства, потоптался и уничтожил. Такой драматичный. Тихиро вновь закрывает глаза и ложится обратно на диван, натягивая уродливый оранжевый плед выше. Он чувствует, как Содзе не шевелится, но смотрит куда-то в сторону; наверное, это откровение и было причиной, почему во время последней миссии он был таким задумчивым. Ну да, для него в этом откровении есть лишь радость от встречи, нет желания получить назад Шаль, нет раздражения от встречи с седьмым магическим клинком. Хотя, наверное, и про него он знает, просто решает спросить не сейчас. Кажется, его клонит в сон. Даже такая маленькая миссия уже утомила. — Расскажи еще, — неожиданно даже для самого себя требует он, и Содзе поворачивается в его сторону. — Что-нибудь. У тебя столько историй. — Используешь меня вместо того, чтобы считать овец? Содзе даже не звучит обиженно. Чужие разговоры — словно лучшая колыбельная. В коридоре мелкой частной клиники сильно пахнет спиртом и медикаментами; Тихиро ненавидит этот запах, потому что он преследовал его три года назад, когда Сиба обрабатывал рану на виске, а потом — после боя (ну не иронично ли?) с Содзе после потери руки. Сам он сидит на узенькой лавке рядом с дверью, напротив него — стол, где ресепшионистка, немолодая сухая женщина с тонкой сигаретой в зубах, играет в пасьянс на компьютере. Они друг с другом не разговаривают, но Тихиро смутно помнит ее образ, когда был в этой клинике в прошлый раз — на одном из заданий ему крепко досталось, и Сиба притащил его сюда, и, кажется, она бормотала себе под нос что-то успокоительное, пока Сиба громко ругался с владельцем клиники и ее же единственным врачом. Он поднимает голову, когда слышит скрип открывающейся двери. На пороге стоит Сиба, но он явно в процессе разговора, потому что даже не отвлекается на Тихиро. — … ну и что ты ко мне пристал? Говоришь, будто это я до такого состояния его довел. — Я полагал, что ты человек более разумный, — доносится хриплый голос врача изнутри, который Тихиро хорошо помнит. — Не станешь выбрасывать деньги на ветер. — Отвали, ок? Мне нужна информация, и ее можно получить только из его головы. — Стоило бы поискать более надежный источник, а не тот, что буквально гниет изнутри. Если он сдохнет — деньги возвращать не буду! Затем Сиба вдруг переводит вдруг взгляд на Тихиро и несколько секунд молчит, будто что-то обдумывая. Он строит рожу владельцу клиники внутри, потом заговорщическим тоном шепчет Тихиро, мол, я пока займусь этим старым ворчуном, попробую выбить скидку, а ты пока подожди. Мужчины скрываются где-то в глубине коридора, где Сиба все же пытается выбить цену немного ниже, а сам Тихиро так и замирает на лавке, опасливо смотря на дверь. Пальцы его впиваются в ножны «Небесной Бездны», он подается вперед, но не решается сделать шаг, потому что это место — чужое, и ему не принадлежит. Но его любопытство чувствует ресепшионистка; она поднимает на него усталый взгляд и, выхватывая тонкую сигарету изо рта, кивает в сторону двери. — Можешь проверить. Орать никто не будет. И вот так Тихиро входит внутрь. От ослепительно белого света лампы на потолке его немного слепит, и он осторожно ступает внутрь, к операционному столу, где под белой чистой простыней лежит нужный ему человек. Уйди отсюда, шепчет подсознание, тебя это не касается. Почему ты тут вообще? Но Тихиро гнетет два чувства: любопытство и опасения после услышанных слов. Ему не нужно, чтобы Содзе умирал. Ему нужен живой Содзе, который предоставит ему всю нужную информацию. Тихиро убьет его позже. Информация… ему слишком она нужна, слишком… В этой стерильной чистой комнате он чувствует себя чужеродным черным пятном. Он заглядывает вниз. Его вновь настигает это странное ощущение неправильности ситуации, когда ты видишь то, чего не должен, как закулисье. Лицо Содзе скрыто под тонкой белой тряпкой, но он дышит, это видно. Простыня скрывает все ниже ключиц, но выше… Как может выглядеть человек, который гарцевал на грани смерти? Не Тихиро задавать этот вопрос, побывавшему там слишком много. Он смотрит вниз, где видит скрытые под бинтами розовые участки кожи, напоминающие об ожоге от взрыва; тонкую шею с черными татуировками, не вяжущуюся у него с прошлым виденным образом; выглядывающую из-под тряпки на лице обритую коротко голову. Нет. Это неправильно. Так не должно быть. Содзе должен ухмыльнуться ему своей наглой гиеньей улыбкой, должен произнести нечто наглое. Не лежать тут… В таком состоянии… Он протягивает руку вперед, чувствуя, как дрожат пальцы. Надо лишь немного приподнять тряпку, взглянуть в лицо своему страху, надо… Тихиро едва не взвизгивает, когда слышит позади вежливое покашливание. Он умудряется сохранить апатичное выражение лица, когда оборачивается — видит позади Сибу, который совершенно наглым образом стряхивает пепел на пол. Признаться, в ином случае Тихиро бы его за это придушил. Но сейчас он просто хмурит брови. Вдвоем они вновь смотрят на Содзе. Некоторое время молчат. — Руку не спасли. Неудивительно, думает Тихиро, вспоминая то черно-фиолетовое месиво. — Думаешь, он умрет? — Да хрен его знает, — Сиба громко вздыхает, после чего тушит сигарету о подошву ботинка. — Некоторые люди любят драматизировать почем зря. Нормальный человек, может, и сдох бы, а этот… Посмотри на него. Его рассекли пополам, он побывал в центре взрыва, сначала над ним измывались «Камунаби», а потом — его бывшие боссы. И ублюдок все равно жив. Думаю, ничего с ним не станется. Действительно. — Пришлось срезать ему его чудесную шевелюру. Думаешь, обидится? Мне все равно, хочет раздраженно заметить он, но решает промолчать, потому что это безобидная шутка. Просто пожимает плечами, и Сиба, хмыкая, хлопает его по плечу, после чего подходит к столу и кладет на него руку, следом за чем выразительно смотрит на Тихиро взглядом, после которого обычно следует крайне неприятное для противника предложение; впрочем, Содзе слишком глубоко в отключке, чтобы об этом беспокоиться. Пальцы Сибы отбивают неясный ритм на столе. — Мы можем попросить Шаль помочь. — Ни за что, — мгновенно скалится Тихиро, и Сиба вздыхает. — Я прекрасно тебя понимаю. Но наш чудесный пленник, — он кивком указывает на Содзе, — реально может откинуться в любой момент. Не просить ее вылечить полностью, но… — Я сказал — ни в коем случае. Сиба часто думает выгодой. В этом проявляется его сущность агента — если ему нужен результат, то он добьется его любыми целями, даже если ради этого придется чем-то пожертвовать, включая чувствами. Тихиро понимает, что ему тоже нужно приобщиться к этому образу мышления, но он не может. Да, теоретически он может обмануть Шаль. Скрыть лицо Содзе, подготовить все так, чтобы она даже ничего не заподозрила. Но от одной этой мысли, что придется ей соврать, что он будет вынужден смотреть ей в глаза после этого, его начинает мутить. Так нельзя… Как бы он посмотрел на Сибу, помоги тот чародею «Хисяку»? — Ну… Дело твое. Он вздыхает и потирает шею. — Ладно уж. Услуги я оплатил, можно возвращаться. Ты как? Нормально себя чувствуешь? Или мне повести? Тихиро понимает, что если останется на пассажирском сидении, то не сможет оторвать от Содзе взгляда. Потому он кивает, обозначая, что с ним полный порядок, и вместо этого интересуется: — А что насчет скидки? У Сибы мгновенно лицо такое кислое, что сразу становится понятно — не преуспел. На утро он чувствует себя немного лучше; перепады настроения выравниваются, вчерашние переживания исчезают, и когда Тихиро открывает глаза, он чувствует себя готовым к новым свершениям и продолжению дел. При пробуждении на диване он один, вопреки ожиданиям (он думал, что Содзе никуда не уйдет, потому что он раздражающе навязчив); хозяин квартиры же, впрочем, давно проснулся и хозяйничает в кухонном уголке. На нем одна из его безразмерных белых кофт с длинным рукавом, которых у него, кажется, несколько штук. Так странно, будто он его вкус к строгим белым рубашкам умирает вместе с ним в первый раз; а может, ему просто некуда носить эти самые костюмы, вот Тихиро их не видит. Он гадает, как сейчас обстоят дела с бизнесом у Содзе, гадает, как именно пошатнулся рынок в его отсутствие (Сиба скорее всего знает), но решает, что его это совершенно не его дело. Он ищет только мечи. Все остальное — работа уже не его. Невольно он натягивает до носа оранжевый плед. Где-то на периферии сознания мелькает мысль, что не такой уж он и уродливый, но зато очень теплый и мягкий. Так он лежит некоторое время, сквозь ресницы наблюдая за Содзе, как тот готовит кофе, потом решает, что слишком тяжело ничего не делать; в этот раз настает его очередь подойти к Содзе сзади, обмотавшись этим уродливым оранжевым одеялом, встать за спиной и заглянуть за плечо. Он думает, что Содзе делает нечто невероятное, раз так долго копается, но вместо этого видит, как тот просто нарезает сыр, зелень и помидоры. Для самого простого бутерброда. Тихиро моментально поднимает на него полный презрения (исключительно как любитель кулинарного искусства) взгляд. — Ну и ну. — Эй, отвали, ок? — Содзе помахивает ножом из стороны в сторону. — Я не люблю готовить. Радуйся, что я вообще решил для тебя постараться. — Как ты выживал до этого? — Э, ну, еда на вынос? Когда у тебя денег куры не клюют, это разумно. С учетом, как Содзе обычно живет (то есть, не знает понятие «здоровый режим сна», ну это Тихиро выясняет с его рассказов о прошлом), то он просыпается уже в тот момент, когда у любого здорового человека наступает обед. Разумеется, его везде уже примут с заказом, а вечером этот умник идет пить — а тут начинается совершенно другая глава кулинарных приключений ночного города. Удивительно, как он вообще доживает до своих… скольких-то там лет. Тихиро уверен, что его главное топливо — алкашка и сигареты. — Понятно. Больше ты не готовишь. — А что, хочешь сделать что-то для меня? — Содзе моментально разворачивается в его сторону и наклоняется, весь из себя жутко довольный, и Тихиро хочется отпихнуть его подальше от себя, когда тот оказывается слишком близко. От него пахнет капучино. — Я буду только рад, если ты останешься тут, начнешь готовить мне по утрам… Я даже соглашусь перейти на здоровую невкусную кухню, которую ты так обожаешь. — Не флиртуй со мной, пожалуйста. Это ужасно. — Это я даже еще не начал! Эй! Содзе совершенно прав в том, что коллеги (и бывшие противники, важное замечание) так себя не ведут. Но Тихиро не чувствует, что делает что-то не так, когда вдвоем они сидят за одним столом, когда иногда он чувствует, как хозяин этого тесного места задевает его коленом и ничуть не извиняется. Есть вместе положено только тем людям, кто дружен, кто является семьей. Они же с Содзе… Невольно Тихиро поднимает на него взгляд. Есть у него дурная привычка — курить за завтраком, но он делает это редко, не только потому, что Тихиро жалуется — просто отвыкает за то время, пока валяется без сознания, настолько долго тянется этот период. Организм больше не нуждается в никотине столь сильно. Считать ли это плюсом? В задумчивости он отпивает кофе, но едва не давится, когда Содзе, даже не смотрящий на него (он больше увлечен телевизором), вдруг произносит: — Пожираешь меня взглядом за совместным завтраком, а сам говоришь не флиртовать. Тихиро, что-то тут не сходится. Он хочет возмутиться, возразить, но нужные слова не находятся, и Тихиро просто давится своим гневом. Затем он опускает голову вниз, на бутерброд. Упрямо поджимает губы. — Да. Ты прав. — Когда мы перестанем делать вид, что ты все еще неприступный молодой человек? Мне надоело. — Так хочешь залезть ко мне в штаны? Содзе от такого чуть сам кофе не давится. Он бросает на Тихиро крайне выразительный Взгляд. — Об этом даже речи не было. — Да ты только этого и хочешь. — Если бы я реально этого хотел, твой детский лепет меня бы не остановил, — он кладет в свой кофе три ложки сахара, отчего Тихиро передергивает от ужаса. — Я уважаю твои границы… И многое в тебе. Я просто нахожу забавным то, что ты продолжаешь приходить сюда, хотя утверждаешь, что мы с тобой просто партнеры. — А что в этом такого? — Парень, у меня была уйма «партнеров», и ни один из них не спал у меня на диване со мной впритык, не готовил для меня, и уж тем более не позволял дрыхнуть, уткнувшись носом в шею. Есть границы дозволенного, ок? — он выразительно глядит на Тихиро, что выносит это испытание стойко, надеясь, что уши не покраснеют. Когда Содзе пьет кофе, он делает это намеренно медленно, не отводя взгляда, отчего хочется его очень больно пнуть под столом. Но надо сдерживать свои позывы. — Я ценю тебя за то, что ты спас мою жопу, когда я был почти мертв. И что с тобой легко работать, потому что ты не выебываешься. Ну и потому что ты сын Рокухиро, разумеется. А что ты думаешь обо мне, Тихиро? — Ты меня бесишь. И это — чистой воды правда. За все, что произошло с Шаль. Свою руку, свои раны… он может забыть, если потребуется. Все это осталось в прошлом, все это было пережито. Тем более, они квиты. Но Шаль? Тихиро знает, как ужасно терять мирную жизнь. Он помнит запах крови и гари, который иногда приходит ему в кошмарах. Содзе лишил ее всего этого ради своих бессмысленных экспериментов, он даже не преуспел. Но тот Содзе, что помнил Шаль, уже мертв. Не то, что после потери памяти он стал другим человеком, но бессмысленно винить конкретно его сейчас в том, что он не помнит. Эти сомнения заканчиваются мигренью каждый раз. Потому Тихиро просто качает головой после этих слов. Какая разница? Он был бы и рад забыть про все проступки Содзе, это было бы так легко. Но Шаль… Он не может предать ее доверие тем, что так просто отбросит прошлое у такого человека, как Содзе. Кажется, такое признание не слишком расстраивает того; Содзе лишь хмыкает и пожимает плечами, после чего возвращается к рутине завтрака. Вдвоем они молчат, пока бутербродов на столе не остается, а весь кофе не выпит. Время собираться. Он молча встает из-за стола и убирает за собой. Потом быстро одевается, не желая задерживаться тут надолго. Все это время Содзе игнорирует его присутствие тут, слишком погруженный в новости по телевизору. Только когда Тихиро берется за плащ, он вдруг произносит: — Как рана? Но даже не смотрит в его сторону. — В порядке, — пауза. — Спасибо. — Не перенапрягайся. Вот еще, думается Тихиро, когда он отворачивается прочь. Он не смотрит назад на пороге, не думает ни о чем на лестнице, но только уже покинув дом прочь, у дороги, он вдруг поднимает голову и смотрит в нужное окно, где, кажется, различает светлый силуэт. Но Тихиро не знает, как следует ему среагировать, потому он просто делает вид, что ничего не заметил, устремляется вперед и до самой станции электрички не поворачивается назад, будто чего-то боясь. Этим вечером настает его очередь следить за пленником. Сиба держит его в одной из удаленных квартир, и следят за ним по очереди трое: Сиба, Тихиро и Хакури. Шаль отдают на попечение Хинао; та, конечно, не очень довольна, что ее назначают нянькой, но цель она понимает и потому соглашается отвлекать девочку от ненужных вопросов, где пропадают все остальные. Справляется с этим на ура. Пока кто-то один следит за жертвой будущего допроса, кто-то отдыхает, а кто-то — рыщет по подполью в поиске информации. С момента обнаружения проходит около двух недель, но Содзе так и не просыпается. Несомненно, он больше не умирает, но Тихиро начинает догадываться, почему Сиба предлагал получить помощь от Шаль — так он получит информацию, а без вмешательства ситуация замирает в довольно шатком положении. Когда ты успеваешь побывать в эпицентре взрыва, потеря конечностей — не самое страшное, что может тебя ожидать, потому что есть вещи куда опасней, вроде травм головы. Тихиро не знает — не хочет знать — было ли это фактором, он боится, потому что стоит перед перепутьем, где он либо теряет важного свидетеля, либо вынуждает Шаль помогать человеку, что причинил ей вред. Все варианты плохи. Но каждый раз, когда начинается его дежурство, он вглядывается в мертвенно спокойное лицо со странными черными пятнами под глазами, проверяет все несколько раз — но Содзе крепко спит, словно пытается восстановить все имевшиеся до смерти силы одним махом. Легче всего убивать тех, кого ты не знаешь. Тогда тебе все равно. Тихиро знал, что Соя — старший брат Хакури, потому не прикончил его, и из-за этого пришлось оставить братьев разбираться между собой. Именно поэтому он не сумел убить Тенри. Но с Содзе все иначе. Он просто мучитель Шаль. Он восхищается отцом, но этого недостаточно, чтобы сохранить ему жизнь, чтобы просто пожалеть. Но в конце… в самом финале их сражения, они обмениваются теми репликами — про то, кого выбрали клинки — и Тихиро понимает, что ему просто тошно, и пусть Содзе лучше дохнет сам, без его участия. И ведь почти получилось. Но неубитый враг тогда — информация сейчас. Тихиро смотрит на Содзе дольше, пристальней вглядываясь в черты лица… Когда люди спят, проще всего увидеть их настоящих. Слабых, уставших, измученных. Он протягивает вперед руку, не зная, что именно вынуждает его так поступить, и в ту секунду, когда он почти касается кожи, бровь у Содзе вдруг дергается. Это происходит так внезапно, что Тихиро чуть не отшатывается; он в ужасе видит, как Содзе хмурится сильнее, как изгибаются его губы, как он медленно приоткрывает единственный оставшийся глаз, но потом тут же захлопывает его и тихо стонет. Он очнулся. Черт. Нет, думает Тихиро, это хорошо. Не надо будет звать Шаль. И отлично, что это случилось при нем, а не Хакури. Так будет все проще объяснить. Он садится рядом и замирает, выжидая, но большего от Содзе он не добивается — тот еще раз пробует открыть глаза, стонет что-то нечленораздельное, и затем вновь погружается в глубокий сон. Ничего так и не сказал. Даже не заметил его. Тихиро смотрит, как в этой дреме Содзе откидывает голову в сторону, хмурясь чему-то во сне, потом тянется за телефоном и быстро набирает номер Хакури. Тот звучит довольно жизнерадостно для человека, которого Хинао использует в качестве посыльного. — Тихиро? — Считай, что сегодня у тебя выходной. На той стороне — долгое молчание. — А? — Содзе очнулся. Я сам этим займусь. И он действительно занимается; сообщает Сибе, тот мгновенно телепортируется в квартиру, и вместе они смотрят на врага. В зубах у мужчины сигарета, ни следа улыбки. Сейчас говорит его сущность агента, а не человека. — Лучше будет убить его. — Да. Я знаю. Так будет правильно. С моральной точки зрения тоже. Плевать на потраченные на спасение деньги… Придуши его сейчас! Но… — Но, с другой стороны, он реально много знает… Если Сиба сомневается — это говорит о многом. — Давай допросим его, — вдруг произносит Тихиро, обрывая речь Сибы. Он не отводит взгляда от зрелища внизу. Он не уверен, говорит ли в нем сейчас благоразумие или жалость, та, чьи ростки он обнаружил в себе во время боя с Сазанами Кьерой. — Не дадим трудам Азами-сана пропасть зазря. В ответ он слышит только короткий смешок, понимая, что Сибу веселит подобная логика, но, вместе с этим, он совершенно с ней согласен. Потом он выжидает несколько часов, пообещав Сибе, что справится сам, прежде чем Содзе возвращается к сознанию вновь. Не происходит никаких чудесных откровений, никакого спонтанного озарения, Тихиро просто сидит на постели, когда Содзе вновь открывает глаза, в этот раз — уже с осознанным взглядом. Некоторое время он молча смотрит в потолок с видом человека, который мало что понимает из происходящего, глаза затуманены, затем он медленно опускает взгляд вниз… Они пересекаются. Всего на мгновение, это быстрый обмен, но Тихиро напрягается. Что будет делать Содзе сейчас? Не то, что он может ему навредить, но не хотелось бы впутаться в какой-то долгий и бурный конфликт, где Содзе будет шипеть и плеваться на него, обвиняя в своих неудачах. Тем более сейчас у него остались разве что слова. Но тот лишь смотрит на него как-то странно, будто бы не до конца соображая, затем одними губами произносит слово — вода. Он хочет пить. Стакан рядом есть, он подготовился, но это так… Неправильно? Чуждо? Почему Тихиро ему помогает? Он должен был прибегнуть к методу, о котором рассказывал Сиба. Просто считать воспоминания и убить его. Так было бы правильно. Возможно, Тихиро действительно не создан для мести и убийств. По его руке словно пробегает электрический разряд, когда он касается затылка Содзе, мокрого от пота, приподнимает его. Но он не позволяет себе сбежать, просто прислоняет к его губам стакан, позволяет немного выпить, затем выжидает. Наблюдает за тем, как Содзе водит языком по высохшим потрескавшимся губам, прикрывает глаза на секундочку, но затем вновь смотрит на него. Сейчас в его глазах нет агрессии. Злости. — Спасибо, — голос его сильно хрипит после долгого молчания, и он закашливается, будто пытаясь привести его в порядок. Странная благодарность. Тихиро просто хмурится. — Но позволь кое-что спросить. — Что? Он наверняка поинтересуется, зачем Тихиро его спас, верно? Или что-то в этом роде. Содзе, конечно, странный, но не дурак. — А ты вообще кто? После этого они не встречаются примерно две недели; у Тихиро полно своих забот, а Содзе не выходит на связь, потому что общаться им сейчас в принципе не о чем. Это спокойное время, когда Тихиро не терзается собственным выбором сохранить жизнь такому ублюдку. Просто невероятное. Они выполняют пару мелких заданий с Хакури, потом он вместе с Хинао пытается объяснить Шаль математику, и с ней же они вместе идут гулять — Шаль все радостно описывает все, что случилось, пока его не было, включая всякие мелочи, вроде поглаженных соседских кошек. Они идут к мелкой речушке недалеко, швыряют гальку в воду, а остаток пути назад Тихиро везет девочку на спине, потому что она слишком утомляется и засыпает. Хорошие спокойные деньки. За это время он почти забывает про все проблемы, но мирная жизнь — это не то, что хочет даровать судьба Тихиро. Потому в один день он принимает сообщение о Содзе, в котором указаны лишь координаты и короткое сообщение — «тут ты найдешь кое-что интересное». И Тихиро вновь окунается в убийства. В этот раз цель с нужной ему информацией находится на заводе. Когда он приходит туда, готовый нырнуть в темноту, словно в воду, то видит на углу тонкую длинную фигуру с горящим огоньком в зубах; сначала он даже не признает Содзе, но потом выискивает знакомые черты в его фигуре. Одет он просто — в куртку и джинсы, и такой контраст на фоне предыдущих их боев выглядит странно. Но об этом Тихиро решает не комментировать — он просто подходит ближе, и Содзе поднимает к нему голову, будто только сейчас замечая, хотя Тихиро чувствует, что его увидели первым раньше. Происходит вежливый обмен улыбками. Точнее, лишь Содзе улыбается. — Что ты тут делаешь? — Да вот, помочь тебе решил, а что, плохо? — он наигранно обижается и скрещивает руки. — Ну вот… А я так старался, ехал в это место! Потратился на бензин, кто мне будет компенсировать все, а? — Я сам все решу. Как обычно, не добавляет про себя Тихиро. — Ну, может в бой ты встрянешь и сам. А пока ты будешь носиться по территории, пугать людей и нарезать их на ломтики, я займусь искусством, которому тебя явно не учили, — попытку возмутиться Содзе прерывает резко выставленной ладонью и заговорщическим шепотком произносит: — Переговоры. — С кем это ты там будешь договариваться? — Мой старый коллега. Он решил, что если меня не было некоторое время, то можно отжать мою клиентскую базу. Это не так работает. Содзе говорит о своей смерти, будто бы каждый осознавал, что это явление временное, но Тихиро прекрасно понимает, что смерть подобного человека приведет к дестабилизации черного рынка. Не зря Азами говорил, что Содзе — шишка крупная. Никто в здравом уме не мог предположить, что датенсеки заберет полученный урон, «Камунаби» откопают его труп и реанимируют, и что после всего пережитого он будет способен вести дела. Всего лишь один сезон и кусочек осени — крайне мало для любого, чтобы вернуться буквально с того света. Даже по оценке любого чародея, на которых раны заживают быстрее вообразимого. Содзе либо невероятно уперт, либо живуч. Но скорее всего все вместе. Присутствие человека, за чью безопасность тоже придется обеспокоиться, Тихиро совершенно не нравится, но он хмуро кивает. Если Содзе хочет — сам разберется со всеми проблемами. Это его заботить уже не будет. Он хочет уже отвернуться и направиться к заводу, но чувствует, как его дергают за плечо, и когда он хочет огрызнуться — зачем Содзе мешается? — то чувствует, как тот резко дергает его назад. Горячие дыхание обжигает кожу на затылке, на плечи ложатся руки, и Тихиро чувствует, как покрывается мурашками. Он застывает, как восковая статуя, когда слышит томный нежный шепот на ухо: — Я все смотрел на тебя… У тебя, знаешь ли, очень красивые ушные раковины… Что за нелепый комплимент?! — Так сказать ровной красивой формы. Идеальные, — когда его покусывают за мочку уха, по лицу начинают ползти красные пятна румянца. — Но очень пустые. Надо проколоть тебе уши, слышишь? Тебе пойдет. Тихиро настолько шокирован наглостью, что не находит в себе сил на то, чтобы просто огрызнуться. Просто нелепо моргает, когда слышит смешок близко-близко, а потом, стоит быстрому поцелую коснуться его скулы, он издает тоненький писк. И лишь потом Содзе смеется, громче, привычней для него, и толкает Тихиро в спину прочь от себя. — Вперед, мой самурай! Убей там слабых и убогих, пока я запугиваю человека до усрачки! Очень везет, что в темноте не видно румянца. Тихиро тенью бросается на территорию завода и начинает резню: он не желает никого, кто встретится на пути, потому что миссия проста — он лишь инструмент для запугивания. Скорее всего Содзе опять излишне драматизирует по поводу того, что кто-то отжал часть его бизнеса, вот и решает напомнит конкурентам о своем существовании, и как сделать это наиболее эффективно? Тут и выходит Тихиро. Но он не стал бы врать насчет информации, в этом Тихиро уверен на все сто, потому он соглашается использовать свой статус страшилки подпольного мира и сыграть по правилам Содзе, пока тот сам сейчас скорее всего вальяжно раскинулся в кресле напротив своего противника. Для драки он пока еще слаб, но вот языком чесать у него выходит отменно. Все это неважно. В бездумной бойне не нужно слишком много думать, и Тихиро отдается жажде крови на полную мощь. Он не любит убивать зазря, но эти люди — мусор. Нет разницы, живы они или нет. Если они продают оружие… Они ничуть не лучше Содзе, кто заслуживает лишь смерти. Но сейчас Тихиро нуждается в Содзе, ему нужны его связи… Все это — зло во благо!.. Так он рассуждает, когда клинок разрубает чужую шею. Отчего-то эта миссия выматывает его сильнее, чем он мог себе предположить. Может, он просто нехорошо себя чувствует; Тихиро, признаться, не успевает толком сосредоточиться на этой мысли, потому что его пинок отшвыривает одного из противников вниз, где находится турбина. В этом нет ничего особенного, интересное начинается в тот момент, когда в турбине оказывается крутящаяся с огромной скоростью лопасть, что разрубает тело врага на мелкую кровавую крошку и обрызгивает кровью Тихиро с ног до головы. Дело всего нескольких секунд, он даже среагировать не успевает, и теперь он просто стоит посреди холла, весь облитый кровью. Та попадает вообще везде. За воротник, в ботинки, проще сказать, где ее нет (нет такого места). Тихиро просто замирает, ошарашенный. Потом начинает отплевываться. Он хочет слинять отсюда, потому что драться в таком виде ему совершенно не хочется (да и никто и не пытается его атаковать, видок у него прямо из фильмов ужасов), но бывают моменты, когда все в жизни идет против тебя, включая погоду. Когда он выходит на порог завода, то видит, что на улице — стена ливня, буквально. Сегодня все против него, да? Ну и что ему теперь делать? Над ухом что-то звенит, и Тихиро оборачивается. Там — Содзе, держащий в руках ключи от машины. Он критично осматривает Тихиро с головы до пят, ухмыляется гиеньей ухмылкой, а потом раскрывает над собой зонт; но самому Тихиро делает жест ручкой, мол, пошел прочь. — Я понимаю, тачка моя, и я особо ворчать не буду, но смой с себя хоть что-то, а? К себе я тебя не пущу. Это так… злит, но так разумно, и Тихиро просто скрипит зубами от негодования. Он со вздохом делает первый шаг под ливень, и, признаться, не особо-то что-то меняется — он и так был мокрым, но теперь по коже хотя бы скользит приятная чистая влага, а не кровь. Впрочем, отмыться от сегодняшнего кошмара ему будет тяжко. Черт, он же специально избегал, чтобы кровь попадала на одежду, ее так проблемно отстирывать! Вдвоем они неторопливо идут до машины, затем Содзе с крайним энтузиазмом демонстрирует Тихиро какой-то чемоданчик. Кажется, переговоры прошли успешно. — Этот тип пытался выйти на твоих «Хисяку», так что сегодня мы оба что-то получим. Не знаю, правда, насколько полезное, но это лучше, чем ничего, не считаешь? И правда. Около машины Содзе пытается управиться с двумя вещами одновременно: держать зонт и открыть машину, потому что та у него какой-то старой модели и открывается ключом. Когда ему наконец удается, он произносит вещь, которая вынуждает Тихиро медленно вскинуть бровь. — Ненавижу эту блядскую воду! — Чего? Содзе ведет взглядом в сторону, после чего быстро замечает: — Я не люблю дождь. От подобного заявления Тихиро выпадает в осадок. Он даже теряется, забывает про кровь на себе и раздражение до этого, не сдерживается и в ответ почти кричит: — Что?! Да ты же мне сам говорил, что тебе нравится дождь! — Ну, я напиздел, — он думает немного. — Нет, давай так. Я люблю дождь, когда я сижу дома, мне тепленько и сухо. А не когда я должен идти по улице. Плюс я боюсь, что мои протезы коротнет. Кто, блять, знает, как это сработает? — Да они же водонепроницаемые! — Я ебу что ли, может, нам напиздели! — Ты буквально с ними моешься! Содзе глубоко вздыхает носом. Его аргументация уничтожена на корню. Он отмахивается, делая вид, что не хочет продолжать диалог, но Тихиро знает, что его просто злит, когда он оказывается не прав. Когда он уже хочет залезть в машину, его отгоняют прочь; Содзе стелет на заднем сиденье пластиковую пленку и только затем пускает его, ворча: — Не хочу, чтобы ты мне все загадил. Слышишь? Хорошо, что я еще на тачке приехал. Вот представь, если бы мы поехали на поезде. Уморительно! Я бы с тобой не поехал. Вообще! Я и так один раз побывал в руках «Камунаби», мне хватило! — Да ты ничего не помнишь. — Разумом — нет. А вот душой… Когда он это произносит, Тихиро только закатывает глаза, но сам он тоже рад что в таком виде его запомнит лишь Содзе, но никак не обычные люди на пригородной электричке. Вновь ощутить на себе прелести погони Хиюки за собой из-за мелкого нарушения ему совершенно не хочется. В квартире его срочно загоняют в душ; Тихиро и сам рад, потому что кровь высыхает, и все начинает липнуть к коже. В итоге на стирку приходится бросить вообще все, начиная от пальто и заканчивая даже носками и нижним бельем, отчего он заметно нервничает — где он возьмет запасную одежду? Он не планировал, что задержится тут надолго, он вообще не намеревался оставаться ночью у Содзе! От мысли, что он стоит в ванной совсем без одежды, а тот совсем рядом, за стенкой, его пробивает на дрожь — но никаких попыток вломиться сюда он не слышит, а судя по звуку телевизора, у Содзе находятся и другие развлечения на ночь глядя. Он наполняет ванну горячей водой, а потом, игнорируя покалывание кожи, забирается в нее и откидывается назад. Хоть что-то полезное приносит дебильное увлечение Содзе сидеть в воде часами — у него нормального размера ванна, а не крошечная, подобная той в квартире Хинао, здесь можно вытянуть ноги и спокойно расслабиться. Горячая вода приятно расслабляет мышцы, и он некоторое время лежит, игнорируя, что вода вокруг него начинает приобретать слегка розоватый оттенок из-за крови; потом начинает тереть кожу в тех местах, где пятна еще не отмылись. Он настолько увлекается этим делом, что понимает, что он не один, только в тот момент, когда на него дует холодный сквозняк — вскидывая голову, он видит около себя Содзе. Едва не взвизгивает, когда ему в вверх позвоночника, в выпирающую косточку, упирается палец. — У тебя вот тут пятно не отмылось. — Какого хрена ты тут забыл?! — Я? — Содзе смотрит на него так удивленно, что Тихиро и сам теряется, хотя вопрос все еще логичный. — Это моя ванная. Это раз. Во-вторых, я хочу помыть руки. Я не собираюсь ждать, пока ты тут будешь наслаждаться водичкой. На моей территории мы играем по моим правилам. — То есть, если бы я вдруг решил зайти, пока ты тут отмокаешь, то ты был бы не против? Содзе одаривает его настолько выразительным взглядом, что Тихиро вдруг решает замолчать. Они оба знают ответ; потому вслух ничего больше не произносится. Однако Содзе не уходит, он садится на бортик ванной и жадным взглядом осматривает его, явно веселясь от попытки Тихиро закрыться руками — его совершенно не устраивает, что его тело так рассматривают. То, что у него заняты руки, явно играет владельцу квартиры на пользу — тянет руку и ведет большим пальцем по скуле, после чего тихим голосом бормочет себе под нос: — Взгляните на этого грозного бойца… В этом прикосновении нет ничего опасного, так иногда Сиба стирал с его лица кровь, приятный жест. Когда Тихиро прикрывает глаза, смешок Содзе кажется неожиданным. — Ты похож на кошку. Тебе говорили? Говорят, черные кошки — к несчастью. Это так. Потому что я убил тебя. Я нанес тебе смертельную рану. Я и есть твое несчастье. — Но я считаю, что приметы — херня собачья. Потом он молчит с задумчивым видом. — Хотел бы я к тебе присоединиться, но ты все еще на той стадии, когда отрицаешь очевидное… — Завались. — … и потому я просто оставлю тебе запасную одежду. Ага, это именно то, о чем я говорил. Ты еще девственник, да? По тебе заметно… Короче, шмотки свои сам стирать будешь. Я буду ждать тебя в комнате. Не перегрейся. И прежде, чем Тихиро успевает что-то сказать, он вдруг наклоняется вперед, хватая его за подбородок. Поцелуй в щеку, мокрый, крепкий — не самое страшное, что может случиться, но у Тихиро мгновенно бурлит кровь, и он орет — пытается утопить Содзе, в ответ на что тот смеется и ускользает от его попыток хоть что-то сделать, скрываясь за дверью. Вот так Тихиро и остается один в ванной, весь красный, словно вареный рак, и не сказать от чего — от горячей воды или от смущения. Это уже ни в какие рамки не вписывается! Ладно еще просто полежать рядом, но вот это!.. Он настолько возмущен, что не может даже на ноги подняться, просто безуспешно бултыхается в воде. Чертов Содзе! Он его точно убьет! Сраный ублюдок! Из одежды ему оставляют треники и белый лонгслив, и когда Тихиро выходит из ванной, то в квартире уже темно — наступает глубокая ночь. На цыпочках он подходит к дивану и уже хочет лечь туда, но видит, что весь он завален какими-то коробками и чем-то еще. Серьезно? Настолько Содзе пытается уломать его поспать рядом? Или это простое совпадение, и коробки были тут раньше? Тихиро не помнит, что было, когда он вошел в квартиру. Несколько секунд он смотрит на это нагромождение, вздыхает, и идет в хозяйскую комнату. Содзе делает вид, что уже спит, но он явно притворяется вполсилы. — Двигайся, — ворчит Тихиро и ложится на постель. Сверху на него тут же падает одеяло, но обходится без объятий, Содзе просто прижимается к нему спиной. Он явно доволен, слышно по тому, как он фыркает, и Тихиро слышит улыбку. Сам он только хочет закатить глаза. Это единственный раз, когда он себе такое позволит. Просто потому, что диван занят, а он слишком устал. Через какое-то время возня позади него затихает, и Тихиро вдруг осознает кое-что… Кое-что, что его удивляет. Он оборачивается через плечо, туда, где к его спине головой привалился Содзе. — Ты спишь без майки? — Я? — Содзе смеется над ухом, после чего шепчет совсем тихо. — Я сплю вообще без одежды. — … ты вообще кто? И повисает тишина. Такая звенящая, что Тихиро кажется, что он ее буквально слышит. — В смысле? — нелепо спрашивает он, и Содзе наклоняет голову набок. — Я тебя в первый раз вижу. Он во все глаза смотрит на Содзе, который продолжает глазеть на него со слегка заинтересованным неясным взглядом и лукавой улыбкой, и он понимает — это правда, не игра. Нельзя так вести себя, если ты врешь. Тот вообще его не помнит, иначе бы уже попытался либо убить, либо сбежать. Но сейчас у того, вестимо, настоящий кавардак в голове, и потому он воспринимает Тихиро как союзника, раз тот находится рядом и не угрожает… Не чувствует угрозы, и потому не ощеривается, как дикая собака. Сам факт этого настолько странный, что Тихиро теряется — он ожидал чего угодно, оскорблений или угроз, но в итоге он получил результат, на который не рассчитывал вообще. И что теперь делать?.. Когда тебя ненавидят — это легко. Когда тебя боятся — еще проще. Но Содзе не испытывает к Тихиро никаких особых эмоций, потому что эту часть — самую последнюю часть его осознанной жизни, их короткое недельное рандеву — он попросту теряет из своей памяти, потому для него Тихиро кто угодно, но не соперник, едва не лишивший его жизни. Или все же даже «лишивший», просто на такой короткий срок, когда организм кое-как сумел вернуться к жизни, а магический клинок окончательно разорвал контракт. — Совсем?.. Не помнишь? Содзе щурит глаза в слегка угрожающей манере, но он сейчас даже не может поднять голову от подушки, что уж говорить про нормальную драку. Он просто мутным взглядом обводит окружение еще раз, а потом уставляется на Тихиро опять. — Нет. А должен? Он теряется, не зная, что сказать. — А что… последнее, что ты помнишь? У Содзе мгновенно взгляд, словно его пытают. — Я?.. Я не… — морщится, откидывая голову на подушку. Тихиро видит скользящую по виску каплю пота. Затем тихим хрипящим голосом он добавляет: — Не мучай меня, а? Не могу сказать. Башка трещит. Все болит… Что со мной… Он пытается поднять голову от подушки, но тут же роняет ее обратно и тяжело дышит. Нет. Так просто оставить это нельзя. Тихиро поднимается на ноги. — Я сейчас вернусь. — Погоди!.. Но он не реагирует. Выходит в коридор и звонит Сибе. Когда тот слышит историю, то начинает громко смеяться, и в этом гоготе слышно как и веселье, так и горечь за потраченные впустую деньги ведь если Содзе ничего не может вспомнить — если эта травма головы, о которой они слышали, действительно сломала что-то в нем, то они ничего от него не получат. Но глупо предполагать, что он не помнит многое. Может, только Тихиро. Может, какой-то подсознательный страх стер в нем воспоминания конкретно только о нем. Сиба мгновенно перемещается к нему, и Содзе встречает их недоверчивым взглядом. — Это что еще за консилиум? — Интересный феномен, — Сиба решает сыграть в дурака и задумчиво потирает подбородок. — А Вы что считаете, коллега? — Сиба-сан, не придуривайся. Нашел время. Тот сразу поникает, обиженный, что шутка не зашла. Но потом подходит к Содзе, они совершают обмен пристальными взглядами, и Сиба садится рядом. Видимо, гонцом плохих вестей решает быть он, потому что складывает руки замком и серьезным голосом интересуется: — То есть, вот этого юношу ты не узнаешь? — Я не люблю повторяться, — рычит Содзе низким голосом, и Сиба фыркает. Он выразительно смотрит на Тихиро… И они оба приходят к единой мысли. Потому что именно Сиба учил Тихиро быт хитрым и лгать. Это опасно. Но это можно использовать в свою пользу. Тихиро решает поступить мудро. Он отворачивается и строго произносит: — Что ж, тот факт, что ты не помнишь, является хорошей точкой для закрытия нашего сотрудничества. Когда он это произносит, Сиба на него так смотрит, только слезу не стирает — гордость так и прет. Но Содзе мгновенно чует упускаемую прибыль. Он — торговец оружием, и, значит, умеет оценивать, что ему может пригодится, а что — нет, потому сразу же весь изгибается и подается вперед, насколько может, но потом опять падает назад и начинает задыхаться. — Погоди-погоди-погоди! Бля. Резко переводит взгляд на Сибу. — Ладно, признавайтесь, какого хера тут происходит? — Несколько месяцев назад ты попался в руки «Камунаби», — сухо произносит Сиба, смотря ему в глаза. Очередное вранье с капелькой правды. — Они допрашивали тебя весьма изощренно, после чего избавились. Однако ты сумел добраться до своих боссов, но и тем ты был не нужен. Они просто считали информацию с твоей головы и бросили тебя умирать, и тогда-то мы тебя и нашли. Я не думаю, что ты сможешь использовать духовную силу, все каналы в теле повреждены. Плюс ты лишился рук. У нас с тобой было несколько контактов… Но, видимо, все это теперь неактуально. Сиба так хорошо врет. Хорошо, что это делает не Тихиро. Он просто стоит молча рядом, видя, как меняется выражение лица Содзе от растерянного до задумчивого, как тот откидывается назад на подушку и некоторое время молчит, разглядывая потолок. Интересно, о чем он думает? Тихиро может только гадать. Потом бросает: — Ты говоришь, боссы? — Да. «Хисяку». — Я с ними работал?.. Вопрос звучит искренне недоуменно. Сиба хмурится. Видя это, хмурится и Содзе. — Какая сейчас дата? — Декабрь. — Декабрь!.. Последнее, что я хорошо помню — всратые украшения в магазинах к празднику влюбленных. А ты говоришь, что уже декабрь! И вот так они узнают, что примерно год жизни Содзе просто стирается из его головы. Год, за который он работал с «Хисяку», издевался над Шаль, получил в руки магический меч и сражался с Тихиро. Ничего этого для него не случилось. Этот Содзе — просто крупная шишка на подпольном рынке, но не противник для Тихиро. Это так разочаровывает. Тихиро неожиданно ощущает злость. Получается, зря они его спасали? С другой стороны, кто мог предположить? Азами-сан просто дал им информацию. Никто не знал, что все завершится именно этим — дырой в памяти. Он растерянно смотрит на Сибу, но тот продолжает играть в гляделки с Содзе. Последний наконец опускает глаза на него. Пауза. — Ладно уж, — хрипит он, хмурясь сильнее. — Начнем все заново. Если вы спасли мою задницу, то я вам должен. Как вас двоих зовут? А взгляд его, волчий, впивается в Тихиро. Пробуждение происходит резко; в нос бьет запах огня, и Тихиро резко открывает глаза, чувствуя, как начинает невольно хватать ртом воздух. Иногда кошмары приходят в самый неприятный момент. Быстро он садится, чувствуя, как катится по спине пот, осматриваясь по сторонам, но потом проводит рукой по лицу — нет, все это лишь мираж, а сам он в квартире человека, которого должен был убить еще несколько месяцев назад. Воспоминание об этом вынуждает его резко опустить голову вниз, на Содзе, который спит рядом; вид при этом у него самый что ни на есть мирный, и Тихиро радуется, что на нем одеяло, потому что увидеть его во всей нагой красе ему этого придурка совершенно не улыбается. Некоторое время он просто сидит рядом, пытаясь успокоить бешено колотящееся в груди сердце. Затем смотрит в окно. Там опять дождь. Сиба наверняка знает, где он сейчас, потому не звонит. Сиба все прекрасно понимает. Тихиро вновь смотрит на Содзе, потом тянется рукой к скуле, где этот ублюдок ранее оставил поцелуй. Желание придушить его подушкой велико; но он знает, что Содзе скорее всего уже не спит и просто хорошо притворяется, потому вздыхает и поднимается на ноги, следом за чем, украдкой наблюдая за ним, произносит: — Сегодня завтрак готовлю я. Не могу больше смотреть на твое кулинарное убожество. Он замечает, как подрагивают губы мужчины в ухмылке.