времена года, вивальди

Зима — неприятное время года. Сиба продолжает зудеть над ухом, что стоит поменять пальто на что-то теплое, потому что в город приходят неожиданно сильные для этого места морозы; разумеется, что Тихиро не слушает, потому что в пальто ему комфортно, никакая куртка не заменит уже привычную одежку. Повод для споров просто невероятный, и впервые Тихиро замечает, что, пожалуй, Сиба неплохо так вживается в роль его хранителя. С одной стороны, он уже и сам взрослый, может решить все без чужого совета. С другой — Сиба прав, и на улице холодно. Приходится отыскать свитер потолще, сменить слишком скользкие ботинки на сапоги, но, в целом, не особо-то что-то и меняется в его жизни с приходом зимы. В черном пальто он заметнее на снегу, но Тихиро привыкает действовать в темноте, потому это не так сильно его тревожит. В целом… все в порядке. Жизнь течет своим безумным чередом, который начинается три года назад. Почти. В начале зимы, впрочем, судьба приносит ему подарочек, которого Тихиро никак не ожидает (хотя, скорее, его приносит на хвосте Азами). Это вещь из разряда настолько неожиданных, что не знаешь, как на них реагировать. Никогда до этого он не предполагал, что встретится с прошлым противником — в основном потому, что все они были мертвы, он не оставлял в живых никого. Да еще и какого… Некоторое время Тихиро гадает, верно ли поступил, но потом решает, что негоже забивать голову посторонними мыслями. Он получает от Содзе все, что хочет, даже больше — и потому отпускает его, не убивая, но продолжая наблюдать, ведь тот теперь, какая ирония, один из его информаторов. Есть нечто по-злому ироничное в этом, и Тихиро гадает, как скоро Содзе соотнесет слухи, ползущие по подполью, с именем самого Тихиро. Фамилия Рокухиро… может быть опасна, но Содзе же хорошего мнения об отце, верно? Проблема возникнет только в том случае, если он узнает, кто оставил ему рану, а этому было лишь четыре свидетеля: сам Содзе, Тихиро, Сиба и Шаль. «Камунаби» знают, но никому не расскажут. Нет смысла распространять эту информацию, в ней нет никакой ценности на черном рынке. Все остальные — мертвы. Опасно… Надо быть настороже. Тихиро не разрывает эту нелепую связь только ради информации. Ради слежки. Ну точно. Точно. Временная квартира все та же, где парой недель ранее он бросает Содзе, стоит им окончательно разойтись после «допроса» (так называет его Сиба, но по сути Тихиро просто врет, прося дать ему информацию «для мести»), потому путь он находит быстро. Для такого громкого человека, перетягивающего внимание на себя, это место выглядит потрясающе бедно и скудно — жалкая одна комната на втором этаже старого квартирного комплекса. Внутри пахнет чем-то, что сам Тихиро разобрать не способен, но это приятный запах. Он не должен сюда приходить, но он все равно заводит свою пару ключей, и, войдя внутрь и стянув сапоги, на цыпочках крадется внутрь, где и находит Содзе. Скрестив ноги, тот сидит перед телевизором, который показывает новостной канал. Что-то про разборки банд. И он опять завернулся в этот уродливый оранжевый плед. … надо выкинуть эту безвкусную яркую мерзость. Он подходит ближе, наблюдая. Содзе до него будто бы вообще интереса нет, продолжает смотреть телевизор. Сзади хорошо видно черный от татуировки затылок, теперь хорошо различимый, все из-за сбритых почти под ноль волос. Сейчас они, конечно, отрастают обратно, медленно, но есть нечто странное в том, что привычный старый образ окончательно разрушен. Внезапно, появляется желание прикоснуться к затылку, провести по нему пальцем, но он сдерживает неожиданный порыв. Тихиро хмурит брови (не из-за пледа — новости грозят проблемами), а Содзе вдруг поднимает кружку с чаем и водит ею у него перед носом. — Будешь? Вот так просто. Скажи Тихиро пару месяцев назад, что он будет так легко принимать подачки от человека, что едва его не убил, он бы посмеялся над нелепицей. Теперь же он берет кружку из рук Содзе, аккуратно, пригубливает. Чай пахнет молоком. — На улицах неспокойно, — произносит он не зная к чему. Содзе не отрывает взгляда от экрана. — Ага. — На твоем месте я бы подольше скрывался. — Так бизнес не делается, Тихиро. Ты всегда должен быть в центре событий, вертеться, как волчок, — он оборачивается назад и забирает свою кружку, после чего отпивает из нее. Затем устраивается на диване поудобней, ерзая несколько секунд. — Я и так провалялся в бессознанке слишком долго, это не говоря про просранный начисто год жизни. Ну все, сядь рядом, надоел стоять. Мне холодно, а твой свитер выглядит очень теплым. — Я его тебе не отдам, — фыркает Тихиро, садясь рядом. Он уже начинает понимать некоторые паттерны в поведении Содзе, что тот проявляет симпатию (неважно какую, даже дружескую) в необычайной близости и тактильности, будто бы кошка. Интересно, как это было с подчиненными. Может, просто он считает, что Тихиро гораздо ближе? Все же, он якобы его «спас»… Хотя даже не якобы, частично это правда. Но Тихиро принимает эту условность, плюс он знает, как иногда бывает, что… Он не успевает закончить мысль, как чувствует, как его теснят сбоку. Содзе упирается в него плечом, но не более. — Блин, охрененный у тебя свитер… Надо его спереть. — Ни за что, — злится Тихиро. — Ты такой злой! Зачем вообще приходишь сюда, если так реагируешь? — В смысле? — от вопроса он стопорится, и Содзе смотрит на него снисходительно, как на неразумного ребенка. — Тихиро. Я понимаю, мы товарищи. Коллеги, если хочешь добавить ситуации немного официального тона. Но никто в здравом уме не будет навещать своего подельника просто так каждую неделю, предлагаю приготовить ужин. Это как-то… странно? — он вдруг наклоняется вбок, и Тихиро чувствует новый вес на своем плече, но не двигается, что дает Содзе понять, что ему дозволено и большее. Он так близко, что чувствуется его дыхание на коже. — Признавайся. В тот год, который я забыл, мы спали. — Нет. Тихиро вздыхает и трясет головой. Ну конечно. О чем еще он мог подумать? Бестолочь. Это так глупо, что ему даже злиться больше не хочется. Содзе же видит, что попытка не удалась, он продолжает вжиматься в него, но потом просто приваливается спиной к его плечу и разводит руки в стороны. — Ну ладно. Мы почти переспали, да? — Мы не состояли в отношениях. И вообще я хотел тебя убить, добавляет Тихиро про себя. — Ну тогда ты либо поехавший, либо что-то не договариваешь. — Почему ты не думаешь, что я делаю это чисто из выгоды? — устало фыркает он. — Ты — мой важный информатор, я бы не хотел, чтобы ты вдруг скончался, потому что ты не до конца оправился. Тебя почти разрубило пополам, — моими стараниями, — и потом произошло еще что-то, что отправило тебя на тот свет. На несколько минут точно. Я просто волнуюсь, что мой… ценный партнер пропадет. Даже произнести это — ценный партнер — кажется Тихиро кощунственным, потому что Содзе — враг, но никак не товарищ, но это опять ложь во благо, в этот раз — его. Пусть Содзе видит их друзьями, кем угодно, истины это не изменит, они все еще враги, и в какой-то момент он просто переживет свою полезность — тогда-то Тихиро его и убьет. Но это случится еще нескоро. В ответ на это он слышит смешок, и Содзе съезжает с плеча вниз, нагло заваливаясь Тихиро на колени. Он запрокидывает голову назад, отчего его кадык выпирает сильнее обычного, и приходиться сдержаться, чтобы не коснуться его. Есть некоторые вещи, которые Тихиро видит невероятно глупыми, но которые влекут его, словно огонь мотылька. Потому, решив скрыть неловкость, он просто вздыхает и устало ворчит: — Слезь с меня. — Как-то ты не очень активно сопротивляешься, — Содзе приподнимает голову и смотрит на него с прищуром. — Я понял. Тебе нравится. Наверное, мы были на той стадии отношений, когда официально ничего не было, но это уже не дружба. Как-то у людей нормальных называется… конфетно-цветочный период, ага. — Фу, нет. — Тогда ты реально очень странный! Все, больше не могу ничего придумать… Нет, ладно. Я тебе нравился, да? — Мимо. — Ты мне нравился? Тихиро вдруг задумывается. Можно ли так расценивать желание поговорить, которое Содзе упоминал прямо перед их финальным боем? Он ведь был заинтересован в Тихиро, и после боя они даже умудрились перекинуться парой слов, как нормальные люди… Но нравился ли он Содзе? Видимо, молчание воспринимается им как согласие, и потому Содзе с самодовольным видом разводит руки в стороны и хмыкает. — Ну все. На том и решили. Значит, такие у нас были отношения. — Я не до конца уверен. — Плевать. Ты не знаешь, а я не помню. Начнем с чистого листа. С чистого листа… Хорошо было бы. Но Тихиро никогда не простит Содзе то, что тот сделал с Шаль, чего лишил ее. Он знает, как это болезненно — терять все, включая драгоценного родителя, когда тебя лишают детства, вынимают душу, разбивают ее на множество осколков. Никто и никогда не заменит Шаль ее маму, но Тихиро попытается быть ей хорошим старшим братом. Но, ирония, может ли он так себя называть, позволяя себе играться с Содзе? Раньше он думал — цель превыше всего, готов был на сотрудничество даже с самыми гадкими людьми, лишь бы отомстить за отца. А потом пришла Шаль и что-то в нем изменила. Она была бы в ужасе, узнай, что Тихиро общается с этим человек. Но и Содзе теперь — лишь тень самого себя. Да, он вернул себе руки, заменив их на протезы. Да, он остался жив. Но ему никогда не достигнуть своего пика вновь, теперь это потерянный образ, уже навсегда. Рана, что нанес ему Тихиро, должна была его прикончить. Но Содзе все еще жив. За такой обман смерти пришлось дорого заплатить. Он этого заслужил. Тихиро молча рассматривает его, пока Содзе продолжает коситься в телевизор из столь неудобной позиции. Где-то под этим дурацким оранжевым пледом, черной водолазкой и майкой под ней прячется тот самый шрам. Длинная тонкая полоса, словно разделившая до и после. Уродливое, но в то же время невероятное зрелище — потому что оно ознаменовало победу Тихиро в их битве взглядов. Он победил. Он оказался прав. Он признал точку зрения Содзе, но его воля оказалась сильнее. Меч — раб кого угодно. Но… — На самом деле я приехал для настройки твоего протеза, — неожиданно даже для самого себя произносит Тихиро. Содзе отрывает взгляд от экрана и удивленно смотрит в ответ. — Я имею в виду, сейчас. Потому я позвонил заранее. Мастер, создавший эту технологию, рекомендовал проверять ее в первые полгода; если бы Содзе лишился лишь одной руки, Тихиро, пожалуй, не стал бы так часто сюда ездить, хотя он помнит, как неудобно жить с одной рукой. Но две… Слишком рискованно. Если что-то закоротит, то Содзе ничего не сделает. То есть, он мудак, конечно, и полностью заслужил, но Тихиро понимает, что и тут его добропорядочность сыграла против него — как он может кого-то в нужде? Тем более… больше-то Содзе ему и не враг. Так, неприятное воспоминание. — Ой, так сильно обо мне заботишься?.. Когда он начинает использовать свой елейный голосок, хочется его больно стукнуть. — Нет. Я знаю, что ты дурак, и не станешь за этим следить. Мне нужен здоровый информатор, так он утверждает себе. Но ни он сам, ни Содзе этому не верят; некоторое время мужчина просто смотрит на него, не скрывая улыбки, потом поднимается и подсаживается ближе. Сейчас он похож на заигравшуюся кошку, глаза блестят, улыбка до ушей. Засранец. — И что мне для этого нужно сделать?.. О нет. Он специально спрашивает. Хочет пошло пошутить. — Мне нужно, чтобы ты… Боже, хватит скалиться. Это не шутка. — Тихиро, не порть момент, ш-ш! Ну так что мне нужно сделать?.. Наклоняется еще ближе… Он хочет услышать это заветное «сними рубашку», чтобы глупо пошутить. Тихиро достаточно изучает его, чтобы понять это. Проще простого. Но нельзя так просто поддаваться. О. Идея. — Можешь закатить рукава. Содзе отстраняется прочь и с таким драматичным видом закатывает глаза, что буквально на мгновение Тихиро становится неловко. Самую малость, но… — Пипец… Ну ты пиписька. Тихиро, серьезно, научись флиртовать. — Я не хочу с тобой флиртовать. Мы — подельники, не более. — Ну да, ну да… Ему не верят вовсе, но Содзе вздыхает, понимая, что в его игре его одолели, и резким движением стягивает с себя водолазку, оставаясь в одной майке с голыми плечами. Давно Тихиро не видел этих татуировок, кажущихся на бумажно-белой коже некрасивыми черными кляксами; он помнит первые дни после их повторной (третьей) встречи, когда он касается этой самой кожи, и она кажется раскаленной на ощупь. Сейчас же… даже скорее холодная. Он выясняет это не намеренно: просто осматривает место спая протеза и плоти, где остаются некрасивые белые рубцы. Содзе позволяет ему себя ощупать, хотя, судя по улыбке у него на губах, это доставляет ему некоторое удовольствие. Ну еще бы, раздраженно думает про себя Тихиро. Сраный извращенец. Воспаления, к счастью, нет. Теперь настало время проверить сам протез, ему немного объясняют принцип работы… (не то, что Тихиро его особо понял, но он знает, как определить грозящую поломку) Протез подобного рода — это тонкая ручная работа, созданная на заказ. Тихиро знает, что их использует в «Камунаби» (он знает, что мальчик из отряда Хагивары, Казанэ, получил такой вместо руки), но там применяют громоздкие боевые модели, которые не сломаются после одного удара. Содзе предпочитает что-то, что легко спрятать, хотя долговечностью такой протез похвастаться не может — некоторые механизмы очень хрупки. Тихиро слышит движения шестеренок, когда он двигает руками, и от этого сюрреалистичного чувства по спине идут мурашки. Это не настоящие конечности. Одну руку ты отрезаешь сам. Помни это. … работать с клинками было гораздо проще. Он осматривает каждое потенциально проблемное место, но все механизмы в порядке, несмотря на морозы. Немного подкручивает некоторые винты, проверяет механику на то, как она отвечает на нервные импульсы. Содзе позволяет ему вертеть собой, как он захочет, а когда Тихиро сообщает, что закончил, лишь фыркает, будто разочарованный. Неужели надеялся на что-то еще? Придурок. — Ах-х-х, это все? Я надеялся, это займет побольше времени. — Не обольщайся. Тихиро фыркает и наблюдает за тем, как Содзе натягивает водолазку обратно; хмурится, видя, как неровно загибается ворот, и тянет руку, поправляя. Только спустя несколько секунд он понимает, что подобное прикосновение — это нечто за гранью дозволенного для простых сообщников, отчего он резко отдергивает ладонь назад, но Содзе хватает его за запястье раньше, чем он дернется прочь. Он все еще не контролирует силу сжатия слишком хорошо, но Тихиро чувствует — сейчас старается. — Не уходи так рано. — Почему? — щурит глаза он, и Содзе вдруг перестает улыбаться, просто пожимает плечами. — Херня вопрос. Потому что. Он тянет руку на себя, и Тихиро хочет отдернуть ее, но он замирает, словно кролик перед удавом. Чувствует, как пальцы его пробегаются по коже лица, по выбритому справа виску, где был ожог, по сухой шершавой коже, по колючим еще где-то волосам, и все потому, что Содзе сам ведет его руку. Глупо все это… И то, что Тихиро сюда приходит, и то, что Содзе так скучает по теплу человеческой руки, что вот так раскрывает свои слабости, потаенные желания… Так не должно быть. Но Тихиро это нравится. Наверное… это одна из тех эгоистичных вещей, от которых он пытался отречься. Как неприятно ему было слышать слова Содзе в первый раз, и как с горечью он потом осознавал — тот все же был в чем-то прав. В конце концов, они оба тяготели к наследию отца по-своему. И пусть он все еще считает, что Содзе во многом не прав, в какой-нибудь безумной альтернативной реальности они бы легко стали товарищами. Не иронично ли это? Содзе продолжает ластиться о его руку, а потом вдруг приоткрывает единственный видящий глаз и лукаво улыбается. — У меня к тебе просьба. — Я против. — Эй! Я даже ничего не сказал! Вдруг это что-то разумное?! — Ах, — Тихиро щурит глаза, — значит, ты признаешь, что в остальное время ты говоришь всякую чушь? — Иди в жопу, ок? — ворчит в ответ Содзе, отрывая его ладонь от лица, явно слишком недовольный для продолжения нежностей. Он садится нормально и потирает затылок, горестно вздыхая, будто бы его обломали с самой важной вещью в его жизни, хотя Тихиро знает, что ему просто нравится драматизировать на пустом месте. — Пипец, испортил все настроение! А я там уже все спланировал, придумал… — Что ты придумал? — А вот теперь не скажу! Взгляд Тихиро темнеет. Он в эти игры вступать не собирается. — Ну и не надо. Он поднимается с дивана и уже собирается уйти (то есть, это притворство, разумеется, потому что Тихиро знает, что все равно останется, ведь, наверное, это что-то серьезное, если Содзе начинает диалог настолько издалека), и, конечно же, его дергают за рукав, сильно, отчего ткань едва не трескается. Содзе говорит «ой», а Тихиро мгновенно впивается в него разъяренным взглядом. — Грабли убрал. — Я не хотел! — оправдывается тот, вскидывая руки. — Погоди! Не сваливай! Ну все, не дуйся, я правда случайно! Это все эти руки… Не руки, а крюки. — Что тебе еще нужно? Не хватало, чтобы он своими лапами порвал ему свитер! У Содзе такой вид сразу, словно он — праведник, ничего плохого за всю жизнь не сделавший. Он складывает руки у груди и заглядывает Тихиро в глаза с таким видом, что было бы сложно ему отказать, не будь он подпольным дельцом, который убил больше людей, чем можно сосчитать, и которому Тихиро хочет набить морду. Но он вздыхает. Останавливается и смотрит Содзе в глаза, и тот торопливо, будто боясь, что Тихиро и правда уйдет, поясняет: — Знаю, у меня тут невероятно приятный больничный, но я не могу сидеть целыми днями на одном месте. Меня беспокоит, что я не получал звонков от своих парней… Если эти дармоеды решили, что я сдох, и устроили на нашей старой базе какую-нибудь пирушку, я им глаза на жопу! Во-первых, за то, что они прожирают деньги, во-вторых, что они делают это без меня. Тихиро медленно поднимает бровь. — И где твоя база? — В Тибе. Ой, черт. Это ведь сто процентов про тот самый замок. Содзе продолжает рассказывать про свою лабораторию, где проводил исследования, радостно щебечет, а Тихиро может лишь вспоминать последние секунды перед тем, как Сиба телепортировал их с Шаль прочь — когда началась взрывная реакция. Наверное, те подчиненные, о которых он говорит — это те два близнеца, которых Тихиро обезглавил. Некоторое время он пытается сообразить, как бы вывернуться из этого, но потом решает, что способа нет. В любом случае это когда-нибудь раскроется. Он критично осматривает Содзе… Да, тот выбирается с того света, но, когда тебя почти рассекает пополам, а потом ты оказываешься в эпицентре взрыва, пусть и выживаешь благодаря силе датенсеки… Месяца маловато, чтобы подолгу гулять по улице. Впрочем, Содзе же все равно полезет. Тихиро вздыхает. — Ладно. — Отлично! — сразу оживляется тот, весь из себя улыбается, и довольный он выглядит приятней, чем с угрожающей ухмылкой. — Тогда можно вызвать такси, и… — Такси? —Тихиро хмуро на него смотрит. — Никакого такси. — Че? Почему? — Это дорого. — Херня вопрос, у меня есть бабло. — А еще меня укачивает. Это вранье. Тихиро просто пытается придумать солидный повод отмазаться от поездки, чтобы не отвечать строгим отказом. Содзе вновь страдает: сводит брови на переносице, весь из себя немощный, потом смотрит в ответ таким жалостливым взглядом, что сразу ясно — пытается уломать. Предсказуемый. — А как иначе? — На электричке. — Ты как вообще это себе представляешь? — Нормально. Садимся, едем. — Тихиро, я оружейный торговец, я не катаюсь на электричках. Тихиро драматично шаркает ножкой. — Ну тогда сам и добирайся. — Погоди!.. Черт возьми. Следующий вздох ознаменовывает две вещи: победу Тихиро, и то, что надо купить два билета на электричку. Они попадают на ранний поезд, чтобы успеть до толпы; зимнее небо еще черное, людей вокруг немного — в основном все едут в город, а не из него, и Тихиро радуется, что им не придется толкаться в тесном вагоне, потому что он не уверен, что подобное закончится хорошо: во-первых, Содзе наверняка начнет жаловаться, во-вторых, он скорее всего навалится на него и будет пыхтеть, что он устал, потому что, несмотря на нежелание ехать на такси, тащить его на поезде — тоже глупая идея. Возможно, Тихиро тоже дурак. В этом они похожи. Он сидит у окна, наблюдая за тем, как медленно уносится прочь город. Содзе, как человек крайне нестабильного режима сна, конечно же не высыпается, и потому сейчас просто спит у него на плече; Тихиро сильно хочется дернуть плечом и скинуть его, но он решает не быть задницей и просто игнорирует неожиданную тяжесть на плече. Со стороны они смотрятся странно, наверняка. Скрыть шрамы на лице Содзе тяжело, а с ними он слишком заметен. Приходиться использовать бинты. Сам Тихиро прекрасно знает, как некоторые люди любят пялиться на заметные детали. Шрамы — одна из таких. Сон Содзе глубок. Он дышит Тихиро в шею, обдавая кожу теплым дыханием, почти не шевелится, и Тихиро думает о том, как странно это выглядит, но уже знакомо — в конце концов, он видел Содзе таким в не столь далеком прошлом. Будто бы в прошлой жизни. Он поднимает руку, когда тот начинает что-то мычать о сне, видя далекие сны, касается волос… Сам же смотрит в окно, вспоминая. О том, кто именно будет их новым информатором, Азами не распространяется: он говорит, что даже с его уровнем доступа получить эту информацию было сложно, и он подозревает, что в «Камунаби» из-за внезапного появления Тихиро и слива информации устами Казанэ к нему, как к бывшему другу Рокухиро Кунисигэ, начинают относиться подозрительно. Он говорит, что этот человек имеет связи с «Хисяку», и это уже весомый повод для Тихиро бросить все и устремиться на место; с ним, естественно, идет Сиба. Кажется, после допроса «Камунаби» предатель в их рядах отправляет этого человека сюда, на расправу бывшим боссам, а им он тоже почти не нужен. Их цель находится на Хоккайдо — далекой северной базе, в месте, где никто не будет его искать. Отличное место для сообщника такой падали, угрюмо думает Тихиро, когда они пребывают в одну из множества умерших деревенек, где должен находиться нужный человек. Машина мягко тормозит перед обветшалыми ржавыми воротами, а затем Сиба, сидящий за рулем, поворачивается к нему и выразительно смотрит в глаза. — Итак… Проблема по словам Азами состоит в том, что этот человек держится тут против своей воли. Или как-то так; слишком расплывчато описание, будто Азами не хочет слишком сильно углубляться в эту тему, что выглядит подозрительно, но Сиба объясняет это тем, что ему просто не хочется углубляться в информацию, которая может стоит ему карьеры и головы. — Находим его, забираем. Дальше допрашиваем. — А потом? — Нам не нужен сообщник «Хисяку» живым, — холодно замечает Тихиро, хмуря брови. Он предпочитает решать дела мирно, но не с этими людьми. — К тому моменту он переживет свою полезность. Сиба лишь улыбается краешком рта. — Хорошо. Здание — вон то, трехэтажное. Ты начинаешь зачистку снизу, я — с крыши. Сойдет? Тихиро кивает. Когда он выходит из машины, небо над головой серое — цвета переключенного на нерабочий канал телевизора. Здесь намного холоднее, чем в Токио, и Тихиро натягивает на нос подаренный ему Хинао красный шарф. Зачистить это здание будет несложно, вряд ли в этом месте есть опасные чародеи — из информации Азами было ясно, что эта охрана скорее формальность, так как человек внутри больше не нужен ни «Хисяку», ни «Камунаби» после его допроса. Скорее всего их уже заметили. Нет смысла терять времени. Тихиро обнажает «Небесную Бездну». Бой занимает всего несколько минут, он напоминает спокойную прогулку — охраны тут и правда почти нет. Тихиро осматривает все здание, встречается с Сибой даже… но так и не может найти нужного пленника. Странно. Азами ошибся? Или ему дали неверную информацию, и сейчас они его подставили? В душу Тихиро закрадываются страшные подозрения, и он замирает в коридоре, чувствуя, как сперло горло. Черт. Плевать на информацию. Он не может так просто раскрыть Азами. Это будет несправедливо. Он должен что-то… — Эй, Тихиро! Голос Сибы отвлекает его от мыслей, и он оборачивается. Вдвоем они заходят в просторный зал, где почти нет освещения: на полу полно прямоугольных выемок длиной в метра два, наполненных водой, и только одна из них закрыта. Пахнет тут странно, каким-то сладковатым запахом, и Тихиро недоуменно смотрит на Сибу, мол, зачем они тут, пока тот вразвалочку не подходит к закрытой нише и не стучит по ней ногой. — Вот тут наша цель. — Что? — Тихиро не скрывает удивления и хмуро смотрит на мужчину. — В каком смысле? — Ты еще молодой, вот и не шаришь, — фыркает он с видом человека, повидавшего слишком много. Пальчиком он указывает вниз. — Это старый способ допроса, который мы регулярно использовали в армии на войне. Эффективней пыток, потому что чище, но организовать такое можно не везде. Это жидкостное дыхание… Если не говорить человеку, что ты пытаешься утопить его в воде, в которой утонуть невозможно, то он начнет паниковать и тут же расколется. А тебе даже следить не надо за тем, чтобы он не помер. А кто храбрится до конца опускается вот в такую вот выемку… У нас был один умелый чародей, парень придумал способ считывать воспоминания из головы, при таких обстоятельствах мы эту дрянь и использовали. Видишь насечки на крышке? Этот узор и есть чародейство. Оно «сканирует» воспоминания и потом проецирует их куда нужно, например, на компьютер. А? Красота! Странный пленник. Если он работал с «Хисяку», то зачем допрашивать? — Скорее всего он что-то знает. — Это очевидно. Они же работали вместе, нет? — Я думаю, он был их подрядчиком, — Сиба пожимает плечами. — Не задумывайся, это лишь спекуляции. Ну что, вскрываем? Вдвоем они с трудом отдирают крышку и смотрят внутрь: вода там мутная, беловатая, но рассмотреть фигуру внутри можно. Несколько секунд требуется Тихиро, чтобы осознать увиденное, и невольно он тянется к мечу, желая поскорее отправить этого человека на тот свет, пока Сиба бормочет: — Все же не допрос. Снимали отпечаток. — Как ты понял? — Тихиро… Взгляни на него. Какой допрос? Действительно. Когда Тихиро вновь опускает взгляд вниз, на Содзе, в нем кипит холодная ярость. Он должен быть мертв. «Пронзающее Облако» слушалось его, значит, его сердце не билось какое-то время. Так почему же он все еще жив?! Почему он тут?! Хочется разозлиться, разбить крышку, вонзить меч в сердце — убить этого ублюдка уже окончательно, но потом Тихиро думает — да, он много знает. Его стоит допросить и только потом убить. Так будет верно. Он собирает волю в кулак и делает шаг назад, пока Сиба достает тело из воды, обнаженное, больше напоминающее скелет, и впервые Тихиро видит черные татуировки, расцветающие на коже черными кляксами. По просьбе Сибы он отыскивает в соседней комнате тряпку (отрывает штору) и расстилает ее на полу, куда они сбрасывают тело. Смотрят сверху. Не торс, но сплошная рана. От вида тонкой длинной полосы воспаленного алого цвета, идущей от бедра к плечу, въедающейся глубоко в плоть, Тихиро становится не по себе — его рука хорошо помнит, как оставила эту рану. Но больше этого его поражает ожог с правой стороны тела, на лице и туловище, а вместе с ним — искривленное подобие правой руки, почти черное с лиловыми оттенками. Эту руку уже не спасти, только под нож. Что же произошло там, после взрыва? Как он выбрался? Или «Камунаби» просто затащили его обратно с того света, лишив человека самого ценного — возможности умереть? Жалкое зрелище. Тихиро… старается смотреть в основном на лицо, пока Сиба ощупывает шею, проверяя пульс. — Я поспрашиваю у Азами, как этот ублюдок выжил во взрыве, — деловито замечает его партнер, закуривая. Внезапно, Тихиро хочется взять у него сигарету и тоже затянуться, но он не поддается моменту и просто поджимает губы. — Но состояние, конечно… Тихиро, если не хочешь с ним возиться, давай убьем. Я не против. — Но он много знает… — Это тоже так, — Сиба вздыхает. — Но я ценю твое благосостояние больше информации. — Да мне-то что с этого? — Ты знаешь, о чем я. Человек, что до сих пор преследует Тихиро в кошмарах. Но он не боится Содзе, ничуть. Тот, фантомный противник из его снов, где он чувствует боль в руке, где слышит треск молнии, в миллион раз страшнее, чем человек, что лежит сейчас на полу в бессознательном состоянии. Это — так, фантом, кривое отражение. Этот Содзе уже ничего ему не сделает. А тот, что посещает Тихиро в кошмарах… его не существует. Сиба вдруг морщится, после чего стучит по носу. — Чуешь? Воняет гноем… Скорее всего тут они его и планировали закопать, снимали все воспоминания, прежде чем сдохнет. Все раны воспаленные. Тихиро… Слушай, я не знаю. Честно. Он — не жилец. Проще будет его убить. Нам придется повозиться, чтобы он заговорил, ты хочешь этого? — Почему ты так спрашиваешь, будто я не уверен? Многозначительный смешок Сибы лишь усугубляет подозрения. — Ну не злись. Я просто знаю, что ты хороший мальчик. И что несмотря ни на что, ты поможешь человеку в нужде. Даже если это такой мусор, — сигареткой он указывает вниз. — Зрелище не из приятных, признаю. Внезапно, Тихиро принимает эту истину куда проще, чем он ожидает. Ему все еще хочется убить Содзе, несомненно, но одно дело — сразить своего противника в момент, когда они оба равны, а не зарезать втихую, пока тот без сознания. Как-то это нечестно. — Ну так что? — … ладно, — Тихиро вздыхает и проводит рукой по лицу, потом устало глядит на мужчину, сдаваясь. — Давай посмотрим. Он работал с «Хисяку» ближе, чем все, кто встречался нам до этого, может и расскажет что-то дельное. А потом посмотрим по ситуации. Сиба лишь улыбается уголками рта и хлопает его по плечу, приятный жест, потом наклоняется. Торопливо Тихиро отворачивается в сторону, стараясь не слишком смотреть на зрелище внизу, потому что это выше его сил. Он просто дожидается, когда Сиба закидывает их ценную ношу на плечо, а затем кладет руку ему на голову. К счастью, машину можно бросить тут — все равно она ворованная. В следующее мгновение они телепортируются прочь. — Боже, я так устал. Ты можешь идти помедленней? Где твое уважение к старшим, все такое?.. Тихиро!.. Когда Содзе начинает хныкать над ухом — это не к добру. Послушно Тихиро сбавляет шаг и оборачивается назад, где по тропинке прямиком к бывшей лаборатории за ним ковыляет Содзе. Хотелось бы пошутить про то, что немощное старческое здоровье уже не выдерживает долгих поездок, но возраст не имеет ничего общего с тем, что тот так быстро устает. Может быть, даже несмотря на все, Тихиро немножечко чувствует вину. Самую малость. Содзе — не тот человек, перед которым он должен ощущать себя виноватым, разумеется, но… … нет. Он закончил их бой верно. Правильно. Содзе заслужил умереть. Другое дело, что Тихиро не обезглавил его, хотя должен был, и дал уйти на своих условиях, но, ирония, даже это Содзе не дали. Отняли все. По-своему это очень грустно. Когда Содзе наконец добирается до него, он с необычайно драматичным видом стонет и упирается руками в колени, после чего пытается отдышаться. Несмотря на зиму, пот катится с его лица ручьем, а куртка распахнута нараспашку. Ну нет, так дело не пойдет, если он свалится с простудой, Тихиро точно бросит его и свалит, достаточно уже этой нелепой игры в заботу. Он почти тянется рукой к нему, чтобы застегнуть куртку и рыкнуть, но Содзе выдыхает громче один последний раз и бормочет себе под нос: — Пиздец я сдал. Надо возвращаться в форму. Нет, серьезно, где это видано? Смотри, я всего-то немного прогулялся, а уже без сил. Ты мне так и не рассказал, что случилось, кстати. Тихиро наврал, что не видел этого. Что нашел Содзе уже в таком состоянии. Он отводит глаза в сторону. — Откуда я могу знать? — Ну, типа, ты мог порыскать по подполью, чтобы отомстить за меня, сечешь? — Обойдешься. — Вот ты собака, — Содзе выглядит обиженным, но в его взгляде ни доли горечи. Понимает, что к чему. Но потом все же капризным голоском тянет: — Ну признайся. Ты хоть что-то знаешь, да? — Что тебя ранили мечом. — Ух, еб твою ж маму, вот это ты конечно мне тут глаза раскрыл! Когда Содзе возмущается — это смешно, и Тихиро чувствует, как невольно изгибает рот в улыбке. Он протягивает ему руку, предлагая помочь выпрямиться, несколько секунд Содзе просто сверлит ее взглядом, но потом хватается ладонью — холодной, фальшивой. Когда он выпрямляется, он одаривает Тихиро ленивой блаженной улыбкой. Вот и вся благодарность. Но Тихиро не возмущается. Он идет медленней, не давая Содзе отстать слишком сильно, и, пока они продолжают взбираться на холм с замком под растущими над головой будто аркой деревьями, Содзе болтает: — Ты был в этой лаборатории?.. Охрененное место. Столько бабла в него влил, чтобы все работало, словами не описать. Настоящее достижение. — Это твоя лаборатория? — В смысле? Тихиро закатывает глаза. — Может, тебе просто дали команду ученых и сказали — делай. — Все мое, конечно же. Это то получается, Содзе — не дурак? — Ага, я по морде твоей хмурой вижу, что ты про меня гадости думаешь. — Ну разумеется, — фыркает Тихиро, и Содзе закатывает глаза. — Вот ты засранец. Нет, чтобы посмущаться. Кто тебя манерам учил? Н-да… Не убегай, эй! Опять ускоряешься! Заветные ворота замка все ближе. Легко вспоминать, как они проникали сюда с Сибой: как тот бросил Тихиро вглубь замка, и он расправлялся с охраной на пути, хотя тогда его тело было на пределе. Кто-то бы посчитал глупым рисковать собой ради спасения незнакомой девочки, но сам Тихиро так не считает. Шаль — ребенок, нуждавшийся в спасении. Было верно ей помочь. Неважно, сколько они друг друга знали. Также вышло и с Хакури. Время… скоротечно. Легко увидеть людей, что нуждаются в спасении. Три года назад, если бы не Сиба, он бы… Кто знает, что делал бы Тихиро. Наконец, они достигают их. Тихиро останавливается, и Содзе, все же немного отставший, резко делает разворот на пятке и разводит руки в стороны — шоумэн из него хоть куда. — Зацени! Моя охрененая лаборатория! Так. Спокойно. Держи себя в руках. Тихиро просто медленно вскидывает бровь. Видя отсутствие нужной реакции, Содзе на секунду тушуется, а потом оборачивается. Обычно Тихиро не любит злорадствовать, потому что это некрасиво, но тут ему хочется — больно уж смешное у Содзе становится лицо, когда он видит разрушенный замок. У него буквально краска от лица отливает, он становится белее снега. О, он очень зол. — Че. За. Херня. Ну да, думает Тихиро, смотря на руины разрушенного замка. Действительно. — Какого хуя?! — Содзе… — Что за пиздец тут произошел?! Блять! Сукины дети! Как можно было… Это тоже работа «Камунаби»?! Нет, думает Тихиро, только твоя. Содзе словно забывает про усталость, он бежит прямо к руинам, отчего приходиться устремиться за ним. Он так взбешен, что готов горы покорять, это заметно по тому, как он словно мышь ловко проникает между развалившимися стенами и пробирается вглубь. Он не отзывается даже на окрик, что это опасно — несмотря на то, что большую часть завалов разобрали «Камунаби» при обыске, это место держится буквально на соплях. Но Содзе не слушает. Он пробирается глубже, пока не останавливается, как вкопанный, посреди разрушенного замка. Взгляд от разъяренного меняется на пораженный, и он просто растерянно глядит по сторонам, озираясь и озираясь, а когда Тихиро подходит к нему со спины, он наконец оборачивается. Глаза у него широко раскрыты. Такой он выглядит очень забавно, но Тихиро понимает его смятение, потому не улыбается. — Пиздец, — бормочет он, и Тихиро не может не согласиться. Он не знает, что сказать в этой ситуации. Это не смерть кого-то близкого… Вряд ли Содзе была особо дорога эта лаборатория, это просто место. И не казалось, что о своих подчиненных он особо беспокоился. Но он задумывается… Когда он кладет руку на плечо Содзе, тот даже не реагирует, просто нелепо повторяет: — Пиздец. — Идем отсюда. — Ты знал?.. Тихиро тушуется, но потом просто кивает, и Содзе нелепо смеется. — И нахуй мы тогда сюда приперлись?! — Ты бы мне не поверил. — Да я бы!.. Ладно. Ты прав, — он вздыхает. — Я бы и правда не поверил. Блять, как же отстойно, когда у тебя в голове дырка вместо памяти. Целый год просран… Целый год… Местность поражения обширна — после взрыва часть фрагментов разбросало в саду, где случилось их сражение. Понимая, что ничего они тут больше не найдут, Тихиро хватает Содзе за рукав и тянет за собой, и тот, все еще слишком ошарашенный увиденным, послушно направляется за ним, все еще смотря по сторонам. Да. Наверное, терять год жизни тяжело. Как вырезанный фрагмент из пленки — было что-то, а ты не помнишь. Когда они проходят мимо каких-то обугленных железок, Тихиро вдруг вспоминает лабораторное оборудование, которое лично сломал, чтобы никто и никогда больше не посмел проводить жестокие эксперименты. Он видит, как смотрит туда же Содзе, замечает, как что-то меняется в его взгляде, на секундочку, но после этого он вдруг спотыкается на месте, а потом резко останавливается. Тихиро выжидающе на него смотрит, полагая, что сейчас услышит очередную искрометную шутку или какую-нибудь глупость, но тот вдруг опускается на корточки и обхватывает колени одной рукой. — Погоди минуточку. Как же мне хуево-то вдруг стало… Воспоминания не возвращаются, понимает Тихиро. Но что-то все равно проскальзывает. Рефлексы, инстинкты — их не обмануть, и подсознание помнит эту руины как место смерти. Некоторое время он просто стоит рядом, смотря на Содзе, но не зная, что добавить. Тот выглядит отвратно, весь бледный и потный. Не стоило сюда приезжать, правда. Даже просто из-за упрямства. Затем Тихиро поднимает голову вперед, где раньше стоял замок. Правая рука начинает чесаться. Так странно стоять тут днем. Место выглядит иначе. Окажись он тут в другое время, мог бы даже сказать, что здесь красиво — хороший сад, припорошенный снегом. Но теперь… Лишь руины. И Содзе, как их истинный правитель — король без королевства. Он садится на корточки рядом и не реагирует, когда Содзе приваливается к нему боком. — Пизда. База проебана, долбоебы мои скорее всего мертвы, контакты еле-еле налаживаются, а последний год — загадка. Еще и рана. Только ты и остался. Я — твой враг, думает Тихиро. — Что бы я без тебя делал? Начинает идти снег. Тихиро поднимает голову, чувствуя, как на лицо попадают снежинки и тут же тают. Он смотрит вниз, на Содзе, на его руки, на которых остаются снежинки — они не растают, потому что это бездушный металл. Эти руки уже не вернуть. Можно было бы попросить Шаль, но… Нет. Он чувствует, как Содзе зарывается ему носом в ворот. — Я устал. Поехали отсюда, — хрипит он, и Тихиро просто кивает. Несколько утомительных часов спустя они возвращаются обратно в тесную квартирку; Тихиро размышляет о том, что на сегодня с него достаточно путешествий, и, пожалуй, никто не обидится, если он переночует сегодня здесь на диване. Он включает телевизор и бездумно смотрит на какое-то шоу про домашних питомцев, пока позади доносится шум воды — если Содзе забрался в душ, то это надолго. У него, наверное, такое хобби — тратить горячую воду. Впрочем, в такие морозы Тихиро осуждать не может. Он включает обогреватель и снимает с себя свитер, оставаясь только в футболке. Здесь хорошо. Когда звук воды прекращается, а потом доносится звук шлепков босых ног по полу, Тихиро запрокидывает голову назад и видит Содзе с одним полотенцем на бедрах. Ему хочется тут же отвернуться, потому что увидеть нечто за гранью дозволенного ему совершенно не улыбается, но взгляд его вновь падает на шрам поперек груди, уже побелевший. На отощалое слабое тело. На старые раны тут и там. Все это неправильно. Содзе будто и не смущен подобным — он просто хмурится, глядя на Тихиро. — Ты все еще тут? Я думал, ты тут же свалишь. — Кто-то слишком непостоянен в своих запросах, — монотонно отвечает Тихиро, и Содзе фыркает. — Ну раз остался, то помоги расстелить постель. И не смотри на мою голую жопу, пока я переодеваюсь, слышишь?! Это он так заигрывает, приглашает. Но Тихиро не собирается поддаваться на эти уловки. Он готовит постель, не оборачиваясь, и слышит позади раздраженный щелчок языком, будто Содзе только и ждал, когда же его предостережение будет нарушено. Слышит шаги позади, чужие руки опускаются на плечи. Тихиро ценит попытку Содзе не сжать пальцы, он явно не слишком уверен в своем контроле над протезами до конца. — Ладно, признавайся, мы наверняка мутили интрижку в тот самый год, да? — Нет, я тебе уже сказал. — Тогда почему ты мне так помогаешь? — он перегибается через плечо и заглядывает Тихиро в глаза, уже не улыбаясь. — Я серьезно. Просто приятели так не делают. — А я — делаю, — упрямо огрызается Тихиро. — Что пристал-то? Не хочешь — могу не приезжать. — Я такого не говорил. Молчит немного. — Хочешь лечь со мной? Так будет теплее. — Нет. — Жаль! Со вздохом Содзе отпускает руки и отворачивается, гася свет в квартире, и единственным его источником остается зажженный телевизор. Когда он наконец забирается под одеяло, попутно жалуясь на бессмысленную поездку, усталость и миллион прочих проблем, Тихиро не произносит ничего. Но он легко замечает жест, стоит Содзе подозвать его пальцем, поначалу он не хочет поддаваться, но все равно подходит, и, опускаясь на постель рядом, чувствует, как Содзе хватает его за руку и тут же подсовывает себе под голову. — Все. Никуда не уходи, пока я не усну, слышишь? Тихиро хочет огрызнуться и послать его куда подальше, но он просто обреченно вздыхает. Содзе явно устраивает этот ответ, и он закрывает глаза, и вскоре его дыхание затихает, выравнивается. Когда-то давно Тихиро слышал, что во сне люди открывают истинную сущность, показывают свое настоящее лицо, и сейчас он видит его — будто бы приручил дикого зверя, который теперь всецело доверяет ему. Так просто демонстрировать слабость рядом с чужаком Содзе не стал бы, значит, он видит в Тихиро самого близкого союзника. Это будет полезно. Но сейчас Тихиро не хочется думать обо всем этом. Он просто тянет одеяло, натягивая его сильнее, а потом поднимает голову на экран телевизора, думая, каким ослепляющим он кажется в темноте. Словно свет. Кто-то тоже видит его таковым во тьме жизни.