Детский сад моей веры

Сережа обещал, что второй класс будет интереснее, чем первый. Конечно, без пяти минут школьников умными мыслями пичкать не будут, нос не дорос еще, а вот таким, как Шама, то есть почти что подросткам, разговор предстоит совсем другой. Сережа соврал. Конечно, он мог и обманываться, но Шама предпочитала думать, что он ей жесточайшим образом не договорил одну важную штуку — переход из класса в класс на интерес к учебе никак не влияет. Вот на нагрузку — это да, теперь у нее аж по четыре урока в день, а не три, и домашки пруд-пруди, а вот на уроках все также муть мутная, хоть тресни! Шама не выносила сорок минут бубнежа про растения и животных на окружающем мире, про великих поэтов и писателей на чтении, правила русского языка, задачи по математике… единственная отрада — это когда она стояла у доски, но чаще двух раз за день не вызывали, даже если очень активно тянуть руку. Хотелось какого-то движения, хотя бы малого разнообразия, игр, но из активностей их классу предлагали только «дать пальчикам отдохнуть» и другие тошнотворные упражнения. «Ребята, минутка зарядки, встаем, двигаем головой из стороны в сторону!» Буэээ. Придумали бы что-нибудь поинтереснее. Шама изнывала от тоски, лежа щекой на парте и даже не пытаясь вникать в суть урока. — Волкова! Голову пришлось поднять. — Опять спишь? — Ну… — Что «ну»? Тебе настолько неинтересно, что глаза слипаются? — Ну… — Или ты думаешь, что достаточно было ответить один раз, а потом выключиться из рабочего процесса? — Вообще-то… — Спасибо, конечно, Шамсира, что не переговариваешься с соседом по парте от скуки, но твое невнимание, между прочим, меня тоже сильно обижает! Или ты думаешь, у нас эмоций нет, мы как роботы, от звонка до звонка, и, спокойные, домой? — Блин, да я даже!.. — Что «блин? Теперь уже «блин», Волкова?! А дальше что, будешь у меня на уроках материться? Шама устало опустила лицо в руки и испустила раздраженный вздох. Учительница, кажется, потеряла от этого дар речи и опустилась на стул на колесиках без единого звука, чем вызвала у Шаминых одноклассников ужас и тихие смешки одновременно. За окном заморосило, заляпав протертое стекло дождевыми брызгами, похожими на бусинки пота. Намного интереснее было наблюдать за изменениями в погоде, чем за попытками училки разнообразить урок таким глупым способом. Шама скучающим взглядом уперлась в спины первых рядов, высматривая в серых жилетках и белых рубашках хоть каплю проявления того мудреного слова, которое говорил папа Сережа — вроде, индивидуальности. Такая штука, которая выделяет тебя из других и делает собой. Она есть у всех, иначе люди были бы похожи друг на друга, как братья-близнецы. Но Шама теряла в это веру, замечая, что форма у всех одинаковая, словно покупали в одном магазине. Алиса вышила борты Шаминой жилетки разноцветными нитками, чтоб хоть как-то разбавить царящую в классах и коридорах однотонную тоску: в узорах угадывались то птицы, то гепарды, был даже один бегемот. Сама сестра отрывалась на спортивной форме, выбирая только самые яркие принты и неотменно разноцветные носки. Такое видение мира было Шаме понятно и привычно, но почему-то учительница не хотела его разделять. С классухой не задалось с самого начала, хоть в первом классе особых проблем не было, кроме каких-то мелочей. Например, она долго не могла запомнить Шамино имя и коверкала его на разный лад, пока не переключилась на простое «Волкова» — странно было слышать свою фамилию, когда всех остальных звали по именам, а некоторых даже уменьшительно-ласкательно, но дома об этом Шама не рассказывала — там она быстро переключалось и об обидах забывала. Еще учительницу почему-то постоянно спрашивала у Шамы, где ее мама и что с ней случилось, что вызывало только недоумение. «У меня нет мамы, — отвечала Шама. — У меня папа». Она знала, что Сережу при посторонних лучше было не упоминать, но никогда не спрашивала, почему, — думала, что он просто стесняется. Учительница на ее ответ морщилась и отставала, чтобы вскоре снова выпытывать у нее все подробности. Ну это ничего, так, безобидные заскоки, но в последнее время стало совсем тошно, буээ. Классуха стала придираться к любой мелочи от неопрятных волос до безобразного поведения, а вот это, уж позвольте, было совершеннейшей неправдой, Шама только и делала на уроках, что спала! Видя, что Шама не реагирует на демонстративную обиду, учительница поднялась со стула, чиркнув каблуком по линолеуму. Осмотрела Шаму внимательным взглядом, безошибочно выцепляющим все, к чему можно было придраться. — Волкова, а во что ты одета? — нашлась классная. — Это, по-твоему, школьная форма? Встала. Шама нехотя поднялась и вышла из-за парты. — Ну, что на тебе? — Это футболка. Рубашку случайно порвала. Я же все равно в форме, в белом, сером и черном. — Не оправдывайся давай, в форме она! — классная с удовольствием фыркнула, присаживаясь боком на учительский стол. — У меня три вопроса в связи с твоими словами. Первый — когда ты уже перестанешь носиться и портить вещи, купленные на деньги твоих родителей? Второй — неужели в вашей чудесной семье нет бюджета на то, чтобы купить ребенку новую рубашку? Третий… Волкова? Волкова, кто разрешил тебе сесть?! Шама только сейчас заметила, что по зубам учительницы было размазано что-то красное. Она ни на секунду не усомнилась, что это кровь, въевшаяся настолько, что уже была неразличима с зубным налетом. Наверное, после уроков она выбирала жертву и впивалась в нее клыками, высасывая до последней капли и сбрасывая в канализационный люк. Вот, например, давно не видно Даню… может, не болеет он, а давным-давно умер, а труп его… труп… да ну, подумать страшно. — Волкова! Встань, я сказала! Шама тихо вздохнула и встала, пихнув ладони в карманы. Если ей придется сразиться с настоящей вампиршей, она не покажет ни капли слабости. Одноклассники затаили дыхание. В классной комнате ощущалось напряжение, лишь немного разбиваемое дождевыми каплями, постукивающими по стеклу. Пасмурная погода — благодать для вампиров! — Нет, сядь и встань нормально! — вскипела учительница. — Ого! — Шама хищно улыбнулась. — Это какой-то вариант на тему «выйди и зайди»? Очень изобретательно. Теперь понятно, за какие такие достижения вас приняли на работу без диплома — у вас богатейшая фантазия! Немая сцена. Шама сделала шаг назад и в сторону, испугавшись, что классуха набросится на нее тут же, не предупредив даже рассерженным рыком. Но она только подошла к Шаме и нависла над ней так, что той пришлось закрыться руками, чтобы ощутить себя в безопасности. — Я звоню твоему отцу, — прошипела она. Клыки были видны, как и запекшаяся кровь невинных жертв, от которых она, должно быть, еще и откусывала куски. Представив кусочки непережеванного Дани между зубами училки, Шаму чуть не стошнило. Но слабость показывать было нельзя — и она улыбнулась. *** — Шама, ты так круто ей сказала! — Ага, она аж покраснела от злости, а потом выскочила, еле дверь успела открыть, чуть не расшибилась! — К директору, наверное, побежала. Шам, а как ты узнала, что у нее нет этого… — Диплома! — Ну да, диплома. Типа, что она тупая. — Эй, если диплома нет, это не значит, что человек тупой, — возразила Шама, складывая учебники в рюкзак. — Но все учителя должны быть с дипломами. Это чтобы доказать, что ты учился, чтобы учить других. Мне так папа сказал, а я запомнила. — Крутая! Одноклассники обступили ее и смотрели восхищенными глазами. Им нравилось, когда Волкова, нелюбимая классухой, ставила училку на место. Это ж и урок срывается, шум, гам… правда, до директора еще не доходило: классуха потом подзывала Шаму к себе и подолгу объясняла ей, как она должна быть благодарна за даром полученное прощение. Шама была для них существом недосягаемым — даже самые смелые клоуны на такое не шли. — А тебя папа ругать не будет? — спросила наиболее сердобольная девочка, наматывая косу на палец. — Меня — нет, — улыбнулась Шама. — А вот ее… ** — Эй, хулиганье, — окликнул Олег Шаму из машины, припарковавшись у школьного забора. — Домой едешь? Шама, разглядев Олега, стартанула без раздумий, только и успев махнуть одноклассникам на прощание. Один из них, кажется, приглашал ее на день рождения, ну ничего… напишет, если надо будет. Она расположилась на переднем сидении и пристегнулась с деловым видом. Закинув ногу на ногу и зачем-то зажав кнопку подогрева сидения, беззаботно спросила: — Тебя разве не вызвали к директору? Олег хмыкнул: — Вызвали. Я разобрался по телефону. Значит, пришла без формы и грубила учителю? — Ага. «Безформу» ты мне подбирал сам. — Ну, значит, мой прокол, — он улыбнулся и погладил Шаму по волосам. — У тебя все нормально в классе? Как, одноклассники не обижают? — Пфффф, — Шама засмеялась, взглянув на него с выражением «да ты шутишь?» — Я их сама обижу. — Конфликт именно с учителем? — Пап… все хорошо. — Я не уверен, что хорошо, это третий вызов в школу за месяц. Мне несложно ездить, но вряд ли тебе приятно. — Па-а-а… Шама думала, что Олег ее прервет, но он замолчал и слушал, что она скажет. Стало теплее, и не только от подогрева. — Пап, все хорошо, правда. Мы с ней просто разные. — Причина в этом? — В этом. — Чего ты боишься? — Я не боюсь. — Шама улыбалась уголками губ и смотрела на него с такой искренней легкостью, с которой только могла. — Еще чего. Эта дура меня ничем не напугает, даже мертвечиной в зубах! — Чего? — Олег, полезший в бардачок, остановил руку и расширил глаза. — Ничего, — Шама засмеялась и закинула руки за голову. — Это так, просто. Не обращай внимания! — Ладно, — после небольшого промедления кивнул Олег, выезжая с парковки, — я поверю тебе. Только при Алисе такие фразы не выдавай. Спать не будет. — Да я знаю, пап. Кстати, про это… — она замялась, поддевая ногтем другой ноготь, и повернула голову к окну, чтобы не встречаться с Олегом взглядом. — Ну… э-э-эм… Шама с опаской покосилась в сторону отца, но тот не отводил взгляда от дороги и выглядел чудовищно спокойно, как и всегда. Это успокаивало. — В общем, Лиса хочет, чтобы я спала с ней в одной комнате, а я уже… ну, не очень хочу. Но мне жаль оставлять ее, она же расстроится. И я думаю, что делать, потому что если она будет обижаться, я расстроюсь, а если останусь и дальше в ее комнате, то… ну, могу и потерпеть ради нее. Шама согнулась и положила голову на колени, обессиленная словами, которые уже давно хотела произнести. Сестра никогда не любила спать в одиночестве, и вообще частенько захаживала к Олегу и Сереже по ночам, потому что не могла уснуть. Проблема решилась, когда Шама предложила перенести вещи в Алисину комнату, чтобы переночевать у нее пару раз. Пару раз затянулось на полтора года. Сначала это не было столь обременительным, но с течением времени росла и потребность Шамы в личном пространстве, которого не хватало. Пусть у нее и была своя комната, в которой она могла уединиться, она давно не ощущалась полноценно своей — Шамины вещи лежали в Алисиной, засыпала и просыпалась Шама там, делала уроки зачастую тоже, потому что неудобно было переносить к себе стул, учебники и канцелярку каждый раз. В одной комнате с младшей сестрой сложнее было хранить секреты, которые Шаме необходимо было иметь. Ей всегда важно было держать при себе небольшую тайну, о которой не знает ни единая душа — только, разве что, папа Олег. — Шама… — начал Олег, понимающе изгибая губы: Шама знала эту улыбку вместе с блеском в глазах и чувствовала с отцом особое единение, когда в точности знала, что он ее понимает. — Я и сам задумывался об этом, но не знал, как к тебе подступиться. Думал, тебе нравится соседствовать с Лисой. — Нравится, но надо же… надо же… чтобы не чересчур, папа! А то я от нее начинаю уставать. Тогда мы ругаемся. Это ужасно, когда мы ругаемся, она вечно, вечно плачет! — Мы поговорим с ней. Это не твоя ответственность. И не думай, что это предательство. Если бы в детдоме я мог жить в отдельной комнате, то и Серого бы вряд ли туда захватил, — он хмыкнул. — Но пускал бы в гости. — Но когда-то ты сказал, что Алисина комната и так гигантская, а у вас с папой такого никогда не было, и нам должно по горло этого хватить… Олег прищурил глаз. — Да, я ошибался. С такой жизнью, которая была у меня, постепенно стираются границы личного пространства, особенно когда спишь вповалку на службе. Но если не было чего-то у меня, это не значит, что не должно быть и у вас. Шама сложила руки на консоль и взгромоздила на них подбородок. — Но ты же спишь с папой. — Да. Но это другое. — Потому что ты любишь его? Я люблю Лису. — Это другая любовь. Сестринская. — У вас, значит… такая любовь, как в слюнявых фильмах. Свидания, свадьба, медовый месяц, дети. — Ну, боюсь, что из всех этих пунктов мы закрыли только последний. — А вы рады? — прищурилась Шама, воспользовавшись красным светофором и перевалившись через сидение, чтобы цепануть Олега за руку. — Вы рады, говори?! — Необычайно, — улыбнулся он. — Рады, рады. Как мы без вас? — Вот именно, — со смешливым самодовольством согласилась Шама. — Как? *** Небольшие секреты, которые хранила Шама, имели необыкновенную ценность ровно потому, что принадлежали только ей. Но папе Олегу она доверяла настолько, что иногда делилась ими, шептав на ухо информацию такой степени важности, что ЦРУ билось в муках при мысли, как ее выведать. Например, недавно она затеяла игру. Брала две крышки из-под бутылок с водой, вкладывала туда бумажку с посланием, свернутую в несколько раз, и заклеивала эти крышки так, чтобы получался небольшой сундучок. Его нужно было закопать в определенном месте и отметить знаком — например, крестом из палок. Олег, услышав это, отнесся к шпионским играм серьезно и обещал даже написать послание сам, чтобы игра казалась еще серьезнее. Получилось так: «В 10 утра субботы жду тебя и твоих друзей на площадке по адресу ***, не забудьте принести воды и чупа-чупсов. Агент 005» Шама чуть с ума не сошла, как радовалась. Это ж, прямо-таки, настоящее анонимное письмо! По ее истории можно снимать блокбастер. Шамсира Волкова в главной роли, кайф! Она поскорее ждала конца уроков, чтобы наконец найти достойное место для секретика. — Пап, я поела-а-а… — простонала Шама, размазывая пюре по тарелке. — Не хочу больше, пожалуйста, можно мне не доедать… Олег слегка раздраженно прищурился, но, встретившись с умоляющим взглядом Шамы, успокоился. — Тогда на ужин съешь все, что положу. — Обещаю! — она тут же выскочила из-за стола. — Шам, я серьезно. — Я тоже, я же пообещала! Пап, мне же можно одной пойти на разведку, ты же сказал, что можно, да? — Можно, можно, кызым. Погоди, подойди сюда, — он выключил воду и протер руки о кухонное полотенце, домыв посуду. Шама набрала скорость и врезалась в ногу Олега, вцепившись в нее, как обезьянку в пальмовый ствол. Олег, пофыркивая, добрел до стула и уселся на него. — Вставай, я тебе кое-что дам. — Подарок? — Ну, не совсем. Олег снял с себя клык, приподнял Шамины волосы и сцепил кулон у нее на шее. Шама непонимающе улыбнулась, бережно верча его в руках. — Пусть пока побудет у тебя, — пояснил Олег. — У меня? — Шама с сомнением посмотрела Олегу в глаза. — Ты говорил, это память о твоем отце. Тебе же очень важен этот кулон. Олег присел перед ней и провел ладонью по волосам, как будто действиями хотел нивелировать молчание. Шама мягко улыбнулась, прощая ему маленькую слабость. — Я поняла. Ты хочешь, чтобы я о тебе не забывала. — Никогда, — подтвердил Олег. — Так я и без клыка… — она осеклась, решив не договаривать вещь совершенно очевидную. — Спасибо, пап! Я буду его беречь. *** Наконец-то Шаму отпустили гулять одну. В пределах двух улиц, конечно, но и на такое тому же Сереже смелости не хватало. Он с тревогой относился к прогулкам без сопровождения и иногда, если они с Олегом ну никак не могли сопроводить Шаму до какого-то места, упрашивал помочь Леру. Шама этого не любила, потому что, вообще-то, было уже не маленькая, ей не нужны были няньки! Но спорить с папой Сережей — себе дороже, вот она и молчала, потихоньку уламывая Олега. И ведь уломала! После вызова в школу взял и отпустил. Расскажешь кому-то, не поверят. Условия только два: отвечать на звонки и вернуться через час. За это время, конечно, далеко не уйдешь, но хоть что-то. В одном из широких карманов Шаминых брюк был запрятан заклеенный секретик, ждущий своего часа. Был особенный шарм сколько-то дней жить в неведении, кто придет на площадку в назначенное время, и придет ли вообще. Смотря, кому сестра передаст записку. Шама улыбнулась себе под нос и обогнула мусорку, призывно воняющую на радость оголодашим крысам и голубям. Прошлась по кромке поребрика, широко расставляя руки, пообнималась с покосившимся фонарем и, оглянувшись по сторонам, нарисовала на обратной стороне знака дорожного движения кривую волчью морду синим маркером. Она видела, как это делали ребята постарше и повторяла за ними, но не задумывалась, зачем. Наверное, придумывать свой особый рисуночек — это прикольно. Это был еще один Шамин секрет, и о нем даже папа Олег не ведал. Первым пунктом назначения была площадка, притулившаяся в самой темной части их двора, где домоуправа уже несколько лет пыталась усиленно что-то вырастить, но каждый раз натыкалась на то, что без солнечных лучей свежепосаженные цветы и кусты будут мгновенно чахнуть. Над чужим домом, к которому площадка была ближе, нависала иссиня-черная елка, до того пушистая, что нагло упиралась ветвями в окна от первого до четвертого этажей. Смешно было представить, в каком мраке приходилось жить этим людям, но, с другой стороны, почти въевшийся в квартиру смолянистый запах лесной свежести, лично для Шамы, стоил всех прочих недоразумений. Ей нравилась эта площадка, пусть она и не славилась разнообразием развлечений: выглядело довольно «по-совковски», как выражался папа Сережа. Облезшая карусель с уродливыми коровами и еле угадывающейся козой, почему-то пластмассовый гамак вместо удобного веровочного, крошечная горка, но самое крутое — качели с ручками-цепями. Без всяких там ограничителей, призванных обезопасить ребенка, — ее можно было проворачивать вокруг себя, а потом резко отпускать и колбаситься, умудряясь не биться головой о боковины. Можно было сделать самое настоящее солнышко, правда, Шама не пробовала, но когда-нибудь обязательно переборет страх. Здесь всегда было прохладно, приятно пахло, и чувствовала она себя, как в самом настоящем лесу, в котором можно было рассказывать страшилки и самой же их бояться, но только немножко. Шама любила здесь красться, как волк, и нападать то на папу Олега, то на папу Сережу со спины, а потом с гиком убегать от них. Любила даже играть в песочнице после дождя, несмотря на показную взрослость, и обваливаться в песке по самое горло, как на море. Жалко, что она с семьей не бывала здесь так уж часто, — Алисе нравились площадки посовременнее, а Шама как-то и не возражала. Ужасно хотелось на этот раз проигнорировать хотелки сестры и спрятать секретик здесь. В конце концов, для шпионской базы и место должно было быть соответствующее, иначе какой в этом смысл… Но Алиса могла законючить и испортить момент. Смирится в итоге, но момент-то будет упущен. Шама надула щеки и медленно выпускала из них воздух, попутно напрягая мозги. Куда-же-куда-же-куда-же, где-же-где-же-где-же… Идея! Она найдет незнакомое место, чтобы быть со всеми в равных условиях. Тут уж не только Алиса, тут никто ей слово поперек не скажет. Шама сдула с руки мошку и побежала в сторону, куда, на своей памяти, не ходила никогда. Для этого нужно было пересечь двор из трех хрущевок по обеим сторонам, заглядывающим друг другу в мутные окна-глазницы с лихорадочным блеском тяжелобольного. Шама боялась замедлиться хоть на шаг и подгоняла себя устрашающей мыслью, что особенно нерасторопный прохожий мог бы услышать, как дома перешептываются. Она преодолела лужи, сколы и ухабы на асфальте, пару раз пнула видавшую виды банку газировки и шуганула уличную кошку. Чувствовала себя по-настоящему счастливой, хоть и не без небольшого напряжения, растекающегося в горле. — Ну ничего… ничего, я, если что, нарычу на кого-нибудь, накинусь и зубами порву… — бубнила Шама себе под нос, вырываясь из дворовых оков и натыкаясь на «Четверочку», блестящую обновленным фасадом. Можно было бы купить попить, да не было денег. Пройдя еще пару улиц и забраковав около трех площадок за различные прегрешения вроде большого количества людей в этот час или уродливости интерьера, Шама начала раздражаться. Не может быть, чтобы сегодня она не нашла оптимального варианта, неужели она зря это затеяла, пустившись прямо-таки в кругосветку по району… Она уселась на тренажер для ног и скрестила руки, дуясь непонятно на что. Хотелось поругаться и на судьбу, и на Алису, из-за придирчивости которой все и получилось так, как получилось. Блин-блин-блин! Шама ее точно сегодня покусает! Вскочив с тренажера и подняв первую попавшуюся палку, Шама что есть мочи двинула ей по ближайшим кустам с ее рост. От удара они примялись, открывая вид на... Да ладно?! — Блин-блин! — смеялась она, среди сплошной кустовой стенки обнаружив протоптанную дорожку, на половину заросшую травой. — Блин-блин… — с восторгом приговаривала Шама, сбивая ветки и переходя на открывшуюся перед ней площадку. Все то время, пока она расстраивалась, счастье было так близко, что рукой подать. Это был просто идеальный вариант. База, со всех сторон стянутая крепостными стенами (пусть бы из листьев, а не кирпичей!), сверху прикрытая ветвями деревьев, как колпаком, по-настоящему тайная, запрятанная так, что даже Шама чуть не проворонила. Вход сюда может найти только человек по-настоящему внимательный, а Шаме такие в команде и нужны были. Арсенал развлекалок тут был еще скуднее, чем на площадке в ее дворе, но, опять же… какая разница? От переизбытка чувств Шама скакала совсем как Алиса, улыбалась во все зубы и на радостях даже подтянулась пару раз на самом низком турнике. Раскопав специально взятой из дома лопаткой ямку возле горки, — получалось так, что скатившийся с нее наступит прямо на «клад» ногами — Шама осторожно положила туда крышечки и прикопала. Нужно было отметить место как-нибудь еще… немного подумав, она забралась на горку в виде кораблика и повесила лопатку на флагшток. Скатившись, начиркала носочком крест на том месте, где ее будущий знакомец должен был отыскать послание. Дело сделано, пора отправляться домой. Вот только Шама не помнила, как идти обратно, хотя была уверена, что ноги сами поведут ее, куда нужно. Из ориентиров была только «Четверочка», но и ее Шама упустила из виду, блуждая между незнакомыми домами, как та бездомная кошка, которую она зачем-то спугнула. Шама вздрагивала, заслышав любой шорох или скрип рядом с собой, пугалась, что с ней заговорит какой-то дядя, с которым ее ничего не связывало, совсем-совсем, а зачем она ему тогда понадобилась — непонятно… Она шла, поражаясь самой себе, потому что была не из пугливых, в отличие от младшей сестры. А тут страх свалился на нее так, как будто кто-то выплеснул на нее таз с водой, и мерзкая влага пробиралась за шиворот, холодила, щекотала… «Не дойдешь», — шелестнуло в мыслях. «Останешься с нами». Шама все понять не могла, откуда доносится голос, пока не оглянулась по сторонам и не заметила, что она стоит в том самом дворе с хрущевками, которые все-таки с ней заговорили. Слез удержать не удалось. На ходу выуживая телефон из кармана, Шама молилась только, чтобы дома не ожили и не двинулись на нее, желая наказать неизвестно за что. За вход на чужую территорию?! — Папа, папочка, — затараторила она в трубку, как только Олег ответил на звонок. — Я не знаю, где я, я потерялась, и еще тут так страшно, что я щас умру, что мне делать, па-а-ап, что мне дела-а-ать? — под конец она позорно заплакала, опускаясь на ступеньку лестницы, и на всякий случай прикрыла второе ухо, к которому не был прислонен телефон. — Где ты находишься? Посмотри на табличку с названием улицы, кызым. Я заберу тебя. Папа… Как она его любила. Так сильно, что нельзя было осмыслить, голова взрывалась. Перехотелось плакать только от звуков его голоса. — Улица ***, но я во двор не захожу, тут такая лестница, этот двор высокий, а другое все низкое, он на возвышении, как будто на холме… п-пап, ты быстро заберешь меня? — Быстро, быстро, ты не так далеко забралась. Ни с кем не говори и сиди на месте. Ничего не бойся. Я буду ровно через пять минут. Можешь засечь, волчонок. Хорошо? — Да, — Шама сглотнула, переводя дух. — Да. Давай быстрее. Где-же-где-же-где-же, когда-же-когда-же-когда-же. Шама не смотрела на время, чтобы не превращать ожидание в целую вечность, но и так казалось, что прошли часы, а не пара минут. Внутри все радостно сжималось от предвкушения, руки слабели. Сейчас она увидит папу, и все будет хорошо, сейчас она его увидит, сейчас, сейчас… — Шама! — крикнул он, насколько только мог, и махнул ей рукой. — Я здесь. Она сорвалась с места, не глядя, куда бежит, и чуть кубарем не скатилась по железной лестнице. Переставляла ноги так быстро, что ощущала себя волком, загоняющим добычу, хотя только недавно добычей осмысляла себя. Прыгнув Олегу в руки, она прижалась к нему так сильно, как только могла, и расцеловала висок и щеку. — Папа! — Шама оттянула веревку волчьего клыка и ткнула в него пальцем. — Папа, я знаю, для чего мне этот кулон. Это чтобы ты меня везде нашел! Правда? — Конечно, — улыбнулся Олег. — Ну конечно. *** О Шамином приключении семье решили не рассказывать. Папу Сережу вообще не стоило волновать лишний раз, а Алиса снова могла расстроиться, что из-за музыкальной школы пропускает самое интересное. Весь день Шама не отходила от отца, то цепляясь за его руку, то катаясь на плечах. — И обед мы готовили вместе! — сообщила она, раскладывая тарелки. — Алис, как дела? — Нормально, только уста-а-а-ала… — протянула сестра, растекаясь по столу. — Я уже думала, папа меня никогда оттуда не заберет. — Была такая мысль, — поддразнил ее Сережа. — Ну пап! — Передай кому-нибудь в школе, ладно? — Шама вышла из-за стола и сунула свернутый листочек в кармашек Алисиного рюкзака, валяющегося на полу. — Не открывай! Потом скажешь, кому дала. Если все выполнишь, узнаешь в конце, зачем это было. — Ну-у-у, Ша-а-ам, скажи сейча-а-ас! — законючила Алиса, затопав ногами. — Скажи-скажи-скажи, я буду молчать, как немая, ну пожалуйста-пожалуйста! — Потом узнаешь! — Шама показала ей язык и со смехом метнулась в комнату.