Люблю тебя, придурок

      Противный моросящий дождь отбивал ритмы по асфальту, создавая текучие лужи. Серая форма промокла насквозь, и теперь она практически сливается с надписью сзади «D&D MOTORS». Ветер разгонял капли, низврегающиеся с неба, они падали на асфальт, разбиваясь на тысячи маленьких капелек. В его ритме — монотонность существования, в его холоде — отсутствие родного дома, в его мокрых объятиях — отчаянное желание скрыться от всего. От работы, от знакомых, от всех оставшихся близких людей. С волос капало, а в ботинки затекла вода, идти неприятно, обувь хлюпает. Руки щупают в карманах ключи от дома, назойливо перебирая их между пальцев. Подойдя к своему дому, увидел, что калитка чуть приоткрыта. Он осторожно заходит во двор и... — Коко?       Сердце бешено застучало, увидев знакомую фигуру, сидящую на ступеньках у входной двери. Белые волосы полностью закрывали его лицо. Оперевшись о стену, он… Спал? Ноги, облаченные в блядские босоножки, расслаблено лежали на асфальте, по голым ногам бил дождь и стекал вниз. Одежда вся промокла и прилипла к телу. Покрасневшие от холода руки бессильно лежали на коленках, а пальцы время от времени подрагивали. — Эй? — Сейшу легонько пнул того в ногу, — Алё…       Коко приоткрыл глаза и с прищуром посмотрел на его «будильник» расфокусированным взглядом. По лицу в немеренных количествах стекала вода, шум дождя сбивал с мыслей. Так холодно и мокро… — А... Инупи… Привет… — промямлил он, будто и не ожидал его увидеть у его собственного дома. — Ты че здесь забыл?       Прошло некоторое время, чтобы Коко ответил. — Где ты был? — На работе… К чему вопрос? — Где ты был последние пару дней? — А тебя ебет? Там же, где ты и был последние несколько лет — в пизде!       Горькая ярость моментально раскаленной лавой растеклась по телу. Обида и боль разом вспыхнули в сознании. Хотелось ебнуть его с ноги, да посильнее. Так, чтобы он, сука, больше и не думал здесь появляться. — Инупи, я… — Блять, Коко, хули ты припёрся сюда? Может, ответишь? — Тебя увидеть, — голос дрожит, а зубы стучат от холода — Меня увидеть захотел? А че сейчас-то только? Акане, наконец, отпустила или жажда бабла? — Инупи! Я не хотел… Я... скучал по тебе… — он закрыл рот запястьем.       Не дав договорить, вновь перебивает: — Блять, Коко, пошёл ты на хуй. Какого хуя ты опять появляешься в моей жизни? Чтобы потом снова съебать в закат и оставить меня одного? Ты думаешь, я так просто прощу тебя, если ты просто придёшь ко мне? — Сейшу… — Я, блять, любил тебя, а ты бегал за мной только потому что я, сука, ебалом на сестру похож. Тебе самому не смешно с этого? — Я не видел в тебе Акане, я… — Да-да! Точно так же ты не видел её во мне тогда, в библиотеке! Аж разрыдался, когда меня поцеловал…       В голове всплыло разом абсолютно все, что хотелось высказать ему за все это время. Все то, что обдумывал снова и снова. Все, из-за чего он постоянно плакал по ночам, засыпая только под утро. Но язык цеплялся за странные факты, которые внезапно появлялись у него в голове. В мыслях такая каша, что не получается формулировать фразы так, чтобы не сделать ещё больнее. Ни ему, ни себе. Но сердце, будто отдельно от мозга, говорит так, как считает нужным. Да и похуй как уже. Вот он — перед тобой. Говори что хочешь, главное скажи, чтобы услышать любимый голос в ответ. Каждый раз, когда он вспоминает тот самый день, на губах появляется фантомное ощущение Его губ, Его горячего дыхания, Его запах снова ударяет в ноздри, а волосы, как тогда, снова треплет ветер из открытого окошка. А после слышит это дрожащее «Акане…» и тихий плачь. И так больно от этого. Физически, сука, больно. Ёбаный, блять, Коконой! — Хули ты вылупился на меня? Думаешь я совсем долбоёб и нихуя не замечу? Я жалею, что ты спас меня, а не Акане, не меньше твоего. Ничего бы не было, если бы ты в глаза не долбился.       Все это дерьмо оставило тяжёлую травму, ведь человек, которого ты любишь так сильно, спас тебя по ошибке. Ты выжил по ошибке человека, ради которого готов отдать жизнь. Ты должен был умереть. Спасти должны были не тебя! — Сей… — он поднял голову, смотрит на Инуи, как на что то священное и дорогое. Лицо наконец освободилось от волос, только редкие мокрые локоны прилипли к раскрасневшимся щекам и лбу. Глаза красные, будто под чем-то, но он полностью трезв. Солёные слезы мешаются с дождём и текут по лицу, скатываясь и проливаясь с подбородка вниз. И не скажешь сразу, что он плачет. Незаметно, пока в глаза не глянешь, да не прислушаешься. — Проваливай нахуй отсюда и не возвращайся… — дрожащий голос выдаёт наступающую семимерными шагами истерику. А ведь он этого не хочет. Не хочет, чтобы тот уходил. Хочет обнять его как можно крепче, прижать к себе, согреть и говорить о том, как сильно его любит. О том, как сильно он скучал, о том, как часто мечтал о их встрече. Рассказать обо всем, что с ним случилось, наблюдая за реакцией Коко, который мило улыбается и слегка приподнимает брови, внимательно слушая его. Рассказать о переживаниях, застав некое беспокойство в его глазах. Хочет просто лежать с ним на траве в ночном поле, держать его холодную руку и смотреть на звезды. Похуй ему на всю эту тупую романтику, но с Ним это ощущалось как что-то внеземное. Не только эти, казалось бы, слащавые свидания, но и обычное времяпровождение вызывали всегда у него бурные эмоции. Сейшу столько лет пытался абстрагироваться от мыслей о нем, и каждый раз, когда это более-менее получалось, его рожа снова появлялась перед глазами. Правда не лично, а в газетах, телике, в большинстве случаев в компашке Хайтани, Санзу и прочей нечести, где то в их тени, в маске для конспирации, и в частности, не в лучшем свете, а в розыске. И каждый раз, когда он видел подобные новости, его накатывала такая тревога, животный страх за Коко, что его посадят, убьют, будут пытать. И каждый раз ебашила такая мотивация его найти и дать кулаком в его милую ебасосину, но каждый раз эта мотивация заканчивалась слезами и истерикой, когда Сейшу, сидя на коленях у себя в ванной, боком оперевшись о стену, неистово рыдал от беспомощности и спрашивал некого «Коко», которого рядом не было, за что он оставил его одного, чем он заслужил подобного отношения и почему именно в него он так сильно и так давно влюблен. Все эти сказки про «влюблённость проходит за три года» — брехня тупого идиота, ведь сколько он себя помнит, влюблен в него. И каждый раз, когда он видел все эти фотографии, сердце начинало биться так сильно, что хотелось, чтобы оно вовсе остановилось. А сейчас, когда он так близко… — Завали свое ебало, Инупи, — судорожно и хрипло просит он, — и дай мне договорить. — он делает глубокий вдох, пытаясь привести голос в норму. Он не думал, что Сейшу заплачет, по крайней мере, так быстро. Он был уверен, что Инуи его отпустил и принял его решение уйти. Но как оказалось — он такой же. Так же скучал и так же убивался. — Я ушёл, потому что любил тебя. Я боялся за тебя. Боялся за твою жизнь. Я бы никогда не простил себя, если бы умер ещё и ты. Я не видел в тебе её. Не в библиотеке, точно не там… Блять… — он взял секунду, чтобы собраться с мыслями. Жестикулирует замершими пальцами, будто это поможет ему что-то сказать в свое оправдание. — Ты — это ты, а Акане мертва, и я осознаю это. Или ты совсем меня за шизика держишь? — истерично посмеивается сквозь слезы, — и я не жалею, что спас именно тебя. В моменте — да, но… — опять кратковременные пауза. — Со временем я понял, как сильно я тебя люблю. А я ведь… — он жмыгает носом, щурится от слез, губы дрожат и контролировать все это становится сложнее. Голос срывается, но он все ещё держится, — дал ей обещание. Поцеловать только того, кого действительно любишь… Это цена одной моей ошибки, и я с радостью её выплачу… Прости, Инупи. Ты мне очень дорог: был, есть и будешь. Я скучал по тебе. Очень сильно. Не было, наверное, ни дня, как я не вспоминал о тебе. За все эти, сука, годы. — он протёр нос рукой и шмыгнул. Отвел взгляд, чтобы не смотреть на эти наполненные болью глаза. Стыдно, сука. Но ничего не вернёшь. Да Коко сам безумно хотел встречи с ним. Хотел, чтобы тот отпиздел его до полусмерти. Хотел, чтобы он с ненавистью в глазах смотрел на него, избивая его кулаками по лицу, пока не выбьет все зубы, пока изо рта и носа не будет хлестать кровь, пока все лицо не будет ею залито. Хотелось всем телом почувствовать душевную боль Сейшу. Он ведь пытался сбежать. Но все это преступное дерьмо чёрными тентаклями обволакивало тело, становясь с ним одним целым, и утягивало на дно. От беспомощности вечно тихо рыдал в ванной, но в отличае от Сейшу, дорогой, с индивидуальным дизайном и всеми удобствами. Ведь счастье можно купить за деньги? Нет, блять, нельзя! Все бы деньги отдал, только чтобы снова лежать на полуразвалившемся диване в заброшенном магазине Шиничиро, положив голову на любимые коленки, одетые в белые штаны формы Чёрных Драконов, и чтобы рука Инуи аккуратно гладила по волнистым черным волосам, перебирая каждую порядку, узорно проводя пальцами по выбритым полосками на его голове. А за деньги получает только слезы, текущие по щекам, пока он закрывает рот рукой, чтобы его плач никто не услышал, опирается спиной о дверь ванной комнаты, сильно жмурится, шепча лишь только «Сейшу, прости». Заебало! Как же все это заебало! Но, кажись, он пробил дно — поэтому он здесь. Будто бы Сейшу — последний шанс на спасение его души, либо единственный человек, с которым хочется встретиться и извиниться перед забвением. Но с каждой сказаной фразой первый вариант казался все сказочнее и сказочнее, просто что-то из ряда фантастики, но на который Коко даже и не расчитывал. А вот второй преобретает конкретные очертания, покупая билеты на частный рейс в один конец. — Ты меня так любил, что кинул? Я был готов умереть за тебя, Коко! А ты просто взял, блять, и ушёл. Я места без тебя не находил! Я рыдал несколько, сука, недель подряд, после того, как ты, идиота кусок, съебался! Так нахуя ты вернулся?! — на последней фразе срывается на крик. Вся его речь звучит прерывистой и несвойственно ему эмоциональной. — Я больше без тебя не могу, просто не могу, — сдавленно и еле слышно произносит в ответ. — А сейчас ты за мою жизнь не боишься? А за свою? Ты же сейчас ещё в большей заднице, чем был тогда! Так какого хуя? Почему ты не пришёл раньше? Потому что ты — ебаный эгоист, которому абсолютно похуй на других людей, в том числе и меня. Тебя ебет только собственное «я». А как хуево стало, так сразу прибежал. А мне что нужно было делать, когда было «хуево»? Ты же просто исчез…       Коко закрыл лицо руками и поджал колени. Теперь отчётливо слышно, как он плачет. Не плачет, а рыдает. — Коко?..       Уже не в силах сдерживать плачь, даёт полную волю слезам, утыкается лбом в поджатые колени, а руками хватается за волосы. Дыхание окончательно сбилось и стало прирывистым из-за постоянных всхлипов. Сердце бьется в такт бешеному ритму, а дыхание становится ещё более рваным и тяжелым. Слова вырываются из груди, переплетаясь с душераздирающими всхлипами. — Пожалуйста, прости меня… Я идиот, я просто, блять, идиот. Прости… — горло режет, как при сильной ангине. — Прости за все, что тебе пришлось пережить из-за меня. Мне действительно жаль, что так вышло. Я ушёл не потому что так хотел, а потому что я идиот. Если бы я мог что то изменить, я бы никуда не ушёл. Я бы вернулся. Я бы поцеловал тебя ещё раз. Я представляю, как тебе было больно, но я… — он резко, прирывисто набрал воздух в грудь, чтобы продолжить монолог, который рвётся из груди наружу, который поможет ему уйти спокойнее. — Инупи?       Сейшу сел рядом на мокрые ступеньки. Он глубоко вздохнул, по прежнему пытаясь успокоиться. Потряс головой, будто бы говоря ей «работай, сука». — Мне и сейчас больно, Коко. Но на что ты рассчитываешь? — Я хотел увидеться и извиниться. Мне этого хватит. Я не рассчитываю на то, что мы будем снова вместе. Просто… Мне это нужно было, — он пожал плечами. — Мне тоже нужен был этот разговор. Мне нужно было с тобой встретиться. Теперь я меньше хочу тебе уебать, — на его лице появилась небольшая улыбка, которая делала ещё больнее, чем слезы. Будто бы грудь колючей проволокой обмотали и затянули. — Я так хотел увидеться с тобой хотя бы ещё раз… — А слова били ещё больнее, как извращенный способ пыток, сводили с ума. Как те самые пытки крысами, прогрызают себе путь через сердце, разрывая его на куски. И в ответ сказать ничего не может, будто по горлу и легким растекается кипяток. — Ты по прежнему красивый… — смущённо, но свойственно уверенно, утвердил он. — Патлы отрастил, а покрасился нахуя? — Сам-то… — он старался не смотреть ему в глаза. Любимые зелёные глаза, украшенные светлыми ресничками, постоянно выглядевшие уставшим так сильно били по сознанию Коко, и он понимал это. — Коко… — заставляет обратить на себя внимание и хватает того за подбородок. — Ты все-таки такая сволочь… — кладёт свободную руку на плечо, — Но я все ещё тебя люблю. — И целует. На его губах — сладкий яд, который одновременно исцеляет и ранит. Хаджиме ошеломленно распахивает глаза, а рот машинально прикрывается. Смотрит на дрожащие реснички и боязливо кладёт ладонь ему на плечо. Вокруг все теряет цвет, мир кажется лишь фоном для них. Ни страсти, ни похоти, просто робкий поцелуй, который продлился лишь несколько секунд. — Это тебе месть за библиотеку, — он ухмыльнулся и отстранился. — Прости меня… Прости — Всё, не плачь. — встал и подал руку Коконою. — Пошли в дом, тебя хоть отжимай… Не пущу тебя в таком состоянии обратно ковылять. — Коко нерешительно коснулся руки и встал следом на подкашивающихся ватных ногах, — Тебе нужно отдохнуть, а то лицо у тебя такое, будто несколкьо суток не спал — Тебя ждал — Придурок ***       Висит неловкое молчание, только барабанящий дождь по окнам мешает абсолютной тишине. Коко сидит на диване укутанный одеялом с кружкой чая в руках, от которого исходит пар. Тело морозит — из-за дождя в купе с перенапрягшимся от истерики организмом. И нос ещё все время шмыгает. — Не согреваешься? А то тебя всего трясёт, — Инуи садится на край дивана. Он сам сильно замёрз, но единственное тёплое одеяло отдал Коко. В комнате так холодно, из-за того, что пару дней его не было дома, а окна были открыты. По спине бегут мурашки, а когда с волос капает вода, становится ещё холоднее. Коко в ответ отрицательно мотает головой, не поднимая взгляда, только гипнотизируя им чай. В комнате полумрак: единственный источник освещения — это настольная лампа тёплого света. — Ты нахрена под дождём сидел? — Боялся тебя пропустить — Как долго? — Дня два — Ты совсем ебнутый? — Не отрицаю — Ты, наверное, есть хочешь?.. Я могу что-нибудь приготовить — Не стоит себя утруждать, ты сам устал — Может… Доставку? — Как хочешь — я не голоден — Ты ел сегодня что-то? — Нет — А вчера? — Тоже нет — Так какого хуя? — Просто не хочу       Он трогает его лоб тыльной стороной руки, ожидая почувствовать высокую температуру, но Коко оказался чересчур холодным — По-моему ты помрешь скоро… — заключил Инуи. — Блять, Коко, ты просто ебанат… Закажи что-нибудь, пожалуйста… Иначе я на кухню — Я правда не хочу. Глаза слипаются… — он зевает, — пока курьер приедет, я усну уже. Если ты хочешь — заказывай, я оплачу       Это действительно не было похоже на его друга детства. Может, так просто кажется, из-за того что он сильно устал и на самом деле это всё тот же человек… — Перебьюсь — я тоже устал, — решил все-таки не спорить. — Пошли спать тогда, — он берет кружку из чужих рук. — Идём, — протягивает ему ладонь, и Коко, уже более смело хватает её и поднимается, придерживая одеяло на себе. Они зашли в небольшую комнатку, Инуи включил свет. — Ложись здесь, — он указал на заправленную кровать, куда сразу сел Коко, несколкьо потупив взгляд. — А ты куда? — На диван, в прихожую — Останься… — Коко… — …Ненадолго — Что ты хочешь? — Просто посмотреть на тебя       Они раньше часто спали вместе, иногда на очень узких кроватях, прижимаясь друг к другу вплотную, абсолютно не задумываясь о том что это может быть как-то «неправильно». Ведь они нормальные парни и не любят друг друга, так? Инуи сел на край кровати, а Коко пододвинулся ближе к нему и обнял сзади, уткнувшись носом в его затылок. Чужое тёплое тело так приятно греет его, и он машинально пытается прижаться ещё сильнее. С голых плеч спало одеяло и спине пробежал холодок. — Может, тебе рубашку принести? — Сейшу чувствует, как тот дрожит — Сам бы оделся, — проходит кончиками пальцев по руке, покрытой мурашками. — Я разберусь. Ложись и спи, я тебе свет выключу. — Спасибо тебе, — шёпчет он. — Спокойной ночи. — отпускает его из объятий и чуть отстраняется. — Если тебе нужно, я могу лечь с тобой, — он оборачивается и смотрит на Коко, щеки которого сразу порозовели — Мне нужно, — губы дрогнули в улыбке — Я так по тебе скучал, — Сейшу положил ладонь на его лицо — Я тоже скучал, — шёпотом, еле слышно пробормотал в ответ — Мне всегда так нравилось засыпать вместе с тобой, — он горестно улыбнулся. Рука с щеки сместилась на плечо. — Тебя было так удобно обнимать — А ты постоянно ерзал во сне, — хрипло проговорил он — Прости, — губы расплываются в неловкой улыбке — Я бы все сейчас отдал, чтобы снова проснуться от того, что ты у меня одеяло воруешь, — легко посмеялся и отвёл взгляд. — Как же я не ценил то время. Я так часто теперь это вспоминаю — А может сейчас и вспоминать не придётся, раз ты уже здесь — Буду счастлив, — он хитро сощурился и наклонил голову вбок — Я рад, что ты пришел. Лучше поздно, чем никогда… — рука снова поднимается к его щеке, — но лучше бы ты, сука, не уходил. — Сейшу приближается к парню, легко целует, а Коко обвивает его шею руками и падает спиной на кровать вместе с ним.       Мажет по губам, так рьяно и напористо, сминает их своими, слегка покусывая. Рвано шепчет прямо в губы, еле-еле слышно, такие нужные для них признания в любви, такие нежные и желанные. «Я люблю тебя… Блять, как же сильно я тебя люблю.» Проходит языком по зубам и снова вплотную прильнув к чужим, раскрасневшимся от поцелуев, губам, медленно, чувственно целует, будто вкладывая абсолютно все свои чувства, не пережитые за эти годы. Беспокойные, болезненные, досадные и доскливые, но все же чувства. Чувства, которые вызывают жгучую боль в груди, будто бы из неё вырвали сердце. А сердце бьётся в чужой руке и истекает кровью. И пусть бьётся, главное, чтобы рука была — Его. Второй поддерживает поцелуй, углубляет его, правая худощавая кисть зарывается в густые светлые волосы. Чувство утраты чего то важного постепенно пропадает, как чужие руки начинают блуждать по холодному из-за дождя телу, которое уже столько времени не может согреться. Проходят по выпирающим ребрам, касаясь всташих то ли от возбуждения, то ли холода чувствительных сосков, обхватывают талию, слегка ее сминая. Россыпь из влажных поцелуев покрывает раскрасневшееся от смущения лицо, переходит на шею, где багровыми синяками раскрываются засосы. Проходит губами ниже, кратко целует выступающую ключицу, еле ощутимо кусает её, что вызывает легкую дрожь у лежачего снизу. Дрожащие руки с дорогущими украшениями на тонких запястьях перемещаются на скулы Инуи, обхватывая их, и большими пальцами поглаживая по щекам. Правым проходится по шраму, как будто задумываясь о реальности происходящего. Нет больше никого как он. А больше и не нужно. Они смотрят друг на друга так желанно, но одновременно нежно, вызывая у каждого сумасшедшую бурю эмоций. В животе такое ощущение, что там не бабочки пархают, а целый рой ос жалит внутренности. Так больно, но так приятно. Никогда не верилось, что только один взгляд любимого человека способен на такое. Но это не просто взгляд — это наполненные болью, смешанной с нежной и уже навеки преданной любовью, заплаканные от недавно прошедшей истерики, с лопнувшими капилярами, родные глаза, на которые вновь выступают росинки слез. Верхний опускается и целует нижнего в переносицу. — Я тебя тоже люблю, — раздаётся уставший голос в ответ       Инупи смахивает слезы с глаз Коко и мягко проходит тыльной стороной руки по его щеке. — Не оставляй меня больше. Никогда — Теперь я с тобой до конца. Обещаю, — а из глаз снова слезы бегут, так яро и хаотично, и снова начинается ещё одна волна неконтролируемого плача. Сейшу пододвинулся ближе к Коко, почти вплотную, так, что ощущалось чужое обжигающее дыхание на лице. Инуи обхватывает дрожащее тело руками, прижимая к себе, а Коко обнимает его и руками, и ногами, утыкается носом в массивное плечо. Хотелось прижаться к друг другу настолько сильно насколкьо это вообще возможно, наконец согреться самому и согреть друга. Инуи гладит того по голове, по запутавшимся волосам, окрашенные в дорогой платиновый блонд. Проводит пальцами по выбритому виску, где красовалась татуировка «Бонтена», означая его бесприкословное повиновение и принадлежность этой чёртовой группировке. Заправляет выбившиеся локоны волос за ухо, проходит пальцами по ушной раковине, поглаживает мочку, в которую вставлена серёжка, что стоит, вероятнее всего, дороже, чем месячная зарплата Инуи. Становится так спокойно, но слезы предательски текут из глаз, оставляя на белой подушке темные влажные разводы. В комнате такая тишина, что прерывается редкими всхлипами и судорожными вдохами. Инупи подцепляет подбородок Коконоя, заставляет его поднять голову и посмотреть на него. Тут же мельком целует в распухшие губы, в нос, щеки, лоб. Зарывается носом в волосы, с таким родным запахом, что не поменялся с годами, только с отдаленным запахом парфюма, который почему то не вывелся после длительного нахождения под дождем. — Успокойся ты уже — Не могу, — он потерся носом о чужое плечо — Что ты не можешь? — Замолчи, Сейшу       Руки оглаживают чужую спину, успокаивая, нежно, чувственно и с невероятной любовью. Пальцами легко массирует выпирающий позвоночник, затылок. Тело покрывается мелкой дрожью, а по коже пробегает стая мурашек. Либо из-за того, что морозит, либо из-за действий Инуи. Тонкими пальцами зарывается в волосы, массажируя кожу головы, оттягивая отдельные локоны назад, перебирая их между пальцами. Со временем дыхание выравнивается, переодические всхлипы наконец прекращаются, и снизу раздаётся томное сопение. Инуи глубоко вздыхает полной грудью и аккуратно садится на кровати, чтобы не разбудить наконец уснувшего Коко. Спускает ноги на холодный пол и протирает глаза руками. На душе, как будто, больше нет той былой тревоги и скорби, что была все то время, когда он был один. Чёрная дыра в груди заполняется чем то тёплым и настольгичным, запахом его кожи и волос, ныне пахнущими дорогостоящими сигаретами. Столь родные руки, украшенные идиотскими браслетами и кольцами, которые хочется снять к чертям собачим, чтобы ничего не мешало их оцеловывать.       Только он собрался вставать с кровати, как его запястья коснулись холодные пальцы, а сзади послышался сонный и хриплый «Останься…». — Я до ванной… Подожди минутку       Ответа не последовало, рука, только что коснувшаяся его, будто бы безжизненная, упала рядом.       Вернувшись, Инупи укрыл Коко и выключил свет в комнате. Сам лёг рядом, также укрывшись одеялом и обняв друга (?). Наконец-то измученные стрессом тела могут достойно отдохнуть, находясь в настолько уютном месте, в настолько уютных объятиях друг друга. Так тепло и приятно. Не хочется ничего больше. Только остаться в этом моменте навсегда.