Я не гребаный мальчик-который-не-мальчик-и-который-не-выжил, я теперь дракон-изгой?

Этот день впрямь… был неплох. Эйрее не нравилось это признавать, но если действительно забыть, что ее гидом был папаша, то экскурсия по Пентосу была интересной. Она увидела большой храм Рглора, выложенный из красного кирпича, в центре одной их площадей города, который охраняли люди в алых одеждах. Эйрея не могла не заметить, что от этого места веет странной силой, магией, похожей на ту, что была на Драконьем камне, которую привыкла считать валирийской. Но все же другой. У нее был более выраженный привкус крови и тлена. Ей было любопытно подойти ближе и даже войти внутрь ровно настолько, насколько хотелось развернуться и унести ноги. Помимо этого, папаша сводил ее на представление уличного театра, которое оказалось неожиданно увлекательным. В конце концов, она за две жизни в театре была только раз, и то, на Лебедином озере. Это было частью культурной программы на конференции артефакторов в Санкт Петербурге, куда в тот момент еще ездила, а не заперлась в своем домике в полузабытой деревушке, чтобы ее никто не трогал и не видел, где и кончился ее путь, как Гарриет Поттер. Поход в театр тогда тоже произвел на нее сильное впечатление, как и последующий поход по барам, который ей устроили пару коллег, познакомивших ее с настоящей водкой и искусством ее пития. Она упилась тогда так, что ее занесли в гостиницу, потому что сама идти была не в силах. Наверное. О том, как кончилась так ночь памяти у нее не осталось, но вроде было весело. Кажется, даже громко пела в караоке и танцевала босая на набережной. После театра был короткий гастрономический тур. Эта еда была совсем не такой, как утром подавали в дворце принца. Эйрея не была экспертом, но местная кухня была немного похожа на индийскую, из-за обилия специй, привычной, что была в Вестеросе, где было много жаренного, тушеного и вареного мяса, и чего-то азиатского из-за множественных сладко-кислых соусов, а также фруктов и овощей, большую часть которых она вообще никогда не пробовала. Этот тур неожиданно закончился посещением небольшого храма валирийских богов, которых папаша, кажется, чтил, в отличии от Семерых, чья религия была официально единственной в Вестеросе и давно принятой королевской семьей. Она никаких богов не чтила, кроме Смерти. Эйрея и в прошлой жизни была не особо религиозна, попросту потому, что в детстве тетка не брала ее в церковь по воскресеньям, а в зрелом возрасте по храмам ходить ей было странно, если учесть, что ведьм когда-то сжигали. В этом мире, к богам она тоже так и не пришла, посему ее вера была только в то, что видела и с кем даже говорила. Смерть была настоящей для нее, и она точно знала, что все перед ней предстанут, рано или поздно. Поэтому, если судить по местным меркам, то все ее верования можно подогнать лишь в веру в Многоликого бога, чьим адептом через столетия станет Арья Старк, войдя в дом Черного и Белого в Браавосе. Впрочем, она не исключила, что Балерион тоже был одним из воплощений Смерти, как и Неведомые, и Многоликий, посему свечу около исполненной крылатой фигуры, являющийся гибридом человека и дракона, все же поставила, чем заслужила еще один пристальный взгляд папаши, чья цель сегодня явно была просканировать и усвоить любую ее реакцию и жест во время этого загула. День пролетел незаметно. И вот уже наступил вечер, который они встретили, медленно гуляя по набережной вдоль Пентошийского залива, где, как оказалось, водились рыбы, похожие на дельфинов. Эйрея уже порядком устала, да и кашель вновь стал ее донимать, а в груди что-то хрипело при каждом вдохе, даже несмотря на теплое вино с какими-то травами, который ей купил папаша в одной из таверн, но об отдыхе она не просила. Как это не удивительно, но ей не хотелось прерывать тихую прогулку, чтобы присесть, в кой-то веке, не полную напряжения и злости с ее стороны. — Это ничего не значит, ты же знаешь? — все же первой прервала молчание Эйрея, смотря на воду и положив в рот один из этих необычных довольно вкусных засахаренных лепестков какого-то сладковато-медового цветка, которыми ее бесплатно угостил торговец около порта. За красивые глаза, так сказать. — Твое доверие стоит дорого, а? — с ухмылкой спросил папаша, вскинув бровь и с весельем посмотрев на нее. Эйрея холодно фыркнула. — Твоя любовь стоит еще дороже, — язвительно парировала она. — Вот только она того совсем не стоит. Как ни странно, но даже не смотря на папашу, Эйрея ощутила, что ее слова его задели. Кажется, сильно. Возможно, даже сильнее, чем она намеривалась. — Не говори о том, о чем не знаешь, девочка, — хрипло произнес он, замерев на месте и резко развернувшись к ней. Эйрея не могла не заметить, как сжалась его рука, как будто хотела обхватить рукоять меча перед тем, как принц-изгой указал в ее сторону пальцем, сверкая холодной яростью, застывшей в потемневших фиалковых глазах. — Ты на самом деле еще не настолько хорошо меня знаешь, чтобы судить о моей любви, — жестко сказал папаша. — И уже тем более о том, сколько она стоит!.. — Почему ты не ходишь в детскую? — оборвала его Эйрея. — К Эггу и Визерису? Ждешь, пока и они будут тебя ненавидеть, как я, или начнут несчастно выпрашивать у тебя даже крохи внимания, как это делает Рейна? Или, как Люк, плакать от твоей грубости? Избегать тебя, как Джоффри, хотя тот тебя любит, ведь другого отца у него ведь и нет. Или, как Джейс, в чьих глазах так и застыло ожидание, когда ты бросишь их всех и когда ему придется взять на себя ответственность за эту семью, которую может разорвать на части в грядущем шторме? Ведь видят боги, кузина имеет задатки хорошей королевы. Но даже я за тот короткий срок, что жила с вами, заметила, что она ни хрена не делает, чтобы найти себе союзников, не пытается укрепить свое положение и своих старших детей, которых из-за своего высокомерия, кажется, все еще до конца не понимает, как подставила и на что обрекла, и, видимо, до сих пор наивно думая, что старых клятв верности хватит. Что когда король умрет, а даже в Долине все знают, что его здоровье давно ушло псу под хвост, все так и упадут перед ней ниц. И ты делу не помогаешь. Принц-изгой стиснул зубы. — Так и будет, — прорычал он. — Они… Эйрея грубо фыркнула и выбросила в сторону пустой уже кулек от лакомства. — Давай, папаш, мы же оба не идиоты, — снисходительно сказала она, сложив руки на груди. — Ты козел и мудак, но видел войну, знал битвы, варился при дворе, и народным принцем тебя не за красивые глаза зовут. Мысли уже холодно и логически. И скажи честно: если дядя-король оправится к праотцам в ближайшие пару лет, что, королева-консорт спокойно соберет детишек и внучков, оставит их драконов позади, и свалит в Старомест, ждать старости в Звездной Септе? Папаша оскалился и упер руки в бока. — Как разговор о цене моей привязанности перешел в беседу о политике и наивности моей жены насчет того, что будет после смерти моего брата? — едко спросил он, вскинув белесую бровь. Эйрея торжествующе щелкнула пальцами и указала указующим перстом ему в грудь. — Так ты признаешь, что я права? — спросила она с ухмылкой на губах, и прищурилась, прежде чем елейно добавила: — Впрочем, если хочешь, можем вернутся к твоему черному сердцу и хреновым родительским навыкам. Папаша сделал небольшой шаг вперед, нависнув над ней так, что могло показаться угрожающим. — Я убью за вас и сожгу целый мир, неужели этого мало? — тихо сказал он с каким-то затаенным… отчаянием что ли. Эйрея вновь ощутила, как у нее в душе шевельнулось нечто совсем не полное ненависти и злости к этому человеку. Что-то такое, что шевельнулось некогда в душе Гарриет Поттер, когда Дадли тайком оставил для нее холодный чай около комнаты на следующее лето после того случая с дементорами, и горячо возражал, когда понял, что она с ними не поедет в безопасное место, подальше от войны волшебников. Что-то, что могло бы стать крепкой семейной связью, если бы не упущенное время. Или большее количество времени впереди. — Ты собрал армию для брата, чтобы поддержать его во время Великого совета, где он стал королем, и воевал от его имени не раз, — тихо сказала Эйрея, непривычно мягко даже для себя. — И это что, хватило, чтобы он тебя не прогонял раз за разом, выбирая других людей, а не родного брата? Папаша отшатнулся от нее, как будто она дала ему пощечину, и на миг его глаза стали каким-то уязвимыми. И он отвратительно сильно напомнил ей Сириуса. Блестящий маг и дуэлянт, который так и не вырос, не был долюблен и не нашел себе места в мире. Принц-изгой, непревзойденный воин и любимец простого народа, который так и не перерос жажду признания и любви старшего брата, выбирающего других над ним. Оба как Питеры Пены, все никак не желали расти, быть ответственными, и предпочитали убегать, когда становилось слишком для них. Только Сириус убежал от своей сломанной жизни, убежал от нее, прямиком в объятия смерти, вместо того, чтобы попытаться что-то исправить, вести себя как взрослый мужчина, а папаша… «Он ведь поступит также», — подумала она, как будто в первый раз вспоминая, что своего брата Деймон Таргариен пережил-то меньше, чем на год. Что ему жить осталось всего пару лет. Возможно, подсознательно помня об этом, Эйрея еще и поэтому так цеплялась за свою неприязнь к нему. Ведь зачем ей прощать его, пытаться что-то построить, если он, как и другие ее отцы, или фигуры отца, скоро уйдет? И она опять будет сиротой, как и во все прошлые разы. — Скажи Рейне, что это ты нашел для нее яйцо, — вдруг добавила она, легонько хлопнув его по груди. — Сходи хоть раз с мальчиками к их драконам и согласись с каждым их восхищенным лепетом. Почитай Визерису и Эггу сказки на валирийском. Они это обожают. Расскажи Люку что-то о Лейноре, что-то хорошее, если ты что-то знаешь о нем. Он сильно по нему скучает. Вытащи Джейса из библиотеки, где этот парень буквально отрубается над книжками, все пытаясь выучить все на свете, чтобы стать идеальным наследником для своей матери, в те ночи, когда не мучается бессонницей. Хоть пару раз не будь козлом и побудь отцом что ли, если впрямь у тебя в груди не черный булыжник, а сердце. На миг между ними повисла тишина. — А ты? — хрипло спросил папаша, пристально смотря на нее. — Что же мне надо сделать, что бы немного оттаяло твое сердце, маленькая драконица? Эйрея вдруг ощутила острое желание найти кровать, превратиться в гусеничку, замотавшись одеялом с ног до головы, и просто уснуть. Будто этот слишком откровенный на ее взгляд разговор, который даже не хотела иметь с этим человеком, вытянул из ее все ж таки все еще болеющего организма остатки сил. Но раз уж начали, его бы стоило закончить. Или хотя бы свернуть так, чтобы они друг друга не убили в процессе. Она открыла было рот. Чтобы только закрыть его и слабо пожать плечами. — Я не знаю, — тихо сказала Эйрея, и отвернулась в сторону, туда, где был гудящий от жизни даже в уже столь поздний час порт. — Семья — это вообще для меня понятие чуждое, знаешь ли. А уж родители… Пример-то только один. Мамаша, которая не скрывала того, что хотела бы увидеть меня в земле, и… Она мрачно покосилась на папашу. — И ты, — многозначительно закончила Эйрея. — Точнее твоя та версия, что запомнилась мне в тот единственный твой визит в Долину, да все так и горит у меня перед глазами, даже когда я смотрю на тебя нынешнего. Принц-изгой усмехнулся. — Однако с твоими братьями и сыновьями Рейниры ты просто великолепна, — сказал он, приподняв бровь. — Моя жена даже уверена, что все наши мальчики в тебя в той или иной мере влюблены. Эйрея закатила глаза. — Они младше, — коротко сказала она, стараясь не думать о том, что это утверждение так же может относится к одной милахе. — Дети — это единственные люди, которые меня не раздражают… И не предают. Они еще слишком чисты и невинны для этого. Между ними повисло молчание. Не тягостное, и напряженное. Скорее спокойное и нейтральное. Без груза личных чувств, которые все еще висели в воздухе, но не давили непомерным грузом. — Ты будешь хорошей матерью, — с неожиданной теплотой сказал папаша, которую она впервые слышала в его голосе не только в свою сторону, а в принципе. Эйрея была неохотно польщена. — Не уверена, — сказала она, вместо признания, и дернула плечом. — Для детей нужен муж, а я скорее всего убью большую часть мужчин, которых встречу на своем пути, так как эта часть населения слишком задиристые самодовольные задницы, думающими, что раз у них есть член, то им благоволят боги. Папаша громко рассмеялся. — Да уж, — весело сказал он. — В таком случае, Деймион Веларион точно отпадает как кандидатура в твои мужья, моя свирепая драконица. Эйрея прищурилась. — Какой еще?.. — подозрительно начала она и поджала губы. — Лучше бы тебе сейчас сказать, что ты пошутил, и уже не искать мне за спиной мужа. Потому что тогда наш шаткий нейтралитет перейдет в вооруженный конфликт, и, поверь, следующее, что я в тебя метну, будет не кубок с вином, папаша. — Kepa, — твердо сказал принц-изгой, указав пальцем ей прямо в лицо. — Зови меня так, и тогда скажу, что пошутил. Она ему не верила. Ей не нравились реалии этого мира, а особенно положение женщин в нем. Туда не ходи, это не делай, ты тупая для правления, рожай и не возражай, мужа сама себе не выбирай и так далее. Эйрея была против всего этого. И все же понимала, что теперь папаша, как и кузина, или даже дядя-король, могли выдать ее за какого захотят. Естественно, она не собиралась с этим мирится. И, скорее всего, все кончится кровью или же побегом. Однако… — Деймон, — с нажимом сказала Эйрея. — Максимум, родственник. Для звания отца в любой вариации, я тебя еще слишком сильно хочу если не убить, так побить. Папаша прищурился. — Kepus, это не совсем отец, но близко, — начал торговаться он. — К тому же, тебе нужно привыкать больше использовать наш родной язык. Ты хоть и неплохо говоришь, но, как и у моих пасынков, у тебя ужасный акцент. Эйрея возмущенно поджала губы. Она была уверена, что с ее акцентом все очень даже хорошо!.. — Ладно, — сказала Эйрея сквозь зубы, на самом деле не собираясь ничего обещать, или хотя держать слово, совсем не подкрепленного магией или клятвой крови. — Слово «папаша» ты от меня больше не услышишь в зоне своей видимости и слышимости. Но знай, что если я вдруг услышу словосочетание: «Деймион Веларион», «жених», и «помолвка», а его вдруг найдут кастрированным, то оно может вернутся, и да, я тут совсем не причем, ясно? Принц-изгой закатил глаза, в которых сверкала гордость, веселье и насмешка, а на его губах расцвела широкая ухмылка. — Идет, — протянул он, и тут, как по заказу, их вдруг оглушил рев. Их голову одновременно обернулись к заливу, и Эйрея с облегчением, сама удивляясь, что то было таким сильным, увидела скользящего над водой Караксеса, летящего прямо в сторону набережной, где и так уже подрассосался народ, а от воплей дракона и вовсе разбежался кто куда. А еще через миг несчастно поморщилась, когда поняла, что она все еще была в гребаном платье, и что если ей хочется вернутся на другую сторону моря прямо сейчас, то ее ждет многочасовой полет в ночи, в одной тонкой тряпке, без нательного белья, сидя в чертовом седле, прижимаясь к папаше. Вот засада.