Я не гребаный мальчик-который-не-мальчик-и-который-не-выжил, я теперь дракон-изгой?

Впрочем, радовалась Эйрея рано. Палочка у нее теперь была, магия больше не шла через пень-колоду, и ее уровень волшбы был теперь не как не у дауна-пятикурсника, который не мог заострить спичку, но мог бахнуть неплохой боевой. А как у шестикурсника-отличника, максимум семикурсника, но тоже с некими провалами в магическом плане. Все ж таки переживать вновь молодость не всего есть плюс. Ее магическое ядро еще развивалось и не имело стабильности, и закончится этот процесс только к двадцати одному году. Примерно, ибо у каждого свой порог. И если учесть, что она получила палочку не в одиннадцать, как обычно делали дети-волшебники, для которых этот возраст был той отправной точкой, откуда начинал развивать истинный потенциал магического ядра, а уже в шестнадцать, то проблемы могут быть даже больше, чем Эйрея пока могла осознать. Посему мечтать о чем-то большем и перенапрягаться лучше пока не стоит, ведь это может выйти ей боком, о чем могла уверенно говорить из личного опыта. После Битвы за Хогвартс она еще месяца три ощущала себя как побитая собака, а любое колдовство было все равно что пустить ток по нервам. И уже позже, когда она училась и была действующим артефактором, пару раз пришлось лежать в больничках, чтобы прийти в себя, поскольку некоторые виды перенапряжением, выгоранием и всем прочим нельзя было поправить простым отдыхом и сытным куриным бульоном. Более того, ее тренировки с магией без палочки теперь стали в какой-то мере помехой, так как надо было привыкать по-новой колдовать уже с ней. А еще лучше — приспособиться переключаться между тем и этим, ведь терять навык к беспалочковой магии, как бы хреново та порой не выходила, было просто глупо. Да и местную стихийную дикую магию через палочку не пропустишь, и забивать на нее тоже не стоило. Короче, здравствуй переподготовка. Причем полная. Каждые чары и заклятия, с первого по шестой-седьмой курс, особенно те, что ей вообще не поддавались ранее, стоило бы отработать по-новой, чтобы понять свой нынешний передел. А еще стоило бы начать это все записывать. Эйрея никогда на память не жаловалась, а в этот раз она вовсе была почти фотографической, но все больше склонялась к тому, что полагаться только на нее, было все же тупо. Вдруг она забудет нечто важное, когда это будет очень нужно? Не-не. Она не могла потерять ценные знания из своей тыквы, где они болтались в одном экземпляре. Впрочем, она еще в первую неделю жизни на Драконьем камне выцыганила у мейстера, якобы для заметок по урокам, пару пачек пергамента, подшитого к кожаной обложке на манер блокнота. Дорогая штука. В Рунном Камне Эйрея себе такой позволить не могла, поэтому ничего не записывала, даже если возникали такие мысли. Опять-таки, ее покои там были не ее личной крепостью, где ее немногочисленные вещи были бы в безопасности, а местом, куда в любой миг мог сунуться любопытный нос кузена, его жены или еще кого. А в единственном тайнике и так не было места из-за краденого золота, которое все равно посеяла. Один из этих блокнотов она случайно сожгла, когда пыталась его сделать нескончаемым и непроницаемым, не рассчитав силу, влитую в начертанные на обложке руны. Но сейчас стоит попробовать еще раз. Будучи Гарриет, у нее была такая штука, куда она записывала все свои заметки по созданным артефактам и всегда могла вернуться к тому, что уже могла и забыть. Свои знания по рунам Эйрея уже выписала во вторую книжульку. Но на большее там места не хватит. Так что надо впрямь более серьезно и плотно заняться этим вопросом, как и своим магическим образованием. Теперь переучивание чар и заклятий должно пойти куда более гладко и легко, когда у нее есть палочка. Ей больше не надо тратить время и силы на одной только концентрации на потоке магии, который она пыталась вложить в чары, чтобы достигнуть желаемого результата вместо очередного взрыва или поджога, вместо того, чтобы сосредоточиться на результате. Теперь Эйрея могла просто начать заново доводить до былого автоматизма мысленное произношение чар и заклятий, как движения рук и палочки, не беспокоясь о таких мелочах. Это было одновременно удручающим, и в то же время, она не могла не ощущать предвкушение. Эйрея не знала, сколько еще пробыла в этих лабиринтах, где, используя то, что была тут в полном одиночестве, опробовала пару заклятий и чар, включая чары неприкосновенности и нерушимости на цепочке, чтобы ее никто больше не увел, пока ее не закачало, а глотку не начал драть кашель. Но когда она тихо пробралась назад, даже не запутавшись в коридорах дворца, и не встретив по пути никого, кроме пары слуг и всех тех же спящих охранников, то за окнами было еще темно. Эйрея решила еще поспать, раз уж было время, да и чувствовала она себе все еще не очень. Палочку она сунула под подушку, вместе с рукой, которой ее обхватила и держала, пока не рассвело и ее не разбудили две совсем еще юные девочки, даже младше Рейны и Бейлы, быть может. У них обоих были пышные мелкие шоколадные кудри, золотистые глаза, и слегка смуглая кожа. Эйрея подозревала, что они обе были наатийками, откуда, как водится, часто похищают людей, чтобы продать их в рабство, так как это очень миролюбивый народ. В этом, что девочки тоже рабыни она почти не сомневалась. Официально в Пентосе нет рабства, но фактически то тут было и очень даже процветало, как показывал яркий пример того же бедняги Лейнора. Это было отвратительно и Эйрея никогда не сможет смирится с этим. Но ничего не могла поделать, по крайней мере сейчас точно. Помимо девочек, еще прибыл сурового вида дядька в забавном шелковом темно-красном халате, с вышитыми на нем змейками, оказавшийся лекарем. Он говорил только на валирийском, короткими фразами, а удостоверившись, что она не умирает от пневмонии, сунул ей пяток тоников, велев их выпить, и размашистым шагом утопал прочь. Пить мутную бурду не хотелось. Но факт того, что ей впрямь стала легче с горлом и кашлем, как только она все же отравилась напиточками, нельзя было отрицать. После этого девочки помогли ей с омовением, хотя Эйрея была уверена, что сама с этим справится, расчесали ей волосы, смазав их несметным количеством каких-то ароматных масел и оставив их распущенными, и принесли ей одежду. Не ее. Это было свободное сиреневое платье с длинными расклешенными рукавам, расшитыми серебряными нитями, из скользкой тонкой ткани, и довольно широким вырезом с шитьем, где были вплетенные драгоценные камни. В комплекте шла бархатная красная жилетка в пол, шелковые тапочки, и тяжелое украшение на шею с кулоном в виде большого лунного камня. Нательное белье тут явно не предполагалось от слова совсем и все было в режиме постоянного проветривания. И больше ничего. Никаких других вариантов. Эйрея могла показать свой характер и сказать, что не будет это напяливать. Могла потребовать свою одежку. Но здесь вам не там. Пентос буквально был другой, потенциально вражеской территорией. И завтракать ей придется в компании не только папаши, но, кажись, и принца, что их приютил. Пришлось скрепя сердцем, и зубами, облачится в этот ужас, уже заранее предчувствуя ухмылку папаши, от вида ее и в платье, а так же натертые ляшки. Хотя, с этим Эйрея решила разобраться заранее. Едва она осталась одна, то соорудила себе из льняных тряпок, заменяющих полотенце, повязки на бедра, чтобы не натереть нежную кожу. И чтобы засунуть туда палочку, которую не собиралась оставлять позади. Свою цепочку Эйрея намотала на запястье на манер браслета, и бросила на них чары отвлечения, чтобы никто не заметил ее. Оттого, как легко у нее вышли эти чары, без всяких напряженных попыток контролировать поток магии и нервов от возможности что-то уничтожить, хотелось вновь от восторга завизжать, но она сдержалась. И уже только потом покинула покои. Девочки-служанки, от которых так и не смогла добиться имен, так как им явно велели помалкивать, ждали ее снаружи и едва она предстала перед ними, повели ее куда-то в другую сторону от той дороги, по которой бродила ночью. В конечном итоге, они привели ее на террасу. Большую такую, откуда открывался потрясающий вид почти на весь Пентос. Здесь стоял большой резной стол, тихо играли несколько музыкантов в углу, и сновали слуги, расставляющие блюда, больше подходящие для пира, чем завтрака. Хотя, для принца Пентоса, это мог быть обычный «легонький» утренний моцион. Кто знает этих богатеев?.. Папаша уже был здесь. Чистый, мытый, явно выспавшийся и одетый явно по местной моде. Светлая рубаха, чуть более темного оттенка свободные штаны, высокие сапоги из мягкой коричневой кожи и кафтан, расшитый золотыми нитями. Едва Эйрея ступила на террасу, его взгляд тут же был направлен на нее. Папаша осмотрел ее с ног до головы и широко усмехнулся. Ей тут же захотелось его убить. Или хотя бы облить вином. Но, к сожалению, помимо него, тут было еще пара человек. Женщина в богатом оранжевом наряде, обвешанная золотом так, как будто она была елкой, сидящая по левую руку от полного бородатого мужчины с унизанными перстнями пальцами, который мог быть только принцем Реггио, если она правильно запомнила его имя. А еще тут был парень лет двадцати-двадцати пяти, в желтом кафтане, подвязанном темным поясом, на котором были прицеплены ножны с кинжалом, украшенные камнями, больше похожи на аксессуар, чем на оружие, кремовой рубахе, расстегнутой почти до пупа, щеголяющим кудряшками, и больно откровенным темным взором, который слишком пристально осмотрел ее с ног до головы, прежде чем на его губах расцвела ухмылка. Судя по общим чертам лица с принцем, это мог быть его сын. Эйрее он не понравился. Даже несмотря на кудряхи, к которым, кажется, имела некую слабость. Сильно самодовольный и источающий ауру того, кто получает то, что хочет. Именно это некогда стало причиной, почему с Малфоем она подружилась только после того, как с него сбила спесь война и прочий лажовый жизненный опыт, полученный на насильной службе у Волды Морды, базирующимся в его родовом гнезде почти всю войну и еще немного до этого. А не на первом курсе, когда они впервые встретились. — Дочь моя, как вижу лекарь не соврал и тебе впрямь лучше, что меня не может не радовать, — первым подал голос папаша и, пружинисто встав на ноги, подошел к ней. Эйрея невольно застыла, когда его руки легли ей на плечи, а теплые губы прикоснулись к ее виску. — Улыбнись. Караксес улетел на охоту. Поэтому мы здесь застряли, пока он не вернется, — чуть слышно произнес сквозь зубы принц-изгой, перед тем как обернулся обратно к остальным присутствующим, все еще покровительственно обняв ее за плечи. Выполнить его просьбу было трудно. Потому что какого пекла папаша отпустил своего дракона, их единственный быстрый транспорт до дома и ядерную боеголовку на минималках на случай беды в одном лице, погулять, пока они были здесь? На чужой территории, в чужой милости и даже без элементарного оружия, по крайней мере в случае папаши, поскольку Эйрея как сейчас помнила, в то утро, когда они отправились добывать ей дракона, перед тем, как все пошло псу под хвост, у него на поясе точно не было Темной сестры. И отсутствие меча на его поясе сейчас это только подтверждало. Но все же смогла собраться и улыбнутся. По крайней мере, Эйрея попыталась и очень надеялась, что это не было похоже на жуткий сердитый оскал, в котором ее губы так и желали растянутся. — Ваше высочество, — громко подал голос принц, расплывшись в широкой ухмылке, когда папаша буквально подтащил ее ближе к столу и хлопнул в ладоши. — Я почти готов обидеться на то, что вы прежде не представили мне свою старшую дочь. Она же прекрасна, как самый редкий экзотический цветок, и свежа, как утренняя роса. Такую красоту нужно холить и лелеять, а также любоваться так долго, как это возможно!.. Эйрею едва не разобрал нервный смех от столь сомнительных комплементов, но пальцы папаши, больно впившиеся в плечо, ее быстро привели в себя. — Спасибо, Реггио, — небрежно сказал принц-изгой, и с ухмылкой посмотрел на нее. — Моя славная драконица впрямь очень… уникальный экземпляр, который достоин почитания и всего самого лучшего. Если бы она что-то пила, то захлебнулась бы от того, как папаша ее назвал. Славная драконица? Уникальный экземпляр? Достойна лучшего? Эйрея что, кобыла на выставке? Милый питомец? Безмолвная кукла? Любимая дочь? Нет, у женщин тут был весьма ограниченный функционал, и мнение об их умственной деятельности было ниже некуда, но уж папаша-то должен был уже знать, что это был не ее случай, как и не должен был забыть о том, что вообще бросил ее пекло знает сколько лет назад, положив на нее огромный болт. Впрочем, может быть, у него впрямь склероз и он еще этого не понял. Ну так она заставит его понять. Причем быстро. Так же быстро, как нож может с одного удара сделать из одной печени целых две!.. Вдруг с места встал кудрявый отрок. Полы его кафтана драматично взметнулись, смутно напомнив этим Снейпа. Он стремительно обошел стол и, остановившись перед ней, отвесил глубокий поклон, при этом проникновенно смотря ей в глаза. Или на бюст, что более вероятно, судя по направлению его взгляда. Эйрея только и успела растерянно моргнуть перед тем, как ее руки сцапали грабли этого наглеца, и тыльной стороне ее ладони на миг прижались теплые губы. — Полностью согласен со всем сказанным, — томно произнес он с тем же сильным акцентом, что и принц Реггио, и распрямился, хотя руку ее не отпустил. — Вы, моя принцесса, одно из самых прекрасных созданий, что я имел честь лицезреть. — Я не принцесса, — коротко бросила Эйрея, дернув плечом. — Далековато по линии наследования, чтобы получить этот титул. Леди, — это мой потолок. Кудрях прищурился, кажется, не совсем ожидая, что она так ответит, а потом улыбнулся шире. — Королева вам подошло бы куда лучше, — льстиво произнес он и наклонился чуть ниже. — Кстати, я Гессио Харатис, сын его высокопревосходительства, Реггио Харатиса, уважаемого и почитаемого принца Пентоса. «А еще поди самого скромного, прям как ты сам», — подумала Эйрея, ощущая, как губы уже сводит от этой нелепой улыбки, но вместо этого она лишь вскинула бровь. — А знаменитый писатель Гессио Харатис, написавший «Прежде драконов» случайно не ваш предок? — со всей возможной сладостью произнесла она, чувствуя, как еще немного и заболят не только губы, но и зубы. Принц Реггио громко засмеялся и вновь хлопнул в ладоши. — А ваша маленькая леди не только красива, но еще и очень умна, а, ваше высочество? — воскликнул он, подмигнув папаше, как будто они лучшие друзья, и, будто спохватившись, махнул на свободные стулья. — Любит книги, как вы, полагаю. Ох, да что это мы, давайте уже приступим к еде, пока все не остыло. Момент для бесед мы можем поймать ведь между уткой и паштетом, а? И вновь засмеялся со своей же шутки. Эйрея захотела развернутся и свалить. У нее было чувство, что она попала на представление, где не знала сюжета, и куда ее притащили насильно. Но куда тут деться? Дракона нет, папаша с одной стороны, этот Гессио с другой. Был вариант только всех убить в этой комнате, но папаша ей еще пригодится живым, да и близнецы, как и мелкие, вроде любят старика, даже если он не был даже номинантом на приз «Отец года». Пришлось пересилить себя, и, продолжая улыбаться, занять место по правую руку от принца-изгоя, и стараться не хвататься за нож, из-за того, что Гессио помог ей присесть за стул, встав ей за спину, отчего все инстинкты встали на дыбы. Пекло побери, это будет чертовски долгий завтрак.