Я не гребаный мальчик-который-не-мальчик-и-который-не-выжил, я теперь дракон-изгой?

Большой высокий костер смастерить не вышло. Эйрея знала, что Веларионов хоронят в море. Но море было далеко. Поэтому придется обратится к его наследию как Таргариена, и устроить мини-крематорий. Ее магии было достаточно, чтобы нарубить сучков в ближайшем лесочке, и обложить ими Лейнора, подобно деревянной пародии на саван и немного положить под него. Она хотела его сжечь и потом уже топать до той деревеньки, которую она видела вдали, потому что на Морской Дым и так надежи не было, а теперь, когда его всадник мертв… Когда Эйрея закончила, то неуверенно покосилась на дракона. Нужно было поджечь этот импровизированный костер. Можно, конечно, использовать магию, но... Когда она неуверенно сказала то самое заветное «dracarys», вместо того, чтобы своими силами поджечь костер, дракошик послушно распахнул пасть и выпустил струю огня. Эйрея считала это символичным. Ее магический огонь никогда не заменит огонь дракона, в коем все всадники в конечном итоге сгорали, если верить книжкам о церемониях Древней Валирии и обычаям, который сохранили Таргариены. Эйрея не должна была стоять над костром, так как, по сути, не знала Лейнора и не сожгла его только из жалости, считая, что никто не заслужил гнить в поле. И тем не менее, она не ушла сразу, а стояла около кострища, крепко сжав в руке перстень, пока того не остались головешки и пепел. Эйрея честно попыталась подойти к Морскому Дыму, все же надеюсь, что тварюшка ее вернется домой, но тот как застыл, вперив взгляд в догорающие угли погребального костра, так и лежал. Даже на ее сердитый пинок не среагировал. Пришлось развернутся и топать в сторону деревни, по пути сорвав пару яблок в саду, чтобы хоть чем-то перекусить, где, как оказалось, жило полтора калеки и пара старух. Судя по разрушениям, которых не было видно издали, не так давно деревушка подверглась нападению. Одна из самых бойких старушенций, Марре, повстречавшейся ей на пути, это подтвердила. Более того, Эйрея узнала откуда здесь взялся Лейнор. Он тут тусовался почти месяц, в одном из заброшенных полуразрушенных домов, вроде как сбежав от орды дотракийцев во время бойни, которую тут те устроили, решив, что привычная откупная дань местных была мала, и вынесли все и всех, что было только можно. Те, кто здесь остался, успели попрятаться в подвалах. Было еще пара беглых рабов из орды, которые пришли с ним, но они скончались от ран и болячек еще в первую неделю после того, как здесь оказались. Сколько Веларион был в рабстве, и как туда попал, естественно, знал теперь только он сам, забрав этот секрет в могилу. Марре была достаточно добра, чтобы не только с ней поболтать, но еще и накормила ее жиденьким рагу из овощей, которые не затоптали дотракийцы, дала ей еще яблок из сада, — их дотракийцы не очень уважали и почти не тронули — напоила мятным чаем с чем-то еще, что очень помогло ее горлу, и направила к дороге, что вела в сторону Пентоса, что лежала в паре часов от этого безымянного хутора. На драконе путь, не только до дороги, до самого занял бы не больше часа, а пехом топать было дня три. Эйрея заколебалась. Все-таки оставлять позади дракона было отстойно. Она должна помочь его виду выжить, к тому же, если память ее не подводила, Морской Дым участвовал в Танце, только с другим всадником, чьего имени все никак не могла вспомнить. Помнила только, что он был бастардом лорда Корлиса, которого также называл бастардом Лейнора, хотя тут явно была лажа. Эйрея была уверена, что если бы этот конек мог делать детей, то кузина бы так не рисковала, как бы хорош не был Харвин Стронг. И что у него был еще старший брат, — то ли Элин, то ли Ален, — ставший в последствие лордом Приливов… …и мужем Бейлы. Но не в этот раз. Эйрея не знала, что таит для нее будущее и для Таргариенов, но в этот раз она хотела бы все же, чтобы ее сестра, пусть они еще не знакомы, не выходила замуж за парня, который был ее дядей и особой верностью не отличался. Вроде как, он даже обрюхатил дочку их общего брата Эйегона, сделав ей пару бастардов, и даже путался с принцессой Дорна, пока дома его ждала беременная жена. Нет уж, дудки. Его брат, чьего имени все никак не могла вспомнить, хотя на краю сознания так и оно и мелькало, кажется, был хорошим парнем, умершим за дело Рейниры, даже когда та приказала ему отрубить голову после предательство двух других драконьих семян. А второго сыночки Морского змея им не надо. В конечном итоге, Эйрея все же решила вернутся к Морскому Дыму, и попробовать его уговорить лететь домой. Хоть с ней, хоть без нее. Ничего ему по Эссосу шляться, когда его там на Дрифтмарке новый всадник ждал, который в будущем очень пригодится. Однако, все, что она успела так это развернутся обратно в сторону садов, откуда пришла. И увидела, как эта дымчатая жопа поднимается с пригорка, где она его оставила, и улетает куда-то в сторону Пентоса, куда ее направила расторопная Марре. Эйрея надеялась, что он полетел домой. И проклинала его за то, что он бросил ее здесь. Ясное дело, что Морской Дым, кажется, почуял в ней магию, а иначе она объяснить это не могла, и притащил ее сюда, чтобы помочь своему беглому всаднику, чью боль, должно быть, ощущал. И чего раньше не полетел к нему? Спалил бы орду и забрал его, раз так хотел вернуть и мог чуять, где тот был! Или тот ему приказал этого не делать, когда сделал ноги из Вестероса? Пекло его теперь знает! Факт был в том, что теперь, когда тот умер, а она ничего не сделала, дракоша решил, что ну ее нахер. И бросил здесь. Где-то на Плоских равнинах, сильно западнее Бархатных холмов и в паре дней от Пентоса, где то и дело бегали дикие орды дотракийцев. Класс. Просто, мать его, блеск. Эйрея сердито шмыгнула заложенным носом, поправила на плече тканевую сумку с яблоками и бурдюком, полным воды, который ей дала Марре, и развернулась обратно в сторону старой валирийской дороги. Ее путь лежал через поля. После недавних набегов тут ничего не было, только трава и затоптанная пшеница и еще какая-то культура. Она не прошла и часа, как поняла, что уже устала. И что ей жарко. Солнце хорошо припекало, и, кажется, у нее поднялась температура. Эйрея хотела отдохнуть. Просто тупо упасть в траву и полежать. Но было слишком тепло. И прошлый раз, когда она прилегла отдохнуть и проспала целую ночь в открытом поле, еще не забыла. И совсем не хотела бы ее повторить. Вместо этого Эйрея решила кинуть на себя охлаждающие чары. Обычно это были чары для жаркой погоды, придуманные каким-то египетским колдуном. Они хотя и требовали концентрации, с которой у нее были проблемы без палочки, но были из разряда скорее слабых бытовых чар, чем сложного колдунства. Поэтому вполне себе держались на ее одежке целый час, прежде чем их пришлось обновить. Дорога оказалась мощенной. Хотя уже порядком подраздолбанной. С момента Рока, поди, никто не озаботился тем, чтобы поддерживать в рабочем состоянии путей, проложенных валирийцими. С магией проложенными. Она ощущала слабую магию со все тем же привкусом огня, крови и серы, что и на острове, и даже выковыряла пару кирпичиков, чтобы найти там что-то вроде рун, которые от ее прикосновения слабо засветились фиолетовым. Хотя она такие никогда не видела. Ни в этой жизни, где неплохо знала руны Первых людей, ни в прошлой. На саму дорогу Эйрея не стала ступать, а пошла по краю. Был бы пролесок, она бы в него ушла, чтобы было место, где можно спрятаться если что. Хотя дорога была пуста. Вообще никакое жизни, кроме пары полевых мышей, путающихся под ногами. Пользуясь моментом, Эйрея начала выполнять магические упражнения, какие часто делала в Рунном Камне. А именно начала бросать чары: от самых слабых до чего помощнее, выдерживая время с каждым и пока не ощутит первые признаки истощения. Это помогало стабилизировать магического ядро, понять как далеко она продвинулась между попытками колдовать, тренировала концентрацию и помогало контролировать поток магии. На Драконьем камне Эйрея почти этого не делала, боясь разоблачения и того, что не всегда выходило так как надо. Она так же попробовала сотворить огонь, как вчера, когда свалила из крепости, но впрямь, без подпитки от острова, где магия текла куда более гармоничным потоком, почти как с палочкой, вышла сделать только небольшой огненный шарик, который испарился через минуту. Во порыве злости, Эйрея обратилась к тем чарам, что ей давались без труда и раньше. А именно боевым. Им почти не нужна была концентрация, а потому магию можно не контролировать. Ведь чтобы порубить на куски, это было не особо нужно. Да и на то, что они получались то слишком сильные, то слабые, едва ли кто-то будет бухтеть. Правда, путники, которые пройдут тут в будущем явно не скажут ей «спасибо» за новые выбоины на дороге и вдоль нее, которые появились после пару мысленных Секо и Бомбарды. Но это уже была не ее проблема. Ей чутка полегчало от выброса пара, и утомило, и то ладно. После еще получаса пути, Эйрея рассеяно только левитировала разные камешки, и бросала их вдаль, как можно дальше, чтобы призвать их обратно и так по-новой. Левитация и приманивание — это наверное единственные чары, где нужна была концентрация и контроль потока магии, вкладываемой в них, которые выходили у нее как надо. Ну, еще немного щит, но без направляющиеся в нее силы понять насколько он все же сильный было очень трудно. Еще через полчаса она все же сделала привал. Деревьев на горизонте все так же не было, но ее ноги больше не выдержали. Эйрея плюхнулась прямо на край каменной дороги и умяла яблоко, запив то водой. Ее разобрал еще один приступ кашля, который ее уже замучил, а горло безбожно саднило. Она даже не была уверена, что у нее не сел голос. Хорошо хоть уши больше не закладывало и нос не тек так, как будто это был открытый кран, даже если дышать все еще было тяжко. Топот копыт. Она услышала их, когда делала очередной глоток воды. Эйрея быстро встала на ноги, схватив с дороги пальто, на которое уселась, чтобы не морозить дальше зад и развернулась в ту сторону, откуда доносился звук. Она надеялась, что это не чертовы дикари. Ей ведь только их не хватало. К топоту уже скоро прибавилось громкое гиканье, и Эйрея поняла, что ей не повезло. Вообще, блин, не повезло. Еще миг назад пустой горизонт по ту сторону дороги затянуло сначала облаком пыли, а потом появились буйные предки «бравых» воинов Дейенерис Таргариен во всем своем диком великолепие. У них в руках были их кривые мечи: аракхы, голые по пояс, и жуткие перекошенные морды, запачканные грязью и кровью. Кажись, те только кого-то разграбили. Пекло, и откуда они здесь вообще?! Пентос же не самая излюбленная их территория для набегов благодаря богатым откупам принцев и магистров! Бежать было особо некуда. Открытое, мать его, поле вокруг и ни хера больше. Эйрея даже не была уверена, что они ее заметят. Тупо снесут своей несущейся толпой. Она не видела, где был конец и начало этой ватаги. Пыль затмевала уже, казалось бы, весь горизонт. Куда бежать-то, если и бежать? Налево, направо, или вперед? Можно попробовать бахнуть Бомбардой, но что толку? Только разорванная конина во все стороны полетит, вперемешку с человеческой, и потекут обильные реки крови по этим красивым полям. Можно попробовать щит, но даже самый сильный и способный отталкивать физические вещи не выдержал был напора. Эйрея ощутила себя как парализованный человек на рельсах перед несущимся на него поездом. И этот поезд был уже совсем близко, готовый вот-вот врезаться в нее, хотя она в любом случае развернулась, чтобы ломануться прочь, ибо умирать под копытами лошадей было еще более глупо, чем утонуть. Бежать тоже, но уж лучше… На миг Эйрея забыла об орде, хотя об этом грохоте и воплях трудно было забыть. А все потому, что увидела нарисовавшегося из неоткуда в чистом небе кроваво-красного дракона с длинной шей. Папашин дракошик. В этот раз ей не было тошно. И напиться не хотелось. В этот раз, Эйрея была рада видеть эту тварюшку, и, кажется, даже была рада видеть своего несносного родителя, который не бросил ее шторме, как она думала. Ее сердце сделало странный кульбит, а потом сильно сжалось. Она предпочла думать, что это было от волнения и облегчения, чем от прилива чего-то теплого, доброго и совсем уже не столь враждебного к Деймону Таргариену, которого собралась ненавидеть до морковкина заговенья. Караксес тем временем пошел на снижение, а топот стал просто губительным для перепонок. Эйрея не знала, может быть это интуиция, но вместо того, чтобы бежать, она упала на землю, отбив себе все коленки и локти, и прикрыла голову руками. И вовремя. Залп огня из пасти Кровавого змея пронесся прямо над тем местом, где она еще миг назад стояла и врезался прямо в несущуюся ватагу. Какофония, полная боевого настроя сменился ужасающей мелодией смерти. Кони ржали, люди кричали, а в воздухе разлился жутчайший смрад горящего мяса, паленой шерсти и волос. Эйрея слышала, как мимо нее пронеслись выжившие дикари, по инерции все еще несущиеся вперед несмотря на то, что середина их орды была подожжена драконьим пламенем. Караксес издал рев, и, кажется, пошел на новый заход. Крики, вонь и огонь. Вот во что превратился мир вокруг нее. Дышать было нечем, всего раз приподняв голову, Эйрея увидела, что вокруг был густой черный дым и огонь, в котором метались тела как людей, так и лошадей. Бежать было некуда. Она лежала в почти идеальном круге из огня, который вокруг создал дракон в ужасающей пародии на буферную зону. Только ждать, пока весь этот яд утихнет, и надеяться, что не помрет тут от вони и отсутствия кислорода. Сгореть-то ей не грозило, но задохнуться... Порыв ветра, созданного огромными крыльями, был благословением. Он частично разогнал смрад и потушил пламя. Потом Эйрея услышала грохот и ощутила дрожь земли. Попытка приподнять голову была провальной. Зрение было мутным, глаза жгло и они сильно слезились, она хрипела как загнанная лошадь, и была уверена, что у нее отравление всеми этим ядовитыми результатами горения. Было чудом, что ее и без того хрипящие легкие, еще не скукожились окончательно и она не сдохла в этом дурацком поле. Эйрея издала невольный протестующий стон, когда ощутила, как ее буквально зашкирку, как нашкодившего кота, подняли на ноги, а потом куда-то потащили. Она попыталась сморгнуть слезы и муть, чтобы хоть что-то увидеть, но ничего не получилось. Только и могла что разглядеть впереди себя что-то ярко-красное. Как ее совсем неаккуратно затащили куда-то вверх, и усадили в седло, Эйрея не запомнила. Видимо, на какой-то миг просто отключилась. А вот порыв свежего чистого воздуха, который ударил ей в лицо и проник в измученные легкие, она запомнила. Как и твердые руки вокруг себя, и торопливый шепот на валирийском, сурово приказывающий ей дышать. И Эйрея дышала. Дышала, дышала и дышала, пока боль в легких и горле не стала настолько сильной, что ее сознание наконец отключилось.