Я не гребаный мальчик-который-не-мальчик-и-который-не-выжил, я теперь дракон-изгой?

Ее хватило на две недели. Эйрея была познакомлена наконец с младшими братьями, сереброволосыми комками радости с фиалковыми глазами, которые почему-то были в абсолютном восторге от ее темных кос и звена мейстера Маллиса на ее цепочке, и чьи моськи заставили растаять ее черствое сердце также, как карие глазища их общих братьев, чего она сама не ожидала. Думала, что их похожесть на папашу заставит отвернутся от мальчуганов или ощущать в их сторону обиду или еще что-то подобное. Думала, что она им может не понравится, или ей просто будет неловко, так как дети — это то, что всегда было ее слабостью, но в то же время, она едва ли часто проводила время в компании этих сладких маленьких людей. Но этого не было. Ни обиды, ни отторжения как с ее стороны, так и с их, ни неловкости. Она смиренно приняла факт того, что в ее гардеробе появились платья. Хотя до сих пор не носила их, упорно облачаясь в штаны и костюмы, вроде тех, что ей сначала принесли из старого гардероба принцессы, а потом уже пошили по ней. Приняла то, что каждое утро ее приходили одевать-заплетать служанки. И смогла стерпеть целых пять уроков вышивания и манер от вечно занятой кузины, где помимо нее была еще и Рейна, явно единственная среди них, кто впрямь наслаждался тем, что может сделать с ниткой и тканью. Эйрея привыкла к реву драконов, который часто были слышны за окном, особенно за ее, которое выходило частично на море, а частично на Драконью гору, вокруг которой не раз видела туманные крылатые тени диких драконов, летающих вдали. Она была на уроках, которые по большей части были полны информации, уже знакомой ей, и были скучными до слез. Эйрея без особо напряга возилась не только с мелкими, но и с Джоффри, решившим, что он теперь ее маленькая любопытная тень. Хотя просьб о фокусах больше не поступало, но это явно дело времени. Так же Эйрея проводила время с Люком, который почему-то был в абсолютном восторге, когда она читала сказания на валирийском языке, а не на общем, хотя он знал этот язык еще хуже, чем старший брат. Даже сильнее Эйегона и Визериса, для которых в первый раз их начала читать, еще тогда не зная, как найти подход к таким маленьким детишкам: один еще толком не говорил, а второй еще только учился сидеть ровно и ползать. Еще она пару раз спускалась в подземелья к дракошикам Люка и Джоффри, чтобы выдать столь желаемый вердикт малышне о том, чей дракон был красивее. И за что оба на нее дулись еще полдня, так как она решительно заявила, что это звание все же отходит Вермаксу, чей хозяин был так погружен в то, чтобы проглотить всю библиотеку, или в тренировках с мечом, в погоне за званием идеального наследника, что они едва виделись, кроме как во время приемов пищи. А еще она немного сблизилась с Рейной!.. Ее сестра оказалась на самом деле милой нежной леди, даже если под ее кожей впрямь дремал дракон. У них нашлись ровно две точки соприкосновения: книги, в поисках которых они впервые и столкнулись наедине в библиотеке, где состоялся их первый неловкий сестринский разговор, и отсутствие у обеих дракона. Бедняжку это очень тревожило, даже если она не говорила этого напрямую. У ее сестры давно уже была Лунная Плясунья, и папаша Бейле из-за этого благоволил, в то время как с младшей дочерью не мог найти тем даже для праздного разговора. В общем-то, как и со старшей, то бишь с ней. Как поняла Эйрея именно поэтому та так остро восприняла упоминания о своей матери, которая уделяла ей то внимание, какое папаша, и бабушка с дедом походу тоже, предпочитали отдавать Бейле, более бойкой девочке из близнят и, опять-таки, всаднице дракона, какой Рейна не была. Сама Эйрея была более спокойной на эту тему. Нет, она хотела летать, и даже завидовала родственникам, который могли это делать, но расшибаться в лепешку, чтобы получить дракона или страдать из-за этого не собиралась. Она даже выдержала целых два разговора с папашей. Оба произошли на тренировочном дворе, где Эйрея была, чтобы понаблюдать за тренировками парней и пометать кинжалы в мишень, и были больше похожи на «привет-держи-кинжал-выше, больше-будет-урона-и-кровищи-пока», чем на полноценные беседы. Как мечом машет принц-изгой, она тоже пришла посмотреть, поскольку что ни говори, Деймон Таргариен все еще козлина, но боец отличный, это нельзя было отрицать, и она не собиралась. Хотя убить его все еще хотела страстно, и совсем не старалась покупаться на любые его слова, жесты, поступки или что-то подобное. Впрочем, в данный момент, после того разговора, он впрямь не особо и старался. Кажется, Деймон Таргариен умел давать пафосные обещания, но все же был полным профаном в плане того, что делать с девочками, у которых нет драконов и чьи руки не тянулись к мечу примерно так же, как она в общении с людьми. Ну, или теми, кто намеренно его избегал, как делала Эйрея, кроме как во время еды, но и тогда он скорее наблюдал, чем действовал. Как большая хищная кошка перед прыжком, ей богу. Она не желала вновь взорваться и откусить все же его блондинистую голову. С младшими детьми он тоже явно не знал, что делать, так как в детской за эти недели они не столкнулись ни разу, хотя она была там часто, отчего-то чувствуя себя там, среди милого лепета, игрушек и невинных детей, в наибольшей, в основном ментальной, безопасности. Принц-изгой больше занимался пасынками, чьи активные тренировки, особенно Джейса и Люка, уже были в разгаре и где он мог оттянуться по полной, командуя бедными мальчиками, а последнего даже доводя до слез. Такой нежный ребенок. Эйрея не могла понять, как он вообще умудрился выбить глаза Эймонду со своей явной аллергией ко всему колюще-режущему, что было на тренировочном стенде. Нет, он мог выполнять инструкции и худо-бедно владел оружием, и мог себя защитить, но невооруженным глазом было видно, что это не его. И была рада, что кузине хватило ума увести детей сюда после всего этого фиаско. Судя по тому, что она помнила из книги Мартина, Эймонд был придурком, к тому же, одержимым придурком, и бедного Люка бы он сожрал еще до того, как пришло бы время им столкнуться в небесах над бухтой вблизи Штормового Предела. Не то, чтобы здесь это случится. Это она теперь знала точно. Эйрея могла бы предотвратить его смерть, но впрямь не всю саму войну, как хотелось бы. На третий день ее здесь пребывания к ней во сне впервые с момента перерождения явилась Смерть и твердо дала понять, что она не может остановить Танец или убивать заранее активных участников будущего столкновения, о чем, видимо, думала слишком часто, что даже Предвечная субстанции в ее лице, или что там было под этим чертовым капюшоном, об этом прознала. Прецедент Рейниры, как первой женщины на троне, и борьба за него должны были здесь состояться, так как это чуть ли не было уже вырублено в камне и должно было стать поворотным моментом в истории этого мира. А ее задача все же была именно минимизировать ущерб, но не остановить войну на корню. А также, помимо этого, спасти драконов от вымирания и добиться именно победы Черных, вместо той пирровой херни, где не было победителей — лишь пара выживших сломанных детей, и еще убедится, что та, как и ее потомки, понимали, что Железный трон не для них выкован, а для будущего спасителя, и что они только охраняют его, царство и драконов для последней битвы человечества. Лично по ее мнению, хрен редьки не слаще. И вообще, вместо мутного разъяснительного приложения к миссии, лучше бы Смерть, раз уже вновь вспомнила о ней, подкинула ей палочку. Впрочем, Эйрея забыла об этом спросить, самозабвенно и совсем без задней мысли, вывалив на ту, кто все это заварил, целую воз и маленькую тележку претензий и ругательств на тему того, что она переродилась у двух людей, кому была не нужна, где она все это видела и в каких тапках. На что в ответ получила только пожатие плечей, или чем-то там, что ей они заменяли, и равнодушный ответ, что время для нее не что, и что она только пожинает души, а перерождениями и распределением судеб за пределами великого предназначения и миссии, которую она ей поручила, не ее дело. Это была полная херня и Эйрея была в этом уверена. Все Смерть знала и ничего не делала без какой-либо подоплеки. Но с ней этой подоплекой эта бессмертная субстанция не поделилась. А к концу второй недели жизни среди Таргариенов в их родовой крепости, она поняла, что у нее начинает свистеть фляга. Эйрея ощущала почти физическое удушье от того, что впервые за шестнадцать лет, а может быть и дольше, если считать ее годы как отшельника, каким стала Гарриет Поттер под конец своей фееричной жизни, ей приходилось под кого-то подстраиваться, сдерживать колкие слова, что так и рвались с уст, помалкивать и делать то, что ей не хотелось. Она и прежде была очень независимой, особенно после того, как бросила притворятся хорошей гриффиндуркой и лишилась даже подобия иллюзий о дружбе и привязанностях Уизлов, Грейнджер и всех им подобных. А сейчас, прожив буквально жизнь, где была никому не нужна, но и почти не была обязана делать то, что ей не казалось привлекательным, полностью предоставленная себе, тем более. Пекло побери, у нее даже не было нормальной возможности тренироваться со своей магией!.. Магией, которая была ей нужнее, чем уроки истории, письменности, цифр, манер и всего прочего, что должны знать дворянки и даже принцы, а также все эти глупые платья и даже мечи с кинжалами, которые научилась больше метать из скуки и нужды себя защитить, чем из искреннего интереса к оружию. Магии, которой был пропитан остров, и которую она могла ощущать, медитируя по ночам, но она не могла толком проверить, как это поможет ей или даже попытаться «прощупать» источник, так сказать, ибо это могло сулить стихийный всплеск магии. А Эйрея не хотела быть разоблаченной. И не ощущала себя в полной безопасности даже в своих новых чертовых покоях, несмотря на запирающих чар на дверях, которых не было достаточно, чтобы угомонить ее паранойю, или помочь избежать того, что предметы в ближайшем радиусе не начнет трясти, или они не вспыхнут пламенем, если учесть, что магия на острове была явно огненной. Хватит и того, что семейство теперь знало о ее неопалимости. Эйрея ощущала весь день себя как на иголках, едва могла слышать, что ей говорят и поддерживать разговор. Даже время с детишками, которые уже научились вить из нее веревки — свинки бессовестные — не помогло сбросить это напряжение. Ей нужно было уйти. Нужно было подышать и ей нужно было… Она не знала, что ей именно нужно, но знала, что если еще хоть на миг задержится в крепости, то будет взрыв. Причем буквальный, так как ей уже ни раз пришлось делать дыхательную гимнастику, чтобы угомонить стихийный всплеск собственной магии, от которой рядом с ней начали дрожать предметы, как будто их лихорадило, едва ее самоконтроль начал ослабевать. Нога уже почти не болела, поэтому стырить веревку и сбежать через стену около заднего выхода из замка, который был ближе к Драконьей горе, и почти всегда окутана воняющей серой дымкой, труда не составило. Все ж таки, не зря, обнаружив в себе неожиданную любовь к почти самоубийственному альпинизму, облазила все в Рунном Камне, лазя там и по стенам, и крышам и всему тому, куда только можно было залезть. Можно было выйти через Главные ворота. Но ей не хотелось, чтобы за ней послали кавалерию, это раз, а во вторых, сам побег, поспешный и рисковый, дал ей приток столь нужного адреналина и ощущения, что она, и только она, контролирует то, что делает. Эйрея быстро направилась прочь от крепости, желая просто отдалится от нее как можно дальше, хотя и не имела точной цели. Время уже клонилось к вечеру, поэтому остров начали окутывать сумерки. Но ее это мало волновало. Она просто шла и шла, пока не ощутила, что тупая боль в бедре, все еще сохраняющаяся при перенапряжении, начала нарастать, и Эйрея просто плюхнулась на скалы, ниже по дороге, куда вышла, обойдя стены, и откуда открывался довольно хороший вид на бушующие волны Узкого моря, омывающий остров. Холодный ветер кусал кожу и трепал ее волосы, но… Эйрее было хорошо. Она просто прикрыла глаза, и выдохнула. Один раз, другой, пока бешено бьющиеся сердца наконец не начало успокаиваться, а напряжение в теле не начало ослабевать. Все ж таки неуемной душой была, что тут скажешь. Сам остров ей был мил, даже несмотря на запах серы, скалы, ветер и в принципе не самую живописную картину, которую он из себя представлял. Этот остров был домом. Но жизнь в крепости ей была в тягость, даже если понимала, что надо привыкать, так как ее хотелки тут мало кого волновали. А бегать по местным полям, давая ветру трепать волосы, и надеяться, что война еще далеко, было попросту глупо и недальновидно. Смерть уж точно не оценит. Но сейчас она все еще могла поймать миг мира. Сделав еще пару вдохов и выдохом, наслаждаясь соленым морским воздухом, который проникал в ее легкие, Эйрея открыла глаза и опустила взгляд на свои сцепленный руки. Она медленно раскрыла их, как лепестки цветка, и сосредоточилась на магии, кипящей у нее под кожей, и требующей выхода точно так же, как и все то напряжение, что сковывало ее все эти дни. Более того, Эйрея попыталась вновь сосредоточится на той стихийной магии, которой была пропитана эта земля под ней и сам воздух вокруг нее, как делала это ночами. Но в этот раз она не просто пыталась ее ощутить, а потянуться и «коснуться» этого древнего огненно-горячего сердца, пульсирующего в центре острова. И почти сразу она ощутила себя так, как будто пыталась скорее разбудить старого ленивого зверя, - дракона - который был очень-очень долго в спячке, а не касалась пылающего очага, как думала, что магия здесь будет ощущаться при более близком соприкосновении. И тем не менее, этого того стоило. Спустя пару минут своеобразной медитации и погружения в себе, Эйрея ощутила как в ее вены неохотно полилась первобытная сила. Магия. Горячая, с медным привкусом крови и пепла, согревшая ее так же, как ныряние в то кипящее озеро. Впрямь старая магия. А потом, вместо небольшой искры, которую она хотела вызвать, не боясь, что будет замечена, в ее ладонях вспыхнуло яркое пламя, окутавшие ее ладони, который пришлось быстро приподнять, пока не умудрилась поджечь штаны и сапоги. Обычно ее хватало ненадолго. Усталость начинала накатывать волнами, а концентрация быстро терялась. Самый большой рекорд — это четыре минуты и кровотечение из носа шло в подарок. Но сейчас Эйрея даже не делала над собой усилий. Пламя просто горело в ее руках, лаская пальцы, вокруг которых всполохи вились, как избалованные коты, подпитываемое древней магией острова и ее собственной. Эйрея была уверена, что сейчас могла сотворить что-то большее. Могла устроить целое кострище, не прилагая сил, и спалить хоть весь остров. Могла сделать полноценный патронус или еще что-то. Конечно, это могло быть результатом легкой эйфории от ощущения магии на кончиках ее пальцев, такой сильной и первобытной, какой в этой жизни она еще не ощущала, а может и нет. Эйрея лишь завороженно смотрела на яркое пламя и уже было хотела все же проверить, что еще может сделать, но тут ее покой был нарушен. Концентрация испарилась, поток дикой магии острова в миг иссяк, а пламя на ее руках погасло. А всему виной был отчетливый звук огромных крыльев, рассекающих небо где-то позади того места, где она восседала, порыв ветра ударивший ей в спину, после того, как выше и ближе к дороге, приземлилось явно очень тяжелое тело, отчего даже камень под ее задницей завибрировал. Эйрея непроизвольно сглотнула, понимая, что у нее за спиной не кролик появился, и не бяшка прыгает. И даже не милые молодые дракошки племянничков, которых она совсем не боялась. Это было явно что-то более большое, старое, крылатое, зубастое, и потенциально очень голодное. Она прикрыла глаза, когда услышала, как тушка за ее спиной стала ближе, посыпались камешки, а ее затылок опалило горячие дыхание, заставившие шевелится волосы и вызывающие легкую тошноту от адской вони. Ее дыхание замерло. — Хмм, говорящий наконец покинул каменное гнездо, где живут людь, — произнес уже знакомый шипящий голос, который Эйрея надеялась все же списать на глюк. — Почему ты не прийти раньше, когда я тебе звать? Она прикрыла на миг глаза. После чего собралась с духом, медленно повернула голову и бросила взгляд через плечо, малодушно надеясь, что у нее все же еще один глюк. Один крохотный глючонок. Вот только гигантская черная туша, почти нависающая над ней, закрывая вид на дорогу, небо и горы выше, как и жутко светящиеся в темноте ядовито-зеленые, слишком умные для ящерицы глаза, вперившие свой взгляд в нее, быстро разбили все надежды на то, что у нее беда с головой. Ну, больше, чем то было обычно, уже вторую жизнь подряд. Это впрямь был дракон, и он действительно с ней, мать его, говорил. Вот хрень.